Трэверс Памела. Мэри Поппинс с Вишневой улицы

   И вот когда они совсем уже потеряли надежду, что мама вспомнит про слова отца, миссис Банкс вдруг сказала:
   – Ну вот что, дети, хватит таращить на меня глаза. Одевайтесь поскорее. Вы сегодня идете с отцом в кафе «Чай с пряниками». Вы что, забыли?
   Да разве они могли это забыть? Дело было не только в пряниках. Была еще Птичница – а это самое лучшее на свете!
   Вот почему они в таком волнении шагали сейчас по Лудгейт-Хилл.
   Мэри Поппинс шла между ними в своей новой шляпке и выглядела потрясающе. Каждые пять минут она смотрелась в зеркальные витрины – и каждый раз убеждалась, что шляпка была на месте, красные розы не превратились в какиенибудь простенькие цветы, вроде маргариток. При этом она замедляла шаг, а Джейн с Майклом вздыхали, но не смели ничего сказать – вдруг Мэри Поппинс рассердится и будет назло по часу стоять у витрины и разглядывать себя не только спереди, но и с боков.
   Но вот наконец подошли они к Собору Святого Павла, который построил много лет назад человек с птичьим именем – Христофер Рен. (У них дома жил однажды скворец по имени «Христофер».) Наверное, поэтому птицы так любят этот Собор и, конечно, по этой причине рядом с Собором жила старая Птичница.
   – Вот она! – вдруг закричал Майкл и сплясал танец дикарей.
   – Перестань паясничать, – сказала Мэри Поппинс и последний раз взглянула на отражение красных роз в витрине ковровой лавки.
   – И опять поет свою песню! – воскликнула Джейн, крепко прижимая к груди ладошки – вдруг сердце от радости выскочит.
   – Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! Купите птичкам обед! Два пенни пакет! – нараспев выкрикивала Птичница одну и ту же строчку, протягивая прохожим пакетики с хлебными крошками.
   А вокруг нее порхали десятки, а может, сотни птиц, вились над головой, взлетали и снова падали вниз.
   Мэри Поппинс называла всех птиц «воробушки». Все птицы для нее на одно лицо, высокомерно объясняла она. Но Джейн-то с Майклом знали – никакие это не воробьи, а голуби и горлинки. Среди них были болтливые, суетливые сизые голуби-бабушки; быстрые грубоголосые голуби-дядюшки; трезвонящие «денег-нет, денег-нет» голуби-папы и бестолковые, озабоченные нежно-голубые горлицы-мамы. Так, во всяком случае, казалось Джейн и Майклу.
   Птицы кружили и кружили над головой Птичницы, а когда дети подошли, вдруг шумно взмыли вверх и сели на самую макушку Святого Павла, громко гуля и не обращая на Птичницу никакого внимания.
   Сегодня была очередь Майкла покупать птицам еду. Джейн покупала в прошлый раз. Он подошел к Птичнице и протянул ей четыре полупенсовика.
   – Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! – пропела Птичница, вложила ему в руку птичью еду и спрятала полученные монетки в складках широченной черной юбки.
   – Если бы ваши пакеты стоили один пенс, я бы купил два, – сказал Майкл.
   – Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! – опять прокричала Птичница, как кукушка, у которой только одна песня – «ку-ку», «ку-ку», о чем ее ни спросишь.
   Джейн с Майклом и Мэри Поппинс высыпали крошки на землю, и скоро птицы сначала поодиночке, потом по две, по три стали слетать с купола.
   – Дура полоротая, – презрительно сказала Мэри Поппинс, когда одна голубка, клюнув крошку, тут же выпустила ее из клюва.
