Страница:
«Он не сказал мне этого, но за столько лет я хорошо изучил генерал-лейтенанта. Мы можем ждать его даже сегодня вечером. Скорее всего, он вызовет меня и Мики, но вам, Накамура, тоже нужно быть готовым. Поэтому я ходатайствовал о предоставлении вам индивидуальной комнаты. Сегодня же вы переезжаете из казармы в собственное помещение, здесь, в одном из домов командного состава. Там пустуют две квартиры – меньшую предоставили вам».
Накамура вскакивает.
«Спасибо, господин полковник».
«Сидите, Кодзи. Квартира номер четыре, корпус два. Вот ключ».
Он передаёт Накамуре небольшой ключик и бумагу-пропуск.
«В вашей комнате будет внутренний телефон. Как только Исии позвонит мне, я тут же перезвоню вам. Машину поведёте вы. Обычно за рулём Мики, ему это нравится, но Исии любит соблюдение субординации. Исии не будет с вами разговаривать, только со мной и немного с Мики. Но если вдруг он задаст вам какой-либо вопрос, будьте готовы ответить на него совершенно чётко, чеканя слова, по-военному. При Исии вы не доктора, а солдаты».
«Хотя он тоже любит, чтобы его называли доктором», – ухмыляется Мики.
«Да, не без этого».
Накамура склоняет голову.
«Я всё понял, доктор Иосимура».
Та монголка не проснулась. И ещё два китайца не проснулись. И китаянка не проснулась. И ещё один русский. Никто не просыпался после анабиоза по системе Иосимуры. Но каждый раз доктор находил какой-то прогресс, что-то правильное в своём опыте. Каждый раз он говорил: отлично, так и должно быть. Отлично, всё идёт к решению проблемы.
Иосимура почти забросил свои опыты по обморожению и хладотерапии: этим занимались ассистенты. Он чувствовал конец войны. Чувствовал поражение Японии.
Накамура поднимается.
«Можно идти?»
«Идите, Накамура. Сегодня к обеду вы должны быть на новом месте».
Накамура заходит в казарму. Тут живут ребята, к которым он привык. Когда Санава ошпарился кислотой, Накамуре казалось, что это он, Накамура, пострадал, что это ему больно и страшно. А вот кровать Осудзи, как всегда, неубранная. Все убирают, Осудзи – ленится. На всеобщих смотрах и проверках дисциплины его кровать всегда успевал убрать кто-либо из сослуживцев.
Мы все мертвецы, думает Накамура. Все мёртвые, мертвее «брёвен». Убивающий страшнее убиенного. Накамура вспоминает перекошенное изуродованное лицо Миямото, висящего на спинке кровати. Бедный, бедный мальчик. Из родственников у него была только мать, он посылал ей деньги. Мертвецы не могут любить картины Хокусая, думает Накамура. Виды Фудзи недоступны для мертвецов. Тем не менее он аккуратно снимает репродукцию со стены и скручивает в трубку.
Накамура собирается быстро: он всё-таки солдат. Он берёт с полки и из-под кровати свой нехитрый скарб и отправляется к домам командного состава. Где-то здесь живёт сам Сиро Исии. Дома окружены забором с колючей проволокой. Накамура подаёт часовому пропуск, тот молча возвращает его. Проходи, Накамура, удачи тебе.
Отсюда видна белая стена госпиталя. Сегодня солнце особенно высоко, и светит оно особенно ярко. Белая труба крематория. Белые стены корпуса «ро». Белизна, чистота.
Он находит свой дом и квартиру. Одна довольно большая комната. Ванная, индивидуальный санузел. Всё аккуратно, чисто. Насколько Накамура знает, тут есть уборщики-маньчжуры. Ему не нравится, что кто-то будет входить в комнату в его отсутствие, но так уж заведено.
Накамура садится на кровать. Сегодня у него нет никаких обязанностей, вообще никаких. Ему не нужно в чумную лабораторию Такахаси, не нужно в комнату № 5. Просто сидеть и ждать, когда позвонит Иосимура. Телефон – на прикроватной тумбочке.
На стене – какой-то безликий пейзаж. Накамура снимает его и вешает Хокусая.
Внезапно ему приходит в голову удивительная мысль: если попросить Иосимуру, может, ему отдадут Изуми в личное пользование? Ведь командование имеет на это право. Они неоднократно забирали понравившихся женщин себе. Правда, после возвращали обратно – в помещения для «брёвен».
Изуми – не случайное китайское «бревно», а шпионка.
Пустота. Вокруг Накамуры и внутри него – пустота. Он ощущает себя не частью непобедимой Японии, а всего лишь бессмысленным лоскутом, оторванным от кимоно. Звонок Иосимуры – единственная ниточка, связывающая его с Квантунской армией и управлением по водоснабжению и профилактике, с отрядом 731.
6
7
Накамура вскакивает.
«Спасибо, господин полковник».
«Сидите, Кодзи. Квартира номер четыре, корпус два. Вот ключ».
Он передаёт Накамуре небольшой ключик и бумагу-пропуск.
«В вашей комнате будет внутренний телефон. Как только Исии позвонит мне, я тут же перезвоню вам. Машину поведёте вы. Обычно за рулём Мики, ему это нравится, но Исии любит соблюдение субординации. Исии не будет с вами разговаривать, только со мной и немного с Мики. Но если вдруг он задаст вам какой-либо вопрос, будьте готовы ответить на него совершенно чётко, чеканя слова, по-военному. При Исии вы не доктора, а солдаты».
«Хотя он тоже любит, чтобы его называли доктором», – ухмыляется Мики.
«Да, не без этого».
Накамура склоняет голову.
«Я всё понял, доктор Иосимура».
Та монголка не проснулась. И ещё два китайца не проснулись. И китаянка не проснулась. И ещё один русский. Никто не просыпался после анабиоза по системе Иосимуры. Но каждый раз доктор находил какой-то прогресс, что-то правильное в своём опыте. Каждый раз он говорил: отлично, так и должно быть. Отлично, всё идёт к решению проблемы.
Иосимура почти забросил свои опыты по обморожению и хладотерапии: этим занимались ассистенты. Он чувствовал конец войны. Чувствовал поражение Японии.
Накамура поднимается.
«Можно идти?»
«Идите, Накамура. Сегодня к обеду вы должны быть на новом месте».
Накамура заходит в казарму. Тут живут ребята, к которым он привык. Когда Санава ошпарился кислотой, Накамуре казалось, что это он, Накамура, пострадал, что это ему больно и страшно. А вот кровать Осудзи, как всегда, неубранная. Все убирают, Осудзи – ленится. На всеобщих смотрах и проверках дисциплины его кровать всегда успевал убрать кто-либо из сослуживцев.
