Страница:
Здание бывшей церкви на Дар-горе стоит на возвышении, от него тянется улочка, еасаженная деревьями и застроенная частными домиками, утопающими в зелени фруктовых садов. Сейчас это здание ничем не напоминает церковь — купол давно снесли, дом перестроили, здесь обычная поликлиника номер шесть. Скорее всего именно тут, во дворе, были повешены Саша и Мария, а вместе с ними неизвестный парень.
Мы пришли сюда, чтобы посмотреть это место и поговорить с двумя местными жительницами, сестрами, которые, как оии утверждали, своими глазами видели, как казнили Сашу Филиппова. Их адрес узнал Александр Алексеевич Бычик.
Домик этот совсем рядом с поликлиникой, отсюда хорошо видно и здание, и старые акации во дворе бывшей церкви. Вошли в маленький дворик, затененный двумя раскидистыми ябло-ьиями.
Поскольку речь в этой главе пойдет не о фактах, а о слу-хах, не буду называть имен и фамилий. Старшей сестре лет Восемьдесят, судя по всему, она очень больна. Руки и голова старухи мелко-мелко трясутся, она недоверчиво смотрит иа нас. Младшей лет шестьдесят пять, она оказалась более гостеприимной, усадила иа лавочку во дворе и стала рассказывать.
Видели мы, как Сашку повесили, — говорила она, — вон там и висел, на дереве. Мы Сашку хорошо зиали, и отца его, и мать, Дусю. Сашка-то разбойник был, шустрый мальчишка…
Так ведь троих повесили, — возразил Иван Николаевич. — Сашу, девушку и еще одного парня…
Какую еще девушку? — вступила в разговор старшая сестра. — Никакой такой девушки не было. Сашку — повесили, сами видели, а больше никого не было…
Ему еще памятник деревянный поставили, — уточнила младшая сестра. — Вон там, во дворе.
— А куда он потом делся, этот памятник?
— Да на дрова кто-то забрал, — ответила младшая. — Тогда же морозы стояли, топить нечем было…
к — Вы были в эвакуации? — неожиданно спросил Иван Николаевич. — Были…
Когда уехали из города?
Да еще по теплу.
А когда вернулись?
Когда наши город взяли.
Все стало ясно, продолжать разговор ие имело смысла.
— А Сашу повесили в декабре, — сказал Иваи Николаевич. — Значит, вы не могли видеть, как его казнили.
Он говорил медленно, с трудом подбирая слова.
— Мы с вами уже немолодые. Не годится нам друг друга обманывать. И памятника здесь ие могли поставить, потому что я сам хоронил Сашу, в феврале, возле кинотеатра «Гвардеец». Вот там и поставили деревянный памятник, временный…
Младшая сестра горестно махнула рукой, отвернулась и заплакала. Всем было неловко. Молчали.
— Может, видели, может, нет, — грустно сказала оиа. — Мне об этом Дуся рассказывала, мать Сашки… Ну, мы уже старые, глупые, не помним ни черта…
И вдруг с силой, с какой-то злой обидой закончила:
— Но вы-то, Иван Николаевич, где вы были эти сорок три года? Почему вы не рассказали людям правду?
Как часто бывает в подобных историях, находятся свидетели, которые иа самом деле свидетелями не являются. Не стоит очень строго судить этих людей. Одним из иих под влиянием многочисленных разговоров и воспоминаний уже кажется, что они сами это видели, другие хотят стать свидетелями из обычного человеческого тщеславия.
Таксист, который однажды вез нас из Волгограда в Бекетов-ку, рассказывал, что видел казнь, причем утверждал, что повесили Сашу и Марию вовсе не у той церкви, а у другой — Кузнецовской церкви, где тоже была комендатура. И опровергнуть это утверждение было нелегко, поскольку Кузнецовская церковь находится на Дар-горе — это факт.
Потом появились сведения, что в городе живет некто Геннадий, который работает на городском элеваторе слесарем. Рассказывали, что ои учился в школе вместе с Сашей Филипповым и тоже видел, как его казнили. Фамилии Геннадия мы не зиали, но на элеватор пошли. Там работало много людей по имени Геннадий, но никто из них не учился с Сашей.
Вечером в номере гостиницы Иван Николаевич как-то растерянно говорил:
— А где же я был эти сорок три года? Воевал, после войны работал, и, говорят, неплохо…
Я хотел сказать, что напрасно он придает такое значение словам «свидетельницы», но промолчал. Потому что понял — этот вопрос Николаев адресует самому себе.
— Наверно, мало делал, не так. Ну, писал письма, рассказывал о Марии. А нужно было ие рассказывать, а кричать во все горло…
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Мы пришли сюда, чтобы посмотреть это место и поговорить с двумя местными жительницами, сестрами, которые, как оии утверждали, своими глазами видели, как казнили Сашу Филиппова. Их адрес узнал Александр Алексеевич Бычик.
Домик этот совсем рядом с поликлиникой, отсюда хорошо видно и здание, и старые акации во дворе бывшей церкви. Вошли в маленький дворик, затененный двумя раскидистыми ябло-ьиями.
Поскольку речь в этой главе пойдет не о фактах, а о слу-хах, не буду называть имен и фамилий. Старшей сестре лет Восемьдесят, судя по всему, она очень больна. Руки и голова старухи мелко-мелко трясутся, она недоверчиво смотрит иа нас. Младшей лет шестьдесят пять, она оказалась более гостеприимной, усадила иа лавочку во дворе и стала рассказывать.
Видели мы, как Сашку повесили, — говорила она, — вон там и висел, на дереве. Мы Сашку хорошо зиали, и отца его, и мать, Дусю. Сашка-то разбойник был, шустрый мальчишка…
Так ведь троих повесили, — возразил Иван Николаевич. — Сашу, девушку и еще одного парня…
Какую еще девушку? — вступила в разговор старшая сестра. — Никакой такой девушки не было. Сашку — повесили, сами видели, а больше никого не было…
Ему еще памятник деревянный поставили, — уточнила младшая сестра. — Вон там, во дворе.
— А куда он потом делся, этот памятник?
— Да на дрова кто-то забрал, — ответила младшая. — Тогда же морозы стояли, топить нечем было…
к — Вы были в эвакуации? — неожиданно спросил Иван Николаевич. — Были…
Когда уехали из города?
Да еще по теплу.
А когда вернулись?
Когда наши город взяли.
Все стало ясно, продолжать разговор ие имело смысла.
— А Сашу повесили в декабре, — сказал Иваи Николаевич. — Значит, вы не могли видеть, как его казнили.
Он говорил медленно, с трудом подбирая слова.
