Воздух был напоен сладчайшими благоуханиями. Ночь была довольно свежая, но не холодная. Многие цветы не закрыли свои венчики - не все они были помолвлены с солнцем, некоторые из них дарили свои ароматы луне. Кругом цвели сассафрас и лавры, и их запах, смешиваясь с запахом аниса и апельсина, наполнял воздух восхитительным ароматом.
   Всюду царила тишина, но это не было безмолвие. Южные леса ночью никогда не бывают безмолвны. Древесные лягушки и цикады начинают свой пронзительный концерт вскоре после захода солнца, а прославленный певец американских лесов пересмешник лучше всего поет при лунном свете. Один из них сидел на высоком дереве у края озера и как будто старался развеять мою грусть самыми разнообразными мелодиями.
   Я слышал и другие звуки: гул солдатских голосов из форта, сливавшийся с отдаленным шумом в индейском лагере. Иногда кто-то громко нарушал монотонную тишину бранью, восклицанием или смехом.
   Не знаю, сколько времени прождал я возвращения индейцев - час, два или больше. Я определял время по движению луны. Индейцы сказали, что Холата либо покинет лагерь раньше, чем зайдет сияющий диск луны, либо останется. Часа через два все выяснится, и я буду свободен. Мне пришлось весь день пробыть на ногах, и я устал до полусмерти. Среди обломков скалы у самого озера я отыскал камень поудобнее и опустился на него.
   Я устремил взгляд на озеро. Половина его лежала в тени, на другую падали серебряные лунные лучи и, пронизывая прозрачную воду, освещали ее так, что видны были белые раковины и светлая галька на дне. Вдоль линии, где встречались свет и тьма, вырисовывались силуэты благородных пальм. Их высокие стволы и пышные кроны, казалось, уходили далеко вниз, к самым глубинам земли, как будто они принадлежали к другому, более блистательному небосводу, лежащему у моих ног. Пальмы, отраженные в воде, росли на холмистом гребне, который простирался вдоль западного берега озера и заслонял лунный свет.
   Некоторое время я сидел, глядя на это подобие небосвода, и глаза мои машинально следили за огромными веерообразными верхушками пальм. Вдруг я вздрогнул, заметив на поверхности воды чье-то отражение. Этот образ, или, скорее, тень, внезапно появился среди стволов пальм. Это была, очевидно, человеческая фигура, хотя и увеличенная в размерах... да, без сомнения, человеческая, но не мужская.
   Маленькая, ничем не покрытая голова, изящная покатость плеч, мягкие, округлые очертания стана и длинная широкая одежда, складками ниспадавшая на землю,- все это убедило меня, что передо мной женщина. Когда я впервые заметил ее, она шла между рядами пальм. Вскоре она остановилась и несколько секунд стояла неподвижно. Тогда-то я и заметил, что это женщина. Моим первым побуждением было повернуться и взглянуть на ту, чье отражение было так привлекательно. Я находился на западной стороне озера, и холмы простирались позади меня, так что я не мог видеть ни их вершин, ни пальм. Даже поднявшись с места, я все равно ничего не мог заметить, потому что огромный дуб, под которым я сидел, заслонял мне весь вид. Я быстро сделал несколько шагов в сторону и увидел вершины холмов и пальмы. Но женщина скрылась. Я пристально оглядывал холмы, но там никого не было. Я видел только веерообразные кроны пальм. Затем я снова вернулся на свое место и стал глядеть на воду. Пальмы так же отражались в воде, но отражение женщины исчезло.
   В этом не было ничего удивительного. Я решил, что это не галлюцинация. Просто кто-то был на холме - очевидно, женщина - и сошел вниз, под тень деревьев. Это было естественное объяснение, и я им удовлетворился.
   В то же время безмолвный призрак не мог не возбудить во мне любопытства, и вместо того чтобы сидеть, отдаваясь мечтательным размышлениям, я встал, озираясь кругом и напряженно прислушиваясь.
