Страница:
– С вами хотят увидеться еще двое, босс, — раздается в переговорном устройстве голос Коби.
Это тоже не очень характерно: экипаж «Кентавра» — люди здоровые. Появляется перуанец океанограф. Он, стыдясь, жалуется на бессонницу. Этот человек с религиозным предубеждением отвергает медикаменты, но Эрон все же уговаривает его попробовать альфа-регулятор. Следующий — Кавабата, старший по гидропонике. Его беспокоят судороги ног. Эрон прописывает ему хинин. Кавабата задерживается, чтобы с энтузиазмом поболтать о культурах эмбрионов, которые он недавно испытывал.
– Девяностопроцентная выживаемость после десяти лет криостаза! — Он широко улыбается. — Мы готовы к высадке на планету. Кстати, доктор, неужели лейтенант Тиг так быстро поправляется? Я гляжу, вы уже предоставили ему свободу!
Эрон слишком поражен, чтобы дать связный ответ, и что-то бормочет себе под нос. Сельскохозяйственный маг разражается панегириком своим курам, которых Эрон ненавидит всей душой, после чего ретируется.
Потрясенный Эрон идет проведать Тига. На экране перед дверью в палату высвечиваются показания: пульс без перебоев, электроэнцефалограмма в относительном порядке, хотя высшая нервная деятельность несколько ослаблена. Эрон открывает дверь.
Тиг лежит на боку, демонстрируя заостренный нордический профиль. Он крепко спит под действием наркоза. На вид ему не больше двадцати пяти лет: легкий румянец на щеках, на закрытые глаза падает золотой локон. Типичный красавчик, обреченный на вечную жизнь с трепещущей за спиной белоснежной мантией. На глазах у Эрона он шевелится, вскидывает руку с капельницей, поворачивает голову.
На месте левой затылочной дуги — уродливый провал. Три года назад Тайгер Тиг стал их первым — и до сих пор самым серьезным — пострадавшим. Произошло это по нелепой случайности: он благополучно возвращался после трудного выхода в открытый космос, но в самый последний момент, когда собирался задраить за собой люк, едва не был обезглавлен невесть откуда взявшимся пустым кислородным баллоном…
Словно ощущая присутствие Эрона, Тиг очаровательно улыбается; его чувственные губы все еще обещают усладу. До травмы Тиг сменил несколько возлюбленных мужского пола, что было изначально заложено в программу «Кентавра». Это, как и многое другое, обеспечивало некое равновесие в бесконечном полете.
Сам Эрон никогда не входил в число любовников Тига, так как знал цену своему неуклюжему телу и предпочитал необременительную снисходительность Соланж. Это тоже, по-видимому, было включено в программу.
Рот Тига приходит в движение, Он пытается что-то сказать во сне.
– Хо… Хо… — Он демонстрирует ухо с оторванной мочкой. Ресницы приподнимаются, небесно-голубые глаза нашаривают Эрона.
– Все хорошо, Тайгер, — врет Эрон, успокаивая его прикосновением. Тиг издает булькающие звуки и снова засыпает, изящным движением гимнаста повернувшись на бок. Эрон проверяет катетеры и выходит из палаты.
Напротив — каюта Лори. Дверь закрыта. Эрон по-родственному распахивает ее и заглядывает внутрь, косясь на камеру под потолком. Лори лежит на койке и читает. Вполне милая, совершенно нормальная картина.
– Завтра в девять ноль-ноль, — напоминает он ей. — Там все и решится. Ты в порядке?
– Тебе виднее. — Она легкомысленно показывает на биомониторы. Эрон подмигивает ей и выходит. Надо поговорить с Коби, он сейчас как раз в амбулатории.
– Возможно ли, чтобы Тайгер забрался туда, где его не смогла найти камера? — спрашивает Эрон.
– Совершенно немыслимо. Сами взгляните. — Коби показывает на пропускной шлюз изолятора. — Я тут ни при чем.
– Разве я тебя обвиняю?
На самом деле за ним есть вина, и оба это знают. Пять лет назад Коби стал первым, кого Фрэнк Фой подверг допросу. Эрон поймал своего коллегу за изготовлением и продажей наркотических препаратов. Он невольно вздыхает. Дурацкая история… О том чтобы наказать Коби, как и любого другого на «Кентавре», не было речи: лишних людей в экипаже нет. К тому же Коби — их главный диагност. Когда — и если — они вернутся на Землю, ему угрожает… кто знает, что ему угрожает?
Обезьянья физиономия Коби выглядит оживленной. Конечно же, планета! Это ставит крест на возвращении обратно. Вот и отлично, размышляет Эрон. Он хорошо относится к Коби, ценя его неиссякаемую изобретательность и жизнерадостность примата.
По словам Коби, к нему явился мастер по двигателям Гомулка с переломом кисти. Гомулка отказывается идти на прием к Эрону. Коби выдерживает паузу, чтобы до Эрона дошел смысл сказанного. Эрон быстро схватывает и расстраивается: драка, первая за много лет!
– Кого он ударил?
– По-моему, кого-то из русских.
Эрон устало кивает и берет пленки, которые ему предстоит проверять.
– Где Соланж?
– У ксенобиологов, выясняет, что вам потребуется для работы с этим организмом. Кстати, босс… — Коби показывает на расписание. — Вы пропустили свой выход. Вчера вечером надо было заступить на дежурство в общих помещениях. Я уговорил Нана приставить вас на следующей неделе к кухне: вдруг вы убедите Берримен расщедриться на настоящий кофе!
Эрон ворчит себе под нос, берет пленки и удаляется в помещение для собеседований, чтобы поработать. Он с трудом борется со сном, пока компьютер обрабатывает данные. Параметры Лори и его собственные не вызывают беспокойства: любые отклонения укладываются в пределы нормы. Эрон выходит к раздатчику пищи в надежде встретить Соланж. Неудача. Он нехотя возвращается и берется за данные Тига.
Так и есть — загорается индикатор отклонения от нормы. Поработав над данными два часа, анализатор нащупал серьезное нарушение. Эрон нисколько не удивлен: это все те же отклонения, которые фиксировались у Тига на протяжении недели, с того самого момента, когда он якобы вошел в контакт с инопланетным организмом. Слабое, но неуклонное замедление жизненных функций, особенно наглядно наблюдаемое на электроэнцефалограмме. К тому же Тиг утрачивает способность к обучению.
