Изгнанники же приняли наречие Синдара для повседневного употребления, и только вожди Нольдора в разговорах друг с другом пользовались высшей речью Запада.
   Кроме того, это наречие всегда оставалось языком науки, где бы ни жил этот народ.
   Пришел срок, когда Нарготронд был полностью построен (Тургон в то время все еще жил во дворце Виньямара), и сыновья Финарфина собрались там на праздник, и Галадриэль пришла из Дориата и на время поселилась в Нарготронде.
   Король Финрод Фелагунд не имел тогда жены, и Галадриэль спросила его, почему это так. Но когда Фелагунд заговорил, провидение сошло на него, и он сказал:
   – Мне так же суждено принести клятву, и я должен остаться свободным, чтобы исполнить ее и уйти во тьму!
   Но, говорят, что на самом деле он любил Амарие, из рода Ваньяр, но она не ушла с ним в изгнание.

ЧАСТЬ 16. О МАЭГЛИНЕ

   Аредель Ар-Фейниэль, Белая Госпожа Нольдора, дочь Фингольфина, жила в Неврасте с Тургоном, ее братом, и отправилась с ним в Скрытое Королевство. Но ее утомила охрана столицы Гондолина, и чем дольше, тем больше ей хотелось вновь скакать верхом по широким равнинам и бродить в лесах, как она поступала в Валиноре. И когда с момента окончания постройки Гондолина прошло двести лет, Аредель обратилась к Тургону и просила разрешения покинуть город.
   Тургон не хотел разрешать этого и долго отказывал ей, но в конце концов уступил, сказав:
   – Иди, если хочешь, хотя мой разум против этого, и я предсказываю, что злом обернется твой уход и для тебя, и для меня. Но ты пойдешь лишь только для того, чтобы найти Фингона, нашего брата, и те, кого я пошлю с тобой, чтобы найти Фингона, должны будут вернуться в Гондолин так скоро, как только смогут.
   Но Аредель ответила:
   – Я твоя сестра, но не слуга тебе, и за пределами твоей страны я пойду туда, куда сочту нужным. А если ты откажешь мне в сопровождающих, я уйду одна!
   Тогда Тургон сказал:
   – Для тебя мне не жаль ничего из того, чем я владею. Но я хочу, чтобы за пределами моих стен не было никого, кто знает дорогу сюда, и если я доверяю тебе, сестра моя, то языкам других я доверяю меньше!
   И Тургон избрал трех вождей из числа своих приближенных, чтобы сопровождать Аредель, и приказал им проводить ее в Хитлум к Фингону, если они смогут убедить ее.
   – И будьте осторожны, – сказал он, – ибо, хотя Моргот все еще окружен на севере, в Среднеземелье есть много опасностей, о которых госпожа ничего не знает.
   И тогда Аредель покинула Гондолин, и уход ее тяжестью лег на сердце Тургона.
   Но когда Аредель достигла переправы Бритиаха на реке Сирион, она сказала своим спутникам:
   – Теперь повернем на юг, потому что я не поеду в Хитлум. Сердце мое влечет меня к сыновьям Феанора: моим старым друзьям!
   И так как отговорить ее было невозможно, они повернули на юг, как она приказала, и попросили дозволения пройти через Дориат.
   Но стражи границ отказали им, потому что Тингол не разрешал никому из Нольдора, кроме его родичей из дома Финарфина, пересекать пояс Мелиан, и меньше всего тем, кто был другом сыновей Феанора.
   Поэтому стражники сказали Аредель:
   – Вы не сможете, госпожа, найти способ попасть в страну Колегорма через королевство Тингола. Вам следует ехать вне пределов пояса Мелиан на юг или на север. Самый быстрый путь – использовать тропы, что ведут от Бритиаха на восток, через Димбар, и вдоль северной границы этого королевства, пока вы не минуете мост Эсгалдуина и переправы Ароса. Тогда вы окажетесь в землях, что лежат за холмом Химринг. Там и живут, как мы полагаем, Колегорм и Куруфин, и, возможно, вы найдете их. Но дорога туда опасна.
