И что теперь?
   Найти подходящую железку и сковырнуть несерьезный замок? Не вариант… Совсем бесшумно не получится… Посадить не посадят, но рисковать осложнениями карьеры ни к чему.
   Кричать, звать на помощь?
   Хм… Не хотелось бы по тем же причинам… Ситуация несколько щекотливая… Оставим вариант про запас. Сначала надо выяснить, что на другом конце коридора.
   Он двигался медленно, на ощупь. Попытался в качестве фонаря использовать подсветку мобильника, но в тусклом синеватом свете ничего разглядеть не удавалось.
   И все-таки он кое-как добрался до другой лестницы, ведущей наверх. Над головой виднелись две светлые полоски, расположенные в форме буквы «Т» с непропорционально длинной перекладиной. На дверь не похоже, на окно тем более… Потом сообразил: люк, грузовой люк с двумя распахивающимися жестяными дверцами. Сергей не раз видел подобные люки на задах магазинов старой постройки, располагались они не горизонтально, наклонно, под углом примерно сорок пять градусов…
   Повезло — люк был заперт, но всего лишь на засов и изнутри.
   На улице, рядом с люком, никого не оказалось. И далеко не триумфальное возвращение Сергея Белецкого из недр «Ностальгии» прошло без свидетелей.

3

   Уф-ф-ф… Как, однако, потеплело на улице за каких-то… Сергей взглянул на часы — ну надо же, всего час и шесть минут назад он переступил порог «Ностальгии», а казалось, что плутает в темном лабиринте целую вечность.
   Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. А теперь в машину и домой, хватит на сегодня приключений.
   Вынырнув из подвала, он оказался в переулочке-тупичке, стиснутом между задней стеной магазина и непонятным приземистым зданием без окон. Направо хода нет, пойдем налево. Помнится, рядом с магазином дом прорезала сквозная арка, и как раз возле нее Сергей припарковал свой «опель». Переулок должен вывести именно туда, прямо к арке…
   Так и получилось. Переулок расширился, превратился во внутренний двор, залитый асфальтом, унылый и безлюдный. Вот и арка… Неподалеку от нее стояла смешная машинка — четыреста первый «москвич», вместо снятых передних колес опирающийся на два чурбака.
   Он усмехнулся со снисходительным превосходством человека, автомобиль которого вполне заслуживает называться автомобилем. Прошел под гулкой аркой, доставая на ходу ключи, и…
   И замер.
   «Опель» отнюдь не стоял на своем законном месте, но оцепенел Сергей не от этого…
   За час с небольшим окружающий мир изменился самым кардинальным образом. Многое исчезло, многое откуда-то появилось, многое стало другим.
   Но Сергей не обращал внимания на многочисленные мелкие и крупные изменения — не мог оторвать взгляд от двух, увиденных и осознанных первыми.
   В центре площади Согласия (бывшей Ленина) исчезла обширная клумба, черневшая оттаявшей землей. Вместо нее громоздилась на пьедестале здоровенная статуя Ильича, вытянувшего руку с зажатой кепкой. А над чугунной головой вождя, по краю крыши здания на противоположном краю площади, алели вместо рекламы «Самсунга» громадные буквы: СЛАВА КПСС!
   Нестерпимо хотелось проснуться.

