Страница:
– Не готовить! – рявкнул Артем.
– Ну мне же легче.
Артем вынужден был признать, что Анжела права. Он не страдал, и это его мучило больше всего. Почему ему совсем-совсем не плохо? Хотя бы немножечко не плохо. Его даже радовало, что он оказался здесь, и что билетов нет, тоже радовало. Пусть Стасик с сестрой побегают – не развалятся. «Так ведь нельзя думать», – уговаривал себя Артем.
– Иди поплавай, мозги проветри, – сказала Анжела. – Отцу теперь все равно, приедешь ты или нет.
– Господи, Анжела, вы можете немного помолчать? Можно хоть чуть-чуть уважения проявить?
Анжела многозначительно грохнула сковородкой и ушла в сад.
Артем поднялся к себе в комнату, завалился на кровать, подоткнул под себя одеяло со всех сторон и… заснул. Глубоким спокойным сном без сновидений.
Проснулся от телефонного звонка. Звонили из аэропорта – для него нашелся билет. Нужно срочно приезжать. Просто удача, что его удастся посадить на ближайший рейс. Артем встал под ледяной душ, чтобы проснуться, и, не попрощавшись с Анжелой, уехал.
Прямо из аэропорта он поехал в ресторан на поминки. В дороге опять думал о чем угодно – что сестра выбрала этот дурацкий ресторан на отшибе, что Анжела уже достала и ее надо увольнять, что забыл половину нужных вещей. Думал обо всем, кроме отца.
В самолете он с радостью послушался просьбы бортпроводника, отключил телефон и не спешил его включать, когда самолет приземлился, хотя было уже можно. Он включил его только в такси, и телефон сразу подал сигнал – пришла отправленная несколько часов назад эсэмэска от сестры: «Я так и знала».
Это означало, как догадался Артем, что они уже на кладбище. «Я прилетел. Буду на поминках», – написал он ей. «Можешь не спешить», – ответила сестра. Он и не спешил. Подъехал к ресторану – одно название. На самом деле кафе между автомойкой и шиномонтажом. Долго искал кошелек, чтобы расплатиться с таксистом, долго вытаскивал чемодан из багажника, стоял перед дверью и курил, пока наконец на выдохе не зашел внутрь. Из коридора заглянул в зал. Кого сестра собрала? Кто все эти люди? Зачем она соседа притащила – отец его терпеть не мог. Он посмотрел на стоящие на столе закуски – заливное, оливки, оливье, мясную нарезку, – и его затошнило.
Он пошел в туалет, где столкнулся со Стасиком.
– Привет, – сказал Артем.
– М-м-м, – ответил Стасик, – мы тебя не ждали.
– Стас, заткнись, не начинай сейчас, – проговорил Артем резко. – А то я за себя не отвечаю.
Тот криво ухмыльнулся и замолк.
– Деньги нужны? – поинтересовался Артем, досчитав до десяти, чтобы успокоиться, и ополоснув лицо холодной, пахнущей хлоркой водой над грязной раковиной.
Стасик опять что-то нечленораздельно промычал, стараясь не смотреть на Артема.
– Вот. Держи. – Артем достал кошелек и вытащил все деньги, что были. – Этого хватит? Я туда не пойду. Сестре привет.
Артем вышел из ресторана, глубоко вздохнул, чтобы справиться с рвотными позывами, и поехал домой.
На следующий день он поехал на кладбище, где была могила матери. Артем дважды прошел мимо по дорожке, не узнавая. Плиту завалили искусственными венками и прямо в свежую землю воткнули портрет отца – Артем его не узнал на этой старой официальной фотографии, настолько она была далека от реальности. Между соседними могилами валялась пустая бутылка дешевой водки, расколотое блюдце и разрезанная пополам пластиковая бутылка. Артем постоял минуту и ушел.
– Какая была женщина! – говорил художник с восторгом, как будто знал покойницу лично.
Артем отдавал предпочтение другой гробнице – с многочисленными именами дедов, отцов, жен. Последней, без указания даты смерти, а только с датой рождения, значилась сноха Выдра. Значит, сноха по имени Выдра, находящаяся в добром здравии и, судя по году рождения, еще не в преклонных летах, заранее позаботилась о том, чтобы лечь именно здесь. Забронировала место. Про эту могилу художник неизменно говорил: «Бедная, бедная женщина…» – и рассказывал анекдот про свободное место на Ваганьковском кладбище, куда лечь надо завтра.
Артему нравился логичный, очень удобный и простой способ захоронения – когда к могильной плите приделаны большие ручки-кольца. Поднял и опустил, не надо заново вырывать, засыпать, ждать, когда опустится земля…
За кладбищенской оградой – кованой, в каких-то веселеньких розочках – часто переодевались местные девчонки, прячась за более внушительными плитами и редкими постаментами. Стягивали мокрые купальники, тут же подкрашивались, переобувались, смеясь, шушукаясь и без конца болтая о своих девичьих делах. И никого это не смущало. Даже родственников покойников, которые приходили, улыбаясь и так же разговаривая о своих делах, стояли у могилы и после этого спускались к пляжу – окунуться. И не было в этом надрыва и жуткой тоски.
Впрочем, на это кладбище часто заходили туристы, которых привозили осматривать Старый город, – галдящие, с бутылками воды, мороженым, рюкзаками. Они ходили между гробницами, как на экскурсии, внимательно читали надписи, комментировали. И в этом никто не видел святотатства или неприличия. Артем тоже мечтал быть похороненным на этом веселом кладбище, рядом с помойкой, спуском на пляж, церковью и школой. Правда, на это он вряд ли мог рассчитывать.
Тут, в Москве, стоя у свежей могилы, он испытывал только раздражение и злость. Он злился на отца за то, что тот потревожил могилу матери, изуродовал ее своим присутствием. Злился на сестру, которая завалила плиту матери жуткими пошлыми венками и приняла такое решение – похоронить их вместе, а не отдельно. Злился на себя за собственные мысли. Злился на Стасика, который наверняка пересчитает все деньги до копеечки и скажет, что Артем сэкономил, дал меньше, чем должен был.
Два следующих дня Артем провалялся на диване, пока не позвонил старый приятель – Димка.
– Слушай, ты в Москве?
– Да, прилетел, у меня отец умер.
– Я думал, он давно умер, – удивился Димка.
– По сути, так оно и есть. А ты как?
– Я чего звоню. А в твоем доме кто-нибудь живет? Я просто подумал, если ты в Москве, может, я туда смотаюсь на недельку? Ты не против?
– Без проблем. Там только Анжела.
Димка не в первый раз просился пожить в доме. Как правило, это означало, что у друга новая девушка. Собственно, Димка был не один такой, знакомые и коллеги часто просили у Артема разрешения пожить в его доме – кто на выходные, кто на неделю, и он никогда никому не отказывал.