   Тогда Аредель повернула обратно и избрала нелегкий путь между дикими ущельями Эред Горгорота и северными границами Дориата. Но приблизившись к недоброй местности Нан Дургонтеб, всадники заблудились во тьме, и Аредель отбилась от своих спутников и пропала.
   Они долго и тщетно искали ее, опасаясь, что она попала в западню или напилась из отравленных источников этой страны. Но падшие создания Унголиант, поселившиеся в глубоком овраге, проснулись и стали преследовать их, и им едва удалось спасти свои жизни.
   Когда, наконец, спутники Аредель вернулись и рассказали о случившемся, Гондолин погрузился в глубокую скорбь, и Тургон долго сидел в одиночестве, молча перенося горе и гнев.
   Аредель же, после напрасных поисков своих спутников, поехала дальше, потому что она была бесстрашной и твердой сердцем, как и все дети Финве.
   Она продолжала свой путь и переправилась через Эсгалдуин и Арос, оказалась в землях Химлада между Аросом и Келоном, где тогда, перед тем как рухнула осада Ангбанда, жили Колегорм с Куруфином.
   В это время их не было дома: они уехали с Карантиром на восток, в Таргелион. Однако, народ Колегорма радушно встретил Аредель и предложил ей остаться с ними, пока не вернется их повелитель. Тогда на время она успокоилась и находила большое удовольствие в свободных скитаниях в лесах, но время шло, а Колегорм все не возвращался. Беспокойство снова овладело Аредель, и она стала уезжать все дальше и дальше, разыскивая новые тропы и нехоженные поляны. И в конце концов, случилось так, что Аредель отправилась на юг Химлада и переправилась через Келон. И прежде чем она вспомнила об осторожности, Аредель заблудилась в Нан Эльмоте.
   В минувшие эпохи в этих лесах, когда чары еще лежали на них, а деревья были молодыми, в сумерках Среднеземелья бродила Мелиан.
   Но теперь деревья Нан Эльмота стали выше и угрюмее всех других в Белерианде, и солнце никогда не проникало туда. И там жил Эол, прозывавшийся Темным Эльфом.
   В древности он принадлежал к роду Тингола, но он не знал отдыха, и безмятежность Дориата плохо действовала на него.
   Когда же пояс Мелиан окружил лес Региона, где жил Эол, он бежал оттуда в Нан Эльмот. Там он поселился в глубокой тьме, потому что любил ночь и сумерки под звездами. Эол избегал Нольдорцев, считая их виновниками возвращения Моргота, нарушившего спокойствие Белерианда. Гномов же он любил больше, чем кто-либо из народа Эльфов древних времен. От него гномы узнали многое о том, что происходило в землях Эльдара.
   Теперь гномы спускались с Синих Гор двумя дорогами: через восточный Белерианд и северным путем, в направлении переправ Ароса, проходя вблизи Нан Эльмота. И там Эол встретился с Наугрим и вступил с ними в сношения. И по мере того, как росла их дружба, он иногда приходил к ним и гостил в подземных жилищах Ногрода или Белегоста.
   Там Эол узнал многое о работе с металлом и стал весьма искусен в ней. Он изобрел металл прочный, как сталь гномов, но такой ковкий, что Эол мог делать его тонким и гибким и все же непроницаемым для любых лезвий и стрел. Этот металл, который Эол назвал Галвори, был черным и блестел подобно агату. И Эол одевался в кольчугу из него, куда бы ни шел.
   Но хотя Эол стал сутулым от работы в кузнице, он был не гномом, но Эльфом из высшего рода Телери, благородным, хотя и угрюмым с виду, и взгляд его мог глубоко проникать в темные и мрачные места.
   И случилось так, что он узнал Аредель Ар-Фейниэль, заблудившуюся среди высоких деревьев вблизи границ Нан Эльмота -белый проблеск в сумрачной стране.