— Мы с вами уже немолодые. Не годится нам друг друга обманывать. И памятника здесь ие могли поставить, потому что я сам хоронил Сашу, в феврале, возле кинотеатра «Гвардеец». Вот там и поставили деревянный памятник, временный…
Младшая сестра горестно махнула рукой, отвернулась и заплакала. Всем было неловко. Молчали.
— Может, видели, может, нет, — грустно сказала оиа. — Мне об этом Дуся рассказывала, мать Сашки… Ну, мы уже старые, глупые, не помним ни черта…
И вдруг с силой, с какой-то злой обидой закончила:
— Но вы-то, Иван Николаевич, где вы были эти сорок три года? Почему вы не рассказали людям правду?
Как часто бывает в подобных историях, находятся свидетели, которые иа самом деле свидетелями не являются. Не стоит очень строго судить этих людей. Одним из иих под влиянием многочисленных разговоров и воспоминаний уже кажется, что они сами это видели, другие хотят стать свидетелями из обычного человеческого тщеславия.
Таксист, который однажды вез нас из Волгограда в Бекетов-ку, рассказывал, что видел казнь, причем утверждал, что повесили Сашу и Марию вовсе не у той церкви, а у другой — Кузнецовской церкви, где тоже была комендатура. И опровергнуть это утверждение было нелегко, поскольку Кузнецовская церковь находится на Дар-горе — это факт.
Потом появились сведения, что в городе живет некто Геннадий, который работает на городском элеваторе слесарем. Рассказывали, что ои учился в школе вместе с Сашей Филипповым и тоже видел, как его казнили. Фамилии Геннадия мы не зиали, но на элеватор пошли. Там работало много людей по имени Геннадий, но никто из них не учился с Сашей.
Вечером в номере гостиницы Иван Николаевич как-то растерянно говорил:
— А где же я был эти сорок три года? Воевал, после войны работал, и, говорят, неплохо…
Я хотел сказать, что напрасно он придает такое значение словам «свидетельницы», но промолчал. Потому что понял — этот вопрос Николаев адресует самому себе.
— Наверно, мало делал, не так. Ну, писал письма, рассказывал о Марии. А нужно было ие рассказывать, а кричать во все горло…
Глава 14
ВСТРЕЧА С СЕСТРОЙ
I С Верой Александровной Горошевской, сестрой Саши Филиппова, мы встретились на Рабоче-Крестьянской улице, у памятника Саше.
Сашу я не помню, — рассказывала Вера Александровна. — В сорок втором году мне было три года, знаю о брате только по рассказам матери и отца. Когда родители были живы, оии [часто выступали перед детьми, рассказывали о Саше. А теперь их нет, и рассказывать приходится мне. О Маше Усковой я ничего не знаю, но слышала о ней. В этом году, в День Советской Армии, меня попросили выступить по волгоградскому радио. Я упомянула имя Марии Усковой и обратилась к волгоградским пионерам с просьбой заняться розысками родственников Марии и тех людей, кто ее знал.
А после этого было что-нибудь сделано?
— Я не знаю, были такие поиски или нет, но примерно че-рез неделю мне позвонили из городского Дворца пионеров и попросили зайти. У них есть следопытская группа, называется «Верность». Дети показали мне фотографию троих повышенных. По бокам два парня, в середине — девушка. Они позвали меня для того, чтобы я опознала Сашу. Ребята не знали, что я не Емогу этого сделать, не помню брата. Конечно, если бы были сивы отец и мать, все было бы гораздо проще.
А вы не знаете, как попала к ребятам эта фотография?
Честно говоря, забыла. Они говорили об этом, но я как-то ие очень обратила внимание. Помню, что фотографию прислал участник Сталинградской битвы.
Мы попрощались с Верой Александровной, пообещав выслать ей материалы о Марии.
— Я думаю, наша встреча ие последняя. А сведения об Усковой обязательно пришлите. Мне приходится встречаться с детьми, теперь я буду рассказывать и о Марии.
Улететь мы должны были на следующий день, рано утром.
Оставалось еще часа три, как раз, чтобы успеть во Дворец пионеров.
Если фотография найдена в Сталинграде, есть вероятность, что на ней именно Саша и Мария. И тот самый парень, о котором никто ничего не знает.
А вы бы могли узнать Сашу или Марию на фотографии?
Смотря какая фотография.
Во Дворце пионеров нас встретила методист Нина Степановна Иванова.
— Да, я знаю эту фотографию, оиа у нас. Но дать ее вам сейчас не могу. Она находится у руководителя поисковой группы «Верность» Татьяны Александровны Орешкиной. А она в отпуске.
Через две недели мы получили из Волгограда письмо. В нем была фотография повешенных.
Я позвонил Николаеву, и через час он уже был в редакции. Иван Николаевич долго смотрел на фотографию и молчал.
— Это Мария, — наконец твердо сказал Иван Николаевич. — Это — Саша. А справа тот самый неизвестный парень.
Нужно было получить оригинал фотографии — копия была плохой, мы надеялись, что на подлиннике видны какие-то точные детали, позволяющие установить место казни. Написали в Песчаный Брод Василию Федоровичу Шаповалу, попросили подробнее рассказать, как попала фотография к Поликарпову, и выслать подлинник.
Вскоре мы его получили.
Сашу я не помню, — рассказывала Вера Александровна. — В сорок втором году мне было три года, знаю о брате только по рассказам матери и отца. Когда родители были живы, оии [часто выступали перед детьми, рассказывали о Саше. А теперь их нет, и рассказывать приходится мне. О Маше Усковой я ничего не знаю, но слышала о ней. В этом году, в День Советской Армии, меня попросили выступить по волгоградскому радио. Я упомянула имя Марии Усковой и обратилась к волгоградским пионерам с просьбой заняться розысками родственников Марии и тех людей, кто ее знал.
А после этого было что-нибудь сделано?
— Я не знаю, были такие поиски или нет, но примерно че-рез неделю мне позвонили из городского Дворца пионеров и попросили зайти. У них есть следопытская группа, называется «Верность». Дети показали мне фотографию троих повышенных. По бокам два парня, в середине — девушка. Они позвали меня для того, чтобы я опознала Сашу. Ребята не знали, что я не Емогу этого сделать, не помню брата. Конечно, если бы были сивы отец и мать, все было бы гораздо проще.
А вы не знаете, как попала к ребятам эта фотография?
Честно говоря, забыла. Они говорили об этом, но я как-то ие очень обратила внимание. Помню, что фотографию прислал участник Сталинградской битвы.
Мы попрощались с Верой Александровной, пообещав выслать ей материалы о Марии.
— Я думаю, наша встреча ие последняя. А сведения об Усковой обязательно пришлите. Мне приходится встречаться с детьми, теперь я буду рассказывать и о Марии.
Улететь мы должны были на следующий день, рано утром.
