Таинственные глаза в кустах по-прежнему продолжали сверкать, и я начинал уже думать, что промахнулся. Но в то же мгновение с берега раздалось грозное ворчание, и мы сразу узнали голос серого медведя. На всем американском континенте нет животного, более опасного и свирепого. Вот почему Дик так неодобрительно отнесся к моему выстрелу. Но было уже поздно предаваться бесполезным сожалениям: медведь, как видно, был ранен, в кустах раздался треск, за которым послышались громкий всплеск, плесканье в воде, и рассвирепевшее животное бросилось в погоню за лодкой. Дик не на шутку испугался и изо всех сил налег на весла, чтобы не дать медведю догнать нас. Нам действительно удалось несколько уйти вперед, но тем не менее мы ясно слышали за собой сердитое фырканье преследователя. Я помогал Дику, как мог, гребя прикладом ружья, которое я не успел вновь зарядить.
Так проплыли мы шагов сто и начали уже думать, что ночное купание несколько охладило медведя, так как сзади уже не было слышно его грозного ворчанья. Но это происходило от того, что мы приближались к шумящему водопаду, и представьте себе весь ужас нашего положения, когда до нас дошло, что водопад этот находится не на одном из притоков, а на той реке, по которой мы плыли. Занятые медведем, мы заметили эту новую опасность только тогда, когда лодка находилась от водопада всего в каких-нибудь ста саженях. Хотя сильное течение уже нас подхватило, нам все же удалось остановить лодку, и мы решили направить ее к берегу, где встреча с медведем оставляла некоторые шансы на спасение, тогда как впереди нас ожидало падение с неизвестной нам высоты и верная смерть. Но пока останавливали лодку, медведь успел нас догнать, и теперь мы с ужасом почувствовали, что зверь схватил нашу лодку своими страшными лапами и собирается ее опрокинуть. Не теряя присутствия духа, я пустил в ход свое ружье и, действуя им как дубиной, нанес медведю по голове такие чувствительные удары, что он, не бросая лодки, на время должен был отказаться от своего желания опрокинуть ее. А Дик между тем направил все усилия к тому, чтобы пристать к берегу. Но, о ужас! За спиной моей раздается вдруг сильный треск, и я слышу отчаянный крик моего товарища. Оборачиваюсь и вижу, что в руках у него только кусок весла, а отломанная часть плавает в воде...
Я понял, что судьба наша решена, что мы больше не в состоянии бороться с течением и с каждым мгновением приближаемся к верной смерти в пенистых волнах водопада. Держась за края лодки, мы неподвижно сидели друг против друга, не обращая внимания на то, что лодка начала уже гореть от угольев, которые рассыпались по ней во время битвы с медведем. Он тоже, по всей вероятности, почувствовал близкую опасность и присмирел. Нам было не до медведя: лодка стрелой помчалась вперед, послышался страшный треск, как будто мы упали на скалы; затем все исчезло из виду в потоках пенистой воды, и в следующее мгновенье мы с восторгом почувствовали, что все еще сидим в лодке и быстро несемся вперед, но уже по совершенно гладкой водяной поверхности. Уголья в лодке совершенно потухли. Но, несмотря на темноту, мы увидели, что медведь продолжает плыть на некотором расстоянии от нас, однако падение с высоты весьма смутило нашего неприятеля, так что он решил оставить нас в покое и направился к ближайшему берегу. Проплыв еще немного вниз по реке, мы тоже пристали, но к противоположному берегу; при этом за неимением весел, нам пришлось грести руками и прикладом ружья.
Выбравшись на берег, мы привязали лодку к дереву, намереваясь оставить ее здесь, так как из-за водопада не было никакой возможности подняться на ней вверх по реке. Затем мы припрятали убитых оленей так, чтобы волки не смогли добраться до них, и отправились домой пешком вдоль берега. На следующий день целое общество поехало к месту происшествия, чтобы забрать убитых нами оленей и помочь нам перетащить лодку на другую сторону водопада. Оказалось, что она сильно пострадала во время падения и пришла совсем в негодность, а потому решено было ее бросить. Само собой понятно, что мне это было не по душе, так как пришлось уплатить владельцу лодки ее полную стоимость.
Глава XXV
МИКА И СЕРЫЙ МЕДВЕДЬ
Так как приключение Адюбсона закончилось встречей с серым медведем, то у нас завязался разговор об этом животном. На всем американском континенте оно самый опасный враг не только для человека, но и для ягуара и кугуара, так как не уступает им в силе, зато превосходят их своей свирепостью. Он легко нагоняет пешего человека, и спастись от него можно только конному. Много людей погибло в когтях этого чудовища. Серый медведь принадлежит к крупным животным и в среднем весит до тысячи фунтов. С виду он гораздо коренастее черного или белого медведя, и его толстые передние лапы говорят об огромной силе. Когти у медведя длинны, но были бы еще длиннее и острее, если бы он не рыл ими землю, чтобы добраться до нор земляных животных и до корней съедобных растений. Но в любом случае эти когти достаточно остры, чтобы мигом содрать кожу с лошади или охотника, что уже не раз и случалось.
Шерсть этого медведя большей частью бывает коричневого цвета, но в ней попадается много белых волосков, так что она кажется сероватой, отсюда и название животного. Серый медведь водится главным образом в скалистых горах и не любит густых лесов, по деревьям он не лазит. Свое логовище он главным образом устраивает в зарослях орешника и дикой смородины, плодами которых так любит полакомиться. Впрочем, ест он все, что попадется: рыбу, мясо, птиц, лягушек, ящериц, которых разыскивает, переворачивая громадные стволы деревьев, поваленных бурей. Он роет землю не хуже свиньи, и в поисках индейской репы может изрыть целую десятину, а до сладкого он такой же охотник, как и черный медведь. Медлительность серого медведя не дает ему возможности охотиться на оленей и буйволов, но при случае он отнимает эту добычу у пантер и волчьих стай. Неоднократно делали попытки воспитать в неволе детенышей серого медведя, но это ни к чему не привело, так как медвежата, достигнув определенного возраста, начинали проявлять свой свирепый нрав, и, в конце концов, приходилось их убивать.
