Страница:
Оригинал этого текста лежит у Lodrionа на home page
Был некогда Айну Лэйхо, созданный Илуватаром среди прочих
Айнур, и ничем не выделялся он из среды их. И когда Мелко,
могущественнейший из Айнур, в первый раз отправился в пустоты
мира в поисках Неугасимого Пламени, посмотрел Лэйхо ему вслед и
странное чувство овладело им. И когда Мелко, могущественнейший
из Айнур, в первый раз поднял свою Тему в Музыке Айнур против
Темы, заданной Илуватаром, Лэйхо преисполнился зависти в сердце
своем и сожалел, что не он, а Мелко придумал Диссонанс.
И он не присоединился к Мелко, ибо не желал подражать ему,
но попытался сыграть свою собственную Музыку, и не была эта
Музыка ни Темой Илуватара, ни Диссонансом Мелькора.
Таковы были силы, заключенные в Музыке Айнур, что Тема и
Диссонанс скрутили, обезобразили и искалечили дух Лэйхо, и
было так, что в Мир вошло безобразие.
И когда Валар собрались населить Арду, Лэйхо хотел
отправиться с ними, но Манвэ отверг его. И тогда сказал
Илуватар: "Неразумно поступил Манвэ, ибо нет истинного зла в
Айну Лэйхо." Но никто из Валар не слыхал его, кроме Варды, а
Варда промолчала.
А Лэйхо остался за Кругами Арды и зависть его к Валар и
Мелькору росла и крепла, но не мог он войти в Арду по своей
воле, ибо сие под силу только Валар. И Лэйхо наблюдал за
войной Мелькора и Валар, и желал более всего присоединиться к
Мелькору и самому принять в этой войне участие.
Пришло время и прибыл вестник от Валар, испрашивающий
помощи в войне, и откликнулся Айну Тулкас. Лэйхо же подошел к
нему и молил Тулкаса взять его с собой в Арду как одного из
своих Майар. Но Тулкас, расхохотавшись, сказал, что Лэйхо
годен разве что на то, чтобы быть шутом, но он, Тулкас, в
шуте не нуждается. И тогда Лэйхо возненавидел Тулкаса
прочно и навеки.
И, изгнанный Тулкасом, прибыл в Пустоту за кругами Арды
Мелькор. И бродил он в Пустоте, и планировал возвращение. И
Лэйхо стал бродить с ним, и обратился к нему однажды: "Велик и
грозен Айну Мелко, но и он нуждается в помощниках. Возьми меня
в Арду, Мелко, и я помогу тебе."
Мелькор взглянул на безобразие Лэйхо и рассмеялся, и смех
его был ужасен. И спросил он: "На что годен ты, о дух столь
извращенный и изуродованный?" И, наученный Тулкасом,
ответил Лэйхо: "Я буду твоим шутом."
И Мелькор взглянул на него еще раз и перестал смеяться. И
сказал он: "Меньшие духи зовут меня Повелитель, но сильнейшие
зовут Учителем." А Лэйхо ответил: "Я не назову тебя
Повелителем, ибо я не раб тебе, но и Учителем не назову также,
ибо мне нечему у тебя учиться. А буду я тебя звать Королем, ибо
это правда." И Мелькор взял Лэйхо с собой в Арду.
И наступил Закат Весны Арды, когда Мелькор и Лэйхо прошли
по миру, и на каждое великое творение Валар, что разрушал
Мелькор приходилось по десять меньших творений, что извращал и
уродовал Лэйхо. "Зелень заболевала и сохла, реки заросли
тростником, а озера забил ил - и сделались болота, смрадные и
ядовитые, где множились мухи; а леса стали темны и опасны, и
страх поселился в них; и звери превратились в чудищ, рогатых и
клыкастых, и оросили кровью землю." Все это было творениями
Лэйхо, а не Мелькора, ибо тьма Мелькора была тьмой сверкающего
обсидиана, полутьма же Лэйхо -- полутьмой болотного ила. И
никогда не извращал Мелькор творений Валар, и мысли его были
всегда о подчинении и разрушении, но никогда -- о грязи и
скверне.
И Мелькор призвал могучих духов себе на помощь, и пришел
Балрог Косомот, со своим воинством. Вместе с Косомотом и
балрогами Мелькор воздвиг великий город-крепость Утумно,
дабы сделать его своею опорой в Арде. Лэйхо же не принимал
участия в строительстве Утумно, но бродил по лесам и болотам в
одиночестве.
Тот же образ, что принял Лэйхо в Арде; его истинный образ,
соответствовавший его духу, был ростом велик, статью тучен, а
видом безобразен. Когда Валар замечали его, они не видели в
нем Майю, но скорее одно из чудовищных животных, и Оромэ
часто охотился на него, но тщетно.
Когда же Мелькор закончил Утумно, Лэйхо сорвал цветок из
любимых Йаванной, приложил его к воротам крепости и цветок
расцвел железом, и стал замкОм на воротах, или Черным Цветком
Утумно.
И так проходили эпохи, и однажды Мелькор призвал своего
шута и сказал ему: "Взгляни на любимчиков Валар, о шут." И
он показал ему двух пленных Эльфов, и продолжил: "Взгляни, шут,
как прекрасны любимцы Валар и как ты, мой друг, безобразен.
Спустись в темные провалы Утумно и там создай из них
существ мне на службу, а создай их по своему образу и подобию."
Так Лэйхо и сделал, и создал для Мелькора ужасное племя Орков,
и очень гордился своим творением.
И воспоследовала война Мелькора с Валар, и Лэйхо, Косомот
и Саурон, которого тогда называли Тху, бежали перед
наступающим воинством и скрывались в пустошах и лесах. Так было
в течение трех эпох, до того момента, когда, бродя в
одиночестве среди скал, Лэйхо услышал крик, ужасный, кошмарный
вопль, и он знал, что кричит то Мелькор. Не желая встречаться с
Тем, что заставило его Короля издать подобный крик, Лэйхо
призвал из подземелий Ангбанда, новой крепости, построенной
перед самой войной, Косомота Балрога, что называл Мелькора
своим Отцом. И пришел Косомот с балрогами, и сразился с
Унголиант, и Мелькор вновь вернулся на Север.
И когда Лэйхо увидал Сильмариллы, что принес Мелькор, он
обрадовался и сказал: "Король, дозволь мне извратить эти
камни. Я оскверню их и изуродую, а потом мы отошлем их
обратно Варде." Но Мелькор ударил Лэйхо по лицу и сказал: "Не
тебе, раб, замахиваться на Сильмариллы Мелькора: они мои!" И
тогда Лэйхо затаил в своем сердце ненависть к Мелькору. И он
отошел от дел его, и жил теперь не в Ангбанде, но в развалинах
Утумно и в войнах Мелькора участия не принимал.
И лишь когда приблизилась Война Гнева, Лэйхо явился к
Мелькору, и что за разговор произошел там, в башне
Тангородрима, между Королем и Шутом, никому неизвестно. Но
Лэйхо вышел оттуда, зажимая рану в боку, и вид его был ужаснее,
чем когда-либо. И он протрубил в рог трижды, и от огромной орды
Орков отделилась третья часть, и Лэйхо увел ее на
Северо-Восток. Говорят, что именно этой части не хватило
Мелькору, чтобы отбросить войско Валинора от стен Ангбанда. О
Лэйхо же ничего более неизвестно, кроме неясных слухов о
странном Орке, пришедшем в Мордор незадолго до Войны Кольца, и
сыгравшему заметную роль в дальнейшей истории Средиземья.
