16
На следующий день мы проводили Колю Курочкина в Мурманск, выдав ему инструкции на все случаи жизни. Впрочем, и в этом мы с Лешкой согласились, ученого учить — только портить.
Перед отъездом Коля рассказал, что Регине после эксгумации ее покойного супруга позвонил некий мужчина с ласковым голосом и дал указания, как вести себя дальше: категорически отрицать факт обнаружения в гробу ее мужа еще одного трупа, особенно он напирал на то, что она должна любым способом убедить свою подругу Машу Швецову в том, что второго трупа не было. Он проявил хорошую осведомленность о Регининых неприятностях и предсказал, что в случае ее непослушания она будет арестована по делу о контрабанде, и, кроме того, есть люди, которые позаботятся о том, чтобы генетическая экспертиза отцовства завершилась неутешительным для Регины выводом. Необходимость убедительно соврать своей подруге Маше Швецовой показалась Регине такой пустяковой платой за предотвращение обещанных неприятностей, что она ни минуты не колебалась, что ей делать.
Рассказал нам Коля это все нехотя, на лице его отражалась мука сомнения — не предает ли он в чем-то интересы Регины.
Тут же мне позвонила Регина, с требованием сказать правду, где Коля, действительно ли он уехал в командировку, не прячется ли он от нее под этим предлогом. Убедившись, что командировка настоящая и предлогом не является, Регина сообщила мне, что влюбилась в Колю без памяти, Сержу дана отставка, а они с Колей решили пожениться, как только он вернется.
Колино стесненное материальное положение Регину абсолютно не беспокоило, она уже строила планы, как она будет его обеспечивать, провожать на службу и ждать вечерами, и чистить его ботинки, а Коля сможет отдаться любимой работе, будучи материально независимым. Я даже не стала спрашивать Регину, откуда деньги на Колю возьмутся, если Серж перестанет ей их давать.
Шеф вызвал нас обоих с Лешкой и Кочетову и предупредил, что в три часа — коллегия в городской прокуратуре по поводу утраты Горчаковым удостоверения. Дело на Иванова, Хрунова и Шигова уже забрал зональный прокурор.
Когда мы вышли из кабинета шефа, Лешка мрачно рассказал анекдот про то, как встретились двое приятелей, один говорит, что у него все хуже некуда: сын в тюрьму попал, фирма обанкротилась, машина разбилась, бандиты квартиру отнимают, дочка несовершеннолетняя беременна, жена с любовником убежала, даже собака, и та сдохла; а второй его утешает: мол, жизнь как тельняшка, полоска светлая — полоска темная; через неделю встречаются снова, второй спрашивает, как дела, а первый ему говорит: помнишь, ты мне сказал, что жизнь как тельняшка? Так вот, ты был прав, это была светлая полоска…
Перед дверьми зала коллегии шеф попросил нас об одном — по возможности молчать и не лезть в бутылку.
Из зала коллегии мы все вышли с выговором. Сначала уважаемые члены коллегии нас долго допрашивали, зачем мы оставались на работе после окончания рабочего дня. Начальница организационно-контрольного отдела акцентировала внимание членов коллегии на том, что остались в прокуратуре вечером разнополые сотрудники, она многозначительно это подчеркнула. Начальник управления уголовно-судебного надзора битый час потратил на выяснение вопроса, что мы пили и чем закусывали; он был совершенно не удовлетворен нашими объяснениями о том, что мы все были трезвехоньки; видно было, что он нам не поверил; а может, судя по его красным глазам и заметно дрожащим рукам, он в принципе не представлял себе, что можно остаться трезвым после работы; как, наверное, и руководительнице ОКО приходило в голову только одно объяснение, для чего разнополые сотрудники остаются в конторе вечером.
Под конец нам вручили дело по факту нападения на следователя прокуратуры с постановлением о его прекращении. В постановлении, подписанном лично прокурором города Дремовым, было написано, что дело возбуждено прокурором района незаконно и необоснованно, поскольку имел место всего лишь гражданско-правовой конфликт по поводу возмещения материального ущерба. В тексте постановления делалась ссылка на показания свидетеля Иванова о том, что гражданин Хрунов, держа Горчакова за одежду на груди, вежливо просил его возместить ущерб.
Далее было написано, что в результате временного удержания Хруновым удостоверения следователя в качестве залога не наступило какого-либо вреда в связи с тем, что удостоверение было удержано в вечернее время, когда не могло понадобиться следователю, и, таким образом, работа прокуратуры дезорганизована не была.
