Страница:
Джон Рональд Руэл Толкиен
Фермер Джайлс их Хэма,
или, на простонародном языке, возвышенные и удивительные приключения фермера Джайлса, господина ручного ящера, графа Ящерного и короля Малого королевства
ПРЕДИСЛОВИЕ
До наших дней дошли всего лишь немногочисленные отрывочные сведения об истории малого королевства; но, по чистой случайности, сохранились данные относительно его происхождения: вероятно, они скорее легендарные, чем достоверные, ибо эти данные, очевидно, представляют собой более позднюю компиляцию, изобилующую чудесами. Источник этой компиляции следует искать не в достоверных документах, но в народных песнях, на которые часто ссылается автор. Для него события, о которых он повествует, происходят в далеком прошлом, — тем не менее можно подумать, что он сам жил на территории малого королевства. Он проявляет точное знание географии (хотя эта наука не является его сильной стороной), касающееся только данной страны, и в то же время оказывается в полном неведении относительно земель, лежащих к северу или западу от нее.
Оправданием для перевода этой любопытной истории с весьма скудной латыни на современный язык Соединенного Королевства может служить то обстоятельство, что она дает некоторое представление о жизни Британии в темный период ее истории, не говоря уже о том, что она проливает свет на происхождение некоторых труднообъяснимых названий данной местности. Возможно, некоторые читатели найдут, что характер и приключения главного героя интересны сами по себе.
Границы малого королевства как во времени, так и в пространстве нелегко определить по тем скудным сведениям, которыми мы располагаем. С тех пор, как в Британии высадился Брут, здесь сменилось много королей и царств. Разделение на Локрин, Камбр и Альбанак было только первым из многих последующих переделов. Так что из-за пристрастия мелких государств к независимости, с одной стороны, и стремление королей расширять свои владения, с другой, многие годы проходили в частой смене войны и мира, радостей и горестей, именно так рассказывают нам историки о царствовании короля Артура. Это было время неустановленных границ, когда люди имели возможность внезапно возвыситься или пасть, а менестрели располагали весьма богатым материалом для своих песен и полной энтузиазма аудиторией. Вот к этим-то давним годам, вероятно после царствования короля Коля, но до короля Артура и семи английских королевств, нам следует отнести события, изложенные здесь; местом же действия является долина Темзы с экскурсом к северо-западу, к пределам Уэльса.
Столица малого королевства, очевидно, находилась, как и наша, в юго-восточной части, но протяженность его рубежей мы представляем себе смутно. Вероятно, они никогда не простирались далеко ни к западу по верхнему течению Темзы, ни к северу от Отмура; нельзя с уверенностью определить и восточную границу. В дошедших до нас отрывках легенды о Джордже, сыне Джайлса, и о его паже Суоветавридиусе (он же Суэт) имеются указания на то, что одно время аванпост против среднего королевства находился в Фартингоу. Но эта подробность не имеет никакого отношения к нашей истории, которая далее и предлагается читателю без изменений и без дальнейшего комментария, хотя пышный заголовок оригинала для удобства сокращен до простого: «фермер Джайлс из Хэма».
Оправданием для перевода этой любопытной истории с весьма скудной латыни на современный язык Соединенного Королевства может служить то обстоятельство, что она дает некоторое представление о жизни Британии в темный период ее истории, не говоря уже о том, что она проливает свет на происхождение некоторых труднообъяснимых названий данной местности. Возможно, некоторые читатели найдут, что характер и приключения главного героя интересны сами по себе.
Границы малого королевства как во времени, так и в пространстве нелегко определить по тем скудным сведениям, которыми мы располагаем. С тех пор, как в Британии высадился Брут, здесь сменилось много королей и царств. Разделение на Локрин, Камбр и Альбанак было только первым из многих последующих переделов. Так что из-за пристрастия мелких государств к независимости, с одной стороны, и стремление королей расширять свои владения, с другой, многие годы проходили в частой смене войны и мира, радостей и горестей, именно так рассказывают нам историки о царствовании короля Артура. Это было время неустановленных границ, когда люди имели возможность внезапно возвыситься или пасть, а менестрели располагали весьма богатым материалом для своих песен и полной энтузиазма аудиторией. Вот к этим-то давним годам, вероятно после царствования короля Коля, но до короля Артура и семи английских королевств, нам следует отнести события, изложенные здесь; местом же действия является долина Темзы с экскурсом к северо-западу, к пределам Уэльса.
Столица малого королевства, очевидно, находилась, как и наша, в юго-восточной части, но протяженность его рубежей мы представляем себе смутно. Вероятно, они никогда не простирались далеко ни к западу по верхнему течению Темзы, ни к северу от Отмура; нельзя с уверенностью определить и восточную границу. В дошедших до нас отрывках легенды о Джордже, сыне Джайлса, и о его паже Суоветавридиусе (он же Суэт) имеются указания на то, что одно время аванпост против среднего королевства находился в Фартингоу. Но эта подробность не имеет никакого отношения к нашей истории, которая далее и предлагается читателю без изменений и без дальнейшего комментария, хотя пышный заголовок оригинала для удобства сокращен до простого: «фермер Джайлс из Хэма».
Жил в средней части острова Британия человек, которого звали Эгидиус из Хэммо. Полностью его имя звучало так: Эгидиус Агенобарбус Юлиус Агрикола де Хэммо. Ведь в те давно прошедшие времена именами людей наделяли щедро, а остров еще был благополучно разделен на множество королевств. Время тогда тянулось медленно, а людей было меньше, поэтому большинство из них было чем-нибудь примечательно. Однако те годы давно миновали, и я в моем повествовании буду называть этого человека коротко, фермер Джайлс из Хэма, и была у него рыжая борода. Жил он в деревне, но в те времена деревни еще сохраняли свою независимость, а их жители были люди гордые.
Была у фермера Джайлса собака. Звали ее Гарм. Собакам приходилось довольствоваться короткими именами, взятыми из местных наречий: книжную латынь приберегали для благородных. Гарм не владел даже вульгарной латынью, зато, как и большинство собак того времени, он умел пользоваться грубым простонародным языком, чтобы задираться и хвастаться и подольщаться. Задирал он нищих и прохожих, которым случалось забрести на чужую землю; хвастал перед другими собаками, а подольщался и подлизывался к своему хозяину. Гарм гордился Джайлсом и в то же время боялся его: ведь фермер умел задираться и хвастать еще почище.