   Но остальные птицы клевали на зависть, громко воркуя, толкаясь и цокая лапками. Скоро все было съедено подчистую – ведь воспитанные голуби ничего не оставляют. Убедившись, что больше есть нечего, голуби одним мощным, рябящим в глазах движением вспорхнули и закружились над головой Птичницы, повторяя на своем языке ее бесконечную песню. Одна голубка опустилась ей на шляпку и села, поджав лапки, – точь-в-точь украшение на короне. А какой-то голубь принял новую шляпку Мэри Поппинс за розовый куст и сорвал клювом цветок.
   – Ах ты, негодный воробей! – воскликнула Мэри Поппинс и махнула на него зонтом. Голубь, оскорбленный до глубины души, подлетел к Птичнице и назло Мэри Поппинс воткнул розу в шляпу Птичницы.
   – Начинка для пирога, вот ты кто! – не на шутку рассердилась Мэри Поппинс. Бросила на него последний гневный взгляд и прибавила, обращаясь к детям: – Идемте скорее! Давно пора идти.
   А голубь только рассмеялся, повернулся к Мэри Поппинс хвостом и презрительно тряхнул им.
   – До свидания, – сказал Майкл Птичнице.
   – Купите птичкам обед! – пропела та, улыбнувшись.
   – До свидания, – подхватила Джейн.
   – …всего два пенни пакет! – закончила Птичница и помахала детям.
   Пошли все трое дальше – дети справа и слева, Мэри Поппинс в середине.
   – А что будет потом, когда все уйдут? – спросил Майкл у Джейн.
   Он хорошо знал, что будет, но по правилам игры должен спросить у Джейн, ведь это в общем-то ее история.
   И Джейн стала рассказывать, а он вставлял то, что Джейн пропускала.
   – Ночью, когда все спят… – начала Джейн.
   – … и на небе зажигаются звезды, – прибавил Майкл.
   – И даже если не зажигаются, все голуби слетают с купола Святого Павла и прыгают вокруг Птичницы, смотрят, не осталось ли где крошек. И если осталось, клюют, чтобы утром вокруг Собора была чистота. А когда наведут чистоту…
   – Ты забыла, они еще купаются.
   – Да, купаются и чистят перышки. Делают три круга над Птичницей. И после этого устраиваются на покой.
   – Садятся к ней на плечи?
   – Да, и на шляпу.
   – И на корзину с пакетами?
   – Да, и на корзину. Потом Птичница гладит перышки у них на голове и говорит им, что надо слушаться и хорошо себя вести.
   – На птичьем языке?
   – Да. А когда у них начинают слипаться глазки, она расправляет складки своей юбки, как мама-курица крылья, и все голуби и голубки – порх-порх-порх – прячутся к ней под подол. Спрячется последний голубь, она начинает покачиваться, кудахтать над ними, они засыпают и крепко спят до утра.
   Майкл счастливо вздохнул. Он любил эту историю и мог слушать ее без конца.
   – Это все правда, верно, Джейн? – как всегда, спросил он.
   – Нет, – ответила, как всегда, Мэри Поппинс.
   – Да, – сказала Джейн. Она лучше все знала.

Глава 8. Миссис Корри

   – Два фунта сосисок. Самых лучших, свиных, – сказала Мэри Поппинс. – И поскорее, пожалуйста, мы очень спешим.
   Мясник был толстый и красный, как его сосиски. Просторный фартук в белую и голубую полоску облегал его большой живот. Характер у него общительный. Облокотившись о деревянную колоду, он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс.
   – Спешите? – сказал он. – Как жаль! Я думал, вы зашли поболтать о том, о сем. Мы, мясники, как известно, любим хорошую компанию. А что может быть лучше, чем беседа с такой прелестной леди… – мясник вдруг осекся, увидев лицо Мэри Поппинс. Его выражение было ужасно. И мяснику очень захотелось сию минуту провалиться сквозь землю.
   – Понимаю, понимаю, – лицо его густо покраснело. – Вы ведь спешите, конечно. Два фунта, вы сказали? Самых лучших, свиных? Сейчас будет готово.