Глава девятая. Старое доброе время

1

   Он сидел на парапете из полированного гранита, окружавшем памятник, и тупо смотрел на зажатую в руке бутылку — коньяка оставалось на донышке.
   Когда успел все выпить? — не понимал и не помнил.
   Проверенное лекарство помогло, шок отступил, — не исчез совсем, но острота его притупилась, вернулась способность мыслить.
   Так уж устроены люди: чем бы не огорошила их жизнь, рано или поздно приходит понимание — да, это произошло, и ничего уже не изменить, не переиграть, надо думать, как жить дальше…
   Хотя что именно произошло, Сергей понял далеко не сразу… Показалось: сошел с ума, банальным образом спятил, — там, в гастрономе номер пять, утонул в темном омуте воспоминаний. И все вокруг — галлюцинации, порождения больного мозга…
   Долго эта идея не продержалась. Слишком материальным, вещественным было все вокруг. Даже очень больному мозгу едва ли под силу породить столько реалистичных, конкретных подробностей…
   Версия номер два: другой, параллельный мир, Земля-2. (Ох, меньше надо было читать в молодости фантастику…) Очень похожий, но другой — и не было здесь никакой перестройки, и развала Союза не было, и КПСС все так же уверенно сжимает штурвал и рулит к светлому будущему. А вам, Сергей Борисович, придется тут сочинять статьи, обличающие акул империализма.
   Но вскоре понял: нет, здесь не то… Не оттого, что бред и небывальщина. Слишком все узнаваемо — что ни увидишь, память подтверждает: да, было такое много лет назад. Машины, выезжающие с улицы Мира на площадь: сплошь отечественные и сплошь старых моделей… Двухдверный львовский автобус — древний, полузабытый, и в то же время новенький, сверкающий. Сверху, почти на каждом доме, бодрые вывески-лозунги: кроме КПСС, славили они труд, и сулили миру мир, и заявляли, что цель наша — именно коммунизм, а не какая-нибудь иная общественная формация.
   И — нигде ни единой рекламы.
   Прошлое. Дико, непредставимо, — но прошлое. Вы хотели вернуться в те золотые денечки, Сергей Борисович? Когда застыли в полутрансе возле витрины с мороженым? Заказ выполнен. Проходил мимо волшебник, выдернул волосок из бороды, прошептал: «крекс-пекс-фекс», — получайте. Пользуйтесь. В кармане завалялась сдача, двадцать копеек, — можно поискать, где тут продается клюквенное мороженое.
   А еще здесь было лето… Зеленела листва, и обильно летел белый пух с окруживших площадь тополей (к 2001 году спиленных), кружил в воздухе, собирался белыми сугробчиками на пыльном асфальте… Детвора радостно галдела у двух автоматов по продаже газированной воды (без сиропа — копейка, с сиропом — три, услужливо подсказала память, хотя никто ее не спрашивал).
   Казалось, что машина времени, именуемая гастрономом «Ностальгия», разрослась до размеров целого мира… Или, по меньшей мере, отдельно взятого городка.
   Некоторое время Сергей всерьез размышлял над этой идеей: если выйти из Солнечноборска, и долго-долго шагать по шоссе, увидит ли он наконец рекламные щиты или бензозаправку «Лукойл»?
   Нет уж… Надо вернуться к люку, и снова попасть в подвал «Ностальгии», и сбить замок, в переулочке-тупичке валялись у глухой стены какие-то ржавые железяки, наверняка отыщется что-нибудь подходящее. И — домой. И — хорошенько обдумать открывающиеся перспективы.
   Потому что перспективы самые заманчивые.