Время тогда текло без всякой спешки или суеты. Ведь суета к делу не имеет никакого отношения. Люди спокойно делали свое дело, они успевали и потрудиться, и потолковать. А потолковать тогда было о чем, потому что памятные события случались часто. Но к моменту начала этой истории в Хэме давно уже не происходило никаких памятных событий. И это вполне устраивало фермера Джайлса: человек он был медлительный, поглощенный своими делами, привычки его давно устоялись. По его словам, у него был хлопот полон рот, он постоянно заботился о хлебе насущном, а вернее, о собственном удобстве и благополучии, как до него его отец. Гарм помогал хозяину. Никто из них не думал о том большом мире, который простирался за их землями, за деревней и за ближайшим рынком.
А этот большой мир существовал. Неподалеку от деревни находился лес, а к западу и к северу располагались дикие горы и гибельные болота горной страны. Там происходило много удивительного, например разгуливали великаны, грубые, неотесанные, а порой и опасные. Особенно один, который был больше и глупее остальных. Я не нашел в исторических хрониках его имени, но это не важно. Был он громадный, разгуливал тяжелой поступью и всегда носил палку величиной с дерево. Вязы, попадавшиеся ему на пути, он приминал, точно высокую траву, дороги он разрушал, сады опустошал: ведь его ножищи протаптывали ямы, глубокие, как колодцы. Наступит нечаянно на какой-нибудь дом — тут и дому конец. Куда бы он ни шел, он сокрушал все на своем пути, потому что голова его возвышалась над всеми крышами и ничуть не заботилась о том, что творят ноги. Кроме того, он страдал близорукостью и был туг на ухо. К счастью, жил он далеко, в диком краю, и лишь случайно забредал в населенные людьми земли. Далеко в горах стоял его полуразрушенный дом, но мало кто дружил с великаном — по причине его глухоты и глупости, да и великанов кругом было мало. Он имел обыкновение разгуливать сам по себе в диких горах и в безлюдных районах у их подножий.
Однажды в погожий летний денек этот великан вышел погулять. Он бесцельно бродил, производя в лесах великие разрушения. Вдруг он заметил, что солнце уже садится — значит, приближается время ужина. Тут-то он и обнаружил, что заблудился и попал в совершенно незнакомую местность. Он все шел и шел неведомо куда, пока совсем не стемнело. Тогда он присел и стал ждать, когда взойдет луна. Затем пошел дальше при лунном свете — большими шагами, потому что хотел скорее попасть домой. Там у него на огне был оставлен лучший медный котел, и великан боялся, что дно прогорит. Но горы остались позади, и он вступил в населенные людьми земли. Он бродил теперь в окрестностях фермы Эгидиуса Агенобарбуса Юлиуса Агриколы возле деревни, в просторечии называвшейся Хэм.
Ночь выдалась ясная. Коровы паслись в поле, а пес фермера убежал по своим делам. Гарм любил лунный свет и кроликов. У него, разумеется, и в мыслях не было, что великан тоже вышел на прогулку. Тогда он, конечно, имел бы основание уйти со двора без разрешения, но еще больше оснований у него было бы остаться дома и притаиться на кухне. Великан вступил на поле фермера Джайлса около двух часов ночи. Он сломал изгородь, стал топтать посевы и мять скошенную траву. За пять минут он навредил больше, чем королевская охота за пять дней.
Гарм услышал чью-то тяжелую поступь на берегу: топ… Топ… Топ, — и помчался к западному склону пригорка, на котором стоял дом: он хотел узнать, что происходит. Вдруг он заметил великана, который шагал прямо через реку и наступил ногой на Галатею, любимую Джайлсову корову. Корова расплющилась, точно черный таракан под ногой фермера. Для Гарма это было уже слишком. Он взвыл от ужаса и стремглав бросился домой. Он даже позабыл, что бегал гулять без разрешения: примчался под окно хозяйской спальни, завыл и залаял. Ему долго не отвечали: не так-то легко было разбудить фермера Джайлса.
— Караул! караул! — лаял Гарм.
Окно вдруг распахнулось, и оттуда вылетела пустая бутылка.
— У-у-у! — пес привычно увернулся. — Караул! караул!
Тут из окна высунулась голова фермера:
— проклятый пес! ты что это вытворяешь?
— ничего, — ответил Гарм.
— Я тебе покажу — ничего! Погоди, вот я утром шкуру с тебя спущу! — пригрозил фермер, захлопывая окно.
— Караул! караул! — не унимался пес.
Джайлс снова высунулся из окна.
— Будешь еще шуметь — убью! — пообещал он. — Что это с тобой приключилось, дурак ты этакий?
— Со мной-то ничего, — отвечал пес, — а вот с тобой кое-что приключилось.
— Ты это о чем? — Джайлс несколько опешил, несмотря на всю свою ярость: никогда прежде Гарм с ним так дерзко не разговаривал.
— Великан по твоим полям бродит, громадный великан, прямо сюда идет,
— сообщил пес. — Караул! овец твоих топчет. На бедняжку Галатею наступил, и теперь она плоская, как коврик у двери. Караул! все твои изгороди сокрушил и вытоптал твой урожай. Поживей — и смелей, хозяин, иначе у тебя ничего не останется! кара-у-у-ул! — Гарм завыл.
— Заткнись! — фермер захлопнул окно. — Господи боже! — сказал он про себя, весь дрожа, хотя ночь выдалась теплая.
— Ложись-ка снова спать, не будь дурнем, — посоветовала жена. — А утром утопи ты эту собаку. Собака лает — ветер носит, они что угодно наговорят, когда попадутся на бродяжничестве или на воровстве.
— Может, и так, Агата, — сказал он, — а может, и не так. Но что-то в поле действительно происходит, если Гарм собака, а не кролик. Очень уж он перепугался. С чего бы ему явиться сюда и поднять шум, ведь он мог тихонько прошмыгнуть через заднюю дверь, а утром получил бы свое молоко!
— Не трать времени на споры, — посоветовала жена. — Раз уж веришь псу, так выполняй его совет: поживей, да смелее!
— Сказать-то легче, чем сделать, — поежился фермер. Ведь он не совсем поверил Гарму. Не очень хотелось верить в великанов среди ночи.