   Кто могла быть эта женщина? Конечно, индианка. Белая женщина не могла очутиться в таком месте в такое время. Да и по одежде это, несомненно, была индианка. Что же делала она здесь одна, в этом уединенном месте?
   На этот вопрос нелегко было ответить. Впрочем, тут не было ничего странного. У детей лесов время движется по-иному, не так, как у нас. Ночь, так же как и день, может быть заполнена делами и развлечениями. Ночная прогулка индианки могла иметь свою цель. Может быть, она просто вздумала выкупаться... А может быть, это влюбленная девушка, которая под сенью уединенной рощи назначила свидание своему возлюбленному...
   Внезапно боль пронзила мое сердце, как отравленная стрела: "А вдруг это Маюми?"
   Трудно передать словами, как неприятно подействовала на меня эта мысль. Уже весь день я находился под впечатлением тяжелого подозрения, возникшего у меня после нескольких слов, брошенных в моем присутствии одним молодым офицером. Они относились к красивой девушке-индианке, по-видимому хорошо известной в форте. В тоне молодого человека я уловил хвастливость и торжество. Я внимательно слушал каждое слово и наблюдал не только за выражением лица говорившего, но и его слушателей. Я должен был решить, к какой из двух категорий - хвастунов или победителей - я должен его отнести. Судя по собственным словам офицера, его тщеславию был нанесен удар, а его слушатели, или, во всяком случае, большинство из них, допускали, что он достиг полного счастья.
   Имени девушки названо не было. Не было никаких явных намеков, но слов "индианка" и "красавица" уже было достаточно, чтобы сердце мое тревожно забилось. Конечно, я мог бы легко успокоить себя, задав офицеру простой вопрос. Но именно этого-то я и не решился сделать. Поэтому весь день я терзался неизвестностью и подозрениями. Вот почему я был вполне подготовлен к той мучительной догадке, которая промелькнула у меня, когда я увидел отражение в воде.
   Но терзания мои продолжались недолго. Облегчение наступило быстро, почти мгновенно. По берегу озера проскользнула темная фигура; она появилась в ярком озарении лунного света, шагах в шести от меня. Я мог ясно рассмотреть ее. Это была женщина-индианка. Но не Маюми!
   Глава ХХХIII
   ХАДЖ-ЕВА
   Я увидел перед собой высокую женщину средних лет, которая когда-то была красавицей, а потом подверглась бесчестию и поруганию. Она сохранила следы былой красоты, которые не могли совершенно изгладиться. Так статуя греческой богини, разбитая руками вандалов, даже в осколках сохраняет свою величайшую ценность.
   Она еще не совсем утратила свое обаяние. Есть люди, которые восхищаются зрелой красотой, для них она еще могла казаться привлекательной. Время пощадило благородные очертания ее груди, ее полных, округлых рук. Я мог судить об этом, ибо весь ее стан, обнаженный до пояса, как в пору ее детства, предстал передо мной, облитый ярким лунным светом. Только черные волосы, в диком беспорядке рассыпавшиеся по плечам, немного прикрывали ее тело. Время пощадило и их: в роскошных косах, черных, как вороново крыло, не виднелось ни одной серебряной нити. Время не тронуло и ее лица. Все сохранилось - и округлость подбородка, и овал губ, и орлиный нос, с тонким, изящным изгибом ноздрей, и высокий, гладкий лоб, но глаза... Что это? Почему в них такой неземной блеск? Почему в них такое дикое, бессмысленное выражение? Ах, этот взор! Милосердное небо! Эта женщина безумна!
   Увы, это было верно! Передо мной стояла сумасшедшая. Ее взгляд мог убедить даже случайного наблюдателя, что разум здесь был низвергнут с трона. Но мне не надо было смотреть ей в глаза - я знал историю всех ее несчастий. Не раз мне приходилось встречаться с Хадж-Евой48, сумасшедшей королевой племени микосоков.