   Прекрасной показалась ему Аредель, и Эол пожелал ее. И он окружил ее своими чарами, так что она не могла найти дороги назад, но лишь приближалась к его жилищу в глубине леса.
   Там находились его кузница, его мрачный дом и его слуги, каких он имел, молчаливые и таящиеся, подобно их хозяину.
   И когда Аредель, уставшая от скитаний, пришла, наконец, к дверям Эола, он предстал перед нею, радушно встретил ее и ввел в свой дом. Там она и осталась, и Эол взял ее в жены, и много времени прошло, пока ее родичи услышали о ней снова.
   Никто не утверждает, что Аредель не хотела этого или что долгие годы жизни в Нан Эльмоте были ей ненавистны. Потому что, хотя по приказу Эола ей пришлось избегать солнечного света, они много путешествовали вместе при свете звезд или в лучах серпа луны.
   Она могла бродить и одна, где хотела, но Эол запретил ей только искать сыновей Феанора или кого бы то ни было из Нольдора.
   И Аредель родила Эолу во тьме Нан Эльмота сына и в сердце своем дала ему имя Ломион, на запрещенном наречии Нольдора, что означает Дитя Сумерек. Но отец не дал ему никакого имени, пока мальчику не исполнилось двенадцать лет. А тогда он назвал его Маэглином, что означает Острый Взгляд, так как Эол чувствовал, что глаза сына видят лучше, чем его собственные, и мысль Маэглина могла читать тайны сердец, скрытые туманом слов.
   Когда Маэглин достиг зрелости, он стал похож больше лицом и фигурой на своих родичей – Нольдорцев, но по характеру и складу своего ума он был сыном своего отца.
   Маэглин был немногословен, кроме тех случаев, когда дело касалось его самого, и тогда голос его приобретал силу, способную воодушевить тех, кто слушал его, и смутить противостоящих ему. Маэглин был высок и черноволос, с глазами темными, но яркими и пронзительными, как глаза Нольдорцев, а кожа его была белая. Он часто ходил с Эолом в города гномов на востоке Эред Линдона, и там он старательно обучался всему, чему они могли научить его. Но больше всего Маэглин стал искусен в поисках руды металлов в горах.
   Однако, говорят, что он больше любил свою мать, и если Эол отсутствовал, Маэглин подолгу сидел с ней и слушал все, что могла она рассказать ему о своих родичах и о их деяниях в Эльдамаре и о могуществе и доблести князей Дома Фингольфина.
   Все это он запечатлел в своем сердце, но прежде всего то, что он слышал о Тургоне и о том, что Тургон не имел наследника. Эленве, жена Тургона, погибла при переправе через Хелкараксе, и дочь его, Идриль Келебриндаль, была его единственным ребенком.
   И в этих рассказах у Аредель пробудилось желание снова увидеть своих родичей, и она удивилась тому, что прежде ее утомляли свет Гондолина и фонтаны в лучах солнца, и ветер, волнующий зеленую траву под весенними небесами. К тому же, Аредель часто оставалась одна, когда и сын, и муж ее отсутствовали.
   И эти же рассказы стали причиной первых ссор Маэглина с Эолом. Поскольку мать ни за что не хотела открыть сыну, где живет Тургон и как можно попасть туда, Маэглин стал дожидаться своего часа, не теряя надежды выпытать у нее тайну или же, застав врасплох, прочесть ее мысли. А пока он захотел увидеть Нольдорцев и поговорить с сыновьями Феанора, его родичами, жившими не так далеко.
   Но когда Маэглин сообщил о своих намерениях Эолу, его отец пришел в ярость.
   – Ты принадлежишь дому Эола, Маэглин, сын мой! – сказал он, – а не Гондолидрим. Вся эта страна – достояние Телери, и ни я, ни мой сын не будем иметь дело с убийцами наших родичей, захватившими наши владения. В этом ты должен повиноваться мне, или же я заключу тебя в оковы!
   Маэглин не ответил, но стал холодным и молчаливым и больше не путешествовал с Эолом. И Эол перестал доверять ему.
