— Давайте двое на двое, — согласился Чича, ставший вдруг очень покладистым. — Уговор тот же. Если у него нет клюшки, на одну твою сыграем. А выиграете — обе наши заберете.
   Старшеклассники снова заржали. Они просто чуть не валились на землю от хохота.
   Пока они смеялись, Толик объяснил Мишке, в чем дело. Верный Мишка согласился сразу, хотя и не умел играть. Он считал, что друзья должны помогать друг другу в любом случае. У него не было клюшки, но он согласился играть ногами.
   — Ты им, главное, мешай побольше, — сказал Толик. — А забивать я буду.
   — Ну, скоро вы там? — сказал Чича, выбрав у своих приятелей самую лучшую клюшку.
   Толик, не отвечая, бросился в парадную, сломал спичку и произнес:
   — Хочу забить двадцать голов. — Он был уверен, что двадцати хватит.
   Толик и Мишка встали на середине поля. Против них стоял Чича и самый здоровый из старшеклассников.
   — Команде младших — физкультпривет! — сказал Чича.
   — Команде старших — физкультпривет! — сказал Толик.
   Он понимал, что хитрый Чича нарочно старался сделать вид, будто все идет по правилам. Но не ответить было нельзя. И все действительно получилось будто бы по правилам. Теперь только последний негодяй мог не отдать клюшку после проигрыша.
   Один из старшеклассников выбросил шайбу. Толик и Чича одновременно опустили клюшки, одновременно коснулись шайбы и…
   Никто ничего не понял. Шайба, словно оттолкнувшись от клюшки Толика, со свистом понеслась по воздуху и грохнула в ящик.
   Старшеклассники разинули рты. Они подумали, что Чича случайно сбросил по своим воротам. Даже сам Чича недоуменно вращал головой и соображал, как же это его угораздило швырнуть шайбу не в ту сторону.
   — Ноль — один, — сказал наконец Чича. — Выбрасывай.
   И снова шайба забилась в ящике.
   Семь раз выбрасывал Чичин приятель шайбу, и семь раз, прежде чем игроки успевали сделать хоть один шаг, она оказывалась в ящике старшеклассников.
   Чича так и не понимал, в чем дело. После каждого гола он оглядывался на своих приятелей. А приятели теперь уже думали, что Чича решил дать фору. Сначала они посмеивались, но после седьмой шайбы перестали смеяться. Они кричали, что довольно валять дурака — пора играть по-настоящему.
   После десятого гола Чича нахально оттолкнул Толика прежде, чем шайба коснулась земли, завладел ею и повел к воротам. Не ожидавший такого приема, Толик даже не пытался его догнать. И счет стал 10:1. Еще девять раз повторил Чича тот же прием. 10:10. Толику никак не удавалось прикоснуться к шайбе. Старшеклассники задыхались от смеха. Им казалось ужасно остроумным, что Чича сперва дал такую фору, а теперь запросто выигрывал.
   Не до смеха было только Чиче. Десять шайб достались ему с трудом. Он забивал их один, не обращая внимания на своего приятеля. А тот напрасно бегал к воротам и ждал паса. Чича не доверял ему, потому что играл лучше. Но все же Чича заметно устал. Да еще Мишка путался у него под ногами, и его приходилось обводить.
   При счете 11:10 в пользу старших Мишка перешел к решительным действиям. Играть он не умел, но старался изо всех сил. Он бросался Чиче в ноги, пинал его клюшку, преграждал ему дорогу. Он знал, что в хоккее разрешаются силовые приемы, и поэтому не очень обижался, когда после сильного толчка летел на землю. Мишка готов был расшибиться в лепешку. И он помаленьку расшибался: ушиб локоть, колено и даже каким-то образом умудрился получить шишку на затылке. В общем-то Мишка был тихим человеком. Но он очень хотел помочь Толику. И это ему удалось. Во всей этой суматохе Толику удалось четыре раза прикоснуться к шайбе. И неизменно шайба оказывалась в ящике Чичи. 11:14 в пользу младших.
   — Зажми его! — крикнул Чича, показывая на Мишку. — Возьми его на корпус.