– Тогда договорились. Спасибо, – обрадовался Димка. – Пока.
– Слушай, – вдруг опомнился Артем, – у тебя мотоцикл на ходу?
– Да, хочешь покататься?
– Дашь?
– Без вопросов. Ключи закину сегодня.
Зачем Артему понадобился Димкин мотоцикл, он и сам не знал. Никогда не разделял страсть друга к мотоциклам, предпочитая закрытую, создающую ощущение интима и личного пространства, машину. Даже в жару он никогда не открывал окно, врубая на полную мощность кондиционер и музыку на диске. Просто вдруг нахлынуло, захотелось ветра, легкости и адреналина.
Мотоцикл выглядел внушительно. Артем сел, поерзал, потрогал ручки, осторожно вывел его из гаража и медленно поехал. Постепенно вошел во вкус и начал получать удовольствие. Димка оставил ему и всю экипировку, в которой Артему, как ни странно, было комфортно. Он ощущал себя по-другому. Иным человеком. Ему нравилось лавировать между машинами, нравился этот новый угол обзора, нравилось ловить взгляды автомобилистов. Ему хотелось оторваться на мотоцикле от земли, поставить его на заднее колесо и взлететь. Хотелось романтики, новых отношений, безумия, ночных поездок…
Мотоцикл давал драйв и чувство вседозволенности, освобождал и провоцировал.
Наверное, на этом драйве он и познакомился с Лесей. На самом деле она была Алесей, через А, и очень обижалась, когда ее имя писали через О. Все это она ему рассказала, когда они столкнулись на автостоянке около дома, в первые пять минут знакомства. Алеся не могла объехать его мотоцикл, который он припарковал, как машину, – поперек.
– Но ведь правильно Олеся, – решил подзадорить ее Артем. – Помните песню «Олеся, Олеся, так птицы кричат…»
– Не помню, – призналась Алеся, – это старая песня? А хотите, я вам паспорт покажу? У меня и в паспорте написано «Алеся».
– Давайте, чтобы не спорить, а с женщинами я никогда не спорю, буду называть вас Лесей, – предложил, улыбаясь, Артем.
– Меня все так и называют, – отозвалась она.
Артем помог ей выехать со стоянки, глядя в зеркало, как смешно она от волнения мусолит во рту прядь волос. Леся ему понравилась. «То, что мне сейчас нужно», – подумал он. Молодая, симпатичная девушка, без груза проблем и забот. Ее легко было рассмешить – она все время смеялась, звонко и заразительно, над его глупыми анекдотами, которые он выдавал один за другим. Она была легкой на подъем – они поехали вместе пить кофе на заправку. Так же легко она в тот же вечер оказалась в его квартире и легко осталась на ночь. И ночью тоже все было просто и без особых проблем. Утром он повез ее на работу. На мотоцикле.
Артем не видел эту машину. Совершенно точно не видел. И даже ничего не почувствовал. Только то, как летел несколько секунд в воздухе.
Он порвал джинсы и поцарапал руку. Леся лежала без сознания, а когда пришла в себя – застонала. В больнице сказали, что у нее раздроблен таз. Нужна операция. А еще сказали, что это очень опасно для такой молодой девушки, которой еще рожать.
Артем чувствовал себя виноватым, хотя знал со стопроцентной уверенностью, что виновен водитель машины.
Он не собирался продолжать знакомство – Леся была для него случайной девушкой на одну ночь, максимум на неделю. Он не влюбился, не сошел с ума от страсти. Девушка как девушка – ничего особенного.
Теперь он не знал, как поступить, понимая, что случайная связь оказалась не такой уж случайной.
На следующий день он все-таки поехал в больницу к Лесе – просто чтобы проверить, как она, и отделаться от чувства вины, убедиться, что с ней все будет хорошо. Если нужно – дать денег на лекарства, уехать и забыть о ней.
Когда Артем зашел в палату, там уже были две женщины, очень похожие друг на друга и на Лесю – Артем решил, что это мама и сестра. Женщина постарше тут же кинулась к нему на грудь и крепко стиснула – Артем ощутил запах пота, смешанный со слишком сладкими духами. Леся слабо улыбнулась. Молодая женщина, ненамного старше Леси, видимо сестра, с интересом рассматривала его с ног до головы.
– Мама, это Артем, – представила его Леся.
– Здравствуй, дорогой. – Мама опять прижала его к своей груди. – Что же теперь будет?
– Все хорошо, – ответил Артем, – врач сказал, что Леся восстановится.
– Ты-то как? – Мама Леси принялась его осматривать.
– В порядке. Вы поймите, – Артем хотел объяснить, что он не виноват, – это водитель машины, милиция тоже так сказала, еще на месте…
– Да я знаю, дорогой… не мучай себя… – сказала мама.
Он отдал купленные зачем-то цветы и сказал, что очень торопится и зайдет еще. Ночью он почти не спал.
Утром с тяжелой головой он опять поехал в больницу, обещая себе, что поговорит с Лесей один на один, все объяснит и расстанется «по-человечески», чтобы избавиться от гадкого осадка, отложившегося в области желудка и провоцировавшего нервную диарею и рвоту.
– Артем! – обрадовалась, увидев его, Лесина мать. – Лесенька, к тебе Артем приехал.
Сестра нервно поправляла прическу и явно строила ему глазки.
– Ну, иди к ней, – подтолкнула Артема к кровати мать. Толчок был ощутимый, рука у мамы оказалась тяжелая.
Артем сел на кровать и взял Лесину руку. Все заулыбались. Мать украдкой, совершенно по-киношному промокнула уголок глаза.
– Можно мне с Лесей поговорить? – спросил Артем.
– Конечно-конечно, мы уже уходим, – засуетилась мама, выталкивая Лесину сестру из палаты.
Леся смотрела на него и улыбалась. Он не знал, что сказать, наверное, впервые в жизни. Сидел и молчал.
– Поправляйся, – выдавил он, наконец.
– Спасибо, – улыбнулся Леся.
– Ты не волнуйся, все нормально будет, вот дочь у Петровых тоже с тазом и ничего – двоих родила, – зашептала ему на ухо мать, поймав за локоток в коридоре. – А если что, то медицина, как говорится, не стоит на месте. Сейчас столько средств, не то что тридцать лет назад… – тараторила она.
Артем кивал, как китайский болванчик, и не знал, что отвечать и как себя вести.
Только поздно вечером перед телевизором, во время второго периода хоккейного матча до него наконец дошло, что Лесина мать считает его женихом дочери, а про таз – это в том смысле, что Леся сможет рожать, если вдруг он передумает жениться именно по этой причине.
– Что мне делать? – позвонил он Димке, заодно рассказав про аварию.
– Если ты бросишь девушку в таком положении, будешь последней сволочью, – ответил тот.