Долгое время белый медведь был своего рода знаменитостью, о которой полярные путешественники и китоловы рассказывали жуткие истории.
Но с тех пор как толпы людей, одержимых золотой лихорадкой, побывали в Калифорнии и в долинах Сьерра-Невады, серый медведь успел приобрести себе такую печальную известность, что она может совсем затмить даже репутацию белого медведя. Кроме того, тысячи поселенцев, направлявшихся на Запад, смогли ближе познакомиться с серым медведем, и он стал для них таким же интересным животным, как слон, бегемот или лев. Белые охотники нападают на серого медведя только верхом и хорошо вооружившись, а среди индейцев убивший серого медведя пользуется таким же уважением, как и тот, кому удалось скальпировать двуногого врага. Индейцы охотятся на серого медведя большой компанией и предварительно устраивают пирушку, сопровождаемую воинственными танцами.
Понятно, что обоим нашим проводникам приходилось неоднократно мериться силами с серым медведем, и Мика рассказал нам об одной из своих встреч с этим чудовищем.
"Да, господа, - начал он, - если вам случится встретиться с серым медведем, то советую сразу оставить его в покое. Другое дело, если вы сидите на хорошем коне и если перед вами расстилается гладкая местность, не особенно поросшая кустарником. Мне довелось однажды видеть, как серый медведь задрал прекрасного коня, который запутался в зарослях, охотник же спасся тем, что вскарабкался на дерево. Я вовремя подоспел тогда и ловко всадил медведю пулю в самый глаз, так что серый полетел вверх тормашками. Но лошадь это не спасло, медведь успел ободрать ее наполовину и вырвал из живота все внутренности. Картина была не из приятных".
Рассказывая, охотник раскрыл нож, отрезал табаку и заложил себе за щеку. Потом продолжал:
"В моей жизни мне частенько приходилось встречаться с серым медведем... Если те молодцы, что пишут книги, увидели бы на своем веку столько, как я, то могли бы написать целый том об этой серой каналье. Жаль, что за каждого убитого мною медведя мне не давали пачку табаку, а то мне хватило бы на целый год. Я вам, так и быть, расскажу еще об одной из моих встреч с серым медведем.
Я состоял тогда охотником и проводником при караване переселенцев, направлявшихся к Орегону. Я, понятно, всегда ехал впереди каравана и иногда довольно далеко оставлял его за собой, разыскивая место для ночной стоянки. И вот однажды я нашел уголок, несколько поросший деревьями, что в той местности считается большой редкостью. Лучше нельзя было ничего и придумать для ночлега, а потому я слез со своей кобылы, расседлал ее и, спутав, пустил в траву, чтобы она успела наесться до прибытия остальных животных нашего каравана. Тем временем мне посчастливилось убить чернохвостого оленя; я разложил огонь и принялся жарить кусок мяса. Караван все еще не давал о себе знать; а потому, поев, я взял ружье и решил побродить немного по окрестностям. Кобыла моя порядком устала, и я, пожалев ее, отправился пешком, что, конечно, было величайшей глупостью с моей стороны. Взобравшись на ближайший холм, я увидел открытую местность, на которой паслось стадо коз, или антилоп, как вы их называете. Подойти к ним не было никакой возможности, а потому я решил прибегнуть к хитрости и, вернувшись в лагерь, захватил с собой свое красное одеяло. Прикрывшись, я подошел к козам шагов на триста. Через дырку в одеяле я отлично видел все, что делалось передо мной, и немедленно остановился, как только козы проявили некоторое беспокойство при виде моего красного одеяла. Я захватил предварительно жердь и теперь повесил на нее одеяло; но при этом пришлось пустить в ход нож, чтобы взрыхлить землю и воткнуть в нее жердь. Прикрывшись одеялом, я спокойно ждал дальнейших событий, прекрасно зная, что козы отличаются большим любопытством. Побегав и понюхав хорошенько воздух, один толстый козлик подошел к моему одеялу шагов на пятьдесят. Эта смелость стоила ему жизни, так как мне было очень удобно стрелять через дырку, проделанную в одеяле. Я хорошо знал, что выстрел не напугает коз и что они разбегутся только при моем появлении, а потому я продолжал прятаться за одеяло и, зарядив ружье, собирался снова выстрелить в коз, которые приближались ко мне, несмотря на смерть их товарища. Вдруг все стадо круто повернуло от меня и обратилось в бегство, как будто за ним гналась стая волков. В ту же минуту за спиной у меня раздалось характерное фырканье, и, обернувшись, я увидел в двадцати шагах такого громадного серого медведя, какого мне еще никогда не случалось встречать.