Как, впрочем, и все остальные… Эрон снова задумывается о событиях в коридоре отсека «Гамма». Разведывательная ракета «Чайная роза» находилась там с задраенными люками под наблюдением одного охранника. Скучная обязанность, тем более после двух недель безделья. Охранник отлучился в блок питания, чтобы выпить чашечку бурды. Когда он оглянулся, Тиг уже лежал на палубе рядом с разведывательной ракетой, у открытого люка. Скорее всего, он пришел по трапу, ведущему к люку: до несчастного случая он руководил командой по работе в открытом космосе, так что здесь ему было самое место. Чем он занимался, прежде чем лишиться чувств, — отпирал шлюз или запирал его? Побывал ли он внутри, видел ли инопланетного гостя, не последний ли — причина шока? Этого никто не знает.
Эрон придерживается мнения, что при подходе к шлюзу у Тига произошел спонтанный эпилептический припадок. Ему хотелось бы на это надеяться. Как бы то ни было, Йелластон приказал убрать разведывательную ракету из чрева «Кентавра» и тащить ее за собой на поводке, как собачонку. Что касается Тига, то его жизненные силы убывают день ото дня. Необычно, если только у него не произошло незаметного для приборов поражения среднего мозга. Эрон не может придумать никакого средства против такой напасти. Но, возможно, это только к лучшему.
Едва не падая с ног от усталости, он заставляет себя возиться с неподвижным Тигом, после чего решает, что следует пожелать доброй ночи Лори.
Она по-прежнему лежит на койке, по-детски свернувшись калачиком и погрузившись в чтение. На «Кентавре» есть настоящие книги, а не только тексты на стандартных микроносителях, чему нельзя не радоваться.
– Нашла что-то любопытное?
Она поднимает свои ясные глаза. От камеры не укроется эта искренняя улыбка, полная родственной любви.
– Ты только послушай, Эрн… — Она начинает декламировать что-то сложное для восприятия; Эрон ухватывает только окончание: — «Расти в высоту, измотай зверя, дай умереть обезьяне и тигру». Очень старое стихотворение, Эрн. Теннисон. — Сейчас ее улыбка предназначена одному ему.
Эрон утомленно кивает, одобряя ее выбор. Но с него довольно тигров и обезьян, он не позволит Лори втянуть его в очередной безумный диалог, тем более под бдительным оком камеры.
– Смотри, не зачитывайся до утра.
– Это для меня лучший отдых, — отвечает она счастливым тоном. — Бегство в истину. На обратном пути я только и делала, что читала.
Эрон ежится при каждом упоминании о ее одиноком полете. Милая Лори, маленькая сумасшедшая…
– Спи.
– Спокойной ночи, Эрн, дорогой.
Ложась на свою койку, он бормочет проклятия в адрес комиссии, отбиравшей кандидатуры для полета на «Кентавре». Обыватели без признаков интуиции! Правильно, Лори не вполне очевидный объект для сексуальных посягательств. Где им было догадаться, что неразвитое тело Лори в состоянии внушить кое-кому из мужчин мысль, будто в ней кроется неразбуженный сексуальный вихрь, некая тайная сверхчувственность, циркулирующая, наподобие раскаленной лавы!
Однако главное упущение комиссии состояло даже не в этом. Эрон вздыхает в темноте. Ему-то известно, что за огонь пылает в Лори… Секс здесь ни при чем. Все дело в ее непоколебимой чистоте, или, как говорили в старину, в золотом сердце. Слишком ясное представление о добре, слишком безоговорочная ненависть к злу. При такой резкости оценок не остается местечка ни для любви, ни для живых людей. Эрон снова вздыхает, представляя себе, как в ее голосе звучит отважное, безапелляционное осуждение. Изменилась ли она? По всей вероятности, нет. Видимо, это даже неважно. Важно ли, что случаю было угодно поставить Лори между ними и этой планетой? Чисто техническая проблема: воздух, вода, микробы и так далее…
Он старается отбросить всякие мысли. Я целых три недели заперт здесь с ней и Тигом, говорит он себе; изоляция порождает депрессию и кошмары. Засыпая, он успевает подумать о капитане Йелластоне. У старика наверняка на исходе запасы.
II
Это тоже не очень характерно: экипаж «Кентавра» — люди здоровые. Появляется перуанец океанограф. Он, стыдясь, жалуется на бессонницу. Этот человек с религиозным предубеждением отвергает медикаменты, но Эрон все же уговаривает его попробовать альфа-регулятор. Следующий — Кавабата, старший по гидропонике. Его беспокоят судороги ног. Эрон прописывает ему хинин. Кавабата задерживается, чтобы с энтузиазмом поболтать о культурах эмбрионов, которые он недавно испытывал.
– Девяностопроцентная выживаемость после десяти лет криостаза! — Он широко улыбается. — Мы готовы к высадке на планету. Кстати, доктор, неужели лейтенант Тиг так быстро поправляется? Я гляжу, вы уже предоставили ему свободу!
Эрон слишком поражен, чтобы дать связный ответ, и что-то бормочет себе под нос. Сельскохозяйственный маг разражается панегириком своим курам, которых Эрон ненавидит всей душой, после чего ретируется.
Потрясенный Эрон идет проведать Тига. На экране перед дверью в палату высвечиваются показания: пульс без перебоев, электроэнцефалограмма в относительном порядке, хотя высшая нервная деятельность несколько ослаблена. Эрон открывает дверь.
Тиг лежит на боку, демонстрируя заостренный нордический профиль. Он крепко спит под действием наркоза. На вид ему не больше двадцати пяти лет: легкий румянец на щеках, на закрытые глаза падает золотой локон. Типичный красавчик, обреченный на вечную жизнь с трепещущей за спиной белоснежной мантией. На глазах у Эрона он шевелится, вскидывает руку с капельницей, поворачивает голову.
На месте левой затылочной дуги — уродливый провал. Три года назад Тайгер Тиг стал их первым — и до сих пор самым серьезным — пострадавшим. Произошло это по нелепой случайности: он благополучно возвращался после трудного выхода в открытый космос, но в самый последний момент, когда собирался задраить за собой люк, едва не был обезглавлен невесть откуда взявшимся пустым кислородным баллоном…
Словно ощущая присутствие Эрона, Тиг очаровательно улыбается; его чувственные губы все еще обещают усладу. До травмы Тиг сменил несколько возлюбленных мужского пола, что было изначально заложено в программу «Кентавра». Это, как и многое другое, обеспечивало некое равновесие в бесконечном полете.