– И что мне делать? Жениться на ней? Я ее вообще не знаю! Случайная знакомая. Провел с ней одну ночь. Она даже мне не нравится – совсем не в моем вкусе. Так, милая девочка. Может, она с каждым так легко на ночь остается. Авария – чистая случайность! На моем месте мог быть кто угодно! Я не виноват!
– Что ты орешь? – спокойно сказал Димка. – Да, мог оказаться кто угодно, но оказался именно ты. Чего ты так дергаешься? Тебя же за руку никто в загс не тащит и не шантажирует. Она ведь наверняка даже твоего телефона не знает.
– Не знает. Не успел оставить. Да и не собирался, – признался Артем.
– Ну вот. Значит, просто не приедешь в больницу – и все. Пропадешь.
– Сам же говорил, что тогда я буду сволочью.
– Сволочью ты будешь в любом случае. Потому что именно ты сидел за рулем. Если ты сам себя считаешь виноватым, то представь, что думают они.
– Я же в Москве вообще не должен был находиться, ты же знаешь. Если бы не смерть отца, меня бы здесь не было…
– Выходит, судьба…
Вечером Артем напился до чертиков. Ночью, после очередного приступа рвоты, решил, что больше к Лесе не поедет, а утром, забыв принять душ и побриться, купил каких-то почти гнилых яблок и поехал в больницу.
В палате никого не было. Леся спала. Он сел на стул, все еще не понимая, что здесь делает.
– Привет! – Она открыла глаза.
– Привет, я тебя разбудил?
– Нет, все нормально.
– Как ты?
– Как видишь. – Она показала на загипсованную нижнюю часть туловища. – Очень чешется. Спасибо, что приезжаешь. Рада тебя видеть.
– Да не за что, – пожал плечами он.
Леся лежала и улыбалась. Она все время улыбалась, чего он совершенно не мог понять, и поэтому не знал, как себя вести. Если бы она была серьезной или грустной, он бы ее рассмешил, утешил…
– Ты не обязан ко мне приезжать. Не волнуйся, ты не виноват. Я все понимаю. Случайность, – сказала она.
– Да, но за рулем сидел я.
– И маму мою не слушай. Она… мама…. сам понимаешь. Я даже не знаю, почему она решила, что мы с тобой встречаемся. Я ей сказала, что ты – просто знакомый. Но она себе уже все напридумывала.
– Послушай, – вдруг неожиданно для самого себя сказал Артем, – у меня есть дом на берегу моря. Давай я туда тебя отвезу? Врачи говорили, что тебе нужно восстанавливаться, реабилитационный период, ноги разрабатывать. А что может быть лучше моря и солнца? Ты пойдешь на поправку, а меня перестанет мучить чувство вины. Ну как тебе идея? Договорились? Просто будешь жить столько, сколько захочешь. Без всяких отношений и обязательств. Договорились? Пожалуйста, соглашайся, иначе я с ума сойду.
– Не знаю…
– Тогда договорились. Тебя когда выписывают?
– Понятия не имею.
– Ладно, я поговорю с твоим лечащим врачом, куплю билеты и сам отвезу тебя.
– Только я ходить не могу. Ничего не могу сама…
– У меня там есть домработница. Не волнуйся, тебе не придется ничего делать. Будешь отдыхать.
Леся опять улыбнулась.
Сквозь сон он слышал голоса – незнакомые. Разговаривали две женщины. Судя по интонациям и тембру, пожилые. Точно не Анжела. Артем решил, что это соседи, и попытался поспать еще. Голоса становились то громче, то стихали до шепота.
– Я говорила, что надо закрывать. «Кому надо? Все свои!» Вот, пожалуйста.
– Может, знакомый?
– Какой знакомый? Бомж.
– Откуда тут бомжи?
– От верблюда. Бомжи везде есть. Цыгане есть. Значит, и бомжи есть.
– И как он сюда вошел?
– Через как. Второй этаж. Тебе душно, видите ли. Давай буди его, будем гнать.
– Может, я блинчиков сначала напеку? А пока в милицию позвоним…
– В какую милицию? Какая здесь милиция? Какие блинчики? У нее бомж на диване, а она блинчики…
– Ну полиция, или как она у них называется. Или давай водителю позвоним, который нас на базар возит… Он мужчина крепкий, вежливый.
– Я щас швабру возьму, и никому звонить не надо. У меня рука тяжелая. Огрею по голове и все – можно выносить.
– Зачем же по голове? А вдруг он умрет?
– Не умрет. Сознание потерять может. Мы его и вытащим.
– Я не потащу. Я боюсь. А вдруг он тяжелый? Или толстый?
– Где ты видела толстых бомжей? Вытащим. Ты за ноги, я за руки. Поднимем. Нам не рожать. Не надорвемся.
– Нет, я не буду. А вдруг он не потеряет сознание, а, наоборот, разозлится?
– Тогда я его еще раз огрею. Посильнее.
– А вдруг он больной? Живой человек же. Давай, может, по-хорошему? Накормим, еды с собой дадим и проводим.
– А мы с тобой не больные? Много с нами по-хорошему в жизни поступали? Давай тут приют откроем и ночлежку! Еще и помоем и на чистое положим.
– Ну не передергивай. Может, он нормальный человек, просто несчастный, всякое в жизни бывает.
– Это да. Вот кто ж знал, что я с тобой буду тут сидеть? Ни за что бы не согласилась, а сижу.
– Да ну тебя. Делай, что хочешь. Я пойду тесто на блины поставлю.
Голоса стихли. Артем почувствовал, что кто-то дергает его за ногу и стаскивает плед.
– М-м-м, – сказал он, приподнимаясь на локте, и тут же получил шваброй по лбу.
– Эй! – заорал он. Даже не выругался против обыкновения. – Совсем сдурели?
– Ну-ка поднимайся и топай отсюда.
Артем увидел нависшую над ним большую статную женщину с огромными, как у мужика, руками.
– Швабру уберите, – сказал как можно спокойнее он.
– Ты это, не бутузь. По-хорошему говорю – руки в ноги и вали отсюда.
– Я хозяин.
– Ага. Конечно… – хмыкнула женщина.
– Я хозяин этого дома. А вот вы кто и что тут делаете, совершенно непонятно.
– Мы-то тут живем, а вот ты как сюда пролез – это милиция разберется. Или убираешься по-хорошему, или я звоню в милицию. Понял?
Женщина продолжала нависать над ним, обороняясь шваброй. Артем непроизвольно застонал – лоб от удара саднило, и было не по себе от всей ситуации.
– Может, вы есть хотите? Сейчас блинчики будут, вы любите блинчики? – подала голос вторая женщина.
– Люблю, – ответил Артем.
– Ага, щас. И блины, и пироги, все тебе будет. Вали отсюда подобру-поздорову!