Здесь кончается Лэйхоквэнта, или часть первая Сумеречной Книги
Средиземья
На Куйвиэнэн опустилась ночь и взошли звезды. Олквэ и Аилвэн
шли меж холмов, держась за руки, и глаза их светились, подобно
звездам на небе. Далеко впереди лежало Озеро Пробуждения и
оттуда доносились голоса Перворожденных Эльфов, переливающиеся,
как волны озера, поющие что-то простое и радостное... Олквэ не
различал слов с такого расстояния, но различал голоса. Вот,
например, Кэлвэ, его друг и товарищ по охоте...
...Олквэ и Кэлвэ бегут по холмам, луки закинуты за спину,
длинные волосы развеваются на ветру; ветер бьет в лицо
запахом мокрой травы и бескрайнего горизонта. Впереди бежит
огромный, круторогий тур, сотрясая копытами землю. Легконогие
Квэнди нагоняют животное, бегут рядом, потом Кэлвэ отстает, а
Олквэ начинает петь.
Не задыхаясь, молодой эльф поет на бегу, поет для тура,
рассказывает ему о звездах, об озере и о своем народе. О Даре
Речи, волшебном Квэнья, что делает Квэнди отличными от зверей
холмов. И о том, что Квэнди нужен огромный тур, нужен, чтобы
жить и говорить, и что Квэнди должны взять жизнь тура, хотя не
испытывают ни злобы, ни даже охотничьего азарта.
Громадный бык понимает Детей Илуватара и, готовый послужить им,
не питает к ним ни обиды, ни гнева. Он останавливается и
поворачивает голову -- а Кэлвэ уже стоит на одном колене и лук
его туго натянут.
Тонкая, невесомая стрела пронзает горло тура. Олквэ
поддерживает его тушу, опускающуюся на колени, и принимает
последнее дыхание зверя.
Кэлвэ приближается, радостный и улыбающийся. Олквэ улыбается в
ответ. Квэнди не знают, что такое убийство, жестокость или
боль. Охота для них -- такое же радостное занятие, как песни и
бег наперегонки под звездным небом. Кэлвэ и Олквэ жмут друг
другу руки и взваливают тушу быка на плечи. Тела Квэнди гибки,
сильны и выносливы. Жизнь прекрасна в холмах Куйвиэнен.
... Олквэ улыбнулся и чуть сжал руку Аилвэн. Они могли бродить
в холмах годами, двое любящих друг друга бессмертных, и не
говорить друг другу ни единого слова, а только держаться за
руки. Прекрасны Квэнди, но еще более прекрасными делает их
любовь, перед лицом которой отпадает сама потребность в Даре
Речи. Любовь -- первый и единственный Бог, которого знают пока
Перворожденные.
Аилвэн ответила пожатием, от которого сердце Олквэ прыгнуло в
груди и по телу разлилась волна тепла. Ему захотелось петь.
Простое "Я люблю тебя", выраженное в простом прикосновении
руки, превратило его в нечто большее, чем просто Эльф.
Олквэ встретился взглядом со звездами и запел, и его песня была
услышана у костров Куйвиэнэн, там, впереди, и подхвачена всеми
Квэнди. Песня Любви неслась по озеру и холмам, будоража волны
на хрустальной поверхности воды, заставляя звенеть сами звезды.
Квэнди пели, пели для Олквэ -- а он пел для Аилвэн.
Молодая эльфийка вплела свой голос в Песню, и Песня зазвучала
еще более торжественно и ликующе, получив ответ. Голоса Эльфов
перемежались с иными поющими звуками, и Олквэ понял, что Иэглэн
и его братья все-таки смогли научить пению пустые тростинки,
что они называли свирелями. Это они, Аилвэн и Олквэ, помогли
Иэглэну своей Песней и своей Любовью, и вновь Квэнди наполняли
музыкой свой прекрасный мир, только что ставший еще прекраснее.
Топота копыт за музыкой не услышал никто. Черный, чернее ночи,
конь, глаза и пасть которого сверкали темно-багровым
огнем, не виданным прежде никем из Квэнди, остановился перед
влюбленными. Верхом на чудовищной лошади сидел чудовищный
всадник -- плащ из мрака, скрывающий тело, желтые кошачьи
глаза и разверстая глотка, усеянная рядами зубов. Дух тьмы
поднял руку.
Аилвэн покачнулась и начала падать вперед. Олквэ рванулся
поддержать ее, но Всадник пришпорил коня и, подхватив падающее
тело эльфийской девушки, перекинул ее через седло. Олквэ замер,
пораженный никогда ранее не испытанным им чувством ужаса.
Второй Всадник жестом лишил его сознания, перекинул через седло
и черные монстры-кони унесли своих хозяев к Северу.
-- Темные Гонцы мне нравятся -- Тху задумчиво поскреб
подбородок. -- Когда я буду делать себе свиту, сделаю их такими
же -- Черные Всадники, в плащах и на черных конях.
Лэйхо чуть заметно усмехнулся. У аскета и фанатика Тху была
единственная слабость -- он очень любил говорить о своей свите,
своих армиях, и том, какими он их сделает. Его, по мнению
Лэйхо, заедало то, что ему, Лэйхо, подчинялся целый сонм
крошечных и не очень болотных и чащобных духов, Косомот
водительствовал отрядом балрогов, многочисленных, как искры в
лесном пожаре, а у самого Тху в подчинении были только
волколаки, а уж ниже волколаков существ почти и не было. Зато
Тху был Учеником Мелькора и изучал под его руководством Тьму.
Лэйхо имел что сказать по поводу тьмы и ее изучения, но разумно
держал свои мысли при себе -- даже шут Темного Владыки не
должен чересчур зарываться.
Темные Гонцы проследовали в Ворота Утумно. Трое приспешников
Мелькора проводили их взглядом. Оба Гонца везли под плащами
что-то довольно крупное.
Косомот пожал плечами. Его огненное лицо было, как всегда,
честным и открытым, неприятно напоминающим Лэйхо Тулкаса.
-- Интересно, что они привезли -- сказал, обращаясь в никуда,
балрог.
Тху ничего не ответил, а Лэйхо только фыркнул.
-- ЛЭЙХО!!! -- прозвучал громовой голос Короля, наполненный не
то самодовольством, не то каким-то веселым издевательством --
не часто Мелькор бывал в подобном состоянии духа.
-- Похоже, я сейчас узнаю -- сказал Шут, выходя из зала. Тху
чертил пальцем на столе какие-то решетки и бубнил себе под нос.
Косомот наблюдал за ним с интересом -- Тху, бывший ученик Аулэ,
всегда изобретал что-то.
... Олквэ осознавал, что находится в присутствии двух существ
неслыханной мощи, но его разум отказывался принимать это
всерьез. Огромного роста фигуры, одна из них пониже, но шире в
плечах, чем вторая, возвышались над лежавшими на каменном
полу Квэнди и р а з г о в а р и в а л и, разговаривали не на
Квэнья, а на каком-то своем языке, неведомом Эльфу. Высокий,
казалось, отдавал какой-то приказ коротконогому. Олквэ чуть
приподнял голову...