Вы мне, конечно, не поверите, если бы я вам сказал, что в эту минуту не испытывал страха, нет, говоря по правде, я порядком-таки трухнул. Сначала мне пришло в голову дать тягу; но потом я сообразил, что серый легко догонит меня, так как деревья, на которые я мог бы вскарабкаться, находились от нас на расстоянии полумили. К тому же я заметил, что медведь подвигался все медленнее и медленнее, часто садился на задние лапы и обнюхивал воздух. Видно, мое красное одеяло сильно смущало эту каналью, а потому я прикрылся им хорошенько и не подавал никаких признаков жизни. Подойдя шагов на десять, медведь остановился и в нерешительности сел перед одеялом. Но во мне заговорил тогда охотничий инстинкт, и я не смог вытерпеть подобной дерзости со стороны этой бестии. Не долго думая, прицеливаюсь, стреляю и в то же мгновенье осознаю, что сделал большую глупость... Оставь я медведя в покое - он и сам убрался бы подобру-поздорову, побоявшись дотронуться до одеяла. А теперь был уже иной разговор: нервы мои расходились, рука дрогнула, и вместо того, чтобы смертельно ранить зверя в сердце, я лишь слегка оцарапал ему бок. Рассвирепев, медведь забыл о страхе, который ему внушало мое одеяло, заревел как бык, полизал свою рану и со всех ног бросился ко мне. Дело принимало дурной оборот, и приходилось вступить в рукопашный бой с этим чудовищем, а потому я выхватил охотничий нож и бросил ненужное мне ружье. Но вдруг в голову мне пришла счастливая мысль. Я бывал в Санта-Фе у желтолицых мексиканцев и два или три раза видел бой быков; мне вспомнилось, что матадоры бросают на быка свои красные плащи в ту минуту, когда разъяренное животное готово пронзить смельчаков своими рогами. Прежде чем медведь подбежал ко мне, я развернул одеяло, которое я обычно носил по-мексикански, а потому в нем имелось отверстие для головы. В тот миг, когда медведь готов был схватить меня своими страшными лапами, я так удачно набросил одеяло, что рыло чудовища прошло в ту дырку, в которую я просовывал свою голову. После этого я со всех ног бросился к лагерю. Сначала я бежал, не смея оглядываться, но потом, повернув голову, увидел, что медведь все еще сидел на том месте, где я его покинул. Немного погодя я снова обернулся, и - уверяю вас - картина, которая представилась моим глазам, заставила бы рассмеяться любого ипохондрика: одеяло по-прежнему висело на шее у медведя, и он изо всех сил ревел, стараясь сорвать с себя это неприятное украшение. Временами он поднимался на задние лапы, и тогда имел такой забавный вид в своей красной мантии, что я хохотал как сумасшедший, хотя несколько минут назад дрожал за свою жизнь. Мой серый приятель пробовал также бежать вдогонку, но при этом путался в одеяле и падал на землю. Полюбовавшись немного этой картиной, я благополучно достиг лагеря, прежде чем медведь успел освободиться от подарка, который я ему преподнес. Оседлав лошадь, я поехал разыскивать свое ружье, в надежде свести окончательные счеты с моим серым преследователем. Он все еще волочил за собой мое одеяло. Разыскав и зарядив ружье, я быстро догнал медведя, и он выказал прежнюю готовность вступить со мной в бой. Но теперь обстоятельства изменились, и рука моя не дрогнула, так как на лошади я чувствовал себя в безопасности. Дело, конечно, кончилось тем, что смертельно раненный медведь свалился на землю, все еще прикрываясь одеялом. Но - увы! - надо было видеть, в каком жалком состоянии находилось теперь мое великолепное красное покрывало! В нем не было ни одного целого местечка, и я желал одного: чтобы черт побрал всех серых медведей".
Глава XXVI
БИТВА С СЕРЫМИ МЕДВЕДЯМИ
Вслед за тем Адюбсон вспомнил происшествие, приключившееся с целым отрядом, которым командовал бравый капитан. Отряд этот был застигнут снежной бурей в горах Санта-Фе и должен был остановиться в глубокой долине, которая и в хорошую-то погоду была не особенно проходимой, а во время снежной бури превращалась в настоящую западню. Вот что об этом рассказывал сам капитан:
"Впереди нас и за нами лежал глубокий снег. Он заполнил собой громадные овраги, и малейшая попытка двинуться с места могла стоить жизни всему отряду; два смельчака, отправившиеся искать дорогу, чуть было не провалились в снег с головой. По обеим сторонам лагеря поднимались крутые склоны, по которым можно было бы взобраться в хорошую погоду, но не теперь, когда все выступы были покрыты слоем скользкого льда. Накануне был мороз, но в этот день температура повысилась, и мягкий снег не в состоянии был выдержать нашей тяжести. Таким образом, все наши попытки выбраться из долины оказались тщетными, и мы уже три дня голодные сидели вокруг огня. Небо было покрыто серыми облаками и снег продолжал валить большими хлопьями.
На площадке, давшей нам приют, росло штук пятьдесят сосен, принадлежавших к породе карликовых. Они послужили дровами для нашего костра; но - увы! - у нас не было ни куска мяса, чтобы изжарить их на этом огне. Мужчины съели уже ружейные чехлы, сделанные из мягкой кожи, и теперь добирались до подошв своих мокасин. Женщины, закутавшись в мантильи, тесно прижимались к отцам, мужьям и братьям. Последняя порция сушеного мяса, которую приберегали для женщин, была распределена между ними наутро третьего дня. Но что нас ожидало дальше? Временами среди женщин раздавался жалобный стон, но в общем на их лицах было спокойствие, свойственное женщинам, в жилах которых течет испанская и американская кровь. Многие мужчины проявили меньше стойкости и облегчали свои страдания энергичными проклятиями; глаза у них помутнели, что говорило о приближавшемся безумии, а тощие мускулы на щеках непроизвольно вздрагивали и начинали дрожать. К счастью, на небе показалась узкая золотистая полоса, свинцовые облака начали расходиться, и часа через два снег перестал падать. Некоторые мужчины, взяв ружья, отправились искать выход из долины, но снега было так много, а мы так ослабли, что попытки эти ни к чему не привели. Один из охотников по имени Гарри потрогал снег рукой и заявил уверенным тоном, что к ночи будет мороз и нам еще до солнечного восхода удастся выбраться из долины. При этих словах лица у всех прояснились, к тому же вскоре подул холодный ветер, и сопровождавшие нас индейцы взялись за свои томагавки, чтобы нарубить новый запас дров. Через некоторое время один из индейцев вдруг воскликнул;
- Ям! Ям! - и начал усердно рубить замерзшую землю своим торопом.
- А ведь индеец прав! - отозвался Гарри. - Он действительно нашел "человеческий корень".
Так горные жители называют съедобный корень, который своей формой, а иногда и своей величиной, напоминает человеческое туловище. Немедленно к индейцу присоединилось еще с полдюжины мужчин, и все вместе деятельно принялись за работу, но топоры только портились и отскакивали от каменной и замерзшей земли, а потому решено было разложить хороший огонь в том месте, где находился драгоценный корень.
