Страница:
Предупреждение Хмелева
В дверях появился седой бородатый мужчина в брезентовом плаще. Высокий, слегка сутуловатый, он будто нес на плечах своих непосильную тяжесть. Широкое, с крупными чертами лицо его казалось усталым.
— Разрешите, товарищ Дружинин? — низким, чуть-чуть глуховатым голосом спросил он.
Секретарь райкома партии молча кивнул. Он хорошо знал старика Хмелева еще в довоенные годы.
Хмелев твердым шагом подошел к столу, попросил разрешения сесть.
— Да, пожалуйста, — с любопытством разглядывая старика, ответил Дружинин.
— Я не оправдываться к вам пришел, Владимир Александрович, — взволнованно произнес Хмелев, и знаю, что мне теперь не очень-то доверяют.
Большим клетчатым платком он вытер пересеченный глубокими морщинами загорелый лоб, вздохнул и произнес, чуть понизив голос:
— Я к вам по очень важному делу… — Помолчав, будто собираясь с мыслями, добавил: — Пришел предупредить вас.
— Предупредить? — Владимир Александрович резко поднял брови. Хмелев спокойно выдержал пристальный взгляд Дружинина и сказал:
— Я знаю, что вы только что из области вернулись. Надо полагать, директивы важные привезли?
— Какое это имеет отношение к вашему предупреждению? — насторожился Дружинин.
— Прямое. Я хочу сообщить вам, что один из краснорудских заводов заминирован. А ведь их, наверно, скоро будут восстанавливать.
— То есть как это заминирован? — не понял Дружинин.
— Фашисты поставили на одном из заводов мину замедленного действия, пояснил Хмелев.
— Откуда вам это известно?
— Длинная история…
— Рассказывайте.
Дружинин достал папиросы, закурил, предложил Хмелеву. Тот вежливо отказался.
— По-прежнему некурящий?
— По-прежнему, Владимир Александрович… А о замысле фашистов узнал я таким образом… Но тут мне придется рассказать вам, как я жил в те дни. В партизаны, как вы знаете, я не пошел, а остался в городе. Фашисты, видя, что человек я немолодой, беспартийный, к тому же собственный домик имею, решили меня привлечь на свою сторону. Предлагали частную мастерскую открыть или пойти работать в полицию. Хвалиться не буду — в морду за такие предложения я им не плевал, а отвечал очень спокойно, что человек я нейтральный и люблю тишину. На деле-то, впрочем, помогал я кое-чем местным партизанам… Разные сведения полезные им сообщал, выполнял кое-какие поручения. Были бы живы командир с комиссаром партизанского отряда, они бы это засвидетельствовали… Хмелев взглянул на Дружинина, невесело улыбнулся и продолжал:
— Вот видите: обещал не оправдываться, а не, сдержался. Уж очень обидно мне, Владимир Александрович!.. Ну да ладно, не будем об этом… А фашисты между тем всё обхаживали меня. Особенно обер-лейтенант Гербст старался. На квартире у меня он стоял, добряка передо мной разыгрывал. Похлопал раз меня по плечу и говорит:
«Папаша, советской власти капут. Надо привыкать к новым порядкам. Местечко тепленькое себе облюбовать, пока не поздно». Вижу я — дело плохо. Надо или врагам служить, или в лес подаваться. Но тут Михаил Петрович, комиссар партизанского отряда, которому я обо всем докладывал, вдруг предложил: «Соглашайся на их предложение, Тихон Егорыч. Открывай частную лавочку, она будет нам хорошим прикрытием: мы при ней явочную квартиру организуем…»
Однако тут беда случилась. В тот же день в тяжелом бою погиб комиссар не успев, видимо, сказать о своем замысле командиру отряда, — продолжал Хмелев, переведя дух. — Я, впрочем, о его смерти не знал ничего, и удивлялся, почему никто из партизан ко мне не приходит. Только позже стало мне известно, что попал партизанский отряд в засаду и потерял многих своих бойцов. Я между тем дал обер-лейтенанту Гербсту согласие открыть частную кузнечную мастерскую. Гербст был инженерным офицером и имел от командования задание организовать механические мастерские. На восстановление заводов у них, видно, силенок не хватало…
Хмелев говорил все эта задумчиво, низко опустив седую голову. Но вдруг он встрепенулся и тихо спросил Дружинина:
— Не длинно я говорю, Владимир Александрович?
— Нет, ничего, продолжайте.
— Ну так вот, прежде чем отпустить мне средства на предприятие, Гербст потребовал, чтобы я присягнул ему письменно. Писарь прочел мне гербовую бумагу, в которой говорилось о сотрудничестве с германским командованием, а обер-лейтенант протянул мне свою автоматическую ручку. Я не задумываясь отверг бы это требование Гербста, если бы не приказание комиссара соглашаться на все. И я подписал документ… Вскоре, однако, гитлеровцам стало не до частных предприятий. Дела у них на фронте с каждым днем ухудшались, а советская артиллерия гремела все ближе. И вот однажды утром узнали мы, что комендант на нагруженной награбленным добром машине выехал из города. Бежали за ним и остальные фашисты. Только несколько небольших воинских частей да саперная рота Гербста остались в городе. Утром того же дня обер-лейтенант вызвал меня к себе.
«Хмелев, вы, кажется, работали мастером на одном из местных заводов?» спросил он.
«Работал», — ответил я.
«На каком?»
«На заводе имени Лазо».
«Это, кажется, один из самых крупных заводов районе?»
«Да, самый крупный».
«И его при случае русские будут в первую очередь восстанавливать?»
«Восстанавливать-то будут все заводы, конечно», — заметил я. Но обер-лейтенант Гербст свирепо посмотрел на меня и закричал:
«Отвечайте только на то, о чем спрашивают, черт бы вас побрал! В первую ли очередь будут восстанавливать этот завод?»
«Полагаю, что в первую», — ответил я, не понимая к чему он клонит.
Обер-лейтенант не стал меня больше ни о чем спрашивать. Он набросил на плечи плащ и вышел на улицу с одним из своих унтеров. Подождав немного, я направился следом за ними, держась на некотором расстоянии. Фашисты пришли на завод имени Лазо. Я не рискнул последовать за ними и спрятался неподалеку, за развалинами дома. Минут через десять к заводу подъехала немецкая военная машина с солдатами. Среди них я увидел ефрейтора Шретера, часто приходившего к Гербсту, и догадался, что это были саперы обер-лейтенанта. Солдаты сгрузили с машины несколько ящиков, в которых обычно паковались немецкие стандартные заряды взрывчатки. Я сообразил, что фашисты затевают что-то недоброе, и хотел было пробраться к заводу поближе, но в это время чья-то цепкая рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел Гербста.