По поводу имеющихся у Горчакова следов побоев в постановлении содержался пассаж о невозможности с достоверностью установить, были они причинены во время гражданско-правового конфликта и вежливых просьб о возмещении ущерба либо позже, так как обращение в травматологический пункт имело место не сразу после происшествия, а лишь на следующий день.
Излишне говорить, что все арестованные были уже освобождены из-под стражи постановлением прокурора города, и нам предлагалось принести им извинения за грубое нарушение их конституционных прав. Все, как и предсказывал незаконно репрессированный Хрунов.
Вечером, за час до конца рабочего дня, мы отпросились у шефа на похороны Струмина. На работе мы теперь не стали бы задерживаться, даже если очень надо было.
В ночь на пятницу я так и не смогла заснуть, ворочалась с боку на бок. В шесть, устав ворочаться, я поднялась, заварила свежего чаю, очень долго одевалась и красилась, перепробовала три варианта причесок — закручивала волосы в узел, распускала по плечам, делала «улитку», и все мне не нравилось.
Ну почему у меня лицо такое, ничего мне не идет, волосы отросли, форму не держат, ни то ни се, на парикмахерскую денег нет, постригусь налысо, — думала я в отчаянии и чуть было не реализовала эти мысли. Пришлось выпить валерианки. До выхода из дому оставался час, и я за это время остервенело протерла полиролем всю мебель и вымыла стекла в серванте и книжных шкафах, лишь бы чем-то заняться.
Производя уборку, я вспоминала рассказанную мне Региной историю про то, как она ненадолго расходилась с Сержем и закрутила роман с женатым фирмачом, жена которого цепко за него держалась и не брезговала выяснениями отношений, и вот в одно прекрасное утро, когда фирмач мирно спал в Регининой постели, раздался звонок в дверь; Регина открыла, в квартиру решительно вошла жена, отпихнула хозяйку, вытащила мужа из чужой постели, надавала ему по щекам и увела. «После этого, — рассказывала Регина, — я села и на нервной почве за полтора часа связала себе шарф». Вот как умные женщины извлекают пользу даже из психотравмирующей ситуации!
В морг я приехала без двадцати девять. Народ уже подтягивался к залу, где стоял гроб с телом Гены. Подошел Вася Кульбин, сказав, что не поедет на кладбище — не отпускают с работы; мы поговорили про тот роковой день; Вася сказал, что на замену Струмину никого не нашел, но сменившись в морге, поехал за Генкой в главк, а того уже не было. Еще Вася высказал мнение, что Генкина смерть — стопроцентный «разбойный» глухарь, который не будет раскрыт никогда, разве что случайно; я не стала вслух возражать ему, мы поболтали еще немного, и Вася пошел на свое рабочее место.
Я скромно встала в уголочке, кивая входящим. Почти всех, кто был в зале, я знала. Только в углу стояли двое молодых мужчин, одного из которых, стоявшего ко мне спиной, я никак не могла опознать, хотя фигура казалась мне знакомой.
Как только я отвлеклась от этой парочки, сзади меня раздался ужасно знакомый голос:
— Здравствуйте, девушка из морга! — Обернувшись, я увидела веселого доктора-стоматолога Стеценко А. Р. Вот кого я не могла опознать по спине!
— А вы-то как здесь оказались? — спросила я, не в силах скрыть удивления. — Вы что, знали Струмина?
— Мы с ним учились вместе, — ответил доктор. — Гена позже поменял специализацию. А кроме того, мы в студенческие годы вместе с ним занимались в научном обществе у Неточкина, был у нас такой замечательный профессор, специалист по сосудистой хирургии, светлая ему память; Гена ненадолго его пережил.
Мы помолчали. Потом доктор продолжил:
— Кстати, Маша, Генка мне про вас рассказывал. Можно я буду вас называть Машей? А то я отчества вашего не помню. А я — Александр.
Я пожала плечами. Александр так Александр.
Началась заупокойная служба; с опозданием примчался Горчаков и, запыхавшись, затормозил около меня. Увидев стоящего с другой стороны от меня доктора, Горчаков пихнул меня в бок и вопросительно поднял брови.
— Это стоматолог из поликлиники, — прошептала я ему. — Они со Струминым вместе учились.
— Ну надо же, как тесен мир! — поразился Лешка. — Это он тебя про фтор научил?