Сам Эрон никогда не входил в число любовников Тига, так как знал цену своему неуклюжему телу и предпочитал необременительную снисходительность Соланж. Это тоже, по-видимому, было включено в программу.
Рот Тига приходит в движение, Он пытается что-то сказать во сне.
– Хо… Хо… — Он демонстрирует ухо с оторванной мочкой. Ресницы приподнимаются, небесно-голубые глаза нашаривают Эрона.
– Все хорошо, Тайгер, — врет Эрон, успокаивая его прикосновением. Тиг издает булькающие звуки и снова засыпает, изящным движением гимнаста повернувшись на бок. Эрон проверяет катетеры и выходит из палаты.
Напротив — каюта Лори. Дверь закрыта. Эрон по-родственному распахивает ее и заглядывает внутрь, косясь на камеру под потолком. Лори лежит на койке и читает. Вполне милая, совершенно нормальная картина.
– Завтра в девять ноль-ноль, — напоминает он ей. — Там все и решится. Ты в порядке?
– Тебе виднее. — Она легкомысленно показывает на биомониторы. Эрон подмигивает ей и выходит. Надо поговорить с Коби, он сейчас как раз в амбулатории.
– Возможно ли, чтобы Тайгер забрался туда, где его не смогла найти камера? — спрашивает Эрон.
– Совершенно немыслимо. Сами взгляните. — Коби показывает на пропускной шлюз изолятора. — Я тут ни при чем.
– Разве я тебя обвиняю?
На самом деле за ним есть вина, и оба это знают. Пять лет назад Коби стал первым, кого Фрэнк Фой подверг допросу. Эрон поймал своего коллегу за изготовлением и продажей наркотических препаратов. Он невольно вздыхает. Дурацкая история… О том чтобы наказать Коби, как и любого другого на «Кентавре», не было речи: лишних людей в экипаже нет. К тому же Коби — их главный диагност. Когда — и если — они вернутся на Землю, ему угрожает… кто знает, что ему угрожает?
Обезьянья физиономия Коби выглядит оживленной. Конечно же, планета! Это ставит крест на возвращении обратно. Вот и отлично, размышляет Эрон. Он хорошо относится к Коби, ценя его неиссякаемую изобретательность и жизнерадостность примата.
По словам Коби, к нему явился мастер по двигателям Гомулка с переломом кисти. Гомулка отказывается идти на прием к Эрону. Коби выдерживает паузу, чтобы до Эрона дошел смысл сказанного. Эрон быстро схватывает и расстраивается: драка, первая за много лет!
– Кого он ударил?
– По-моему, кого-то из русских.
Эрон устало кивает и берет пленки, которые ему предстоит проверять.
– Где Соланж?
– У ксенобиологов, выясняет, что вам потребуется для работы с этим организмом. Кстати, босс… — Коби показывает на расписание. — Вы пропустили свой выход. Вчера вечером надо было заступить на дежурство в общих помещениях. Я уговорил Нана приставить вас на следующей неделе к кухне: вдруг вы убедите Берримен расщедриться на настоящий кофе!
Эрон ворчит себе под нос, берет пленки и удаляется в помещение для собеседований, чтобы поработать. Он с трудом борется со сном, пока компьютер обрабатывает данные. Параметры Лори и его собственные не вызывают беспокойства: любые отклонения укладываются в пределы нормы. Эрон выходит к раздатчику пищи в надежде встретить Соланж. Неудача. Он нехотя возвращается и берется за данные Тига.
Так и есть — загорается индикатор отклонения от нормы. Поработав над данными два часа, анализатор нащупал серьезное нарушение. Эрон нисколько не удивлен: это все те же отклонения, которые фиксировались у Тига на протяжении недели, с того самого момента, когда он якобы вошел в контакт с инопланетным организмом. Слабое, но неуклонное замедление жизненных функций, особенно наглядно наблюдаемое на электроэнцефалограмме. К тому же Тиг утрачивает способность к обучению.
Как, впрочем, и все остальные… Эрон снова задумывается о событиях в коридоре отсека «Гамма». Разведывательная ракета «Чайная роза» находилась там с задраенными люками под наблюдением одного охранника. Скучная обязанность, тем более после двух недель безделья. Охранник отлучился в блок питания, чтобы выпить чашечку бурды. Когда он оглянулся, Тиг уже лежал на палубе рядом с разведывательной ракетой, у открытого люка. Скорее всего, он пришел по трапу, ведущему к люку: до несчастного случая он руководил командой по работе в открытом космосе, так что здесь ему было самое место. Чем он занимался, прежде чем лишиться чувств, — отпирал шлюз или запирал его? Побывал ли он внутри, видел ли инопланетного гостя, не последний ли — причина шока? Этого никто не знает.
Эрон придерживается мнения, что при подходе к шлюзу у Тига произошел спонтанный эпилептический припадок. Ему хотелось бы на это надеяться. Как бы то ни было, Йелластон приказал убрать разведывательную ракету из чрева «Кентавра» и тащить ее за собой на поводке, как собачонку. Что касается Тига, то его жизненные силы убывают день ото дня. Необычно, если только у него не произошло незаметного для приборов поражения среднего мозга. Эрон не может придумать никакого средства против такой напасти. Но, возможно, это только к лучшему.
Едва не падая с ног от усталости, он заставляет себя возиться с неподвижным Тигом, после чего решает, что следует пожелать доброй ночи Лори.
Она по-прежнему лежит на койке, по-детски свернувшись калачиком и погрузившись в чтение. На «Кентавре» есть настоящие книги, а не только тексты на стандартных микроносителях, чему нельзя не радоваться.
– Нашла что-то любопытное?
Она поднимает свои ясные глаза. От камеры не укроется эта искренняя улыбка, полная родственной любви.
– Ты только послушай, Эрн… — Она начинает декламировать что-то сложное для восприятия; Эрон ухватывает только окончание: — «Расти в высоту, измотай зверя, дай умереть обезьяне и тигру». Очень старое стихотворение, Эрн. Теннисон. — Сейчас ее улыбка предназначена одному ему.
Эрон утомленно кивает, одобряя ее выбор. Но с него довольно тигров и обезьян, он не позволит Лори втянуть его в очередной безумный диалог, тем более под бдительным оком камеры.
– Смотри, не зачитывайся до утра.
– Это для меня лучший отдых, — отвечает она счастливым тоном. — Бегство в истину. На обратном пути я только и делала, что читала.
