Томас Рид. Королева озер

   Поскольку лодка двигалась очень медленно, только к двум часам мы достигли Тлалхуака и вошли в ту часть канала, что по суше идет к озеру Чалько. На берегу, совсем рядом, располагалась деревня, населенная, судя по виду хижин, индейцами. Но, глядя с лодки, я заметил нескольких человек, одетых совсем не так, как одеваются индейцы с озер, это были белые или метисы. В самом узком месте на берегу стоял человек, явно не индеец, и он обменялся понимающим взглядом с нашим лодочником.
   В этом как будто не было ничего необычного. Рыбак, естественно, должен быть знаком с жителями Тлалхуака, поэтому он мог знать человека на берегу. Однако странно, что они даже не обменялись традиционным "buenas dios" приветствием, принятым даже среди незнакомых мексиканцев. Эти же двое ни словом, ни жестом не поздоровались друг с другом. Хотя, конечно, они могут быть знакомы, но не дружить.
   Следует объяснить, почему мой товарищ и я испытывали определенные опасения.
   Понять это легко. Хотя наша армия захватила почти всю страну и несколько бригад были расположены в столице, мексиканцы сохранили нечто вроде собственного правительства, которое располагалось в городе Керетаро вместе с немногочисленной армией. Повсюду было множество банд guerilleros повстанцев. Большинство из них ничем не отличались от грабителей, и тем хуже для наших солдат, попадись они к ним в руки. Их безжалостно убивали, а во многих случаях и уродовали трупы. Часто это происходило вблизи наших казарм, на расстоянии выстрела от часовых. Бедняга из моего отряда, прогуливаясь в одиночку по пригороду столицы, был убит в шестистах ярдах14 от товарищей. Его нашли с вырезанным на лбу крестом.
   Неудивительно, что теперь мы начинали беспокоиться и даже сожалеть, что вообще решились на эту экскурсию. Собираясь в путешествие, мы оба приняли меры предосторожности, переодевшись в мексиканские наряды, и так как я знал, что похож на мексиканца, о чем мне не раз говорили, то за себя не опасался. Но вот Криттенден таким сходством не мог похвастать. У него было румяное лицо и волосы рыжие, как морковь.
   Мы находились в глубине болотного лабиринта, посреди тростников и других водных растений, которые высоко поднимались над нашими головами, вез нас человек с совсем не дружелюбной наружностью, совершенно нам не знакомый! Он может отвезти нас куда угодно, даже в логово разбойников, и там нас убьют без малейшего сожаления!
   Но зачем ему так поступать?
   Именно это нас немного успокаивало. Если не считать некоторой грубости при нашей первой встрече, я ничем его не оскорбил; он же со своей стороны неоднократно говорил о какой-то услуге, которую я ему оказал. Эту загадку еще предстояло разрешить, и поскольку гребец обещал по пути рассказать, в чем дело, я решил, что пора воспользоваться его обещанием. Возможно, это развеет наши опасения.
   - Я бы с радостью, сеньор капитан, - ответил рыбак на мою просьбу. Но дело в том, - продолжал он, бросив взгляд на Криттендена, - что услуга, оказанная вашим превосходительством, носит личный характер и я могу говорить о ней только с вами наедине. Надеюсь, вы не станете настаивать и подождете другой возможности.
   Конечно, я не стал настаивать, хотя его отказ еще больше обострил мое любопытство. К тому же его ответ не развеял наши опасения, напротив, лишь усилил их.
   Хуже всего было то, что мы не могли открыто разговаривать друг с другом, даже знаками. Потому что лодочник сидел на корме лицом к нам и все время смотрел на нас. Правда, возможно, он не понимал языка, на котором мы говорим. Но мошенник казался очень сметливым и, вполне вероятно, нахватался английских слов от наших солдат.