   Чичин приятель подбежал к Мишке и «взял его на корпус». Вполне законный силовой прием. Да, вполне законный… Только Мишка был килограммов на пятнадцать легче и после «законного» приема покатился по земле и влетел головой в собственные ворота-ящик. А вслед за ним влетела шайба, брошенная Чичей.
   Так оно и пошло: один «брал на корпус» Мишку, а другой обводил Толика и забрасывал шайбу. И когда до конца игры оставалось две минуты, счет стал 19:16 в пользу Чичи.
   И вот уже старшеклассники придвинулись поближе, чтобы дать Толику по шее, если он не отдаст свою клюшку. И вот уже Толик мысленно простился с этой клюшкой, недоумевая, почему коробок его так подвел. А Чича, утирая со лба пот, хищно поглядывал на клюшку, беспокоясь о том, чтобы Толик не сломал ее за последние две минуты.
   И вдруг Толик почувствовал, что тело его стало необычайно упругим и легким, как пружина. Страх перед Чичей пропал. В руках ощущалась какая-то необыкновенная сила. Ноги перестали скользить по снегу. В одно мгновение он догнал Чичу, отнял у него шайбу, развернулся и швырнул не глядя. Гол!
   Снова судья ввел шайбу в игру. И снова Толик шутя отнял у Чичи шайбу. Гол!
   Приятель Чичи бросился ему на помощь, но на дороге у него самоотверженно лег Мишка. Чича, выпятив грудь, бросился на Толика. Он здорово разозлился. Он уже не думал о шайбе, а думал лишь о том, как бы сбить с ног, смять и даже р-р-растоптать Толика, который опозорил его перед всем двором.
   Чича обрушился на Толика всей своей восьмиклассной тяжестью. А Толик, с неизвестно откуда взявшейся смелостью, легко и свободно «взял его на корпус». Он подставил плечо и тут же ловко вильнул в сторону. И Чича грохнулся на землю вместе со своим восьмилетним образованием.
   Пока он лежа болтал ногами и ругался, Толик устремился к шайбе. Гол!
   19:19.
   Судья поднял шайбу. Он подошел к центру площадки, подождал, пока Чича займет свое место, и посмотрел на часы.
   — Осталось пять секунд, — сказал он.
   Судья тоже был приятелем Чичи. Он держал шайбу над клюшками Толика и Чичи, но не выпускал ее из рук. Он нахально затягивал игру, ожидая, пока кончится время.
   Старшеклассники уже мечтали о ничьей.
   — Осталось три секунды, — подлым голосом сказал судья и крепче сжал шайбу, чтобы случайно не выпустить ее из рук.
   — Две секунды…
   И в этот момент шайба шевельнулась в его кулаке.
   Она выпрыгнула из его рук и упала на клюшку Толика.
   — Гол! — заорал Мишка. 20:19!
   Победа!
   Малыши, отойдя на всякий случай подальше, издавали радостные вопли и стучали по мусорному баку своими костыликами. Им было приятно, что младшие набили старшим.
   А старшие радостных воплей не издавали. Они молча смотрели на Чичу и ждали. Чича облизнул сухие губы.
   — Давай еще сыграем, — хрипло сказал он. Толик, не отвечая, ковырял клюшкой снег.
   — Ну!
   — Мы же договорились: десять минут. Я твою клюшку не возьму. Мне не надо, — примирительно сказал Толик.
   — А я говорю — сыграем еще! Понял?
   Толик растерянно оглянулся. Хромая, к нему подходил Мишка. Но что мог сделать Мишка? У Толика вся смелость вдруг куда-то пропала. Он уже не чувствовал себя легким и сильным.
   — Давай иди на центр! — приказал Чича. — Еще десять минут.
   И Толик поплелся на центр поля. Он очень боялся Чичи. Так боялся, что даже забыл про коробок. Но тут его остановил Мишка. Мишка ничего не знал про коробок, забывать ему было нечего. И он хорошо помнил, что игра окончилась со счетом 20:19.