Эрон ежится при каждом упоминании о ее одиноком полете. Милая Лори, маленькая сумасшедшая…
– Спи.
– Спокойной ночи, Эрн, дорогой.
Ложась на свою койку, он бормочет проклятия в адрес комиссии, отбиравшей кандидатуры для полета на «Кентавре». Обыватели без признаков интуиции! Правильно, Лори не вполне очевидный объект для сексуальных посягательств. Где им было догадаться, что неразвитое тело Лори в состоянии внушить кое-кому из мужчин мысль, будто в ней кроется неразбуженный сексуальный вихрь, некая тайная сверхчувственность, циркулирующая, наподобие раскаленной лавы!
Однако главное упущение комиссии состояло даже не в этом. Эрон вздыхает в темноте. Ему-то известно, что за огонь пылает в Лори… Секс здесь ни при чем. Все дело в ее непоколебимой чистоте, или, как говорили в старину, в золотом сердце. Слишком ясное представление о добре, слишком безоговорочная ненависть к злу. При такой резкости оценок не остается местечка ни для любви, ни для живых людей. Эрон снова вздыхает, представляя себе, как в ее голосе звучит отважное, безапелляционное осуждение. Изменилась ли она? По всей вероятности, нет. Видимо, это даже неважно. Важно ли, что случаю было угодно поставить Лори между ними и этой планетой? Чисто техническая проблема: воздух, вода, микробы и так далее…
Он старается отбросить всякие мысли. Я целых три недели заперт здесь с ней и Тигом, говорит он себе; изоляция порождает депрессию и кошмары. Засыпая, он успевает подумать о капитане Йелластоне. У старика наверняка на исходе запасы.
II
…Царственная женщина невиданного роста бредет среди быстро плывущих серых облаков. Охваченная горем, она движется, потрясая густыми волосами; она хватается за голову, за сердце — владычица, погруженная в траур, вышедшая на берег зловещего моря. К ногам ее жмутся закованные в цепи твари: тигр — грустное воплощение былого величия, обезьяна, передразнивающая ее отчаяние. В горе женщина срывает с волос ленты, пуская их по ледяному ветру. Вот она склоняется, чтобы расковать тигра и даровать ему свободу. Однако то, что недавно было зверем, колышется, расползается, снова собирается в комок; тигр уплывает к звёздам где обретает призрачную жизнь. Обезьяна прикорнула у ее ног; женщина проводит длинными пальцами по ее голове, но обезьяна уже обратилась в камень. Женщина начинает петь о смерти, один за другим ломая на морском берегу свои драгоценные браслеты…
Эрон просыпается. Из глаз его сочится сама печаль. Он слышит в собственном горле горестные всхлипы. Он не издавал подобных звуков со времени смерти родителей — сейчас он помнит это с ужасающей точностью. Его подушка успела промокнуть. Что это значит? Как это понять? Проклятые обезьяна и тигр из стишка Лори… Прекрати! Опомнись!
Он с трудом поднимается на ноги. Сейчас глубокая ночь, а вовсе не утро. Подставляя лицо под струю воды, он остро осознаёт, что у его ног прочерчено направление — невидимая линия, ведущая сквозь оболочку корабля к болтающейся в пустоте ракете с инопланетным созданием внутри.
Хорошо, посмотрим фактам в лицо.
Он опять садится на койку, не зажигая света. Верите ли вы в телепатические способности инопланетного существа, доктор Кей? Неужто это создание — а скорее всего, некая растительная форма — ведет трансляцию на доступных человеческой душе волнах, неужто оно тного существа, доктор Кей? ·«/emphasis ·неужтоспособно сеять отчаяние?
Не исключено, доктор. Возможно все что угодно, — то есть почти все.
А как же образцы тканей, снимки? Никакой структурной дифференциации, никакой нервной системы. Мозга нет и в помине. Нечто вроде крупного лишайника или цветной капусты, а Лори сравнила его с гроздью крупного винограда. Единственно, что для него характерно, — это обмен веществ и некоторая биолюминесцентность. Слабая клеточная полюсность никак не может генерировать энергию которой подвластны человеческие эмоции. Или может? Он все же склоняется к отрицательному ответу. Даже такие сложные организмы, как люди, не способны на это, а тут… Физическое явление, вроде ультразвука, тоже исключается, ведь вакуум — надежный барьер. К тому же, если бы оно обладало такими способностями, Лори ни за что бы не возвратилась в здравом уме и твердой памяти. Прожить почти год в десяти футах от создания, умеющего насылать кошмары? Такое было не под силу даже Лори. Нет, все дело в самом Эроне.
«Решено: причина во мне».
Он ложится, напомнив себе, что настало время проверить весь экипаж. Надо также провести сеанс свободных ассоциаций: возможно, другие тоже мучаются от последствий стресса. Взять хотя бы эти дурацкие «встречи» с Тигом… В прошлый раз он столкнулся с двумя случаями нарождающейся депрессии. Он займется этим сам, ничего не передоверяя Коби. Приняв такое решение, он ловит себя на тщеславии. Истина заключается в том, что люди гораздо более откровенны с Коби, чем с ним. Возможно, в нем, как и в Лори, они улавливают излишнюю святость… Он забывается с усмешкой на губах.
…Тиг просачивается сквозь стены, свернувшись, как зародыш, но с выраженными половыми признаками. Впрочем, это особенный Тиг: к примеру, он зеленого цвета. К тому же он очень пухлый, как цветная капуста или кучевое облако. Страха он не вызывает; он вообще ничего не вызывает. Эрон спокойно наблюдает, как зеленый и пухлый, облакоподобный Тиг сначала раздувается, потом сжимается и обретает призрачную жизнь среди звезд. Пухлая детская рука медленно машет ему на прощание…
Эрон вздрагивает и просыпается. Наступило утро. Он поднимается, с трудом держится на ногах. Состояние — хуже не придумаешь. Выйдя в коридор, он видит за стеклянной стенкой Соланж, сидящую за столиком. Эрону сразу становится лучше.
– Соли! Куда ты запропастилась?
– Слишком много проблем, Эрон. — Она хмурится и становится похожей на полевой цветок. — Вот выйдешь — тогда видно будет.
– Возможно, я вообще не выйду. — Эрон наливает себе горячей бурды.
– О! — Цветок выражает недоверие и одновременно уныние. — Капитан Йелластон посадил тебя на трехнедельный карантин. Срок истек. Ты полностью здоров.
