Галлеру не могли не бросаться в глаза также грубые земледельческие орудия. Эти грохочущие "carret'ы" с их широкими, необитыми деревянными колесами, первобытный плуг, вилообразно выструганный из дерева и едва взрывающий землю, быки, запряженные попарно в одном ярме на рогах, - все это было для него ново; но остановиться он не мог ни на чем, движимый одним желанием: вперед, вперед!
На пятый день пути путешественники въехали в жалкую деревеньку Парида, которая обещала, как оказалось, так мало комфорта, что на другое же утро они были снова на пути в городок Сокорро, последнее населенное место Нью-Мексико вплоть до самой ужасной пустыни - Jornade del muerte, то есть "Путина смерти".
По этому пути, в "Путину смерти", Годэ еще никогда не случалось ездить, но в Париде им представился случай нанять проводника по пустыне. Этот человек сам предложил свои услуги, а так как Галлер узнал, что в Сокорро нелегко будет найти проводника, то он согласился взять этого, хотя наружность грубого малого ему и не понравилась.
Прибыв в Сокорро, он убедился, что проводника здесь действительно не достать ни за какие деньги, и постарался примириться с нанятым парнем ввиду серьезных опасностей, предвидевшихся в "Путине смерти" и среди ее случайных гостей, диких апачей.
В Сокорро только и было толков, что об индейцах. Рассказывали, что дикари напали на крупный караван неподалеку от Фра-Кристоваля, увели всех мулов и перебили всех до одного "arrieros" - погонщиков. Все местечко было в большом волнении по поводу этой вести, в страхе от ожидания нападения, и здесь на Галлера посмотрели, как на сумасшедшего, когда узнали об его намерении проехать через "Путину смерти".
Но Галлеру чужда была нерешительность. Он узнал, что караван проходил через Сокорро всего три дня назад; таким образом, у него была надежда догнать своих прежних спутников и присоединиться к каравану еще раньше, чем он успеет выехать из Эль-Пасо. Ввиду этого он приказал обоим слугам собираться и рано утром выехать.
Галлер и Годэ проснулись еще до рассвета. Годэ вышел, чтобы разбудить проводника и вместе с ним оседлать животных, но через минуту вбежал с криком:
- Сударь, он убежал! Мошенник сбежал!
- О ком вы говорите? Кто сбежал? - воскликнул Галлер.
- Этот гнусный мексиканец! И мула увел... Украл мула, сел на него и ускакал! Да взгляните сами!
С тревожным чувством пошел за ним Галлер. Что, если... конь... его конь?.. Но нет, слава Богу, конь здесь! Но один из мулов вместе с навьюченным грузом исчез.
"Быть может, негодяй еще не успел скрыться, - подумал Галлер, - быть может, он еще в городе".
Во все стороны разослали гонцов, пошли и сами на поиски; все было напрасно. Наконец они узнали от одного новоприбывшего, что он встретил человека, похожего по виду на проводника, скакавшего галопом на муле вверх по течению. Сомнений не оставалось.
Что было предпринять? Погнаться за вором в Париду? Это был бы напрасный труд, так как тот не будет, конечно, так глуп, чтобы ехать по большой проезжей дороге. Галлер решил волей-неволей примириться с этим, пока не получит возможность с возвращением купцов поймать мошенника и предать его в руки властей.
Надо было, однако, позаботиться найти другого проводника. Галлер обратился к хозяину гостиницы, но безуспешно: никто теперь не согласится отправиться через "Путину смерти". Он обращался и к торговцам, и к разным зевакам на рыночной площади - один и тот же ответ отовсюду: невозможно, страшно, апачи, один и тот же отрицательный жест, общий во всей Мексике: помахивание указательным пальцем перед носом.
- Ну, Годэ, как быть? Ясно, что проводника нам не достать. Остается попытаться самим отправиться. Что вы об этом скажете, товарищ?
- Я готов, сударь! Едем без проводника!
И Галлер отправился в путь в сопровождении своего преданного спутника и единственного уцелевшего вьючного мула. На ночлег они остановились в так называемых "Бельведерских развалинах" и утром выехали навстречу опасности, быть может, гибели.
Через два часа они подъехали к ущелью Фра-Кристоваль. Тут дорога прерывалась речкой и, изгибаясь, вела в безводную пустыню. Путешественники переправились вброд на восточный берег и, прежде чем двинуться дальше, наполнили драгоценной влагой кожаный мех мула и свои походные фляги и напоили вволю животных.
Со свежими силами и в довольно бодром настроении поехали они дальше. Галлер уже перестал жалеть о потере другого мула и весело думал о скором свидании с Сен-Врэном и остальными друзьями; но обстановка очень мало благоприятствовала сохранению этого бодрого настроения. Пустыня начинала оправдывать свое ужасное прозвище "Путины смерти". Тропинка была вся усеяна костями животных, порой среди костей виднелись и человеческие; вместе, в одних кучах лежали они, и волки одновременно обгладывали их. Тут погибали они, в ужасе и отчаянии, на этом безводном пути - а между тем стоило сделать еще немного усилий - и воду можно было достать; если бы они только знали об этом!..
Попадались путешественникам на дальнейшем пути и другие предметы, изделия рук человеческих: погнутая жестяная бутыль, старая шляпа, обрывок седла, ремня... все это рассказывало печальную повесть погибших жизней.
А они добрались только до начала пустыни. Пока еще они бодры. Как-то они доедут до противоположного края ее? Не оставят ли и они подобных знаков на память?..
Тягостные предчувствия овладевали душами Галлера и Годэ при взгляде на голую, бесконечную равнину. Они не боялись апачей, но сама природа внушала эти тоскливые и тревожные мысли и чувства. Приближается полдень. Солнце подымается все выше, и с каждым мгновением его лучи становятся все нестерпимее знойными. Дует сильный ветер, но он не обвевает путников прохладой, а, наоборот, обдает их духотой и больно царапает лицо взметаемым колючим песком.
Вот солнце достигло зенита. С трудом подвигаются они по зыбкому песку. На целые мили вокруг ни кустика, ни былинки. Нет больше путеводной нити в следах тележных колес: их занесло зыбким песком. Голое песчаное однообразное пространство, желтоватая безводная и бесплодная пустыня...
И вдруг - словно чьей-то волшебной силой рожденная картина: взметенные могучим вихрем массы песка подымаются, растут, вытягиваются огромными колоннами к самому небу, кружатся, колышутся над голой равниной. Желтые и светящиеся, они отражают в своих кристаллах блестящие солнечные лучи. С безумной быстротой движутся они вокруг самих себя и медленно подвигаются вперед, все ближе и ближе к путникам.
