Он поднялся. Вообще-то радушному хозяину следовало принести лампу – а внутренний голос упорно советовал уйти из комнаты, якобы за лампой, и больше не возвращаться, пока гномы не уберутся восвояси. В конце концов, можно спрятаться в погребе за пивными бочонками… Неожиданно Бильбо осознал, что музыка стихла и что все гномы внимательно глядят на него, а их глаза светятся во мраке.
   – Куда вы собрались? – спросил Торин таким тоном, словно разгадал намерения хоббита.
   – Как насчет света? – просительно промолвил Бильбо.
   – Нам нравится темнота! – загалдели гномы. – Темные дела надо делать в темноте. Самое время, покамест не рассвело.
   – Как скажете. – Бильбо торопливо сел. Но поскольку садился он наугад, то промахнулся и вместо стула уселся на каминную решетку. Раздался грохот, на пол упали кочерга и совок.
   – Тсс! – прошипел Гэндальф. – Пусть говорит Торин.
   И Торин начал:
   – Гэндальф, гномы и господин Торбинс! Мы собрались в доме нашего хорошего друга и соратника, весьма выдающегося во всех отношениях и неустрашимого хоббита – да не выпадет никогда шерсть на его стопах! Да славятся его вино и эль! – Он перевел дух, видимо, ожидая от Бильбо слов благодарности, но эти сомнительные любезности совершенно лишили хоббита дара речи. Тщетно прождав некоторое время, Торин продолжил: – Мы встретились, дабы обсудить наши намерения и решить, каковы будут наши дальнейшие действия. Уже скоро, еще до наступления дня, нам предстоит отправиться в долгий путь. Весьма вероятно, из этого путешествия некоторые из нас могут вовсе не вернуться; некоторые – или даже все мы, кроме, разумеется, нашего старинного друга и советчика, искусного чародея Гэндальфа. Цель наша, полагаю, хорошо всем известна. Но для досточтимого господина Торбинса и для молодых гномов – скажем, для Фили и Кили, думаю, они на меня не обидятся – нужно, пожалуй, кое-что пояснить, хотя бы вкратце…
   В этих словах был весь Торин. Если его не прерывали, он мог продолжать в том же духе до тех пор, пока хватало дыхания, умудряясь не сказать ровным счетом ничего нового. Но сейчас Торина грубо перебили. Бедняга Бильбо не выдержал. Фраза «можем не вернуться» доконала хоббита. Внутри него зародился вопль, который очень скоро вырвался наружу – как вырывается гудок из трубы паровоза. Гномы дружно вскочили и забарабанили кулаками по столу. Гэндальф поднял посох, на конце которого вспыхнул голубой огонек, и все увидели, что хоббит стоит на коленях на коврике перед очагом и дрожит с головы до ног. Едва узрев огонек на конце посоха, Бильбо повалился навзничь с криком: «Молния! Молния!» Попытки привести хоббита в чувство оказались безуспешными. Тогда гномы отнесли господина Торбинса в гостиную, положили на диван и поставили рядом стакан с водой, а сами вернулись к своим темным делам.
   – Разволновался, бедолага, – проговорил Гэндальф, когда все снова расселись за столом. – С ним такое случается, но он и вправду один из лучших. Свиреп, как разъяренный дракон.
   Если вы когда-нибудь видели разъяренного дракона, то уже догадались, что маг слегка преувеличил. Если говорить прямо, такого сравнения не заслуживал и прапрадед Старого Тука, Быкобор, который отличался столь высоким для хоббита ростом, что мог без посторонней помощи взобраться даже на лошадь. В битве на Зеленых полях Быкобор в одиночку пробился сквозь ряды гоблинов с горы Грэм и снес дубинкой голову их предводителю Голфимбулу. Пролетев сотню ярдов по воздуху, голова Голфимбула упала наземь и закатилась в кроличью нору. Так была одержана победа и – изобретена игра в гольф.