   — Чича, — сказал Мишка, — мы уже уговаривались на десять минут. Ты лучше отдай клюшку, а то у меня еще не все уроки сделаны. Мне домой нужно.
   Чича даже рот раскрыл от такого нахальства.
   — Чего?.. — изумленно проговорил он. — Это кто тут Чича? Ты кому сказал Чича, клоп несчастный?!
   И Олег Чичерин, по прозвищу Чича, поднял руку, чтобы ударом по Мишкиному лбу показать, в чем разница между восьмым и четвертым классом.
   — А ну стой! — послышался негромкий голос. Рядом с площадкой, прислонившись к стенке дома, стоял высокий человек в синей с помпоном шапочке. Он давно уже стоял тут, наблюдая за игрой. В особенности пристально он следил за Толиком. К Толику первому он и обратился.
   — Подойди ко мне, мальчик.
   Чича опустил руку и насупился. Он не любил, когда посторонние вмешивались в его дела. Толик подошел к незнакомцу.
   — Как тебя зовут? Толик сказал.
   — Хоккей любишь?
   — Люблю, — ответил Толик, — а что? Незнакомец написал что-то на листке блокнота и протянул листок Толику.
   — Приходи в пятницу на летний каток. Будешь играть в детской команде. Согласен?
   Толик торжествующим взглядом посмотрел на старшеклассников. На глазах всего двора его приглашали играть в настоящей команде. Еще бы тут не согласиться!
   — Согласен, — сказал Толик.
   — А теперь ты иди сюда, — незнакомец поманил пальцем Чичу.
   — Ну, чего? — недовольно спросил Чича.
   — Ничего. Отдай ему клюшку. И запомни: настоящий спортсмен не играет ни на деньги, ни на клюшки. Но ты хотел без труда забрать клюшку у младшего. Теперь отдавай свою.
   — А вам какое дело… — начал было Чича, но вдруг поперхнулся, внимательно вгляделся в незнакомца и воскликнул:
   — Вы товарищ Алтынов, игрок сборной СССР?
   — Это неважно, кто я, — сказал незнакомец. — Ты лучше клюшку отдай.
   — Да я с удовольствием отдам, — сказал Чича, одной рукой протягивая Мишке клюшку, а другой показывая ему кулак. — Пусть берет. А вы меня в команду запишете?
   — Нет, не запишу.
   — А мне клюшки не надо, — сказал Мишка. — Я все равно играть не умею. Пусть лучше у него останется.
   Незнакомец внимательно посмотрел на Мишку и улыбнулся.
   — А ты тоже приходи. Ты очень смело играл. А хоккей — игра для смелых людей.
   — Да я же играть не умею, — сказал Мишка.
   — Это неважно, — сказал незнакомец. — Играть можно научиться, а вот мужеству — трудновато. Приходите оба. Я буду ждать.
   Когда за час до школы Толик пришел к Мишке, тот все еще сидел за арифметикой.
   — Два примера осталось, — сказал Мишка. — Просто ужасно, сколько уроков задают.
   Учишь, учишь целый день — погулять некогда.
   — А я теперь не буду учить, — сообщил Толик.
   — Ну и будешь двойки получать.
   — Будь спок, — сказал Толик. — Буду пятерки получать. Давай поспорим. Если я хоть одну четверку получу, можешь мне сто щелчков по лбу дать. А если не получу — тебе сто щелчков.
   — Ну да, — сказал Мишка, — ты, наверное, на сегодня все выучил, а я должен тебе лоб подставлять.
   — Я даже и не думал учить.
   — Честное слово?
   — Честное слово.
   — Ну и получишь двойку, если вызовут.
   — Ну давай поспорим. Слабо?
   — Давай, — согласился Мишка. — Только я все-таки арифметику доделаю. А ты посиди пока.
   — Я посижу, — сказал Толик. — Я посижу и подумаю, в какое место твой лоб щелкать.