С испугом и страхом смотрит Галлер на эти песчаные колонны. Он слышал, что такие бури обладают чудовищной силой, что они могут подхватить даже тяжелые предметы, подбросить их на ужасающую высоту и снова швырнуть наземь - и не без основания боялся такой участи для себя и своего спутника.
Вдруг, испуганный этим жутким явлением, мул рванул аркан и, сорвавшись, бросился бежать за холмы. Годэ погнался галопом за ним. Галлер остался один.
Вот снова закружились десять, двенадцать колоссальных колонн, движутся, обступая одинокого всадника со всех сторон, замыкая его в свой круг. Есть в них что-то призрачное, словно они существа из таинственного мира духов, одаренные демонической жизнью.
Вот две из них движутся навстречу друг другу, сошлись, вступили в бой, уничтожили друг друга. Песок рухнул на равнину, а пыль желтой бесформенной массой насыщает воздух, разносится ветром.
Несколько колонн приблизились друг к другу и, не сливаясь, обступили Галлера тесным кольцом. Сенбернар Альп лает и воет, Моро дрожит всеми членами.
Галлер сидит в нерешительности в седле и ждет исхода. В ушах у него шумит и звенит, глаза перестают различать действительные цвета, все кажется окрашенным огнем, мозг словно застывает...
Вот закружился насыщенный песком воздушный поток в дикой пляске. Мгновение - Галлера завертело и выбило из седла. Глаза, рот, уши полны песка; песок и камни яростно хлещут в его лицо... Вот его со страшной силой швырнуло наземь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С минуту Галлер пролежал там, куда упал, полуослепший, полузасыпанный, как в могиле. Все, что он еще мог разглядеть, это что над ним все еще носятся густые тучи пыли. К счастью, он не ушибся. Открыть глаза и свободно смотреть он не мог: глаза были полны песка и страшно болели. Но он мог протянуть руки и принялся шарить и щупать вокруг себя.
Пощупав и не найдя коня, он позвал его по имени; в ответ послышался слабый стон; он ползком добрался до того места, откуда послышался голос, и провел рукою по телу верного животного - оно лежало на боку; но как только Галлер взялся за повод, конь тотчас вскочил, хотя он весь дрожал, подымаясь.
Долго стоял Галлер, опершись о шею коня, очищая глаза от песка и выжидая, пока уляжется вихрь. Наконец воздух очистился, проглянуло опять голубое небо, и Галлер, быстро вскочив в седло, начал прежде всего озираться, отыскивая Годэ. Но его и следа не было видно, и на долгие, громкие крики Галлера только ветер гудел в ответ.
Тогда Галлер поехал по равнине на поиски товарища. Долго скакал он от холма к холму, беспрестанно окликая Годэ по имени, но отклика не было, и не было следов на земле - все было заметено вихрем.
В отчаянии Галлер остановился. Он докричался до хрипоты, до потери сил. Больше он не в силах был искать, до тех пор, по крайней мере, пока не подкрепится глотком воды. Он опустил руку, чтобы достать флягу... Боже милосердный, обе фляги разбились, а большой мех с водой остался на муле!..
А ближе пятидесяти миль нельзя было найти ни капли воды!
Насколько он мог сообразить, он проехал около половины проклятой "Путины смерти"; он чувствовал, что без воды не доедет до конца. В нормальных условиях здоровый человек может вынести жажду в течение нескольких дней, но обессиленному болезнью и долгим жаром Галлеру, истомленному зноем пути, измученному вихрем, не вынести смертельной жажды среди той же знойной пустыни.
От потрясения, волнений и слабости Галлер потерял всякое представление о дороге. После нескольких минут колебания он почти бессознательно направил лошадь на запад. Он смутно сознавал, что уклоняется от дороги на Чихуахуа, но лучше было добыть воды и спасти свою жизнь, чем найти среди пустыни верную смерть.
Так проехал он много миль, держась того же направления на запад - солнце одно указывало одинокому всаднику путь. До вечера Галлер храбро боролся с невыразимой мукой жажды, но к вечеру лихорадка со страшным жаром сделали свое дело. Он потерял сознание, и с этого момента он долго-долго не мог припомнить ничего из того, что было с ним.
Смутно припоминался ему какой-то крутой обрыв на высоком берегу... Долго он ехал к нему, должно быть, потому, что, когда он очутился на нем, солнце высоко стояло на небе... Под ним была пропасть... Дивная река протекала там в изумрудной зелени берегов... Деревья трепетали листвой, воздух благоухал, звучала упоительная музыка птичьих голосов...
Но его сжигала мучительная жажда - воды, воды! Туда полететь, в эту пропасть, где шумит река! И он летит, летит долго, бесконечно, а вода все так же недосягаемо далека!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он впал в полное беспамятство и уже не сознавал, не помнил, не чувствовал ничего.
VIII. Спасение
В большой и светлой комнате, обставленной изящной резной мебелью, лежал на удобной кровати бледный и исхудавший Галлер. Через открытую высокую дверь из соседней комнаты тихо доносится музыка... Галлер растерянно и с недоумением оглядывается вокруг... Не бред ли это? Где он?
Нет, это не бред, живая действительность. Но как все это страшно противоположно той обстановке и тем ужасным переживаниям, воспоминания о которых вдруг затолпились в его душе!
Тихо и нежно доносится песня... Прекрасный женский голос поет под аккомпанемент музыки... Галлер слегка приподнимается в постели и вглядывается в сидящих в соседней комнате: двое мужчин и две дамы. Кто они?
Поближе к двери сидит на низкой оттоманке дама средних лет; она проводит пальцами по струнам арфы, звуки которой он слышал. Благородные черты ее все еще красивого лица носят печать глубоких душевных страданий, и даже игра ее носит характер скорби и боли.
Глаза Галлера переносятся на пожилого мужчину и стоящую совсем близко около него молодую девушку. Мужчина стоит посреди комнаты перед столом, усыпанным множеством листьев, растений и трав, которые он внимательно сортирует и бережно раскладывает между листами книги-гербария. Это, по-видимому, ученый, ботаник. У него цветущее лицо, высокий и широкий лоб мыслителя, голубые глаза за очками в серебряной оправе.