– Я не чувствую себя таким уж здоровым, Соли.
– Но ты хочешь выйти? — Ее темные глаза крайне выразительны, грудь создана для того, чтобы лежать в мужских ладонях, она греет его даже через стену. Эрон пытается ответить женщине благодарной волной. Вот уже пять лет, как они любовники; он очень ее любит, с поправкой на свою невысокую сексуальность.
– Ты же знаешь, как я этого хочу, Соли. Появляется Коби с историей болезни Эрона.
– Как мои дела, Билл? Есть ли симптомы инопланетной чумы?
Теперь на лице Соланж появляется выражение нежной обеспокоенности. Это как игра, думает Эрон. Если бы при ней бронтозавр занозил лапку, Соли тоже издала бы свое сочувственное «О!» При распятии Спасителя она, наверное, отреагировала бы так же, но Эрон ее не осуждает.
– Ничего особенного, босс, разве что вы неважно спите.
– Знаю. Дурные сны. Слишком много волнений, вот и просыпаются забытые привидения. Когда я выйду отсюда, мы вновь обследуем всю команду.
– Узнаю нашего дока: когда у него появляются какие-то симптомы, он принимается искать их у всех остальных. — Коби весел, всем доволен — что ж, это только приветствуется. — Между прочим, Тайгер проснулся и только что помочился.
– Хорошо. Посмотрим, может, я смогу уговорить его поесть. Эрон застает Тига за попыткой сесть.
– Хочешь выйти и покушать, Тайгер?
Эрон отсоединяет от него все трубки и электроды и помогает выйти в коридор, к раздатчику пищи. Тиг замечает Соланж, и его рука взлетает вверх в прежнем веселом приветствии. Эрон рад столь бойкой реакции; на протяжении нескольких минут с Тигом не происходит ничего необычного. Он как ни в чем не бывало берет поднос и принимается есть. Однако после нескольких глотков из его горла раздается хрип, поднос падает.
– Позволь, Эрон, я должна войти. — Соланж поспешно натягивает изолирующий костюм.
Она приносит новые пленки, и Эрон следует дальше по коридору, чтобы их изучить. Обычно они занимаются обработкой данных в помещении для собеседований. Глядя на привычные нормальные показания, он думает о том, как хорошо постарались создатели «Кентавра». На борту хватило места даже для изолятора. Подумать только, межзвездный корабль! Он сидит внутри корабля, несущегося среди звезд… «Кентавр» — второй в своем роде. Первый назывался «Пионер». Эрон был еще третьеклассником, когда «Пионер» взял курс на звезду Бернарда. Когда он был студентом, от «Пионера» поступил красный сигнал — ничего.
Что там вращается вокруг звезды Бернарда — скала? Газовый клубок? Этого не суждено узнать, поскольку «Пионер» больше не приближался к Земле на расстояние осмысленного сигнала. Эрон работал в ординатуре, когда было объявлено, что корабль потерян. Его регулярный идентифицирующий сигнал перестал звучать, заглушенный радиопомехами. Что произошло? Кто знает… Первый корабль был гораздо меньше и двигался гораздо медленнее. «Кентавр» был спроектирован с учетом сведений, поступивших с «Пионера», пока с ним еще можно было вести переговоры.
Эрон снова погружается в свою работу, автоматически прогнав мысли о судьбе «Пионера». Благодаря специальным тренировкам вся команда научилась не думать на эту тему, как и о том, что Земля не в состоянии выслать новую экспедицию в случае неудачи «Кентавра». Даже если это было бы осуществимо, каким стал бы следующий шаг? Девять световых лет до Сириуса? Безнадежно! Энергия и ресурсы были исчерпаны почти полностью уже при строительстве «Кентавра». Не исключено, что возможные эмигранты успели пасть жертвами каннибалов, и даже если подходящая планета будет обнаружена, это может произойти слишком поздно — их сигнала никто больше не ждет…
Он призывает свое подсознание к порядку и еще раз убеждается, что пленки не содержат ничего нового. Показания деятельности мозга Лори в период отдыха тоже высоковаты, но и они укладываются в норму. Тиг со вчерашнего вечера еще больше сдал. В чем причина?
Пора. Лори и Соланж готовы к окончательному «интервью», как называет это Йелластон. Эрон перемещается в кабину для наблюдений и мобилизует все свое внимание.
Сначала на экране появляется Фрэнк Фой со своими стандартными вопросами. Он еще не закончил, когда входят Йелластон и командиры двух разведывательных кораблей. Как ни возмущает Эрона все это действо, он вынужден признать, что Дон и Тим стараются держаться нейтрально. Сказывается усиленная подготовка к космическим полетам: они знают, как легко можно унизить человека.
Фой закругляется и обращается к Лори.
– Доктор Кей, — говорит он, — теперь речь пойдет о вашем полете обратно на корабль. Грузовой отсек, в который вы поместили инопланетную жизненную форму, снабжен системой наблюдения, связанной с командным отсеком, в котором проживали вы. Отсек оказался заваренным. Вы сами его заварили?
– Да.
– Зачем вы это сделали? Прошу отвечать кратко.
– Из-за недостаточной светоизоляции. Свет из моего отсека мог воздействовать на инопланетный организм. Я решила, что это может; причинить ему вред, поскольку он проявляет признаки излишней светочувствительности. Это наиболее важный биологический образец, когда-либо попадавший нам в руки. Я должна была соблюсти все предосторожности. Грузовой отсек был оборудован реостатами таким образом, чтобы обеспечить суточный ритм в двадцать два часа, как на планете с ее прекрасными длинными вечерами.
Фой укоризненно покашливает.
– Вы провели работу с величайшей тщательностью. Инопланетный организм вызывал у вас страх?
– Нет!
– Повторяю: вы его боялись?
– Нет, не боялась. Хотя в общем в какой-то степени — да. Все-таки мне предстояло провести столько времени в одиночестве! Я не сомневалась в безвредности этой жизненной формы, но полагала, что она может потянуться к свету, даже обрести подвижность. К тому же я опасалась, как бы его собственная люминесцентность не помешала моему сну. У меня были некоторые затруднения со сном.
– Значит, вы считаете, что этот инопланетный" организм может представлять опасность?
– Нет! Теперь я знаю, что ничего этого не произошло. Можете изучить данные.
– Позвольте напомнить вам о необходимости быть более сдержанной, доктор Кей. Вернемся к факту заваривания переходного шлюза. Вы боялись смотреть на инопланетный организм?