   Случилось так, что в середине лета гномы, по своему обычаю, устроили пир в Ногроде и пригласили Эола, и тот уехал.
   На время Маэглин и его мать получили свободу идти куда пожелают, и они часто ездили в поисках солнечного света к опушке леса. И в сердце Маэглина горело желание навсегда покинуть Нан Эльмот. Поэтому он сказал Аредель:
   «Госпожа, уйдем, пока есть время! На что надеяться в этом лесу тебе или мне? Нас держат в оковах, и пользы здесь для меня не будет, потому что я узнал все, чему мой отец мог научить меня или что Наугрим захотели открыть мне. Неужели мы не отыщем Гондолин? Ты станешь моим проводником, а я буду охранять тебя!
   Тогда Аредель обрадовалась и с гордостью посмотрела на сына, и сказав слугам Эола, что они отправляются на поиски сыновей Феанора, Аредель с Маэглином уехали и направились к северной опушке Нан Эльмота.
   Там они переправились через мелководный поток Келона в земли Химлада и поехали к переправам Ароса и дальше, на запад, вдоль границ Дориата. Эол вернулся с востока быстрее, чем рассчитывал Маэглин, и обнаружил, что его жена и сын отсутствуют уже два дня, и так велика была его ярость, что он последовал за ними даже при свете дня.
   Вступив в Химлад, он преодолел свой гнев и продолжал путь осторожнее, помня о грозящей ему опасности, ибо Колегорм и Куруфин были могучими вождями, отнюдь не испытывавшими любви к Эолу. Кроме того, у Куруфина был скверный характер.
   Но разведчики Аглона видели скачущих к переправам Ароса Маэглина и Аредель, и Куруфин, решив, что приближается нечто странное, выступил из прохода к югу и встал лагерем вблизи переправы. И прежде чем Эол углубился в Химлад, его подстерегли всадники Куруфина и привели к своему вождю.
   Тогда Куруфин сказал Эолу:
   – Какое дело у тебя, Темный Эльф, в моей стране? Вероятно, безотлагательное, раз заставляет столь «светлую» личность путешествовать днем?
   И Эол, понимая грозящую ему опасность, сдержал злые слова, готовые вырваться у него.
   – Я узнал, вождь Куруфин, – сказал он, – что мой сын и моя жена, Белая Госпожа Гондолина, поехали навестить тебя, пока меня не было дома, и мне показалось естественным присоединиться к ним в этом.
   Тогда Куруфин рассмеялся Эолу в лицо и сказал:
   – Они могли бы найти здесь менее теплый прием, чем рассчитывали, если бы ты сопровождал их. Но дело не в этом, потому что цель у них была другая. Еще не прошло двух дней, как они пересекли Ароссиах, а оттуда быстро поехали на запад. Мне кажется, что ты обманываешь меня, если только сам не обманут!
   И Эол ответил:
   – Тогда, быть может, вождь, ты разрешишь мне уйти и разобраться в этом деле?
   – Я даю тебе свое разрешение, но не свою любовь! – сказал Куруфин. – Чем скорее ты покинешь мою страну, тем больше доставишь мне удовольствия!
   Тогда Эол вскочил на коня, сказав:
   – Хорошо, вождь Куруфин, найти родича, столь отзывчивого в нужде! Я вспомню об этом, когда вернусь!
   И Куруфин хмуро посмотрел на Эола.
   – Не козыряй передо мной происхождением твоей жены, – сказал он. – Потому что тот, кто крадет дочь Нольдора и женится на ней, не принеся даров, не прося разрешения, пусть не добивается родства с ее родом. Я дал тебе разрешение уйти, воспользуйся им и убирайся! По законам Эльдара я не могу убить тебя сейчас, но вот что я посоветую тебе: немедля возвращайся в свое жилище во мраке Нан Эльмота, потому что сердце предсказывает мне – если ты будешь преследовать тех, чью любовь ты потерял, тебе никогда не вернуться туда!
   Тогда Эол погнал коня прочь, и ненависть ко всему Нольдору переполняла его, так как теперь он понял, что Маэглин и Аредель бежали в Гондолин.