Молодая девушка, помогавшая, по-видимому, ученому в его работе, с милой улыбкой подавая ему падавшие со стола растения, была очаровательное существо. Очевидно, это была дочь старшей дамы, но, в противоположность серьезному и печальному выражению глаз матери, синие глаза девушки смотрели весело и лукаво на Божий мир. По плечам ее вились золотистые локоны пышных волос, которые она то и дело откидывала со лба грациозным движением головы.
Четвертый был высокий мужчина с мрачным выражением лица; в черных как смоль волосах и бороде его сквозила проседь. Одетый в короткую мексиканскую куртку при темных "кальзонеро" с желтыми пуговицами и высокие желтые сапоги с массивными стальными шпорами, он неутомимо шагал взад и вперед по комнате, производя внушительное впечатление, которое не портили ни изборожденный складками лоб, ни мрачные глаза.
Обведя внимательными глазами окружающую его обстановку и людей, Галлер вдруг заметил совсем близко от себя спящую собаку.
- Альп, Альп! - сорвалось невольно громкое восклицание с губ Галлера.
- Мама, слышишь? Больной заговорил! - прозвучал тотчас голос девушки.
Собака вскочила, встала передними лапами на край кровати и, радостно визжа, ткнулась мордой в грудь больного. Галлер гладил ее руками, обрадованно приговаривая ласкательные слова.
- О, папа... мама... он его знает!
Все четверо подошли к постели. Ученый взял руку Галлера, оттолкнув намеревавшегося прыгнуть на подушку Альпа.
- Он положительно выздоравливает! - воскликнул шагавший господин, обращаясь к другому в очках. - Взгляните только на его глаза, доктор, как он весь изменился!
- Да, да, гораздо лучше, значительно лучше, - ответил тот, пощупав пульс больного. - Температура нормальна, лихорадки нет, в глазах сознательное выражение. В моих скромных познаниях больше нет нужды. Цыц, пес! - обратился он тотчас к Альпу. - Ступай прочь, мой добрый пес!
- Кто?.. Где?.. Скажите же мне, где я? Кто вы, скажите мне?! - волнуясь, спросил Галлер.
- Успокойтесь, все друзья, - ответил дружелюбно высокий черноволосый господин. - Вы потеряли сознание в жару, доведенный до безумия жаждой; но теперь все уже прошло, к счастью. Вот это - наш добрый доктор, друг нашей семьи. Это - моя жена, это - дочь моя, Зоя; а меня зовут Сегэн.
Галлер поблагодарил поклоном. Он знал теперь, что приковало его к ложу, но все же не знал, каким счастливым случаем попал он в этот дом. Нетерпеливым вопросом светился взгляд его, обращенный на хозяина дома, и тот понял этот немой вопрос.
- Если позволят ваши силы и доктор, я охотно объясню вам все, - сказал он и остановился, точно ожидая подтверждения ученого.
- Ничего решительно не имею против, - ответил, улыбаясь, доктор. - Я уже больше, повторяю, не врач, а только сочувствующий друг. Завтра наш больной будет в состоянии встать. Удовлетворим же его понятное нетерпение.
- Вам я обязан жизнью, не правда ли? - спросил Галлер, прежде чем начал Сегэн, и протянул ему руку.
- Да, - сказал просто Сегэн, крепко пожимая протянутую руку.
- Как попал я в этот дом? Дом ваш, сколько я могу понять? Как я попал сюда? Где вы нашли меня?
- Нашел я вас в не совсем надежном положении, - ответил Сегэн, улыбаясь. В сущности, я едва ли могу приписывать себе заслугу вашего спасения, вы им обязаны своему благородному коню.
- О, мой верный конь, мой Моро! Я лишился его!
- Ваш конь пасется шагах в пятидесяти от вас, и, я думаю, вы найдете его в несколько лучшем состоянии, чем видели в последний раз. Оба ваши мула тоже во дворе, и весь ваш груз цел, вы все найдете в полном порядке.
- А что с...
- Вы хотите спросить о Годэ? - перебил его Сегэн. - Не беспокойтесь, и он в полной безопасности. Он проезжает теперь одного моего коня и скоро вернется.
- О, какие все добрые вести! Как мне вас благодарить! Вы сказали, что меня спас мой конь? Как же это произошло?
- А вот как. Мы нашли вас на расстоянии нескольких миль от этого дома на высоком утесе, на который взбираются, чтоб смотреть сверху на Рио-дель-Нортэ. Вы упали с края в самую бездну и повисли на аркане, счастливым случаем обвившемся вокруг вашего тела. Одним своим концом аркан был прикреплен к седлу, и благородное животное, перегнувшись на задние ноги, удерживало вас всей тяжестью на весу.
- Мой дивный Моро! Какое ужасное положение!
- О да, поистине ужасное. Если бы вы сорвались, вам пришлось бы пролететь пятьсот футов, прежде чем вы разбились бы о скалы внизу. Положение истинно страшное.
- Вероятно, я попал туда в поисках воды?
- В лихорадочном бреду вы шагнули с края обрыва и сделали бы это еще раз, если бы мы вас не удержали. Когда мы втащили вас на утес, вы боролись с нами, порываясь снова кинуться. В смертельной истоме жажды вы видели под собой одну только воду, не замечая и не осознавая пропасти. Такая степень жажды страшная вещь, похожая на помешательство.
- Кое-что мне припоминается, но я думал, что все это был сон. Давно ли я в вашем доме?
- Пятый день. Первые три дня вы метались в жару и в бреду, так что мы едва могли удержать вас в постели; вчера вы успокоились, а сегодня у вас прояснилось в голове. Ну, и довольно с вас на первый раз, - прибавил он весело и решительно. - Я ответил на все ваши вопросы, а теперь отдохните хорошенько, поспите несколько часов, чтобы вполне собраться с силами к завтрашнему дню. К тому же я и сам тороплюсь, - прибавил он, взглянув на часы, - у меня есть серьезное дело, и чтобы попасть вовремя, я должен поспешить. Но через несколько дней я возвращусь. Доктор позаботится в мое отсутствие обо всем необходимом для вас. Моя жена и дочь будут ходить за вами.
- Благодарю, благодарю вас!
- Вам было бы всего лучше остаться здесь у нас до тех пор, пока ваши друзья, о которых я знаю от Годэ, вернутся из Чихуахуа. Путешественникам придется проезжать неподалеку отсюда, и я извещу вас, когда они будут подъезжать. Но мы еще успеем поговорить обо всем этом, когда я возвращусь. Вы найдете тут у нас много книг на различных языках; мои дамы будут развлекать вас музыкой. Не скучайте. До свидания!