   К этому времени мы оставили главный канал, по которому добрались до озера Чалько, и свернули на север по одному из меньших acalotes. Лодочник сказал, что этот путь ведет нас к нужному месту. Проток извивался, поворачивал во все стороны, как мы могли судить по солнцу, которое вначале светило нам в лица, а потом - в спины.
   Уже три часа мы пробирались зарослями, и это усиливало сомнения. Я помнил, что молодой индеец говорил, будто их жилище недалеко от Тлалхуака. А мы проплыли уже три или четыре лиги15, миновав поселок, и по-прежнему ни следа чинамп!
   Повторив лодочнику слова индейца, я в ответ услышал шепот, предназначенный только мне:
   - Ах! Сеньор капитан, этот muchachito вас обманул. Конечно, ему так велела сестра. Она хочет, чтобы вы пришли, и потому сказала, что расстояние небольшое. - Потом громче, словно обращаясь к нам обоим, добавил: Осталось недолго. Через час наше путешествие кончится.
   - Еще час?!
   - Si, сеньор. Ведь это совсем немного!
   - Но у нас останется совсем мало времени, чтобы до ночи вернуться в город.
   - Неужели ваши превосходительства хотят сегодня вернуться?
   - Конечно!
   - Caramba! Я этого не знал. Я думал, вы проведете ночь с семейством на чинампах.
   - Ничего подобного мы не думали и сейчас не собираемся.
   - Что ж, caballeros, мы сможем вернуться сегодня в город, хотя и поздно. Если ваши превосходительства обещают не задерживаться, в плавучих садах, я сумею отвезти вас назад. Но среди цветов так хорошо, особенно в обществе очаровательной muchacha. Оказавшись там, El Capitan, я считаю, вы передумаете и останетесь до утра, алькальд, очень гостеприимен, а Королева...
   - Гребите! Побыстрей! - гневно прикрикнул я, рассерженный его неоднократными намеками, которые вызывали у меня отвращение.
   - О, конечно, - ответил он, бросив на меня взгляд, скорее сердитый, чем послушный, и делая вид, что усердно берется за весла.
   Полдень давно миновал, и мы с товарищем начинали думать, что придется провести ночь вне города. Маловероятно, что мы до утра сумеем вернуться. Тем более, что небо все затянулось тучами. Будет нехорошо, если мы не явимся на службу вечером. Что касается меня, то будучи старшим офицером части, расквартированной на Лас Вигас, я занимал независимое положение. Но вот Криттенден, не рассчитывавший на долгое отсутствие, даже не подумал получить у своего командира разрешения на отлучку. А его командир был строгим поборником дисциплины и мог очень рассердиться. Однако сейчас уже ничего нельзя было сделать, и мы приняли решение больше об этом не думать.
   - Mira! Las Chinampas! (Смотрите! Чинампы!) - воскликнул наш лодочник. Посмотрев вперед, мы наконец увидели знаменитые "плавучие сады".
   Глава X
   ПЛАВУЧИЕ САДЫ
   Зрелище было необыкновенным. Лодка оказалась на полукруглой водяной улице диаметром примерно в милю. Вдоль всей улицы на почти равных расстояниях располагалось два десятка тростниковых хижин, или чозас, очевидно, обитаемых, потому что над большинством поднимались столбы дыма.
   Подплыв ближе, мы увидели, что каждая хижина стоит на собственном участке, и перед каждым домом расположен сад. Сады разграничены каналами. Перед каждым домом большая плоскодонка и, кроме того, почти везде еще одна лодка, поменьше, скиф или каноэ. Владельцы суетятся возле лодок или плавают в них между садами, некоторые возделывают участки. У дверей хижин стоят или сидят смуглые черноволосые женщины всех возрастов, большинство в свободных рубашках или сорочках, едва прикрывающих грудь. Рядом играют дети; гладкая коричневая кожа придает им сходство с маленькими бронзовыми только что отлитыми статуэтками.