2

   Ясно, что не он первым обнаружил эту щелочку, эту лазейку между временами. Были первопроходцы и до Сергея, проект «Ностальгия» — их детище, попытка извлечь коммерческую выгоду из феномена.
   Но кто контролирует точку перехода? Наши? Или эти, здешние?
   Пожалуй, второй вариант реальнее… От нас уж ринулся бы кто-нибудь в прошлое, нашелся бы энтузиаст: исправить-направить, подкорректировать, таких бы дров наломал…
   А предкам много ли надо? Технологии да информация о будущем…
   Технологии… А вот интересно: не раз в двадцатом веке наши ученые получали нобелевки за эпохальные открытия, определяющие магистральные пути развития НТР. Получали, а внедрить — кишка тонка, материальная база не позволяет… И мобильные телефоны, и микропроцессоры, и многое другое появлялось на свет за бугром — хотя функционировало на открытых нашими принципах. Вообще-то странно. Обычно кто делает открытие, тот его и внедряет. Не было такого случая, чтобы негры в Африке изобрели кремневый мушкет вместо фитильного — а воплотили задумку европейцы… Есть над чем поразмыслить.
   Информация… Любопытно: в конце восьмидесятых, во времена полного разброда и шатаний, когда почти никто не представлял, что получится в результате дикой свистопляски реформ, — находились люди, словно бы владеющие эксклюзивной информацией о будущем. Планомерно и обдуманно готовившиеся не к какому-то там социализму с человеческим лицом, но именно к капитализму в российском его варианте. И ставшие потом олигархами… Маленький вопрос: никто из нынешних (в смысле, будущих) воротил российского бизнеса не начинал ли случайно карьеру в должности скромного директора магазина номер пять Солнечноборского райкоопторга?
   Или все началось куда раньше? И на более высоком уровне?
   Зимняя война… Не так давно, к шестидесятилетнему юбилею события, Сергей написал большой очерк о советско-финской войне, и материал изучил неплохо. Отметил тогда одну странность, но не стал задумываться, а сейчас вот вспомнилось… Две советских армейских группировки всю зиму бились лбами о линию Маннергейма на Карельском перешейке. С западным флангом все понятно — удар нацелен через Выборг на Хельсинки, в самое сердце Финляндии. Но вот Северо-Восточная особая группа войск под командованием комкора Грендаля… Куда метили они? Наступали на Солнечноборск, носивший тогда иное, финское название. А дальше? А дальше ничего нет, нежилые места, леса да болота Заладожья…
   Отвлекающий удар? Не похоже… Весной, когда Мерецков уже взломал оборону финнов под Выборгом и победа была не за горами, Сталин продолжал слать и слать подкрепления Грендалю — яростные и бесплодные атаки по льду Суванто-ярви продолжались до самого перемирия. Мясорубка была чудовищная, батальон за батальоном, полк за полком оставались лежать — убитыми, ранеными — на мерзлой земле и на залитом кровью озерном льду. Фронт здесь так и не прорвали, лишь чуть потеснили финнов. И до Солнечноборска не дошли — однако потребовали и получили его по мирному договору. Знать, очень уж был нужен крохотный городишко огромному Советскому Союзу…
   Ладно… Строить догадки и предположения можно бесконечно. Но ясно одно: он оказался причастен к тайне из-за сцепления маловероятных случайностей. Решетка была отперта совсем недолго — Сергей успел проскочить, а потом прихватило сердце, грузчики прошли мимо, не заметили, а он сидел неподвижный, онемевший — иначе окликнул бы, не дал себя запереть…
   Но коли уж послала судьба такой шанс, грех им не воспользоваться. И не просто отоварить здесь, в Солнечноборске прошлого, двадцать тысяч рублей… Нет, ставки в этой партии могут быть куда выше — в разы, на порядки…
   Пора выбираться. И хорошенько обдумать стратегию и тактику грядущей игры.
   Он встал, отставил бутылку, поднял лежавшее рядом пальто. Пошатнулся, ноги держали плохо. Странно, сидел и не замечал опьянения, стоило подняться — и полученная доза спиртного заявила о себе в полный голос. Коньяк, кстати, оказался отличным, кто б сомневался…
   — Распиваете в общественном месте? — прозвучавший за спиной казенно-вежливый вопрос ударил, как обухом по голове.
   От удара внутри что-то лопнуло, какая-то неизвестная науке анатомии полость, и ее содержимое — жидкое, омерзительно-холодное — растеклось по всему телу, до самых пяток.
   Оборачивался Сергей медленно-медленно, целую вечность. Знал, что сейчас увидит, — и безумно хотел зажмуриться, крепко закрыть глаза… А затем поднять веки — и проснуться.
   Двое, серая форма устаревшего образца, фуражки с красными околышами. Чуть дальше — транспортное средство, именуемое «луноходом».
   — Сержант Зайцев, — абориген неизвестно какого года небрежно вскинул ладонь к козырьку. — Ваши документики.