Но собственность есть собственность; и фермер Джайлс не особенно церемонился с теми немногими бродягами, которые забредали с его владения. Он натянул штаны, пошел на кухню и снял со стены мушкетон. Вы, может, спросите, что это такое. Говорят, именно такой вопрос однажды задали четверым ученым клирикам из Оксенфорда, и они, немного подумав, ответили: «мушкетон — это короткоствольное ружье с широким раструбом, стреляет на небольшом расстоянии сразу несколькими пулями; из такого ружья можно попасть не особенно тщательно прицеливаясь. (Ныне в цивилизованных странах вытеснен другими видами огнестрельного оружия.)»
Как бы то ни было, мушкетон фермера Джайлса действительно заканчивался широким раструбом, наподобие рога, а стрелял он не пулями, но всем, чем его не заряжали. Однако мушкетон не поразил еще ни одной цели, потому что фермер заряжал его редко, а уж затвор и вовсе никогда не спускал. Страна это не была еще цивилизованная, и пока ничто не вытеснило мушкетона: только этот вид огнестрельного оружия там и имелся, да и то попадался редко. Люди предпочитали лук со стрелами, а порох чаще использовался для фейерверков.
Итак, фермер Джайлс снял со стены мушкетон и зарядил его порохом на тот случай, если понадобятся крайние меры, а в широкий конец напихал гвоздей, обрывков проволоки, глиняных черепков, костей, камешков и прочее. Потом натянул высокие сапоги, куртку — и вышел через огород.
Луна висела низко-низко, он видел только длинные черные тени кустов и деревьев, но слышал ужасный топот. Топ… Топ… Топ — доносилось со склона пригорка. Что бы ни говорила Агата, не хотелось ему действовать ни живей, ни смелей, но о своей собственности он тревожился гораздо больше, чем о своей шкуре. И вот, чувствуя странную пустоту в желудке, он направился к вершине пригорка.
Тут над пригорком показалось лицо великана, бледное в лунном свете, мерцающем в его огромных круглых глазах. Ноги его были еще далеко внизу, вытаптывая поля на склоне. Лунный свет бил великану в глаза, и он не замечал фермера, зато фермер Джайлс прекрасно его разглядел и перепугался до полусмерти. Не долго думая, он дернул затвор — и мушкетон с оглушительным треском разрядился. К счастью, он был более или менее нацелен в безобразное лицо великана. Вылетело все, чем фермер набил ствол: камешки, кости, черепки, обрывки проволоки, гвозди. Поскольку расстояние в самом деле было небольшим, то случайно, а не по воле фермера, много чего попало прямо в великана: один черепок угодил ему в глаз, а большой гвоздь проткнул нос.
— Проклятие! — воскликнул великан со свойственной ему грубостью. — Меня кто-то ужалил!
Выстрела он не услышал (он же был глухой!), а вот гвоздь ему не понравился. Давно уже ни одно насекомое не могло прокусить его толстую кожу, но он слыхал, что где-то на востоке, на болотах, водятся стрекозы, которые кусаются, точно клещи.
— Гнилая здесь местность, это точно, — сказал он. — Не пойду я сегодня дальше.
Он подобрал парочку овец, чтобы съесть их дома, и отправился назад через реку, огромными шагами двигаясь к западу. Теперь он нашел дорогу домой, но дно котла совсем прогорело.
А фермер Джайлс, которого выстрел опрокинул на землю, лежал на спине, глядя в небо, и ждал, что великан, проходя мимо, наступит на него. Но ничего подобного не случилось, и он услышал, как топот замирает вдали:
Топ… Топ… Топ.
Тогда он поднялся, потер плечо и подобрал мушкетон. И вдруг услышал крики толпы, которая его приветствовала.
Оказалось, что большая часть населения Хэма смотрела в окна, а некоторые оделись и вышли (после того, как великан удалился). Теперь они с криками взбегали на пригорок.
Как только жители деревни услышали ужасный топот великана, многие тут же поплотнее закутались в одеяла, а кое-кто залез под кровать. Но Гарм и гордился своим хозяином, и боялся его. Он считал, что хозяин в гневе и ужасен, и великолепен, и был убежден, что великан подумает то же самое. И когда он увидел, что Джайлс выходит из дому с мушкетоном (как правило, это было признаком сильного гнева!), он с лаем помчался по деревне, крича:
— Вставайте! Вставайте! Вставайте! все выходите и посмотрите, какой великий человек мой хозяин! сейчас он будет стрелять в великана за нарушение границ. Выходите!
Вершина пригорка была видна почти из всех домов. Когда над ней показалось лицо великана, все перепугались и затаили дыхание. Все думали, что это чересчур и что Джайлсу с великаном не справиться. Но тут прогремел выстрел, великан вдруг повернулся и зашагал прочь, а люди от изумления и радости громко закричали, приветствуя Джайлса. Гарм лаял так, что едва не оторвалась голова.
— Ура! — кричали все. — Великана проучили! Эгидиус ему показал! Теперь великан помрет — и поделом ему!
Снова все хором закричали «ура». И взяли себе на заметку, что Джайлсов мушкетон и в самом деле стреляет. В деревенских трактирах прежде обсуждали этот вопрос. Теперь же всем стало ясно, и никто больше не осмеливался забредать на землю фермера Джайлса.
Когда опасность миновала, отдельные храбрецы отважились взобраться на пригорок и пожать руку фермеру Джайлсу. Кое-кто — священник, кузнец, мельник и еще два-три значительных лица — похлопали его по спине. Ему это не понравилось (плечо ведь сильно болело), но он счел себя обязанным пригласить их к себе. На кухне все уселись в кружок, пили за его здоровье и громко его расхваливали. Он не скрывал зевоту, но гости не обращали на это внимания, пока не кончилась выпивка. Когда выпили по второй, а фермер
— третью, он окончательно почувствовал себя храбрецом, а когда все выпили по три (а Джайлс — пять или шесть), он почувствовал себя именно таким смельчаком, каковым считал его Гарм. Расстались добрыми друзьями, фермер от души похлопал гостей по спине. Руки у него были большие, красные и сильные, так что он отыгрался.