Женщина со шваброй огрела его еще раз, да так неожиданно, что Артем не успел подставить руку.
– Так, все! Прекратите драться! – заорал Артем и выхватил у женщины швабру. Она и вправду оказалась крепкой, и ему пришлось приложить усилия. Не будь женщины в солидном возрасте, он бы не церемонился. – Послушайте меня, – закричал он. – Я хозяин дома. Я здесь живу. Почему вы здесь находитесь, совершенно непонятно. Кто вас сюда пустил?
– Так, хватит горланить, не глухие. Мы тут на законных основания. Нам хозяйка дом сдала. Деньги уплочены, так что ничего не знаем. С ней и разбирайся.
– Может, недоразумение какое… – опять подала голос женщина с блинами.
– Ты за сковородкой своей смотри, – рявкнула на нее женщина со шваброй. – Горит вон. Сама – недоразумение сплошное.
– Какая хозяйка? – перебил Артем эту перебранку.
– Как какая? Анжела. Ее тут все знают. Местная она.
– Понятно… А сама Анжела где?
– Так уехала. Через неделю будет. Мы тут до восемнадцатого. И раньше не съедем, или возвращай деньги.
– Ясно. А куда уехала, не сказала?
– Так в Москву ж, наверное.
– Может, вы съедите блин?
– Да надоела ты со своими блинами горелыми, – опять прикрикнула женщина со шваброй.
– Они не подгорели, а немножко поджарились, – обиделась женщина с блинами.
– Ты очки-то надень! Черные вон.
– И вправду. Что же делать?
– Выброси в мусорку.
– Жалко. Может, кошки съедят?
– Твою стряпню даже кошки жрать не будут. Как же ты, безрукая, до таких лет дожила, удивляюсь.
– Женщины, дорогие, – опять вмешался Артем, – подождите. Вам сдала дом Анжела и взяла с вас за проживание деньги. Я правильно все понял?
– Да, все так. И мы отсюда ни ногой. А документы у тебя есть? А то ишь, какой языкастый!
– Вот паспорт. – Артем протянул загранпаспорт, который лежал в кармане рубашки.
– Здесь не написано, что ты хозяин, – хитро улыбнулась женщина со шваброй, – так и я могу паспортами в нос совать. Ты покажи, где ты хозяин. Артем?
– Да, Артем.
– Так ты что ж, Анжелин племяш? – ахнула женщина со шваброй.
– Какой племяш? Она моя домработница.
– Ну ты насмешил. Анжела – домработница! – Женщина со шваброй захохотала. – Вот про племяша она рассказывала. Точно, Артем. Непутевый, раздолбай.
– Ну да. Видимо, это про меня.
– И что же теперь делать? – тихо спросила женщина с блинами. – Вы нас прогоните?
– Нет, конечно. С Анжелой я потом разберусь. Живите столько, сколько нужно. Я на три дня приехал.
– Так это же замечательно! – воскликнула женщина с блинами. – Вы что любите есть? Я буду вам готовить. Очень люблю готовить, а есть некому. Много ли старухе надо – кефир и кусок хлеба. Так вы что любите?
– Я всеяден.
– Я пышечек могу напечь и вареничков налепить… – обрадовалась женщина.
Артем очень быстро привык к грохоту кастрюль и бесконечной перебранке пожилых дам. Только удивлялся, как эти две совершенно разные женщины могут существовать вместе. Он купил дамам, как он их называл, ликер и вечером предложил выпить.
– Не буду эту сладкую бурду пить, – заявила Елена Ивановна, которая огрела Артема шваброй, – мне бы водочки.
– А я выпью, – сказала Наталья Владимировна.
– Тебе лишь бы выпендриться, – беззлобно буркнула Елена Ивановна.
Впрочем, она тоже пододвинула рюмку, и за вечер они на троих уговорили бутылку.
Елена Ивановна раскраснелась и начала рассказывать о своей бурной молодости. Наталья Владимировна смущалась, закатывала глаза и просила «избавить ее от интимных подробностей». Артем не слушал. Думал о том, что вот эти две женщины – совершенно одинокие – обрекли себя друг на друга.
– Вы и в Москве вместе живете? – спросил он у Елены Ивановны, когда Наталья Владимировна ушла на кухню.
– Да, я с ней, – Елена Ивановна кивнула головой в сторону кухни, – уже десять лет мучаюсь.
Артем молчал и ждал продолжения.
– Сын ее нанял меня сиделкой. Как он говорил, «компаньонкой». – Елена Ивановна выплюнула это слово. – На самом деле не хотел, чтобы мамаша ему мешала. Избавиться от нее решил, чтобы она копыта отбросила, а ему квартирка досталась. Ты не смотри на меня так, я знаю, что говорю – санитаркой в больнице сколько лет отработала. Он с доктором договорился, тот ей таблетки напрописывал. А ей только хуже становилось, она ж даже не ходила совсем. Так я быстро таблетки повы-брасывала. Не могу грех на душу брать. Я ей глаза раскрыла, все про сынулю рассказала, и про доктора его купленного, и про таблетки. Только она мне не поверила. До сих пор не верит. Сын-то ее умер. Я считаю, по заслугам ему. Земля таких не должна носить. А я вот с ней осталась. Куда я ее брошу? Она ж идиотка, жизни не знает, людям верит, всех хорошими считает. Миротворка хренова. Так и живем… Вроде не подруги, не родственницы, не прислуга с хозяйкой, а у меня никого, кроме нее, нет, и у нее никого, кроме меня. Вот так бывает… Устала я. Иногда думаю, что пора мне уже туда. Хватит, пожила. Но эту не могу оставить. На кого? Вот и продолжаю топтаться.
Артем думал о старости… С кем он останется? И каким он будет – брюзжащим стариком или вечным мальчишкой с седой щетиной?
Елена Ивановна храпела по ночам, а Наталья Владимировна мучилась бессонницей и вела девичий дневник. Она вставала в шесть утра и готовила завтрак. В семь поднималась Елена Ивановна, и на кухне начинался скандал. Дамы пытались говорить шепотом, но срывались на крик. Елена Ивановна выбрасывала в мусорное ведро гренки и пышки, над которыми Наталья Владимировна колдовала в течение часа, и за две минуты делала новые – жирные, сладкие, сытные. Как она говорила, «съедобные».
– Ну мне же легче.
Артем вынужден был признать, что Анжела права. Он не страдал, и это его мучило больше всего. Почему ему совсем-совсем не плохо? Хотя бы немножечко не плохо. Его даже радовало, что он оказался здесь, и что билетов нет, тоже радовало. Пусть Стасик с сестрой побегают – не развалятся. «Так ведь нельзя думать», – уговаривал себя Артем.
– Иди поплавай, мозги проветри, – сказала Анжела. – Отцу теперь все равно, приедешь ты или нет.