3

   В «обезьяннике» он оказался единственным клиентом. Единственной, так сказать, обезьяной. В его время такое не представить, но в семидесятые (или все же в восьмидесятые?) тихий провинциальный Солнечноборск был, очевидно, весьма законопослушным городом. Или есть, не был, неважно…
   Важно другое — любой ценой, любыми путями выбраться отсюда, из-за решетки.
   Сержант Зайцев сотоварищи, сдав задержанного, укатил на своем «луноходе». Его коллеги, дежурившие по отделению милиции, — старшина и младший лейтенант — казалось, не обращали на Сергея никакого внимания. Перекладывали бумаги, разговаривали по телефону, вскипятили электрочайник и неторопливо, со вкусом, попили чайку.
   Он тоже не пытался завязать разговор, напряженно обдумывал ситуацию. Преступлений он здесь не совершал. Распитие? Не смешно, хмель на удивление быстро выветрился, и голова, и тело работали идеально, в абсолютно трезвом режиме. И сердце ничем себя не проявляло — в смысле, никакими патологиями. Чувствовал бы он себя так на площади — попытался бы сбежать, оторваться, даже рискуя получить в спину пулю из табельного «макарова».
   Но если считаете пьяным — отправляйте в вытрезвитель, там тоже люди работают, не роботы, можно договориться…
   Единственный неприятный момент, который надо как-то объяснить, — даты в паспорте. (Как все-таки повезло, что так и не собрался обменять свой серпасто-молоткастый на российский, нового образца паспорт.) Остается твердить одно: ошибка, дрогнула рука у пьяного паспортиста, и родился я не в шестидесятом, а в сороковом, сороковом, сороковом… И в дате выдачи паспорта дрогнула? Дрогнула! Пьян был писарь безмерно, мыслями в будущее упорхнул… Так, скажут ему, а почему тогда…
   Продумать до конца грядущий разговор не удалось. Дверь распахнулась, вошел человек в штатском. Уверенно, без стука вошел, как свой к своим. На вид лет тридцать, невысокий, худощавый; движения быстрые, шустрые, но не суетливые, взгляд тоже перемещается с одного объекта на другой очень быстро.
   Многословием разговор не отличался.
   — Вот, — кивнул младший лейтенант на обезьянник.
   — Понятно, — ответил тип в штатском.
   — И вот, — младший лейтенант встал, обошел стол, эффектным движением иллюзиониста сдернул разложенную на столе газету.
   Под ней лежали предметы, изъятые у Сергея: расческа, мобильник, ключи от квартиры и ключи от машины, бумажник (доллары и две кредитки — отдельно, рядом).
   Расческа шустрого не заинтересовала, а вот мобильник он рассмотрел очень внимательно, осторожно взявшись за самый кончик антенны. Повертел стодолларовую купюру — тоже аккуратненько, держа за краешек. Ключи от квартиры небрежно отложил в сторону, а вот от машины зачем-то долго изучал.
   — Э? — спросил у младшего лейтенанта, продемонстрировав тому объект своего интереса под определенным углом.
   — Х-хе… — откликнулся мент.
   Сергей приник к прутьям решетки, всмотрелся. Эмблема «опеля» на фирменном брелке выглядела в этом ракурсе точь-в-точь как вписанная в круг эсэсовская руна. Тьфу, ерунда какая…
   — Уот секрет сервис… э-э-э… дую билонг ту? — спросил вдруг быстроглазый.
   И вот тут Сергей Белецкий сорвался… О чем он кричал, о чем надрывался, о чем рыдал, сотрясая в истерике решетку, так потом и не вспомнил. Но не об ошибке пьяного паспортиста, очевидно…
   — Очень хорошо, — спокойно сказал быстроглазый, когда крики смолкли. — Отправим тебя домой, не проблема. Переночуешь тут, а завтра отправим.
   И потянул за рукав младшего лейтенанта — в дальний от «обезьянника» конец помещения. По пути прихватил со стола мобильник, причем обращался теперь с ним без всякой осторожности — весь разговор вертел в руках, нажимал на кнопки…
   Сергей медленно приходил в себя. Во рту противно солонело — хотя никто его не бил, похоже, сам ударился лицом о прут решетки, но абсолютно не помнил этот момент…
   Разговор мента и шустрого был негромким, но кое-какие слова доносились… Один обрывок фразы убил Сергея на месте: «…как раз завтра, комиссия из Кащенки…»
   Сергею хотелось выть. Он наконец понял, кто пришел к нему в квартиру апрельским вечером — вечером, который ждать еще много-много лет. И от чего этот кто-то — он, он сам! — хотел его (себя! себя!) спасти.
   — Опаньки… — удивленно сказал быстроглазый. — Ну-ка, ну-ка…
   Его бессистемные манипуляции с кнопками принесли наконец результат. Не позвонил кому-нибудь, разумеется, — некому тут звонить…
   — Вот ведь придумали… — заглянул через плечо штатскому младший лейтенант. — А ничего себе буфера у тёлки…
   Сергей прикусил губу. Понятно, на что они там пялятся… Когда он купил этот мобильник — новейшую модель с встроенной фотокамерой, последний писк моды — они с Дашей обмывали покупку, ну и опробовали… Самые откровенные фото Сергей не стал стирать, сохранил в памяти телефона.
   — Дай-ка глянуть протокол, — сказал быстроглазый; мобильник он в руках уже не вертел, убрал в карман. — Что вы тут накарябали… «шпионский предмет типа рации»… рация, ну-ну…
   Разорвал листок пополам, скомкал обрывки.
   — Пишите по новой: ничего у него с собой не было. Ничего.
   Доллары разделили по чину: по две сотенных бумажки штатскому и младшему лейтенанту, одну — молчаливому старшине.
   Обделенный старшина впервые вступил в разговор, пробурчал:
   — И пальта у него не было. Нехрен тут…