В эту минуту в скалах, нависший над нами, раздался треск, напоминавший падение дерева, и на нашу площадку свалилось какое-то животное, гулко ударилось головой о землю, потом еще подскочило кверху на несколько футов и, перевернувшись в воздухе, сразу стало на все четыре ноги. Громкое "ура" встретило появление этого животного, в котором мы узнали горного барана; он в два прыжка слетел к нам со страшной высоты, причем всякий раз падал на свои большие и полукруглые рога. В первое мгновение баран и охотники смотрели друг на друга в недоумении, но потом последние схватились за ружья, а животное обратилось в бегство; но было уже поздно: раздалось несколько выстрелов, снег окрасился кровью, и мы, подобно стае голодных волков, бросились по следам своей добычи, чтобы притащить ее в лагерь. Но оттуда вдруг донеслись до нас крики оставшихся там мужчин, визг женщин, - словом, какая-то смесь проклятий и криков ужаса. Мы поспешили обратно в лагерь, и глазам нашим представилась такая картина, которая заставила содрогнуться даже самых мужественных. На одной из скал стояло пять горных чудовищ, именуемых серыми медведями! Может быть, сзади были еще и другие канальи, но и этих пяти было совершенно достаточно, чтобы истребить весь наш отряд, зажатый на небольшом пространстве и обессиленный голодом.
Надо полагать, медведи гнались за горным бараном, и теперь в их глазах светился голод и обманутое ожидание. Все мы бросились к оружию, но опытные охотники советовали воздержаться от нападения; однако было уже поздно, так как раздалось с полдюжины неудачных выстрелов, и слегка раненые медведи пришли в сильную ярость.
- Уведите женщин в безопасное место! - крикнул Гарри немцу-доктору, который сопровождал отряд и, по-видимому, был мало пригоден к битве с медведями. Тем временем другие охотники продолжали стрелять в животных, пока они спускались вниз, прыгая со скалы на скалу, но наши ружья были в неисправности, нервы перенапряжены, и пальцы окоченели от холода, так что мы расстреляли все заряды и, тем не менее, не смогли убить ни одного медведя. Самые мужественные из отряда, вооружившись ножами и топорами, ждали животных у подножия скалы. Еще мгновенье - и пять огромных и косматых тел с яростным ревом свалились в толпу полузамерзших и истощенных голодом людей. Битва не поддается описанию. Всюду слышались крики охотников, вопли индейцев, ворчанье медведей, стук топоров, лязг ножей и раздирающие душу стоны, когда ужасные когти разрывали людей. Люди и медведи падали на землю и качались в сугробах снега, окрашивая его потоками крови. Кое-где виднелись уже замертво упавшие в снег, и с каждым мгновением уменьшалось число способных к битве с медведями.
С самого начала я был повален на землю ударом могучей лапы; поднявшись на ноги, я увидел, что зверь, сваливший меня, придавил теперь своим телом моего близкого друга Годэ. Хотя я и чувствовал сильное головокружение, но, вцепившись в густую шерсть медведя, я успел всадить ему между ребрами свой охотничий нож. Медведь оставил Годэ в покое и набросился на меня. Избегая его страшных объятий, я отскочил в сторону и, попав во впадину, занесенную снегом, опрокинулся в ней на спину. В то же мгновение медведь повалился на меня всей своей тяжестью, острые когти вонзились мне в плечо, я задыхался от зловонного дыхания чудовища и правой, свободной рукой продолжал наносить ему удары. Силы покидали меня, кровь обильно текла из ран, снег залепил глаза, и я испустил слабый крик предсмертного отчаяния. Потом до слуха моего долетело шипение, сильный свет ослепил мне глаза, и какой-то горячий предмет скользнул по моему лицу и обжег кожу. В тот же миг меня поразил запах гари, и когти перестали раздирать мои раны. О чудо! С груди моей свалилась невыносимая тяжесть, я был один. Поднимаюсь на ноги, протираю глаза, но ничего не вижу, так как нахожусь в глубокой яме, продавленной в снегу во время борьбы. Вокруг все залито кровью; но что сталось с моим противником? Кто вырвал меня из его страшных объятий?
С трудом выбрался из своей ямы, и дивное зрелище представилось моим глазам. Какой-то господин престранного вида бегал по нашему лагерю, размахивая громадной головней и погоняя ею одного из медведей, который, ревя от страха и боли, делал невероятные усилия, чтобы взобраться на скалу. Два других медведя, истекая кровью, тоже искали спасения в бегстве и уже находились на скалах, нависших над нашим лагерем. Туда же поспешил забраться и третий медведь, которому этот господин прижигал шерсть и ляжки своей горящей головней. Покончив с ним, этот человек бросился к четвертому медведю и обратил его в бегство в ту минуту, как он уже начинал одолевать своих изнемогавших противников. После этого странный господин начал искать пятого медведя, но его нигде не было видно, точно он провалился сквозь снег. Гарри, который в начале битвы был повален на землю, вскочил теперь на ноги и бросился к человеку. Тот был совершенно лыс, так что голова его блестела на солнце, как шар из слоновой кости. Размахивая каким-то предметом, Гарри заключил лысого господина в свои объятия, крича:
- Доктор, вот ваш скальп! Клянусь Богом, вы наш избавитель!
Всматриваюсь ближе - и, действительно, узнаю доктора нашего отряда: потеряв свой парик, почтенный эскулап изменился до неузнаваемости. Однако нам было не до смеха, так как в разных местах начинали шевелиться и стонать наши израненные товарищи. Но где же был пятый медведь? Только четырем из них удалось взобраться на скалы.
- Он здесь! - крикнул чей-то голос, исходивший из снежной кучи, в которой человек продолжал еще борьбу с медведем. Многие бросились заряжать ружья, и доктор вооружился свежей головешкой. Но прежде чем были окончены эти приготовления, из снежной кучи раздался страшный крик, от которого кровь застыла у нас в жилах. Индейцы, схватив томагавки, первыми бросились к месту борьбы, они поняли значение этого крика: это был предсмертный призыв одного из членов их племени! Мы с трепетом следили за теми, которые бросились на помощь погибавшему. Вот они уже достигли рокового места и столпились вокруг него в зловещей тишине. В следующее мгновение жалобный вой индейцев возвестил нам о печальной судьбе, постигшей их товарища, и в нашем лагере раздались звуки похоронной песни, принятой у индейцев племени саскачеван. Храбрый воин умер, вонзив свой нож в самое сердце обнявшего его медведя!