   Он подцепил крюком связку сосисок, висевших под потолком. Отрезал конец в три четверти ярда длиной, сложил их гармошкой, завернул сначала в белую бумагу, а потом еще в оберточную. И положил пакет на прилавок.
   – Что-нибудь еще? – с надеждой спросил он. Лицо его все еще пылало.
   – Ничего, – отрезала Мэри Поппинс, презрительно фыркнув. Взяла сосиски, быстро развернула коляску и с таким видом выкатила ее, что мясник понял – он нежданнонегаданно нанес покупательнице смертельную обиду. Но выйдя из лавки, Мэри Поппинс как ни в чем не бывало остановилась у витрины: хотела еще раз взглянуть со стороны, как выглядят ее новые туфли, – лайковые, блестящие, на двух пуговицах, они были верхом элегантности.
   Джейн с Майклом шли сзади и гадали, когда Мэри Поппинс вычеркнет в своем списке последнюю покупку, но спросить не осмеливались – такое у нее было лицо.
   Мэри Поппинс взглянула налево, направо, словно решала, куда пойти. «В рыбную лавку!» – наконец сообразила она и покатила коляску в соседнюю лавку.
   – Одну мелкую камбалу, полтора фунта крупной, полфунта креветок и одного омара, – выпалила она на одном дыхании – понять ее мог разве только тот, кто каждый день слышит подобное.
   Продавец рыбы в отличие от мясника был длинный и тощий: анфаса, казалось, у него совсем нет, только фланги. Вид у него был такой унылый, как будто он вот-вот заплачет. Джейн думала, что его, наверное, с детства гложет какое-то горе, а Майкл был уверен, что мама в младенчестве кормила его одним хлебом с водой и он никак не может это забыть.
   – Что-нибудь еще? – таким безнадежным голосом спросил он, как будто не сомневался в ответе.
   – Не сегодня, – ответила Мэри Поппинс.
   Продавец рыбы печально покачал головой: он понял, что Мэри Поппинс ничего больше не купит.
   Тихо вздыхая, он завернул покупки, обвязал пакет бечевкой и бросил в коляску.
   – Скверная погода, – сказал он, вытирая рукой глаза. – Думаю, лета в этом году не будет. Впрочем, было ли оно когда-нибудь? Гмм, а вид-то у вас не очень цветущий, – он посмотрел на Мэри Поппинс. – Хотя и у всех других не лучше.
   Мэри Поппинс гордо вскинула голову.
   – Вы на себя посмотрите, – резко сказала она, распахнула дверь и так сильно толкнула коляску, что опрокинула банку устриц.
   – Высказался! – фыркнула Мэри Поппинс и взглянула на ноги. «Вид не очень цветущий»! Это в новых-то туфлях, лайковых, блестящих, на двух пуговицах!» – вот что услышали Майкл и Джейн в ее восклицании.
   На улице Мэри Поппинс опять заглянула в список покупок и стала что-то вычеркивать. Майкл нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
   – Мэри Поппинс, мы пойдем когда-нибудь домой? – наконец не выдержал он.
   Мэри Поппинс подняла голову и уничтожающе посмотрела на него.
   – Как получится, – коротко ответила она и стала складывать список вчетверо. Майкл чуть не стукнул себя за выскочившие слова.
   – Ты можешь идти домой, если хочешь, – высокомерно произнесла она. – А мы идем покупать пряники.
   Кончики рта у Майкла поехали вниз. Вечно он что-нибудь ляпнет! Он же не знал, что последними в списке – пряники.
   – Тебе туда, – Мэри Поппинс махнула в сторону Вишневой. – Смотри не заблудись, – прибавила она, подумав.
   – Мэри Поппинс, пожалуйста, возьмите меня с собой! Вы ведь пошутили? Пожалуйста, не сердитесь, – стал просить Майкл.
   – Давайте возьмем его, Мэри Поппинс, – заступилась за брата Джейн. – Хотите, я покачу коляску? Только простите его.
   Мэри Поппинс фыркнула.