«Что вы разгуливаете по городу в такую скверную погоду, господин Хмелев?.. — ядовито процедил он сквозь зубы. Потом повернулся к одному из своих подчиненных и добавил: — Ефрейтор, проводите господина Хмелева на квартиру и заприте его там на ключ».
Я просидел взаперти до вечера.
Гербст вернулся домой усталый и злой. Мундир его был выпачкан глиной и известью. Вскоре зашел ко мне денщик его Ганс и втолкнул меня в комнату Гербста.
«Хмелев, — строго сказал Гербст, — помните ту бумагу, которую я дал вам подписать?»
«Помню», — ответил я.
«Ну, так вы теперь ею крепко связаны с нами. Мы собираемся оставить русским сюрприз — сотню–другую килограммов тола. Знайте же, что в один из ящиков с толом я положил подписанный вами документ с клятвенным обещанием служить немецкому командованию. Если кто-нибудь найдет нашу мину, он найдет и этот документ. По-моему, вам будет выгоднее, если мина спокойно взорвется и уничтожит компрометирующую вас бумагу. Не так ли?»
«Да, конечно, — пришлось согласиться мне. — Но как же я буду оберегать мину, если не знаю, где она поставлена?»
«Ничего, — ответил Гербст, — вам и незачем это знать.
Постарайтесь только отвлечь внимание от этой мины, если будут ее разыскивать. Это в наших общих интересах. Вам ведь несдобровать, если найдут расписку».
На этом наш разговор окончился. Гербст торопливо принялся писать что-то, и я подумал, что, может быть, это донесение коменданту города…
— Разрешите, товарищ Дружинин? — низким, чуть-чуть глуховатым голосом спросил он.
Секретарь райкома партии молча кивнул. Он хорошо знал старика Хмелева еще в довоенные годы.
Хмелев твердым шагом подошел к столу, попросил разрешения сесть.
— Да, пожалуйста, — с любопытством разглядывая старика, ответил Дружинин.
— Я не оправдываться к вам пришел, Владимир Александрович, — взволнованно произнес Хмелев, и знаю, что мне теперь не очень-то доверяют.
Большим клетчатым платком он вытер пересеченный глубокими морщинами загорелый лоб, вздохнул и произнес, чуть понизив голос:
— Я к вам по очень важному делу… — Помолчав, будто собираясь с мыслями, добавил: — Пришел предупредить вас.
— Предупредить? — Владимир Александрович резко поднял брови. Хмелев спокойно выдержал пристальный взгляд Дружинина и сказал:
— Я знаю, что вы только что из области вернулись. Надо полагать, директивы важные привезли?
— Какое это имеет отношение к вашему предупреждению? — насторожился Дружинин.
— Прямое. Я хочу сообщить вам, что один из краснорудских заводов заминирован. А ведь их, наверно, скоро будут восстанавливать.
— То есть как это заминирован? — не понял Дружинин.
— Фашисты поставили на одном из заводов мину замедленного действия, пояснил Хмелев.
— Откуда вам это известно?
— Длинная история…
— Рассказывайте.
Дружинин достал папиросы, закурил, предложил Хмелеву. Тот вежливо отказался.
— По-прежнему некурящий?
— По-прежнему, Владимир Александрович… А о замысле фашистов узнал я таким образом… Но тут мне придется рассказать вам, как я жил в те дни. В партизаны, как вы знаете, я не пошел, а остался в городе. Фашисты, видя, что человек я немолодой, беспартийный, к тому же собственный домик имею, решили меня привлечь на свою сторону. Предлагали частную мастерскую открыть или пойти работать в полицию. Хвалиться не буду — в морду за такие предложения я им не плевал, а отвечал очень спокойно, что человек я нейтральный и люблю тишину. На деле-то, впрочем, помогал я кое-чем местным партизанам… Разные сведения полезные им сообщал, выполнял кое-какие поручения. Были бы живы командир с комиссаром партизанского отряда, они бы это засвидетельствовали… Хмелев взглянул на Дружинина, невесело улыбнулся и продолжал:
— Вот видите: обещал не оправдываться, а не, сдержался. Уж очень обидно мне, Владимир Александрович!.. Ну да ладно, не будем об этом… А фашисты между тем всё обхаживали меня. Особенно обер-лейтенант Гербст старался. На квартире у меня он стоял, добряка передо мной разыгрывал. Похлопал раз меня по плечу и говорит:
«Папаша, советской власти капут. Надо привыкать к новым порядкам. Местечко тепленькое себе облюбовать, пока не поздно». Вижу я — дело плохо. Надо или врагам служить, или в лес подаваться. Но тут Михаил Петрович, комиссар партизанского отряда, которому я обо всем докладывал, вдруг предложил: «Соглашайся на их предложение, Тихон Егорыч. Открывай частную лавочку, она будет нам хорошим прикрытием: мы при ней явочную квартиру организуем…»
Однако тут беда случилась. В тот же день в тяжелом бою погиб комиссар не успев, видимо, сказать о своем замысле командиру отряда, — продолжал Хмелев, переведя дух. — Я, впрочем, о его смерти не знал ничего, и удивлялся, почему никто из партизан ко мне не приходит. Только позже стало мне известно, что попал партизанский отряд в засаду и потерял многих своих бойцов. Я между тем дал обер-лейтенанту Гербсту согласие открыть частную кузнечную мастерскую. Гербст был инженерным офицером и имел от командования задание организовать механические мастерские. На восстановление заводов у них, видно, силенок не хватало…
Хмелев говорил все эта задумчиво, низко опустив седую голову. Но вдруг он встрепенулся и тихо спросил Дружинина:
— Не длинно я говорю, Владимир Александрович?
— Нет, ничего, продолжайте.
— Ну так вот, прежде чем отпустить мне средства на предприятие, Гербст потребовал, чтобы я присягнул ему письменно. Писарь прочел мне гербовую бумагу, в которой говорилось о сотрудничестве с германским командованием, а обер-лейтенант протянул мне свою автоматическую ручку. Я не задумываясь отверг бы это требование Гербста, если бы не приказание комиссара соглашаться на все. И я подписал документ… Вскоре, однако, гитлеровцам стало не до частных предприятий. Дела у них на фронте с каждым днем ухудшались, а советская артиллерия гремела все ближе. И вот однажды утром узнали мы, что комендант на нагруженной награбленным добром машине выехал из города. Бежали за ним и остальные фашисты. Только несколько небольших воинских частей да саперная рота Гербста остались в городе. Утром того же дня обер-лейтенант вызвал меня к себе.