   При всей ее красоте нетрудно было испугаться, даже больше того - прийти в ужас: вместо ожерелья у нее на шее была зеленая змея, а пояс вокруг талии, ярко блиставший в лунном свете, тоже оказался телом огромной извивающейся гремучей змеи.
   Да, оба пресмыкающихся были живые существа: голова маленькой змеи опустилась на грудь женщине, а более опасная змея обвилась вокруг ее талии; ее хвост с погремушками висел сбоку, а между пальцами безумная держала голову змеи, глаза которой сверкали, как брильянты.
   Голова Хадж-Евы не была ничем покрыта, но густые черные волосы защищали ее от солнца и ливня. На ногах у нее были мокасины, скрытые длинной "хунной", спускавшейся до земли. Это была ее единственная одежда, богато вышитая бисером, украшенная перьями зеленого попугая и отороченная перьями дикой утки и мехом хищных животных.
   Я мог испугаться, если бы встретил ее первый раз в жизни. Но я видел все это раньше: зеленую змею и гремучую змею - кроталус, и длинные пряди волос, и дикий блеск безумных глаз. Все это было безопасно, безвредно - по крайней мере, для меня.
   - Хадж-Ева! - позвал я, когда она подошла.
   - Ие-ела!49- воскликнула она с изумлением. - Молодой Рэндольф! Вождь бледнолицых! Ты не забыл бедную Хадж-Еву?
   - Нет, Ева, не забыл. Кого вы здесь ищете?
   - Тебя, мой маленький мико.
   - Меня?
   - Да, тебя. Не ищу, а нашла.
   - А что вам от меня надо?
   - Только спасти твою жизнь, твою молодую жизнь, милый мико! Твою прекрасную жизнь, твою драгоценную жизнь... Ах, драгоценную для нее, бедной лесной птички! Ах, кто-то был драгоценным и для меня давно, давно! Хо, хо, хо!50
   Зачем я поверила нежным словам
   И с белым бродила по темным лесам?
   Хо, хо, хо!
   Зачем обманул меня лживый язык
   И ядом в невинное сердце проник?
   Хо, хо, хо!
   -Тише, читта-мико!51 -воскликнула она, прерывая песню и обращаясь к змее, которая, завидев меня, вытянула шею и начала проявлять явные признаки ярости.Тише, король змей! Это друг, хотя и в одежде врага! Тише, а не то я размозжу тебе голову!.. Ие-ела! - снова воскликнула она, как бы пораженная новой мыслью.- Я теряю время на старые песни! Он исчез, он исчез, и его не вернешь! А зачем я пришла сюда, молодой мико? Зачем пришла?
   Она провела рукой по лбу, как будто стараясь что-то вспомнить.
   - А, вспомнила! Халвук!52 Я напрасно теряю время! Тебя могут убить, молодой мико, тебя могут убить, и тогда... Иди, беги, беги назад в форт и запрись там, оставайся со своими людьми, не уходи от своих синих солдат... Не разгуливай по лесам! Тебе грозит опасность.
   Серьезность ее тона поразила меня, и, вспоминая вчерашнее покушение на мою жизнь, я почувствовал смутную тревогу. Я знал, что у безумной бывали моменты просветления, когда она рассуждала и действовала вполне разумно и даже с удивительной ясностью сознания. Вероятно, сейчас и был один из таких моментов. Узнав о готовящемся на меня покушении, она пришла предупредить меня.
   Но кто мог быть моим смертельным врагом и как могла она узнать о его замыслах?
   Решив выяснить это, я сказал ей:
   - У меня нет врагов. Кто может желать моей смерти?
   - Говорю тебе, мой маленький мико, что у тебя есть враги. Ие-ела! Разве ты не знаешь этого?
   - Но я ни разу в жизни не причинил зла ни одному индейцу!
   - Индейцу? Разве я сказала - индейцу? Нет, милый Рэндольф. Ни один краснокожий во всей стране семинолов не тронет и волоска на твоей голове. А если бы такой и нашелся, то что сделал бы Восходящее Солнце? Он сжег бы его, как сжигает лесной пожар. Не бойся краснокожих. Твои враги - люди другого цвета.