   Мишка ничего не ответил. Ему нужно было доделать арифметику. И он уткнулся в тетрадку. А Толик принялся расхаживать по комнате. Ему ничего не нужно было доделывать. Пять минут тому назад он истратил десятую спичку. И на этот раз желание было загадано что надо. Теперь Толик знал все уроки до конца года. До самого лета он мог не прикасаться к учебникам. Дома у него лежали тетрадки с заданиями, приготовленными на месяц вперед. А голова Толика была просто начинена ответами на любые вопросы. И все это
   — без труда, все сделалось само собой, стоило лишь сломать спичку.
   Толик расхаживал по комнате и думал о том, как здорово ему повезло. Он может сделать все что угодно и потребовать все что угодно — хоть ТУ-104. Можно стать Героем Советского Союза. Или — чемпионом мира. Или — знаменитым артистом, вроде Олега Попова. Или пожелать тысячу банок консервированных ананасов. Только делать все надо осторожно, чтобы не получилось, как на уроке Анны Гавриловны.
   Толик покосился на Мишку, который дописывал свою арифметику. Стоило истратить спичку, и Мишка тоже знал бы уроки хоть на десять лет вперед. Толик обязательно поделится с Мишкой спичками. Но не сейчас. Может быть, завтра, когда придумает все свои желания. А что останется — Мишке. Ведь все-таки Мишка — друг и с ним нельзя не поделиться.
   Наконец Толику надоело молчать. Он подошел к Мишке и заглянул через его плечо в тетрадку. Мишка аккуратно выводил цифры. Толику стало смешно, что он так старается.
   — Ну что, выучил? — спросил Толик. — А сколько будет дважды два?
   — Не остроумно, — сказал Мишка. — Ты лучше не мешай.
   Толик походил еще немного. Он услышал, как за дверью кто-то скребется, и открыл дверь. В комнату вошла Майда — большая овчарка. Толика она знала, но не обратила на него никакого внимания. Она подошла к Мишке и положила передние лапы ему на плечи.
   — Толик, отстань, — сказал Мишка. Толик засмеялся. Мишка обернулся, и Майда лизнула его в щеку.
   — Лежать! — приказал Мишка.
   Майда вздохнула и улеглась возле Мишки.
   — Стоять! Майда! — грозно сказал Толик. Майда покосилась на него.
   — Сидеть!
   Но Майда и ухом не повела. Она слушалась одного Мишку. Толик давно завидовал Мишке. Теперь он мог завести себе хоть сотню собак, даже почище Майды. Но Толику было обидно, что Майда — старая знакомая — не обращает на него никакого внимания. Ему очень хотелось, чтобы Майда его лизнула или хотя бы положила лапы на его плечи. Ведь собаки никогда не подлизываются и не врут. И если к тебе хорошо относится собака, значит, и сам ты неплохой человек.
   Толик встал на четвереньки и подполз к Майде. Он подставил ей щеку, чтобы она лизнула его, как Мишку. Майда отвела морду в сторону. Она даже закрыла глаза, как будто ей было противно смотреть на Толика.
   — Дура, — сказал Толик.
   Майда вздохнула, поднялась, потянулась и вышла из комнаты с таким видом, будто ей надоело слушать глупости.
   — Мишка, — сказал Толик скучным голосом, — сколько будет трижды три?
   Мишка дописал ответ последней задачки и встал.
   — Все, — сказал он. — Можно идти в школу.
   — Нет, ты скажи, сколько будет трижды три.
   — Девять.
   — Воображала, — сказал Толик. — Профессор арифметики.
   Но Мишка не стал ссориться, потому что он был человек добрый, и ребята вместе пошли в школу.
   Пожалуй, не стоит рассказывать, как прошел этот день. Потому что главное случилось не на уроках, а после них. Во время уроков Толика вызывали три раза, и он получил три пятерки. И это не стоило ему никакого труда. Язык сам собой болтался у него во рту и говорил то, что нужно. Он отвечал точно, как написано в учебнике. Толик даже не слушал, что произносит его язык. Он знал, что все будет правильно.
   Учителя его похвалили. Анна Гавриловна тоже похвалила, но сказала, что напрасно он говорит слово в слово по учебнику, как будто у него своих слов нет. Все же пятерку она поставила. А ребята про вчерашний день ничего не напомнили и ничего Толику не сказали.