Мы все мертвецы, думает Накамура. Все мёртвые, мертвее «брёвен». Убивающий страшнее убиенного. Накамура вспоминает перекошенное изуродованное лицо Миямото, висящего на спинке кровати. Бедный, бедный мальчик. Из родственников у него была только мать, он посылал ей деньги. Мертвецы не могут любить картины Хокусая, думает Накамура. Виды Фудзи недоступны для мертвецов. Тем не менее он аккуратно снимает репродукцию со стены и скручивает в трубку.
Накамура собирается быстро: он всё-таки солдат. Он берёт с полки и из-под кровати свой нехитрый скарб и отправляется к домам командного состава. Где-то здесь живёт сам Сиро Исии. Дома окружены забором с колючей проволокой. Накамура подаёт часовому пропуск, тот молча возвращает его. Проходи, Накамура, удачи тебе.
Отсюда видна белая стена госпиталя. Сегодня солнце особенно высоко, и светит оно особенно ярко. Белая труба крематория. Белые стены корпуса «ро». Белизна, чистота.
Он находит свой дом и квартиру. Одна довольно большая комната. Ванная, индивидуальный санузел. Всё аккуратно, чисто. Насколько Накамура знает, тут есть уборщики-маньчжуры. Ему не нравится, что кто-то будет входить в комнату в его отсутствие, но так уж заведено.
Накамура садится на кровать. Сегодня у него нет никаких обязанностей, вообще никаких. Ему не нужно в чумную лабораторию Такахаси, не нужно в комнату № 5. Просто сидеть и ждать, когда позвонит Иосимура. Телефон – на прикроватной тумбочке.
На стене – какой-то безликий пейзаж. Накамура снимает его и вешает Хокусая.
Внезапно ему приходит в голову удивительная мысль: если попросить Иосимуру, может, ему отдадут Изуми в личное пользование? Ведь командование имеет на это право. Они неоднократно забирали понравившихся женщин себе. Правда, после возвращали обратно – в помещения для «брёвен».
Изуми – не случайное китайское «бревно», а шпионка.
Пустота. Вокруг Накамуры и внутри него – пустота. Он ощущает себя не частью непобедимой Японии, а всего лишь бессмысленным лоскутом, оторванным от кимоно. Звонок Иосимуры – единственная ниточка, связывающая его с Квантунской армией и управлением по водоснабжению и профилактике, с отрядом 731.
6
Звонок раздаётся в 21.46.
«Ко мне», – и всё, более ничего. Доктор Иосимура живёт в четвёртом корпусе, у самого выхода из огороженной зоны для командования.
Накамура одет, последние два часа он просто сидит на кровати и смотрит на картину Хокусая. Но за картиной, за волной и за Фудзи он видит лицо Изуми.
У Иосимуры – большая квартира, не чета квартире Накамуры. Четыре комнаты как минимум – Накамура не знает точно. Он остаётся ждать в передней. Он уже бывал здесь. Мики появляется через минуту, а ещё через несколько минут все трое выходят из домика и отправляются к блоку «ро». Накамура стесняется спросить, где генерал-лейтенант Исии.
Последний оказывается уже с другой стороны блока «ро», около джипа. По дороге через тюрьму они берут с собой двух девушек-китаянок. Те покорны и молчаливы. Так должны себя вести брёвна.
Исии не один. С ним рядом – та самая девушка с кругами под глазами. На ней – мужская форма без погон и никаких наручников. Смеркается, девушка кажется Накамуре очень некрасивой. Для него загадка, что нашёл в ней Исии. Ещё большая загадка – почему она едет с ними.
Накамура приветствует генерала, но тот не обращает внимания.
В темноте прячется второй джип, поменьше первого и без решётки, отделяющей заключённых от водителя и пассажиров. Накамура и Мики садятся в большую машину, туда же заталкивают китаянок. Глухонемых солдат с ними нет. Иосимура, Исии и его дама идут к меньшему джипу.
Мики выводит автомобиль на дорогу, ворота уже открываются: часовой наготове.
«Кто она?» – спрашивает Накамура, убедившись, что в другой машине не могут слышать его слова.
«Амайя, ночной дождь».
Накамура молча ждёт продолжения.
«Я не знаю, кто она. Исии приблизил её к себе полтора месяца назад и не отпускает ни на шаг. Вряд ли она просто пленная. И не похоже, что он с ней спит. И ещё после её появления анабиозис достроили за полторы недели, хотя до этого возились несколько лет».
На этом Мики замолкает. Судя по всему, ему и в самом деле нечего больше сказать.
Девушка явно не японка. Может, русская. Может, откуда-то из Европы. Накамура видел мало иностранцев в своей жизни. Имя «Амайя» – японское. Почему?
Мики едет очень быстро. Накамура высовывается из окна: вдалеке виден столбик пыли. Машина Исии не поспевает за ними.
«Они же знают, куда ехать», – флегматично говорит Мики.
Накамура думает о том, что через несколько минут ему предстоит общаться с самим Исии Сиро. Мало кто из простых лаборантов подходил настолько близко к Богу Войны.
Ему приходит в голову неуместная мысль. Хочется спросить у Мики, женат ли генерал. Но нельзя, такого позволить себе точно нельзя.
Они уже въезжают в «заброшенный» склад. Всё происходит точь-в-точь как обычно, только без глухонемых. Накамура и Мики тащат китаянок через коридор, через «ящик смерти», через незаметную дверь – в лифт. Те покорны.
Лифт идёт вниз.
С первого раза, когда Накамура попал в подземную лабораторию, в ней произошли заметные изменения. Глухонемые солдаты заметно расширили клетку для подопытных. Пульт управления устройством для анабиоза оброс новыми переключателями и датчиками. На столах появились разнообразные реторты и пробирки.
Рядом с прибором поставили обычную больничную койку с ремнями для сдерживания буйных больных. На ней помещаемые в анабиоз должны заснуть прежде чем попасть внутрь саркофага.
Мики и Накамура заталкивают «брёвна» в клетку. Как раз когда они заканчивают с подготовкой лаборатории – свет уже включен, китаянки заперты, с саркофага снято покрывало – появляются остальные. Первым входит Иосимура.
«Вот, доктор Исии», – говорит он.
Исии никогда не был просто начальником, пустобрехом. Учёный высочайшего уровня, микробиолог, он сам внёс множество новшеств в дело бактериологической войны. Фильтры для воды, фарфоровые бомбы – всё кажется изобретением Исии Сиро.