– Конечно, нет.
Юный Фрэнк удивлял Эрона все больше: он никак не думал, что у Фоя так развито воображение.
– Доктор Кей, сварочный инструмент остался на планете. Почему?
– Он понадобился командиру Ку.
– На разведывательной ракете отсутствуют все остальные инструменты, которые там должны находиться. Почему?
– Все это потребовалось им. Если бы что-то сломалось, я бы все равно не смогла устранить неисправность.
– Вы боялись иметь в своем распоряжении инструмент, с помощью которого можно было бы снова открыть отсек с инопланетным организмом?
– Нет!
– Я повторяю: доктор Кей, опасались ли вы иметь при себе инструмент, с помощью которого можно было бы вскрыть отсек с инопланетным организмом?
– НЕТ!
Фой делает пометки. Эрону не нужен компьютер — он и так фиксирует преувеличенную искренность. Боже, что она скрывает?
– Доктор Кей, объясните еще раз, почему в компьютере отсутствуют данные — начиная со второго дня вашего пребывания на этой планете.
– Мы собирали данные. Огромное количество данных! Мы загрузили их в компьютер, но они стерлись из-за конденсации влаги. Никто не позаботился проверить конденсацию, потому что обычно подобного не происходит. Страшно обидно, сколько пропало материала! Мей Лин и Лиу провели комплексное геологическое и биосферное исследование, все…
Она кусает губу, как ребенок, веснушчатые щеки покрываются румянцем.
– Вы сами все стерли, доктор Кей.
– НЕТ!
– Спокойнее, доктор Кей. Теперь я освежу вашу память относительно записи голоса, якобы принадлежащего командиру Ку.
Он передвигает рычажки. Раздается тоненький голосок: «Очень… хорошо, доктор Кей… Вы… идете».
Это действительно голос Ку: Эрону знакома его аудиограмма. Однако голос неприятен для человеческого уха.
– Вы утверждаете, что командир Ку находился в добром здравии, когда произносил эти слова?
– Да. Конечно, он был утомлен, как все остальные… Эрон прикрыл глаза. Лори, что ты натворила?
– Повторяю: был ли командир Ку здоров физически и душевно, когда…
– Хватит! — Лори отчаянно трясет головой. — Прекратите! Мне не хочется этого говорить, сэр… — Она рассеянно смотрит на экран, за которым должен находиться капитан Йелластон, делает вдох. — Речь идет о сущей мелочи. Случилось… расхождение во мнениях. На второй день.
Йелластон поднимает палец, предупреждая Фоя. Оба командира-разведчика бесстрастны, словно статуи.
– Двое из экипажа сочли, что могут спокойно снять скафандры. — Лори глотает слюну. — Командир Ку… не согласился. Однако он поступили по-своему. Потом они… не хотели возвращаться в ракету. Им захотелось разбить отдельный лагерь. — Она с мольбой смотрит на своего мучителя. — Поймите, планета — очень приятное место, а мы так долго оставались на корабле…
Фой чует поживу и обнажает клыки.
– Вы хотите сказать, что командир Ку снял скафандр и заболел?
– Нет! Просто вышел… спор, — с трудом выговаривает Лори. — Он получил повреждение в области гортани. Поэтому и… — Лори ерзает чуть не плача.
Йелластон встает, оттирая Фоя от микрофона.
– Все понятно, доктор, — спокойно произносит он. — Я понимаю, с каким трудом вы прошли это испытание после геройского возвращения на базу. Теперь, насколько я понимаю, мы располагаем полной картиной…
Фой не верит своим ушам. У Эрона спадает пелена с глаз. Китайская сверхчувствительность, нежелание выносить сор из избы… Вывод напрашивается сам собой: команда Ку раскололась, поэтому кто-то и стер всю память на корабле-разведчике.
Вот, значит, к чему сводится тайна Лори! Эрон переводит дух, чувствуя эйфорическое облегчение. Все прояснилось.
Однако капитан Йелластон, специалист по разгадыванию скрытых смыслов, не торопится.
– Как мне представляется, доктор, ситуация быстро разрядилась благодаря решению командира Ку приступить к колонизации и его уверенности, что вы передадите отчет командира для дальнейшего препровождения на Землю.
– Да, сэр, — благодарно шепчет Лори. Она все еще дрожит: всем известно, как ее огорчает любое насилие. — Понимаете, даже если б со мной что-нибудь случилось, вторую половину пути корабль прошел бы в автоматическом режиме и в любом случае достиг цели. Вы же его перехватили.
Эрон просыпается. Из глаз его сочится сама печаль. Он слышит в собственном горле горестные всхлипы. Он не издавал подобных звуков со времени смерти родителей — сейчас он помнит это с ужасающей точностью. Его подушка успела промокнуть. Что это значит? Как это понять? Проклятые обезьяна и тигр из стишка Лори… Прекрати! Опомнись!
Он с трудом поднимается на ноги. Сейчас глубокая ночь, а вовсе не утро. Подставляя лицо под струю воды, он остро осознаёт, что у его ног прочерчено направление — невидимая линия, ведущая сквозь оболочку корабля к болтающейся в пустоте ракете с инопланетным созданием внутри.
Хорошо, посмотрим фактам в лицо.
Он опять садится на койку, не зажигая света. Верите ли вы в телепатические способности инопланетного существа, доктор Кей? Неужто это создание — а скорее всего, некая растительная форма — ведет трансляцию на доступных человеческой душе волнах, неужто оно тного существа, доктор Кей? ·«/emphasis ·неужтоспособно сеять отчаяние?
Не исключено, доктор. Возможно все что угодно, — то есть почти все.
А как же образцы тканей, снимки? Никакой структурной дифференциации, никакой нервной системы. Мозга нет и в помине. Нечто вроде крупного лишайника или цветной капусты, а Лори сравнила его с гроздью крупного винограда. Единственно, что для него характерно, — это обмен веществ и некоторая биолюминесцентность. Слабая клеточная полюсность никак не может генерировать энергию которой подвластны человеческие эмоции. Или может? Он все же склоняется к отрицательному ответу. Даже такие сложные организмы, как люди, не способны на это, а тут… Физическое явление, вроде ультразвука, тоже исключается, ведь вакуум — надежный барьер. К тому же, если бы оно обладало такими способностями, Лори ни за что бы не возвратилась в здравом уме и твердой памяти. Прожить почти год в десяти футах от создания, умеющего насылать кошмары? Такое было не под силу даже Лори. Нет, все дело в самом Эроне.