На другой день он обнаружил, что, чем дальше распространяется слух о его подвиге, тем большим количеством подробностей он обрастает. Джайлс стал значительной фигурой в округе. К середине следующей недели новость дошла до деревень, лежащих за двадцать миль вокруг. Он стал героем округи и находил это чрезвычайно приятным. В ближайший базарный день ему поднесли столько вина, что хоть лодку пускай, и он вернулся домой, распевая старинные песни о героях.
Наконец о событиях прослышал сам король. В те счастливые времена столица этого государства (среднего королевства) была расположена примерно в двадцати лигах от Хэма, а при дворе, как правило, не больно обращали внимание на то, что происходит в захолустной провинции. Но столь быстрое изгнание такого вредного великана стоило внимания и некоторой учтивости. И по прошествии надлежащего времени, месяца через три, к празднику Святого Михаила, король направил в Хэм послание, начертанное красными чернилами на белом пергаменте. В нем выражалось монаршее удовлетворение поведением «преданного нам подданного, нашего возлюбленного Эгидиуса Агенобарбуса Юлиуса Агриколы де Хэммо». Подпись была в виде красной кляксы, а ниже придворный писец вывел затейливым почерком: «я, Август Бонифаций Амброзий Аурелиан, благочестивый и достославный государь, Базилевс и повелитель Среднего королевства, руку приложил». К посланию была прикреплена большая красная печать, что говорило о несомненной подлинности документа. Большую радость доставил он Джайлсу, им восхищались все соседи, особенно когда обнаружилось, что каждого, кто желает полюбоваться этим документом, фермер охотно приглашал к столу и угощал на славу.
Еще лучше грамоты был присланный вместе с нею подарок. Король пожаловал фермеру пояс и длинный меч. Сказать по правде, сам король этим мечом никогда не пользовался. Он принадлежал королевской семье и с незапамятных времен висел в оружейной. Хранитель королевского оружия не мог сказать, как он туда попал и для чего предназначен. При дворе такие тяжелые мечи без украшений как раз вышли из моды, потому-то король и подумал, что для подарка неотесанному деревенщине он будет в самый раз. Фермер Джайлс был в восторге, а слава его сильно возросла.
Джайлса сильно радовал такой поворот событий. И Гарма тоже. Пса так и не выпороли. Джайлс был, в общем, справедливый человек, в глубине души он отдавал должное Гарму, хотя никогда не говорил об этом вслух. Он все еще награждал собаку нелестными эпитетами и при случае швырял в Гарма тяжелые предметы, зато стал закрывать глаза на его самовольные отлучки. Теперь Гарм свободно бегал по полям. Дела у фермера пошли в гору, счастье ему улыбалось. Осень и начало зимы прошли благополучно. Все шло прекрасно, пока не явился дракон.
Ко времени описываемых событий драконы уже стали редкостью на острове. Вот уже много лет в Среднем Королевстве Августа Бонифация не встречали ни одного дракона. Конечно, к западу и к северу попадались топкие болота и ненаселенные горы, но они находились очень далеко. Некогда в тех местах обитало множество разных драконов, и они делали дальние набеги. Но в те времена среднее королевство славилось отвагой королевских рыцарей, и было убито и ранено так много странствующих драконов, что остальные перестали летать в том направлении.
Еще остался обычай подавать королю драконий хвост на рождественский обед; ежегодно выбирали рыцаря для охоты на дракона. Предполагалось, что в день Святого Николая он отправлялся на охоту, а к рождеству возвращался с драконьим хвостом. Но уже много лет королевский повар готовил к рождеству поддельный драконий хвост: огромный торт из тертого миндаля с чешуей из жженого сахара. Под музыку скрипок и труб избранный рыцарь относил торт в праздничный зал. Поддельный драконий хвост съедали на сладкое после рождественского обеда, и все уверяли (чтобы сделать приятное повару), что на вкус он лучше настоящего.
Так обстояло дело, когда снова появился настоящий дракон. И все из-за того великана. После своего приключения он частенько разгуливал по горам, навещая живущих в разных местах родственников, — гораздо чаще, чем обычно, и много чаще, чем им этого хотелось. Дело в том, что он все пытался одолжить у кого-нибудь большой медный котел. Удавалось ему это или нет, но он усаживался и нескладно и нудно рассказывал о прекрасной стране, лежащей далеко на востоке, и обо всех чудесах большого мира. Он ведь воображал себя великаном и отважным путешественником.
— Прекрасная местность, — говорил он, — земля ровная, почва мягкая, массу еды можно раздобыть: повсюду, знаете ли, коровы да овцы, заметить их легко, если глядеть хорошенько.
— А как насчет людей? — спрашивали его.
— Ни одного я не видел, — отвечал он. — Ни одного рыцаря там не видать и не слыхать, дорогие мои. Только возле реки какие-то мухи водятся
— ужасно больно жалятся.
— Что же ты туда не вернешься? — удивлялись родственники. — Там бы и остался!
— недаром ведь говорится, что лучше всего дома, — отвечал он. — Но я, возможно, туда схожу, если будет настроение. Во всяком случае, я-то уж там побывал — этим ведь не каждый может похвастаться. А вот медный котел…
— Так где же они, эти богатые земли, — поспешно спрашивали у него, — где чудесные поля, изобилующие скотом, который никто не сторожит? далеко ли?
— Да, к востоку, — отвечал он, — вернее к юго-востоку. Но добираться долго.
И тут же он давал такой преувеличенный отчет о пройденном тогда расстоянии, о преодоленных лесах, горах и лугах, что ни одному великану не хотелось отправляться в путь: ведь ни у кого не было таких длинных ног. Но слухи распространялись.
После теплого лета наступила суровая зима. В горах стояли сильные морозы, с едой стало плохо. Разговоры стали громче. Вспоминали овец и коров, пасущихся на сочных пастбищах. Драконы навострили уши. Они хотели есть, а слухи были заманчивы.
— Значит, рыцари — существа мифические, — рассуждали молодые неопытные драконы. — Мы всегда так и думали.
— Во всяком случае, попадаются они, вероятно редко, — рассуждали старые и мудрые, — они далеко, их мало и нечего их бояться.
Особенно подействовали слухи на одного дракона. Звали его Хризофилакс Дайвз, так как он принадлежал к древнему царскому роду и был очень богат. Он был хитер, любопытен, жаден, отлично вооружен — и не очень храбр. Однако он ничуть не боялся насекомых любых размеров и видов, кроме того, он был ужасно голоден.