   - Ах, вот что! Не красные? Так кто же это?
   - Есть белые, а есть и желтые.
   - Что за чушь, Ева! Я не причинил вреда ни одному белому!
   - Дитя! Ты ведь только маленький олененок. Видно, мать не рассказала тебе о хищных зверях, которые рыскают по лесу. Бывают такие злые люди, они становятся твоими врагами без всякой причины. Тебя хотят убить те, кому ты никогда в жизни не сделал зла.
   - Но кто они? И за что?..
   - Не спрашивай, дитя! Сейчас на это нет времени. Скажу тебе только одно: ты владелец богатой плантации, где негры делают для тебя синюю краску. У тебя красивая сестра, очень красивая. Разве она не похожа на лунный луч? И я когда-то была красива... так говорил он. Ах, как плохо быть красивой! Хо, хо, хо!
   Зачем я поверила нежным словам,
   Хо, хо, хо!
   И с белым бродила...
   - Халвук! - воскликнула она и опять внезапно перестала петь.- Я сумасшедшая, но помню... Иди, уходи! Говорю тебе, уходи! Ты ведь олень, и охотники гонятся за тобой. Ступай в форт, беги, беги!
   - Я не могу, Ева. У меня здесь есть дело. Я должен ждать, пока кто-нибудь не придет сюда.
   - Пока кто-нибудь не придет сюда? Плохо! Скоро сюда придут они!
   - Кто?
   - Твои враги, те, которые хотят убить тебя. А бедная лань умрет, ее сердце изойдет кровью. Она сойдет с ума и станет такой же, как Хадж-Ева!
   - О ком ты говоришь?
   - Тише, тише! Поздно! Они идут! Они идут! Видишь их тени на воде?
   Я взглянул в том направлении, куда указывала Ева. Действительно, над озером, там, где я раньше увидел Еву, показались какие-то тени. Это оказались мужчины, их было четверо. Они шли между пальмами вдоль холмов. Через несколько секунд тени исчезли. Видимо, люди спустились по склону и вошли в лес.
   - Слишком поздно! - прошептала сумасшедшая, сознание которой в этот миг как будто окончательно прояснилось.- Тебе нельзя выходить на прогалину. Они заметят тебя... Ты должен скрыться в чаще... Сюда! - продолжала она, хватая меня за руку. Затем сильным движением она подтолкнула меня к стволу дуба.- Это твоя единственная надежда на спасение. Быстрее вверх! Спрячься там! Ни слова, пока я не вернусь! Хинклас!53
   Сказав это, моя странная советчица отступила в тень деревьев, проскользнула в чащу и скрылась из виду. Я последовал ее указанию, влез на дуб и, примостившись на огромном суку, спрятался для безопасности за гирляндами серебристой тилландсии. Свисая с ветвей, они образовали вокруг подобие прозрачного занавеса, который делал меня совершенно невидимым. А сам я сквозь густую листву видел озеро - по крайней мере, ту часть, которая была освещена луной.
   Сначала мне показалось, что я играю очень нелепую роль.
   Вся эта история с врагами, угрожающими моей жизни, могла быть просто безумной фантазией помраченного сознания. А люди, чьи тени я видел, может быть, и были теми индейцами, которых я ожидал. Не найдя меня на условленном месте, они, пожалуй, уйдут обратно. С каким же докладом я явлюсь тогда к генералу? Все это было и смешно и нелепо, но для меня могло кончиться весьма печально. Поразмыслив, я уже готов был спуститься на землю и рискнуть показаться пришельцам, кто бы они ни были, но вдруг сообразил, что вождей было только двое, а теней четыре! И я решил пока остаться в укрытии.