   Между тем пугливый потомок Быкобора понемногу оправился, попил водички и осторожно подобрался к двери в залу. Там говорили о нем.
   – Ха! – произнес Глоин (тон гнома выражал крайнее презрение). – Ты думаешь, он справится? Вольно Гэндальфу рассуждать о его свирепости, но одного такого вопля будет достаточно, чтобы разбудить дракона и погубить всех нас. По-моему, вопил он от испуга, а вовсе не от радости. Когда бы не твоя метка на двери, Гэндальф, я бы решил, что мы ошиблись домом. Едва я увидел этого толстого чудилу, меня начали одолевать сомнения. Он больше похож на бакалейщика, чем на добытчика.
   Тут господин Торбинс приоткрыл дверь и проскользнул в залу. Тяга к странствиям, унаследованная от Туков, взяла верх. Он понял вдруг, что прекрасно обойдется без мягкой постели и второго завтрака, если только его и впрямь будут считать свирепым, как дракон. А на «толстого чудилу» он обиделся и рассердился.
   Потом Бильбо не раз жалел о своем решении и твердил себе: «Какой же ты глупец, мой милый! Ну зачем ты туда полез?» Но это было потом.
   – Прошу прощения, – с достоинством сказал он. – Я нечаянно подслушал вашу беседу… Честно говоря, не понимаю, о чем вы толкуете, о каких таких добытчиках, но со мной у вас и вправду вышла промашка. Я вам докажу. Свою дверь я всего неделю как покрасил, нету на ней никаких меток, и вы явно попали не туда. Едва завидев ваши нездешние физиономии, я засомневался… Ну да ладно. Расскажите, что от меня требуется, и я попробую это сделать, пусть даже мне придется дойти до восточных пределов и сразиться с дикими червооборотнями в Крайней Пустыне. Мой прапрапрапрадед Быкобор…
   – Давай оставим его в покое, – перебил Глоин. – Что толку ворошить минувшее? Я говорил про тебя. Что же до метки на двери, она была, смею тебя уверить. И знаешь, какая? Она означала: «Опытный добытчик ищет хорошую работу, с разумной степенью риска и солидным вознаграждением». Если тебя смущает словечко «добытчик», можно выразиться иначе – скажем, «охотник за сокровищами», что одно и то же. И вообще, мы пришли сюда по совету Гэндальфа, это он нам рассказал о тебе: мол, в среду некий добытчик устраивает чаепитие и готов потолковать насчет работы.
   – Разумеется, метка была, – вмешался маг. – Я сам ее оставил, по одной простой причине. Вы просили подобрать четырнадцатого участника вашего похода, и я выбрал господина Торбинса. Пусть только кто-нибудь попробует сказать, что я выбрал не того! Тогда вас останется тринадцать и никакой помощи от меня вы больше не дождетесь. Уж лучше сразу возвращайтесь в свои пещеры!
   Он так сурово поглядел на Глоина, что тот вжался в стул, а когда Бильбо открыл было рот, маг повернулся к нему и грозно нахмурил брови. Хоббит столь поспешно захлопнул рот, что у него клацнули зубы.
   – Вот и хорошо. Хватит споров. Господина Торбинса выбрал я, и вам придется этим удовлетвориться. Если я говорю, что он – добытчик, значит, так и есть, или будет, в скором времени. В господине Торбинсе скрыто гораздо больше, чем кажется, больше, чем догадывается он сам. Вполне возможно, вы доживете до того дня, когда станете благодарить меня. А теперь… Бильбо, малыш, принеси лампу. Нам понадобится свет.
   Когда хоббит принес лампу с красным абажуром, маг расстелил на столе пергамент.
   – Торин, эту карту рисовал твой дед Трор. Это план Горы.
   – Какой нам от нее прок? – разочарованно пробурчал Торин. – Я и без того превосходно помню Гору и ее окрестности. И прекрасно знаю, где находится Лихолесье и где лежит Гиблая Пустошь, на которой рождаются драконы.