   Наш лодочник уже сообщил, что чинампа дона Тито находится в дальнем конце ряда и нам придется миновать все остальные, чтобы добраться до нее. Легкие волны, поднимаемые нашим скифом, заставляли покачиваться весь ряд садов, а самые близкие поднимались и опускались, как лодки на волне большого корабля.
   При виде нас обитатели островков - мужчины, женщины и дети - подбегали к самому краю участков и удивленно рассматривали нас, как будто незнакомцы здесь - редкое зрелище. А мне многие из этих людей показались знакомыми, что вполне вероятно. Ведь большинство садовников продавали свои цветы на рынке и должны были неоднократно проплывать мимо Лас Вигас по пути на Меркадо де Сан Доминго. Впрочем, они сохраняли молчание, да и мы не заговаривали с жителями этой трансатлантической Венеции, предварительно не встретившись с их дожем. Вскоре мы увидели чинампу большего размера, чем остальные, с внешне более респектабельной хижиной - явно жилищем местного алькальда.
   - Вот куда мы направлялись, caballeros, - сказал лодочник, указывая через плечо. - Сейчас я вас высажу; а потом попрошу разрешения у ваших превосходительств ненадолго отлучиться. На другой стороне живет мой старый друг, и я хочу с ним немного поболтать. На чинампе я вам не нужен, - с усмешкой добавил он. - Капитан, конечно, предпочтет обойтись без меня.
   - Можете идти, куда хотите, любезный! - ответил я, разозленный его непристойными намеками. И едва не добавил, что больше не хочу его видеть, но мысль о необходимости возвращаться остановила меня. К тому же мы приближались к дворцу, в котором живет Королева озер, и это смягчало мое раздражение.
   - Gracias! - улыбнулся он. - Я воспользуюсь вашим великодушным разрешением.
   - Но обязательно возвращайтесь... скажем, через час. Дольше мы не сможем остаться.
   - Часа мне вполне хватит; даже меньше, если прикажут ваши превосходительства.
   - О, на час можете рассчитывать.
   К этому времени мы причалили к чинампе, лодка встала бортом к берегу, мы вышли на неустойчивую сушу, которая заметно дрожала у нас под ногами.
   Как только мы вышли, наш pescador, сняв шляпу и сказав: "Hasta luego!" (до встречи!), принялся грести.
   Радуясь избавлению от него, пусть на время, мы не смотрели ему вслед и не заметили, куда он поплыл. Взгляды наши обратились в противоположном направлении, изучая остров, на который мы высадились. Видна была только верхняя часть хижины, потому что ее заслоняли какие-то высокие растения. Никого не было видно. То, что мы приняли вначале за человеческий голос, оказалось речью ручного попугая, который, наряду с другими восклицаниями, время от времени произносил: "Лора! Лора! Лорита!" Нам показалась странной эта тишина и то, что никто не вышел нам навстречу. Но наш лодочник греб бесшумно, и возможно, те, кто находился в хижине, просто не слышали нашего приближения.
   От того места, где мы высадились, между цветущими кустами шла тропинка, и мы, больше не раздумывая, двинулись по ней. В воздухе носился густой аромат цветов. Когда мы подходили, попугай снова крикнул: "Лора! Лорита... ита... ита!", и тут из дверей хижины выскочила безволосая собачка, увидела нас, зарычала и снова убежала внутрь. Опять птица в клетке произнесла знакомое имя, но на этот раз громче, а за именем последовало щелканье. Однако теперь к резкому птичьему крику и лаю собаки добавился мягкий женский голос:
   - Что тебя испугало, guacamaya mia (мой попугай)? А тебя, perro (собака)? Почему ты так рычишь? Должно быть, отец и брат возвращаются домой, мне показалось, я слышу звук весел. Да, это они!