«Выглядит красиво», – с усмешкой произносит генерал.
Он плохо выглядит: усы обвисли, глаза за стёклами очков нелепо щурятся, он сутулится.
«Ещё немного, ещё несколько опытов – и мы достигнем необходимого уровня. С часу на час замороженный объект проснётся, с минуты на минуту…»
В саркофаге и в самом деле находится объект. Они положили туда монголоидного мужчину два дня назад. Вчера опытов не было. И ещё Накамура подал здравую мысль: может, если подержать объект в анабиозе подольше, что-то изменится к лучшему. Иосимура настолько привык к получению опытных результатов почти без теоретической подготовки, что тут же согласился.
Зачем предполагать, что в теле человека восемьдесят процентов воды, если это можно проверить? – так говорил Иосимура несколько лет назад, и фраза стала крылатой. Тот опыт был страшен. Человека помещали в горячую камеру с очень низкой влажностью, через которую постоянно продували ветер. За несколько часов подопытный превращался в мумию. Она весила двадцать процентов от начальной массы объекта.
«Пройдите сюда, генерал. Вам будет интересно самому разморозить объект».
Исии дотрагивается руками до пульта управления, кончиками пальцев проводит по циферблатам и тумблерам.
«Это небыстро», – говорит он. – «Около часа». – «Я готов потерпеть».
При свете лабораторных ламп Накамура внимательно рассматривает генерала. Несмотря на ночное время и секретные опыты, тот одет точно на плац-параде. Зелёный мундир, на нём – ордена и медали. Тонкие очки поблёскивают.
«Ну, давайте разбудим нашу принцессу…»
Накамура стоит в стороне, его задача – молчать.
Исии повышает давление, щёлкает тумблерами, на которые ему молча указывает Иосимура. Раз, два, три, просыпайся, красавчик.
Медленно повышается давление. Исии садится. Остальные в его присутствии стоят.
Накамура думает, почему генерал назвал мужчину принцессой.
Он внимательно рассматривает девушку с кругами под глазами. Изучает её так, точно собирается по памяти рисовать её портрет. Он ловит себя на мысли, что она вызывает в нём два противоречивых чувства – отвращение и вожделение. Физическая красота в таком случае не играет никакой роли. Вожделение возникает само по себе, независимо от внешности объекта. Накамура прогоняет через себя эти фразы, прочитанные некогда в учебнике по психологии. «Объект» – так он оценивает Амайю.
Обычно ожидание пробуждения происходит в работе. Пока он, лаборант, медленно выворачивает регуляторы, Иосимура и Мики работают с химическими соединениями, проводят вычисления, записывают результат опытов в своих журналах. Но сейчас приходится молчать и ждать, пока Исии сам заговорит.
Но ему, вероятно, нечего сказать.
Проходит около сорока минут. Мики и Иосимура иногда перебрасываются ничего не значащими фразами. Сорок минут молчания – это непросто, даже для хладнокровного и вымуштрованного солдата.
Исии спрашивает: «Можно?»
Неделю назад Иосимура автоматизировал процесс. Теперь давление и температура повышаются без участия оператора. Когда нужный уровень достигнут, прибор сигнализирует о готовности к выводу из анабиоза. Пока что сигнала не было.
«Ещё хотя бы двадцать минут», – отвечает Иосимура.
«Можно», – решает Исии и вручную выворачивает температурный регулятор до предела, после чего нажимает на открывающий рычаг.
Пар валит из-под крышки саркофага. Изо рта мужчины вываливается питательная трубка.
И вдруг объект кашляет. Надрывно, страшно. Он кашляет, и кашляет, и его голая грудь забрызгана кровью, Иосимура с Мики пытаются прижать мужчину к столу, Исии с девушкой отходят подальше.
«Накамура!»
Он точно просыпается от спячки, бежит к столу, хватает один из заготовленных шприцев с транквилизатором, передаёт Иосимуре.
Объект постепенно успокаивается. Движения его замедляются, кровь перестаёт идти горлом. Он хрипло, надсадно дышит.
Накамура ненароком заглядывает Иосимуре в лицо. Тот счастлив. Это то самое выражение, которое может возникнуть на лице полководца после окончательной победы его армии. Тут победа промежуточная, но они идут верным путём.
Амайя что-то говорит Исии. Тот усмехается.
Монгол тяжело дышит.
«Мозг работает?» – спрашивает Исии.
«Секунду!»
Иосимура подносит к носу монгола ватку, смоченную в нашатырном спирте. Монгол резко открывает глаза и что-то громко говорит.
«Маму позвал, кажется», – переводит Мики.
«Работает», – констатирует Исии.
Иосимура берёт заготовленный заранее шприц с синильной кислотой и делает монголу инъекцию. Тот молча расслабляется и закрывает глаза.
«Думаю, ещё несколько опытов, и мы сможем гарантировать полную безопасность для укладываемого в анабиоз, – говорит Иосимура. – Настоящий опыт был проведён несколько некорректно. Плюс ко всему он должен ещё как минимум час находиться в искусственной или естественной коме, чтобы жизненные процессы адаптировались к естественной среде».
Исии смотрит на китайских девушек.
«Я хотел бы увидеть процесс погружения в анабиоз».
Накамура идёт к клетке, открывает и выволакивает одну из подопытных. Она вяло пытается вырваться. Иосимура уже наготове: один укол, затем ещё один, затем они с Накамурой укладывают девушку на койку и привязывают.
«Она должна полностью заснуть, это напоминает наркоз», – констатирует Иосимура.
Экспериментальным путём выявлено, что анабиозник должен полежать под действием наркотика хотя бы двадцать минут перед помещением в камеру. Во всяком случае, только что оживлённый монгол лежал именно двадцать минут. Других удачных опытов пока что не было.
Исии берёт стул и садится. Амайя остаётся стоять. Она выше Накамуры сантиметров на пятнадцать. В ней все сто восемьдесят пять. Или сто девяносто.
«Мы все знаем, что конец близок», – говорит Исии.
Это апокалипсическая картина. Исии сидит, перед ним на койке – тело китаянки, неподалёку прямо на полу валяется труп монгола. Вторая китаянка в клетке в углу. Амайя стоит за спиной генерала. Накамура, Иосимура и Мики выстроились по другую сторону от койки с «бревном». Исии будто проводит смотр своей маленькой армии.
Но он не проводит смотр. Он говорит откровенно – едва ли не впервые в жизни.
«Если Советский Союз объявит Японии войну, мы не продержимся и недели. Нас просто сметёт красным серпом. Всё вот это снесёт – постройки, людей, машины. Русские – вандалы, я бывал в их стране в конце двадцатых».