   – Если мы доберемся до Горы, – прибавил Балин, – дракон найдется сам собой, безо всякой карты.
   – Вы кое-что пропустили, – сказал Гэндальф. – В подземелье под Горой ведет тайный ход. Видите эту руну, с западной стороны? На нее еще указывает вытянутый палец. Так вот, она обозначает тайный ход, ведущий в Нижние Палаты. (Любезный читатель, взгляни на карту на следующей странице – ты найдешь на этой карте одиночную руну у самой Горы).
   – Может, когда-то он и был тайным, – возразил Торин, – но проклятый Смог наверняка давным-давно разыскал его. Ведь он живет под Горой много лет.
   – Может, и так, но этот проход не для него.
   – Почему?
   – Да потому, что дракон слишком велик! Руны гласят: «Дверь пяти футов высотой, и трое в ряд могут пройти в нее». Смог не сумел бы проникнуть в такую лазейку, даже когда был моложе, а ведь за последнее время он изрядно растолстел – в пище-то у него недостатка не было: подгорные гномы, люди из Дола…
   – А по-моему, нора просто громадная, – пискнул Бильбо, бывавший только в хоббитовых норах. Ему стало настолько любопытно, что он совсем забыл о своем намерении держать рот на замке. Но простим его; в конце концов, он был всего лишь маленьким хоббитом, обожавшим всякие карты – в гостиной у него, к примеру, висела карта окрестностей Кручи, на которой красным цветом были обозначены излюбленные тропинки для прогулок. – Правда, я не понял, почему проход – тайный? Дверь на то и дверь, чтобы ее замечали издалека.
   – Двери бывают разные, – отозвался Гэндальф. – Чтобы найти эту, нам придется потрудиться. Судя по карте, она в глаза вовсе не бросается и отыскать ее сможет лишь тот, кто знает, что она там есть. Насколько мне известно, у гномов принято таким вот образом прятать от посторонних глаз тайные двери. Я прав, Торин?
   – Безусловно, – ответил тот.
   – Кроме того, – продолжал Гэндальф, – я забыл упомянуть о ключе, который прилагается к карте. Такой маленький, но весьма любопытный ключик. Вот он. – Маг протянул Торину серебряный ключ с причудливой бородкой. – Храни его как зеницу ока.
   – Разумеется. – Торин повесил ключ на цепочку и спрятал под куртку. – Пожалуй, у нас появилась надежда. Ты принес хорошие вести, чародей. Так далеко мы и не задумывали. Думали крадучись пробираться на восток до самого Долгого озера. А там – как повезет. Опасности подстерегают на каждом шагу…
   – Можешь поверить, они начнутся за порогом этого дома, – вставил Гэндальф.
   – Оттуда можно отправиться вверх по течению Бегущей, – Торин пропустил мимо ушей слова мага, – до развалин Дола, так назывался город, стоявший в древние времена в тени Горы. Но идти прямиком через Парадные Врата было бы сущим безумием. Из них, минуя громадный утес с южного склона Горы, вытекает река, и оттуда же теперь выбирается дракон. Если Смог не изменил своим привычкам – а с какой стати ему их менять? – то вылезает он из пещеры слишком уж, по-моему, часто.
   – Соваться в Парадные Врата и вправду безумие, – поддержал Торина Гэндальф. – Тут не обойтись без отважного воина или даже без героя. Я пытался разыскать хотя бы одного, но воины заняты междоусобными распрями в дальних краях, а герои в окрестностях Хоббитании – птицы редкие. Острых клинков в здешних краях днем с огнем не сыщешь, топорами тут только деревья рубят, а на щитах детишек качают – или котлы ими накрывают. Драконы же здесь отродясь не водились, для хоббитов они – страшная сказка, невидаль да небыль. Словом, по всему выходило, что брать придется не удалью, а сметкой да хитростью. И тут мне очень кстати вспомнилась потайная дверь, и я догадался – нужен нам пролаза, да такой, чтоб в любую щель протиснулся! И вот вам господин Бильбо Торбинс, замечательный лазейник и добытчик по призванию. Так что довольно пустых разговоров, займемся лучше делом.