   К этому времени мы с товарищем подошли к открытой двери и, разведя вьющиеся растения, увидели хижину вблизи. Глазам нашим предстала интересная картина, соответствующая окружающей обстановке. В гамаке, подвешенном к двум столбикам, которые поддерживали крышу, полулежала молодая индианка. Услышав наши шаги, она приподнялась, свесив одну голую ножку. Еще мгновение, и она, увидев нас, вскочила с удивленным и слегка испуганным видом. Это меня смутило, потому что я ожидал совсем другого приема. Но я совершенно забыл о своей маскировке. Может, она меня не узнала? И не узнает, пока я не заговорю.
   - Сеньорита, надеюсь, вы не сочтете невежливым, что мы появились, не предупредив вас. Но...
   - О, caballero! - прервала она меня. - Это действительно вы!
   Изменившееся выражение ее лица более красноречиво говорило о приветствии, чем любые слова. В глазах ее еще оставалась тень удивления, но тревога совсем исчезла. Тем не менее я по-прежнему был в недоумении. Ее прием все же не соответствовал содержанию письма. Впрочем, я решил, что причиной мой попутчик, который ей совсем не знаком.
   Я собирался продолжать извинения, когда нашего слуха достиг скрип весел в уключинах. Девушка тоже услышала и воскликнула:
   - Это отец и брат! О, сеньор! Я так рада, что они дома! Иначе как бы я могла занять вас?
   И она мимо нас пробежала на причал.
   Она убежала, а я по-прежнему ничего не понимал. Рада возвращению отца и брата! Помня содержание ее письма, я решил, что это странно.
   Как оказалось, вернулся только отец девушки; брат ее задержался на озере Чалько, куда они отправлялись по какому-то делу.
   Последовало представление отцу. Он знал о происшествии на Лас Вигас и тоже выразил свою глубокую благодарность. Потом выслушал объяснение причины нашего прибытия и извинения, которые прервало его появление.
   Индеец, человек средних лет, действительно имел внешность и манеры, свойственные касику. После первых минут замешательства он вежливо пригласил нас разделить скромную еду, которую может предложить его дом. Мы с радостью приняли его приглашение, потому что оба были голодны, как гиены.
   На стол поставили различную еду. Ее принесли из второй хижины, поменьше, которая выполняла роль кухни, и где полновластно правила пожилая индианка - cocinera (кухарка).
   Пока мы сидели за столом, уставленным многочисленными блюдами ацтекской кухни, разговор шел о том, что послужило поводом для нашего приезда, - о чинампах.
   - Как они сооружены? - спросил я у дона Тито, который сидел с нами за столом, хотя и не ел. Девушка куда-то вышла.
   - Нет ничего легче, caballero, - ответил дон Тито. - Их просто нужно выпилить из синты. Когда кто-то хочет соорудить чинампу, он должен обкопать участок канавой, такой, как у меня. Убирая высвободившиеся куски, постепенно доходишь до дна, где всегда много грязи. Грязь извлекают и укладывают толстым слоем поверх кустов и травы, чтобы убить их. Когда грязь подсохнет, ее можно легко разломать, и она образует самую лучшую почву. На такой почве растёт все: овощи, фрукты и цветы.
   - Но разве вы вначале не выкладываете фундамент из кирпича или бревен?
   Я вспомнил описания подобных сооружений, данные некоторыми путешественниками и историками, в истинности которых давно сомневался.
   - Конечно, нет, - ответил индеец, удивленно посмотрев на меня. Всякий, кто так сделает, понесет большие затраты, потому что дерево у нас большая редкость. И толку от этого никакого не будет. Чинампа на таком основании скоро пойдет ко дну, со всем, что на ней есть.
   - А почему же тогда ваша остается на плаву?
   - Потому что она не на столбах, а на самом веществе, из которого образуется синта.
   - А что это?
   - Корни растений, которые остаются, когда отмирают стебли и листья. Все они переплетены и образуют слой толщиной в три фута, иногда и больше. Я могу показать вам срезы, которые уходят на четыре фута. Мы используем синту для защиты молодых растений от солнца, а иногда и от града. Вещество легкое, как корка, поэтому оно и выдерживает такой вес. К тому же оно никогда не гниет - а плот из бревен сгнил бы.