- Одну минуту, сударь! - взволнованно воскликнул Галлер, приподымаясь и протягивая обе руки Сегэну. - Гостеприимство - одна из благороднейших черт жителей этих южных стран, - заговорил он, глубоко тронутый и горячо пожимая протянутую ему Сегэном руку, - но в отношении меня, человека совершенно вам чужого, вы обнаруживаете его в такой степени, что я совсем теряюсь... Поверьте мне, по крайней мере, что для меня не будет такой тяжелой жертвы, самой тяжелой, которой я с радостью не принес бы, чтобы доказать вам свою благодарность.
Несколько секунд молча смотрел мрачный господин на своего гостя, потом легкая улыбка скользнула по его лицу и еще не сошла с губ, когда он ответил:
- Я верю вашей искренности, за нее ручаются ваши глаза. Но... не обещайте слишком много. Быть может, скоро наступит момент, когда мне придется напомнить вам о ваших словах.
И раньше, чем Галлер успел вникнуть хорошенько в смысл этих слов, он крепко пожал в последний раз его руку, доктор и дамы пожелали ему крепкого сна, и дверь соседней комнаты закрылась.
Оставшись один, Галлер некоторое время думал обо всем необычайном, пережитом в последнее время, но вскоре веки его отяжелели, и смутные сновидения заволокли в уме всю действительность.
IX. Автобиография Сегэна
Дом Сегэна был обнесен обширной четырехугольной оградой, тянувшейся до самого берега реки Рио-дель-Нортэ. Ограда состояла из высоких и толстых глиняных стен, обсаженных вверху колючей изгородью из кактусов; дом был окружен внутри ограды великолепным садом, в конце которого, близ самой реки, была построена небольшая деревянная башня, откуда открывался чудесный вид на местность, окружавшую ограду.
Местность вокруг казалась дикой и необитаемой. На огромном пространстве, какое только мог охватить глаз, тянулась красивая листва хлопчатника, бросавшая мягкую тень на реку. На юге, почти на самом краю горизонта, высился единственный церковный купол. Это была церковь Эль-Пасо, окруженная поросшими виноградниками холмами. На востоке синели Скалистые горы, на западе тянулась двойная горная цепь, по пустынным ущельям которой редко ступала человеческая нога. Даже безумно смелые звероловы с большими предосторожностями решаются забираться в эту почти неведомую область, простирающуюся на север от страны апачей и навахо.
Галлер, уже десять дней пользовавшийся гостеприимством в этом доме, очень мало успел познакомиться с окрестностями, довольствуясь прогулками по саду в обществе Зои и ее матери, к которым искренно привязался, и в обществе милого доктора, жившего уже несколько месяцев в доме Сегэна, дружески предоставившего в распоряжение ученого ботаника свой богатейший сад.
В таком милом обществе время летело незаметно для выздоровевшего Галлера. Чтение, музыка вместе с Зоей, рисование, прогулки и дружеские беседы наполняли весь день, так что, когда однажды перед ним очутился вернувшийся из своей таинственной поездки хозяин дома, он был изумлен, что тот провел в отсутствии целых десять дней.
Сегэну очень польстило это удивление гостя, свидетельствовавшее о том, что тот хорошо чувствовал себя в его доме, и он дружески выражал свое удовольствие по этому поводу; но все время на лице его было выражение рассеянности и беспокойства; которое не могло не броситься в глаза Галлеру, как тот ни старался владеть собой.
Прошел еще день, а настроение Сегэна не изменялось: он был очень любезен и внимателен в обращении, но по-прежнему лицо и движения его говорили о скрытом волнении и беспокойстве, и Галлер тщетно ломал себе голову, что бы могли быть за причины такого состояния.
Только на третий день Галлеру все объяснили. После обеда Сегэн пригласил Галлера в свой кабинет, объявив ему, что хочет поговорить с ним наедине. Введя гостя, он тщательно запер дверь на задвижку и, едва оба уселись, начал без обиняков:
- Вы произвели на меня впечатление человека, заслуживающего глубокого доверия, и я намереваюсь довериться вам так, как еще никогда не доверялся никому. Я расскажу вам поэтому кое-что о своей жизни. Я вижу, вам хочется спросить, почему и зачем я это делаю?.. Это вы узнаете, когда я кончу свой рассказ. Скажу пока только, что в последнюю мою поездку обнаружились обстоятельства, вынуждающие меня напомнить вам ваше обещание и заявить притязания на благородные чувства, которые вы ко мне питаете. Угодно ли вам выслушать биографию несчастного человека и его последующую просьбу?
Пораженный и недоумевающий Галлер молча утвердительно кивнул головой.
- Меня считают французом; это неверно, я креол из Нью-Орлеана. Мои родители жили на французском острове Санто-Доминго, но во время восстания негров вынуждены были бежать, и имущество их было конфисковано. Захватив, что только удалось спасти, семья моя бежала в Нью-Орлеан.
Окончив курс горным инженером, я был приглашен на службу одним мексиканским владельцем копей, знакомым моего отца. Я был еще молод и, прожив несколько лет в горных рудниках Сан-Луи Потоси, успел скопить из своего жалованья небольшое состояние; я начал подумывать о том, чтобы создать себе собственное дело.
Давно уже носились слухи, что у притоков Джилы существуют богатые золотоносные жилы. Я явился сюда с несколькими рабочими и, посвятив несколько недель исследованию местности, нашел в горах неподалеку от Джилы драгоценную руду.
Пять лет я проработал во главе созданного мной предприятия и приобрел значительное состояние. Тогда я счел своевременным позаботиться об устройстве своего семейного счастья. Передав дело управляющему, я уехал в Hью-Орлеан, где жила подруга моей юности красавица кузина Адель. Она также осталась мне верна; мы поженились, и я привез ее сюда.
Я выстроил себе дом в Вальвердэ, ближайшем к моим рудникам населенном пункте. В то время это была цветущая местность, а теперь она превращена в развалины набегами апачей.
Несколько лет мы прожили там в богатстве и счастье... Я оглядываюсь на эти годы как на пору величайшего безоблачного счастья.
Бог благословил наш союз двумя детьми, девочками. Младшая похожа на свою мать, как вы, вероятно, заметили. Старшая была больше похожа на меня. Как мы любили наших крошек! Как мы были счастливы!
В Санта-Фе был назначен новый губернатор. Это был жестокий тиран, нагнавший ужас на всю область. Не было такого позорного поступка и такого гнусного преступления, на которое это чудовище не было способно.