   – Быть может, послушаем добытчика по призванию? – Торин отвесил Бильбо церемонный и одновременно издевательский поклон.
   – Я сперва хотел бы узнать побольше, – пробормотал тот. Мысли его путались, однако жажда странствий по-прежнему звала в путь. – Ну, насчет дракона и насчет всего остального – как он там оказался, о каком кладе речь, и вообще…
   – Что «вообще»? – передразнил Торин. – Карта перед вами, смотрите, господин добытчик. Разве вы не слышали наших песен? Разве мы не толкуем обо всем этом уже битый час?
   – Все равно, мне хотелось бы знать побольше. – Бильбо напустил на себя деловой вид (какой обычно приберегал для тех соседей, которые пытались занять у него денег), прилагая все усилия, чтобы произвести впечатление умудренного житейским опытом знатока своего дела, в полном соответствии с похвалами Гэндальфа. – А еще я хотел бы уточнить, велик ли риск, сколько нам потребуется времени и денег и каким будет мое вознаграждение. – «Иными словами, – прибавил он мысленно, – какой мне от всего этого будет прок и вернусь ли я домой живым?»
   – Извольте, – буркнул Торин. – Давным-давно, при моем деде Троре, гномов изгнали с дальнего севера, и они со всем своим скарбом перебрались под эту самую Гору, нарисованную на карте. Точнее сказать, вернулись домой – ведь гномы обитали под Горой с незапамятных времен, еще при Траине Старом, моем далеком предке. Они принялись копать и строить, расширили прежние пещеры, прорубили под Горой новые ходы – и наткнулись, должно быть, на золотые жилы и россыпи самоцветов. Во всяком случае, они быстро разбогатели и день ото дня становились все богаче, и так возродилось Подгорное королевство. Моего деда, Горного короля, чтили не только гномы, но и люди, пришедшие с юга и осевшие на берегах Бегущей. Это они возвели в тени Горы веселый город Дол, и жилища их подступали к самой Горе. Правители Дола охотно посылали за нашими кузнецами и щедро вознаграждали даже тех, кто был не слишком искусен в кузнечном ремесле. Отцы отдавали нам в ученики своих сыновей и тоже не скупились на дары; а расплачивались они обыкновенно разной снедью, которую мы благодарно принимали – нам-то недосуг было хлеб растить да на охоту ходить. Мы трудились не покладая рук, ковали доспехи, оправляли самоцветы, песни наши были веселы, и работа спорилась. Какие чудеса мы ковали, куда до них нынешним поделкам! Золотые были деньки! Деньжата не переводились, съестного вдоволь, знай себе стучи по наковальне. В подземных чертогах моего деда копились клинки и щиты, кубки и сверкающие каменья, а на Дольское Торжище народ стекался отовсюду – кто поглазеть, а кто и прикупить кольчужку или ожерелье.