Он тяжело вздыхает.
«Император официально обратился к советскому правительству с просьбой быть посредником при переговорах с Соединёнными Штатами. К сожалению, этого обстоятельства не приняли США. Вчера в Потсдаме прошла конференция, на которой были сформулированы требования к капитуляции Японии. Мы их не приняли. Это значит, США вынудит СССР вступить в войну на своей стороне. Тем более СССР заинтересован в Китае. В течение двух недель Япония будет превращена в пепел и прах. Вы понимаете, что это значит?»
«У нас нет времени», – отвечает Мики.
«Верно, – говорит Исии. – У нас нет ни дня. То, над чем вы работаете, должно быть сделано вчера. Не завтра и даже не сегодня».
Он оборачивается к Амайе и разговаривает с ней по-английски. Накамура распознаёт отдельные слова, но суть разговора не улавливает. А вот Мики и Иосимура явно понимают, о чём речь.
Она кивает, что-то отвечает звонким, красивым голосом. Если закрыть глаза, то кажется, что это Изуми. Но открываешь – и снова эта дылда.
«У вас есть ещё неделя, ровно неделя. В следующую пятницу устройство должно работать как часы».
Иосимура кивает. Исии встаёт.
«Когда война закончится, мы станем первыми, кто сумел построить устройство для погружения человека в анабиоз. Вы должны понимать, что за этим будут стоять огромные деньги».
Генерал проходит мимо Иосимуры и Мики. Он становится прямо перед Накамурой и смотрит на него сверху вниз, с высоты своих ста восьмидесяти одного.
«Тебе можно доверять, лейтенант?» – спрашивает он.
Сейчас решается судьба Накамуры. У Исии потрясающий, нечеловеческий нюх. Не дай бог он почувствует хотя бы слабинку, хотя бы намёк на то, что у Накамуры подгибаются колени от страха… Это конец. Но Накамура твёрд. Ради Изуми, только ради неё.
«Да, господин генерал-лейтенант», – чеканит он.
«Доктор», – с ухмылкой говорит Исии.
«Доктор», – механически повторяет Накамура.
Исии отходит назад.
Иосимура кивает. Мики и Накамура разрезают одежду на китаянке и перекладывают её тело в саркофаг, Иосимура заправляет все питающие и отводящие трубки, затем закрывает крышку.
«Температура минус сто двенадцать», – говорит он.
Единственный успешный эксперимент провели при этой температуре. Ниже – смерть, выше – тоже.
Накамура рассматривает Амайю. Какую роль она играет в этом спектакле? Какой у неё странный нос – точно был некогда перебит, а потом исправлен, теперь он орлиный, горбатый. Какие у неё странные глаза – огромные, голубые, глубоко посаженные, в окружении чёрных каёмок.
Исии смотрит на китаянку в саркофаге. Она лежит безмятежно, точно спит в собственной постели.
«Эта пусть остаётся тут», – говорит Иосимура, указывая на второе «бревно».
Мики кивает.
Все пятеро идут в лифт. Это заговор, думает Накамура. И в этом заговоре он находится в равном положении с самим Исии Сиро.
Пока лифт поднимается наверх, Накамура смотрит на Амайю со спины. Слишком крупная, думает он. Слишком жёсткие, торчком стоящие волосы. Слишком, всё в ней слишком. Но о вкусах не спорят.
Накамурой овладевают мечты. Если бы в качестве «бревна» взяли Изуми, он бы прямо сейчас её спас. Если бы Изуми, а не безымянная китаянка, сидела сейчас в нижней клетке, он, Накамура, расстрелял бы в спину всех – Исии, Иосимуру, Мики и Амайю. И вернулся бы за Изуми. Он помнит цифровой код на лифтовой двери, подсмотреть его ничего не стоило. 546201. Значит ли это число что-либо для Иосимуры? Неважно.
На этот раз Иосимура садится в большой джип. Исии остаётся с Амайей вдвоём. Напоследок, прежде чем сесть в машину, он говорит:
«Семь дней, Иосимура. У вас – семь дней. Я ещё раз проверю в середине недели».
Иосимура слегка склоняется перед генералом.
Пыль за джипом Исии медленно оседает. Мики и Иосимура медлят. Накамура уже в машине.
Кажется, он понимает, о чём думают его начальники. Все хотят жить. С одной стороны, война может закончиться для них благополучно, и после войны они могут открыть предприятие по производству машин для анабиоза. С другой стороны, саркофаг может стать единственным способом вообще пережить войну. Каждый хочет иметь такой шанс для себя.
Джип трясётся на неровной дороге, Мики за рулём, Иосимура – слева, Накамура – посередине.
Прощаясь у домиков, Иосимура говорит:
«В семь утра ждать у джипа. У нас напряжённая неделя».
Накамура почему-то вспоминает глухонемых солдат.
«Ко мне», – и всё, более ничего. Доктор Иосимура живёт в четвёртом корпусе, у самого выхода из огороженной зоны для командования.
Накамура одет, последние два часа он просто сидит на кровати и смотрит на картину Хокусая. Но за картиной, за волной и за Фудзи он видит лицо Изуми.
У Иосимуры – большая квартира, не чета квартире Накамуры. Четыре комнаты как минимум – Накамура не знает точно. Он остаётся ждать в передней. Он уже бывал здесь. Мики появляется через минуту, а ещё через несколько минут все трое выходят из домика и отправляются к блоку «ро». Накамура стесняется спросить, где генерал-лейтенант Исии.
Последний оказывается уже с другой стороны блока «ро», около джипа. По дороге через тюрьму они берут с собой двух девушек-китаянок. Те покорны и молчаливы. Так должны себя вести брёвна.
Исии не один. С ним рядом – та самая девушка с кругами под глазами. На ней – мужская форма без погон и никаких наручников. Смеркается, девушка кажется Накамуре очень некрасивой. Для него загадка, что нашёл в ней Исии. Ещё большая загадка – почему она едет с ними.
Накамура приветствует генерала, но тот не обращает внимания.
В темноте прячется второй джип, поменьше первого и без решётки, отделяющей заключённых от водителя и пассажиров. Накамура и Мики садятся в большую машину, туда же заталкивают китаянок. Глухонемых солдат с ними нет. Иосимура, Исии и его дама идут к меньшему джипу.
Мики выводит автомобиль на дорогу, ворота уже открываются: часовой наготове.
«Кто она?» – спрашивает Накамура, убедившись, что в другой машине не могут слышать его слова.