Так что в один прекрасный зимний день, примерно за неделю до рождества, Хризофилакс расправил крылья и пустился в путь. Среди ночи он благополучно приземлился в самом центре королевства Августа Бонифация, государя и повелителя. За короткое время он натворил немало бед, круша и сжигая все на своем пути, пожирая овец, коров и лошадей.
Это происходило далеко от Хэма, но Гарм насмерть перепугался. Он как раз отправился в путешествие, воспользовавшись благосклонностью хозяина, и отважился ночевать далеко от дома. Он шел на привлекающий его запах вдоль лесного оврага и вдруг почуял за поворотом новый и тревожный запах: оказывается он налетел прямо на хвост Хризофилакса Дайвза, который только что приземлился. Никогда еще ни одна собака не мчалась домой задрав хвост с такой скоростью, как Гарм. Услышав его визг, дракон повернул голову и фыркнул, но Гарм был уже далеко. Он бежал всю ночь и поспел домой только к завтраку.
— Караул! караул! — затявкал он у задней двери.
Джайлс услышал — и ему это не понравилось. Эти звуки напомнили ему о тех неожиданностях, которые могут случиться, когда все как будто идет хорошо.
— Жена, впусти-ка эту подлую собаку, — приказал он, — и угости ее палкой!
Гарм проковылял на кухню, глаза его сверкали, а язык свешивался набок.
— Караул! — воззвал он.
— Чем это ты занимался на этот раз? — спросил Джайлс, швыряя в него колбасой.
— Ничем, — запыхавшись отвечал Гарм, слишком взволнованный, чтобы воздать должное колбасе.
— Ты мне это прекрати, не то шкуру спущу, — пригрозил Джайлс.
— Ничего я плохого не делал. Ничего дурного не хотел, — заскулил пес.
— Только я нечаянно на дракона наткнулся — и он меня напугал.
— На дракона? — фермер даже пивом подавился. — Будь ты проклят, нечего совать свой нос куда не надо! чего ради ты наткнулся на дракона в такое время года, когда у меня хлопот полон рот? где хоть он был?
— Да к северу, за холмами, а потом еще дальше, за стоячими камнями, — отвечал пес.
— А, вон как далеко! — у фермера отлегло от сердца. — Слыхал я, что там водится нечисть, всякое в тех местах может приключиться. Пусть сами управляются. Не лезь ты ко мне с этими баснями, убирайся вон!
Гарм ушел — и разнес новость по всей деревне. Он не забыл отметить, что его хозяин ничуть не испугался:
— Совершенно спокойно продолжал себе завтракать.
Люди стояли в дверях домов, с удовольствием обсуждали новость:
— Как это напоминает прежние времена! — говорили они. — И рождество на носу. Как раз по сезону. Ну и доволен же будет король! на нынешнем рождестве он сможет полакомиться настоящим хвостом.
Была у фермера Джайлса собака. Звали ее Гарм. Собакам приходилось довольствоваться короткими именами, взятыми из местных наречий: книжную латынь приберегали для благородных. Гарм не владел даже вульгарной латынью, зато, как и большинство собак того времени, он умел пользоваться грубым простонародным языком, чтобы задираться и хвастаться и подольщаться. Задирал он нищих и прохожих, которым случалось забрести на чужую землю; хвастал перед другими собаками, а подольщался и подлизывался к своему хозяину. Гарм гордился Джайлсом и в то же время боялся его: ведь фермер умел задираться и хвастать еще почище.
Время тогда текло без всякой спешки или суеты. Ведь суета к делу не имеет никакого отношения. Люди спокойно делали свое дело, они успевали и потрудиться, и потолковать. А потолковать тогда было о чем, потому что памятные события случались часто. Но к моменту начала этой истории в Хэме давно уже не происходило никаких памятных событий. И это вполне устраивало фермера Джайлса: человек он был медлительный, поглощенный своими делами, привычки его давно устоялись. По его словам, у него был хлопот полон рот, он постоянно заботился о хлебе насущном, а вернее, о собственном удобстве и благополучии, как до него его отец. Гарм помогал хозяину. Никто из них не думал о том большом мире, который простирался за их землями, за деревней и за ближайшим рынком.
А этот большой мир существовал. Неподалеку от деревни находился лес, а к западу и к северу располагались дикие горы и гибельные болота горной страны. Там происходило много удивительного, например разгуливали великаны, грубые, неотесанные, а порой и опасные. Особенно один, который был больше и глупее остальных. Я не нашел в исторических хрониках его имени, но это не важно. Был он громадный, разгуливал тяжелой поступью и всегда носил палку величиной с дерево. Вязы, попадавшиеся ему на пути, он приминал, точно высокую траву, дороги он разрушал, сады опустошал: ведь его ножищи протаптывали ямы, глубокие, как колодцы. Наступит нечаянно на какой-нибудь дом — тут и дому конец. Куда бы он ни шел, он сокрушал все на своем пути, потому что голова его возвышалась над всеми крышами и ничуть не заботилась о том, что творят ноги. Кроме того, он страдал близорукостью и был туг на ухо. К счастью, жил он далеко, в диком краю, и лишь случайно забредал в населенные людьми земли. Далеко в горах стоял его полуразрушенный дом, но мало кто дружил с великаном — по причине его глухоты и глупости, да и великанов кругом было мало. Он имел обыкновение разгуливать сам по себе в диких горах и в безлюдных районах у их подножий.
Однажды в погожий летний денек этот великан вышел погулять. Он бесцельно бродил, производя в лесах великие разрушения. Вдруг он заметил, что солнце уже садится — значит, приближается время ужина. Тут-то он и обнаружил, что заблудился и попал в совершенно незнакомую местность. Он все шел и шел неведомо куда, пока совсем не стемнело. Тогда он присел и стал ждать, когда взойдет луна. Затем пошел дальше при лунном свете — большими шагами, потому что хотел скорее попасть домой. Там у него на огне был оставлен лучший медный котел, и великан боялся, что дно прогорит. Но горы остались позади, и он вступил в населенные людьми земли. Он бродил теперь в окрестностях фермы Эгидиуса Агенобарбуса Юлиуса Агриколы возле деревни, в просторечии называвшейся Хэм.