— Ну!
С другой стороны ко мне наклонился Александр:
— Маша, извините, я вас оставлю ненадолго, — мне гроб нести. Вы только не теряйтесь, хорошо? На кладбище поедете?
Я кивнула. Он сжал мне локоть и отошел. Лешка, приглядываясь ко мне, тут же спросил:
— Клеится?
Я пожала плечами.
— Мне не до этого, Леша.
— А парень симпатичный.
— Я рада, что он тебе нравится. Лешка, ты прямо как Ханума. Я серьезно говорю, что мне не до этого.
— До чего «до этого»?
— Не до этого. Не до мужиков. Не до тех, кто клеится. Не до симпатичных. Не до…
— Тише ты, ненормальная! — Лешка шикнул на меня, и я опомнилась. Я и не заметила, как повысила голос. — Ты прямо как эта: «Молодая, сексапильная, образованная, материально обеспеченная, на письма не отвечу, фотографии сожгу, все козлы!»
— Да, все козлы! — прошипела я.
— От козы слышу. Ладно, пошли, положим цветы, все уже прощаются.
Мы обошли вокруг гроба и отправились к автобусу. Шел мокрый снег, и я вспомнила свою поездку на кладбище второго ноября; с нее все и началось. Подумать только, и двух недель еще не прошло с тех пор!
На кладбище все кончилось быстро; снег падал на непокрытые головы мужчин, на венки, на памятники вокруг свежей Генкиной могилы. Все побрели к автобусам; когда мы с Лешкой заняли свои места, оказалось, что доктор сидит рядом. Автобус тронулся, и доктор, наклонившись ко мне, тихо Предложил:
— Давайте где-нибудь помянем Гену. Я домой к нему не поеду, может быть, ко мне? Надеюсь, ваш товарищ не откажется?
— Не откажусь, — заверил его Горчаков и протянул через проход руку:
— Алексей.
— Александр. — Они обменялись рукопожатиями.
Когда автобус остановился возле станции метро, они собрались выходить. Мое паршивое настроение не проходило, и факт похорон исправить его явно не мог.
— Я, пожалуй, не поеду, извините, ребята, — сказала я и тут же удостоилась ощутимого пинка по ноге.
Горчаков, выразительно глядя на меня, сказал:
— Маша, без тебя и я не поеду, а Гену помянуть надо! Давай выйдем из автобуса и определимся, хорошо?
Я согласилась, вышла вслед за ними из автобуса и не успела оглянуться, как уже сидела в такси, в мгновение ока остановленном Александром. Боже, как мне не хотелось тащиться к незнакомому человеку, в незнакомый дом, хотя доктор и внушал симпатию. А потом одной ехать домой! Нет уж.
Как только такси тронулось, я сказала, что Гену помянуть надо, но у меня на сегодняшний день определенные планы, поэтому я предлагаю ненадолго поехать ко мне.
— Удобно ли это? — засомневался доктор.
Леша заверил его, что удобнее не бывает; он задал таксисту маршрут, и через полчаса, нагруженные двумя бутылками водки, бутылкой красного вина и закусками, мы входили в квартиру, где я так предусмотрительно убралась утром. Вот уж, действительно, не знаешь, где соломки подстелить! Я вспомнила одно свое дело, по которому мне пришлось объявить свидетельнице, пришедшей на допрос, что мы сейчас поедем к ней домой с обыском; бедная женщина от отчаяния чуть не выкинулась из окна моего кабинета; она на коленях умоляла разрешить ей поехать домой первой и убраться перед обыском, со слезами на глазах она причитала, что у нее дома свинарник, она не успела сделать уборку, и ей безумно стыдно перед понятыми и следователем. Ничего такого мы не нашли, да и не рассчитывали, обыск был простой формальностью, но с точки зрения женщины я ей в душе искренне посочувствовала.
Гену мы помянули по всей форме. Через пару часов и я, и Лешка были с доктором лучшими друзьями.
Разговоры, конечно, крутились вокруг Генки, его последних дней. А доктор рассказал нам интересные вещи о близости Струмина к профессору Неточкину; Генка, оказывается, писал диссертацию по сосудистой хирургии и пропадал у Неточкина в институте. Потом наши разговоры плавно свернули на насущные проблемы. Воспользовавшись присутствием человека с медицинским образованием, я решила выяснить некоторые мучившие меня вопросы. Например, отчего может наступить смерть молодого человека, если ни наружных, ни внутренних повреждений у него нет и заболеваниями, могущими привести к летальному исходу, он не страдал.