Оставалось еще часа три, как раз, чтобы успеть во Дворец пионеров.
Если фотография найдена в Сталинграде, есть вероятность, что на ней именно Саша и Мария. И тот самый парень, о котором никто ничего не знает.
А вы бы могли узнать Сашу или Марию на фотографии?
Смотря какая фотография.
Во Дворце пионеров нас встретила методист Нина Степановна Иванова.
— Да, я знаю эту фотографию, оиа у нас. Но дать ее вам сейчас не могу. Она находится у руководителя поисковой группы «Верность» Татьяны Александровны Орешкиной. А она в отпуске.
Через две недели мы получили из Волгограда письмо. В нем была фотография повешенных.
Я позвонил Николаеву, и через час он уже был в редакции. Иван Николаевич долго смотрел на фотографию и молчал.
— Это Мария, — наконец твердо сказал Иван Николаевич. — Это — Саша. А справа тот самый неизвестный парень.
Нужно было получить оригинал фотографии — копия была плохой, мы надеялись, что на подлиннике видны какие-то точные детали, позволяющие установить место казни. Написали в Песчаный Брод Василию Федоровичу Шаповалу, попросили подробнее рассказать, как попала фотография к Поликарпову, и выслать подлинник.
Вскоре мы его получили.
Глава 15
КТО КАЗНИЛ САШУ И МАРИЮ?
И вот я снова в Волгограде. Позно вечером в моем гостиничном номере раздался звонок. Звонил из Ленинграда Николаев.
— Вчера перебирал свой архив, и представьте, натыкаюсь на заметку из «Волгоградской правды» за восемьдесят первый год, называется «Подвиг разведчика». Автор пишет, что сам, лично, читал в Волгоградском архиве протокол допроса какого-то немца, который видел, как были повешены Саша и Мария. Кроме того, в том же архиве он обнаружил письмо тринадцатилетнего альчишки, Вити Беликова, видевшего казнь.
— Кем подписана заметка?
— В. Апаликов, сотрудник облгосархива. Как я мог забыть о ней?
[— Зартра же иду в архив.
— Если автор заметки еще работает там, считайте, повезло, нет — попытайтесь узнать, где он сейчас. К работе с докумен-ми вас, конечно, сразу не допустят.
к — Но у меня через два дня командировка заканчивается.
— Действуйте по обстановке. Если поймете, что задержитесь енадолго, сдайте билет. А если дело будет затягиваться, вы-етайте. Сам приеду, у меня есть допуск к работе с секретными окументами. Желаю успеха.
Утром мы отправились с Бычиком в Государственный областей архив, он находится неподалеку от железнодорожного вок-ла. В отделе кадров иам сказали, что Владимир Васильевич паликов уже несколько лет не работает в архиве, где он сейчас, известно. Пригласили старшего научного сотрудника Татьяну Лксандровну Алексееву.
— Зиаю, знаю, — сказала Татьяна Александровна, — Влади-ир Васильевич когда-то заведовал нашим отделом. Сейчас он работает в «Волгоградской правде», это в двух шагах отсюда.
Все оказалось проще, чем мы думали. Апаликов внимательно слушал иаш рассказ о поисках, о Саше и Марии и изредка делал в блокноте пометки.
— Я ие зиал о Марии Усковой, — сказал он, когда мы закончили рассказ. — О Саше Филиппове читал много, знал, что повешены были трое, но имя Усковой слышу впервые.
I — О каких документах шла речь в вашей заметке?
— Я сейчас не могу точно припомнить, какие именно доку-енты я читал. Не помню ни имен, ни фамилий. Архив огром-ый, наткнулся я на них случайно, из профессионального интереса просматривая материалы комиссии содействия. Я ведь по образованию историк, заканчивал историко-архивный институт.
— А что это за комиссия содействия?
— Официально она именовалась так: «Сталинградская областная комиссия содействия в работе чрезвычайной государственной комиссии по расследованию влодеяний фашистов на оккупированной части города Сталинграда». Это огромное количество материалов. Жаль, что я не сделал тогда выписки, не зиаю даже номера фонда, где могут находиться эти документы. Впрочем, попробуем что-нибудь сделать.
Владимир Васильевич сиял трубку.
— Татьяна Александровна, здравствуйте. У меня сидят товарищи из Ленинграда, они только что у вас были, им обязательно нужно помочь. Помните, несколько лет назад я просматривал материалы чрезвычайной комиссии и обнаружил письмо одного мальчика, который видел, как немцы казнили Сашу Филиппова? Помните? Там были еще протоколы допросов немецких офицеров, и один из них тоже рассказывал об этом. А фонда ие помните? В общем, помогите, дело очень важное. Да, ходатайство от газеты сейчас организуем…
Вооруженные письмом-ходатайством, отправились в архив.
Мы сидим в пустом, прохладном читальном зале. Перед нами — десятка два толстых папок, которые принесла нам Татьяна Александровна, — материалы чрезвычайной комиссии. Нужно просмотреть каждую страницу, каждую бумажку, чтобы найти интересующие иас документы. В этих папках собраны свидетельства очевидцев тех зверств, которые совершали фашисты над мирным населением Сталинграда. Письма, торопливо написанные карандашом иа листках из ученических тетрадок, давно уже выцветшими чернилами, письма иа кусках обоев, на газетных полях и даже на оборотной стороне горчичников. Списки жителей, угнанных в Германию, расстрелянных, пропавших без вести. Рассказы о грабежах и насилиях. Пишут пожилые люди, старики и совсем еще дети, пишут все, на чьих глазах совершались преступления.
Но кто же творил этот чудовищный разбой? Где их имена?
А вот появляются и имена…
СЕКРЕТНО
Дело № 121, лист № 6.
«Комендатуру возглавлял генерал-майор Лениинг Пауль, прибывший 3 сентября 1942 г. в г. Калач, откуда он 2–3 раза в неделю совершал выезды в окуппированиую часть города Сталинграда. Заместителем и преемником по комендатуре генерал-майора Ленииига после перевода последнего в Харьков был майор Шпайтель Готлиб. Последний возглавлял две комендатуры: комендатуру „Сталинград-центр“ под руководством капитана Винтерота и комендатуру „Сталинград-Царица-Юг“ под руководством лейтенанта Вильгельми. Ближайшими помощниками Шпайтеля были обер-ииспектор Гельмут Ешке и лейтеиаит Фохт Гельмут — адъютант Шпайтеля».
Вопрос: Ваше имущественное положение?
Ответ: Никакого имущества я не имею. Я работал в качестве учителя, и это являлось источником моего существования.
Вопрос: Кто ваши родители?