   - Но почему ваши чинампы такие маленькие и зачем вокруг них канавы? Разве не лучше было бы делать их больше и на самой синте?
   - Ничего не выйдет, сеньор. Где бы мы тогда взяли для них почву? И где брать воду для растений, когда много месяцев не бывает дождей? А так мы всегда можем поливать растения водой из канав и брать со дна грязь. Она бывает нужна для починки и добавки. Если бы чинампы были очень велики, их труднее было бы обрабатывать.
   Впервые ясно понял я философию этих "плавучих садов". Вопрос этот давно занимал ученых, с того самого дня, когда триста пятьдесят лет назад Кортес и его товарищи впервые увидели чинампы во время завоевания Теночтитлана.
   Глава XI
   ПРЕДАТЕЛЬСТВО
   Я всегда интересовался чужими обычаями и образом жизни, поэтому с интересом слушал объяснения индейца. Но в теперешних обстоятельствах мое настроение омрачалось нетерпением и тревогой. По тому, как ерзал мой товарищ, я видел, что и он испытывает схожие чувства. Прошел час, который попросил у нас лодочник, но его не было видно. Наши опасения усиливались. А когда миновали еще полчаса, а лодочник по-прежнему не показывался, к нам с новой силой вернулись прежние дурные предчувствия. Что, если он вообще не появится? Может быть, пьет сейчас со старым приятелем, совсем позабыв о нас. Как мы вернемся в город? Конечно, можно занять лодку у хозяина и попросить кого-нибудь грести, впрочем, грести мы можем и сами. Что касается лодки, то мы за нее заплатим. В конце концов, ничего серьезного не произойдет, просто чуть опоздаем.
   Солнце садилось, а наш лодочник так и не появился. На ум опять пришли подозрительные события этого дня, которые могли заставить нас усомниться в его верности. Я вспоминал и другие происшествия, известные только мне.
   Наш ужин давно закончился, и мы вышли прогуляться среди цветов. Мне хотелось обменяться с девушкой несколькими словами наедине, но я не мог найти такую возможность, потому что ее отец все время следовал за нами. Но что казалось мне особенно странным, сама девушка не делала таких попыток или не показывала виду. Думая о всем происшедшем, я никак не мог понять ее равнодушия. Раздраженный, я уже подумывал об уходе, когда наконец оказался с нею наедине. Криттенден и алькальд ушли за кухню. Мне показалось, что как только отец скрылся из виду, на лице девушки появилось новое выражение. Повернувшись ко мне, она сказала:
   - Вы как будто очень интересуетесь нашими чинампами? Почему?
   - Потому что они замечательные.
   - Но неужели вы раньше их не видели? Кажется, вы так сказали.
   - Никогда.
   - А ведь вы были во многих странах, не только в Мексике?
   - Да, во многих. Но чинампы есть только в Мексике.
   - Правда? Мне казалось, они есть повсюду.
   - О, нет, только здесь. Говорят, что что-то похожее есть в других местах, но это не настоящие плавучие сады.
   - Поэтому вам так хотелось приехать сюда. Теперь я понимаю.
   - Не совсем. Была и другая причина, почему мне хотелось здесь побывать.
   Она, как я и надеялся, вопросительно посмотрела на меня и оживленно спросила:
   - Какая, сеньор?
   Вопрос заставил меня заколебаться. Я не смел ответить прямо. Прямой ответ был бы - она сама. Но для этого мы еще недостаточно знакомы.
   - Ну, во-первых, сеньорита, - решился я на кружной путь, - я хотел убедиться, что вы не пострадали от купания в канале, не простудились или что-то в этом роде.
   Она рассмеялась, как ее брат, когда я сказал о том, что пошлю человека за лодкой.
   - Нет, нет. Не нужно бояться, что я простужусь. Только горожане простужаются, мы здесь - никогда.
   - А этот испуг не причинил вам вреда?