   Конечно, вождей могли сопровождать их воины для охраны, что было не лишним, принимая во внимание предательский характер их миссии. Но, несмотря на то что тени двигались быстро, я успел рассмотреть, что это не индейцы. На них не было ни длинных одежд, ни уборов из перьев на голове. Мне даже показалось, что на них надеты шляпы, которые носят белые. Последнее соображение заставило меня подчиниться приказанию Хадж-Евы. Да и другие обстоятельства укрепляли меня в этом решении: странные утверждения индианки, ее осведомленность в событиях, таинственные намеки на хорошо известных мне лиц и на вчерашнее происшествие. Обдумав все это, я решил остаться на своей наблюдательной вышке еще хотя бы несколько минут.
   Меня могли обнаружить скорее, чем я ожидал. Не двигаясь, едва дыша, я зорко следил за тем, что происходило кругом, и чутко ловил каждый звук.
   Терпение мое не подверглось долгому испытанию. Я увидел и услыхал нечто такое, отчего мороз прошел у меня по коже, а кровь застыла в жилах. Через пять минут мне пришлось убедиться, что в человеческом сердце может таиться такое безграничное зло, о котором я никогда в жизни не слышал и даже не читал в книгах.
   Предо мной один за другим прошли четыре демона. Без сомнения, это были демоны, потому что их взгляды, слова, движения и намерения - все, что я видел и слышал, полностью оправдывало это название. Они обошли вокруг озера. Я рассмотрел их лица, озаренные лунным светом: бледное, худое лицо Аренса Ринггольда, зловещие, орлиные черты Спенса, круглую зверскую рожу забияки Уильямса...
   Но кто же был четвертый?
   Неужели я брежу? Или мои глаза обманывают меня? Неужели все это происходит в действительности? Или чувства изменили мне? Или это только случайное сходство? Нет! Нет! Нет! Это не призрак - это живой человек. Эти черные курчавые волосы, эта желто-коричневая кожа, эта фигура и походка - все, все его! Милосердный боже! Это он - Желтый Джек!
   Глава XXXIV
   ДЬЯВОЛЬСКИЙ ЗАГОВОР
   Оспаривать это - значило сомневаться в достоверности собственных чувств. Передо мной стоял мулат, такой, каким я его помнил, только он был в другом платье и, пожалуй, немного потолстел. Но черты лица и общий облик были те же передо мной стоял Желтый Джек, бывший дровосек с нашей плантации.
   Но неужели это был он? Да еще в обществе Ринггольда, одного из своих самых активных и жестоких преследователей и мучителей. Нет, это невероятно, невозможно! Или я заблуждался и мои глаза обманывали меня?
   Но нет! Ибо как достоверно то, что я видел человека, так же неоспоримо было и то, что этот человек - мулат Джек. Он стоял не более чем в двадцати футах от того места, где я притаился в ветвях, луна освещала его почти как днем. Я мог уловить давно знакомое мне злобное выражение его глаз, его омерзительные гримасы. Да, это был Желтый Джек!
   Вдобавок я вспомнил, как вчера Черный Джек, несмотря на все мои убеждения и насмешки, не хотел сдаваться и признать, что это был человек, только похожий на мулата. Негр стоял на своем: он видел самого Желтого Джека или его призрак и был так твердо убежден в этом, что я не мог его поколебать.
   Я вспомнил и о другом обстоятельстве - о странном поведении Ринггольдов во время послеобеденного разговора. Уже тогда оно привлекло мое внимание. А сейчас я совсем был сбит с толку. Здесь передо мною стоял человек, которого все считали мертвым, и с ним трое деятельных пособников его гибели, причем один из них был его самым жестоким палачом. Теперь же все четверо, по-видимому, стали закадычными друзьями. Как объяснить это чудесное воскрешение из мертвых и примирение с врагами?
   Я терялся в догадках. Тайна была слишком сложна, чтобы разрешить ее в течение одной минуты. И мне так и не удалось бы разгадать ее, если бы сами заговорщики не помогли мне в этом.
   Мне удалось подслушать их беседу. И то, что я услышал, убедило меня не только в том, что Желтый Джек все еще живет на этом свете, но и что Хадж-Ева сказала правду, утверждая, что жизнь моя в опасности.