Ответ: Отец мой был крестьянин, умер в 1939 году, имел семь га земли, одну лошадь, четыре коровы, три свиньи. В настоящее время хозяйство поделено между детьми. Две сестры, Гертруда, 45 лет, муж ее был Шрайбер Гитгольф, учитель, умер л 1935 году. Вторая сестра Паулина. Ее муж Фельдмайер, 58 лет, крестьянин, имел 10 га земли, одну лошадь.
Вопрос: Кто из них состоит в национал-социалистической партии?
Ответ: Точно я не знаю, возможно, Гитгольф состоял членом национал-социалистической партии. Вопрос: Состав вашей семьи?
Ответ: Жена Елеиа, сорока шести лет, домашняя хозяйка. Четверо детей и воспитанник. Сын Вернер, 1921 года рождения, лейтенант воздушного флота, летчик иочной истребительной авиации, в ноябре 1942 года его часть дислоцировалась в Дании, где именно, я не знаю. Вальтер, 1923 года рождения, ученик гимназии в Людвигсбурге. Дочь Маргарита, 1938 года рождения. Приемный сын Киммель Юлиус, 1917 года рождения, торговый служащий, служил фельдфебелем в горнострелковой егерской части, дислоцировавшейся на Кавказе.
Вопрос: Какое участие принимали ваши сыновья в национал-социалистических организациях?
Ответ: Все мои сыновья состояли в молодежных националистических организациях Юнгфольк и Гитлерюгенд.
Вопрос: Какова была политика германской комендатуры в отношении различных слоев населения города Сталинграда?
Ответ: Политика немцев в гор. Сталинграде, как и вообще на оккупированой территории, заключалась в том, чтобы изъять советский и партийный актив и евреев, немедленно вывезти их из города и передать в ведение гестапо для расстрелов. Оставшееся гражданское население зарегистрировать и таким путем выявить всех специалистов с тем, чтобы привлечь их для восстановления предприятий пищевой промышленности, главным образом. Остальное население, труд которого по тем или иным причинам не мог бы быть использован в гор. Сталинграде, отправить иа запад. Промышленные предприятия города не восстанавливать. Сам город восстановить в тех размерах, которые необходимы для германской армии, но ни в коем случае не в прежних его масштабах.
Вопрос: Нас интересует политика германского командования в гор. Сталинграде?
Ответ: Политика германского командования в Сталинграде заключалась в том, чтобы полностью уничтожить партийный и советский актив, истребить всех евреев, обезвредить себя от всех недовольных вторжением германской армнн и любой ценой завоевать на свою сторону казаков.
Вопрос: Каковы результаты этой политики?
Ответ: Я не знаю, в городе Сталинграде все время были сильнейшие бои и трудно было что-либо суммировать из проделанного германской армией.
Вопрос: Следствием установлено, что под вашим руководством в гор. Сталинграде производился безудержный грабеж и насилие над советским населением?
Ответ: Я признаю, что в городе Сталинграде действительно производился грабеж и насилие над советским населением, ио я ими не руководил. Грабили теплые вещи, хлеб и другие продукты, и различный инвентарь на блиндажи и землянки для германской армии. Грабили столы, стулья, посуду.
Вопрос: Функции гестапо в городе Сталинграде?
Ответ: В городе Сталинграде не было гестапо.
Вопрос: Перечислите руководителей отделов и личный состав комендатуры?
Ответ: Отделом 1-а руководил я, 1–6 — капитан Вегеле, 1-ц — лейтенант Фохт, 1-д — капитан доктор Лемарт, 2-а — ротмистр Куфкагель, 3-а — военный судья судебный советник Экш-гейн, 4-а — доктор Кауфман, 4–6 — доктор Нейферт, 4-ц — я ие знаю, отдел 7 — военный советник Гизеллер…
Допросил: Нач. КРО УНКВД Сталинградской области, подполковник гос. безопасности: (Литман).
Нет, не немецкий народ казнил Сашу и Марию. Их казнили убежденные фашисты, такие, как Готлиб Шпайтель. «Истребить», «уничтожить», «передать для расстрелов» — вот лексика отъявленного гитлеровца, которую он и не пытался смягчать на допросах.
Чему же учил своих воспитанников школьный учитель Шпайтель? И что он преподавал? Может быть, литературу? Может, он читал на уроках маленьким немцам стихи своего великого соотечественника Гёте? А далеко от Германии советские ребята учили стихи в переводе Михаила Юрьевича Лермонтова:
Горные вершины спят во тьме ночной. Тихие долины полны свежей мглой…
У Готлиба Шпайтеля была большая семья, дети. Чем закончилась для них Великая Отечественная война? Старший сын Вер-нер, летчик ночной истребительной авиации. Приемный сын Ким-мель Юлиус, одногодок Маши Усковой…
В первый день работы мы не нашли сведений о Саше и Марии. В конце третьего дня нам повезло. На листке ученической тетрадки в линейку аккуратным детским почерком написано: «Зверство фашистов
Во время оккупации нашего родного города фашисты у меня лично на глазах совершали свои жестокие казни. Никогда не забуду тот день, когда немцы повесили моего земляка — сталинградца Филиппова Александра Александровича. Его вешали здесь, на Дар-горе, на базарной площади. Он был комсомолец, 1925 года рождения, молодой, энергичный парень, знаю его по школе. Патриот, защитник нашего родного города будет жить в моем сердце всегда.
Его не забудет страна. Его не забудет народ!
Беликов Виктор Михайлович, уч. 6-го класса школы № 7, 1943 год».
И наконец мы обнаружили еще один протокол допроса, на сей раз русского, предателя Родины.
СЕКРЕТНО
Протокол допроса сотрудника АБВЕР группа 104 Репях Андрея Андреевича
Репях Андрей Андреевич, 1909 года рождения, уроженец станицы Усть-Лабинской Краснодарского края, бывший военнослужащий Красной Армии.
Вопрос: С какого времени вы проживали в оккупированной немцами части города Сталинграда?
Ответ: В г. Сталинграде при немцах я жил с 2 сентября 1942 года по февраль 1943 года.
Вопрос: Что вам известно о зверствах немцев над мирным населением гор. Сталинграда?
Ответ: Мне известно, что, когда часть гор. Сталинграда была оккупирована, немецкими войсками по приказу главного военного коменданта генерал-майора (фамилии не знаю) в районе Дар-горы были повешены два подростка и девушка.
Повешенных я видел лично, а о том, что они повешены по приказу главного военного коменданта, мне рассказал переводчик этой комендатуры Михаил. Фамилии и отчества не знаю.
Кроме того, я по заданию АБВЕР производил откапывания ям с продовольствием и одеждой эвакуированных советских граждан из гор. Сталинграда. Всего мною было отрыто около 20 ям — фамилии, кому онн принадлежали, не знаю. Изъятые при откапывании продукты и одежда переданы мной капитану Лик.