— Вы хотите сказать, что человек шел по улице, упал и умер? — уточнил Александр.
— Не знаю. В нашем распоряжении только труп. Вернее, и трупа-то теперь нет, — спохватилась я.
— Странно, — пробормотал доктор. — Ну, если так, то мне в первую очередь приходят в голову варианты введения в организм веществ, действующих на дыхательные пути, цититона, например; в малых дозах они вызывают остановку дыхания, а после смерти химически не определяются — распадаются.
— А как их можно ввести в организм? — допытывалась я.
— Как? Подкожно, внутривенно. Есть, кстати, еще способ: в вену вводится не менее двадцати кубиков воздуха: воздушная эмболия и смерть. Но у меня это ассоциируется с условиями стационара, — размышлял вслух доктор. — Правда, вариант воздушной эмболии можно доказать, но, насколько я знаю, одним-единственным способом. Есть так называемая проба Сумцова — сердце вскрывается под водой…
— А если введен препарат, воздействующий на дыхательные пути, должен ведь остаться след от укола? — включился в застольную беседу Лешка.
— Да ну, ты его и не заметишь, — фыркнул доктор. — Это же микроскопическая точечка, а если объект не очень свежий, вероятность равна нулю.
— Да, все это хорошо, — грустно заметила я. — Еще бы понять, зачем здоровым людям вводить эти вещества, а потом подбрасывать трупы в чужие гробы. Может, это маньяки какие-нибудь?
— Да, кстати, Маша, — спохватился Горчаков, — я перед похоронами пробежался по моргу и выяснил, что нашей девушки в холодильнике нет.
— Ты шутишь?
— Уж какие шутки!
— А раньше ты сказать не мог? — укорила я Лешку.
— А толку-то? Я специально молчал, чтобы ты во время похорон себе голову не забивала. Ну что бы ты сделала?
— Да, ты прав. А ты что предлагаешь?.. Мне по-прежнему непонятно, зачем убирать уже исследованные трупы?
— Исследованы-то они исследованы, а пальчиков мы не имеем, и головы тоже, и в случае чего идентифицировать их ни с кем не сможем. Значит, принципиально важно установить их личность. Только как?
Доктор с интересом следил за нашим разговором. Выпитая водка совершенно на нем не отразилась, по крайней мере внешне. Если бы я своими глазами не видела, как они с Лешкой употребили за упокой души Гены Струмина полторы бутылки «Синопской», я бы поклялась, что человек капли в рот не брал.
— И еще знаешь что? — продолжал Лешка. — Я с уголовным розыском договорился, завтра нам людей дадут, доедем до морга, посмотрим тихонечко: завтра будут два закрытых гроба; сегодня никого не хоронили в закрытых, я проверил, а завтра два будут. Чем черт не шутит, может, она там?
— Ладно, звони тогда и заезжай за мной. Да, Лешка, — спохватилась я, — я все хотела у тебя спросить, да забывала, а что за третий телефон на календаре у Неточкина? Там мой номер и Юрин, в морге, а третий номер чей?
— Ха, — медленно сказал Лешка. — Если бы я знал!
— Но ты его хоть пробивал?
— Обижаешь! Конечно, и звонил по нему. Никто не отвечает, номер числится за однокомнатной квартирой в «хрущевке», на первом этаже. Хозяйка, по агентурным данным, два года живет за границей, квартирку сдает кому ни попадя; по крайней мере, кто сейчас пользуется ключами, установить не представилось возможным.
— А что внутри?
— Да, внутри негласно посмотрели: похоже, что квартира используется под офис, обстановка самая скудная — пара столов, стулья, диван и кресла. Ни компьютеров, ни факсов. По крайней мере несколько дней там никого не было.
— Засаду-то хоть оставили?
— Ну, Маша, какая засада? Где людей-то взять?
— Что, даже под Неточкина тебе не дали бы?
— Обижаешь, — повторил Леша. — Не дали мне людей. Я Колькиной командировкой весь лимит поддержки съел.
Доктор, с интересом слушавший наш разговор, вдруг вспомнил, что я что-то говорила о планах на сегодня, и стал собираться. Поблагодарил и откланялся. Я даже удивилась; в общем-то, я никого не гнала, и водка еще не допита. Но потом даже испытала облегчение. Мне надо еще сварить суп для Хрюндика, которого я завтра забираю на выходные, и вообще я устала. Ушел и Лешка, договорившись со мной, что позвонит около одиннадцати.