   - Ах черт побери! Его здесь нет. Куда же он мог провалиться? - воскликнул Ринггольд. По тону его голоса чувствовалось, что он и раздражен и удивлен.
   Как выяснилось из слов его собеседника, этот вопрос касался меня. Уильямс, голос которого я сразу узнал, спросил:
   - Вы уверены, Аренс, что он не вернулся в форт вместе с генералами?
   - Совершенно уверен. Я стоял у ворот, когда они вернулись. Их было только двое - генерал и агент. Но вопрос вот в чем: не ушел ли он от озера вместе с ними? Какого дурака мы сваляли! Напрасно мы не последовали за ними, когда они шли сюда. Поспей мы вовремя, мы узнали бы, где они расстались. Но кто же мог подумать, что он отстанет от них? Если бы я только знал... Ты говоришь, Джек, что идешь прямо из индейского лагеря. Он не мог заметить тебя?
   - Карахо!54 Конечно, нет, сеньор Аренс!
   Этот голос, это старое испанское богохульство были мне знакомы с детских лет. Если у меня еще оставались какие-то сомнения, теперь они исчезли. Слух подтвердил то, чему не верили глаза. Это был Желтый Джек! Он продолжал:
   - Я иду прямо из лагеря семинолов. Я встретил только двух вождей. Я спрятался под пальмами, и они меня не заметили. Уверен, что не заметили.
   - Черт его дери, куда он провалился? И след его простыл. Я знаю, что у него могли быть основания отправиться в индейский лагерь,- да, это я знаю. Но как он сумел ускользнуть и не попался на глаза Джеку?
   - А может быть, он пошел в обход другой дорогой? - предположил Уильямс.
   - Через открытую равнину?
   - Нет, это маловероятно,- ответил Ринггольд.- Одно только и остается теперь думать: что он расстался с генералами, не дойдя до ворот форта, и пошел вдоль ограды к дому маркитанта.
   Все это Ринггольд произнес, как бы разговаривая сам с собой.
   - Дьявол! - воскликнул он нетерпеливо.- Второго такого случая и не дождешься.
   - Не бойтесь, мистер Аренс,- успокоил его Уильямс.- Не бойтесь. Скоро начнется война, и такие удобные случаи нам еще подвернутся.
   - Мы постараемся их найти! - энергично вмешался Спенс, который заговорил впервые.
   - Но решающую роль здесь должен сыграть Джек, господа! Нам ввязываться в это дело нельзя. Это может выплыть наружу, и тогда нам придется туго. А для Джека нет никакой опасности. Ведь он умер - и закон его не изловит!.. Ведь так, Джек, мой желтый мальчик?
   - Да, сеньор! Не беспокойтесь, масса Аренс! Я скоро найду подходящий случай. Джек уберет его прочь с дороги, и вы никогда больше о нем не услышите. Я его заманю в ловушку. Вчера я промахнулся. Ружье плохое, дон Аренс. Нельзя с таким ружьем выходить на охоту!
   - В форт он не вернулся, я это знаю,- пробормотал Ринггольд.- Стало быть, он где-то в лагере. Но должен же он когда-нибудь возвратиться домой! Наверно, появится, когда зайдет луна. Он захочет прокрасться домой в темноте... Ты слышишь, Джек, что я говорю?
   - Да, сеньор! Джек слышит.
   - Ты сумеешь воспользоваться случаем?
   - Да, сеньор! Джек понимает.
   - Ну прекрасно! Теперь нам пора отправляться. Слушай меня внимательно, Джек... Если...
   Тут голос Ринггольда перешел в шепот, и я мог расслышать только отдельные слова. Часто упоминались имена моей сестры и квартеронки Виолы. До меня доносились такие обрывки фраз: "один только он стоит нам поперек дороги", "мамашу будет легко уломать", "когда я стану хозяином на их плантации", "заплачу тебе двести долларов...".