«Амайя, ночной дождь».
Накамура молча ждёт продолжения.
«Я не знаю, кто она. Исии приблизил её к себе полтора месяца назад и не отпускает ни на шаг. Вряд ли она просто пленная. И не похоже, что он с ней спит. И ещё после её появления анабиозис достроили за полторы недели, хотя до этого возились несколько лет».
На этом Мики замолкает. Судя по всему, ему и в самом деле нечего больше сказать.
Девушка явно не японка. Может, русская. Может, откуда-то из Европы. Накамура видел мало иностранцев в своей жизни. Имя «Амайя» – японское. Почему?
Мики едет очень быстро. Накамура высовывается из окна: вдалеке виден столбик пыли. Машина Исии не поспевает за ними.
«Они же знают, куда ехать», – флегматично говорит Мики.
Накамура думает о том, что через несколько минут ему предстоит общаться с самим Исии Сиро. Мало кто из простых лаборантов подходил настолько близко к Богу Войны.
Ему приходит в голову неуместная мысль. Хочется спросить у Мики, женат ли генерал. Но нельзя, такого позволить себе точно нельзя.
Они уже въезжают в «заброшенный» склад. Всё происходит точь-в-точь как обычно, только без глухонемых. Накамура и Мики тащат китаянок через коридор, через «ящик смерти», через незаметную дверь – в лифт. Те покорны.
Лифт идёт вниз.
С первого раза, когда Накамура попал в подземную лабораторию, в ней произошли заметные изменения. Глухонемые солдаты заметно расширили клетку для подопытных. Пульт управления устройством для анабиоза оброс новыми переключателями и датчиками. На столах появились разнообразные реторты и пробирки.
Рядом с прибором поставили обычную больничную койку с ремнями для сдерживания буйных больных. На ней помещаемые в анабиоз должны заснуть прежде чем попасть внутрь саркофага.
Мики и Накамура заталкивают «брёвна» в клетку. Как раз когда они заканчивают с подготовкой лаборатории – свет уже включен, китаянки заперты, с саркофага снято покрывало – появляются остальные. Первым входит Иосимура.
«Вот, доктор Исии», – говорит он.
Исии никогда не был просто начальником, пустобрехом. Учёный высочайшего уровня, микробиолог, он сам внёс множество новшеств в дело бактериологической войны. Фильтры для воды, фарфоровые бомбы – всё кажется изобретением Исии Сиро.
«Выглядит красиво», – с усмешкой произносит генерал.
Он плохо выглядит: усы обвисли, глаза за стёклами очков нелепо щурятся, он сутулится.
«Ещё немного, ещё несколько опытов – и мы достигнем необходимого уровня. С часу на час замороженный объект проснётся, с минуты на минуту…»
В саркофаге и в самом деле находится объект. Они положили туда монголоидного мужчину два дня назад. Вчера опытов не было. И ещё Накамура подал здравую мысль: может, если подержать объект в анабиозе подольше, что-то изменится к лучшему. Иосимура настолько привык к получению опытных результатов почти без теоретической подготовки, что тут же согласился.
Зачем предполагать, что в теле человека восемьдесят процентов воды, если это можно проверить? – так говорил Иосимура несколько лет назад, и фраза стала крылатой. Тот опыт был страшен. Человека помещали в горячую камеру с очень низкой влажностью, через которую постоянно продували ветер. За несколько часов подопытный превращался в мумию. Она весила двадцать процентов от начальной массы объекта.
«Пройдите сюда, генерал. Вам будет интересно самому разморозить объект».
Исии дотрагивается руками до пульта управления, кончиками пальцев проводит по циферблатам и тумблерам.
«Это небыстро», – говорит он. – «Около часа». – «Я готов потерпеть».
При свете лабораторных ламп Накамура внимательно рассматривает генерала. Несмотря на ночное время и секретные опыты, тот одет точно на плац-параде. Зелёный мундир, на нём – ордена и медали. Тонкие очки поблёскивают.
«Ну, давайте разбудим нашу принцессу…»
Накамура стоит в стороне, его задача – молчать.
Исии повышает давление, щёлкает тумблерами, на которые ему молча указывает Иосимура. Раз, два, три, просыпайся, красавчик.
Медленно повышается давление. Исии садится. Остальные в его присутствии стоят.
Накамура думает, почему генерал назвал мужчину принцессой.
Он внимательно рассматривает девушку с кругами под глазами. Изучает её так, точно собирается по памяти рисовать её портрет. Он ловит себя на мысли, что она вызывает в нём два противоречивых чувства – отвращение и вожделение. Физическая красота в таком случае не играет никакой роли. Вожделение возникает само по себе, независимо от внешности объекта. Накамура прогоняет через себя эти фразы, прочитанные некогда в учебнике по психологии. «Объект» – так он оценивает Амайю.
Обычно ожидание пробуждения происходит в работе. Пока он, лаборант, медленно выворачивает регуляторы, Иосимура и Мики работают с химическими соединениями, проводят вычисления, записывают результат опытов в своих журналах. Но сейчас приходится молчать и ждать, пока Исии сам заговорит.
Но ему, вероятно, нечего сказать.
Проходит около сорока минут. Мики и Иосимура иногда перебрасываются ничего не значащими фразами. Сорок минут молчания – это непросто, даже для хладнокровного и вымуштрованного солдата.
Исии спрашивает: «Можно?»
Неделю назад Иосимура автоматизировал процесс. Теперь давление и температура повышаются без участия оператора. Когда нужный уровень достигнут, прибор сигнализирует о готовности к выводу из анабиоза. Пока что сигнала не было.
«Ещё хотя бы двадцать минут», – отвечает Иосимура.
«Можно», – решает Исии и вручную выворачивает температурный регулятор до предела, после чего нажимает на открывающий рычаг.
Пар валит из-под крышки саркофага. Изо рта мужчины вываливается питательная трубка.
И вдруг объект кашляет. Надрывно, страшно. Он кашляет, и кашляет, и его голая грудь забрызгана кровью, Иосимура с Мики пытаются прижать мужчину к столу, Исии с девушкой отходят подальше.
«Накамура!»
Он точно просыпается от спячки, бежит к столу, хватает один из заготовленных шприцев с транквилизатором, передаёт Иосимуре.
Объект постепенно успокаивается. Движения его замедляются, кровь перестаёт идти горлом. Он хрипло, надсадно дышит.
Накамура ненароком заглядывает Иосимуре в лицо. Тот счастлив. Это то самое выражение, которое может возникнуть на лице полководца после окончательной победы его армии. Тут победа промежуточная, но они идут верным путём.