«Хмелев, вы, кажется, работали мастером на одном из местных заводов?» спросил он.
«Работал», — ответил я.
«На каком?»
«На заводе имени Лазо».
«Это, кажется, один из самых крупных заводов районе?»
«Да, самый крупный».
«И его при случае русские будут в первую очередь восстанавливать?»
«Восстанавливать-то будут все заводы, конечно», — заметил я. Но обер-лейтенант Гербст свирепо посмотрел на меня и закричал:
«Отвечайте только на то, о чем спрашивают, черт бы вас побрал! В первую ли очередь будут восстанавливать этот завод?»
«Полагаю, что в первую», — ответил я, не понимая к чему он клонит.
Обер-лейтенант не стал меня больше ни о чем спрашивать. Он набросил на плечи плащ и вышел на улицу с одним из своих унтеров. Подождав немного, я направился следом за ними, держась на некотором расстоянии. Фашисты пришли на завод имени Лазо. Я не рискнул последовать за ними и спрятался неподалеку, за развалинами дома. Минут через десять к заводу подъехала немецкая военная машина с солдатами. Среди них я увидел ефрейтора Шретера, часто приходившего к Гербсту, и догадался, что это были саперы обер-лейтенанта. Солдаты сгрузили с машины несколько ящиков, в которых обычно паковались немецкие стандартные заряды взрывчатки. Я сообразил, что фашисты затевают что-то недоброе, и хотел было пробраться к заводу поближе, но в это время чья-то цепкая рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел Гербста.
«Что вы разгуливаете по городу в такую скверную погоду, господин Хмелев?.. — ядовито процедил он сквозь зубы. Потом повернулся к одному из своих подчиненных и добавил: — Ефрейтор, проводите господина Хмелева на квартиру и заприте его там на ключ».
Я просидел взаперти до вечера.
Гербст вернулся домой усталый и злой. Мундир его был выпачкан глиной и известью. Вскоре зашел ко мне денщик его Ганс и втолкнул меня в комнату Гербста.
«Хмелев, — строго сказал Гербст, — помните ту бумагу, которую я дал вам подписать?»
«Помню», — ответил я.
«Ну, так вы теперь ею крепко связаны с нами. Мы собираемся оставить русским сюрприз — сотню–другую килограммов тола. Знайте же, что в один из ящиков с толом я положил подписанный вами документ с клятвенным обещанием служить немецкому командованию. Если кто-нибудь найдет нашу мину, он найдет и этот документ. По-моему, вам будет выгоднее, если мина спокойно взорвется и уничтожит компрометирующую вас бумагу. Не так ли?»
«Да, конечно, — пришлось согласиться мне. — Но как же я буду оберегать мину, если не знаю, где она поставлена?»
«Ничего, — ответил Гербст, — вам и незачем это знать.
Постарайтесь только отвлечь внимание от этой мины, если будут ее разыскивать. Это в наших общих интересах. Вам ведь несдобровать, если найдут расписку».
На этом наш разговор окончился. Гербст торопливо принялся писать что-то, и я подумал, что, может быть, это донесение коменданту города…
Недописанное донесение
Хмелев облизнул пересохшие губы и попросил воды. Дружинин молча подал ему стакан. Хмелев отпил несколько глотков, вытер платком губы и продолжал:
— В городе между тем все чаще раздавались выстрелы. И вдруг где-то недалеко разорвалась граната. В комнату Гербста с диким криком «Русские автоматчики!» вбежал денщик. Обер-лейтенант выругался, скомкал бумагу, на которой писал, и сунул ее в карман. Надев шинель, он быстро вышел во двор. Денщик, схватив чемодан, поспешил за ним следом. Тут уж и я не стал больше медлить. У меня в сарае был запрятан немецкий парабеллум. Я вытащил его, проверил обойму и выбежал на улицу. В конце ее мелькали две темные фигуры. В одной из них, высокой и тощей, я узнал Гербста. За ним спешил Ганс с чемоданом. Они направлялись к зданию комендатуры, где их ожидала последняя немецкая машина, уходившая из города. Нагнав фашистов, я, почти не целясь, разрядил пистолет, Гербст упал на землю, а Ганс, бросив чемодан, скрылся за углом. Я не стал его преследовать: сумерки сгустились настолько, что трудно было ориентироваться…
— Ну, а Гербст?
— Гербст лежал без движения. Я нагнулся над ним и пощупал пульс. Пульс не бился. Торопливо обыскав карманы обер-лейтенанта, я вынул все, что там находилось. Среди документов Гербста я нашел его донесение коменданту города майору фон Циллиху…
Хмелев умолк и тяжело вздохнул.
— Что же было в донесении? — нетерпеливо спросил Дружинин.
— Все, кроме самого главного… В нем не было указано место минирования.
— Но что же там, в таком случае, было?
— Вес мины и время, когда она должна взорваться.
— Когда же?
— В нынешнем году. Взволнованный Дружинин встал.
— Почему об этом вы сообщаете только сегодня? — настороженно спросил он.
— О том, что один из заводов заминирован, — спокойно ответил Хмелев, — я доложил, как только в город вошли наши войска. Я даже передал командиру саперной части донесение Гербста, полагая, что оно пригодится ему.
Дружинин широко зашагал по комнате, размышляя об услышанном.
— Разве воинская часть не предприняла поисков мины — спросил он, почти вплотную подойдя к Хмелеву. Хмелев выдержал его взгляд и спокойно ответил:
— Мину искали. Занимался этим капитан инженерных войск Овсянников. Высокий такой, красивый молодой человек. Обшарил он со своими саперами все три завода и нашел мину в канализационных трубах завода имени Лазо. Ну, я после этого немного успокоился, решив, что опасность устранена. К тому же до сих пор мина, по сути дела, и не угрожала никому: заводов-то фактически не было. А вот сегодня, узнав, что вы вернулись из области и, возможно, привезли какую-нибудь директиву о восстановлении заводов — об этом ведь давно в городе поговаривают, — я снова встревожился и подумал, что фашисты могли, кроме канализационных труб, и еще где-нибудь мину поставить.
— А расписку-то вашу саперы нашли? — поинтересовался Дружинин.