   Сомнений нет, дракона привлекла молва о наших богатствах. Ведь драконы – большие охотники до чужих сокровищ, им бы каждый день кого-нибудь грабить, эльфов, людей, гномов – все одно. И ведь тащат без разбору, что под лапу подвернется, и доспех изукрашенный, и кувшины медные, лишь бы захапать. А сами ничего толком не умеют – ни даже прореху крохотную в собственной чешуе залатать; правда, цену добыче ведают. Поживу они сгребают в кучу, залегают на ней и стерегут ее до конца своих дней. Век же драконий, знаете ли, еще как долог: коли дракона прежде не убьют, он всех переживет… Так вот, в те времена драконов на Севере водилось в изобилии. Они нападали на гномов, несли смерть и запустение, и гномы, бросая нажитое, бежали на юг, а золотом и самоцветами завладевали драконы. Самого злобного среди них, самого коварного и жадного звали Смогом. В горестный для гномов день он поднялся в воздух и полетел на юг, к Одинокой горе. Мы услыхали его издалека – грохот стоял такой, точно разбушевалась буря, а сосны на склонах Горы гнулись под ветром от драконьих крылий. Те гномы, которым повезло оказаться снаружи (среди них был и я, совсем тогда еще юный, любопытство погнало меня наверх, и оно же меня и спасло), – мы видели, как дракон опустился на Гору и выдохнул пламя. Лес на склонах заполыхал. В Доле ударил набат, люди спешно вооружались. Гномы бросились наружу, но у ворот их поджидал дракон… Не уцелел никто. Вода в реке испарилась, на Дол пал туман, и дракон в тумане налетел на город и истребил почти всех его защитников. Обычная история, каких в те дни случалось немало… Потом он вернулся к Горе, заполз внутрь через Парадные Врата и обшарил все залы до единой, все пещеры, туннели, погреба и проходы. Когда же под Горой не осталось ни одного живого гнома, Смог присвоил себе все наши сокровища. Должно быть, как водится у драконов, свалил поживу в самой дальней пещере в громадную кучу и залег на ней, как на кровати. А после заимел обыкновение по ночам летать в Дол и похищать людей, в особенности красивых девушек. В конце концов жители покинули город, и теперь Дол лежит в развалинах. С тех пор вряд ли кто осмелился поселиться в Раздраконье, между Горой и Долгим Озером.
   Мы, кучка уцелевших, плакали, не стыдясь слез, и проклинали Смога, как вдруг к нам вышли мои отец с дедом, оба с опаленными бородами. Суровые и подавленные, они хранили молчание. Когда я спросил, как им удалось спастись, мне велели придержать язык: мол, в свой срок все узнаешь. Мы двинулись прочь и долго бродили из края в край, перебиваясь с хлеба на воду. И деревенскими кузнецами мы были, и углежогами… Но ни на миг мы не забывали о наших сокровищах, оставшихся под Горой. И даже теперь, когда у нас кое-что отложено про черный день, – Торин тронул золотую цепь у себя на шее, – мы по-прежнему мечтаем отомстить Смогу, если, конечно, сумеем.
   Я часто гадал, как выбрались из подземелья мои отец и дед. Верно, они выскользнули через тот самый тайный ход, о котором, кроме них, никто не знал. Карту они нарисовали позже. К слову, хотел бы я знать, каким образом эта карта оказалась у Гэндальфа, а не у законного наследника Трора и Траина?
   – Мне ее дали, – откликнулся маг. – Как ты помнишь, твой дед Трор пал в пещерах Мории от руки гоблина Азога…
   – Да будет проклято его имя во веки веков! – воскликнул Торин.
   – А твой отец Траин двадцать первого апреля, то есть на прошлой неделе, только сто лет назад, ушел из дома, и с тех пор ты его больше не видел…
   – Да, – угрюмо подтвердил Торин.
   – Так вот, не кто иной, как твой отец, отдал эту карту мне, наказав передать ее тебе. Если учесть, сколько я тебя разыскивал, меня вряд ли можно упрекнуть в том, что я не сразу выполнил его наказ. Когда я видел твоего отца в последний раз, он не мог вспомнить ни собственного имени, ни тем паче имени сына. Между прочим, ты мог бы и спасибо сказать – за то, что я тебя все-таки нашел.
   – Ничего не понимаю, – проговорил Торин. Бильбо тоже ничего не понимал. Объяснение Гэндальфа еще сильнее все запутало.
   – Твой дед, – сурово произнес маг, – отдал карту своему сыну перед тем, как уйти в Морию. После смерти Трора твой отец тоже отправился пытать удачу. Он преодолел множество преград, но к Горе так и не приблизился. Я нашел его в узилище Некроманта.
   Гномы вздрогнули.
   – А ты-то как туда попал? – выдавил Торин.