Вначале он держался довольно прилично, в лучших местных домах ему устраивали торжественные приемы; так как и мой дом принадлежал к лучшим, то он и мне часто оказывал честь своим посещением. С течением времени он начал бывать у нас все чаще и чаще; через несколько месяцев я понял причину этого.
На пятый день пути путешественники въехали в жалкую деревеньку Парида, которая обещала, как оказалось, так мало комфорта, что на другое же утро они были снова на пути в городок Сокорро, последнее населенное место Нью-Мексико вплоть до самой ужасной пустыни - Jornade del muerte, то есть "Путина смерти".
По этому пути, в "Путину смерти", Годэ еще никогда не случалось ездить, но в Париде им представился случай нанять проводника по пустыне. Этот человек сам предложил свои услуги, а так как Галлер узнал, что в Сокорро нелегко будет найти проводника, то он согласился взять этого, хотя наружность грубого малого ему и не понравилась.
Прибыв в Сокорро, он убедился, что проводника здесь действительно не достать ни за какие деньги, и постарался примириться с нанятым парнем ввиду серьезных опасностей, предвидевшихся в "Путине смерти" и среди ее случайных гостей, диких апачей.
В Сокорро только и было толков, что об индейцах. Рассказывали, что дикари напали на крупный караван неподалеку от Фра-Кристоваля, увели всех мулов и перебили всех до одного "arrieros" - погонщиков. Все местечко было в большом волнении по поводу этой вести, в страхе от ожидания нападения, и здесь на Галлера посмотрели, как на сумасшедшего, когда узнали об его намерении проехать через "Путину смерти".
Но Галлеру чужда была нерешительность. Он узнал, что караван проходил через Сокорро всего три дня назад; таким образом, у него была надежда догнать своих прежних спутников и присоединиться к каравану еще раньше, чем он успеет выехать из Эль-Пасо. Ввиду этого он приказал обоим слугам собираться и рано утром выехать.
Галлер и Годэ проснулись еще до рассвета. Годэ вышел, чтобы разбудить проводника и вместе с ним оседлать животных, но через минуту вбежал с криком:
- Сударь, он убежал! Мошенник сбежал!
- О ком вы говорите? Кто сбежал? - воскликнул Галлер.
- Этот гнусный мексиканец! И мула увел... Украл мула, сел на него и ускакал! Да взгляните сами!
С тревожным чувством пошел за ним Галлер. Что, если... конь... его конь?.. Но нет, слава Богу, конь здесь! Но один из мулов вместе с навьюченным грузом исчез.
"Быть может, негодяй еще не успел скрыться, - подумал Галлер, - быть может, он еще в городе".
Во все стороны разослали гонцов, пошли и сами на поиски; все было напрасно. Наконец они узнали от одного новоприбывшего, что он встретил человека, похожего по виду на проводника, скакавшего галопом на муле вверх по течению. Сомнений не оставалось.
Что было предпринять? Погнаться за вором в Париду? Это был бы напрасный труд, так как тот не будет, конечно, так глуп, чтобы ехать по большой проезжей дороге. Галлер решил волей-неволей примириться с этим, пока не получит возможность с возвращением купцов поймать мошенника и предать его в руки властей.
Надо было, однако, позаботиться найти другого проводника. Галлер обратился к хозяину гостиницы, но безуспешно: никто теперь не согласится отправиться через "Путину смерти". Он обращался и к торговцам, и к разным зевакам на рыночной площади - один и тот же ответ отовсюду: невозможно, страшно, апачи, один и тот же отрицательный жест, общий во всей Мексике: помахивание указательным пальцем перед носом.
- Ну, Годэ, как быть? Ясно, что проводника нам не достать. Остается попытаться самим отправиться. Что вы об этом скажете, товарищ?
- Я готов, сударь! Едем без проводника!
И Галлер отправился в путь в сопровождении своего преданного спутника и единственного уцелевшего вьючного мула. На ночлег они остановились в так называемых "Бельведерских развалинах" и утром выехали навстречу опасности, быть может, гибели.
Через два часа они подъехали к ущелью Фра-Кристоваль. Тут дорога прерывалась речкой и, изгибаясь, вела в безводную пустыню. Путешественники переправились вброд на восточный берег и, прежде чем двинуться дальше, наполнили драгоценной влагой кожаный мех мула и свои походные фляги и напоили вволю животных.
Со свежими силами и в довольно бодром настроении поехали они дальше. Галлер уже перестал жалеть о потере другого мула и весело думал о скором свидании с Сен-Врэном и остальными друзьями; но обстановка очень мало благоприятствовала сохранению этого бодрого настроения. Пустыня начинала оправдывать свое ужасное прозвище "Путины смерти". Тропинка была вся усеяна костями животных, порой среди костей виднелись и человеческие; вместе, в одних кучах лежали они, и волки одновременно обгладывали их. Тут погибали они, в ужасе и отчаянии, на этом безводном пути - а между тем стоило сделать еще немного усилий - и воду можно было достать; если бы они только знали об этом!..
Попадались путешественникам на дальнейшем пути и другие предметы, изделия рук человеческих: погнутая жестяная бутыль, старая шляпа, обрывок седла, ремня... все это рассказывало печальную повесть погибших жизней.
А они добрались только до начала пустыни. Пока еще они бодры. Как-то они доедут до противоположного края ее? Не оставят ли и они подобных знаков на память?..
Тягостные предчувствия овладевали душами Галлера и Годэ при взгляде на голую, бесконечную равнину. Они не боялись апачей, но сама природа внушала эти тоскливые и тревожные мысли и чувства. Приближается полдень. Солнце подымается все выше, и с каждым мгновением его лучи становятся все нестерпимее знойными. Дует сильный ветер, но он не обвевает путников прохладой, а, наоборот, обдает их духотой и больно царапает лицо взметаемым колючим песком.
Вот солнце достигло зенита. С трудом подвигаются они по зыбкому песку. На целые мили вокруг ни кустика, ни былинки. Нет больше путеводной нити в следах тележных колес: их занесло зыбким песком. Голое песчаное однообразное пространство, желтоватая безводная и бесплодная пустыня...
И вдруг - словно чьей-то волшебной силой рожденная картина: взметенные могучим вихрем массы песка подымаются, растут, вытягиваются огромными колоннами к самому небу, кружатся, колышутся над голой равниной. Желтые и светящиеся, они отражают в своих кристаллах блестящие солнечные лучи. С безумной быстротой движутся они вокруг самих себя и медленно подвигаются вперед, все ближе и ближе к путникам.