Убрав следы поминок и сварив бульон, я пораздумывала, чем его заправить. Лапшу варить надоело, профитроли мой Гоша любит, но делать их хлопотно — это надо два часа плиту прогревать, прежде чем туда засунуть заварное тесто, и потом, надо их сразу подавать, а не заранее готовить. Сделаю-ка я клецки. Элементарно: манную крупу растереть с ложкой мягкого масла, добавить сырое яйцо, чуть-чуть сметаны, брать на краешек ложки и окунать в кипящий бульон.
Бросая в кастрюлю клецки и наблюдая за тем, как они падают на дно кастрюли и лежат под толщей бульона, а сварившиеся всплывают на поверхность, я почему-то думала о том, сколько же еще трупов лежит под толщей земли в чужих гробах; мы-то знаем только о тех, что по чистой случайности выплыли на свет божий… Нечего сказать, хорошенькие аналогии всплывают как клецки в голове у женщины и матери, занимающейся домашним хозяйством!
Когда все до одной клецки сварились и всплыли, я выключила плиту, свалилась в кровать и заснула как убитая.
В девять утра я с трудом продрала глаза и, рассудив, что вполне могу позволить себе еще полчаса поваляться, дотянулась до пульта и включила телевизор. Пробежавшись, по своей дурной привычке, галопом по всем каналам, я остановилась на местном телевидении, надеясь, что скажут что-нибудь про погоду в выходные. Как раз начались новости, и после обычного приветствия ведущая тревожным голосом сообщила, что в городе произошло чрезвычайно неприятное происшествие: разгромлен и взорван морг судебно-медицинской службы.
Сон с меня как рукой сняло. Я вскочила с постели и прибавила звук у телевизора.
То, что показали на экране, повергло меня в транс: помещения танатологического отдела были похожи на руины военных лет после бомбежки. Журналистка на фоне этих руин говорила:
— Сообщение о взрыве помещения морга было получено дежурной частью ГУВД в пять утра. К настоящему времени удалось установить, что группа неизвестных в масках и камуфляжной одежде, вооруженная автоматами, ворвалась в морг, смяв сопротивление сотрудников ОМОНа, охранявших его; омоновцы вынуждены были отступить перед превосходящими силами. Связав охранников и дежурного эксперта, вандалы принялись крушить все вокруг — сбросили с каталок находившиеся в коридоре трупы, обезглавили часть из них, затем взломали дверь холодильной камеры и бросили туда взрывное устройство, прошли в залы прощания, где находились гробы, подготовленные к сегодняшним похоронам. Там нападавшие учинили акт, беспрецедентный по своему цинизму: тела были выброшены из гробов, свалены в кучу и взорваны. По мнению руководителей службы криминальной милиции города, преступная акция предпринята мафиозными группировками с целью расставить точки в процессе раздела зон влияния в сфере ритуальных услуг. Не секрет, что не так давно было совершено убийство директора одного из крупнейших кладбищ города, что не могло не повлечь локальных войн между преступными сообществами в погоне за лакомым куском… Мы выражаем соболезнование людям, чьи близкие должны были быть похоронены сегодня… Что ж, может быть, и так, думала я, набирая Лешкин телефон, может быть, и война группировок, а может быть, и попытка не дать нам установить личность трупа, подброшенного в чужой гроб. Саша Стеценко, думала я, Саша Стеценко, и с Геной ты был знаком, и профессора Неточкина знал, и пообщаться с нами жаждал… Не слишком ли много совпадений, вплоть до буквы, на которую начинается твое имя?
17
Поскольку ехать никуда не пришлось, выходные прошли удивительно мирно. Мы с Гошкой прекрасно провели время: покидались снежками на улице, дома поиграли в морской бой, имели долгую философскую беседу о преодолении стеснительности. Я поражалась, насколько мой сыночек повторяет меня чертами характера, — все те же проблемы, что мучили меня в его возрасте. Откуда у нас с ним эти
Комплексы, неуверенность в себе? Генетически, что ли, от далеких предков?
По всем телевизионным каналам бесконечно муссировали акт вандализма в городском морге; версия высказывалась только одна: передел сфер влияния, война группировок. Наконец в сагу о мафиозных разборках вклинились Гошкины мультики, а потом начался фильм «Молодая Екатерина». Ребенок пристроился рядом со мной на диване перед телевизором и стал задавать вопросы.