Мелькор засмеялся. Шут поклонился и поднял тела эльфов с пола,
не заметив, что звук смеха Властелина Тьмы заставил одного из
них, который было пришел в себя, снова бессильно уронить
голову.
Лэйхо скалил свои желтые клыки в ухмылке. Задание было достойно
его и Мелькор имел полное право на самодовольство.
... Боль, какой никто из Квэнди никогда не испытывал, пронизала
все существо Олквэ и он открыл глаза. Перед собой он увидел
страшное, кошмарное лицо Майи Лэйхо. Майя протянул руку и
крепко стиснул голову Олквэ.
Лэйхо сконцентрировал силы своего бытия, разбивая
первоначальный облик Эльфа, заменяя его образами и отражениями
своего искривленного сознания и естества. Из горла Эльфа
вырвался хриплый, жалобный крик. Что-то внутри его
сопротивлялось подавляющей воле бога, звенело, как слишком туго
натянутая струна. Майя улыбнулся ему ободряюще и кивнул
головой, как старому знакомому. Его глубоко и близко посаженные
маленькие, злые глазки засветились призрачным, болотным светом.
Олквэ почувствовал, как струна в нем лопнула.
Поток новых, изменившихся ощущений заполнил мир вокруг Олквэ.
Изменяющееся зрение... резко обостренное обоняние,
притупившееся осязание... и то, эльфийское, неуловимое,
сменилось чем-то другим... Тело Эльфа согнулось под тяжестью
собственных костей и мускулов, лоб опустился, брови нависли над
глазами, зубы увеличились и изменили форму, слегка сдвинулись
относительно друг друга язык и гортань... Только ту часть его
сознания, что былА Олквэ, что отличала его, Олквэ, от всех
других Квэнди, оставил нетронутой Майя Лэйхо. Поступи он иначе
-- и вместо разумного существа он обрел бы бессмысленную
куклу.
Существо, недавно только бывшее Эльфом, рухнуло на пол
подземелья. Майя осторожно отодвинул его с дороги и занялся
трансформацией лежавшей рядом Аилвэн.
... Олквэ поднялся, опираясь о пол костяшками пальцев рук. Руки
его свисали ниже колен> не нежные, узкие эльфийские ладони, а
mощные лапы с толстыми, длинными пальцами. Он чувствовал, что
силен, очень силен физически. Что с ним сделали? Кто были
существа, которых он видел?
Внезапно страшное подозрение родилось в нем. Он знал, что его
тело изменили, превратили в нечто страшное и отвратительное.
Часть его кричала в ужасе, но часть его знакомилась с новым
телом, делала первые шаги к умению чувствовать через него
мир.
Олквэ попытался заговорить, но не мог. Строение его глотки не
позволяло ему произносить звуки языка Эльфов.
Он больше не был Квэнди.
Захрипев, он заметался по подземелью, колотя кулаками по
стенам, выкрикивая, или пытаясь выкрикивать собственное
имя.
-- Орк! -- рычал Олквэ. -- Оррррк!!!
Майя Лэйхо
взглянул на него и усмехнулся.
-- Орк, -- повторил он,
прокатывая "Р" между зубами, привыкая к его звучанию. --
хорошее слово. Сильное. Он видел как-то раз, как Оромэ охотился
на волколака. Точно так же огрызался загнанный зверь,
когда псы Охотника прыгали на него со всех сторон, с точно
таким же коротким "орк" он отшвыривал их -- пока Хуан, вожак
своры Оромэ, не свалил его и не вцепился ему в глотку.
--
Орк! -- сказал он, указывая на свое создание.
-- Орк! Орк!
-- прохрипел-прорычал орк в ответ.
-- ... Вот это -- Тху указал на две центральные белые фигуры --
Манвэ и Варда. Это -- Тулкас и Оромэ, а это -- Аулэ и Ульмо.
Вот здесь Намо и Ирмо, а впереди -- все их Майяр. Теперь
черные: вот Учитель Мелькор, вот ты, вот я, вот Оссэ и все
остальные, -- Тху не стал называть их: сам он пришел к Мелькору
первым из всех Майяр Арды, поэтому презирал всех последующих
слуг и учеников Владыки Тьмы. -- А впереди стоят твои балроги.
-- Ага -- Косомот кивнул, пристально разглядывая клетчатую
доску -- а Лэйхо здесь есть?
-- Лэйхо нет, -- ответил Тху -- для него так просто фигуру не
подберешь.
-- А где он вообще? -- вождь балрогов машинально вертел в руке
миниатюрного белого Манвэ.
-- Не знаю, -- Тху приподнял одного из своих "балрогов" и
постучал им по доске -- я его не видел с тех пор, как его
призвал к себе Учитель. Бродит где-нибудь, наверное. Шляется.
Смотри, я начинаю и двигаю вот этого балрога на две клетки
вперед...
... Лэйхо и Олквэ сидели друг напротив друга в одинаковых
позах: плечи ссутулены, длинные руки свешены между колен, и
разговаривали на Темном Наречии, которому Лэйхо обучил Олквэ и
Аилвэн, и звуки которого отлично могла произносить пасть орка.
-- Ойрхин плачет -- сказал Олквэ или Оркхей, как он теперь
называл себя. -- Не хочет есть. Хочет умереть.
Сам Олквэ странным образом примирился со своим новым обличьем,
видно, слишком он любил новизну. Тем более, что новый облик
давал ему возможность беседовать с Господином Лэйхо, богом,
который поражал молодого орка своей силой и мудростью. Аилвэн
же плакала, молила Олквэ не приближаться к ней, говорила, что
хочет умереть. Слова "умереть" на Квэнья не было. На Темном
Наречии это звучало, как "перестать дышать", что пугало Олквэ
-- он не понимал, как это -- перестать дышать.
-- Господин, -- попросил Олквэ. -- а ты не можешь вернуть хотя
бы ей прежний облик?
-- Когда я изменил вас, -- ответил Лэйхо. -- я вложил в вас
частицу себя. Если я выну ее, ваш облик не вернется. Вы станете
существами без облика и естества, потеряете тела и разум.
Только твой народ, Квэнди, может вернуть вам облик -- если
достаточно их соберется вокруг вас и пожелает этого, подкрепив
свое желание песней.
-- Я пойду к ним! -- воскликнул Олквэ. -- Ты позволишь,
господин?
Лэйхо печально покачал головой.
-- Иди, Оркхэй. Иди, но ты вернешься.
... Олквэ шел среди холмов, заросших кустарником. Его толстая
шкура предохраняла его от колючек и шипов. Он шел на Юг, к
водам Куйвиэнэн, к своему народу. Господин Лэйхо добр, он
разрешит, чтобы им с Аилвэн -- с Ойрхин -- вернули их обличье.
Тогда Олквэ приведет всех Квэнди поговорить и поучиться у
господина Лэйхо.
Его маленькие, но острые глаза различили впереди несколько
фигур.
... Чудовище вышло из кустов совершенно неожиданно, и Кэлвэ
чуть испугался. Он умел пугаться с тех пор, как охотники ночи
унесли прочь его друга Олквэ и красавицу Аилвэн.
-- Стой! -- прозвенел голос Эльфа. -- Не приближайся!