Амайя что-то говорит Исии. Тот усмехается.
Монгол тяжело дышит.
«Мозг работает?» – спрашивает Исии.
«Секунду!»
Иосимура подносит к носу монгола ватку, смоченную в нашатырном спирте. Монгол резко открывает глаза и что-то громко говорит.
«Маму позвал, кажется», – переводит Мики.
«Работает», – констатирует Исии.
Иосимура берёт заготовленный заранее шприц с синильной кислотой и делает монголу инъекцию. Тот молча расслабляется и закрывает глаза.
«Думаю, ещё несколько опытов, и мы сможем гарантировать полную безопасность для укладываемого в анабиоз, – говорит Иосимура. – Настоящий опыт был проведён несколько некорректно. Плюс ко всему он должен ещё как минимум час находиться в искусственной или естественной коме, чтобы жизненные процессы адаптировались к естественной среде».
Исии смотрит на китайских девушек.
«Я хотел бы увидеть процесс погружения в анабиоз».
Накамура идёт к клетке, открывает и выволакивает одну из подопытных. Она вяло пытается вырваться. Иосимура уже наготове: один укол, затем ещё один, затем они с Накамурой укладывают девушку на койку и привязывают.
«Она должна полностью заснуть, это напоминает наркоз», – констатирует Иосимура.
Экспериментальным путём выявлено, что анабиозник должен полежать под действием наркотика хотя бы двадцать минут перед помещением в камеру. Во всяком случае, только что оживлённый монгол лежал именно двадцать минут. Других удачных опытов пока что не было.
Исии берёт стул и садится. Амайя остаётся стоять. Она выше Накамуры сантиметров на пятнадцать. В ней все сто восемьдесят пять. Или сто девяносто.
«Мы все знаем, что конец близок», – говорит Исии.
Это апокалипсическая картина. Исии сидит, перед ним на койке – тело китаянки, неподалёку прямо на полу валяется труп монгола. Вторая китаянка в клетке в углу. Амайя стоит за спиной генерала. Накамура, Иосимура и Мики выстроились по другую сторону от койки с «бревном». Исии будто проводит смотр своей маленькой армии.
Но он не проводит смотр. Он говорит откровенно – едва ли не впервые в жизни.
«Если Советский Союз объявит Японии войну, мы не продержимся и недели. Нас просто сметёт красным серпом. Всё вот это снесёт – постройки, людей, машины. Русские – вандалы, я бывал в их стране в конце двадцатых».
Он тяжело вздыхает.
«Император официально обратился к советскому правительству с просьбой быть посредником при переговорах с Соединёнными Штатами. К сожалению, этого обстоятельства не приняли США. Вчера в Потсдаме прошла конференция, на которой были сформулированы требования к капитуляции Японии. Мы их не приняли. Это значит, США вынудит СССР вступить в войну на своей стороне. Тем более СССР заинтересован в Китае. В течение двух недель Япония будет превращена в пепел и прах. Вы понимаете, что это значит?»
«У нас нет времени», – отвечает Мики.
«Верно, – говорит Исии. – У нас нет ни дня. То, над чем вы работаете, должно быть сделано вчера. Не завтра и даже не сегодня».
Он оборачивается к Амайе и разговаривает с ней по-английски. Накамура распознаёт отдельные слова, но суть разговора не улавливает. А вот Мики и Иосимура явно понимают, о чём речь.
Она кивает, что-то отвечает звонким, красивым голосом. Если закрыть глаза, то кажется, что это Изуми. Но открываешь – и снова эта дылда.
«У вас есть ещё неделя, ровно неделя. В следующую пятницу устройство должно работать как часы».
Иосимура кивает. Исии встаёт.
«Когда война закончится, мы станем первыми, кто сумел построить устройство для погружения человека в анабиоз. Вы должны понимать, что за этим будут стоять огромные деньги».
Генерал проходит мимо Иосимуры и Мики. Он становится прямо перед Накамурой и смотрит на него сверху вниз, с высоты своих ста восьмидесяти одного.
«Тебе можно доверять, лейтенант?» – спрашивает он.
Сейчас решается судьба Накамуры. У Исии потрясающий, нечеловеческий нюх. Не дай бог он почувствует хотя бы слабинку, хотя бы намёк на то, что у Накамуры подгибаются колени от страха… Это конец. Но Накамура твёрд. Ради Изуми, только ради неё.
«Да, господин генерал-лейтенант», – чеканит он.
«Доктор», – с ухмылкой говорит Исии.
«Доктор», – механически повторяет Накамура.
Исии отходит назад.
Иосимура кивает. Мики и Накамура разрезают одежду на китаянке и перекладывают её тело в саркофаг, Иосимура заправляет все питающие и отводящие трубки, затем закрывает крышку.
«Температура минус сто двенадцать», – говорит он.
Единственный успешный эксперимент провели при этой температуре. Ниже – смерть, выше – тоже.
Накамура рассматривает Амайю. Какую роль она играет в этом спектакле? Какой у неё странный нос – точно был некогда перебит, а потом исправлен, теперь он орлиный, горбатый. Какие у неё странные глаза – огромные, голубые, глубоко посаженные, в окружении чёрных каёмок.
Исии смотрит на китаянку в саркофаге. Она лежит безмятежно, точно спит в собственной постели.
«Эта пусть остаётся тут», – говорит Иосимура, указывая на второе «бревно».
Мики кивает.
Все пятеро идут в лифт. Это заговор, думает Накамура. И в этом заговоре он находится в равном положении с самим Исии Сиро.
Пока лифт поднимается наверх, Накамура смотрит на Амайю со спины. Слишком крупная, думает он. Слишком жёсткие, торчком стоящие волосы. Слишком, всё в ней слишком. Но о вкусах не спорят.
Накамурой овладевают мечты. Если бы в качестве «бревна» взяли Изуми, он бы прямо сейчас её спас. Если бы Изуми, а не безымянная китаянка, сидела сейчас в нижней клетке, он, Накамура, расстрелял бы в спину всех – Исии, Иосимуру, Мики и Амайю. И вернулся бы за Изуми. Он помнит цифровой код на лифтовой двери, подсмотреть его ничего не стоило. 546201. Значит ли это число что-либо для Иосимуры? Неважно.
На этот раз Иосимура садится в большой джип. Исии остаётся с Амайей вдвоём. Напоследок, прежде чем сесть в машину, он говорит:
«Семь дней, Иосимура. У вас – семь дней. Я ещё раз проверю в середине недели».
Иосимура слегка склоняется перед генералом.