   И, влекомый яростью и стыдом от своего унижения, он пересек переправы Ароса и выбрался на дорогу, которой они проехали раньше. Но хотя беглецы не знали, что Эол следует за ними, хотя конь у него был более быстрый, ему так и не удалось увидеть их, пока они не достигли Бритиаха, где оставили своих лошадей.
   Тут злая судьба предала их, потому что лошади громко заржали, а конь Эола услышал это и поспешил к ним. Эол увидел издалека белое одеяние Аредель и заметил путь, каким она шла, разыскивая тайную тропу в горы.
   Так Аредель и Маэглин пришли к внешним воротам Гондолина и к темной страже под горами.
   Там ее встретили с радостью, и миновав семь ворот, Аредель с Маэглином пришли к Тургону на Амон Гварет.
   И король с изумлением выслушал все, что рассказала Аредель, и благожелательно посмотрел на Маэглина, сына его сестры, видя в нем достойного числиться среди князей Нольдора.
   – Воистину я рад, что Ар-Фейниэль вернулась в Гондолин, – сказал он, – и теперь мой город станет прекрасней, чем в те дни, когда я считал ее погибшей. А Маэглин будет пользоваться величайшими почестями в моем королевстве.
   Тогда Маэглин низко поклонился и признал Тургона своим повелителем и королем, обещая во всем повиноваться его воле.
   Но после этого он замолчал и обратился в зрение, потому что величие и великолепие Гондолина превзошли все, что Маэглин мог представить себе по рассказам матери.
   Его поразило могущество города, его войска и многочисленные предметы, незнакомые и прекрасные, которые он увидел.
   И все же ни на что так часто не обращались его глаза, как на Идриль, дочь короля, сидевшую рядом с отцом. Она была золотоволосой, как Ваньяр, родичи ее матери, и она показалась Маэглину солнцем, озарившим своим светом весь королевский дворец.
   А Эол, следуя за Аредель, обнаружил сухое русло и тайную тропу и, пробираясь украдкой, пришел к страже, где был схвачен и допрошен. И когда стражники услышали, что он притязает на Аредель, как на свою жену, они изумились и послали в город гонца, и тот явился во дворец короля.
   – Повелитель! – воскликнул он. – Стража взяла в плен кого-то, кто скрытно подобрался к тайным воротам. Он называет себя Эолом, и это высокий Эльф, смуглый и угрюмый, из рода Синдар. Но он называет госпожу Аредель своей женой и требует, чтобы его привели к тебе. Великим гневом охвачен он и едва его сдерживает, но мы не убили его, хотя так приказывает твой закон.
   Тогда Аредель сказала:
   – Увы! Эол выследил нас, как я и опасалась. Но это было сделано очень скрытно, потому что мы не видели и не слышали преследования, когда шли тайным путем.
   И она обратилась к вестнику:
   – Он говорит правду: это Эол, я его жена, и он отец моего сына. Не убивайте его, но приведите сюда на суд короля, если король пожелает этого.
   Так и сделали. Эола привели во дворец Тургона и поставили перед его высоким троном, гордого и угрюмого. Не менее, чем его сын, он был изумлен всем тем, что увидел, но сердце Эола переполнилось еще большим гневом и ненавистью к Нольдору.
   Однако, Тургон принял его достойно, поднялся и взял его за руку, сказав:
   – Добро пожаловать, родич, потому что таким я считаю тебя. Ты будешь жить здесь в свое удовольствие, но только ты должен поселиться в моем королевстве и не покидать его. Таков мой закон: ни один из тех, кто нашел дорогу сюда, больше не покинет эту страну.
   Но Эол отдернул свою руку.