   - Нет, сеньор. Мог бы, если бы не вы, Я знала, что вы еще близко, и потому стала кричать. Потом увидела, как вы скачете по Пасео, и больше не боялась.
   - Вы больше не видели того негодяя?
   - Как я могла его увидеть, сеньор? С тех пор мы ни разу не приезжали в город, ни я, ни брат. Я боялась... я думала... - На щеках ее появилась краска, и она торопливо поправилась: - Мы думали, что больше никогда вас не увидим. Вы очень добры, что пришли сюда.
   Меня обрадовала полная невинность, с которой она говорила. Она соответствовала наивности письма, которую я принял за чрезмерную смелость.
   Вспомнив о письме, я сказал:
   - Вы гораздо добрее, потому что захотели, чтобы я пришел. А я еще не поблагодарил вас за приглашение.
   Она изумленно посмотрела на меня и переспросила:
   - Приглашение?
   - Да, письмо, которое вы мне написали вчера. Вернее, я получил его вчера, и, как видите, явился лично, как только смог.
   Она широко раскрыла глаза и проговорила:
   - Я послала вам письмо, сеньор? Увы, я не умею писать.
   - И ничего не знаете об этом?
   Я прихватил письмо с собой, и теперь достал и показал его ей.
   - Но я не умею и читать. Что это? Что здесь говорится, сеньор?
   Настала моя очередь удивляться. Невозможно усомниться в ее искренности. Письмо было кем-то состряпано, но с какой целью, на что оно намекает? Теперь я был уверен, что моя жизнь и жизнь моего товарища в опасности.
   - Неважно, сеньорита, - ответил я, торопливо пряча письмо в карман и пытаясь рассмеяться, - всего лишь небольшой розыгрыш одного друга. Но я ему за это отплачу. Однако, - добавил я, взглянув на заходящее солнце, - нам пора возвращаться, и так как наш лодочник не появился, я должен попросить вашего отца дать нам какую-нибудь лодку...
   - О, он сделает это с радостью, - прервала она меня. - У нас есть скиф. Хорошо бы, вернулся брат и отвез вас.
   В это время к нам присоединились Криттенден и алькальд, и я спросил, можно ли послать кого-нибудь за нашим задержавшимся лодочником.
   Алькальд окликнул юношу, проплывавшего в этот момент мимо чинампы в каноэ, и велел ему подплыть.
   - Пепе, - обратился к нему дон Тито, - проплыви вдоль всего ряда чинамп и отыщи лодочника, который привез сюда этих джентльменов. Кстати, сеньоры, как его имя? Если бы я знал его имя, я мог бы сказать, у кого он в гостях.
   Его имя! Вот это да! Ни я, ни мой товарищ не подумали спросить, как зовут нашего проводника.
   - Сеньор алькальд, - ответил я, - мы не знаем его имени.
   - Неважно, - ответил индеец. - Отправляйся, Пепе. Отыщи его поскорее. Скажи, что джентльмены ждут его лодку.
   Пепе начал грести, стрелой пустив свое каноэ по воде.
   Как только он исчез, я, решив, что сдержанность больше не нужна, повернулся к нашему хозяину и сказал:
   - Сеньор алькальд, хотя мы и не знаем имя нашего лодочника, я думаю, вы узнаете его по описанию, потому что он ваш старый друг.
   - Мой старый друг?
   - Так он сам сказал.
   - Индеец?
   - Нет, метис, и сказал, что он рыбак.
   - Рыбак! Странно. Я не знаю никаких рыбаков, только тех, кто из наших. И не могу вспомнить метиса, которого назвал бы своим другом. Должно быть, какая-то ошибка.
   Во время разговора я не отрывал взгляда от лица девушки, но не обнаружил никаких признаков, что она знает этого человека. Не могла же она так искусно притворяться!
   Все это заставило нас с товарищем еще больше встревожиться. Теперь мы были совершенно уверены, что нас сюда заманили специально, и что нашей жизни угрожает опасность.