Ночь выдалась ясная. Коровы паслись в поле, а пес фермера убежал по своим делам. Гарм любил лунный свет и кроликов. У него, разумеется, и в мыслях не было, что великан тоже вышел на прогулку. Тогда он, конечно, имел бы основание уйти со двора без разрешения, но еще больше оснований у него было бы остаться дома и притаиться на кухне. Великан вступил на поле фермера Джайлса около двух часов ночи. Он сломал изгородь, стал топтать посевы и мять скошенную траву. За пять минут он навредил больше, чем королевская охота за пять дней.
Гарм услышал чью-то тяжелую поступь на берегу: топ… Топ… Топ, — и помчался к западному склону пригорка, на котором стоял дом: он хотел узнать, что происходит. Вдруг он заметил великана, который шагал прямо через реку и наступил ногой на Галатею, любимую Джайлсову корову. Корова расплющилась, точно черный таракан под ногой фермера. Для Гарма это было уже слишком. Он взвыл от ужаса и стремглав бросился домой. Он даже позабыл, что бегал гулять без разрешения: примчался под окно хозяйской спальни, завыл и залаял. Ему долго не отвечали: не так-то легко было разбудить фермера Джайлса.
— Караул! караул! — лаял Гарм.
Окно вдруг распахнулось, и оттуда вылетела пустая бутылка.
— У-у-у! — пес привычно увернулся. — Караул! караул!
Тут из окна высунулась голова фермера:
— проклятый пес! ты что это вытворяешь?
— ничего, — ответил Гарм.
— Я тебе покажу — ничего! Погоди, вот я утром шкуру с тебя спущу! — пригрозил фермер, захлопывая окно.
— Караул! караул! — не унимался пес.
Джайлс снова высунулся из окна.
— Будешь еще шуметь — убью! — пообещал он. — Что это с тобой приключилось, дурак ты этакий?
— Со мной-то ничего, — отвечал пес, — а вот с тобой кое-что приключилось.
— Ты это о чем? — Джайлс несколько опешил, несмотря на всю свою ярость: никогда прежде Гарм с ним так дерзко не разговаривал.
— Великан по твоим полям бродит, громадный великан, прямо сюда идет,
— сообщил пес. — Караул! овец твоих топчет. На бедняжку Галатею наступил, и теперь она плоская, как коврик у двери. Караул! все твои изгороди сокрушил и вытоптал твой урожай. Поживей — и смелей, хозяин, иначе у тебя ничего не останется! кара-у-у-ул! — Гарм завыл.
— Заткнись! — фермер захлопнул окно. — Господи боже! — сказал он про себя, весь дрожа, хотя ночь выдалась теплая.
— Ложись-ка снова спать, не будь дурнем, — посоветовала жена. — А утром утопи ты эту собаку. Собака лает — ветер носит, они что угодно наговорят, когда попадутся на бродяжничестве или на воровстве.
— Может, и так, Агата, — сказал он, — а может, и не так. Но что-то в поле действительно происходит, если Гарм собака, а не кролик. Очень уж он перепугался. С чего бы ему явиться сюда и поднять шум, ведь он мог тихонько прошмыгнуть через заднюю дверь, а утром получил бы свое молоко!
— Не трать времени на споры, — посоветовала жена. — Раз уж веришь псу, так выполняй его совет: поживей, да смелее!
— Сказать-то легче, чем сделать, — поежился фермер. Ведь он не совсем поверил Гарму. Не очень хотелось верить в великанов среди ночи.
Но собственность есть собственность; и фермер Джайлс не особенно церемонился с теми немногими бродягами, которые забредали с его владения. Он натянул штаны, пошел на кухню и снял со стены мушкетон. Вы, может, спросите, что это такое. Говорят, именно такой вопрос однажды задали четверым ученым клирикам из Оксенфорда, и они, немного подумав, ответили: «мушкетон — это короткоствольное ружье с широким раструбом, стреляет на небольшом расстоянии сразу несколькими пулями; из такого ружья можно попасть не особенно тщательно прицеливаясь. (Ныне в цивилизованных странах вытеснен другими видами огнестрельного оружия.)»
Как бы то ни было, мушкетон фермера Джайлса действительно заканчивался широким раструбом, наподобие рога, а стрелял он не пулями, но всем, чем его не заряжали. Однако мушкетон не поразил еще ни одной цели, потому что фермер заряжал его редко, а уж затвор и вовсе никогда не спускал. Страна это не была еще цивилизованная, и пока ничто не вытеснило мушкетона: только этот вид огнестрельного оружия там и имелся, да и то попадался редко. Люди предпочитали лук со стрелами, а порох чаще использовался для фейерверков.
Итак, фермер Джайлс снял со стены мушкетон и зарядил его порохом на тот случай, если понадобятся крайние меры, а в широкий конец напихал гвоздей, обрывков проволоки, глиняных черепков, костей, камешков и прочее. Потом натянул высокие сапоги, куртку — и вышел через огород.
Луна висела низко-низко, он видел только длинные черные тени кустов и деревьев, но слышал ужасный топот. Топ… Топ… Топ — доносилось со склона пригорка. Что бы ни говорила Агата, не хотелось ему действовать ни живей, ни смелей, но о своей собственности он тревожился гораздо больше, чем о своей шкуре. И вот, чувствуя странную пустоту в желудке, он направился к вершине пригорка.
Тут над пригорком показалось лицо великана, бледное в лунном свете, мерцающем в его огромных круглых глазах. Ноги его были еще далеко внизу, вытаптывая поля на склоне. Лунный свет бил великану в глаза, и он не замечал фермера, зато фермер Джайлс прекрасно его разглядел и перепугался до полусмерти. Не долго думая, он дернул затвор — и мушкетон с оглушительным треском разрядился. К счастью, он был более или менее нацелен в безобразное лицо великана. Вылетело все, чем фермер набил ствол: камешки, кости, черепки, обрывки проволоки, гвозди. Поскольку расстояние в самом деле было небольшим, то случайно, а не по воле фермера, много чего попало прямо в великана: один черепок угодил ему в глаз, а большой гвоздь проткнул нос.
— Проклятие! — воскликнул великан со свойственной ему грубостью. — Меня кто-то ужалил!