– Господи, Анжела, вы можете немного помолчать? Можно хоть чуть-чуть уважения проявить?
Анжела многозначительно грохнула сковородкой и ушла в сад.
Артем поднялся к себе в комнату, завалился на кровать, подоткнул под себя одеяло со всех сторон и… заснул. Глубоким спокойным сном без сновидений.
Проснулся от телефонного звонка. Звонили из аэропорта – для него нашелся билет. Нужно срочно приезжать. Просто удача, что его удастся посадить на ближайший рейс. Артем встал под ледяной душ, чтобы проснуться, и, не попрощавшись с Анжелой, уехал.
Прямо из аэропорта он поехал в ресторан на поминки. В дороге опять думал о чем угодно – что сестра выбрала этот дурацкий ресторан на отшибе, что Анжела уже достала и ее надо увольнять, что забыл половину нужных вещей. Думал обо всем, кроме отца.
В самолете он с радостью послушался просьбы бортпроводника, отключил телефон и не спешил его включать, когда самолет приземлился, хотя было уже можно. Он включил его только в такси, и телефон сразу подал сигнал – пришла отправленная несколько часов назад эсэмэска от сестры: «Я так и знала».
Это означало, как догадался Артем, что они уже на кладбище. «Я прилетел. Буду на поминках», – написал он ей. «Можешь не спешить», – ответила сестра. Он и не спешил. Подъехал к ресторану – одно название. На самом деле кафе между автомойкой и шиномонтажом. Долго искал кошелек, чтобы расплатиться с таксистом, долго вытаскивал чемодан из багажника, стоял перед дверью и курил, пока наконец на выдохе не зашел внутрь. Из коридора заглянул в зал. Кого сестра собрала? Кто все эти люди? Зачем она соседа притащила – отец его терпеть не мог. Он посмотрел на стоящие на столе закуски – заливное, оливки, оливье, мясную нарезку, – и его затошнило.
Он пошел в туалет, где столкнулся со Стасиком.
– Привет, – сказал Артем.
– М-м-м, – ответил Стасик, – мы тебя не ждали.
– Стас, заткнись, не начинай сейчас, – проговорил Артем резко. – А то я за себя не отвечаю.
Тот криво ухмыльнулся и замолк.
– Деньги нужны? – поинтересовался Артем, досчитав до десяти, чтобы успокоиться, и ополоснув лицо холодной, пахнущей хлоркой водой над грязной раковиной.
Стасик опять что-то нечленораздельно промычал, стараясь не смотреть на Артема.
– Вот. Держи. – Артем достал кошелек и вытащил все деньги, что были. – Этого хватит? Я туда не пойду. Сестре привет.
Артем вышел из ресторана, глубоко вздохнул, чтобы справиться с рвотными позывами, и поехал домой.
На следующий день он поехал на кладбище, где была могила матери. Артем дважды прошел мимо по дорожке, не узнавая. Плиту завалили искусственными венками и прямо в свежую землю воткнули портрет отца – Артем его не узнал на этой старой официальной фотографии, настолько она была далека от реальности. Между соседними могилами валялась пустая бутылка дешевой водки, расколотое блюдце и разрезанная пополам пластиковая бутылка. Артем постоял минуту и ушел.
* * *
В том местечке на берегу моря помимо церкви и помойки главным ориентиром было кладбище. Старое, с семейными могилами. Артем любил там гулять. Впрочем, как и все. У каждого была своя «любимая» надгробная плита. Художнику-шизофренику нравилась та, где была похоронена некая Агриппина фон Либеншульц. Ему нравился шрифт и такое звучное сочетание. И женщина, чей портрет был высечен на камне.– Какая была женщина! – говорил художник с восторгом, как будто знал покойницу лично.
Артем отдавал предпочтение другой гробнице – с многочисленными именами дедов, отцов, жен. Последней, без указания даты смерти, а только с датой рождения, значилась сноха Выдра. Значит, сноха по имени Выдра, находящаяся в добром здравии и, судя по году рождения, еще не в преклонных летах, заранее позаботилась о том, чтобы лечь именно здесь. Забронировала место. Про эту могилу художник неизменно говорил: «Бедная, бедная женщина…» – и рассказывал анекдот про свободное место на Ваганьковском кладбище, куда лечь надо завтра.
Артему нравился логичный, очень удобный и простой способ захоронения – когда к могильной плите приделаны большие ручки-кольца. Поднял и опустил, не надо заново вырывать, засыпать, ждать, когда опустится земля…
За кладбищенской оградой – кованой, в каких-то веселеньких розочках – часто переодевались местные девчонки, прячась за более внушительными плитами и редкими постаментами. Стягивали мокрые купальники, тут же подкрашивались, переобувались, смеясь, шушукаясь и без конца болтая о своих девичьих делах. И никого это не смущало. Даже родственников покойников, которые приходили, улыбаясь и так же разговаривая о своих делах, стояли у могилы и после этого спускались к пляжу – окунуться. И не было в этом надрыва и жуткой тоски.
Впрочем, на это кладбище часто заходили туристы, которых привозили осматривать Старый город, – галдящие, с бутылками воды, мороженым, рюкзаками. Они ходили между гробницами, как на экскурсии, внимательно читали надписи, комментировали. И в этом никто не видел святотатства или неприличия. Артем тоже мечтал быть похороненным на этом веселом кладбище, рядом с помойкой, спуском на пляж, церковью и школой. Правда, на это он вряд ли мог рассчитывать.
Тут, в Москве, стоя у свежей могилы, он испытывал только раздражение и злость. Он злился на отца за то, что тот потревожил могилу матери, изуродовал ее своим присутствием. Злился на сестру, которая завалила плиту матери жуткими пошлыми венками и приняла такое решение – похоронить их вместе, а не отдельно. Злился на себя за собственные мысли. Злился на Стасика, который наверняка пересчитает все деньги до копеечки и скажет, что Артем сэкономил, дал меньше, чем должен был.
Два следующих дня Артем провалялся на диване, пока не позвонил старый приятель – Димка.
– Слушай, ты в Москве?
– Да, прилетел, у меня отец умер.
– Я думал, он давно умер, – удивился Димка.
– По сути, так оно и есть. А ты как?
– Я чего звоню. А в твоем доме кто-нибудь живет? Я просто подумал, если ты в Москве, может, я туда смотаюсь на недельку? Ты не против?
– Без проблем. Там только Анжела.
Димка не в первый раз просился пожить в доме. Как правило, это означало, что у друга новая девушка. Собственно, Димка был не один такой, знакомые и коллеги часто просили у Артема разрешения пожить в его доме – кто на выходные, кто на неделю, и он никогда никому не отказывал.
– Тогда договорились. Спасибо, – обрадовался Димка. – Пока.