Чудовище остановилось, издавая какие-то непонятные звуки,
рычание... гэрхэй, гэрхэй -- повторяло оно, но что могло
значить "гэрхэй"? Чудовище не было Квэнди, оно не могло
говорить. Или могло?
Остальные Квэнди, бывшие с Кэлвэ, опасливо смотрели на чудовище
и на самого Кэлвэ, неожиданно ставшего их вождем, приняв на
себя командование в минуту опасности.
Чудовище качнулось вперед и подняло кверху руки. Мучительно
медленно, с каким-то надрывом, оно захрипело, ритмично
раскачиваясь в такт своей хриплой песне. Кэлвэ стоял в двадцати
шагах от чудовища, опершись на лук, и внимательно смотрел на
него, ожидая какого-нибудь подвоха. За его спиной
перешептывались его спутники.
-- Гимн Любви... оно поет Гимн Любви!
Сердце Кэлвэ замерло, пропустив одно биение. Монстр
действительно рычал что-то, напоминающее Гимн Любви, песню,
сочиненную когда-то в честь красавицы Аилвэн его другом...
Одними губами, беззвучно, Кэлвэ произнес:
-- Олквэ?
Олквэ кивнул, перестав петь.
-- Оркхэй. Оркхэй. -- сказал он.
Кэлвэ стоял неподвижно, не в силах поверить или не поверить в
то, что перед ним стоял Олквэ, его давно исчезнувший друг. То,
что вышло из кустов, было страшным и отталкивающим,
безобразным и угрожающим... Кэлвэ не мог преодолеть свое
отвращение. Он не хотел, чтобы монстр оказался Олквэ.
-- Ты не можешь говорить. -- сказал он, тихо, так, чтобы
услышал только Олквэ. -- Ты не Квэнди. Уходи и никогда не
возвращайся.
-- Это ловушка! -- крикнул он, чтобы услышали все. -- Это тварь
охотников ночи!
Эльф опустился на одно колено и одним грациозным движением
наложил стрелу на тетиву своего длинного лука.
Олквэ сделал шаг вперед.
-- Прочь. -- сказал Кэлвэ и натянул лук.
Олквэ зарычал, обнажив длинные, блестящие клыки. Его мускулы
напряглись.
Кэлвэ выстрелил.
Рука Олквэ перехватила стрелу у горла -- он знал, куда будет
целиться Кэлвэ. Бросив стрелу наземь, орк повернулся на месте,
еще больше ссутулившись, и зашагал прочь, на Север, в
Утумно.
Кэлвэ долго смотрел ему вслед. Квэнди пока еще не умели стрелять в спину.
... Лэйхо встретил его на полдороге и они пошли рядом, молча.
Майя знал, что семена цинизма рано или поздно прорастут в
ненависть, ненависть к отвергнувшим, не принявшим, прогнавшим.
Задание Мелькора было выполнено слишком хорошо -- Олквэ
получился чересчур похожим на него, Лэйхо.
-- Иди, Оркхэй -- подтолкнул орка Майя. -- Иди к ней и утешь ее.
... Олквэ взглянул на Аилвэн, свою возлюбленную, с которой они
бродили в холмах, держась за руки, годами и веками. Она, как и
он, сильно изменилась -- но ее теперешний облик призывал к
чему-то иному, чем прогулки под звездами, хотя и это чувство
осталось на месте. Она стала массивней, более плотной -- и
словно бы более зрелой. Олквэ никогда не испытвал этого нового
чувства -- оно было даром Лэйхо и называлось похотью.
Оркхэй протянул к Ойрхин волосатую лапу. Она только улыбнулась,
сладко и призывно.
... -- Шах. -- сказал Косомот, с силой опуская на доску своего
"ульмо". Тху скрипнул зубами и задумался. С тех пор, как Тху
изобрел эту странную игру, они с Косомотом проводили за
клетчатой доской все свое свободное время. Лэйхо игра не
понравилась.
-- Тху! -- позвал Шут, приближаясь к играющим. -- Тху!
-- Что? -- отозвался Тху, отрываясь от доски.
-- Тху, Косомот, -- обратился к товарищам Лэйхо. -- мне нужно
оружие.
-- Оружие? -- переспросил Тху. -- Что такое оружие?
-- Это то, -- ответил с ухмылкой Лэйхо. -- чем дети Илуватара
станут мучить, ранить и убивать друг друга. Мне оно нужно для
орков. А так как Валар все равно переймут у нас секрет оружия,
мне нужны также способы защиты от него.
-- Ранить и убивать друг друга?.. -- Тху потер руки. --
Отлично! Мы засиделись здесь без дела. Есть у меня на этот
счет одна задумка...
-- Хорошо. -- Лэйхо знал, что если Тху примется рассказывать о
своих задумках, то перейдет на заумные теории о какой-то
системе Колец, которую он когда-нибудь создаст для управления
миром и всеми его народами, об огнедышащих горах и Внутреннем
Пламени Арды, а потом переключится на проповедь о величии,
мудрости и всевластии Тьмы, лично Учителя Мелькора и его, Тху.
Поэтому Шут поспешил оборвать Ученика на полуслове и
удалиться.
... Оркхэй, Первый Орк, со своей супругой Ойрхин, сидели в
своем зале в одном из глубочайших подземелий Утумно, где
поселил их Лэйхо. Их многочисленные сыновья и дочери --
Урук-хай, Дети Оркхэя на Темном Наречии, или Молодые Орки,
слушали повествование своего отца о Квэнди, что жили у Озера
Куйвиэнэн, о Кэлвэ-охотнике, и о том, как их он отверг и предал
своего друга и товарища -- их, Урук-хай, отца и повелителя.
Ненависть и обида к Изгнавшим рождались в молодых и свирепых
головах Урук-хай.
Кэлвэ, рассказывал Оркхэй, по словам духов-соглядатаев
Господина Лэйхо, стал теперь вождем большого племени Квэнди,
что жило отдельно от прочих и называло себя Белеквэнди,
Лучники, охотники на волколаков. Они бродили вокруг Куйвиэнэн,
охраняя земли Перворожденных от тварей Мелькора и Лэйхо -- хотя
луки, конечно, были бессильны против Темных Гонцов или других
духов.
... -- Это оружие? -- спросил Лэйхо недоверчиво, глядя на кусок
черного металла, который гордо держал в руке Тху. -- Что это за
штука, из которой оно сделано?
-- Это Режущая Сталь -- ответил Ученик Мелькора. -- Сталь я
изобрел довольно давно. Это вот -- оружие, и называется
"ятаган". Рубит все -- плоть, дерево -- что угодно.
В качестве доказательства он взмахнул ятаганом и в несколько
ударов развалил на три части участок парапета.
-- Ага, это камень. Тебя этому Аулэ научил. А плоть он
рубит?
-- Ты не понимаешь, -- голос Тху звучал раздраженно. -- Плоть
рубить гораздо легче, чем камень.
-- Да? -- голос Лэйхо все еще звучал недоверчиво. -- Ну хорошо,
спасибо тебе, Тху. Мне нужно этих ятаганов по числу орков. Если
Был некогда Айну Лэйхо, созданный Илуватаром среди прочих
Айнур, и ничем не выделялся он из среды их. И когда Мелко,
могущественнейший из Айнур, в первый раз отправился в пустоты
мира в поисках Неугасимого Пламени, посмотрел Лэйхо ему вслед и
странное чувство овладело им. И когда Мелко, могущественнейший
из Айнур, в первый раз поднял свою Тему в Музыке Айнур против
Темы, заданной Илуватаром, Лэйхо преисполнился зависти в сердце
своем и сожалел, что не он, а Мелко придумал Диссонанс.