Записано верно, мне прочитано.
Репях.
Допросил: ст. следователь следственного горотдела УНКГВ ст. лейтенант госбезопасности: (Еремин).
I Из хроники И. Н. Николаева: «Федосья Михайловна Пирогова сообщила, что 23 декабря на Дар-горе немцы повесили наших разведчиков — Машу Ускову, Сашу Филиппова, а с ними какого-то неизвестного парня. Об этом ей сказала ее соседка, которая хорошо знала Сашу Филиппова. Об Усковой она слышала от полицая, который был на месте казни. Его фамилию Пирогова не узнала, имя — Андрей. Даргоринцы его хорошо знают и иначе, как „собакой“, не кличут».
Теперь стало ясно, кто был этот Андрей. Его фамилия — Репях.
Итак, точно установлено: Саша, Мария и неизвестный парень повешены на Дар-горе, у церкви, в районе базарной площади.
Задача: найти людей, своими глазами видевших казнь. Необходимо выяснить, кто на фотографин, присланной Поликарповым из далекого украинского села Песчаный Брод.
Мы приступили к операции «Дар-гора».
— Вчера перебирал свой архив, и представьте, натыкаюсь на заметку из «Волгоградской правды» за восемьдесят первый год, называется «Подвиг разведчика». Автор пишет, что сам, лично, читал в Волгоградском архиве протокол допроса какого-то немца, который видел, как были повешены Саша и Мария. Кроме того, в том же архиве он обнаружил письмо тринадцатилетнего альчишки, Вити Беликова, видевшего казнь.
— Кем подписана заметка?
— В. Апаликов, сотрудник облгосархива. Как я мог забыть о ней?
[— Зартра же иду в архив.
— Если автор заметки еще работает там, считайте, повезло, нет — попытайтесь узнать, где он сейчас. К работе с докумен-ми вас, конечно, сразу не допустят.
к — Но у меня через два дня командировка заканчивается.
— Действуйте по обстановке. Если поймете, что задержитесь енадолго, сдайте билет. А если дело будет затягиваться, вы-етайте. Сам приеду, у меня есть допуск к работе с секретными окументами. Желаю успеха.
Утром мы отправились с Бычиком в Государственный областей архив, он находится неподалеку от железнодорожного вок-ла. В отделе кадров иам сказали, что Владимир Васильевич паликов уже несколько лет не работает в архиве, где он сейчас, известно. Пригласили старшего научного сотрудника Татьяну Лксандровну Алексееву.
— Зиаю, знаю, — сказала Татьяна Александровна, — Влади-ир Васильевич когда-то заведовал нашим отделом. Сейчас он работает в «Волгоградской правде», это в двух шагах отсюда.
Все оказалось проще, чем мы думали. Апаликов внимательно слушал иаш рассказ о поисках, о Саше и Марии и изредка делал в блокноте пометки.
— Я ие зиал о Марии Усковой, — сказал он, когда мы закончили рассказ. — О Саше Филиппове читал много, знал, что повешены были трое, но имя Усковой слышу впервые.
I — О каких документах шла речь в вашей заметке?
— Я сейчас не могу точно припомнить, какие именно доку-енты я читал. Не помню ни имен, ни фамилий. Архив огром-ый, наткнулся я на них случайно, из профессионального интереса просматривая материалы комиссии содействия. Я ведь по образованию историк, заканчивал историко-архивный институт.
— А что это за комиссия содействия?
— Официально она именовалась так: «Сталинградская областная комиссия содействия в работе чрезвычайной государственной комиссии по расследованию влодеяний фашистов на оккупированной части города Сталинграда». Это огромное количество материалов. Жаль, что я не сделал тогда выписки, не зиаю даже номера фонда, где могут находиться эти документы. Впрочем, попробуем что-нибудь сделать.
Владимир Васильевич сиял трубку.
— Татьяна Александровна, здравствуйте. У меня сидят товарищи из Ленинграда, они только что у вас были, им обязательно нужно помочь. Помните, несколько лет назад я просматривал материалы чрезвычайной комиссии и обнаружил письмо одного мальчика, который видел, как немцы казнили Сашу Филиппова? Помните? Там были еще протоколы допросов немецких офицеров, и один из них тоже рассказывал об этом. А фонда ие помните? В общем, помогите, дело очень важное. Да, ходатайство от газеты сейчас организуем…
Вооруженные письмом-ходатайством, отправились в архив.
Мы сидим в пустом, прохладном читальном зале. Перед нами — десятка два толстых папок, которые принесла нам Татьяна Александровна, — материалы чрезвычайной комиссии. Нужно просмотреть каждую страницу, каждую бумажку, чтобы найти интересующие иас документы. В этих папках собраны свидетельства очевидцев тех зверств, которые совершали фашисты над мирным населением Сталинграда. Письма, торопливо написанные карандашом иа листках из ученических тетрадок, давно уже выцветшими чернилами, письма иа кусках обоев, на газетных полях и даже на оборотной стороне горчичников. Списки жителей, угнанных в Германию, расстрелянных, пропавших без вести. Рассказы о грабежах и насилиях. Пишут пожилые люди, старики и совсем еще дети, пишут все, на чьих глазах совершались преступления.
Но кто же творил этот чудовищный разбой? Где их имена?
А вот появляются и имена…
СЕКРЕТНО
Дело № 121, лист № 6.
«Комендатуру возглавлял генерал-майор Лениинг Пауль, прибывший 3 сентября 1942 г. в г. Калач, откуда он 2–3 раза в неделю совершал выезды в окуппированиую часть города Сталинграда. Заместителем и преемником по комендатуре генерал-майора Ленииига после перевода последнего в Харьков был майор Шпайтель Готлиб. Последний возглавлял две комендатуры: комендатуру „Сталинград-центр“ под руководством капитана Винтерота и комендатуру „Сталинград-Царица-Юг“ под руководством лейтенанта Вильгельми. Ближайшими помощниками Шпайтеля были обер-ииспектор Гельмут Ешке и лейтеиаит Фохт Гельмут — адъютант Шпайтеля».
СЕКРЕТНО
Протокол допроса военнопленного Шпайтель Готлиба Виль-гельмовича. От 5 февраля 1943 года
Шпайтель Готлиб Вильгельмович, 1893 г. рождения, уроженец города Вильфшлюген (Германия), немец, германский подданный, с средним образованием, по специальности учитель, женат.Вопрос: Ваше имущественное положение?
Ответ: Никакого имущества я не имею. Я работал в качестве учителя, и это являлось источником моего существования.
Вопрос: Кто ваши родители?