– Слушай, – вдруг опомнился Артем, – у тебя мотоцикл на ходу?
– Да, хочешь покататься?
– Дашь?
– Без вопросов. Ключи закину сегодня.
Зачем Артему понадобился Димкин мотоцикл, он и сам не знал. Никогда не разделял страсть друга к мотоциклам, предпочитая закрытую, создающую ощущение интима и личного пространства, машину. Даже в жару он никогда не открывал окно, врубая на полную мощность кондиционер и музыку на диске. Просто вдруг нахлынуло, захотелось ветра, легкости и адреналина.
Мотоцикл выглядел внушительно. Артем сел, поерзал, потрогал ручки, осторожно вывел его из гаража и медленно поехал. Постепенно вошел во вкус и начал получать удовольствие. Димка оставил ему и всю экипировку, в которой Артему, как ни странно, было комфортно. Он ощущал себя по-другому. Иным человеком. Ему нравилось лавировать между машинами, нравился этот новый угол обзора, нравилось ловить взгляды автомобилистов. Ему хотелось оторваться на мотоцикле от земли, поставить его на заднее колесо и взлететь. Хотелось романтики, новых отношений, безумия, ночных поездок…
Мотоцикл давал драйв и чувство вседозволенности, освобождал и провоцировал.
Наверное, на этом драйве он и познакомился с Лесей. На самом деле она была Алесей, через А, и очень обижалась, когда ее имя писали через О. Все это она ему рассказала, когда они столкнулись на автостоянке около дома, в первые пять минут знакомства. Алеся не могла объехать его мотоцикл, который он припарковал, как машину, – поперек.
– Но ведь правильно Олеся, – решил подзадорить ее Артем. – Помните песню «Олеся, Олеся, так птицы кричат…»
– Не помню, – призналась Алеся, – это старая песня? А хотите, я вам паспорт покажу? У меня и в паспорте написано «Алеся».
– Давайте, чтобы не спорить, а с женщинами я никогда не спорю, буду называть вас Лесей, – предложил, улыбаясь, Артем.
– Меня все так и называют, – отозвалась она.
Артем помог ей выехать со стоянки, глядя в зеркало, как смешно она от волнения мусолит во рту прядь волос. Леся ему понравилась. «То, что мне сейчас нужно», – подумал он. Молодая, симпатичная девушка, без груза проблем и забот. Ее легко было рассмешить – она все время смеялась, звонко и заразительно, над его глупыми анекдотами, которые он выдавал один за другим. Она была легкой на подъем – они поехали вместе пить кофе на заправку. Так же легко она в тот же вечер оказалась в его квартире и легко осталась на ночь. И ночью тоже все было просто и без особых проблем. Утром он повез ее на работу. На мотоцикле.
Артем не видел эту машину. Совершенно точно не видел. И даже ничего не почувствовал. Только то, как летел несколько секунд в воздухе.
Он порвал джинсы и поцарапал руку. Леся лежала без сознания, а когда пришла в себя – застонала. В больнице сказали, что у нее раздроблен таз. Нужна операция. А еще сказали, что это очень опасно для такой молодой девушки, которой еще рожать.
Артем чувствовал себя виноватым, хотя знал со стопроцентной уверенностью, что виновен водитель машины.
Он не собирался продолжать знакомство – Леся была для него случайной девушкой на одну ночь, максимум на неделю. Он не влюбился, не сошел с ума от страсти. Девушка как девушка – ничего особенного.
Теперь он не знал, как поступить, понимая, что случайная связь оказалась не такой уж случайной.
На следующий день он все-таки поехал в больницу к Лесе – просто чтобы проверить, как она, и отделаться от чувства вины, убедиться, что с ней все будет хорошо. Если нужно – дать денег на лекарства, уехать и забыть о ней.
Когда Артем зашел в палату, там уже были две женщины, очень похожие друг на друга и на Лесю – Артем решил, что это мама и сестра. Женщина постарше тут же кинулась к нему на грудь и крепко стиснула – Артем ощутил запах пота, смешанный со слишком сладкими духами. Леся слабо улыбнулась. Молодая женщина, ненамного старше Леси, видимо сестра, с интересом рассматривала его с ног до головы.
– Мама, это Артем, – представила его Леся.
– Здравствуй, дорогой. – Мама опять прижала его к своей груди. – Что же теперь будет?
– Все хорошо, – ответил Артем, – врач сказал, что Леся восстановится.
– Ты-то как? – Мама Леси принялась его осматривать.
– В порядке. Вы поймите, – Артем хотел объяснить, что он не виноват, – это водитель машины, милиция тоже так сказала, еще на месте…
– Да я знаю, дорогой… не мучай себя… – сказала мама.
Он отдал купленные зачем-то цветы и сказал, что очень торопится и зайдет еще. Ночью он почти не спал.
Утром с тяжелой головой он опять поехал в больницу, обещая себе, что поговорит с Лесей один на один, все объяснит и расстанется «по-человечески», чтобы избавиться от гадкого осадка, отложившегося в области желудка и провоцировавшего нервную диарею и рвоту.
– Артем! – обрадовалась, увидев его, Лесина мать. – Лесенька, к тебе Артем приехал.
Сестра нервно поправляла прическу и явно строила ему глазки.
– Ну, иди к ней, – подтолкнула Артема к кровати мать. Толчок был ощутимый, рука у мамы оказалась тяжелая.
Артем сел на кровать и взял Лесину руку. Все заулыбались. Мать украдкой, совершенно по-киношному промокнула уголок глаза.
– Можно мне с Лесей поговорить? – спросил Артем.
– Конечно-конечно, мы уже уходим, – засуетилась мама, выталкивая Лесину сестру из палаты.
Леся смотрела на него и улыбалась. Он не знал, что сказать, наверное, впервые в жизни. Сидел и молчал.
– Поправляйся, – выдавил он, наконец.
– Спасибо, – улыбнулся Леся.
– Ты не волнуйся, все нормально будет, вот дочь у Петровых тоже с тазом и ничего – двоих родила, – зашептала ему на ухо мать, поймав за локоток в коридоре. – А если что, то медицина, как говорится, не стоит на месте. Сейчас столько средств, не то что тридцать лет назад… – тараторила она.
Артем кивал, как китайский болванчик, и не знал, что отвечать и как себя вести.
Только поздно вечером перед телевизором, во время второго периода хоккейного матча до него наконец дошло, что Лесина мать считает его женихом дочери, а про таз – это в том смысле, что Леся сможет рожать, если вдруг он передумает жениться именно по этой причине.
– Что мне делать? – позвонил он Димке, заодно рассказав про аварию.
– Если ты бросишь девушку в таком положении, будешь последней сволочью, – ответил тот.