   - Ловушка, клянусь небом! - воскликнул Криттенден. - Да, старина, попали мы в переплет!
   Наша уверенность еще больше окрепла, когда немного погодя вернулся Пепе и сказал:
   - Никого чужого в чинампах нет, сеньор Тито. Я расспросил всех до одного.
   Секунду или две алькальд стоял молча, задумавшись, потом ответил:
   - Пепе, возвращайся. Поищи в канале на Тлалхуак: возможно, он там.
   Парень снова начал быстро грести и сразу скрылся из виду. Солнце село, и начинало темнеть. Дон Тито, повернувшись к нам, продолжал:
   - Вы говорите, сеньоры, что он рыбак. Может, решил порыбачить. В канале на глубине, в том месте, где он соединяется с озером, встречается крупная рыба.
   Маловероятное предположение, так мы и сказали хозяину. Теперь, когда положение становилось все более неприятным, мы рассказали ему все, что нам известно о лодочнике, и почему мы с ним приплыли. Впрочем, о письме с приглашением я не стал рассказывать. Конечно, оно поддельное, но наведет на размышления, которых я хотел бы избежать.
   Алькальд все же не думал, что нам грозит опасность. По соседству нет guerilleros; он, во всяком случае, ни о чем таком не слышал. И лодочник просто сыграл с нами злую шутку по какой-то неизвестной причине.
   - В конце концов, - успокаивал он нас, - это не так уж важно, сеньоры. Я дам вам скиф, или Пепе отвезет вас в своем каноэ. Жаль, что здесь нет моего сына. Он сам отвез бы вас.
   Мы начали благодарить его за это предложение, и в этот момент вернулся Пепе. На этот раз он гнал свое суденышко, словно на регате. И как только оказался на расстоянии слышимости, закричал:
   - Сеньор алькальд! Сеньор алькальд!
   - В чем дело, Пепе?
   - Сюда плывут три большие лодки, полные людей!
   - Что за люди?
   - Я их не очень хорошо рассмотрел, ваша честь. Но они все чужие, не из наших, а белые. Я думаю, это солдаты, потому что они вооружены. У них ружья и пики!
   Еще до того, как Пепе закончил свой рассказ, мы все поняли.
   Теперь мы были совершенно убеждены, что лодочник нас предал и что люди в лодках те самые, которых мы видели возле домов Тлалхуака. Возможно, это guerilleros, но скорее всего, просто шайка разбойников, которые хотят захватить нас и потребовать выкуп. Такая практика распространена среди бандитов Мехико не меньше, чем в Неаполе или Абруццо.
   - Я вам говорил, что у нас неприятности, - сказал Криттенден с тревогой. Но выглядел он решительно. Он не из тех, кто легко пугается.
   - Ваш револьвер заряжен? - спросил я.
   - Конечно, зарядов хватит на шестерых.
   - У меня также. Если их не слишком много и нам повезет, мы сможем спастись. Мексиканцы не знают, на что способны шестизарядные револьверы. Во всяком случае, мы дорого продадим свою жизнь. Пока мы обменивались этими замечаниями, дон Тито подошел к самому краю воды и торопливо о чем-то шептался с Пепе. Если бы я не поверил твердо в его дружбу и благодарность за услугу, которую ему оказал, то мог бы подумать, что он участвует в заговоре против нас. Однако, как показало его последующее поведение, такая мысль была бы совершенно несправедливой.
   Затем дон Тито поспешно подошел к нам и сказал:
   - Caballeros, боюсь все же, что вам угрожает опасность. Не могу сказать, кто эти вооруженные люди. В наших чинампах таких никогда не было, и я думаю, что они пришли за вами.
   - Мы тоже так думаем. Мы в этом просто уверены.
   - Ах, значит, вы что-то о них знаете!
   - У нас есть подозрения.
   - И вы не хотели бы с ними встретиться?