Ответ: Отец мой был крестьянин, умер в 1939 году, имел семь га земли, одну лошадь, четыре коровы, три свиньи. В настоящее время хозяйство поделено между детьми. Две сестры, Гертруда, 45 лет, муж ее был Шрайбер Гитгольф, учитель, умер л 1935 году. Вторая сестра Паулина. Ее муж Фельдмайер, 58 лет, крестьянин, имел 10 га земли, одну лошадь.
Вопрос: Кто из них состоит в национал-социалистической партии?
Ответ: Точно я не знаю, возможно, Гитгольф состоял членом национал-социалистической партии. Вопрос: Состав вашей семьи?
Ответ: Жена Елеиа, сорока шести лет, домашняя хозяйка. Четверо детей и воспитанник. Сын Вернер, 1921 года рождения, лейтенант воздушного флота, летчик иочной истребительной авиации, в ноябре 1942 года его часть дислоцировалась в Дании, где именно, я не знаю. Вальтер, 1923 года рождения, ученик гимназии в Людвигсбурге. Дочь Маргарита, 1938 года рождения. Приемный сын Киммель Юлиус, 1917 года рождения, торговый служащий, служил фельдфебелем в горнострелковой егерской части, дислоцировавшейся на Кавказе.
Вопрос: Какое участие принимали ваши сыновья в национал-социалистических организациях?
Ответ: Все мои сыновья состояли в молодежных националистических организациях Юнгфольк и Гитлерюгенд.
Вопрос: Какова была политика германской комендатуры в отношении различных слоев населения города Сталинграда?
Ответ: Политика немцев в гор. Сталинграде, как и вообще на оккупированой территории, заключалась в том, чтобы изъять советский и партийный актив и евреев, немедленно вывезти их из города и передать в ведение гестапо для расстрелов. Оставшееся гражданское население зарегистрировать и таким путем выявить всех специалистов с тем, чтобы привлечь их для восстановления предприятий пищевой промышленности, главным образом. Остальное население, труд которого по тем или иным причинам не мог бы быть использован в гор. Сталинграде, отправить иа запад. Промышленные предприятия города не восстанавливать. Сам город восстановить в тех размерах, которые необходимы для германской армии, но ни в коем случае не в прежних его масштабах.
Вопрос: Нас интересует политика германского командования в гор. Сталинграде?
Ответ: Политика германского командования в Сталинграде заключалась в том, чтобы полностью уничтожить партийный и советский актив, истребить всех евреев, обезвредить себя от всех недовольных вторжением германской армнн и любой ценой завоевать на свою сторону казаков.
Вопрос: Каковы результаты этой политики?
Ответ: Я не знаю, в городе Сталинграде все время были сильнейшие бои и трудно было что-либо суммировать из проделанного германской армией.
Вопрос: Следствием установлено, что под вашим руководством в гор. Сталинграде производился безудержный грабеж и насилие над советским населением?
Ответ: Я признаю, что в городе Сталинграде действительно производился грабеж и насилие над советским населением, ио я ими не руководил. Грабили теплые вещи, хлеб и другие продукты, и различный инвентарь на блиндажи и землянки для германской армии. Грабили столы, стулья, посуду.
Вопрос: Функции гестапо в городе Сталинграде?
Ответ: В городе Сталинграде не было гестапо.
Вопрос: Перечислите руководителей отделов и личный состав комендатуры?
Ответ: Отделом 1-а руководил я, 1–6 — капитан Вегеле, 1-ц — лейтенант Фохт, 1-д — капитан доктор Лемарт, 2-а — ротмистр Куфкагель, 3-а — военный судья судебный советник Экш-гейн, 4-а — доктор Кауфман, 4–6 — доктор Нейферт, 4-ц — я ие знаю, отдел 7 — военный советник Гизеллер…
Допросил: Нач. КРО УНКВД Сталинградской области, подполковник гос. безопасности: (Литман).
Нет, не немецкий народ казнил Сашу и Марию. Их казнили убежденные фашисты, такие, как Готлиб Шпайтель. «Истребить», «уничтожить», «передать для расстрелов» — вот лексика отъявленного гитлеровца, которую он и не пытался смягчать на допросах.
Чему же учил своих воспитанников школьный учитель Шпайтель? И что он преподавал? Может быть, литературу? Может, он читал на уроках маленьким немцам стихи своего великого соотечественника Гёте? А далеко от Германии советские ребята учили стихи в переводе Михаила Юрьевича Лермонтова:
Горные вершины спят во тьме ночной. Тихие долины полны свежей мглой…
У Готлиба Шпайтеля была большая семья, дети. Чем закончилась для них Великая Отечественная война? Старший сын Вер-нер, летчик ночной истребительной авиации. Приемный сын Ким-мель Юлиус, одногодок Маши Усковой…
В первый день работы мы не нашли сведений о Саше и Марии. В конце третьего дня нам повезло. На листке ученической тетрадки в линейку аккуратным детским почерком написано: «Зверство фашистов
Во время оккупации нашего родного города фашисты у меня лично на глазах совершали свои жестокие казни. Никогда не забуду тот день, когда немцы повесили моего земляка — сталинградца Филиппова Александра Александровича. Его вешали здесь, на Дар-горе, на базарной площади. Он был комсомолец, 1925 года рождения, молодой, энергичный парень, знаю его по школе. Патриот, защитник нашего родного города будет жить в моем сердце всегда.
Его не забудет страна. Его не забудет народ!
Беликов Виктор Михайлович, уч. 6-го класса школы № 7, 1943 год».
И наконец мы обнаружили еще один протокол допроса, на сей раз русского, предателя Родины.
СЕКРЕТНО
Протокол допроса сотрудника АБВЕР группа 104 Репях Андрея Андреевича
Репях Андрей Андреевич, 1909 года рождения, уроженец станицы Усть-Лабинской Краснодарского края, бывший военнослужащий Красной Армии.
Вопрос: С какого времени вы проживали в оккупированной немцами части города Сталинграда?
Ответ: В г. Сталинграде при немцах я жил с 2 сентября 1942 года по февраль 1943 года.
Вопрос: Что вам известно о зверствах немцев над мирным населением гор. Сталинграда?
Ответ: Мне известно, что, когда часть гор. Сталинграда была оккупирована, немецкими войсками по приказу главного военного коменданта генерал-майора (фамилии не знаю) в районе Дар-горы были повешены два подростка и девушка.
Повешенных я видел лично, а о том, что они повешены по приказу главного военного коменданта, мне рассказал переводчик этой комендатуры Михаил. Фамилии и отчества не знаю.
Кроме того, я по заданию АБВЕР производил откапывания ям с продовольствием и одеждой эвакуированных советских граждан из гор. Сталинграда. Всего мною было отрыто около 20 ям — фамилии, кому онн принадлежали, не знаю. Изъятые при откапывании продукты и одежда переданы мной капитану Лик.