– И что мне делать? Жениться на ней? Я ее вообще не знаю! Случайная знакомая. Провел с ней одну ночь. Она даже мне не нравится – совсем не в моем вкусе. Так, милая девочка. Может, она с каждым так легко на ночь остается. Авария – чистая случайность! На моем месте мог быть кто угодно! Я не виноват!
– Что ты орешь? – спокойно сказал Димка. – Да, мог оказаться кто угодно, но оказался именно ты. Чего ты так дергаешься? Тебя же за руку никто в загс не тащит и не шантажирует. Она ведь наверняка даже твоего телефона не знает.
– Не знает. Не успел оставить. Да и не собирался, – признался Артем.
– Ну вот. Значит, просто не приедешь в больницу – и все. Пропадешь.
– Сам же говорил, что тогда я буду сволочью.
– Сволочью ты будешь в любом случае. Потому что именно ты сидел за рулем. Если ты сам себя считаешь виноватым, то представь, что думают они.
– Я же в Москве вообще не должен был находиться, ты же знаешь. Если бы не смерть отца, меня бы здесь не было…
– Выходит, судьба…
Вечером Артем напился до чертиков. Ночью, после очередного приступа рвоты, решил, что больше к Лесе не поедет, а утром, забыв принять душ и побриться, купил каких-то почти гнилых яблок и поехал в больницу.
В палате никого не было. Леся спала. Он сел на стул, все еще не понимая, что здесь делает.
– Привет! – Она открыла глаза.
– Привет, я тебя разбудил?
– Нет, все нормально.
– Как ты?
– Как видишь. – Она показала на загипсованную нижнюю часть туловища. – Очень чешется. Спасибо, что приезжаешь. Рада тебя видеть.
– Да не за что, – пожал плечами он.
Леся лежала и улыбалась. Она все время улыбалась, чего он совершенно не мог понять, и поэтому не знал, как себя вести. Если бы она была серьезной или грустной, он бы ее рассмешил, утешил…
– Ты не обязан ко мне приезжать. Не волнуйся, ты не виноват. Я все понимаю. Случайность, – сказала она.
– Да, но за рулем сидел я.
– И маму мою не слушай. Она… мама…. сам понимаешь. Я даже не знаю, почему она решила, что мы с тобой встречаемся. Я ей сказала, что ты – просто знакомый. Но она себе уже все напридумывала.
– Послушай, – вдруг неожиданно для самого себя сказал Артем, – у меня есть дом на берегу моря. Давай я туда тебя отвезу? Врачи говорили, что тебе нужно восстанавливаться, реабилитационный период, ноги разрабатывать. А что может быть лучше моря и солнца? Ты пойдешь на поправку, а меня перестанет мучить чувство вины. Ну как тебе идея? Договорились? Просто будешь жить столько, сколько захочешь. Без всяких отношений и обязательств. Договорились? Пожалуйста, соглашайся, иначе я с ума сойду.
– Не знаю…
– Тогда договорились. Тебя когда выписывают?
– Понятия не имею.
– Ладно, я поговорю с твоим лечащим врачом, куплю билеты и сам отвезу тебя.
– Только я ходить не могу. Ничего не могу сама…
– У меня там есть домработница. Не волнуйся, тебе не придется ничего делать. Будешь отдыхать.
Леся опять улыбнулась.
* * *
Артем прилетел рано утром – подготовить дом, предупредить Анжелу, все устроить к приезду Леси. Входная дверь была закрыта, но на втором этаже все балконные двери, как всегда, настежь. Чтобы не разбудить Анжелу, он тихо пробрался через самую дальнюю комнату, условно называемую телевизионной. Условно, потому что телевизор не работал уже года три – Анжеле было недосуг поставить стабилизатор, а без него вся бытовая техника летела в течение полугода. Он лег спать внизу на диване, не раздеваясь, укрывшись от комаров с головой пледом. Успел подумать, что Анжела опять не поменяла антикомариные пластины.Сквозь сон он слышал голоса – незнакомые. Разговаривали две женщины. Судя по интонациям и тембру, пожилые. Точно не Анжела. Артем решил, что это соседи, и попытался поспать еще. Голоса становились то громче, то стихали до шепота.
– Я говорила, что надо закрывать. «Кому надо? Все свои!» Вот, пожалуйста.
– Может, знакомый?
– Какой знакомый? Бомж.
– Откуда тут бомжи?
– От верблюда. Бомжи везде есть. Цыгане есть. Значит, и бомжи есть.
– И как он сюда вошел?
– Через как. Второй этаж. Тебе душно, видите ли. Давай буди его, будем гнать.
– Может, я блинчиков сначала напеку? А пока в милицию позвоним…
– В какую милицию? Какая здесь милиция? Какие блинчики? У нее бомж на диване, а она блинчики…
– Ну полиция, или как она у них называется. Или давай водителю позвоним, который нас на базар возит… Он мужчина крепкий, вежливый.
– Я щас швабру возьму, и никому звонить не надо. У меня рука тяжелая. Огрею по голове и все – можно выносить.
– Зачем же по голове? А вдруг он умрет?
– Не умрет. Сознание потерять может. Мы его и вытащим.
– Я не потащу. Я боюсь. А вдруг он тяжелый? Или толстый?
– Где ты видела толстых бомжей? Вытащим. Ты за ноги, я за руки. Поднимем. Нам не рожать. Не надорвемся.
– Нет, я не буду. А вдруг он не потеряет сознание, а, наоборот, разозлится?
– Тогда я его еще раз огрею. Посильнее.
– А вдруг он больной? Живой человек же. Давай, может, по-хорошему? Накормим, еды с собой дадим и проводим.
– А мы с тобой не больные? Много с нами по-хорошему в жизни поступали? Давай тут приют откроем и ночлежку! Еще и помоем и на чистое положим.
– Ну не передергивай. Может, он нормальный человек, просто несчастный, всякое в жизни бывает.
– Это да. Вот кто ж знал, что я с тобой буду тут сидеть? Ни за что бы не согласилась, а сижу.
– Да ну тебя. Делай, что хочешь. Я пойду тесто на блины поставлю.
Голоса стихли. Артем почувствовал, что кто-то дергает его за ногу и стаскивает плед.
– М-м-м, – сказал он, приподнимаясь на локте, и тут же получил шваброй по лбу.
– Эй! – заорал он. Даже не выругался против обыкновения. – Совсем сдурели?
– Ну-ка поднимайся и топай отсюда.
Артем увидел нависшую над ним большую статную женщину с огромными, как у мужика, руками.
– Швабру уберите, – сказал как можно спокойнее он.
– Ты это, не бутузь. По-хорошему говорю – руки в ноги и вали отсюда.
– Я хозяин.
– Ага. Конечно… – хмыкнула женщина.
– Я хозяин этого дома. А вот вы кто и что тут делаете, совершенно непонятно.