Эта единственная человеческая жертва спасла жизнь многим из нас. В тот же вечер у нас был ужин из медвежьего мяса. Горного барана решено было припрятать до следующего дня. Затем нам представлялась возможность прокормиться еще один день тем съедобным корнем, который был найден вблизи нашего лагеря. А потом? Может быть, нас ожидала страшная необходимость питаться человеческим мясом! К счастью, дело не дошло до этой крайности, так как мороз усиливался, и начавший было таять снег покрылся корой льда, достаточно прочной, чтобы выдержать тяжесть человеческого тела. Благодаря этому мы выбрались из этой пропасти".
Так проплыли мы шагов сто и начали уже думать, что ночное купание несколько охладило медведя, так как сзади уже не было слышно его грозного ворчанья. Но это происходило от того, что мы приближались к шумящему водопаду, и представьте себе весь ужас нашего положения, когда до нас дошло, что водопад этот находится не на одном из притоков, а на той реке, по которой мы плыли. Занятые медведем, мы заметили эту новую опасность только тогда, когда лодка находилась от водопада всего в каких-нибудь ста саженях. Хотя сильное течение уже нас подхватило, нам все же удалось остановить лодку, и мы решили направить ее к берегу, где встреча с медведем оставляла некоторые шансы на спасение, тогда как впереди нас ожидало падение с неизвестной нам высоты и верная смерть. Но пока останавливали лодку, медведь успел нас догнать, и теперь мы с ужасом почувствовали, что зверь схватил нашу лодку своими страшными лапами и собирается ее опрокинуть. Не теряя присутствия духа, я пустил в ход свое ружье и, действуя им как дубиной, нанес медведю по голове такие чувствительные удары, что он, не бросая лодки, на время должен был отказаться от своего желания опрокинуть ее. А Дик между тем направил все усилия к тому, чтобы пристать к берегу. Но, о ужас! За спиной моей раздается вдруг сильный треск, и я слышу отчаянный крик моего товарища. Оборачиваюсь и вижу, что в руках у него только кусок весла, а отломанная часть плавает в воде...
Я понял, что судьба наша решена, что мы больше не в состоянии бороться с течением и с каждым мгновением приближаемся к верной смерти в пенистых волнах водопада. Держась за края лодки, мы неподвижно сидели друг против друга, не обращая внимания на то, что лодка начала уже гореть от угольев, которые рассыпались по ней во время битвы с медведем. Он тоже, по всей вероятности, почувствовал близкую опасность и присмирел. Нам было не до медведя: лодка стрелой помчалась вперед, послышался страшный треск, как будто мы упали на скалы; затем все исчезло из виду в потоках пенистой воды, и в следующее мгновенье мы с восторгом почувствовали, что все еще сидим в лодке и быстро несемся вперед, но уже по совершенно гладкой водяной поверхности. Уголья в лодке совершенно потухли. Но, несмотря на темноту, мы увидели, что медведь продолжает плыть на некотором расстоянии от нас, однако падение с высоты весьма смутило нашего неприятеля, так что он решил оставить нас в покое и направился к ближайшему берегу. Проплыв еще немного вниз по реке, мы тоже пристали, но к противоположному берегу; при этом за неимением весел, нам пришлось грести руками и прикладом ружья.
Выбравшись на берег, мы привязали лодку к дереву, намереваясь оставить ее здесь, так как из-за водопада не было никакой возможности подняться на ней вверх по реке. Затем мы припрятали убитых оленей так, чтобы волки не смогли добраться до них, и отправились домой пешком вдоль берега. На следующий день целое общество поехало к месту происшествия, чтобы забрать убитых нами оленей и помочь нам перетащить лодку на другую сторону водопада. Оказалось, что она сильно пострадала во время падения и пришла совсем в негодность, а потому решено было ее бросить. Само собой понятно, что мне это было не по душе, так как пришлось уплатить владельцу лодки ее полную стоимость.
Глава XXV
МИКА И СЕРЫЙ МЕДВЕДЬ
Так как приключение Адюбсона закончилось встречей с серым медведем, то у нас завязался разговор об этом животном. На всем американском континенте оно самый опасный враг не только для человека, но и для ягуара и кугуара, так как не уступает им в силе, зато превосходят их своей свирепостью. Он легко нагоняет пешего человека, и спастись от него можно только конному. Много людей погибло в когтях этого чудовища. Серый медведь принадлежит к крупным животным и в среднем весит до тысячи фунтов. С виду он гораздо коренастее черного или белого медведя, и его толстые передние лапы говорят об огромной силе. Когти у медведя длинны, но были бы еще длиннее и острее, если бы он не рыл ими землю, чтобы добраться до нор земляных животных и до корней съедобных растений. Но в любом случае эти когти достаточно остры, чтобы мигом содрать кожу с лошади или охотника, что уже не раз и случалось.
Шерсть этого медведя большей частью бывает коричневого цвета, но в ней попадается много белых волосков, так что она кажется сероватой, отсюда и название животного. Серый медведь водится главным образом в скалистых горах и не любит густых лесов, по деревьям он не лазит. Свое логовище он главным образом устраивает в зарослях орешника и дикой смородины, плодами которых так любит полакомиться. Впрочем, ест он все, что попадется: рыбу, мясо, птиц, лягушек, ящериц, которых разыскивает, переворачивая громадные стволы деревьев, поваленных бурей. Он роет землю не хуже свиньи, и в поисках индейской репы может изрыть целую десятину, а до сладкого он такой же охотник, как и черный медведь. Медлительность серого медведя не дает ему возможности охотиться на оленей и буйволов, но при случае он отнимает эту добычу у пантер и волчьих стай. Неоднократно делали попытки воспитать в неволе детенышей серого медведя, но это ни к чему не привело, так как медвежата, достигнув определенного возраста, начинали проявлять свой свирепый нрав, и, в конце концов, приходилось их убивать.
Долгое время белый медведь был своего рода знаменитостью, о которой полярные путешественники и китоловы рассказывали жуткие истории.