   – Неважно. У меня были свои дела. Омерзительное, доложу вам, местечко. Даже я, Гэндальф Серый, едва сумел ускользнуть. Я пытался спасти твоего отца, но у меня ничего не вышло. Он обезумел от страданий и пыток и забыл обо всем, кроме карты и ключа. Вот его последняя воля: он хотел, чтобы сын получил карту и воспользовался ключом.
   – Мы давно посчитались с гоблинами Мории, – промолвил Торин. – Можно подумать и о Некроманте.
   – Глупец! С ним не справиться всем на свете гномам вместе взятым! С тебя вполне достаточно дракона.
   – Слушайте, слушайте! – неожиданно для себя самого сказал Бильбо. Все повернулись к нему. Он смутился и пробормотал: – Ну, у меня мелькнула одна мысль…
   – Какая?
   – По-моему, вам не следует лезть напролом. Ведь драконы спят, как и все прочие, верно? Нужно просто посидеть на пороге, пораскинуть мозгами; рано или поздно, осмелюсь сказать, вы что-нибудь да придумаете. И еще… Мне кажется, хватит на сегодня разговоров, а? Не пора ли расходиться? Завтра рано вставать, и все такое… Обещаю накормить вас вкусным завтраком, прежде чем вы уйдете.
   – Прежде чем мы уйдем, – поправил Торин. – Разве вы не идете с нами? Разве вы не добытчик? А насчет того, что поздно, и насчет завтрака – я согласен. Мне, пожалуйста, окорок с шестью запеченными в углях яйцами. И постарайтесь их не разбить.
   Вслед за Торином и остальные гномы заказали себе на утро ничуть не менее сытное угощение, отчего Бильбо вновь приуныл. Потом ему пришлось подыскивать каждому помещение и стелить постель. Наконец, усталый и обуреваемый мрачными мыслями, он забрался в свою кровать.
   «Нет, – подумалось ему, – не буду я вскакивать спозаранку. Пускай сами готовят себе завтрак». Жажда странствий улеглась, словно ее и не было, и желание повидать мир бесследно пропало.
   Засыпая, Бильбо слышал через стенку, как Торин, которому отвели лучшую спальню, бормочет:
 
Пора в поход нам! Пора домой!
Там, за горами, там, под Горой,
Лежит, заклят, великий клад —
Сокровища лежат горой!
 
   Под это бормотание хоббит и заснул, и снилось ему что-то совсем безрадостное. Пробудился он уже в разгар утра.

Глава 2
Жаркое из баранины

   Бильбо вскочил, торопливо оделся и со всех ног кинулся в залу. На столе громоздились остатки торопливого, но сытного завтрака, а гномов – ни следа, и спасибо даже не сказали (ну да ладно, зато ушли и будить не стали). В зале царил ужасающий беспорядок, на кухне возвышалась груда немытой посуды. Впечатление было такое, будто гномы попользовались едва ли не всеми тарелками и котелками, какие имелись у хоббита. Немытая посуда окончательно уверила господина Торбинса в том, что вчерашнее – вовсе не страшный сон (а он все-таки надеялся, что вечеринка ему просто-напросто приснилась). Как ни странно, хоббиту стало грустно.
   – Не дури, Бильбо Торбинс, – сказал он самому себе. – В твоем возрасте уже поздно мечтать о драконах и прочей нездешней нечисти. – Хоббит надел фартук, развел огонь, вскипятил воду и перемыл всю посуду, после чего слегка подкрепился.
   В окна светило солнце, в распахнутую настежь парадную дверь задувал теплый весенний ветерок. Бильбо начал насвистывать, забывая потихоньку о неприятностях вчерашнего вечера. Но едва он успел присесть у окна, чтобы приступить ко второму завтраку, как появился Гэндальф.
   – Мой милый! – воскликнул маг. – Ты все еще здесь? А кто собирался выйти спозаранок? Подумать только, завтракать в половине одиннадцатого! Конечно, гномам недосуг было столько ждать, и они ушли, а тебе оставили послание.