— Не знаю… Овсянников ничего не говорил мне о ней. Не нашли, пожалуй…
Дружинин задумался, прошелся несколько раз по комнате и спросил:
— Больше ничего вы не можете рассказать?
— Это все, что я знаю, Владимир Александрович, — ответил Хмелев, вставая. — Если у вас не будет больше вопросов, могу я уйти?
— Да, конечно, можете идти. Вопросов пока больше не будет.
— В городе между тем все чаще раздавались выстрелы. И вдруг где-то недалеко разорвалась граната. В комнату Гербста с диким криком «Русские автоматчики!» вбежал денщик. Обер-лейтенант выругался, скомкал бумагу, на которой писал, и сунул ее в карман. Надев шинель, он быстро вышел во двор. Денщик, схватив чемодан, поспешил за ним следом. Тут уж и я не стал больше медлить. У меня в сарае был запрятан немецкий парабеллум. Я вытащил его, проверил обойму и выбежал на улицу. В конце ее мелькали две темные фигуры. В одной из них, высокой и тощей, я узнал Гербста. За ним спешил Ганс с чемоданом. Они направлялись к зданию комендатуры, где их ожидала последняя немецкая машина, уходившая из города. Нагнав фашистов, я, почти не целясь, разрядил пистолет, Гербст упал на землю, а Ганс, бросив чемодан, скрылся за углом. Я не стал его преследовать: сумерки сгустились настолько, что трудно было ориентироваться…
— Ну, а Гербст?
— Гербст лежал без движения. Я нагнулся над ним и пощупал пульс. Пульс не бился. Торопливо обыскав карманы обер-лейтенанта, я вынул все, что там находилось. Среди документов Гербста я нашел его донесение коменданту города майору фон Циллиху…
Хмелев умолк и тяжело вздохнул.
— Что же было в донесении? — нетерпеливо спросил Дружинин.
— Все, кроме самого главного… В нем не было указано место минирования.
— Но что же там, в таком случае, было?
— Вес мины и время, когда она должна взорваться.
— Когда же?
— В нынешнем году. Взволнованный Дружинин встал.
— Почему об этом вы сообщаете только сегодня? — настороженно спросил он.
— О том, что один из заводов заминирован, — спокойно ответил Хмелев, — я доложил, как только в город вошли наши войска. Я даже передал командиру саперной части донесение Гербста, полагая, что оно пригодится ему.
Дружинин широко зашагал по комнате, размышляя об услышанном.
— Разве воинская часть не предприняла поисков мины — спросил он, почти вплотную подойдя к Хмелеву. Хмелев выдержал его взгляд и спокойно ответил:
— Мину искали. Занимался этим капитан инженерных войск Овсянников. Высокий такой, красивый молодой человек. Обшарил он со своими саперами все три завода и нашел мину в канализационных трубах завода имени Лазо. Ну, я после этого немного успокоился, решив, что опасность устранена. К тому же до сих пор мина, по сути дела, и не угрожала никому: заводов-то фактически не было. А вот сегодня, узнав, что вы вернулись из области и, возможно, привезли какую-нибудь директиву о восстановлении заводов — об этом ведь давно в городе поговаривают, — я снова встревожился и подумал, что фашисты могли, кроме канализационных труб, и еще где-нибудь мину поставить.
— А расписку-то вашу саперы нашли? — поинтересовался Дружинин.
— Не знаю… Овсянников ничего не говорил мне о ней. Не нашли, пожалуй…
Дружинин задумался, прошелся несколько раз по комнате и спросил:
— Больше ничего вы не можете рассказать?
— Это все, что я знаю, Владимир Александрович, — ответил Хмелев, вставая. — Если у вас не будет больше вопросов, могу я уйти?
— Да, конечно, можете идти. Вопросов пока больше не будет.
Опасения Шубина
Секретарь Краснорудского райкома партии Владимир Александрович Дружинин давно уже с нетерпением ждал решение центра о восстановлении заводов своего района. Дождался наконец этого решения, и вот теперь вдруг такая неожиданная помеха!.. Едва сдерживая раздражение, он барабанил пальцами по настольному стеклу, не зная, что предпринять. Потом встал, открыл дверь в приемную и сказал своему секретарю Варе Воеводиной, читавшей какие-то бумаги:
— Мне нужно с тобой посоветоваться. Зайди-ка на минутку.
Он знал Варю еще девчонкой, так как она была дочерью его друга, погибшего на фронте, и по-отечески называл ее на «ты».
— Варя, ты ведь была в городе после ухода фашистов? — спросил он, когда Воеводина вошла в кабинет.
— Была, Владимир Александрович.
— Не слыхала ли разговоров о том, что фашисты будто бы заводы заминировали?
— Нет, не слыхала. А что, разве есть такое опасение? — встревожилась Варя.
Дружинин кратко сообщил ей о своем разговоре с Хмелевым и тотчас же строго предупредил:
— Только об этом никому ни слова!
— Понимаю, Владимир Александрович, не маленькая. Заметив, что Варя слегка побледнела, Владимир Александрович спросил:
— Чего же ты разволновалась так?
— Как же не волноваться, Владимир Александрович! — Воеводина подняла удивленные глаза на Дружинина. — Ведь дело идет о судьбе краснорудских заводов, значит, и о нашей с вами судьбе. Ну что за жизнь у нас в городе, да и во всем районе, без этих заводов?
Дружинин успокоил ее:
— Не волнуйся, Варя, страшного тут ничего нет. Если мина и стоит где-нибудь, она не ускользнет от нас. Сегодня же мы начнем искать ее, и это не должно отразиться на восстановительных работах. Забот только у тебя теперь прибавится. Адреса всех бывших инженеров, техников и кадровых рабочих краснорудских заводов завтра же должны быть у меня на столе. Справишься?
— Так точно, Владимир Александрович!
Дружинин улыбнулся:
— Ты у меня молодец, Варя! По-военному отвечаешь. Это хорошо. Мы ведь теперь солдаты могучей восстановительной армии, и всё у нас должно быть, как на войне, — быстро и четко. Договорились?
Варе нравился этот большой беспокойный человек. Он был неутомим в работе и от других требовал того же, однако с ним легко и весело было делать любую, даже самую трудную, работу.
— Получай, — весело продолжал Дружинин, — еще одно задание: срочно пригласи ко мне капитана Шубина.
…Начальник районного отделения государственной безопасности капитан Шубин зашел к Дружинину спустя полчаса. Это был высокий, худощавый человек с резкими чертами лица. Поздоровавшись с Владимиром Александровичем, он пристально посмотрел на него.