Записано верно, мне прочитано.
Репях.
Допросил: ст. следователь следственного горотдела УНКГВ ст. лейтенант госбезопасности: (Еремин).
I Из хроники И. Н. Николаева: «Федосья Михайловна Пирогова сообщила, что 23 декабря на Дар-горе немцы повесили наших разведчиков — Машу Ускову, Сашу Филиппова, а с ними какого-то неизвестного парня. Об этом ей сказала ее соседка, которая хорошо знала Сашу Филиппова. Об Усковой она слышала от полицая, который был на месте казни. Его фамилию Пирогова не узнала, имя — Андрей. Даргоринцы его хорошо знают и иначе, как „собакой“, не кличут».
Теперь стало ясно, кто был этот Андрей. Его фамилия — Репях.
Итак, точно установлено: Саша, Мария и неизвестный парень повешены на Дар-горе, у церкви, в районе базарной площади.
Задача: найти людей, своими глазами видевших казнь. Необходимо выяснить, кто на фотографин, присланной Поликарповым из далекого украинского села Песчаный Брод.
Мы приступили к операции «Дар-гора».
Глава 16
ОПЕРАЦИЯ «ДАР-ГОРА»
Прошло несколько месяцев. И вдруг звонок из Волгограда. Бычик.
— Вы знаете, я нашел Гену… К несчастью, поздно. Он умер буквально за несколько дней до моего прихода. Говорил с его родственниками — братом, сестрой. Да, он действительно учился вместе с Сашей Филипповым. Видел, как его повесили. Рассказывал, что повешенных было трое: Саша, какой-то парень и девушка. Я потом и с другими людьми разговаривал, которые знали этого Гену. Выпивал он сильно. Как напьется, начинает кричать: «Что же, повесили троих, а все почести и уважение одному Сашке? А эти двое?» Вот такая история. Ну, раз человека нет, его слова к делу не пришьешь. Мало ли кто что говорит…
Еще через месяц в «Костер» поступила телеграмма:
«Гену нашел все верно Александр Бычнк».
А вот это уже совсем непонятно. Появился еще один Гена?
Да, появился. И не только он. Александр Алексеевич сдержал слово. Он нашел нескольких очевидцев казни: Геннадия Яковлевича Легенькова, Анастасию Степановну Лобанову и Полину Алексеевну Шерстобитову.
…В Волгограде весна. У нас еще холодно, ходят по-зимнему, а здесь яркое солнце, люди в пиджаках и платьях. В садах и палисадниках цветут жерделы — так называют мелкие одичавшие абрикосы, — . деревья усыпаны крупными белыми цветами. Пахнут вскопанные огороды. Дар-гора готовится к лету. Фруктовые деревья на улицах аккуратно окопаны, стволы выбелены известью, подметены дорожки. Изредка из двора потянет дымком — сжигают прошлогодние листья и мусор.
На лавочке у ворот сидит старая-престарая бабка. Несмотря на жару, на ней черная плюшевая жакетка и валенки. Бабушка положила на палку рукн, оперлась на них подбородком и неподвижно сидела, глядя перед собой выцветшими слезящимися глазами.
Бабушка, где живет Павел Михайлович Горбачев?
Пашка, что ли?
— Павел Михайлович.
— Ну да, отец его Михаил был. Вон дом его, угловой. Дома Пашка, ходил тут…
Мы идем к Павлу Михайловичу Горбачеву, школьному другу Саши Филиппова.
— Запутался, — говорит Бычик. — Я здесь, считай, все дома обошел. Уже один от другого отличить не могу. Вот он, угловой. Точно, здесь я и был.
Заходим во двор. Под яблоней, за дощатым столиком сидят двое. Один совсем пожилой, почти старик — маленький, сухой, седой. Второй лет шестидесяти, высокий, черты лица крупные, мясистый нос. Голос низкий, чуть хрипловатый. На голове какая-то непонятная фуражка защитного цвета с большим козырьком.
— Заходите, заходите, — Приветливо говорит он. — Я вас сразу узнал, Александр Алексеевич. Сижу вот, с дядькой беседую. Ты, дядя, не уходи, люди пришли о Фузине потолковать. Помнишь Фузина?
Старик хмыкает.
— А кто ж Фузина не помнит? — говорит он, улыбаясь беззубым ртом. — На Дар-горе нет таких, чтобы Фузина не помнили.
Познакомились.
А кто такой Фузин? — спрашиваю.
Да Сашка Филиппов. Его все Фузиным звали.
А почему Фузин?
— Кличка уличная. Мы же все под кличками ходили. Я, например, — Козик, Саша — Фузии, Генка Боровлев — Молочник, Васька Каргин — Карга…
— А я в книжке читал, что Сашу Цыганкой звалн…
— Ну, я книжек не читал, а с Фузиным мы вместе росли, лучшие дружки были, с малолетства. Он какой был, Сашка? Маленький. В смысле роста. Но в озорстве — всегда впереди. Мы с ним коз пасли. Нас старый пастух подряжал, платил нам по пять рублей в неделю, а мы и рады. Сашка утром ко мне приходил и ругался очень, что я еще сплю, а вставать нужно было в пять утра, чтобы коз выгнать.
А чем он увлекался, Саша? Что любил больше всего?
Больше всего он любил голубей. Первым голубятником был на Дар-горе. Первым. Конечно, вам бы со старыми голубятниками поговорить, с асами, они бы больше моего рассказали. Голубятня у Сашки была хорошая, большая. Голуби в основном турманы, у нас их «вертунами» называют. Знаете, которые на лету через голову кувыркаются. Ну вот. Так у Сашки был такой турман, что мог по десять раз кряду кувыркаться. Сашка гордился им очень. А один раз докувыркался — ударился о печную трубу — и дух вон. Сашка, помню, плакал тогда, он очень любил этого голубя. Стая у него была очень сильная, любого одиночного чужака или даже нескольких могла к себе в голубятню посадить. Некоторые голубятники на этом наживались; выкуп у хозяина брали, а Сашка никогда не брал. Он возврат щал голубей. Просто ему нравилось, когда его голубей хвалили. К примеру: прибегает хозяин, чуть не плачет: «Сашок, милый, твои черти кого угодно заманят…» А Сашке приятно. Отдавал1 обратно. В классе он всегда сидел у окна. Летом окно бывало открыто, вот он и наблюдал, как его голуби летают. А однажды видит — чужак летит. Сашкина стая пытается заманить его, а он ни в какую — как нож сквозь масло проходит. Сашка сидел, сидел, а потом не выдержал, вскочил на подоконник и со второго этажа — вниз! Учительница кричит: «Ты куда, Филиппов? С ума сошел?» А Фузин уже внизу, пальцы в рот — свистит! Вернулся, когда заманил чужака…
В «козики» любил играть. В этом деле тоже был первый. Знаете, косточки такие, из холодца выбирали, красили их и играли. На земле чертили черту, ставили козики и бросали свинцовую биту. Их где как называют—«бабкн», «лодыжки», а мы называли «козики»… Больше всех козиков было, конечно, у Фузина. Раз в месяц к нам на телеге приезжал татарин, кости принимал. Так он в оба глаза смотрел, чтобы кости с телеги не таскали. Да куда там! Он и глазом моргнуть не успеет, а у Фузииа уже полные карманы. И смех, и грех..