— Ма, это твой любимый фильм?
— Да нет, с чего ты взял? С исторической точки зрения он критики не выдерживает, слишком сладенький. Такая типичная голливудская сказочка, хоть и с хорошими актерами.
— Ты так внимательно его смотришь, уже второй раз.
— Мне эпоха эта нравится, и к Екатерине я отношусь трепетно, с большим уважением, несмотря на то, что к власти она пришла через преступление.
— Кого она грохнула? — заинтересовался мой ребенок.
— Она никого не грохнула, как ты выражаешься. Условием ее царствования стала смерть ее мужа, императора Петра Третьего.
— Она его задушила?
— Зайчик, я же сказала, что она никого не убивала сама, это сделали ее подданные, но не без ее ведома.
— Понятно: заказное, — резюмировал мой грамотный сын.
После полуночи с трудом удалось загнать ребенка в постель. Мы кидались друг в друга подушками и хохотали до тех пор, пока снизу кто-то не постучал нам в пол, — наверное, шваброй. Наконец мы угомонились, ребенок стал раздеваться и дал мне слово самостоятельно заснуть, отпустив меня посмотреть телевизор: НТВ обещало американский триллер про сексуального маньяка.
Кино, сделанное на высоком профессиональном уровне и, насколько я поняла, с хорошим знанием практического материала и основ бихевиористики, несколько успокоило мои измученные нервы. Приятно было наблюдать за грамотными действиями детективов, неумолимо сжимавших кольцо вокруг маньяка с тяжелым детством; каких-то десять трупов, и маньяк у них в кармане. Главные герои-полицейские, мужчина и женщина, запыхавшиеся и окровавленные, обнимаются на крыше небоскреба, торжествуя победу разума над сарсапариллой, как говаривал их соотечественник О. Генри; тело поверженного маньяка, изрешеченное пулями, валяется тут же.
Судя по американским триллерам, подумала я, у них маньяки очень редко доживают до суда. Интересно, они что, в правосудие не верят? Ну вот, мои проблемы как-то отступили перед детективными перипетиями студии «Орион»; это уже деформация личности на профессиональном фоне.
Я как-то вызвала бурную реакцию в компании людей, далеких от юриспруденции, — в день рождения подруги, рассказав совершенно искренне, без всякой задней мысли про фильм с Джейн Фонда, который я накануне посмотрела в кино. Героиня просыпается утром в чужом доме, в чужой постели, а рядом с ней — труп мужчины; она не понимает, что произошло, как все это случилось, но на всякий случай пытается избавиться от трупа, а он преследует ее; она прячет его в чужом доме и мчится к себе домой, а этот труп неожиданно выпадает прямо на нее, когда она открывает дверь собственной ванной комнаты, жуть. В общем, я так отдохнула! — закончила я рассказ, чем вызвала гомерический хохот.
Наконец-то я выспалась, и мне не снились кошмары. Не люблю я страшные сны, хотя и вооружена против них средством, придуманным моим Хрюндиком: надо сжаться в комочек, и все. Вот если бы можно было сжаться в комочек, чтобы избавиться от кошмаров реальной жизни…
Утром, когда блины были готовы, я отправилась будить Гошку.
— С добрым утром! Быстро одевайся, блины стынут!
— Ур-ра! Блины мои любимые! — завопил мой сыночек и стал лихорадочно напяливать на себя одежду, «клумбочками» валявшуюся вокруг кровати.
— Жду! — сказала я и ушла на кухню. Через несколько минут я заглянула в комнату.
— Гоша! Ну что ты тянешь кота за хвост?
— Ма, я не тяну кота за хвост, я носки найти не могу. Ты не знаешь, где они?
— Здрасьте! Откуда же я могу знать? Куда ты их вчера положил?
— Не помню…
— Гошенька! — я присела возле него на корточки и поцеловала в расстроенную физиономию. — Видишь, как неудобно быть неаккуратным? Если бы ты вечером положил их на место, то утром не искал бы.
— Ну где же они? — оглядывался Гоша.
Мы поискали во всех возможных местах; носки не показались.
— Ма, ну ты же следователь, найди их, — попросил сыночек.
— Ладно, будем действовать методом дедукции. Как ты вчера раздевался? Подшвыривал носки?