— Чувствую, что вы неспроста меня пригласили, Владимир Александрович. Серьезное что-нибудь? — спросил он, закуривая папиросу.
Дружинин сообщил ему все, что узнал от Хмелева. Капитан слушал его внимательно, делая глубокие затяжки и нервно покусывая кончик папиросы. Сообщение Хмелева заинтересовало его. Когда Владимир Александрович кончил свой рассказ, Шубин спросил:
— Ну, а что вы сами об этом думаете? Как по-вашему: хитрит или не хитрит старик?
Дружинин ответил не сразу. Помолчав, произнес задумчиво:
— Может быть, и мало оснований доверять Хмелеву, но мне почему-то кажется, что он не обманывает. И в самом деле могло так случиться: старик помогал партизанам, был строго законспирирован, знал об этом всего один человек, и вот человека этого не стало… Комиссар местного партизанского отряда действительно ведь погиб незадолго до освобождения города.
— Все это верно, — подтвердил Шубин, — я допускаю такую возможность, но есть одно обстоятельство, которое заставляет меня насторожиться.
— Что именно?
— Все, что вам рассказал Хмелев, он сообщил и мне еще в прошлом году, однако почему-то умолчал о мине, и это мне кажется подозрительным.
— А мне нет, — возразил Дружинин. — Он не сказал о ней потому, что считал ее неопасной.
— А теперь?
— Теперь другое дело. Раньше почти не было риска, если бы она и взорвалась. Развалины от этого не очень пострадали бы. Я даже допускаю, что он, если так можно выразиться, надеялся на взрыв вхолостую: взрыв уничтожил бы неприятный для него документ. Ведь после смерти комиссара Хмелеву нелегко было бы оправдаться. Но когда до него дошел слух, что заводы хотят восстанавливать и взрыв будет угрожать уже не развалинам, а строительству, людям, занятым на стройке, в нем сказался наш, советский человек, — он пренебрег личными интересами.
— А может быть, он просто пошел на провокацию?
— На провокацию? — удивился Дружинин.
— Да, на провокацию, — повторил Шубин. — Хмелев мог просто пустить слух о мине, чтобы взвинтить наши нервы, посеять страх перед возможным взрывом, затормозить восстановление заводов.
Шубин задумался, скомкал окурок и добавил, чуть понизив голос:
— Ведь если к делу подойти с психологической точки зрения, то миной замедленного действия может оказаться сама выдумка Хмелева о нависшей над нами опасности.
Капитан налил в стакан воды из графина, жадно выпил ее и продолжал возбужденно:
— Все это, может быть, очень тонко задумано. Уличить его в обмане почти невозможно. Он ведь ничего не говорит наверняка, ничего не утверждает. Он только высказывает предположение, но вы уже сомневаетесь, уже не можете быть спокойным. А как будут работать на строительстве инженеры и рабочие, все время чувствуя себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется…
— Но для чего же тогда понадобилось ему рассказывать историю о компрометирующем его документе? — спросил Дружинин.
— Для убедительности. Это ведь тоже чисто психологический прием.
Владимир Александрович задумчиво прошелся по комнате, заложив руки за спину.
— Нет, — заявил он, остановившись перед Шубиным, — не убедили меня ваши доводы. Кто такой был Тихон Хмелев до войны? Старый потомственный рабочий, один из лучших кузнечных мастеров на заводе. В общем, честный советский человек. И вот он оказался в городе, оккупированном фашистами… Вы человек осторожный. Вам кажется, что Хмелев поддался уговорам врага и стал предателем, а по-моему, он не мог пойти на это.
Шубин налил себе еще полстакана воды, но, так и не выпив ее, поспешно заметил:
— А вы думаете, Владимир Александрович, меня самого не огорчает мысль, что он, может быть, провокатор? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более что знаю некоторые черты характера Хмелева.
— Что-нибудь порочащее его?
— Нет, всего лишь болезненное самолюбие. Но в условиях оккупации фашисты могли сыграть и на этом.
— Не думаю, чтобы это было так, — с сомнением покачал головой Владимир Александрович. — Повторяю, я знал его как одного из лучших кадровых рабочих завода. Мы ведь не раз премировали его…
— Да, да, все это так, — перебил Дружинина Шубин. — Он на самом деле хорошо и добросовестно работал и других учил своему мастерству. Это я по собственному опыту знаю. Я ведь до того, как меня в органы НКВД откомандировали, кузнецом был и искусству кузнечному у Хмелева учился. Мастер он был первоклассный. Это я сразу увидел, но увидел также и кое-что другое. Хмелев — человек старого закала, делал все больше по-старинке, новые приемы осваивал туго. Некоторые молодые рабочие, пришедшие из фабзавуча и теоретически лучше подготовленные, часто позади его оставляли. И это крепко задевало Хмелева… Чем дальше, тем больше обиды скоплялось в сердце старика, — продолжал он после небольшой паузы, — Помню, кто-то из руководителей завода посочувствовал Хмелеву: не трудно ли, мол, работать кузнецом в такие годы? Не пора ли на пенсию? А он понял это так, что им вроде пренебрегают, что он уже не нужен на заводе, и оскорбился, стал мрачен, замкнулся в себе. Ну, а тут оккупация… всякие похвалы и посулы со стороны фашистов. Разве это не могло его подкупить? «Вот когда оценили меня по достоинству!» — мог подумать старик и попасться на удочку. Я рад был бы ошибиться в таком предположении, но бдительность вынуждает меня быть предельно осторожным.
Дружинин долго ходил по комнате, наконец заметил:
— Вы правы, конечно. Хладнокровие и беспристрастность тут необходимы. Однако мину мы все-таки начнем искать… и немедленно, сегодня же. Есть ведь у нас в городе саперные части?
— Всего один саперный взвод во главе с полковым инженером. Я знаком с ним. Синицын его фамилия, Совсем еще молодой человек. Боюсь, что невелик у него военно-инженерный опыт, а ведь мины замедленного действия чертовски замысловатые штуки.
— Конечно, тут опытный человек нужен, — согласился Дружинин. — Но что поделаешь! Пока запросишь специалиста, много времени потеряешь. Придется поручить это дело Синицыну.
— Мне нужно с тобой посоветоваться. Зайди-ка на минутку.
Он знал Варю еще девчонкой, так как она была дочерью его друга, погибшего на фронте, и по-отечески называл ее на «ты».
— Варя, ты ведь была в городе после ухода фашистов? — спросил он, когда Воеводина вошла в кабинет.