Но с тех пор как толпы людей, одержимых золотой лихорадкой, побывали в Калифорнии и в долинах Сьерра-Невады, серый медведь успел приобрести себе такую печальную известность, что она может совсем затмить даже репутацию белого медведя. Кроме того, тысячи поселенцев, направлявшихся на Запад, смогли ближе познакомиться с серым медведем, и он стал для них таким же интересным животным, как слон, бегемот или лев. Белые охотники нападают на серого медведя только верхом и хорошо вооружившись, а среди индейцев убивший серого медведя пользуется таким же уважением, как и тот, кому удалось скальпировать двуногого врага. Индейцы охотятся на серого медведя большой компанией и предварительно устраивают пирушку, сопровождаемую воинственными танцами.
Понятно, что обоим нашим проводникам приходилось неоднократно мериться силами с серым медведем, и Мика рассказал нам об одной из своих встреч с этим чудовищем.
"Да, господа, - начал он, - если вам случится встретиться с серым медведем, то советую сразу оставить его в покое. Другое дело, если вы сидите на хорошем коне и если перед вами расстилается гладкая местность, не особенно поросшая кустарником. Мне довелось однажды видеть, как серый медведь задрал прекрасного коня, который запутался в зарослях, охотник же спасся тем, что вскарабкался на дерево. Я вовремя подоспел тогда и ловко всадил медведю пулю в самый глаз, так что серый полетел вверх тормашками. Но лошадь это не спасло, медведь успел ободрать ее наполовину и вырвал из живота все внутренности. Картина была не из приятных".
Рассказывая, охотник раскрыл нож, отрезал табаку и заложил себе за щеку. Потом продолжал:
"В моей жизни мне частенько приходилось встречаться с серым медведем... Если те молодцы, что пишут книги, увидели бы на своем веку столько, как я, то могли бы написать целый том об этой серой каналье. Жаль, что за каждого убитого мною медведя мне не давали пачку табаку, а то мне хватило бы на целый год. Я вам, так и быть, расскажу еще об одной из моих встреч с серым медведем.
Я состоял тогда охотником и проводником при караване переселенцев, направлявшихся к Орегону. Я, понятно, всегда ехал впереди каравана и иногда довольно далеко оставлял его за собой, разыскивая место для ночной стоянки. И вот однажды я нашел уголок, несколько поросший деревьями, что в той местности считается большой редкостью. Лучше нельзя было ничего и придумать для ночлега, а потому я слез со своей кобылы, расседлал ее и, спутав, пустил в траву, чтобы она успела наесться до прибытия остальных животных нашего каравана. Тем временем мне посчастливилось убить чернохвостого оленя; я разложил огонь и принялся жарить кусок мяса. Караван все еще не давал о себе знать; а потому, поев, я взял ружье и решил побродить немного по окрестностям. Кобыла моя порядком устала, и я, пожалев ее, отправился пешком, что, конечно, было величайшей глупостью с моей стороны. Взобравшись на ближайший холм, я увидел открытую местность, на которой паслось стадо коз, или антилоп, как вы их называете. Подойти к ним не было никакой возможности, а потому я решил прибегнуть к хитрости и, вернувшись в лагерь, захватил с собой свое красное одеяло. Прикрывшись, я подошел к козам шагов на триста. Через дырку в одеяле я отлично видел все, что делалось передо мной, и немедленно остановился, как только козы проявили некоторое беспокойство при виде моего красного одеяла. Я захватил предварительно жердь и теперь повесил на нее одеяло; но при этом пришлось пустить в ход нож, чтобы взрыхлить землю и воткнуть в нее жердь. Прикрывшись одеялом, я спокойно ждал дальнейших событий, прекрасно зная, что козы отличаются большим любопытством. Побегав и понюхав хорошенько воздух, один толстый козлик подошел к моему одеялу шагов на пятьдесят. Эта смелость стоила ему жизни, так как мне было очень удобно стрелять через дырку, проделанную в одеяле. Я хорошо знал, что выстрел не напугает коз и что они разбегутся только при моем появлении, а потому я продолжал прятаться за одеяло и, зарядив ружье, собирался снова выстрелить в коз, которые приближались ко мне, несмотря на смерть их товарища. Вдруг все стадо круто повернуло от меня и обратилось в бегство, как будто за ним гналась стая волков. В ту же минуту за спиной у меня раздалось характерное фырканье, и, обернувшись, я увидел в двадцати шагах такого громадного серого медведя, какого мне еще никогда не случалось встречать.
Вы мне, конечно, не поверите, если бы я вам сказал, что в эту минуту не испытывал страха, нет, говоря по правде, я порядком-таки трухнул. Сначала мне пришло в голову дать тягу; но потом я сообразил, что серый легко догонит меня, так как деревья, на которые я мог бы вскарабкаться, находились от нас на расстоянии полумили. К тому же я заметил, что медведь подвигался все медленнее и медленнее, часто садился на задние лапы и обнюхивал воздух. Видно, мое красное одеяло сильно смущало эту каналью, а потому я прикрылся им хорошенько и не подавал никаких признаков жизни. Подойдя шагов на десять, медведь остановился и в нерешительности сел перед одеялом. Но во мне заговорил тогда охотничий инстинкт, и я не смог вытерпеть подобной дерзости со стороны этой бестии. Не долго думая, прицеливаюсь, стреляю и в то же мгновенье осознаю, что сделал большую глупость... Оставь я медведя в покое - он и сам убрался бы подобру-поздорову, побоявшись дотронуться до одеяла. А теперь был уже иной разговор: нервы мои расходились, рука дрогнула, и вместо того, чтобы смертельно ранить зверя в сердце, я лишь слегка оцарапал ему бок. Рассвирепев, медведь забыл о страхе, который ему внушало мое одеяло, заревел как бык, полизал свою рану и со всех ног бросился ко мне. Дело принимало дурной оборот, и приходилось вступить в рукопашный бой с этим чудовищем, а потому я выхватил охотничий нож и бросил ненужное мне ружье. Но вдруг в голову мне пришла счастливая мысль. Я бывал в Санта-Фе у желтолицых мексиканцев и два или три раза видел бой быков; мне вспомнилось, что матадоры бросают на быка свои красные плащи в ту минуту, когда разъяренное животное готово пронзить смельчаков своими рогами. Прежде чем медведь подбежал ко мне, я развернул одеяло, которое я обычно носил по-мексикански, а потому в нем имелось отверстие для головы. В тот миг, когда медведь готов был схватить меня своими страшными лапами, я так удачно набросил одеяло, что рыло чудовища прошло в ту дырку, в которую я просовывал свою голову. После этого я со всех ног бросился к лагерю. Сначала я бежал, не смея оглядываться, но потом, повернув голову, увидел, что медведь все еще сидел на том месте, где я его покинул. Немного погодя я снова обернулся, и - уверяю вас - картина, которая представилась моим глазам, заставила бы рассмеяться любого ипохондрика: одеяло по-прежнему висело на шее у медведя, и он изо всех сил ревел, стараясь сорвать с себя это неприятное украшение. Временами он поднимался на задние лапы, и тогда имел такой забавный вид в своей красной мантии, что я хохотал как сумасшедший, хотя несколько минут назад дрожал за свою жизнь. Мой серый приятель пробовал также бежать вдогонку, но при этом путался в одеяле и падал на землю. Полюбовавшись немного этой картиной, я благополучно достиг лагеря, прежде чем медведь успел освободиться от подарка, который я ему преподнес. Оседлав лошадь, я поехал разыскивать свое ружье, в надежде свести окончательные счеты с моим серым преследователем. Он все еще волочил за собой мое одеяло. Разыскав и зарядив ружье, я быстро догнал медведя, и он выказал прежнюю готовность вступить со мной в бой. Но теперь обстоятельства изменились, и рука моя не дрогнула, так как на лошади я чувствовал себя в безопасности. Дело, конечно, кончилось тем, что смертельно раненный медведь свалился на землю, все еще прикрываясь одеялом. Но - увы! - надо было видеть, в каком жалком состоянии находилось теперь мое великолепное красное покрывало! В нем не было ни одного целого местечка, и я желал одного: чтобы черт побрал всех серых медведей".