   – Если бы не пятница, – сказала она, грозно глядя на Майкла, – я бы– дзык! – и отправила тебя домой. Дзык – и все!
   И Мэри Поппинс покатила близнецов дальше. Джейн с Майклом поняли, что она немного смягчилась, и вприпрыжку поспешили за ней, ломая голову, что бы могло значить это «дзык». Вдруг Джейн заметила, что они идут совсем не в ту сторону.
   – Мэри Поппинс, мне послышалось, вы сказали, что мы идем покупать пряники. Но ведь наша кондитерская совсем в другой стороне… – осмелилась заговорить Джейн, но осеклась, увидев лицо Мэри Поппинс.
   – Кто делает покупки – ты или я? – спросила Мэри Поппинс.
   – Вы, – прошептала Джейн.
   – Да? А я думала, что ты, – Мэри Поппинс презрительно усмехнулась.
   Она легонько повернула коляску, свернула за угол и вдруг остановилась. Джейн с Майклом тоже остановились, чуть не налетев на нее, и увидели престранного вида лавчонку. Она была крошечная и какая-то замурзанная. В окнах висели фестоны из цветной бумаги, а с витринных полок уныло глядели выцветшие коробочки с шербетом, столетние карамельные палочки и древние леденцовые шарики на палочках. Между окон была маленькая темная дверца, куда Мэри Поппинс и втолкнула коляску; Джейн с Майклом вошли следом и попали в маленькую полутемную комнатку.
   Вдоль трех ее стен тянулись прилавки со стеклянным верхом. Под стеклом были выложены ряды темно-бурых пряников, и на каждом горела звездочка, их было так много, что казалось – это они освещают комнату слабым сиянием. Джейн с Майклом огляделись – интересно, кто торгует в этой древней лавке, как вдруг Мэри Поппинс громко позвала:
   – Фанни! Анни! Вы где? – ее голос несколько раз эхом отразился от темных стен. И тут же за прилавком возникли две великанши и поздоровались за руку с Мэри Поппинс. Потом перегнулись через прилавок и могучими, под стать росту, голосами приветствовали Джейн и Майкла.
   – Здравствуйте, мисс… – Майкл помедлил, не зная, кто Анни, кто Фанни.
   – Меня зовут Фанни, – сказала одна из сестер. – Какое «здравствовать!» Ревматизм замучил. Но все равно на добром слове спасибо.
   Она говорила с такой скорбью, как будто первый раз в жизни ее так учтиво приветствовали.
   – Какая прекрасная сегодня погода, – вежливо обратилась Джейн ко второй сестре, которая целую минуту не выпускала ее ладошку из своей огромной руки.
   – А я – Анни, – представилась она плаксивым голосом и прибавила: – Не по милу хорош, а по хорошему мил.
   Джейн и Майклу их манера говорить показалась весьма странной, но удивляться было некогда. Мисс Фанни и мисс Анни уже тянулись к коляске, и каждая поздоровалась за руку с одним из близнецов. Джон с Барбарой испугались и стали реветь.
   – Что, что, что такое? Кто тут шумит? – раздался из глубины лавки тонкий голосок. Услыхав его, мисс Фанни и мисс Анни так испугались, точно попали в лапы к людоеду. Они заметались по лавке, словно искали уголок, куда бы спрятаться.
   – Что тут происходит? – голосок с нотками любопытства прозвучал совсем близко, и из-за прилавка выскочила маленькая сухонькая старушонка, с маленьким, сморщенным личиком, тремя волосинками на голове, уложенными, однако, в модный пучок на макушке, и тонкими, как жердочки, ножками. Такой древней старухи Джейн с Майклом никогда в жизни не видели. Несмотря на это, она легко и весело подбежала к ним, точно молоденькая девушка.