   – Я не признаю твоего закона, – сказал он. – Ни ты, и никто другой из твоего рода не имеете права основывать королевства или устанавливать границы в этой стране, здесь или там. Это земля Телери, которым вы принесли войну и смятение, ведя себя надменно и поступая несправедливо. Меня не интересуют твои тайны, и не шпионить за тобой явился я сюда, но чтобы потребовать свое собственное: мою жену и моего сына, но поскольку на Аредель, твою сестру, ты имеешь некоторые права, пусть она останется. Пусть птица вернется в свою клетку, где она вскоре снова зачахнет, как это было с ней прежде, но это не касается Маэглина. Моего сына вы не посмеете удерживать! Идем, Маэглин, сын Эола! Твой отец приказывает тебе! Покинь дом его врагов и убийц его родичей или будь проклят! Но Маэглин ничего не ответил.
   Тогда Тургон вернулся на свой высокий трон, оперся в раздумье на посох и сурово сказал:
   – Я не буду спорить с тобой, Темный Эльф! Одними лишь мечами Нольдора защищены твои не знающие солнца леса. Своей свободой скитаться, где пожелаешь, ты обязан моему роду, а не будь нас, ты давно уже трудился бы в рабстве в подземельях Ангбанда. Но здесь король – я, и желаешь ты того или нет, мое решение – это закон! Единственный выбор предоставляется тебе, как и твоему сыну: поселиться здесь или умереть здесь!
   И Эол взглянул в глаза Тургона и не устрашился, и долго стоял, не говоря ни слова, не двигаясь, и молчание заполнило зал, и Аредель испугалась, потому что знала, как опасен Эол.
   Внезапно, быстрым змеиным движением он выхватил из-под плаща дротик и метнул его в Маэглина, вскричав:
   – Я выбираю второе, и для моего сына так же! Тебе не владеть принадлежащим мне по праву!
   Но Аредель, прыгнув, стала перед дротиком, и он ударил ее в плечо, а Эол был схвачен многими руками и заключен в оковы.
   Его увели, пока другие оказывали помощь Аредель. Но Маэглин смотрел на своего отца и молчал.
   Было решено, что на следующий день Эол предстанет перед королевским правосудием, и Аредель с Идриль просили Тургона о милосердии. Но вечером Аредель стало плохо, хотя рана казалась незначительной, и она впала в беспамятство, а ночью умерла, потому что конец острия был отравлен, и никто не догадался об этом, пока не оказалось слишком поздно.
   И потому, когда Эол предстал перед Тургоном, он не нашел милосердия. Его отвели к Карагдуру, обрыву черной скалы на северной стороне холма Гондолина, чтобы сбросить его вниз с отвесных скал города, а Маэглин стоял рядом и молчал.
   Но под конец Эол воскликнул:
   – Ты оставляешь своего отца и родича, сын-предатель! Но знай: здесь ты похоронишь все свои надежды и здесь ты умрешь такой же смертью, как я!
   И тогда Эола сбросили с Карагдура, и он умер, и все в Гондолине сочли это справедливым. Но Идриль была встревожена, и с этого дня она не доверяла своему родичу. Но Маэглин преуспевал и стал великим среди Гондолидрим, превозносимый всеми, пользующийся большой благосклонностью Тургона, так как если он и сам охотно и усердно учился всему, чему мог, зато и у него можно было узнать многое. И Маэглин собрал вокруг себя всех наиболее склонных к кузнечному и рудному ремеслу и начал поиски в Эпхориате (в Окружающих горах), где обнаружил богатые залежи руды разных металлов. Больше всего он ценил прочное железо из рудника в Анхабаре на севере Эрхориата и добыл оттуда огромное количество кузнечного металла и стали, так что оружие Гондолидрим стало крепче и острее. Все это сослужило добрую службу в дни, которые уже надвигались.
   Маэглин был мудрым и осторожным советчиком, а в случае необходимости – стойким и отважным. И это нашло подтверждение в последующие дни: когда в ужасный год Нирнает Арноедиад Тургон отказался от затворничества и отправился на север на помощь Фингону, Маэглин не остался наместником короля в Гондолине, но участвовал в войне и сражался рядом с Тургоном, показав себя беспощадным и не знающим страха в битве.