Эпилог

   Они позволили себе засмеяться лишь один раз, после одного ответа Сергея.
   До того никакой реакции не показывали. Вопрос — ответ, вопрос — ответ, вопрос — ответ… Правильно, неправильно, — не понять, глядя на каменные морды игроков в покер. Покер, где ставкой твоя судьба. Молчат, лишь три карандаша делают отметки в разложенных на столе бумагах…
   Сколько задних лап у зайца? Две. Какой сейчас год? Молчание. Как звали вашего отца? Борис. Какое сегодня число? Молчание. Как зовется детеныш собаки? Щенок. Какой сегодня месяц? Июнь. Сказал наобум, надеясь, что угадает правильно: ведь сугробы тополиного пуха бывают лишь в июне? Или… Или в июле тоже?.. Проклятье! Знал бы заранее, как это станет важно, каждый год записывал бы в тетрадочку: когда началась и когда закончилась «тополиная метель»…
   За бессонную ночь, проведенную на жестком ложе обезьянника, Сергей успел обдумать линию поведения. Самое главное, самое важное, — доказать, что он нормальный. Не попасть в психушку.
   Будущее, судя по всему, не задано однозначно, возможны разные варианты. Именно поэтому постаревший Сергей пришел к самому себе в Солнечноборске две тысячи первого года. Иначе какой смысл? Раз тебе все равно не поверят, пусть уж все идет, как идет… Но он пришел, и начал разговор совсем иначе, чем пришедший к нему самому много лет назад полусумасшедший ханыга. На том, прошлом цикле, возможно, была попытка огорошить с порога: я, дескать, это ты, — будущий, заплутавший во времени… И разговор завершился еще быстрее, какой же нормальный человек в такое поверит?!
   И Сергей-бис на следующем витке попробовал другой подход, более осторожный, выдал себя за родственника. Тоже не выгорело, но главное не это… Главное — будущее можно менять, по-иному действуя в настоящем… Но если угодить в дурдом, ничего уже не изменишь. Как тебе можно и нужно действовать, там будут решать другие.
   Но неужели не видно, что он нормальный???!!! Легкая амнезия — не сумасшествие, ну забыл человек текущую дату, с кем не случается…
   Как зовется детеныш коровы? Теленок. Сколько лап у паука? Восемь. Как называют брата жены? Шурин. Какой сейчас год? Молчание. Кто сейчас президент США?
   И вот тут он ляпнул: Рональд Рейган, — помнил, что правил тот долго, очень долго, у нас за его президентство аж четыре генсека сменились. Да и не писал Сергей никогда о недавней мировой истории, а в детстве кто ж интересуется зарубежной политикой? Кроме Никсона и Кеннеди, никто из былых президентов в памяти не всплывал, — но это шестидесятые, настолько глубоко он не мог провалиться , иначе не дожил бы — во второй раз — до Миллениума…
   Ляпнул, и они засмеялись, и переглянулись с тем шустрым и быстроглазым, приткнувшимся здесь же за столом, с краю, и один из белохалатников кивнул шустрому головой, и Сергей понял: эта ставка проиграна… Никто не поверил и уже не поверит, возможность упущена… Ничего хорошего ждать не приходится, впереди беспросветная тьма… Если активно лечить здоровый мозг — химией, электрошоком — долго ли он останется здоровым? Недолго, память-то уж точно пойдет вразнос, ведь недаром Сергей-бис три минуты вспоминал имя собственного деда…
   Остается последний шанс. Небольшой, крохотный, исчезающе малый. Они не ждут от него подвоха, — там, в бумагах, нет понятной лишь посвященным отметки, неприметной такой закорючки, означающей: клиент опасен, пациент буйный. Не нарисовали ту закорючку, не давал он повода.
   А вот те два бугая в белых халатах, застывшие у дверей, готовы ко всему, наверняка готовы, им документы для ознакомления не предоставляют. Но… но они никакого понятия не имеют о боевом айкидо, равно как и о прочих восточных боевых искусствах. Откуда? Ничего круче самбо и бокса изучать в этой стране не дозволялось. Они и фильма-то ни одного не видели с участием Брюса Ли, или Джеки Чана, или еще какого-нибудь известного руконогомашца.