— Была, Владимир Александрович.
— Не слыхала ли разговоров о том, что фашисты будто бы заводы заминировали?
— Нет, не слыхала. А что, разве есть такое опасение? — встревожилась Варя.
Дружинин кратко сообщил ей о своем разговоре с Хмелевым и тотчас же строго предупредил:
— Только об этом никому ни слова!
— Понимаю, Владимир Александрович, не маленькая. Заметив, что Варя слегка побледнела, Владимир Александрович спросил:
— Чего же ты разволновалась так?
— Как же не волноваться, Владимир Александрович! — Воеводина подняла удивленные глаза на Дружинина. — Ведь дело идет о судьбе краснорудских заводов, значит, и о нашей с вами судьбе. Ну что за жизнь у нас в городе, да и во всем районе, без этих заводов?
Дружинин успокоил ее:
— Не волнуйся, Варя, страшного тут ничего нет. Если мина и стоит где-нибудь, она не ускользнет от нас. Сегодня же мы начнем искать ее, и это не должно отразиться на восстановительных работах. Забот только у тебя теперь прибавится. Адреса всех бывших инженеров, техников и кадровых рабочих краснорудских заводов завтра же должны быть у меня на столе. Справишься?
— Так точно, Владимир Александрович!
Дружинин улыбнулся:
— Ты у меня молодец, Варя! По-военному отвечаешь. Это хорошо. Мы ведь теперь солдаты могучей восстановительной армии, и всё у нас должно быть, как на войне, — быстро и четко. Договорились?
Варе нравился этот большой беспокойный человек. Он был неутомим в работе и от других требовал того же, однако с ним легко и весело было делать любую, даже самую трудную, работу.
— Получай, — весело продолжал Дружинин, — еще одно задание: срочно пригласи ко мне капитана Шубина.
…Начальник районного отделения государственной безопасности капитан Шубин зашел к Дружинину спустя полчаса. Это был высокий, худощавый человек с резкими чертами лица. Поздоровавшись с Владимиром Александровичем, он пристально посмотрел на него.
— Чувствую, что вы неспроста меня пригласили, Владимир Александрович. Серьезное что-нибудь? — спросил он, закуривая папиросу.
Дружинин сообщил ему все, что узнал от Хмелева. Капитан слушал его внимательно, делая глубокие затяжки и нервно покусывая кончик папиросы. Сообщение Хмелева заинтересовало его. Когда Владимир Александрович кончил свой рассказ, Шубин спросил:
— Ну, а что вы сами об этом думаете? Как по-вашему: хитрит или не хитрит старик?
Дружинин ответил не сразу. Помолчав, произнес задумчиво:
— Может быть, и мало оснований доверять Хмелеву, но мне почему-то кажется, что он не обманывает. И в самом деле могло так случиться: старик помогал партизанам, был строго законспирирован, знал об этом всего один человек, и вот человека этого не стало… Комиссар местного партизанского отряда действительно ведь погиб незадолго до освобождения города.
— Все это верно, — подтвердил Шубин, — я допускаю такую возможность, но есть одно обстоятельство, которое заставляет меня насторожиться.
— Что именно?
— Все, что вам рассказал Хмелев, он сообщил и мне еще в прошлом году, однако почему-то умолчал о мине, и это мне кажется подозрительным.
— А мне нет, — возразил Дружинин. — Он не сказал о ней потому, что считал ее неопасной.
— А теперь?
— Теперь другое дело. Раньше почти не было риска, если бы она и взорвалась. Развалины от этого не очень пострадали бы. Я даже допускаю, что он, если так можно выразиться, надеялся на взрыв вхолостую: взрыв уничтожил бы неприятный для него документ. Ведь после смерти комиссара Хмелеву нелегко было бы оправдаться. Но когда до него дошел слух, что заводы хотят восстанавливать и взрыв будет угрожать уже не развалинам, а строительству, людям, занятым на стройке, в нем сказался наш, советский человек, — он пренебрег личными интересами.
— А может быть, он просто пошел на провокацию?
— На провокацию? — удивился Дружинин.
— Да, на провокацию, — повторил Шубин. — Хмелев мог просто пустить слух о мине, чтобы взвинтить наши нервы, посеять страх перед возможным взрывом, затормозить восстановление заводов.
Шубин задумался, скомкал окурок и добавил, чуть понизив голос:
— Ведь если к делу подойти с психологической точки зрения, то миной замедленного действия может оказаться сама выдумка Хмелева о нависшей над нами опасности.
Капитан налил в стакан воды из графина, жадно выпил ее и продолжал возбужденно:
— Все это, может быть, очень тонко задумано. Уличить его в обмане почти невозможно. Он ведь ничего не говорит наверняка, ничего не утверждает. Он только высказывает предположение, но вы уже сомневаетесь, уже не можете быть спокойным. А как будут работать на строительстве инженеры и рабочие, все время чувствуя себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется…
— Но для чего же тогда понадобилось ему рассказывать историю о компрометирующем его документе? — спросил Дружинин.
— Для убедительности. Это ведь тоже чисто психологический прием.
Владимир Александрович задумчиво прошелся по комнате, заложив руки за спину.
— Нет, — заявил он, остановившись перед Шубиным, — не убедили меня ваши доводы. Кто такой был Тихон Хмелев до войны? Старый потомственный рабочий, один из лучших кузнечных мастеров на заводе. В общем, честный советский человек. И вот он оказался в городе, оккупированном фашистами… Вы человек осторожный. Вам кажется, что Хмелев поддался уговорам врага и стал предателем, а по-моему, он не мог пойти на это.
Шубин налил себе еще полстакана воды, но, так и не выпив ее, поспешно заметил:
— А вы думаете, Владимир Александрович, меня самого не огорчает мысль, что он, может быть, провокатор? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более что знаю некоторые черты характера Хмелева.
— Что-нибудь порочащее его?
— Нет, всего лишь болезненное самолюбие. Но в условиях оккупации фашисты могли сыграть и на этом.