Пыль за джипом Исии медленно оседает. Мики и Иосимура медлят. Накамура уже в машине.
Кажется, он понимает, о чём думают его начальники. Все хотят жить. С одной стороны, война может закончиться для них благополучно, и после войны они могут открыть предприятие по производству машин для анабиоза. С другой стороны, саркофаг может стать единственным способом вообще пережить войну. Каждый хочет иметь такой шанс для себя.
Джип трясётся на неровной дороге, Мики за рулём, Иосимура – слева, Накамура – посередине.
Прощаясь у домиков, Иосимура говорит:
«В семь утра ждать у джипа. У нас напряжённая неделя».
Накамура почему-то вспоминает глухонемых солдат.
7
1 августа 1945 года на базу 731-го отряда доставили последнюю партию заключённых. Старый «Додж» въехал в ворота и остановился. Внутри было около сорока человек. Никто из командования не вышел для изучения новой поставки. У задней двери «Доджа» стояли два врача-лаборанта. Первый дезинфицировал запястье каждому выходящему, второй вкалывал в это же место раствор синильной кислоты. Два солдата оттаскивали трупы за машину, чтобы выходящие не догадывались о том, что их ждёт. Это было первым звонком: нужда в подопытных пропала.
В ночь с третьего на четвёртое августа 1945 года, с пятницы на субботу, генерал-лейтенант медицинской службы, начальник управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии Исии Сиро посетил подпольную лабораторию по исследованию возможностей погружения человека в анабиоз и остался доволен. Полковник доктор Иосимура Хисато добился потрясающих успехов. Единственное, чего не мог проверить Иосимура, это длительность сохранения тела подопытного в неизменном состоянии. Вероятность того, что даже в анабиозе человек продолжал стареть с той же скоростью, с какой старел вне саркофага, существовала.
Накамура научился управлять генератором. Как оказалось, он работал не на топливе, а от течения близлежащей подземной речушки. «Пока не перетрётся вал, электричество у нас будет», – шутил Иосимура. Накамура думал, что скорее пересохнет речушка.
6 августа 1945 года в 1 час 45 минут с американского бомбардировщика B-29 на город Хиросиму была сброшена атомная бомба «Малыш». В тот же день, примерно в 2 часа 50 минут генерал-лейтенант Исии Сиро вызвал Иосимуру и Мики к себе в комнату. Накамура приглашён не был.
Сегодня 8 августа. Накамура смотрит на картинку Хокусая. Три дня назад Изуми сказала ему: «Я больше не могу». И перестала болеть, перестала курить, перестала есть слабительное. Это значит, в любой момент её могут забрать, просто забрать.
Он не может открыть ей правду, потому что она не поверит. А осталось совсем чуть-чуть, совсем немного. В день капитуляции Японии – она не за горами – базу ликвидируют, сомнений в этом нет. Разве что Исии не позволит уничтожить дорогостоящий и сложный аппарат для анабиоза. Накамура хочет самовольно забрать с собой Изуми – как «бревно». Никто не заподозрит неладного: в последние дни он постоянно перевозит одно «бревно» за другим на северо-восточный склад.
Он погрузит её в анабиоз и будет сторожить. Он убьёт всякого, кто попытается зайти в лабораторию. Даже если на Пинфань будет сброшена атомная бомба, саркофаг не должен пострадать.
У Накамуры нет чёткого плана действий, расписанного по часам. Он должен осуществить своё намерение спонтанно – в день, когда будет принято решение о ликвидации базы. Самое сложное – это успеть до того, как заключённые будут умерщвлены.
Есть другой вариант: выкрасть Изуми сейчас. Везти её к саркофагу нельзя: придётся скрываться в окрестных китайских деревнях. В деревнях, где ненавидят японцев.
А за что их любить? Жители Маньчжурии хорошо помнят всё, что делали с ними японцы.
Они помнят, как войска, взявшие в 1937 году Нанкин, увечили их женщин, рвали им внутренности штыком и насиловали прямо в эти, новые отверстия. Как спорили между собой, кто зарубит за пятнадцать минут больше простых китайцев – и победитель успевал убить как минимум сотню прохожих. Как вспарывали животы, отрубали головы и закапывали живьём – потому что было предписано беречь патроны.
Как, начиная с 1932 года, по всей оккупированной территории расползался чудовищный паук «домов комфорта», где одурманенные наркотиками местные женщины обслуживали по шестьдесят-семьдесят солдат за день. Как женщин травили террамицином, чтобы не допустить венерических болезней или спровоцировать выкидыш в случае беременности.
Как с самолётов на пинфаньские деревни сбрасывали мягкие игрушки, одежду, одеяла и прочие вещи, заражённые чумой, столбняком, ботулизмом, холерой, брюшным тифом, и бедные китайцы подбирали эти дары, и как потом японцы ходили в защитных костюмах и проверяли, какой процент населения заражён чумой.
Они помнят всё это – и никогда не простят.
Именно поэтому Накамура ждёт дня «икс», часа «ч».
Весь день 8 августа Накамура сидит в своей комнате. Выходит он только на обед. Сегодня работы с саркофагом нет: Иосимура занят на других опытах. Накамура смотрит на картину, на стены, на небо через узкое окно. Он ни о чём не думает, потому что не может думать. В его голове живёт Изуми. Такая цветущая и красивая, такая живая.
Утром 9 августа 1945 года начинается эвакуация отряда.
Накамура вскакивает с кровати при первом же шуме и мгновенно одевается. Источник шума – Мики, он стучит в квартиру Накамуры.
«Сегодня ночью СССР объявил войну Японии, советские войска уже на территории Маньчжурии. Не далее как через полчаса начнётся массовая эвакуация отряда. Нам срочно нужно ехать в бункер».
Накамура бежит за Мики и думает, не пустить ли ему пулю в спину прямо сейчас. Нет, рано.
Исии уже на ногах: вполне вероятно, он вообще не спал. Появляется Иосимура, из дома Исии выскакивает Амайя. Все пятеро идут ко входу в корпус «ро».
«Я не могу ехать сейчас с вами, как и доктор Иосимура, – говорит Исии. – Мики, Накамура, вы должны подготовить саркофаг и ждать там. Я приеду как только смогу. Вероятно, даже не сегодня. Амайя едет с вами».
Они проходят насквозь блок «ро». На Накамуру накатывает паника. Что делать? Как вызволить Изуми?
Неожиданно Исии уходит в один из боковых коридоров. Иосимура – за ним. Мики и Амайя, не глядя, идут вперёд. Накамура решается.