   Такого рода высказывания убедили меня, что эти два мерзавца еще раньше сговорились убить меня. И этот невнятный разговор был только повторением условий гнусной сделки. Шла торговля о цене за мою жизнь. Неудивительно, что на висках у меня выступил холодный пот и каплями покатился по лбу. Неудивительно, что я сидел на своей вышке, дрожа, как осиновый лист. Я дрожал не столько за свою жизнь, сколько от ужаса и отвращения, которые внушало мне это чудовищное злодеяние. Я дрожал бы еще сильнее, но страшным усилием воли мне удалось сдержать негодование, закипавшее у меня в груди.
   У меня хватило самообладания притаиться и замереть. И я поступил весьма благоразумно: если бы в этот момент я обнаружил себя, я не вернулся бы домой живым. Я знал это наверняка и поэтому старался не производить ни малейшего шума, чтобы не выдать тем самым своего присутствия.
   А как омерзительно было слушать разговор четырех негодяев, хладнокровно обсуждавших вопрос об убийстве человека! Как будто речь шла о какой-нибудь торговой сделке. И при этом каждый из них предвкушал, какую именно он извлечет прибыль из предстоящей спекуляции.
   Не знаю, какое чувство бушевало во мне сильнее - гнев или страх. Но врагов было четверо, и все они вооружены. Я располагал шпагой и пистолетами, но этого оружия недостаточно для борьбы в одиночку с четырьмя отъявленными негодяями. Будь их только двое - скажем, мулат и Ринггольд,-- я, вероятно, не стал бы сдерживать своего негодования и рискнул бы на открытую встречу с ними, лицом к лицу, а там уж будь что будет! Но я сдержал себя и продолжал тихо сидеть на дереве, пока они не ушли. Я заметил, что Ринггольд и его приспешники отправились в форт, а мулат побрел по направлению к индейскому лагерю.
   Глава ХХХV
   СВЕТ ПОСЛЕ ТЬМЫ
   После того как они скрылись, я долго еще сидел не шевелясь. Хаос и смятение царили в моей голове. Я не знал, что думать, как поступить, и сидел как прикованный к дереву. Наконец я попытался спокойно обдумать все, что видел и слышал. Неужели это был фарс, разыгранный, чтобы напугать меня? Нет, ни один из четырех не походил на персонаж из фарса. А дикое и сверхъестественное появление Желтого Джека из загробного мира было слишком драматично, слишком серьезно, чтобы стать эпизодом в комедии.
   Пожалуй, скорее, я только что слышал пролог к предполагаемой постановке трагедии, в которой должен был сыграть роль жертвы. Эти люди бесспорно готовили покушение на мою жизнь. Их было четверо, и ни одного из них я никогда ничем серьезно не обидел. Я знал, что все четверо никогда не любили меня. Впрочем, у Спенса и Уильямса не было причин для обиды, разве что давнишняя мальчишеская ссора, давно забытая мной. Но они действовали под влиянием Ринггольда. Что касается мулата, то я понимал причину его вражды ко мне - это была вражда не на жизнь, а на смерть!
   Но каков Аренс Ринггольд! Он явно был главой заговора и замышлял убить меня. Образованный человек, равный мне по положению в обществе, джентльмен!
   Я знал, что он всегда недолюбливал меня, а за последнее время возненавидел еще больше. Мне известна была и причина. Я стоял преградой на пути к его браку с моей сестрой. По крайней мере, так думал он сам. И он был прав: с тех пор как умер отец, я стал принимать гораздо большее участие в семейных делах. Я открыто заявил, что с моего согласия Ринггольд никогда не будет мужем моей сестры. Я понимал, что он разозлен, но не мог даже представить себе, что гнев способен толкнуть человека на такой дьявольский замысел.
   Выражения: "он стоит нам поперек дороги", "мамашу будет легко уломать", "когда я стану хозяином их плантации" - ясно говорили о намерении заговорщиков устранить меня, убить из-за угла.
   - Хо! Хо! Молодой мико теперь может сойти,- вдруг раздался голос.- Плохие люди ушли. Хорошо! Скорей спускайся вниз, хорошенький мико, скорей!