— Не думаю, чтобы это было так, — с сомнением покачал головой Владимир Александрович. — Повторяю, я знал его как одного из лучших кадровых рабочих завода. Мы ведь не раз премировали его…
— Да, да, все это так, — перебил Дружинина Шубин. — Он на самом деле хорошо и добросовестно работал и других учил своему мастерству. Это я по собственному опыту знаю. Я ведь до того, как меня в органы НКВД откомандировали, кузнецом был и искусству кузнечному у Хмелева учился. Мастер он был первоклассный. Это я сразу увидел, но увидел также и кое-что другое. Хмелев — человек старого закала, делал все больше по-старинке, новые приемы осваивал туго. Некоторые молодые рабочие, пришедшие из фабзавуча и теоретически лучше подготовленные, часто позади его оставляли. И это крепко задевало Хмелева… Чем дальше, тем больше обиды скоплялось в сердце старика, — продолжал он после небольшой паузы, — Помню, кто-то из руководителей завода посочувствовал Хмелеву: не трудно ли, мол, работать кузнецом в такие годы? Не пора ли на пенсию? А он понял это так, что им вроде пренебрегают, что он уже не нужен на заводе, и оскорбился, стал мрачен, замкнулся в себе. Ну, а тут оккупация… всякие похвалы и посулы со стороны фашистов. Разве это не могло его подкупить? «Вот когда оценили меня по достоинству!» — мог подумать старик и попасться на удочку. Я рад был бы ошибиться в таком предположении, но бдительность вынуждает меня быть предельно осторожным.
Дружинин долго ходил по комнате, наконец заметил:
— Вы правы, конечно. Хладнокровие и беспристрастность тут необходимы. Однако мину мы все-таки начнем искать… и немедленно, сегодня же. Есть ведь у нас в городе саперные части?
— Всего один саперный взвод во главе с полковым инженером. Я знаком с ним. Синицын его фамилия, Совсем еще молодой человек. Боюсь, что невелик у него военно-инженерный опыт, а ведь мины замедленного действия чертовски замысловатые штуки.
— Конечно, тут опытный человек нужен, — согласился Дружинин. — Но что поделаешь! Пока запросишь специалиста, много времени потеряешь. Придется поручить это дело Синицыну.
Поиски начались
После переговоров с командиром полка в распоряжение Дружинина было послано три отделения саперов во главе со старшим лейтенантом Синицыным. Синицын в самом деле был очень молод и почти не имел боевого опыта, так как попал на фронт из военно-инженерного училища незадолго до окончания войны.
Владимир Александрович объяснил ему задачу и отпустил лишь после того, как убедился, что он понял серьезность создавшейся обстановки.
Мину начали искать одновременно на всех трех заводах. И лейтенант и его солдаты работали с большим рвением, однако вечером Синицын доложил Дружинину, что обнаружить пока ничего не удалось.
Владимир Александрович решил посоветоваться с председателем райисполкома о дальнейших действиях. Он уже взялся за телефонную трубку, но тут в его кабинет вошла Варя Воеводина.
— Владимир Александрович, — сказала она, — могу я сегодня уйти пораньше?
— Случилось что-нибудь? — спросил Дружинин. — Вид у тебя какой-то странный.
Варя засмеялась:
— Не странный, Владимир Александрович, а счастливый! Телеграмму мне только что принесли. Алеша с девятичасовым поездом приезжает.
— Алеша? — задумчиво произнес Владимир Александрович. — Это кто же такой Алеша?
— А вот вспомните-ка, Владимир Александрович!
Дружинин наморщил лоб.
— Алеша… — повторил он. — Позволь, это не муж-ли твой?
— Он самый, Владимир Александрович, — счастливо улыбнулась Варя. — Алексей Воеводин, мой муж.
— Рад за тебя, Варя! — весело отозвался Дружинин. — Поздравляю. Надеюсь, ты познакомишь нас? Я ведь Воеводина только по твоим рассказам знаю. Ну, спеши на вокзал — до прихода поезда полчаса осталось.
А когда Варя была уже у дверей, Дружинин вдруг окликнул ее:
— Постой-ка, Варя!.. Воеводин-то твой, кажется, сапер? Капитан инженерных войск?
— Майор инженерных войск! — с гордостью поправила Варя.
— Тот самый майор Воеводин, о котором в газетах писали, как он разминировал Ольшанские шахты?
— Тот самый, Владимир Александрович.
— И он надолго к тебе?
— Нет, наверно, ненадолго. На месяц, не больше, — ответила Варя, вдруг сообразив, почему Дружинин спрашивает об этом. Улыбка невольно сбежала с ее счастливого лица. — Не везет мне, Владимир Александрович, — печально добавила она. — Только-только замуж вышла — война началась. И вот с тех пор, как Алексей ушел на фронт, так и не виделись ни разу…
— Ну-ну, — дружески похлопал ее по плечу Владимир Александрович, — не огорчайся, насмотришься еще на своего Алешу. Я на него посягать не собираюсь, хотя, по правде тебе сказать, такой человек сейчас очень пригодился бы. Ну, торопись! Времени до поезда в обрез. Машину мою можешь взять — она мне пока не нужна.
Владимир Александрович объяснил ему задачу и отпустил лишь после того, как убедился, что он понял серьезность создавшейся обстановки.
Мину начали искать одновременно на всех трех заводах. И лейтенант и его солдаты работали с большим рвением, однако вечером Синицын доложил Дружинину, что обнаружить пока ничего не удалось.
Владимир Александрович решил посоветоваться с председателем райисполкома о дальнейших действиях. Он уже взялся за телефонную трубку, но тут в его кабинет вошла Варя Воеводина.
— Владимир Александрович, — сказала она, — могу я сегодня уйти пораньше?
— Случилось что-нибудь? — спросил Дружинин. — Вид у тебя какой-то странный.
Варя засмеялась:
— Не странный, Владимир Александрович, а счастливый! Телеграмму мне только что принесли. Алеша с девятичасовым поездом приезжает.
— Алеша? — задумчиво произнес Владимир Александрович. — Это кто же такой Алеша?
— А вот вспомните-ка, Владимир Александрович!
Дружинин наморщил лоб.
— Алеша… — повторил он. — Позволь, это не муж-ли твой?
— Он самый, Владимир Александрович, — счастливо улыбнулась Варя. — Алексей Воеводин, мой муж.
— Рад за тебя, Варя! — весело отозвался Дружинин. — Поздравляю. Надеюсь, ты познакомишь нас? Я ведь Воеводина только по твоим рассказам знаю. Ну, спеши на вокзал — до прихода поезда полчаса осталось.
А когда Варя была уже у дверей, Дружинин вдруг окликнул ее:
— Постой-ка, Варя!.. Воеводин-то твой, кажется, сапер? Капитан инженерных войск?
— Майор инженерных войск! — с гордостью поправила Варя.
— Тот самый майор Воеводин, о котором в газетах писали, как он разминировал Ольшанские шахты?