И он не присоединился к Мелко, ибо не желал подражать ему,
но попытался сыграть свою собственную Музыку, и не была эта
Музыка ни Темой Илуватара, ни Диссонансом Мелькора.
Таковы были силы, заключенные в Музыке Айнур, что Тема и
Диссонанс скрутили, обезобразили и искалечили дух Лэйхо, и
было так, что в Мир вошло безобразие.
И когда Валар собрались населить Арду, Лэйхо хотел
отправиться с ними, но Манвэ отверг его. И тогда сказал
Илуватар: "Неразумно поступил Манвэ, ибо нет истинного зла в
Айну Лэйхо." Но никто из Валар не слыхал его, кроме Варды, а
Варда промолчала.
А Лэйхо остался за Кругами Арды и зависть его к Валар и
Мелькору росла и крепла, но не мог он войти в Арду по своей
воле, ибо сие под силу только Валар. И Лэйхо наблюдал за
войной Мелькора и Валар, и желал более всего присоединиться к
Мелькору и самому принять в этой войне участие.
Пришло время и прибыл вестник от Валар, испрашивающий
помощи в войне, и откликнулся Айну Тулкас. Лэйхо же подошел к
нему и молил Тулкаса взять его с собой в Арду как одного из
своих Майар. Но Тулкас, расхохотавшись, сказал, что Лэйхо
годен разве что на то, чтобы быть шутом, но он, Тулкас, в
шуте не нуждается. И тогда Лэйхо возненавидел Тулкаса
прочно и навеки.
И, изгнанный Тулкасом, прибыл в Пустоту за кругами Арды
Мелькор. И бродил он в Пустоте, и планировал возвращение. И
Лэйхо стал бродить с ним, и обратился к нему однажды: "Велик и
грозен Айну Мелко, но и он нуждается в помощниках. Возьми меня
в Арду, Мелко, и я помогу тебе."
Мелькор взглянул на безобразие Лэйхо и рассмеялся, и смех
его был ужасен. И спросил он: "На что годен ты, о дух столь
извращенный и изуродованный?" И, наученный Тулкасом,
ответил Лэйхо: "Я буду твоим шутом."
И Мелькор взглянул на него еще раз и перестал смеяться. И
сказал он: "Меньшие духи зовут меня Повелитель, но сильнейшие
зовут Учителем." А Лэйхо ответил: "Я не назову тебя
Повелителем, ибо я не раб тебе, но и Учителем не назову также,
ибо мне нечему у тебя учиться. А буду я тебя звать Королем, ибо
это правда." И Мелькор взял Лэйхо с собой в Арду.
И наступил Закат Весны Арды, когда Мелькор и Лэйхо прошли
по миру, и на каждое великое творение Валар, что разрушал
Мелькор приходилось по десять меньших творений, что извращал и
уродовал Лэйхо. "Зелень заболевала и сохла, реки заросли
тростником, а озера забил ил - и сделались болота, смрадные и
ядовитые, где множились мухи; а леса стали темны и опасны, и
страх поселился в них; и звери превратились в чудищ, рогатых и
клыкастых, и оросили кровью землю." Все это было творениями
Лэйхо, а не Мелькора, ибо тьма Мелькора была тьмой сверкающего
обсидиана, полутьма же Лэйхо -- полутьмой болотного ила. И
никогда не извращал Мелькор творений Валар, и мысли его были
всегда о подчинении и разрушении, но никогда -- о грязи и
скверне.
И Мелькор призвал могучих духов себе на помощь, и пришел
Балрог Косомот, со своим воинством. Вместе с Косомотом и
балрогами Мелькор воздвиг великий город-крепость Утумно,
дабы сделать его своею опорой в Арде. Лэйхо же не принимал
участия в строительстве Утумно, но бродил по лесам и болотам в
одиночестве.
Тот же образ, что принял Лэйхо в Арде; его истинный образ,
соответствовавший его духу, был ростом велик, статью тучен, а
видом безобразен. Когда Валар замечали его, они не видели в
нем Майю, но скорее одно из чудовищных животных, и Оромэ
часто охотился на него, но тщетно.
Когда же Мелькор закончил Утумно, Лэйхо сорвал цветок из
любимых Йаванной, приложил его к воротам крепости и цветок
расцвел железом, и стал замкОм на воротах, или Черным Цветком
Утумно.
И так проходили эпохи, и однажды Мелькор призвал своего
шута и сказал ему: "Взгляни на любимчиков Валар, о шут." И
он показал ему двух пленных Эльфов, и продолжил: "Взгляни, шут,
как прекрасны любимцы Валар и как ты, мой друг, безобразен.
Спустись в темные провалы Утумно и там создай из них
существ мне на службу, а создай их по своему образу и подобию."
Так Лэйхо и сделал, и создал для Мелькора ужасное племя Орков,
и очень гордился своим творением.
И воспоследовала война Мелькора с Валар, и Лэйхо, Косомот
и Саурон, которого тогда называли Тху, бежали перед
наступающим воинством и скрывались в пустошах и лесах. Так было
в течение трех эпох, до того момента, когда, бродя в
одиночестве среди скал, Лэйхо услышал крик, ужасный, кошмарный
вопль, и он знал, что кричит то Мелькор. Не желая встречаться с
Тем, что заставило его Короля издать подобный крик, Лэйхо
призвал из подземелий Ангбанда, новой крепости, построенной
перед самой войной, Косомота Балрога, что называл Мелькора
своим Отцом. И пришел Косомот с балрогами, и сразился с
Унголиант, и Мелькор вновь вернулся на Север.
И когда Лэйхо увидал Сильмариллы, что принес Мелькор, он
обрадовался и сказал: "Король, дозволь мне извратить эти
камни. Я оскверню их и изуродую, а потом мы отошлем их
обратно Варде." Но Мелькор ударил Лэйхо по лицу и сказал: "Не
тебе, раб, замахиваться на Сильмариллы Мелькора: они мои!" И
тогда Лэйхо затаил в своем сердце ненависть к Мелькору. И он
отошел от дел его, и жил теперь не в Ангбанде, но в развалинах
Утумно и в войнах Мелькора участия не принимал.
И лишь когда приблизилась Война Гнева, Лэйхо явился к
Мелькору, и что за разговор произошел там, в башне
Тангородрима, между Королем и Шутом, никому неизвестно. Но
Лэйхо вышел оттуда, зажимая рану в боку, и вид его был ужаснее,
чем когда-либо. И он протрубил в рог трижды, и от огромной орды
Орков отделилась третья часть, и Лэйхо увел ее на
Северо-Восток. Говорят, что именно этой части не хватило
Мелькору, чтобы отбросить войско Валинора от стен Ангбанда. О
Лэйхо же ничего более неизвестно, кроме неясных слухов о
странном Орке, пришедшем в Мордор незадолго до Войны Кольца, и
сыгравшему заметную роль в дальнейшей истории Средиземья.