   После уроков Толик вместе со всеми вышел на улицу.
   — Эй, ребя, — сказал он, — подождите, я сейчас Мишке буду щелчки давать. Он мне проспорил. Мишка, иди сюда.
   — Я-то проспорил, — сказал Мишка. — Может быть. Только ты врешь, что уроки не учил. Если бы не учил, ты бы на пятерки не ответил, — Честное слово, не учил!
   — Честное слово, врет, — сказал Саша Арзуханян.
   — Очевидно, врет, — заключил Леня Травин.
   — Кто врет?! — возмутился Толик.
   — Ты, — сказала Лена Щеглова. — Ты, ты, ты… И еще раз ты, ты, ты…
   — Я вру?! А хочешь докажу?
   — Не докажешь, — сказала Лена. — Не докажешь, не докажешь…
   — Я не докажу? Да я… Да у меня… — сказал Толик и сунул было руку в карман, но вовремя опомнился.
   — Ну, чего у тебя?
   — Ничего, — ответил Толик. — Мишка, подставляй лоб.
   И хотя ребята были на стороне Мишки, никто за него не заступился, потому что всем было интересно посмотреть, как он получит сто щелчков. Да Мишка и не допустил бы, чтобы за него заступались. Он подошел к Толику и подставил лоб.
   — Бей.
   Первый раз Толик щелкнул на совесть. Даже ногтю стало больно. Ребята, обступившие их, засмеялись, потому что удар вышел звонкий, а Мишка зажмурился.
   После двадцати ударов на Мишкином лбу появилось красное пятно.
   — Теперь в другое место бей, — посоветовал Леня Травин. — А то нечестно.
   — Куда хочу, туда и бью, — сказал Толик. — Правильно, Мишка?
   — Ты давай бей, — ответил Мишка. — Ты меня лучше не спрашивай.
   Толик ударил еще три раза.
   — Хватит, — сказал Толик. — Остальные я тебе прощаю.
   Мишка покраснел. Он пошире расставил ноги, как будто хотел лучше укрепиться на земле.
   — Мне твоего прощения не нужно, — сказал Мишка. — Семьдесят семь осталось. Бей дальше.
   — А я не буду! — заупрямился Толик.
   — Тогда я вообще с тобой не разговариваю, — сказал Мишка.
   — Все равно бить не буду!
   Мишка исподлобья взглянул на Толика, поднял с земли свой портфель и молча пошел прочь. Ребята, поняв, что представление закончилось, тоже разошлись. Толик остался один. Он видел, как, сгорбившись, будто неся на своих плечах большую обиду, удаляется от него Мишка. Толику вдруг стало нехорошо и тоскливо, словно он остался один во всем мире. Он убеждал себя, что спор был все-таки честный.
   Уроков он на самом деле не учил. И щелчки, которые получил Мишка, тоже были честными. Но на душе у него было по-прежнему противно, а Мишка уходил все дальше и дальше.
   — Мишка, подожди, — крикнул Толик и бросился вдогонку. — Мишка, ведь ты же проспорил, — сказал он, дергая друга за рукав. — Чего ты обиделся, если сам проспорил?
   — Отстань, — сказал Мишка. — Я не обиделся, Я с тобой не разговариваю.
   — А хочешь мне щелкнуть? — предложил Толик.
   Мишка наклонил голову и зашагал еще быстрее. Он больше ничего не отвечал Толику и не оборачивался, и Толику вдруг стало жалко Мишку и обидно, что они поссорились. Почему-то Толику было жалко и себя тоже, и он очень хотел придумать что-нибудь, отчего все стало бы по-прежнему.
   Конечно, Толик мог сломать спичку, и Мишка побежал бы к нему обниматься. Сначала Толик так и хотел сделать. Но тут же он подумал, что Мишка после этого только и будет что обниматься и перестанет быть прежним Мишкой. Таких друзей коробок мог наделать сколько угодно. А Мишка все-таки был один.
   Тогда Толик, внезапно решившись, выхватил из кармана коробок, подбежал к Мишке и протянул ему спички.