Глава XXVI
БИТВА С СЕРЫМИ МЕДВЕДЯМИ
Вслед за тем Адюбсон вспомнил происшествие, приключившееся с целым отрядом, которым командовал бравый капитан. Отряд этот был застигнут снежной бурей в горах Санта-Фе и должен был остановиться в глубокой долине, которая и в хорошую-то погоду была не особенно проходимой, а во время снежной бури превращалась в настоящую западню. Вот что об этом рассказывал сам капитан:
"Впереди нас и за нами лежал глубокий снег. Он заполнил собой громадные овраги, и малейшая попытка двинуться с места могла стоить жизни всему отряду; два смельчака, отправившиеся искать дорогу, чуть было не провалились в снег с головой. По обеим сторонам лагеря поднимались крутые склоны, по которым можно было бы взобраться в хорошую погоду, но не теперь, когда все выступы были покрыты слоем скользкого льда. Накануне был мороз, но в этот день температура повысилась, и мягкий снег не в состоянии был выдержать нашей тяжести. Таким образом, все наши попытки выбраться из долины оказались тщетными, и мы уже три дня голодные сидели вокруг огня. Небо было покрыто серыми облаками и снег продолжал валить большими хлопьями.
На площадке, давшей нам приют, росло штук пятьдесят сосен, принадлежавших к породе карликовых. Они послужили дровами для нашего костра; но - увы! - у нас не было ни куска мяса, чтобы изжарить их на этом огне. Мужчины съели уже ружейные чехлы, сделанные из мягкой кожи, и теперь добирались до подошв своих мокасин. Женщины, закутавшись в мантильи, тесно прижимались к отцам, мужьям и братьям. Последняя порция сушеного мяса, которую приберегали для женщин, была распределена между ними наутро третьего дня. Но что нас ожидало дальше? Временами среди женщин раздавался жалобный стон, но в общем на их лицах было спокойствие, свойственное женщинам, в жилах которых течет испанская и американская кровь. Многие мужчины проявили меньше стойкости и облегчали свои страдания энергичными проклятиями; глаза у них помутнели, что говорило о приближавшемся безумии, а тощие мускулы на щеках непроизвольно вздрагивали и начинали дрожать. К счастью, на небе показалась узкая золотистая полоса, свинцовые облака начали расходиться, и часа через два снег перестал падать. Некоторые мужчины, взяв ружья, отправились искать выход из долины, но снега было так много, а мы так ослабли, что попытки эти ни к чему не привели. Один из охотников по имени Гарри потрогал снег рукой и заявил уверенным тоном, что к ночи будет мороз и нам еще до солнечного восхода удастся выбраться из долины. При этих словах лица у всех прояснились, к тому же вскоре подул холодный ветер, и сопровождавшие нас индейцы взялись за свои томагавки, чтобы нарубить новый запас дров. Через некоторое время один из индейцев вдруг воскликнул;
- Ям! Ям! - и начал усердно рубить замерзшую землю своим торопом.
- А ведь индеец прав! - отозвался Гарри. - Он действительно нашел "человеческий корень".
Так горные жители называют съедобный корень, который своей формой, а иногда и своей величиной, напоминает человеческое туловище. Немедленно к индейцу присоединилось еще с полдюжины мужчин, и все вместе деятельно принялись за работу, но топоры только портились и отскакивали от каменной и замерзшей земли, а потому решено было разложить хороший огонь в том месте, где находился драгоценный корень.
В эту минуту в скалах, нависший над нами, раздался треск, напоминавший падение дерева, и на нашу площадку свалилось какое-то животное, гулко ударилось головой о землю, потом еще подскочило кверху на несколько футов и, перевернувшись в воздухе, сразу стало на все четыре ноги. Громкое "ура" встретило появление этого животного, в котором мы узнали горного барана; он в два прыжка слетел к нам со страшной высоты, причем всякий раз падал на свои большие и полукруглые рога. В первое мгновение баран и охотники смотрели друг на друга в недоумении, но потом последние схватились за ружья, а животное обратилось в бегство; но было уже поздно: раздалось несколько выстрелов, снег окрасился кровью, и мы, подобно стае голодных волков, бросились по следам своей добычи, чтобы притащить ее в лагерь. Но оттуда вдруг донеслись до нас крики оставшихся там мужчин, визг женщин, - словом, какая-то смесь проклятий и криков ужаса. Мы поспешили обратно в лагерь, и глазам нашим представилась такая картина, которая заставила содрогнуться даже самых мужественных. На одной из скал стояло пять горных чудовищ, именуемых серыми медведями! Может быть, сзади были еще и другие канальи, но и этих пяти было совершенно достаточно, чтобы истребить весь наш отряд, зажатый на небольшом пространстве и обессиленный голодом.