– Мы-то тут живем, а вот ты как сюда пролез – это милиция разберется. Или убираешься по-хорошему, или я звоню в милицию. Понял?
Женщина продолжала нависать над ним, обороняясь шваброй. Артем непроизвольно застонал – лоб от удара саднило, и было не по себе от всей ситуации.
– Может, вы есть хотите? Сейчас блинчики будут, вы любите блинчики? – подала голос вторая женщина.
– Люблю, – ответил Артем.
– Ага, щас. И блины, и пироги, все тебе будет. Вали отсюда подобру-поздорову!
Женщина со шваброй огрела его еще раз, да так неожиданно, что Артем не успел подставить руку.
– Так, все! Прекратите драться! – заорал Артем и выхватил у женщины швабру. Она и вправду оказалась крепкой, и ему пришлось приложить усилия. Не будь женщины в солидном возрасте, он бы не церемонился. – Послушайте меня, – закричал он. – Я хозяин дома. Я здесь живу. Почему вы здесь находитесь, совершенно непонятно. Кто вас сюда пустил?
– Так, хватит горланить, не глухие. Мы тут на законных основания. Нам хозяйка дом сдала. Деньги уплочены, так что ничего не знаем. С ней и разбирайся.
– Может, недоразумение какое… – опять подала голос женщина с блинами.
– Ты за сковородкой своей смотри, – рявкнула на нее женщина со шваброй. – Горит вон. Сама – недоразумение сплошное.
– Какая хозяйка? – перебил Артем эту перебранку.
– Как какая? Анжела. Ее тут все знают. Местная она.
– Понятно… А сама Анжела где?
– Так уехала. Через неделю будет. Мы тут до восемнадцатого. И раньше не съедем, или возвращай деньги.
– Ясно. А куда уехала, не сказала?
– Так в Москву ж, наверное.
– Может, вы съедите блин?
– Да надоела ты со своими блинами горелыми, – опять прикрикнула женщина со шваброй.
– Они не подгорели, а немножко поджарились, – обиделась женщина с блинами.
– Ты очки-то надень! Черные вон.
– И вправду. Что же делать?
– Выброси в мусорку.
– Жалко. Может, кошки съедят?
– Твою стряпню даже кошки жрать не будут. Как же ты, безрукая, до таких лет дожила, удивляюсь.
– Женщины, дорогие, – опять вмешался Артем, – подождите. Вам сдала дом Анжела и взяла с вас за проживание деньги. Я правильно все понял?
– Да, все так. И мы отсюда ни ногой. А документы у тебя есть? А то ишь, какой языкастый!
– Вот паспорт. – Артем протянул загранпаспорт, который лежал в кармане рубашки.
– Здесь не написано, что ты хозяин, – хитро улыбнулась женщина со шваброй, – так и я могу паспортами в нос совать. Ты покажи, где ты хозяин. Артем?
– Да, Артем.
– Так ты что ж, Анжелин племяш? – ахнула женщина со шваброй.
– Какой племяш? Она моя домработница.
– Ну ты насмешил. Анжела – домработница! – Женщина со шваброй захохотала. – Вот про племяша она рассказывала. Точно, Артем. Непутевый, раздолбай.
– Ну да. Видимо, это про меня.
– И что же теперь делать? – тихо спросила женщина с блинами. – Вы нас прогоните?
– Нет, конечно. С Анжелой я потом разберусь. Живите столько, сколько нужно. Я на три дня приехал.
– Так это же замечательно! – воскликнула женщина с блинами. – Вы что любите есть? Я буду вам готовить. Очень люблю готовить, а есть некому. Много ли старухе надо – кефир и кусок хлеба. Так вы что любите?
– Я всеяден.
– Я пышечек могу напечь и вареничков налепить… – обрадовалась женщина.
Артем очень быстро привык к грохоту кастрюль и бесконечной перебранке пожилых дам. Только удивлялся, как эти две совершенно разные женщины могут существовать вместе. Он купил дамам, как он их называл, ликер и вечером предложил выпить.
– Не буду эту сладкую бурду пить, – заявила Елена Ивановна, которая огрела Артема шваброй, – мне бы водочки.
– А я выпью, – сказала Наталья Владимировна.
– Тебе лишь бы выпендриться, – беззлобно буркнула Елена Ивановна.
Впрочем, она тоже пододвинула рюмку, и за вечер они на троих уговорили бутылку.
Елена Ивановна раскраснелась и начала рассказывать о своей бурной молодости. Наталья Владимировна смущалась, закатывала глаза и просила «избавить ее от интимных подробностей». Артем не слушал. Думал о том, что вот эти две женщины – совершенно одинокие – обрекли себя друг на друга.
– Вы и в Москве вместе живете? – спросил он у Елены Ивановны, когда Наталья Владимировна ушла на кухню.
– Да, я с ней, – Елена Ивановна кивнула головой в сторону кухни, – уже десять лет мучаюсь.
Артем молчал и ждал продолжения.
– Сын ее нанял меня сиделкой. Как он говорил, «компаньонкой». – Елена Ивановна выплюнула это слово. – На самом деле не хотел, чтобы мамаша ему мешала. Избавиться от нее решил, чтобы она копыта отбросила, а ему квартирка досталась. Ты не смотри на меня так, я знаю, что говорю – санитаркой в больнице сколько лет отработала. Он с доктором договорился, тот ей таблетки напрописывал. А ей только хуже становилось, она ж даже не ходила совсем. Так я быстро таблетки повы-брасывала. Не могу грех на душу брать. Я ей глаза раскрыла, все про сынулю рассказала, и про доктора его купленного, и про таблетки. Только она мне не поверила. До сих пор не верит. Сын-то ее умер. Я считаю, по заслугам ему. Земля таких не должна носить. А я вот с ней осталась. Куда я ее брошу? Она ж идиотка, жизни не знает, людям верит, всех хорошими считает. Миротворка хренова. Так и живем… Вроде не подруги, не родственницы, не прислуга с хозяйкой, а у меня никого, кроме нее, нет, и у нее никого, кроме меня. Вот так бывает… Устала я. Иногда думаю, что пора мне уже туда. Хватит, пожила. Но эту не могу оставить. На кого? Вот и продолжаю топтаться.
Артем думал о старости… С кем он останется? И каким он будет – брюзжащим стариком или вечным мальчишкой с седой щетиной?
Елена Ивановна храпела по ночам, а Наталья Владимировна мучилась бессонницей и вела девичий дневник. Она вставала в шесть утра и готовила завтрак. В семь поднималась Елена Ивановна, и на кухне начинался скандал. Дамы пытались говорить шепотом, но срывались на крик. Елена Ивановна выбрасывала в мусорное ведро гренки и пышки, над которыми Наталья Владимировна колдовала в течение часа, и за две минуты делала новые – жирные, сладкие, сытные. Как она говорила, «съедобные».