   Казалось, что счастье благоволит Маэглину, возвысившемуся до самых могучих князей Нольдора, ставшему вторым из наиболее известных вождей в этом королевстве. Но он никому не открывал своего сердца, и хотя не все шло так, как ему хотелось, он молчал об этом, скрывая свои мысли, и мало кому удавалось прочесть их, и уж конечно не Идриль. Потому что с первых же дней жизни в Гондолине Маэглин носил в себе печаль, чем дальше, тем более тяжкую, отнимавшую у него всякую радость: он был влюблен в красавицу Идриль и желал ее безнадежно. Эльдарцы не вступали в брак при столь близком родстве, да прежде никто и не желал этого. К тому же, Идриль не слишком любила Маэглина, а зная его помыслы о ней, она стала любить его еще меньше. Она видела в нем что-то чужое, исковерканное, как впоследствии стали считать и Эльдарцы: злые плоды убийства родичей, после которого тень проклятия Мандоса затмила последние надежды Нольдора.
   Но шли годы, а Маэглина по-прежнему влекло к Идриль. Он ждал своего часа, и любовь его погрузила во мрак его сердце. И он все чаще искал возможности удовлетворить свое желание в чем-нибудь другом, не уклоняясь ни от какого тяжелого труда или ноши, если это вело к усилению его могущества.
   Так в Гондолине, в зените расцвета королевства, во время величия было брошено в почву темное семя зла.

ЧАСТЬ 17. О ПРИХОДЕ ЛЮДЕЙ НА ЗАПАД

   Когда минуло более трехсот лет с тех пор, когда нольдорцы пришли в Белерианд, в дни долгого мира, Финрод Фелагунд, повелитель Нарготронда, отправился поохотиться вместе с Маглором и Маэдросом, сыновьями Феанора, на восток от Сириона. Но утомившись от погони, они направились к увиденному ими издалека Эред Линдону.
   Воспользовавшись дорогой гномов, Финрод пересек Гелион у переправы Сарк-Атрада и, свернув к югу, у истоков Аскара, оказался на севере Оссирианда.
   Когда наступил вечер, в долине среди предгорий, ниже истоков Талоса, он увидел свет и услышал вдалеке звуки пения.
   Финрод очень удивился, потому что Зеленые Эльфы той страны не жгли костры и не пели но ночам.
   Сначала он испугался, не набег ли это Орков с севера, но подойдя ближе, понял, что ошибся, потому что певцы пользовались языком, которого Финрод никогда прежде не слышал. И это не было наречием ни карликов, ни Орков.
   Тогда Фелагунд, бесшумно затаившись среди деревьев, взглянул вниз на лагерь и увидел там незнакомый народ.
   То была часть племени Старого Беора, как стали звать его впоследствии, вождя Людей.
   После долгих лет скитаний на пути с востока он провел их через Синие Горы первым из расы людей, вошедших в Белерианд: и они пели, охваченные радостью, веря, что избавились от всех опасностей и пришли, наконец, в страну, не знающую страха.
   Долго наблюдал за ними Фелагунд, и любовь к ним проникла в его сердце, но он продолжал скрываться за деревьями, пока все они не уснули.
   Тогда он спустился к спящим и сел возле их угасающего огня, у которого никто не держал стражи. Он взял примитивную арфу, лежавшую рядом с Беором, и заиграл на ней. И люди никогда не слышали подобной музыки, потому что некому еще было обучать их искусству, кроме темных Эльфов в диких землях.
   Люди проснулись и слушали, как он играет и поет, и каждый думал, что видит красивый сон, пока не замечал рядом проснувшихся товарищей.
   Но никто из них не сказал ни слова и не пошевелился, пока Фелагунд играл – так прекрасна была музыка, так удивительна песня. Мудростью дышали слова короля Эльфов, и сердца тех, кто слушал его, становились мудрее, потому что все, о чем он пел: о сотворении Арда и о блаженстве Амана за тенями моря – представало их глазам как отчетливое видение, и каждый из них истолковывал его речь Эльфов в меру своего разумения.