   Это его шанс. Последний. Вырваться силой, используя эффект неожиданности — и со всех ног туда, в переулочек-тупичок у гастронома номер пять, где стоит древний «москвич» с подпорками из кирпичей, заменяющими снятые колеса…
   Он попытался с максимальной точностью восстановить в памяти, как сюда попал. Не всю свою одиссею, разумеется, лишь последний ее маленький отрезок: от входных дверей психоневрологического диспансера до этого помещения. И понял: да, главное препятствие — два амбала. Лестница и коридор были пустынны, если кто и попадется случайно на пути, едва ли немедленно и активно вмешается… Перепрыгнуть турникет-вертушку у выхода — не проблема, вахтер в своей застекленной будочке и сообразить не успеет, что к чему.
   Очередной вопрос он проигнорировал. Последовавший за ним — тоже. Попросту не услышал их. Сидел на привинченном к полу табурете, полностью расслабившись, отключившись от всего. Успокоил дыхание, сердцебиение, стал тихий и неподвижный, как готовая к взрыву мина…
   А потом взорвался!
   С диким воплем взвился в воздух, рванул к дверям… Через долю секунды один из амбалов согнулся пополам, начал заваливаться набок. Второй устоял, хоть и отлетел к стене, — челюсть отвешена, в глазах изумление: если кто-то и бил гориллоида ногами по лицу, то наверняка только лежащего. Тут же схлопотал добавку — в кадык, костяшками четырех согнутых пальцев. Готов!
   Дверь оказалась заперта, но ключ торчал из замка — простой, дешевенький, с деревянной грушевидной калабахой, подвешенной к кольцу. Щелк! Щелк! — и в коридор, а теперь запереть их снаружи — лишняя фора не помешает.
   Торопливо пихая ключ в скважину, он не услышал, не увидел — шестым чувством ощутил за спиной движение, обернулся прыжком…
   Серая форма, погоны, лицо толком не разглядел, — в его собственное лицо уже летел, заслонив обзор, кулак, — здоровенный, поросший рыжими волосками.
   Бац!
   Кулак влепился в скулу, затылок ударился о дверь — с отвратительным таким треском, эхом прокатившимся по всему телу…
   Сознание он не потерял, но мало что видел и слышал: перед глазами стояла огненная вспышка, а эхо продолжало греметь в ушах, и становилось все громче. Ноги не держали, он оплыл по двери на пол. Но способность мыслить осталась, и мысль была одна: всё кончено.
   Потом за него взялись те два бугая, оклемавшиеся, вышедшие в коридор, — несколько раз от души врезали ногами. Метили в живот, в пах, по лицу старались не попадать. Было больно.
   А затем стало еще больнее — один из бугаев, тот, что получил костяшками в кадык, припечатал каблуком к полу правую кисть Сергея. Мерзкий хруст, вспышка дикой боли — и он отрубился по-настоящему…
   Ненадолго, всего на несколько секунд, очевидно. Очнулся и понял, что его куда-то тащат, волокут по полу. Как выяснилось — обратно, на медкомиссию.
   Сергей не пытался сопротивляться — ни тогда, ни потом, когда его туго упаковывали в смирительную рубашку.
   Доктора негромко переговаривались — там, у себя за столом. Он мог расслышать лишь обрывки, кусочки фраз: «…уморил, еще бы Джона Леннона…», «…не помню, кто…», «…да видел ты, видел, все на тот фестивальный…», «…где ноги парню…», «…вот-вот, Рейган и есть…»
   Значит, будущее неизменно, никакой, к чертям, многовариантности… Будет своим карманным оракулом у местного медицинского босса, будет предсказывать обмены денег, дефолты и прочие катаклизмы… Потом недолгая свобода, карьера полусвятого-полусумасшедшего, и визит к самому себе в отчаянной попытке спасти, переломить судьбу… Потом — петля в развалинах богадельни.
   А как Наташка назовет внука, он не узнает никогда… И отчего-то казалось самым страшным именно это.
   Санкт-Петербург Октябрь 2007 г.