— Тот самый, Владимир Александрович.
— И он надолго к тебе?
— Нет, наверно, ненадолго. На месяц, не больше, — ответила Варя, вдруг сообразив, почему Дружинин спрашивает об этом. Улыбка невольно сбежала с ее счастливого лица. — Не везет мне, Владимир Александрович, — печально добавила она. — Только-только замуж вышла — война началась. И вот с тех пор, как Алексей ушел на фронт, так и не виделись ни разу…
— Ну-ну, — дружески похлопал ее по плечу Владимир Александрович, — не огорчайся, насмотришься еще на своего Алешу. Я на него посягать не собираюсь, хотя, по правде тебе сказать, такой человек сейчас очень пригодился бы. Ну, торопись! Времени до поезда в обрез. Машину мою можешь взять — она мне пока не нужна.
Майор Воеводин
На следующий день утром, как только Дружинин вошел в свой кабинет, Варя спросила его:
— Владимир Александрович, когда вы Алексея принять сможете?
— Какого Алексея? — не понял Дружинин. — Твоего, что ли?
— Моего.
— А почему ты таким официальным тоном спрашиваешь? В любое время приму. Вот в выходной день хотя бы приходите ко мне на чашку чая.
— Да нет, Владимир Александрович, я о деле говорю. По делу когда вы его принять сможете?
— Ах, по делу! — воскликнул Дружинин. — Выходит, не выдержала, рассказала ему обо всем?
— Рассказала, Владимир Александрович.
— И решили, значит, вы… — начал было Дружинин.
Но Варя не дала ему договорить:
— Решили приняться за дело. Лучшего специалиста по минам вам ведь и в военном округе не сыскать.
— Значит, Алешу своего опять целыми днями видеть не будешь? Или ему отпуск большой дали?
— Да где там! — вздохнула Варя. — Всего две недели. Меньше, чем думала. Но что поделаешь!.. Если не возражаете, Алексей сейчас к вам явится.
— Как, уже сейчас? — удивился Дружинин,
— Ну да, он в приемной ждет.
Дружинин весело хлопнул ладонью по столу:
— Молодец ты у меня! Приглашай своего Алексея!
Вошел высокий и, как показалось Дружинину, немного неуклюжий офицер, с большими руками и добродушной улыбкой:
— Разрешите представиться? Гвардии майор Воеводин.
Владимир Александрович протянул ему руку.
— Будем знакомы. Дружинин, — приветливо сказал он и добавил: — Подполковник запаса… Присаживайтесь, пожалуйста.
Воеводин сел, Дружинин посмотрел на его добродушное, с крупными чертами лицо и спросил:
— Где воевали?
— Под Сталинградом, Белгородом, Невелем. Последние годы — в Прибалтике.
— Знакомые края, — заметил Дружинин, — тоже довелось там побывать. В каком соединении служили?
— У генерала Черкасова.
— Давно в армии?
— Можно сказать, со школьной скамьи. Прямо из средней школы — в военно-инженерное училище. Войну начал командиром взвода. Теперь вот саперный батальон получил.
— Извините, что так экзаменую, — улыбнулся Владимир Александрович. Серьезная работа предстоит, вот и интересуюсь, с кем придется работать. Знаете, надеюсь, в чем дело?
— Так точно. Варя рассказала. Длинными, узловатыми пальцами майор взял папиросу, закурил и добавил:
— Я навел уже кое-какие справки. Познакомился с полковым инженером старшим лейтенантом Синицыным. Не с того конца, по-моему, принялся он за дело. Приборами такую мину трудно обнаружить. Фашисты, несомненно, поставили тут химический взрыватель замедленного действия. А такие взрыватели обычно из пластмассы изготовляются, так что миноискатели против них бессильны.
— Владимир Александрович, когда вы Алексея принять сможете?
— Какого Алексея? — не понял Дружинин. — Твоего, что ли?
— Моего.
— А почему ты таким официальным тоном спрашиваешь? В любое время приму. Вот в выходной день хотя бы приходите ко мне на чашку чая.
— Да нет, Владимир Александрович, я о деле говорю. По делу когда вы его принять сможете?
— Ах, по делу! — воскликнул Дружинин. — Выходит, не выдержала, рассказала ему обо всем?
— Рассказала, Владимир Александрович.
— И решили, значит, вы… — начал было Дружинин.
Но Варя не дала ему договорить:
— Решили приняться за дело. Лучшего специалиста по минам вам ведь и в военном округе не сыскать.
— Значит, Алешу своего опять целыми днями видеть не будешь? Или ему отпуск большой дали?
— Да где там! — вздохнула Варя. — Всего две недели. Меньше, чем думала. Но что поделаешь!.. Если не возражаете, Алексей сейчас к вам явится.
— Как, уже сейчас? — удивился Дружинин,
— Ну да, он в приемной ждет.
Дружинин весело хлопнул ладонью по столу:
— Молодец ты у меня! Приглашай своего Алексея!
Вошел высокий и, как показалось Дружинину, немного неуклюжий офицер, с большими руками и добродушной улыбкой:
— Разрешите представиться? Гвардии майор Воеводин.
Владимир Александрович протянул ему руку.
— Будем знакомы. Дружинин, — приветливо сказал он и добавил: — Подполковник запаса… Присаживайтесь, пожалуйста.
Воеводин сел, Дружинин посмотрел на его добродушное, с крупными чертами лицо и спросил:
— Где воевали?
— Под Сталинградом, Белгородом, Невелем. Последние годы — в Прибалтике.
— Знакомые края, — заметил Дружинин, — тоже довелось там побывать. В каком соединении служили?
— У генерала Черкасова.
— Давно в армии?
— Можно сказать, со школьной скамьи. Прямо из средней школы — в военно-инженерное училище. Войну начал командиром взвода. Теперь вот саперный батальон получил.
— Извините, что так экзаменую, — улыбнулся Владимир Александрович. Серьезная работа предстоит, вот и интересуюсь, с кем придется работать. Знаете, надеюсь, в чем дело?
— Так точно. Варя рассказала. Длинными, узловатыми пальцами майор взял папиросу, закурил и добавил:
— Я навел уже кое-какие справки. Познакомился с полковым инженером старшим лейтенантом Синицыным. Не с того конца, по-моему, принялся он за дело. Приборами такую мину трудно обнаружить. Фашисты, несомненно, поставили тут химический взрыватель замедленного действия. А такие взрыватели обычно из пластмассы изготовляются, так что миноискатели против них бессильны.