   – Что, что, что такое! Вот тебе на! Да ведь это, Господи прости, Мэри Поппинс с Барбарой и Джоном Банксами! Да тут, никак, и Джейн с Майклом! Какой приятный сюрприз! Какая приятная неожиданность! Последний раз я была так же приятно удивлена, когда Христофор Колумб открыл Америку. Даю честное слово!
   Она сияла от радости, а ноги, обутые в мягкие сапожки, выделывали мелкие задорные па. Она подбежала к коляске и стала покачивать ее и делать козу тонкими скрюченными пальцами. Джон и Барбара сразу перестали плакать, загулили и засмеялись.
   – Так-то лучше! – весело пискнула старушка. И вдруг сделала очень странную вещь – отломила два своих пальца и протянула Джону с Барбарой. Но это еще не все! На месте отломанных тотчас же выросли два новых. Джейн с Майклом видели все это собственными глазами.
   – Это всего-навсего ячменный сахар, – объяснила старушка Мэри Поппинс. – Он им не повредит.
   – Вы, миссис Корри, можете дать им что хотите. Из ваших рук им ничего не повредит, – ответила Мэри Поппинс с несвойственной ей любезностью.
   – Как жаль, что это не мятные палочки, – вырвалось у Майкла.
   – Иногда они бывают и мятными палочками, – с радостью сообщила миссис Корри. – И к тому же очень вкусными. Я сама их люблю грызть, особенно если не спится ночью. Мята очень полезна для желудка.
   – А чем они будут в следующий раз? – спросила Джейн, проявляя вполне понятный интерес к пальцам миссис Корри.
   – Это действительно вопрос! Не знаю, – пожала миссис Корри плечами. – Это непредсказуемо. Впрочем, можно попытаться угадать. «Почему бы не попытаться», как сказал Вильгельм Завоеватель своей матери, которая не советовала ему идти покорять Британию.
   – Вам, наверное, очень, очень много лет, – вздохнув, сказала Джейн. Она так завидовала миссис Корри – столько прожить и все помнить! Вот бы и ей такую память.
   Миссис Корри тряхнула маленькой головкой и залилась тоненьким смехом.
   – Очень много лет! Да я сосунок по сравнению с моей бабушкой. Вот ей действительно очень, очень много лет. Но мое появление на свет восходит к незапамятным временам. Я, во всяком случае, помню, как создавали землю. Я была тогда желторотым подростком. Боже мой! Это был труд, скажу я вам!
   Она вдруг замолчала и скосила на детей свои остренькие глазки.
   – Да что это я! Совсем зарапортовалась, а гости мои ждут. Полагаю, душенька, – она повернулась к Мэри Поппинс, как видно, своей старой знакомой, – что вы пришли ко мне за пряниками?
   – Вы не ошиблись, миссис Корри, – учтиво ответила Мэри Поппинс.
   – Отлично. Фанни и Анни уже дали вам пряников? – Миссис Корри вопросительно посмотрела на Джейн и Майкла.
   Джейн отрицательно покачала головой. А за прилавком послышался приглушенный шепот.
   – Нет, мамочка, – едва слышно проговорила мисс Фанни.
   – Мы как раз собирались дать, мамочка… – начала мисс Анни испуганно.
   Выпрямившись во весь свой рост и бросив испепеляющий взгляд на дочерей-великанш, миссис Корри сказала тихим, полным ярости, устрашающим голосом:
   – Как раз собирались дать? Вон что, оказывается! Потрясающе интересно! А кто, позволь тебя спросить, Анни, позволил вам раздавать мои пряники?
   – Никто, мамочка. Я никому ничего не давала. Я только подумала…
   – Она только подумала! Очень мило с твоей стороны. Буду очень тебе обязана, если ты перестанешь думать. В этом доме обо всем думаю я! – сказала миссис Корри тихим, но пронзительным голосом. И вдруг рассыпалась мелким хрипловатым смехом.
   – Взгляните на нее! Нет, вы только взгляните! Трусишка-зайчишка! Рева-корова! – тыкала она узловатым пальцем в свою дочь.