   – Какое такое послание? – озадаченно спросил господин Торбинс.
   – Ну и ну, – проговорил Гэндальф. – Да что с тобой сегодня? Даже пыль с каминной полки не вытер.
   – Еще не хватало! Я и так все утро мыл посуду.
   – А если бы ты стер с полки пыль, то нашел бы вот это. – Гэндальф вручил Бильбо листок бумаги – разумеется, бумага была из хоббитовых запасов.
   Послание гласило:
 
   «Торин и компания приветствуют Бильбо Добытчика! Мы искренне благодарим Вас за проявленное гостеприимство и с радостью принимаем Ваше предложение помочь нам в нашем трудном деле. Условия: Вам причитается одна четырнадцатая от общей добычи, буде таковая появится; дорожные расходы покрываются в любом случае; похороны за наш счет. Все остальное следует оговаривать отдельно.
   Не желая прерывать Ваш отдых, мы отправляемся в путь с тем, чтобы произвести необходимые приготовления, и будем ожидать уважаемого господина Торбинса в приреченском трактире «Зеленый дракон» ровно в одиннадцать утра. Рассчитываем на Вашу пунктуальность.
   Засим остаемся
искренне Ваши
Торин и Ко»
 
   – У тебя осталось десять минут, – сказал Гэндальф. – Если бегом, то успеешь.
   – Но… – заикнулся было хоббит.
   – Некогда! – перебил маг.
   – Но… – снова начал Бильбо.
   – Тем более некогда! Пшел!
   До конца своих дней Бильбо так и не понял, каким образом очутился на улице – без денег, без шляпы, без дорожного посоха и вообще без всего, что он обычно брал с собой в дорогу. Оставив на столе несъеденным второй завтрак и немытую посуду, он сунул Гэндальфу ключи и понесся вниз по склону со всей скоростью, на которую только были способны его мохнатые ноги. Проскочил мимо огромной мельницы, перебрался через реку и припустил по тракту.
   В Приречье хоббит ворвался с первым ударом часов, которые начали отбивать одиннадцать. Бильбо совсем запыхался; вдобавок выяснилось, что он забыл дома носовой платок.
   – Браво! – крикнул Балин, стоявший у двери трактира.
   В этот миг из-за поворота показались остальные гномы. Они ехали на пони, у каждого к седлу были приторочены разнообразные вьюки и сумки. Самый маленький пони предназначался для Бильбо.
   – По коням! – приказал Торин. – Пора трогаться.
   – Прошу прощения, – проговорил Бильбо, – но я оставил дома шляпу и носовой платок, и денег тоже не взял. Ваша записка попалась мне на глаза, если быть точным, в десять сорок пять.
   – Всегда быть точным утомительно, – утешил его Двалин. – Что касается носового платка, то, уверяю тебя, в скором времени ты научишься прекрасно обходиться без него. Между прочим, у меня найдется запасной плащ с капюшоном, так что насчет шляпы можешь не переживать.
   Вот так все и началось, в одно великолепное утро, в самом конце апреля. Пони потрусили прочь от трактира. Бильбо вертелся в седле, привыкая к темно-зеленому плащу, одолженному Двалином. Побитый ветром и непогодой, плащ был ему немножко великоват, и хоббит в нем выглядел довольно нелепо. Даже представить страшно, что подумал бы о своем сыне славный Банго Торбинс. Хоббита радовало лишь то, что его никак нельзя спутать с гномами – ведь у него нет бороды.
   Вскоре появился Гэндальф, верхом на белой лошади. Он привез множество носовых платков, трубку Бильбо и табак. Компания весело поскакала вперед. Весь день напролет они рассказывали истории и распевали песни – прерываясь только для того, чтобы устроить привал и подзакусить. На взгляд Бильбо, останавливаться можно было бы и почаще, но все равно – мало-помалу ему стало казаться, что в приключениях есть своя прелесть.