«Решено: причина во мне».
Он ложится, напомнив себе, что настало время проверить весь экипаж. Надо также провести сеанс свободных ассоциаций: возможно, другие тоже мучаются от последствий стресса. Взять хотя бы эти дурацкие «встречи» с Тигом… В прошлый раз он столкнулся с двумя случаями нарождающейся депрессии. Он займется этим сам, ничего не передоверяя Коби. Приняв такое решение, он ловит себя на тщеславии. Истина заключается в том, что люди гораздо более откровенны с Коби, чем с ним. Возможно, в нем, как и в Лори, они улавливают излишнюю святость… Он забывается с усмешкой на губах.
…Тиг просачивается сквозь стены, свернувшись, как зародыш, но с выраженными половыми признаками. Впрочем, это особенный Тиг: к примеру, он зеленого цвета. К тому же он очень пухлый, как цветная капуста или кучевое облако. Страха он не вызывает; он вообще ничего не вызывает. Эрон спокойно наблюдает, как зеленый и пухлый, облакоподобный Тиг сначала раздувается, потом сжимается и обретает призрачную жизнь среди звезд. Пухлая детская рука медленно машет ему на прощание…
Эрон вздрагивает и просыпается. Наступило утро. Он поднимается, с трудом держится на ногах. Состояние — хуже не придумаешь. Выйдя в коридор, он видит за стеклянной стенкой Соланж, сидящую за столиком. Эрону сразу становится лучше.
– Соли! Куда ты запропастилась?
– Слишком много проблем, Эрон. — Она хмурится и становится похожей на полевой цветок. — Вот выйдешь — тогда видно будет.
– Возможно, я вообще не выйду. — Эрон наливает себе горячей бурды.
– О! — Цветок выражает недоверие и одновременно уныние. — Капитан Йелластон посадил тебя на трехнедельный карантин. Срок истек. Ты полностью здоров.
– Я не чувствую себя таким уж здоровым, Соли.
– Но ты хочешь выйти? — Ее темные глаза крайне выразительны, грудь создана для того, чтобы лежать в мужских ладонях, она греет его даже через стену. Эрон пытается ответить женщине благодарной волной. Вот уже пять лет, как они любовники; он очень ее любит, с поправкой на свою невысокую сексуальность.
– Ты же знаешь, как я этого хочу, Соли. Появляется Коби с историей болезни Эрона.
– Как мои дела, Билл? Есть ли симптомы инопланетной чумы?
Теперь на лице Соланж появляется выражение нежной обеспокоенности. Это как игра, думает Эрон. Если бы при ней бронтозавр занозил лапку, Соли тоже издала бы свое сочувственное «О!» При распятии Спасителя она, наверное, отреагировала бы так же, но Эрон ее не осуждает.
– Ничего особенного, босс, разве что вы неважно спите.
– Знаю. Дурные сны. Слишком много волнений, вот и просыпаются забытые привидения. Когда я выйду отсюда, мы вновь обследуем всю команду.
– Узнаю нашего дока: когда у него появляются какие-то симптомы, он принимается искать их у всех остальных. — Коби весел, всем доволен — что ж, это только приветствуется. — Между прочим, Тайгер проснулся и только что помочился.
– Хорошо. Посмотрим, может, я смогу уговорить его поесть. Эрон застает Тига за попыткой сесть.
– Хочешь выйти и покушать, Тайгер?
Эрон отсоединяет от него все трубки и электроды и помогает выйти в коридор, к раздатчику пищи. Тиг замечает Соланж, и его рука взлетает вверх в прежнем веселом приветствии. Эрон рад столь бойкой реакции; на протяжении нескольких минут с Тигом не происходит ничего необычного. Он как ни в чем не бывало берет поднос и принимается есть. Однако после нескольких глотков из его горла раздается хрип, поднос падает.
– Позволь, Эрон, я должна войти. — Соланж поспешно натягивает изолирующий костюм.
Она приносит новые пленки, и Эрон следует дальше по коридору, чтобы их изучить. Обычно они занимаются обработкой данных в помещении для собеседований. Глядя на привычные нормальные показания, он думает о том, как хорошо постарались создатели «Кентавра». На борту хватило места даже для изолятора. Подумать только, межзвездный корабль! Он сидит внутри корабля, несущегося среди звезд… «Кентавр» — второй в своем роде. Первый назывался «Пионер». Эрон был еще третьеклассником, когда «Пионер» взял курс на звезду Бернарда. Когда он был студентом, от «Пионера» поступил красный сигнал — ничего.
Что там вращается вокруг звезды Бернарда — скала? Газовый клубок? Этого не суждено узнать, поскольку «Пионер» больше не приближался к Земле на расстояние осмысленного сигнала. Эрон работал в ординатуре, когда было объявлено, что корабль потерян. Его регулярный идентифицирующий сигнал перестал звучать, заглушенный радиопомехами. Что произошло? Кто знает… Первый корабль был гораздо меньше и двигался гораздо медленнее. «Кентавр» был спроектирован с учетом сведений, поступивших с «Пионера», пока с ним еще можно было вести переговоры.
Эрон снова погружается в свою работу, автоматически прогнав мысли о судьбе «Пионера». Благодаря специальным тренировкам вся команда научилась не думать на эту тему, как и о том, что Земля не в состоянии выслать новую экспедицию в случае неудачи «Кентавра». Даже если это было бы осуществимо, каким стал бы следующий шаг? Девять световых лет до Сириуса? Безнадежно! Энергия и ресурсы были исчерпаны почти полностью уже при строительстве «Кентавра». Не исключено, что возможные эмигранты успели пасть жертвами каннибалов, и даже если подходящая планета будет обнаружена, это может произойти слишком поздно — их сигнала никто больше не ждет…
Он призывает свое подсознание к порядку и еще раз убеждается, что пленки не содержат ничего нового. Показания деятельности мозга Лори в период отдыха тоже высоковаты, но и они укладываются в норму. Тиг со вчерашнего вечера еще больше сдал. В чем причина?
Пора. Лори и Соланж готовы к окончательному «интервью», как называет это Йелластон. Эрон перемещается в кабину для наблюдений и мобилизует все свое внимание.
Сначала на экране появляется Фрэнк Фой со своими стандартными вопросами. Он еще не закончил, когда входят Йелластон и командиры двух разведывательных кораблей. Как ни возмущает Эрона все это действо, он вынужден признать, что Дон и Тим стараются держаться нейтрально. Сказывается усиленная подготовка к космическим полетам: они знают, как легко можно унизить человека.