С испугом и страхом смотрит Галлер на эти песчаные колонны. Он слышал, что такие бури обладают чудовищной силой, что они могут подхватить даже тяжелые предметы, подбросить их на ужасающую высоту и снова швырнуть наземь - и не без основания боялся такой участи для себя и своего спутника.
Вдруг, испуганный этим жутким явлением, мул рванул аркан и, сорвавшись, бросился бежать за холмы. Годэ погнался галопом за ним. Галлер остался один.
Вот снова закружились десять, двенадцать колоссальных колонн, движутся, обступая одинокого всадника со всех сторон, замыкая его в свой круг. Есть в них что-то призрачное, словно они существа из таинственного мира духов, одаренные демонической жизнью.
Вот две из них движутся навстречу друг другу, сошлись, вступили в бой, уничтожили друг друга. Песок рухнул на равнину, а пыль желтой бесформенной массой насыщает воздух, разносится ветром.
Несколько колонн приблизились друг к другу и, не сливаясь, обступили Галлера тесным кольцом. Сенбернар Альп лает и воет, Моро дрожит всеми членами.
Галлер сидит в нерешительности в седле и ждет исхода. В ушах у него шумит и звенит, глаза перестают различать действительные цвета, все кажется окрашенным огнем, мозг словно застывает...
Вот закружился насыщенный песком воздушный поток в дикой пляске. Мгновение - Галлера завертело и выбило из седла. Глаза, рот, уши полны песка; песок и камни яростно хлещут в его лицо... Вот его со страшной силой швырнуло наземь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С минуту Галлер пролежал там, куда упал, полуослепший, полузасыпанный, как в могиле. Все, что он еще мог разглядеть, это что над ним все еще носятся густые тучи пыли. К счастью, он не ушибся. Открыть глаза и свободно смотреть он не мог: глаза были полны песка и страшно болели. Но он мог протянуть руки и принялся шарить и щупать вокруг себя.
Пощупав и не найдя коня, он позвал его по имени; в ответ послышался слабый стон; он ползком добрался до того места, откуда послышался голос, и провел рукою по телу верного животного - оно лежало на боку; но как только Галлер взялся за повод, конь тотчас вскочил, хотя он весь дрожал, подымаясь.
Долго стоял Галлер, опершись о шею коня, очищая глаза от песка и выжидая, пока уляжется вихрь. Наконец воздух очистился, проглянуло опять голубое небо, и Галлер, быстро вскочив в седло, начал прежде всего озираться, отыскивая Годэ. Но его и следа не было видно, и на долгие, громкие крики Галлера только ветер гудел в ответ.
Тогда Галлер поехал по равнине на поиски товарища. Долго скакал он от холма к холму, беспрестанно окликая Годэ по имени, но отклика не было, и не было следов на земле - все было заметено вихрем.
В отчаянии Галлер остановился. Он докричался до хрипоты, до потери сил. Больше он не в силах был искать, до тех пор, по крайней мере, пока не подкрепится глотком воды. Он опустил руку, чтобы достать флягу... Боже милосердный, обе фляги разбились, а большой мех с водой остался на муле!..
А ближе пятидесяти миль нельзя было найти ни капли воды!
Насколько он мог сообразить, он проехал около половины проклятой "Путины смерти"; он чувствовал, что без воды не доедет до конца. В нормальных условиях здоровый человек может вынести жажду в течение нескольких дней, но обессиленному болезнью и долгим жаром Галлеру, истомленному зноем пути, измученному вихрем, не вынести смертельной жажды среди той же знойной пустыни.
От потрясения, волнений и слабости Галлер потерял всякое представление о дороге. После нескольких минут колебания он почти бессознательно направил лошадь на запад. Он смутно сознавал, что уклоняется от дороги на Чихуахуа, но лучше было добыть воды и спасти свою жизнь, чем найти среди пустыни верную смерть.
Так проехал он много миль, держась того же направления на запад - солнце одно указывало одинокому всаднику путь. До вечера Галлер храбро боролся с невыразимой мукой жажды, но к вечеру лихорадка со страшным жаром сделали свое дело. Он потерял сознание, и с этого момента он долго-долго не мог припомнить ничего из того, что было с ним.
Смутно припоминался ему какой-то крутой обрыв на высоком берегу... Долго он ехал к нему, должно быть, потому, что, когда он очутился на нем, солнце высоко стояло на небе... Под ним была пропасть... Дивная река протекала там в изумрудной зелени берегов... Деревья трепетали листвой, воздух благоухал, звучала упоительная музыка птичьих голосов...
Но его сжигала мучительная жажда - воды, воды! Туда полететь, в эту пропасть, где шумит река! И он летит, летит долго, бесконечно, а вода все так же недосягаемо далека!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он впал в полное беспамятство и уже не сознавал, не помнил, не чувствовал ничего.
VIII. Спасение
В большой и светлой комнате, обставленной изящной резной мебелью, лежал на удобной кровати бледный и исхудавший Галлер. Через открытую высокую дверь из соседней комнаты тихо доносится музыка... Галлер растерянно и с недоумением оглядывается вокруг... Не бред ли это? Где он?
Нет, это не бред, живая действительность. Но как все это страшно противоположно той обстановке и тем ужасным переживаниям, воспоминания о которых вдруг затолпились в его душе!
Тихо и нежно доносится песня... Прекрасный женский голос поет под аккомпанемент музыки... Галлер слегка приподнимается в постели и вглядывается в сидящих в соседней комнате: двое мужчин и две дамы. Кто они?
Поближе к двери сидит на низкой оттоманке дама средних лет; она проводит пальцами по струнам арфы, звуки которой он слышал. Благородные черты ее все еще красивого лица носят печать глубоких душевных страданий, и даже игра ее носит характер скорби и боли.
Глаза Галлера переносятся на пожилого мужчину и стоящую совсем близко около него молодую девушку. Мужчина стоит посреди комнаты перед столом, усыпанным множеством листьев, растений и трав, которые он внимательно сортирует и бережно раскладывает между листами книги-гербария. Это, по-видимому, ученый, ботаник. У него цветущее лицо, высокий и широкий лоб мыслителя, голубые глаза за очками в серебряной оправе.
Молодая девушка, помогавшая, по-видимому, ученому в его работе, с милой улыбкой подавая ему падавшие со стола растения, была очаровательное существо. Очевидно, это была дочь старшей дамы, но, в противоположность серьезному и печальному выражению глаз матери, синие глаза девушки смотрели весело и лукаво на Божий мир. По плечам ее вились золотистые локоны пышных волос, которые она то и дело откидывала со лба грациозным движением головы.