   — Мишка, — сказал он, — ладно, давай мы их пополам разделим. Ты сам раздели, а потом я тебе расскажу.
   Но Мишка молча оттолкнул руку Толика. Спички рассыпались по тротуару. А пока Толик их подбирал, Мишка скрылся за углом дома.
   На летний каток Толика отпустили неохотно. Не мама, конечно, а папа. Вечером мама и папа долго спорили о том, можно ли Толику играть в хоккей. Папа говорил, что при игре в хоккей ничего не стоит поломать ноги или, в лучшем случае, потерять один-два зуба.
   — Я не хочу, чтобы мой сын стал калекой. А хоккей очень грубая игра, — сказал папа.
   — То-то ты и сидишь целый вечер перед телевизором, — ответила мама.
   — Там играют взрослые. А они вовсе не мои дети, — сказал папа.
   — А Толик мой сын. И он имеет право делать все, что ему хочется, — сказала мама, нежно поглядывая на Толика.
   — Кажется, он и мой сын тоже, — сказал папа, сердито глядя на маму.
   — Ты его совсем не любишь!
   — Я вообще не понимаю, что с тобой случилось, — сказал папа. — Ты разрешаешь ему все что угодно. А он этим пользуется. Он все время от нас что-то скрывает. Он даже врать стал больше, чем обычно. Или ты хочешь, чтобы он вырос лгуном?
   — Да, — с гордостью сказала мама. — Он милый, маленький, славный лгун. За это я его и люблю…
   Папа подозрительно посмотрел на маму. Потом он выслал Толика из комнаты, и Толик не слышал, о чем они говорили дальше. Наверное, мама все же сумела переспорить папу — утром Толика отпустили без всяких разговоров…
   Теперь, по дороге на стадион, Толик мечтал о том, как здорово он будет играть в хоккей и как его покажут по телевизору. Папа перестанет сердиться, когда увидит, что Толик забьет десяточка два шайб в ворота какой-нибудь заграничной команды. А что так будет, Толик не сомневался. Недаром перед уходом из дома он сломал спичку и загадал, чтобы играть сегодня лучше всех в мире.
   Когда Толик пришел на каток, на ледяном поле играли взрослые. На пустых трибунах сидели десятка три ребят. Среди них был Мишка. Толик подошел к ребятам и поздоровался. Все ответили, а Мишка даже не посмотрел в его сторону. Мишка разглядывал небо, на котором в эту минуту не было ничего, кроме маленького облачка.
   «Вот сломаю сейчас спичку — сразу целоваться полезет», — подумал Толик. Но пока он раздумывал, стоит ли тратить спичку на такие пустяки, подошел тренер. Это был тот самый человек, который пригласил сюда Мишку и Толика.
   — Меня зовут Борис Александрович Алтынов, — сказал тренер. — Сегодня у нас первое занятие. Майки, трусы и тапочки у всех есть?
   Ребята переглянулись, пошептались, и самый храбрый спросил:
   — А зачем майки и тапочки? Разве мы будем играть в тапочках?
   — Играть мы пока не будем, — сказал тренер. — Займемся физической подготовкой. Потом будете учиться правильно держать клюшки, правильно стоять на коньках. Играть начнем не скоро. А теперь — марш в спортзал.
   Он под трибуной.
   — А кто уже умеет играть? — спросил Толик.
   — Играть из вас никто еще не умеет, — сказал тренер. — Вам еще надо на льду стоять учиться.
   — А я умею, — сказал Толик. — Вот честное слово!
   — Это тебе кажется, что умеешь, — усмехнулся тренер.
   — А вот умею, — настаивал Толик.
   Тренер оглядел погрустневших ребят. Им тоже хотелось играть на ледяном поле, а не заниматься «физической подготовкой». При чем тут подготовка, если хоккей — игра и нужно играть и забивать шайбы. На лице тренера появилась загадочная улыбка.
   — Володя! — позвал он судью, носившегося по полю вместе с игроками. — Владимир Васильевич, подойди сюда, пожалуйста.
   Судья остановил игру и подъехал к бортику.