Выстрела он не услышал (он же был глухой!), а вот гвоздь ему не понравился. Давно уже ни одно насекомое не могло прокусить его толстую кожу, но он слыхал, что где-то на востоке, на болотах, водятся стрекозы, которые кусаются, точно клещи.
— Гнилая здесь местность, это точно, — сказал он. — Не пойду я сегодня дальше.
Он подобрал парочку овец, чтобы съесть их дома, и отправился назад через реку, огромными шагами двигаясь к западу. Теперь он нашел дорогу домой, но дно котла совсем прогорело.
А фермер Джайлс, которого выстрел опрокинул на землю, лежал на спине, глядя в небо, и ждал, что великан, проходя мимо, наступит на него. Но ничего подобного не случилось, и он услышал, как топот замирает вдали:
Топ… Топ… Топ.
Тогда он поднялся, потер плечо и подобрал мушкетон. И вдруг услышал крики толпы, которая его приветствовала.
Оказалось, что большая часть населения Хэма смотрела в окна, а некоторые оделись и вышли (после того, как великан удалился). Теперь они с криками взбегали на пригорок.
Как только жители деревни услышали ужасный топот великана, многие тут же поплотнее закутались в одеяла, а кое-кто залез под кровать. Но Гарм и гордился своим хозяином, и боялся его. Он считал, что хозяин в гневе и ужасен, и великолепен, и был убежден, что великан подумает то же самое. И когда он увидел, что Джайлс выходит из дому с мушкетоном (как правило, это было признаком сильного гнева!), он с лаем помчался по деревне, крича:
— Вставайте! Вставайте! Вставайте! все выходите и посмотрите, какой великий человек мой хозяин! сейчас он будет стрелять в великана за нарушение границ. Выходите!
Вершина пригорка была видна почти из всех домов. Когда над ней показалось лицо великана, все перепугались и затаили дыхание. Все думали, что это чересчур и что Джайлсу с великаном не справиться. Но тут прогремел выстрел, великан вдруг повернулся и зашагал прочь, а люди от изумления и радости громко закричали, приветствуя Джайлса. Гарм лаял так, что едва не оторвалась голова.
— Ура! — кричали все. — Великана проучили! Эгидиус ему показал! Теперь великан помрет — и поделом ему!
Снова все хором закричали «ура». И взяли себе на заметку, что Джайлсов мушкетон и в самом деле стреляет. В деревенских трактирах прежде обсуждали этот вопрос. Теперь же всем стало ясно, и никто больше не осмеливался забредать на землю фермера Джайлса.
Когда опасность миновала, отдельные храбрецы отважились взобраться на пригорок и пожать руку фермеру Джайлсу. Кое-кто — священник, кузнец, мельник и еще два-три значительных лица — похлопали его по спине. Ему это не понравилось (плечо ведь сильно болело), но он счел себя обязанным пригласить их к себе. На кухне все уселись в кружок, пили за его здоровье и громко его расхваливали. Он не скрывал зевоту, но гости не обращали на это внимания, пока не кончилась выпивка. Когда выпили по второй, а фермер
— третью, он окончательно почувствовал себя храбрецом, а когда все выпили по три (а Джайлс — пять или шесть), он почувствовал себя именно таким смельчаком, каковым считал его Гарм. Расстались добрыми друзьями, фермер от души похлопал гостей по спине. Руки у него были большие, красные и сильные, так что он отыгрался.
На другой день он обнаружил, что, чем дальше распространяется слух о его подвиге, тем большим количеством подробностей он обрастает. Джайлс стал значительной фигурой в округе. К середине следующей недели новость дошла до деревень, лежащих за двадцать миль вокруг. Он стал героем округи и находил это чрезвычайно приятным. В ближайший базарный день ему поднесли столько вина, что хоть лодку пускай, и он вернулся домой, распевая старинные песни о героях.
Наконец о событиях прослышал сам король. В те счастливые времена столица этого государства (среднего королевства) была расположена примерно в двадцати лигах от Хэма, а при дворе, как правило, не больно обращали внимание на то, что происходит в захолустной провинции. Но столь быстрое изгнание такого вредного великана стоило внимания и некоторой учтивости. И по прошествии надлежащего времени, месяца через три, к празднику Святого Михаила, король направил в Хэм послание, начертанное красными чернилами на белом пергаменте. В нем выражалось монаршее удовлетворение поведением «преданного нам подданного, нашего возлюбленного Эгидиуса Агенобарбуса Юлиуса Агриколы де Хэммо». Подпись была в виде красной кляксы, а ниже придворный писец вывел затейливым почерком: «я, Август Бонифаций Амброзий Аурелиан, благочестивый и достославный государь, Базилевс и повелитель Среднего королевства, руку приложил». К посланию была прикреплена большая красная печать, что говорило о несомненной подлинности документа. Большую радость доставил он Джайлсу, им восхищались все соседи, особенно когда обнаружилось, что каждого, кто желает полюбоваться этим документом, фермер охотно приглашал к столу и угощал на славу.
Еще лучше грамоты был присланный вместе с нею подарок. Король пожаловал фермеру пояс и длинный меч. Сказать по правде, сам король этим мечом никогда не пользовался. Он принадлежал королевской семье и с незапамятных времен висел в оружейной. Хранитель королевского оружия не мог сказать, как он туда попал и для чего предназначен. При дворе такие тяжелые мечи без украшений как раз вышли из моды, потому-то король и подумал, что для подарка неотесанному деревенщине он будет в самый раз. Фермер Джайлс был в восторге, а слава его сильно возросла.
Джайлса сильно радовал такой поворот событий. И Гарма тоже. Пса так и не выпороли. Джайлс был, в общем, справедливый человек, в глубине души он отдавал должное Гарму, хотя никогда не говорил об этом вслух. Он все еще награждал собаку нелестными эпитетами и при случае швырял в Гарма тяжелые предметы, зато стал закрывать глаза на его самовольные отлучки. Теперь Гарм свободно бегал по полям. Дела у фермера пошли в гору, счастье ему улыбалось. Осень и начало зимы прошли благополучно. Все шло прекрасно, пока не явился дракон.
Ко времени описываемых событий драконы уже стали редкостью на острове. Вот уже много лет в Среднем Королевстве Августа Бонифация не встречали ни одного дракона. Конечно, к западу и к северу попадались топкие болота и ненаселенные горы, но они находились очень далеко. Некогда в тех местах обитало множество разных драконов, и они делали дальние набеги. Но в те времена среднее королевство славилось отвагой королевских рыцарей, и было убито и ранено так много странствующих драконов, что остальные перестали летать в том направлении.