Четвертый был высокий мужчина с мрачным выражением лица; в черных как смоль волосах и бороде его сквозила проседь. Одетый в короткую мексиканскую куртку при темных "кальзонеро" с желтыми пуговицами и высокие желтые сапоги с массивными стальными шпорами, он неутомимо шагал взад и вперед по комнате, производя внушительное впечатление, которое не портили ни изборожденный складками лоб, ни мрачные глаза.
Обведя внимательными глазами окружающую его обстановку и людей, Галлер вдруг заметил совсем близко от себя спящую собаку.
- Альп, Альп! - сорвалось невольно громкое восклицание с губ Галлера.
- Мама, слышишь? Больной заговорил! - прозвучал тотчас голос девушки.
Собака вскочила, встала передними лапами на край кровати и, радостно визжа, ткнулась мордой в грудь больного. Галлер гладил ее руками, обрадованно приговаривая ласкательные слова.
- О, папа... мама... он его знает!
Все четверо подошли к постели. Ученый взял руку Галлера, оттолкнув намеревавшегося прыгнуть на подушку Альпа.
- Он положительно выздоравливает! - воскликнул шагавший господин, обращаясь к другому в очках. - Взгляните только на его глаза, доктор, как он весь изменился!
- Да, да, гораздо лучше, значительно лучше, - ответил тот, пощупав пульс больного. - Температура нормальна, лихорадки нет, в глазах сознательное выражение. В моих скромных познаниях больше нет нужды. Цыц, пес! - обратился он тотчас к Альпу. - Ступай прочь, мой добрый пес!
- Кто?.. Где?.. Скажите же мне, где я? Кто вы, скажите мне?! - волнуясь, спросил Галлер.
- Успокойтесь, все друзья, - ответил дружелюбно высокий черноволосый господин. - Вы потеряли сознание в жару, доведенный до безумия жаждой; но теперь все уже прошло, к счастью. Вот это - наш добрый доктор, друг нашей семьи. Это - моя жена, это - дочь моя, Зоя; а меня зовут Сегэн.
Галлер поблагодарил поклоном. Он знал теперь, что приковало его к ложу, но все же не знал, каким счастливым случаем попал он в этот дом. Нетерпеливым вопросом светился взгляд его, обращенный на хозяина дома, и тот понял этот немой вопрос.
- Если позволят ваши силы и доктор, я охотно объясню вам все, - сказал он и остановился, точно ожидая подтверждения ученого.
- Ничего решительно не имею против, - ответил, улыбаясь, доктор. - Я уже больше, повторяю, не врач, а только сочувствующий друг. Завтра наш больной будет в состоянии встать. Удовлетворим же его понятное нетерпение.
- Вам я обязан жизнью, не правда ли? - спросил Галлер, прежде чем начал Сегэн, и протянул ему руку.
- Да, - сказал просто Сегэн, крепко пожимая протянутую руку.
- Как попал я в этот дом? Дом ваш, сколько я могу понять? Как я попал сюда? Где вы нашли меня?
- Нашел я вас в не совсем надежном положении, - ответил Сегэн, улыбаясь. В сущности, я едва ли могу приписывать себе заслугу вашего спасения, вы им обязаны своему благородному коню.
- О, мой верный конь, мой Моро! Я лишился его!
- Ваш конь пасется шагах в пятидесяти от вас, и, я думаю, вы найдете его в несколько лучшем состоянии, чем видели в последний раз. Оба ваши мула тоже во дворе, и весь ваш груз цел, вы все найдете в полном порядке.
- А что с...
- Вы хотите спросить о Годэ? - перебил его Сегэн. - Не беспокойтесь, и он в полной безопасности. Он проезжает теперь одного моего коня и скоро вернется.
- О, какие все добрые вести! Как мне вас благодарить! Вы сказали, что меня спас мой конь? Как же это произошло?
- А вот как. Мы нашли вас на расстоянии нескольких миль от этого дома на высоком утесе, на который взбираются, чтоб смотреть сверху на Рио-дель-Нортэ. Вы упали с края в самую бездну и повисли на аркане, счастливым случаем обвившемся вокруг вашего тела. Одним своим концом аркан был прикреплен к седлу, и благородное животное, перегнувшись на задние ноги, удерживало вас всей тяжестью на весу.
- Мой дивный Моро! Какое ужасное положение!
- О да, поистине ужасное. Если бы вы сорвались, вам пришлось бы пролететь пятьсот футов, прежде чем вы разбились бы о скалы внизу. Положение истинно страшное.
- Вероятно, я попал туда в поисках воды?
- В лихорадочном бреду вы шагнули с края обрыва и сделали бы это еще раз, если бы мы вас не удержали. Когда мы втащили вас на утес, вы боролись с нами, порываясь снова кинуться. В смертельной истоме жажды вы видели под собой одну только воду, не замечая и не осознавая пропасти. Такая степень жажды страшная вещь, похожая на помешательство.
- Кое-что мне припоминается, но я думал, что все это был сон. Давно ли я в вашем доме?
- Пятый день. Первые три дня вы метались в жару и в бреду, так что мы едва могли удержать вас в постели; вчера вы успокоились, а сегодня у вас прояснилось в голове. Ну, и довольно с вас на первый раз, - прибавил он весело и решительно. - Я ответил на все ваши вопросы, а теперь отдохните хорошенько, поспите несколько часов, чтобы вполне собраться с силами к завтрашнему дню. К тому же я и сам тороплюсь, - прибавил он, взглянув на часы, - у меня есть серьезное дело, и чтобы попасть вовремя, я должен поспешить. Но через несколько дней я возвращусь. Доктор позаботится в мое отсутствие обо всем необходимом для вас. Моя жена и дочь будут ходить за вами.
- Благодарю, благодарю вас!
- Вам было бы всего лучше остаться здесь у нас до тех пор, пока ваши друзья, о которых я знаю от Годэ, вернутся из Чихуахуа. Путешественникам придется проезжать неподалеку отсюда, и я извещу вас, когда они будут подъезжать. Но мы еще успеем поговорить обо всем этом, когда я возвращусь. Вы найдете тут у нас много книг на различных языках; мои дамы будут развлекать вас музыкой. Не скучайте. До свидания!