   — Вот тут у меня игроки собрались, — сказал тренер. — Все играть хотят. Не возьмешь ли одного попробовать? — И, наклонившись к уху судьи, добавил шепотом:
   — Мальчишки способные, но воображают, что уже все умеют. Особенно вот этот.
   Между прочим, как раз самый способный. Только скажи ребятам, чтобы не толкнули случайно, понимаешь?
   — Все понятно, — судья подмигнул тренеру и сказал Толику: — Иди переодевайся. В раздевалке тебе все дадут.
   В раздевалке Толик провозился минут пятнадцать. Он никак не мог разобраться в груде снаряжения, которое ему дали; спасибо, гардеробщик помог.
   — Кем же ты будешь играть? — спросил тренер.
   — Нападающим.
   — Очень хорошо. Будешь играть вон за тех, синих. Иди на место.
   Толик вышел на площадку. Игроки, улыбаясь, разглядывали маленького хоккеиста.
   Даже не хоккеиста, а так… хоккеистика. Рядом с высокими игроками Толик казался очень маленьким и щуплым. А «синие» и «зеленые», с их квадратными спинами, широченными плечами, шлемами, выглядели как настоящие роботы. Все они были мастерами спорта.
   Игра началась. Шайбой завладел игрок «зеленых». Толик быстро откатился назад, в оборону. «Зеленый» катился прямо на него. Он вел шайбу, не глядя на Толика. Он даже не старался обвести мальчишку, а просто ехал и лишь возле самого Толика круто свернул в сторону, чтобы не задеть его плечом.
   Толик вытянул руку с клюшкой и… «зеленый» промчался мимо, а шайба осталась у мальчишки. Толик ни о чем не думал. Все делалось само собой. Руки и ноги тоже двигались сами. Не теряя ни секунды, Толик, набирая скорость, помчался к воротам противника. Он обвел защитника, бросившегося ему навстречу, вышел один на один с вратарем и сильнейшим броском послал шайбу в ворота. Вратарь упал. В последнее мгновение он успел подставить клюшку, и шайба грохнула о борт с такой силой, словно ею выстрелили из пушки. Ее тут же подхватили «зеленые» и повели к противоположным воротам.
   Вратарь, лежа на льду, с удивлением смотрел на Толика. Такой сильнейший бросок мог сделать мастер, но никак не мальчишка. Впрочем, вратарь не знал, что этот мальчишка сегодня — сильнейший игрок мира. Не звали этого, к несчастью, и остальные «зеленые».
   Поначалу они играли, не обращая на Толика внимания. Или, вернее, они старались как-нибудь случайно не задеть его или не стукнуть. Они вовсе не думали, что мальчишка может им помешать. Они хотели только доказать ему, что он не умеет играть. Но это им дорого обошлось. Пока они деликатничали, Толик несколько раз отобрал у «зеленых» шайбу. Почти не глядя, он передавал шайбу своим «синим», сам выходил к воротам и бросал. Отобрать у него шайбу было почти невозможно.
   Через две минуты Толик забил первый гол.
   Через четыре минуты еще два гола забили «синие» с его подачи.
   Но ни «синие», ни «зеленые» ничего не понимали.
   Этот мальчишка, который вихрем носился по площадке, отнимал шайбы и забивал голы, играл как мастер. Он играл лучше всех. Это было совершенно ясно.
   Взгромоздившись на трибуну, на поле смотрел изумленный тренер Борис Александрович Алтынов — игрок сборной СССР — и щипал себя за ухо, чтобы проверить, не снится ли ему все это. Он был готов поклясться, что мальчишка играет лучше его самого. И более того. Он готов был поклясться, что еще никогда в жизни не видел такого великолепного хоккеиста.
   Тем временем по стадиону уже разнесся слух, что на поле происходят какие-то чудеса. Спортсмены, закончившие тренировку, повылезали из раздевалок на трибуны.
   Из своей комнатки прибежал директор стадиона. И даже гардеробщик поднялся наверх, потому что в раздевалке никого не осталось.
   Все смотрели на Толика и подсмеивались над «зелеными» мастерами, которые ничего не могли поделать с мальчишкой.