В корпусе царит неразбериха, хотя страшные известия пришли не более четверти часа назад. Накамура сворачивает в тюремный блок «ха». Часовой требует у него разрешение на то, чтобы забрать заключённого. Накамура всегда отдавал бумагу автоматически. Сейчас у него нет времени придумывать оправдания. Он снимает с плеча винтовку и молниеносным движением вспарывает часовому живот.
Затем Накамура берёт ключи и идёт внутрь. Второй часовой пропуска не требует. Накамура проходит мимо, а затем всаживает штык солдату в шею. Всё, путь свободен. Вот она, камера Изуми. Накамура открывает дверь. Изуми смотрит на него круглыми глазами.
В ночь с третьего на четвёртое августа 1945 года, с пятницы на субботу, генерал-лейтенант медицинской службы, начальник управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии Исии Сиро посетил подпольную лабораторию по исследованию возможностей погружения человека в анабиоз и остался доволен. Полковник доктор Иосимура Хисато добился потрясающих успехов. Единственное, чего не мог проверить Иосимура, это длительность сохранения тела подопытного в неизменном состоянии. Вероятность того, что даже в анабиозе человек продолжал стареть с той же скоростью, с какой старел вне саркофага, существовала.
Накамура научился управлять генератором. Как оказалось, он работал не на топливе, а от течения близлежащей подземной речушки. «Пока не перетрётся вал, электричество у нас будет», – шутил Иосимура. Накамура думал, что скорее пересохнет речушка.
6 августа 1945 года в 1 час 45 минут с американского бомбардировщика B-29 на город Хиросиму была сброшена атомная бомба «Малыш». В тот же день, примерно в 2 часа 50 минут генерал-лейтенант Исии Сиро вызвал Иосимуру и Мики к себе в комнату. Накамура приглашён не был.
Сегодня 8 августа. Накамура смотрит на картинку Хокусая. Три дня назад Изуми сказала ему: «Я больше не могу». И перестала болеть, перестала курить, перестала есть слабительное. Это значит, в любой момент её могут забрать, просто забрать.
Он не может открыть ей правду, потому что она не поверит. А осталось совсем чуть-чуть, совсем немного. В день капитуляции Японии – она не за горами – базу ликвидируют, сомнений в этом нет. Разве что Исии не позволит уничтожить дорогостоящий и сложный аппарат для анабиоза. Накамура хочет самовольно забрать с собой Изуми – как «бревно». Никто не заподозрит неладного: в последние дни он постоянно перевозит одно «бревно» за другим на северо-восточный склад.
Он погрузит её в анабиоз и будет сторожить. Он убьёт всякого, кто попытается зайти в лабораторию. Даже если на Пинфань будет сброшена атомная бомба, саркофаг не должен пострадать.
У Накамуры нет чёткого плана действий, расписанного по часам. Он должен осуществить своё намерение спонтанно – в день, когда будет принято решение о ликвидации базы. Самое сложное – это успеть до того, как заключённые будут умерщвлены.
Есть другой вариант: выкрасть Изуми сейчас. Везти её к саркофагу нельзя: придётся скрываться в окрестных китайских деревнях. В деревнях, где ненавидят японцев.
А за что их любить? Жители Маньчжурии хорошо помнят всё, что делали с ними японцы.
Они помнят, как войска, взявшие в 1937 году Нанкин, увечили их женщин, рвали им внутренности штыком и насиловали прямо в эти, новые отверстия. Как спорили между собой, кто зарубит за пятнадцать минут больше простых китайцев – и победитель успевал убить как минимум сотню прохожих. Как вспарывали животы, отрубали головы и закапывали живьём – потому что было предписано беречь патроны.
Как, начиная с 1932 года, по всей оккупированной территории расползался чудовищный паук «домов комфорта», где одурманенные наркотиками местные женщины обслуживали по шестьдесят-семьдесят солдат за день. Как женщин травили террамицином, чтобы не допустить венерических болезней или спровоцировать выкидыш в случае беременности.
Как с самолётов на пинфаньские деревни сбрасывали мягкие игрушки, одежду, одеяла и прочие вещи, заражённые чумой, столбняком, ботулизмом, холерой, брюшным тифом, и бедные китайцы подбирали эти дары, и как потом японцы ходили в защитных костюмах и проверяли, какой процент населения заражён чумой.
Они помнят всё это – и никогда не простят.
Именно поэтому Накамура ждёт дня «икс», часа «ч».
Весь день 8 августа Накамура сидит в своей комнате. Выходит он только на обед. Сегодня работы с саркофагом нет: Иосимура занят на других опытах. Накамура смотрит на картину, на стены, на небо через узкое окно. Он ни о чём не думает, потому что не может думать. В его голове живёт Изуми. Такая цветущая и красивая, такая живая.
Утром 9 августа 1945 года начинается эвакуация отряда.
Накамура вскакивает с кровати при первом же шуме и мгновенно одевается. Источник шума – Мики, он стучит в квартиру Накамуры.
«Сегодня ночью СССР объявил войну Японии, советские войска уже на территории Маньчжурии. Не далее как через полчаса начнётся массовая эвакуация отряда. Нам срочно нужно ехать в бункер».
Накамура бежит за Мики и думает, не пустить ли ему пулю в спину прямо сейчас. Нет, рано.
Исии уже на ногах: вполне вероятно, он вообще не спал. Появляется Иосимура, из дома Исии выскакивает Амайя. Все пятеро идут ко входу в корпус «ро».
«Я не могу ехать сейчас с вами, как и доктор Иосимура, – говорит Исии. – Мики, Накамура, вы должны подготовить саркофаг и ждать там. Я приеду как только смогу. Вероятно, даже не сегодня. Амайя едет с вами».
Они проходят насквозь блок «ро». На Накамуру накатывает паника. Что делать? Как вызволить Изуми?
Неожиданно Исии уходит в один из боковых коридоров. Иосимура – за ним. Мики и Амайя, не глядя, идут вперёд. Накамура решается.
В корпусе царит неразбериха, хотя страшные известия пришли не более четверти часа назад. Накамура сворачивает в тюремный блок «ха». Часовой требует у него разрешение на то, чтобы забрать заключённого. Накамура всегда отдавал бумагу автоматически. Сейчас у него нет времени придумывать оправдания. Он снимает с плеча винтовку и молниеносным движением вспарывает часовому живот.
Затем Накамура берёт ключи и идёт внутрь. Второй часовой пропуска не требует. Накамура проходит мимо, а затем всаживает штык солдату в шею. Всё, путь свободен. Вот она, камера Изуми. Накамура открывает дверь. Изуми смотрит на него круглыми глазами.