Здесь кончается Лэйхоквэнта, или часть первая Сумеречной Книги
Средиземья
Они не знают, что такое боль,
Они не знают, что такое смерть,
Они не знают, что такое страх
Стоять одному среди червивых стен.
На Куйвиэнэн опустилась ночь и взошли звезды. Олквэ и Аилвэн
шли меж холмов, держась за руки, и глаза их светились, подобно
звездам на небе. Далеко впереди лежало Озеро Пробуждения и
оттуда доносились голоса Перворожденных Эльфов, переливающиеся,
как волны озера, поющие что-то простое и радостное... Олквэ не
различал слов с такого расстояния, но различал голоса. Вот,
например, Кэлвэ, его друг и товарищ по охоте...
...Олквэ и Кэлвэ бегут по холмам, луки закинуты за спину,
длинные волосы развеваются на ветру; ветер бьет в лицо
запахом мокрой травы и бескрайнего горизонта. Впереди бежит
огромный, круторогий тур, сотрясая копытами землю. Легконогие
Квэнди нагоняют животное, бегут рядом, потом Кэлвэ отстает, а
Олквэ начинает петь.
Не задыхаясь, молодой эльф поет на бегу, поет для тура,
рассказывает ему о звездах, об озере и о своем народе. О Даре
Речи, волшебном Квэнья, что делает Квэнди отличными от зверей
холмов. И о том, что Квэнди нужен огромный тур, нужен, чтобы
жить и говорить, и что Квэнди должны взять жизнь тура, хотя не
испытывают ни злобы, ни даже охотничьего азарта.
Громадный бык понимает Детей Илуватара и, готовый послужить им,
не питает к ним ни обиды, ни гнева. Он останавливается и
поворачивает голову -- а Кэлвэ уже стоит на одном колене и лук
его туго натянут.
Тонкая, невесомая стрела пронзает горло тура. Олквэ
поддерживает его тушу, опускающуюся на колени, и принимает
последнее дыхание зверя.
Кэлвэ приближается, радостный и улыбающийся. Олквэ улыбается в
ответ. Квэнди не знают, что такое убийство, жестокость или
боль. Охота для них -- такое же радостное занятие, как песни и
бег наперегонки под звездным небом. Кэлвэ и Олквэ жмут друг
другу руки и взваливают тушу быка на плечи. Тела Квэнди гибки,
сильны и выносливы. Жизнь прекрасна в холмах Куйвиэнен.
... Олквэ улыбнулся и чуть сжал руку Аилвэн. Они могли бродить
в холмах годами, двое любящих друг друга бессмертных, и не
говорить друг другу ни единого слова, а только держаться за
руки. Прекрасны Квэнди, но еще более прекрасными делает их
любовь, перед лицом которой отпадает сама потребность в Даре
Речи. Любовь -- первый и единственный Бог, которого знают пока
Перворожденные.
Аилвэн ответила пожатием, от которого сердце Олквэ прыгнуло в
груди и по телу разлилась волна тепла. Ему захотелось петь.
Простое "Я люблю тебя", выраженное в простом прикосновении
руки, превратило его в нечто большее, чем просто Эльф.
Олквэ встретился взглядом со звездами и запел, и его песня была
услышана у костров Куйвиэнэн, там, впереди, и подхвачена всеми
Квэнди. Песня Любви неслась по озеру и холмам, будоража волны
на хрустальной поверхности воды, заставляя звенеть сами звезды.
Квэнди пели, пели для Олквэ -- а он пел для Аилвэн.
Молодая эльфийка вплела свой голос в Песню, и Песня зазвучала
еще более торжественно и ликующе, получив ответ. Голоса Эльфов
перемежались с иными поющими звуками, и Олквэ понял, что Иэглэн
и его братья все-таки смогли научить пению пустые тростинки,
что они называли свирелями. Это они, Аилвэн и Олквэ, помогли
Иэглэну своей Песней и своей Любовью, и вновь Квэнди наполняли
музыкой свой прекрасный мир, только что ставший еще прекраснее.
Топота копыт за музыкой не услышал никто. Черный, чернее ночи,
конь, глаза и пасть которого сверкали темно-багровым
огнем, не виданным прежде никем из Квэнди, остановился перед
влюбленными. Верхом на чудовищной лошади сидел чудовищный
всадник -- плащ из мрака, скрывающий тело, желтые кошачьи
глаза и разверстая глотка, усеянная рядами зубов. Дух тьмы
поднял руку.
Аилвэн покачнулась и начала падать вперед. Олквэ рванулся
поддержать ее, но Всадник пришпорил коня и, подхватив падающее
тело эльфийской девушки, перекинул ее через седло. Олквэ замер,
пораженный никогда ранее не испытанным им чувством ужаса.
Второй Всадник жестом лишил его сознания, перекинул через седло
и черные монстры-кони унесли своих хозяев к Северу.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык.
-- Темные Гонцы мне нравятся -- Тху задумчиво поскреб
подбородок. -- Когда я буду делать себе свиту, сделаю их такими
же -- Черные Всадники, в плащах и на черных конях.
Лэйхо чуть заметно усмехнулся. У аскета и фанатика Тху была
единственная слабость -- он очень любил говорить о своей свите,
своих армиях, и том, какими он их сделает. Его, по мнению
Лэйхо, заедало то, что ему, Лэйхо, подчинялся целый сонм
крошечных и не очень болотных и чащобных духов, Косомот
водительствовал отрядом балрогов, многочисленных, как искры в
лесном пожаре, а у самого Тху в подчинении были только
волколаки, а уж ниже волколаков существ почти и не было. Зато
Тху был Учеником Мелькора и изучал под его руководством Тьму.
Лэйхо имел что сказать по поводу тьмы и ее изучения, но разумно
держал свои мысли при себе -- даже шут Темного Владыки не
должен чересчур зарываться.
Темные Гонцы проследовали в Ворота Утумно. Трое приспешников
Мелькора проводили их взглядом. Оба Гонца везли под плащами
что-то довольно крупное.
Косомот пожал плечами. Его огненное лицо было, как всегда,
честным и открытым, неприятно напоминающим Лэйхо Тулкаса.
-- Интересно, что они привезли -- сказал, обращаясь в никуда,
балрог.
Тху ничего не ответил, а Лэйхо только фыркнул.
-- ЛЭЙХО!!! -- прозвучал громовой голос Короля, наполненный не
то самодовольством, не то каким-то веселым издевательством --
не часто Мелькор бывал в подобном состоянии духа.
-- Похоже, я сейчас узнаю -- сказал Шут, выходя из зала. Тху
чертил пальцем на столе какие-то решетки и бубнил себе под нос.
Косомот наблюдал за ним с интересом -- Тху, бывший ученик Аулэ,
всегда изобретал что-то.
... Олквэ осознавал, что находится в присутствии двух существ
неслыханной мощи, но его разум отказывался принимать это
всерьез. Огромного роста фигуры, одна из них пониже, но шире в
плечах, чем вторая, возвышались над лежавшими на каменном
полу Квэнди и р а з г о в а р и в а л и, разговаривали не на
Квэнья, а на каком-то своем языке, неведомом Эльфу. Высокий,
казалось, отдавал какой-то приказ коротконогому. Олквэ чуть
приподнял голову...