Надо полагать, медведи гнались за горным бараном, и теперь в их глазах светился голод и обманутое ожидание. Все мы бросились к оружию, но опытные охотники советовали воздержаться от нападения; однако было уже поздно, так как раздалось с полдюжины неудачных выстрелов, и слегка раненые медведи пришли в сильную ярость.
- Уведите женщин в безопасное место! - крикнул Гарри немцу-доктору, который сопровождал отряд и, по-видимому, был мало пригоден к битве с медведями. Тем временем другие охотники продолжали стрелять в животных, пока они спускались вниз, прыгая со скалы на скалу, но наши ружья были в неисправности, нервы перенапряжены, и пальцы окоченели от холода, так что мы расстреляли все заряды и, тем не менее, не смогли убить ни одного медведя. Самые мужественные из отряда, вооружившись ножами и топорами, ждали животных у подножия скалы. Еще мгновенье - и пять огромных и косматых тел с яростным ревом свалились в толпу полузамерзших и истощенных голодом людей. Битва не поддается описанию. Всюду слышались крики охотников, вопли индейцев, ворчанье медведей, стук топоров, лязг ножей и раздирающие душу стоны, когда ужасные когти разрывали людей. Люди и медведи падали на землю и качались в сугробах снега, окрашивая его потоками крови. Кое-где виднелись уже замертво упавшие в снег, и с каждым мгновением уменьшалось число способных к битве с медведями.
С самого начала я был повален на землю ударом могучей лапы; поднявшись на ноги, я увидел, что зверь, сваливший меня, придавил теперь своим телом моего близкого друга Годэ. Хотя я и чувствовал сильное головокружение, но, вцепившись в густую шерсть медведя, я успел всадить ему между ребрами свой охотничий нож. Медведь оставил Годэ в покое и набросился на меня. Избегая его страшных объятий, я отскочил в сторону и, попав во впадину, занесенную снегом, опрокинулся в ней на спину. В то же мгновение медведь повалился на меня всей своей тяжестью, острые когти вонзились мне в плечо, я задыхался от зловонного дыхания чудовища и правой, свободной рукой продолжал наносить ему удары. Силы покидали меня, кровь обильно текла из ран, снег залепил глаза, и я испустил слабый крик предсмертного отчаяния. Потом до слуха моего долетело шипение, сильный свет ослепил мне глаза, и какой-то горячий предмет скользнул по моему лицу и обжег кожу. В тот же миг меня поразил запах гари, и когти перестали раздирать мои раны. О чудо! С груди моей свалилась невыносимая тяжесть, я был один. Поднимаюсь на ноги, протираю глаза, но ничего не вижу, так как нахожусь в глубокой яме, продавленной в снегу во время борьбы. Вокруг все залито кровью; но что сталось с моим противником? Кто вырвал меня из его страшных объятий?
С трудом выбрался из своей ямы, и дивное зрелище представилось моим глазам. Какой-то господин престранного вида бегал по нашему лагерю, размахивая громадной головней и погоняя ею одного из медведей, который, ревя от страха и боли, делал невероятные усилия, чтобы взобраться на скалу. Два других медведя, истекая кровью, тоже искали спасения в бегстве и уже находились на скалах, нависших над нашим лагерем. Туда же поспешил забраться и третий медведь, которому этот господин прижигал шерсть и ляжки своей горящей головней. Покончив с ним, этот человек бросился к четвертому медведю и обратил его в бегство в ту минуту, как он уже начинал одолевать своих изнемогавших противников. После этого странный господин начал искать пятого медведя, но его нигде не было видно, точно он провалился сквозь снег. Гарри, который в начале битвы был повален на землю, вскочил теперь на ноги и бросился к человеку. Тот был совершенно лыс, так что голова его блестела на солнце, как шар из слоновой кости. Размахивая каким-то предметом, Гарри заключил лысого господина в свои объятия, крича:
- Доктор, вот ваш скальп! Клянусь Богом, вы наш избавитель!
Всматриваюсь ближе - и, действительно, узнаю доктора нашего отряда: потеряв свой парик, почтенный эскулап изменился до неузнаваемости. Однако нам было не до смеха, так как в разных местах начинали шевелиться и стонать наши израненные товарищи. Но где же был пятый медведь? Только четырем из них удалось взобраться на скалы.
- Он здесь! - крикнул чей-то голос, исходивший из снежной кучи, в которой человек продолжал еще борьбу с медведем. Многие бросились заряжать ружья, и доктор вооружился свежей головешкой. Но прежде чем были окончены эти приготовления, из снежной кучи раздался страшный крик, от которого кровь застыла у нас в жилах. Индейцы, схватив томагавки, первыми бросились к месту борьбы, они поняли значение этого крика: это был предсмертный призыв одного из членов их племени! Мы с трепетом следили за теми, которые бросились на помощь погибавшему. Вот они уже достигли рокового места и столпились вокруг него в зловещей тишине. В следующее мгновение жалобный вой индейцев возвестил нам о печальной судьбе, постигшей их товарища, и в нашем лагере раздались звуки похоронной песни, принятой у индейцев племени саскачеван. Храбрый воин умер, вонзив свой нож в самое сердце обнявшего его медведя!
Эта единственная человеческая жертва спасла жизнь многим из нас. В тот же вечер у нас был ужин из медвежьего мяса. Горного барана решено было припрятать до следующего дня. Затем нам представлялась возможность прокормиться еще один день тем съедобным корнем, который был найден вблизи нашего лагеря. А потом? Может быть, нас ожидала страшная необходимость питаться человеческим мясом! К счастью, дело не дошло до этой крайности, так как мороз усиливался, и начавший было таять снег покрылся корой льда, достаточно прочной, чтобы выдержать тяжесть человеческого тела. Благодаря этому мы выбрались из этой пропасти".