Еще остался обычай подавать королю драконий хвост на рождественский обед; ежегодно выбирали рыцаря для охоты на дракона. Предполагалось, что в день Святого Николая он отправлялся на охоту, а к рождеству возвращался с драконьим хвостом. Но уже много лет королевский повар готовил к рождеству поддельный драконий хвост: огромный торт из тертого миндаля с чешуей из жженого сахара. Под музыку скрипок и труб избранный рыцарь относил торт в праздничный зал. Поддельный драконий хвост съедали на сладкое после рождественского обеда, и все уверяли (чтобы сделать приятное повару), что на вкус он лучше настоящего.
Так обстояло дело, когда снова появился настоящий дракон. И все из-за того великана. После своего приключения он частенько разгуливал по горам, навещая живущих в разных местах родственников, — гораздо чаще, чем обычно, и много чаще, чем им этого хотелось. Дело в том, что он все пытался одолжить у кого-нибудь большой медный котел. Удавалось ему это или нет, но он усаживался и нескладно и нудно рассказывал о прекрасной стране, лежащей далеко на востоке, и обо всех чудесах большого мира. Он ведь воображал себя великаном и отважным путешественником.
— Прекрасная местность, — говорил он, — земля ровная, почва мягкая, массу еды можно раздобыть: повсюду, знаете ли, коровы да овцы, заметить их легко, если глядеть хорошенько.
— А как насчет людей? — спрашивали его.
— Ни одного я не видел, — отвечал он. — Ни одного рыцаря там не видать и не слыхать, дорогие мои. Только возле реки какие-то мухи водятся
— ужасно больно жалятся.
— Что же ты туда не вернешься? — удивлялись родственники. — Там бы и остался!
— недаром ведь говорится, что лучше всего дома, — отвечал он. — Но я, возможно, туда схожу, если будет настроение. Во всяком случае, я-то уж там побывал — этим ведь не каждый может похвастаться. А вот медный котел…
— Так где же они, эти богатые земли, — поспешно спрашивали у него, — где чудесные поля, изобилующие скотом, который никто не сторожит? далеко ли?
— Да, к востоку, — отвечал он, — вернее к юго-востоку. Но добираться долго.
И тут же он давал такой преувеличенный отчет о пройденном тогда расстоянии, о преодоленных лесах, горах и лугах, что ни одному великану не хотелось отправляться в путь: ведь ни у кого не было таких длинных ног. Но слухи распространялись.
После теплого лета наступила суровая зима. В горах стояли сильные морозы, с едой стало плохо. Разговоры стали громче. Вспоминали овец и коров, пасущихся на сочных пастбищах. Драконы навострили уши. Они хотели есть, а слухи были заманчивы.
— Значит, рыцари — существа мифические, — рассуждали молодые неопытные драконы. — Мы всегда так и думали.
— Во всяком случае, попадаются они, вероятно редко, — рассуждали старые и мудрые, — они далеко, их мало и нечего их бояться.
Особенно подействовали слухи на одного дракона. Звали его Хризофилакс Дайвз, так как он принадлежал к древнему царскому роду и был очень богат. Он был хитер, любопытен, жаден, отлично вооружен — и не очень храбр. Однако он ничуть не боялся насекомых любых размеров и видов, кроме того, он был ужасно голоден.
Так что в один прекрасный зимний день, примерно за неделю до рождества, Хризофилакс расправил крылья и пустился в путь. Среди ночи он благополучно приземлился в самом центре королевства Августа Бонифация, государя и повелителя. За короткое время он натворил немало бед, круша и сжигая все на своем пути, пожирая овец, коров и лошадей.
Это происходило далеко от Хэма, но Гарм насмерть перепугался. Он как раз отправился в путешествие, воспользовавшись благосклонностью хозяина, и отважился ночевать далеко от дома. Он шел на привлекающий его запах вдоль лесного оврага и вдруг почуял за поворотом новый и тревожный запах: оказывается он налетел прямо на хвост Хризофилакса Дайвза, который только что приземлился. Никогда еще ни одна собака не мчалась домой задрав хвост с такой скоростью, как Гарм. Услышав его визг, дракон повернул голову и фыркнул, но Гарм был уже далеко. Он бежал всю ночь и поспел домой только к завтраку.
— Караул! караул! — затявкал он у задней двери.
Джайлс услышал — и ему это не понравилось. Эти звуки напомнили ему о тех неожиданностях, которые могут случиться, когда все как будто идет хорошо.
— Жена, впусти-ка эту подлую собаку, — приказал он, — и угости ее палкой!
Гарм проковылял на кухню, глаза его сверкали, а язык свешивался набок.
— Караул! — воззвал он.
— Чем это ты занимался на этот раз? — спросил Джайлс, швыряя в него колбасой.
— Ничем, — запыхавшись отвечал Гарм, слишком взволнованный, чтобы воздать должное колбасе.
— Ты мне это прекрати, не то шкуру спущу, — пригрозил Джайлс.
— Ничего я плохого не делал. Ничего дурного не хотел, — заскулил пес.
— Только я нечаянно на дракона наткнулся — и он меня напугал.
— На дракона? — фермер даже пивом подавился. — Будь ты проклят, нечего совать свой нос куда не надо! чего ради ты наткнулся на дракона в такое время года, когда у меня хлопот полон рот? где хоть он был?
— Да к северу, за холмами, а потом еще дальше, за стоячими камнями, — отвечал пес.
— А, вон как далеко! — у фермера отлегло от сердца. — Слыхал я, что там водится нечисть, всякое в тех местах может приключиться. Пусть сами управляются. Не лезь ты ко мне с этими баснями, убирайся вон!
Гарм ушел — и разнес новость по всей деревне. Он не забыл отметить, что его хозяин ничуть не испугался:
— Совершенно спокойно продолжал себе завтракать.
Люди стояли в дверях домов, с удовольствием обсуждали новость:
— Как это напоминает прежние времена! — говорили они. — И рождество на носу. Как раз по сезону. Ну и доволен же будет король! на нынешнем рождестве он сможет полакомиться настоящим хвостом.