Мелькор засмеялся. Шут поклонился и поднял тела эльфов с пола,
не заметив, что звук смеха Властелина Тьмы заставил одного из
них, который было пришел в себя, снова бессильно уронить
голову.
Лэйхо скалил свои желтые клыки в ухмылке. Задание было достойно
его и Мелькор имел полное право на самодовольство.
... Боль, какой никто из Квэнди никогда не испытывал, пронизала
все существо Олквэ и он открыл глаза. Перед собой он увидел
страшное, кошмарное лицо Майи Лэйхо. Майя протянул руку и
крепко стиснул голову Олквэ.
Лэйхо сконцентрировал силы своего бытия, разбивая
первоначальный облик Эльфа, заменяя его образами и отражениями
своего искривленного сознания и естества. Из горла Эльфа
вырвался хриплый, жалобный крик. Что-то внутри его
сопротивлялось подавляющей воле бога, звенело, как слишком туго
натянутая струна. Майя улыбнулся ему ободряюще и кивнул
головой, как старому знакомому. Его глубоко и близко посаженные
маленькие, злые глазки засветились призрачным, болотным светом.
Олквэ почувствовал, как струна в нем лопнула.
Поток новых, изменившихся ощущений заполнил мир вокруг Олквэ.
Изменяющееся зрение... резко обостренное обоняние,
притупившееся осязание... и то, эльфийское, неуловимое,
сменилось чем-то другим... Тело Эльфа согнулось под тяжестью
собственных костей и мускулов, лоб опустился, брови нависли над
глазами, зубы увеличились и изменили форму, слегка сдвинулись
относительно друг друга язык и гортань... Только ту часть его
сознания, что былА Олквэ, что отличала его, Олквэ, от всех
других Квэнди, оставил нетронутой Майя Лэйхо. Поступи он иначе
-- и вместо разумного существа он обрел бы бессмысленную
куклу.
Существо, недавно только бывшее Эльфом, рухнуло на пол
подземелья. Майя осторожно отодвинул его с дороги и занялся
трансформацией лежавшей рядом Аилвэн.
... Олквэ поднялся, опираясь о пол костяшками пальцев рук. Руки
его свисали ниже колен> не нежные, узкие эльфийские ладони, а
mощные лапы с толстыми, длинными пальцами. Он чувствовал, что
силен, очень силен физически. Что с ним сделали? Кто были
существа, которых он видел?
Внезапно страшное подозрение родилось в нем. Он знал, что его
тело изменили, превратили в нечто страшное и отвратительное.
Часть его кричала в ужасе, но часть его знакомилась с новым
телом, делала первые шаги к умению чувствовать через него
мир.
Олквэ попытался заговорить, но не мог. Строение его глотки не
позволяло ему произносить звуки языка Эльфов.
Он больше не был Квэнди.
Захрипев, он заметался по подземелью, колотя кулаками по
стенам, выкрикивая, или пытаясь выкрикивать собственное
имя.
-- Орк! -- рычал Олквэ. -- Оррррк!!!
Майя Лэйхо
взглянул на него и усмехнулся.
-- Орк, -- повторил он,
прокатывая "Р" между зубами, привыкая к его звучанию. --
хорошее слово. Сильное. Он видел как-то раз, как Оромэ охотился
на волколака. Точно так же огрызался загнанный зверь,
когда псы Охотника прыгали на него со всех сторон, с точно
таким же коротким "орк" он отшвыривал их -- пока Хуан, вожак
своры Оромэ, не свалил его и не вцепился ему в глотку.
--
Орк! -- сказал он, указывая на свое создание.
-- Орк! Орк!
-- прохрипел-прорычал орк в ответ.
Ушел - невелика потеря
Для многих людей.
Не знаю, как другие, а я верю -
Верю в друзей.
-- ... Вот это -- Тху указал на две центральные белые фигуры --
Манвэ и Варда. Это -- Тулкас и Оромэ, а это -- Аулэ и Ульмо.
Вот здесь Намо и Ирмо, а впереди -- все их Майяр. Теперь
черные: вот Учитель Мелькор, вот ты, вот я, вот Оссэ и все
остальные, -- Тху не стал называть их: сам он пришел к Мелькору
первым из всех Майяр Арды, поэтому презирал всех последующих
слуг и учеников Владыки Тьмы. -- А впереди стоят твои балроги.
-- Ага -- Косомот кивнул, пристально разглядывая клетчатую
доску -- а Лэйхо здесь есть?
-- Лэйхо нет, -- ответил Тху -- для него так просто фигуру не
подберешь.
-- А где он вообще? -- вождь балрогов машинально вертел в руке
миниатюрного белого Манвэ.
-- Не знаю, -- Тху приподнял одного из своих "балрогов" и
постучал им по доске -- я его не видел с тех пор, как его
призвал к себе Учитель. Бродит где-нибудь, наверное. Шляется.
Смотри, я начинаю и двигаю вот этого балрога на две клетки
вперед...
... Лэйхо и Олквэ сидели друг напротив друга в одинаковых
позах: плечи ссутулены, длинные руки свешены между колен, и
разговаривали на Темном Наречии, которому Лэйхо обучил Олквэ и
Аилвэн, и звуки которого отлично могла произносить пасть орка.
-- Ойрхин плачет -- сказал Олквэ или Оркхей, как он теперь
называл себя. -- Не хочет есть. Хочет умереть.
Сам Олквэ странным образом примирился со своим новым обличьем,
видно, слишком он любил новизну. Тем более, что новый облик
давал ему возможность беседовать с Господином Лэйхо, богом,
который поражал молодого орка своей силой и мудростью. Аилвэн
же плакала, молила Олквэ не приближаться к ней, говорила, что
хочет умереть. Слова "умереть" на Квэнья не было. На Темном
Наречии это звучало, как "перестать дышать", что пугало Олквэ
-- он не понимал, как это -- перестать дышать.
-- Господин, -- попросил Олквэ. -- а ты не можешь вернуть хотя
бы ей прежний облик?
-- Когда я изменил вас, -- ответил Лэйхо. -- я вложил в вас
частицу себя. Если я выну ее, ваш облик не вернется. Вы станете
существами без облика и естества, потеряете тела и разум.
Только твой народ, Квэнди, может вернуть вам облик -- если
достаточно их соберется вокруг вас и пожелает этого, подкрепив
свое желание песней.
-- Я пойду к ним! -- воскликнул Олквэ. -- Ты позволишь,
господин?
Лэйхо печально покачал головой.
-- Иди, Оркхэй. Иди, но ты вернешься.
... Олквэ шел среди холмов, заросших кустарником. Его толстая
шкура предохраняла его от колючек и шипов. Он шел на Юг, к
водам Куйвиэнэн, к своему народу. Господин Лэйхо добр, он
разрешит, чтобы им с Аилвэн -- с Ойрхин -- вернули их обличье.
Тогда Олквэ приведет всех Квэнди поговорить и поучиться у
господина Лэйхо.
Его маленькие, но острые глаза различили впереди несколько
фигур.
... Чудовище вышло из кустов совершенно неожиданно, и Кэлвэ
чуть испугался. Он умел пугаться с тех пор, как охотники ночи
унесли прочь его друга Олквэ и красавицу Аилвэн.
-- Стой! -- прозвенел голос Эльфа. -- Не приближайся!