— Вы знаете, я нашел Гену… К несчастью, поздно. Он умер буквально за несколько дней до моего прихода. Говорил с его родственниками — братом, сестрой. Да, он действительно учился вместе с Сашей Филипповым. Видел, как его повесили. Рассказывал, что повешенных было трое: Саша, какой-то парень и девушка. Я потом и с другими людьми разговаривал, которые знали этого Гену. Выпивал он сильно. Как напьется, начинает кричать: «Что же, повесили троих, а все почести и уважение одному Сашке? А эти двое?» Вот такая история. Ну, раз человека нет, его слова к делу не пришьешь. Мало ли кто что говорит…
Еще через месяц в «Костер» поступила телеграмма:
«Гену нашел все верно Александр Бычнк».
А вот это уже совсем непонятно. Появился еще один Гена?
Да, появился. И не только он. Александр Алексеевич сдержал слово. Он нашел нескольких очевидцев казни: Геннадия Яковлевича Легенькова, Анастасию Степановну Лобанову и Полину Алексеевну Шерстобитову.
…В Волгограде весна. У нас еще холодно, ходят по-зимнему, а здесь яркое солнце, люди в пиджаках и платьях. В садах и палисадниках цветут жерделы — так называют мелкие одичавшие абрикосы, — . деревья усыпаны крупными белыми цветами. Пахнут вскопанные огороды. Дар-гора готовится к лету. Фруктовые деревья на улицах аккуратно окопаны, стволы выбелены известью, подметены дорожки. Изредка из двора потянет дымком — сжигают прошлогодние листья и мусор.
На лавочке у ворот сидит старая-престарая бабка. Несмотря на жару, на ней черная плюшевая жакетка и валенки. Бабушка положила на палку рукн, оперлась на них подбородком и неподвижно сидела, глядя перед собой выцветшими слезящимися глазами.
Бабушка, где живет Павел Михайлович Горбачев?
Пашка, что ли?
— Павел Михайлович.
— Ну да, отец его Михаил был. Вон дом его, угловой. Дома Пашка, ходил тут…
Мы идем к Павлу Михайловичу Горбачеву, школьному другу Саши Филиппова.
— Запутался, — говорит Бычик. — Я здесь, считай, все дома обошел. Уже один от другого отличить не могу. Вот он, угловой. Точно, здесь я и был.
Заходим во двор. Под яблоней, за дощатым столиком сидят двое. Один совсем пожилой, почти старик — маленький, сухой, седой. Второй лет шестидесяти, высокий, черты лица крупные, мясистый нос. Голос низкий, чуть хрипловатый. На голове какая-то непонятная фуражка защитного цвета с большим козырьком.
— Заходите, заходите, — Приветливо говорит он. — Я вас сразу узнал, Александр Алексеевич. Сижу вот, с дядькой беседую. Ты, дядя, не уходи, люди пришли о Фузине потолковать. Помнишь Фузина?
Старик хмыкает.
— А кто ж Фузина не помнит? — говорит он, улыбаясь беззубым ртом. — На Дар-горе нет таких, чтобы Фузина не помнили.
Познакомились.
А кто такой Фузин? — спрашиваю.
Да Сашка Филиппов. Его все Фузиным звали.
А почему Фузин?
— Кличка уличная. Мы же все под кличками ходили. Я, например, — Козик, Саша — Фузии, Генка Боровлев — Молочник, Васька Каргин — Карга…
— А я в книжке читал, что Сашу Цыганкой звалн…
— Ну, я книжек не читал, а с Фузиным мы вместе росли, лучшие дружки были, с малолетства. Он какой был, Сашка? Маленький. В смысле роста. Но в озорстве — всегда впереди. Мы с ним коз пасли. Нас старый пастух подряжал, платил нам по пять рублей в неделю, а мы и рады. Сашка утром ко мне приходил и ругался очень, что я еще сплю, а вставать нужно было в пять утра, чтобы коз выгнать.
А чем он увлекался, Саша? Что любил больше всего?
Больше всего он любил голубей. Первым голубятником был на Дар-горе. Первым. Конечно, вам бы со старыми голубятниками поговорить, с асами, они бы больше моего рассказали. Голубятня у Сашки была хорошая, большая. Голуби в основном турманы, у нас их «вертунами» называют. Знаете, которые на лету через голову кувыркаются. Ну вот. Так у Сашки был такой турман, что мог по десять раз кряду кувыркаться. Сашка гордился им очень. А один раз докувыркался — ударился о печную трубу — и дух вон. Сашка, помню, плакал тогда, он очень любил этого голубя. Стая у него была очень сильная, любого одиночного чужака или даже нескольких могла к себе в голубятню посадить. Некоторые голубятники на этом наживались; выкуп у хозяина брали, а Сашка никогда не брал. Он возврат щал голубей. Просто ему нравилось, когда его голубей хвалили. К примеру: прибегает хозяин, чуть не плачет: «Сашок, милый, твои черти кого угодно заманят…» А Сашке приятно. Отдавал1 обратно. В классе он всегда сидел у окна. Летом окно бывало открыто, вот он и наблюдал, как его голуби летают. А однажды видит — чужак летит. Сашкина стая пытается заманить его, а он ни в какую — как нож сквозь масло проходит. Сашка сидел, сидел, а потом не выдержал, вскочил на подоконник и со второго этажа — вниз! Учительница кричит: «Ты куда, Филиппов? С ума сошел?» А Фузин уже внизу, пальцы в рот — свистит! Вернулся, когда заманил чужака…
В «козики» любил играть. В этом деле тоже был первый. Знаете, косточки такие, из холодца выбирали, красили их и играли. На земле чертили черту, ставили козики и бросали свинцовую биту. Их где как называют—«бабкн», «лодыжки», а мы называли «козики»… Больше всех козиков было, конечно, у Фузина. Раз в месяц к нам на телеге приезжал татарин, кости принимал. Так он в оба глаза смотрел, чтобы кости с телеги не таскали. Да куда там! Он и глазом моргнуть не успеет, а у Фузииа уже полные карманы. И смех, и грех..