Фой закругляется и обращается к Лори.
– Доктор Кей, — говорит он, — теперь речь пойдет о вашем полете обратно на корабль. Грузовой отсек, в который вы поместили инопланетную жизненную форму, снабжен системой наблюдения, связанной с командным отсеком, в котором проживали вы. Отсек оказался заваренным. Вы сами его заварили?
– Да.
– Зачем вы это сделали? Прошу отвечать кратко.
– Из-за недостаточной светоизоляции. Свет из моего отсека мог воздействовать на инопланетный организм. Я решила, что это может; причинить ему вред, поскольку он проявляет признаки излишней светочувствительности. Это наиболее важный биологический образец, когда-либо попадавший нам в руки. Я должна была соблюсти все предосторожности. Грузовой отсек был оборудован реостатами таким образом, чтобы обеспечить суточный ритм в двадцать два часа, как на планете с ее прекрасными длинными вечерами.
Фой укоризненно покашливает.
– Вы провели работу с величайшей тщательностью. Инопланетный организм вызывал у вас страх?
– Нет!
– Повторяю: вы его боялись?
– Нет, не боялась. Хотя в общем в какой-то степени — да. Все-таки мне предстояло провести столько времени в одиночестве! Я не сомневалась в безвредности этой жизненной формы, но полагала, что она может потянуться к свету, даже обрести подвижность. К тому же я опасалась, как бы его собственная люминесцентность не помешала моему сну. У меня были некоторые затруднения со сном.
– Значит, вы считаете, что этот инопланетный" организм может представлять опасность?
– Нет! Теперь я знаю, что ничего этого не произошло. Можете изучить данные.
– Позвольте напомнить вам о необходимости быть более сдержанной, доктор Кей. Вернемся к факту заваривания переходного шлюза. Вы боялись смотреть на инопланетный организм?
– Конечно, нет.
Юный Фрэнк удивлял Эрона все больше: он никак не думал, что у Фоя так развито воображение.
– Доктор Кей, сварочный инструмент остался на планете. Почему?
– Он понадобился командиру Ку.
– На разведывательной ракете отсутствуют все остальные инструменты, которые там должны находиться. Почему?
– Все это потребовалось им. Если бы что-то сломалось, я бы все равно не смогла устранить неисправность.
– Вы боялись иметь в своем распоряжении инструмент, с помощью которого можно было бы снова открыть отсек с инопланетным организмом?
– Нет!
– Я повторяю: доктор Кей, опасались ли вы иметь при себе инструмент, с помощью которого можно было бы вскрыть отсек с инопланетным организмом?
– НЕТ!
Фой делает пометки. Эрону не нужен компьютер — он и так фиксирует преувеличенную искренность. Боже, что она скрывает?
– Доктор Кей, объясните еще раз, почему в компьютере отсутствуют данные — начиная со второго дня вашего пребывания на этой планете.
– Мы собирали данные. Огромное количество данных! Мы загрузили их в компьютер, но они стерлись из-за конденсации влаги. Никто не позаботился проверить конденсацию, потому что обычно подобного не происходит. Страшно обидно, сколько пропало материала! Мей Лин и Лиу провели комплексное геологическое и биосферное исследование, все…
Она кусает губу, как ребенок, веснушчатые щеки покрываются румянцем.
– Вы сами все стерли, доктор Кей.
– НЕТ!
– Спокойнее, доктор Кей. Теперь я освежу вашу память относительно записи голоса, якобы принадлежащего командиру Ку.
Он передвигает рычажки. Раздается тоненький голосок: «Очень… хорошо, доктор Кей… Вы… идете».
Это действительно голос Ку: Эрону знакома его аудиограмма. Однако голос неприятен для человеческого уха.
– Вы утверждаете, что командир Ку находился в добром здравии, когда произносил эти слова?
– Да. Конечно, он был утомлен, как все остальные… Эрон прикрыл глаза. Лори, что ты натворила?
– Повторяю: был ли командир Ку здоров физически и душевно, когда…
– Хватит! — Лори отчаянно трясет головой. — Прекратите! Мне не хочется этого говорить, сэр… — Она рассеянно смотрит на экран, за которым должен находиться капитан Йелластон, делает вдох. — Речь идет о сущей мелочи. Случилось… расхождение во мнениях. На второй день.
Йелластон поднимает палец, предупреждая Фоя. Оба командира-разведчика бесстрастны, словно статуи.
– Двое из экипажа сочли, что могут спокойно снять скафандры. — Лори глотает слюну. — Командир Ку… не согласился. Однако он поступили по-своему. Потом они… не хотели возвращаться в ракету. Им захотелось разбить отдельный лагерь. — Она с мольбой смотрит на своего мучителя. — Поймите, планета — очень приятное место, а мы так долго оставались на корабле…
Фой чует поживу и обнажает клыки.
– Вы хотите сказать, что командир Ку снял скафандр и заболел?
– Нет! Просто вышел… спор, — с трудом выговаривает Лори. — Он получил повреждение в области гортани. Поэтому и… — Лори ерзает чуть не плача.
Йелластон встает, оттирая Фоя от микрофона.
– Все понятно, доктор, — спокойно произносит он. — Я понимаю, с каким трудом вы прошли это испытание после геройского возвращения на базу. Теперь, насколько я понимаю, мы располагаем полной картиной…
Фой не верит своим ушам. У Эрона спадает пелена с глаз. Китайская сверхчувствительность, нежелание выносить сор из избы… Вывод напрашивается сам собой: команда Ку раскололась, поэтому кто-то и стер всю память на корабле-разведчике.
Вот, значит, к чему сводится тайна Лори! Эрон переводит дух, чувствуя эйфорическое облегчение. Все прояснилось.
Однако капитан Йелластон, специалист по разгадыванию скрытых смыслов, не торопится.
– Как мне представляется, доктор, ситуация быстро разрядилась благодаря решению командира Ку приступить к колонизации и его уверенности, что вы передадите отчет командира для дальнейшего препровождения на Землю.
– Да, сэр, — благодарно шепчет Лори. Она все еще дрожит: всем известно, как ее огорчает любое насилие. — Понимаете, даже если б со мной что-нибудь случилось, вторую половину пути корабль прошел бы в автоматическом режиме и в любом случае достиг цели. Вы же его перехватили.