Чудовище остановилось, издавая какие-то непонятные звуки,
рычание... гэрхэй, гэрхэй -- повторяло оно, но что могло
значить "гэрхэй"? Чудовище не было Квэнди, оно не могло
говорить. Или могло?
Остальные Квэнди, бывшие с Кэлвэ, опасливо смотрели на чудовище
и на самого Кэлвэ, неожиданно ставшего их вождем, приняв на
себя командование в минуту опасности.
Чудовище качнулось вперед и подняло кверху руки. Мучительно
медленно, с каким-то надрывом, оно захрипело, ритмично
раскачиваясь в такт своей хриплой песне. Кэлвэ стоял в двадцати
шагах от чудовища, опершись на лук, и внимательно смотрел на
него, ожидая какого-нибудь подвоха. За его спиной
перешептывались его спутники.
-- Гимн Любви... оно поет Гимн Любви!
Сердце Кэлвэ замерло, пропустив одно биение. Монстр
действительно рычал что-то, напоминающее Гимн Любви, песню,
сочиненную когда-то в честь красавицы Аилвэн его другом...
Одними губами, беззвучно, Кэлвэ произнес:
-- Олквэ?
Олквэ кивнул, перестав петь.
-- Оркхэй. Оркхэй. -- сказал он.
Кэлвэ стоял неподвижно, не в силах поверить или не поверить в
то, что перед ним стоял Олквэ, его давно исчезнувший друг. То,
что вышло из кустов, было страшным и отталкивающим,
безобразным и угрожающим... Кэлвэ не мог преодолеть свое
отвращение. Он не хотел, чтобы монстр оказался Олквэ.
-- Ты не можешь говорить. -- сказал он, тихо, так, чтобы
услышал только Олквэ. -- Ты не Квэнди. Уходи и никогда не
возвращайся.
-- Это ловушка! -- крикнул он, чтобы услышали все. -- Это тварь
охотников ночи!
Эльф опустился на одно колено и одним грациозным движением
наложил стрелу на тетиву своего длинного лука.
Олквэ сделал шаг вперед.
-- Прочь. -- сказал Кэлвэ и натянул лук.
Олквэ зарычал, обнажив длинные, блестящие клыки. Его мускулы
напряглись.
Кэлвэ выстрелил.
Рука Олквэ перехватила стрелу у горла -- он знал, куда будет
целиться Кэлвэ. Бросив стрелу наземь, орк повернулся на месте,
еще больше ссутулившись, и зашагал прочь, на Север, в
Утумно.
Кэлвэ долго смотрел ему вслед. Квэнди пока еще не умели стрелять в спину.
... Лэйхо встретил его на полдороге и они пошли рядом, молча.
Майя знал, что семена цинизма рано или поздно прорастут в
ненависть, ненависть к отвергнувшим, не принявшим, прогнавшим.
Задание Мелькора было выполнено слишком хорошо -- Олквэ
получился чересчур похожим на него, Лэйхо.
-- Иди, Оркхэй -- подтолкнул орка Майя. -- Иди к ней и утешь ее.
... Олквэ взглянул на Аилвэн, свою возлюбленную, с которой они
бродили в холмах, держась за руки, годами и веками. Она, как и
он, сильно изменилась -- но ее теперешний облик призывал к
чему-то иному, чем прогулки под звездами, хотя и это чувство
осталось на месте. Она стала массивней, более плотной -- и
словно бы более зрелой. Олквэ никогда не испытвал этого нового
чувства -- оно было даром Лэйхо и называлось похотью.
Оркхэй протянул к Ойрхин волосатую лапу. Она только улыбнулась,
сладко и призывно.
Пусть пешки мы чужой игры,
Поодиночке -- мы слабы,
Но вместе -- смерчем всех сметем.
Кто против нас -- приговорен.
А тот, кто с нами, тот, без вины --
В рядах коричневой и красной чумы...
... -- Шах. -- сказал Косомот, с силой опуская на доску своего
"ульмо". Тху скрипнул зубами и задумался. С тех пор, как Тху
изобрел эту странную игру, они с Косомотом проводили за
клетчатой доской все свое свободное время. Лэйхо игра не
понравилась.
-- Тху! -- позвал Шут, приближаясь к играющим. -- Тху!
-- Что? -- отозвался Тху, отрываясь от доски.
-- Тху, Косомот, -- обратился к товарищам Лэйхо. -- мне нужно
оружие.
-- Оружие? -- переспросил Тху. -- Что такое оружие?
-- Это то, -- ответил с ухмылкой Лэйхо. -- чем дети Илуватара
станут мучить, ранить и убивать друг друга. Мне оно нужно для
орков. А так как Валар все равно переймут у нас секрет оружия,
мне нужны также способы защиты от него.
-- Ранить и убивать друг друга?.. -- Тху потер руки. --
Отлично! Мы засиделись здесь без дела. Есть у меня на этот
счет одна задумка...
-- Хорошо. -- Лэйхо знал, что если Тху примется рассказывать о
своих задумках, то перейдет на заумные теории о какой-то
системе Колец, которую он когда-нибудь создаст для управления
миром и всеми его народами, об огнедышащих горах и Внутреннем
Пламени Арды, а потом переключится на проповедь о величии,
мудрости и всевластии Тьмы, лично Учителя Мелькора и его, Тху.
Поэтому Шут поспешил оборвать Ученика на полуслове и
удалиться.
... Оркхэй, Первый Орк, со своей супругой Ойрхин, сидели в
своем зале в одном из глубочайших подземелий Утумно, где
поселил их Лэйхо. Их многочисленные сыновья и дочери --
Урук-хай, Дети Оркхэя на Темном Наречии, или Молодые Орки,
слушали повествование своего отца о Квэнди, что жили у Озера
Куйвиэнэн, о Кэлвэ-охотнике, и о том, как их он отверг и предал
своего друга и товарища -- их, Урук-хай, отца и повелителя.
Ненависть и обида к Изгнавшим рождались в молодых и свирепых
головах Урук-хай.
Кэлвэ, рассказывал Оркхэй, по словам духов-соглядатаев
Господина Лэйхо, стал теперь вождем большого племени Квэнди,
что жило отдельно от прочих и называло себя Белеквэнди,
Лучники, охотники на волколаков. Они бродили вокруг Куйвиэнэн,
охраняя земли Перворожденных от тварей Мелькора и Лэйхо -- хотя
луки, конечно, были бессильны против Темных Гонцов или других
духов.
... -- Это оружие? -- спросил Лэйхо недоверчиво, глядя на кусок
черного металла, который гордо держал в руке Тху. -- Что это за
штука, из которой оно сделано?
-- Это Режущая Сталь -- ответил Ученик Мелькора. -- Сталь я
изобрел довольно давно. Это вот -- оружие, и называется
"ятаган". Рубит все -- плоть, дерево -- что угодно.
В качестве доказательства он взмахнул ятаганом и в несколько
ударов развалил на три части участок парапета.
-- Ага, это камень. Тебя этому Аулэ научил. А плоть он
рубит?
-- Ты не понимаешь, -- голос Тху звучал раздраженно. -- Плоть
рубить гораздо легче, чем камень.
-- Да? -- голос Лэйхо все еще звучал недоверчиво. -- Ну хорошо,
спасибо тебе, Тху. Мне нужно этих ятаганов по числу орков. Если