- Одну минуту, сударь! - взволнованно воскликнул Галлер, приподымаясь и протягивая обе руки Сегэну. - Гостеприимство - одна из благороднейших черт жителей этих южных стран, - заговорил он, глубоко тронутый и горячо пожимая протянутую ему Сегэном руку, - но в отношении меня, человека совершенно вам чужого, вы обнаруживаете его в такой степени, что я совсем теряюсь... Поверьте мне, по крайней мере, что для меня не будет такой тяжелой жертвы, самой тяжелой, которой я с радостью не принес бы, чтобы доказать вам свою благодарность.
Несколько секунд молча смотрел мрачный господин на своего гостя, потом легкая улыбка скользнула по его лицу и еще не сошла с губ, когда он ответил:
- Я верю вашей искренности, за нее ручаются ваши глаза. Но... не обещайте слишком много. Быть может, скоро наступит момент, когда мне придется напомнить вам о ваших словах.
И раньше, чем Галлер успел вникнуть хорошенько в смысл этих слов, он крепко пожал в последний раз его руку, доктор и дамы пожелали ему крепкого сна, и дверь соседней комнаты закрылась.
Оставшись один, Галлер некоторое время думал обо всем необычайном, пережитом в последнее время, но вскоре веки его отяжелели, и смутные сновидения заволокли в уме всю действительность.
IX. Автобиография Сегэна
Дом Сегэна был обнесен обширной четырехугольной оградой, тянувшейся до самого берега реки Рио-дель-Нортэ. Ограда состояла из высоких и толстых глиняных стен, обсаженных вверху колючей изгородью из кактусов; дом был окружен внутри ограды великолепным садом, в конце которого, близ самой реки, была построена небольшая деревянная башня, откуда открывался чудесный вид на местность, окружавшую ограду.
Местность вокруг казалась дикой и необитаемой. На огромном пространстве, какое только мог охватить глаз, тянулась красивая листва хлопчатника, бросавшая мягкую тень на реку. На юге, почти на самом краю горизонта, высился единственный церковный купол. Это была церковь Эль-Пасо, окруженная поросшими виноградниками холмами. На востоке синели Скалистые горы, на западе тянулась двойная горная цепь, по пустынным ущельям которой редко ступала человеческая нога. Даже безумно смелые звероловы с большими предосторожностями решаются забираться в эту почти неведомую область, простирающуюся на север от страны апачей и навахо.
Галлер, уже десять дней пользовавшийся гостеприимством в этом доме, очень мало успел познакомиться с окрестностями, довольствуясь прогулками по саду в обществе Зои и ее матери, к которым искренно привязался, и в обществе милого доктора, жившего уже несколько месяцев в доме Сегэна, дружески предоставившего в распоряжение ученого ботаника свой богатейший сад.
В таком милом обществе время летело незаметно для выздоровевшего Галлера. Чтение, музыка вместе с Зоей, рисование, прогулки и дружеские беседы наполняли весь день, так что, когда однажды перед ним очутился вернувшийся из своей таинственной поездки хозяин дома, он был изумлен, что тот провел в отсутствии целых десять дней.
Сегэну очень польстило это удивление гостя, свидетельствовавшее о том, что тот хорошо чувствовал себя в его доме, и он дружески выражал свое удовольствие по этому поводу; но все время на лице его было выражение рассеянности и беспокойства; которое не могло не броситься в глаза Галлеру, как тот ни старался владеть собой.
Прошел еще день, а настроение Сегэна не изменялось: он был очень любезен и внимателен в обращении, но по-прежнему лицо и движения его говорили о скрытом волнении и беспокойстве, и Галлер тщетно ломал себе голову, что бы могли быть за причины такого состояния.
Только на третий день Галлеру все объяснили. После обеда Сегэн пригласил Галлера в свой кабинет, объявив ему, что хочет поговорить с ним наедине. Введя гостя, он тщательно запер дверь на задвижку и, едва оба уселись, начал без обиняков:
- Вы произвели на меня впечатление человека, заслуживающего глубокого доверия, и я намереваюсь довериться вам так, как еще никогда не доверялся никому. Я расскажу вам поэтому кое-что о своей жизни. Я вижу, вам хочется спросить, почему и зачем я это делаю?.. Это вы узнаете, когда я кончу свой рассказ. Скажу пока только, что в последнюю мою поездку обнаружились обстоятельства, вынуждающие меня напомнить вам ваше обещание и заявить притязания на благородные чувства, которые вы ко мне питаете. Угодно ли вам выслушать биографию несчастного человека и его последующую просьбу?
Пораженный и недоумевающий Галлер молча утвердительно кивнул головой.
- Меня считают французом; это неверно, я креол из Нью-Орлеана. Мои родители жили на французском острове Санто-Доминго, но во время восстания негров вынуждены были бежать, и имущество их было конфисковано. Захватив, что только удалось спасти, семья моя бежала в Нью-Орлеан.
Окончив курс горным инженером, я был приглашен на службу одним мексиканским владельцем копей, знакомым моего отца. Я был еще молод и, прожив несколько лет в горных рудниках Сан-Луи Потоси, успел скопить из своего жалованья небольшое состояние; я начал подумывать о том, чтобы создать себе собственное дело.
Давно уже носились слухи, что у притоков Джилы существуют богатые золотоносные жилы. Я явился сюда с несколькими рабочими и, посвятив несколько недель исследованию местности, нашел в горах неподалеку от Джилы драгоценную руду.
Пять лет я проработал во главе созданного мной предприятия и приобрел значительное состояние. Тогда я счел своевременным позаботиться об устройстве своего семейного счастья. Передав дело управляющему, я уехал в Hью-Орлеан, где жила подруга моей юности красавица кузина Адель. Она также осталась мне верна; мы поженились, и я привез ее сюда.
Я выстроил себе дом в Вальвердэ, ближайшем к моим рудникам населенном пункте. В то время это была цветущая местность, а теперь она превращена в развалины набегами апачей.
Несколько лет мы прожили там в богатстве и счастье... Я оглядываюсь на эти годы как на пору величайшего безоблачного счастья.
Бог благословил наш союз двумя детьми, девочками. Младшая похожа на свою мать, как вы, вероятно, заметили. Старшая была больше похожа на меня. Как мы любили наших крошек! Как мы были счастливы!
В Санта-Фе был назначен новый губернатор. Это был жестокий тиран, нагнавший ужас на всю область. Не было такого позорного поступка и такого гнусного преступления, на которое это чудовище не было способно.
Вначале он держался довольно прилично, в лучших местных домах ему устраивали торжественные приемы; так как и мой дом принадлежал к лучшим, то он и мне часто оказывал честь своим посещением. С течением времени он начал бывать у нас все чаще и чаще; через несколько месяцев я понял причину этого.