   Джейн с Майклом взглянули и увидели, как по огромному несчастному лицу мисс Анни катится большая слеза: но они не осмелились вмешаться – крошечная миссис Корри внушала им трепет, почти ужас. Правда, стоило миссис Корри отвернуться, Джейн улучила минуту и протянула мисс Анни свой носовой платок, который от одной слезы так намок – хоть выжимай. Мисс Анни и выжала его и только потом отдала Джейн.
   – А ты, Фанни, интересно, ты тоже думала? – тонкий пронзительный голосок хлестнул вторую сестру.
   – Нет, мамочка, – дрожа, ответила мисс Фанни.
   – Ну, хоть ты, слава Богу, не думала! Подними это стекло!
   Пляшущими пальцами мисс Фанни открыла стеклянный верх.
   – А теперь, мои дорогие, – совсем другим голосом проговорила миссис Корри, глядя на Джейн с Майклом, и улыбнулась так ласково, что они устыдились: кого тут бояться – такая милая старушка, – подите сюда, мои птенчики, и выберите себе пряники, – продолжала она. – Пряники приготовлены сегодня по особому рецепту – я получила его от Альфреда Великого. Он очень хорошо стряпал, хотя, помню, печенье у него один раз подгорело. Сколько вам дать?
   Джейн с Майклом посмотрели на Мэри Поппинс.
   – Каждому по четыре, – сказала она. – Всего двенадцать. Значит, дюжину.
   – Прибавлю еще один и будет чертова дюжина. – Миссис Корри озорно глянула на детей. – Ну, берите же!
   И Джейн с Майклом взяли тринадцать душистых коричных пряников, у каждого наверху светилась звездочка из золотой бумаги. Майкл не удержался и откусил от одного кусочек.
   – Вкусно? – прокудахтала миссис Корри. Майкл кивнул. Миссис Корри на радостях подхватила руками юбки и пустилась в пляс.
   – Ура! Ура! Восторг! Ура! – выкрикивала она тонким голосом. Наконец остановилась, и лицо ее посерьезнело.
   – Но вы должны знать, я даю пряники за плату. Труд должен вознаграждаться. С каждого из вас по три пенса.
   Мэри Поппинс открыла кошелек и вынула три трехпенсовых монетки. И дала по одной Джейн и Майклу.
   – А теперь, – скомандовала миссис Корри, – приклейте монетки к моему платью. Так поступают мои покупатели.
   Дети взглянули на ее длинное черное платье. И действительно, все оно было усеяно трехпенсовиками, как платье принцессы бриллиантами.
   – Скорее же! Подите сюда и прилепляйте, – повторила миссис Корри, потирая руки в предвкушении удовольствия. – Не бойтесь, они не попадают на пол.
   Мэри Поппинс подошла первая и прижала свой трехпенсовик к воротничку.
   И что вы думаете? Он приклеился!
   Тогда и они прилепили свои монетки – Джейн на правое плечо, а Майкл на левый рукав.
   – Поразительно! – развела руками Джейн.
   – Ничего поразительного, – хихикнула миссис Корри. – Или, вернее, не более поразительно, чем все другое, о чем я могла бы рассказать, – и она подмигнула Мэри Поппинс.
   – Боюсь, нам пора уходить, миссис Корри, – сказала Мэри Поппинс. – У нас сегодня на обед дрочена, а мне еще предстоит ее испечь. Эта миссис Брилл…
   – Бедная кухарка? – спросила миссис Корри, прервав Мэри Поппинс.
   – Бедная! – Мэри Поппинс презрительно фыркнула. – Я бы ее по-другому назвала.
   – Ну что ж, – миссис Корри прижала указательный палец к носу и задумалась. Но скоро опять заговорила.
   – Дорогая мисс Поппинс, – важно произнесла она. – Мне было очень приятно повидать вас, и я уверена, мои девочки получили от вашего визита не меньше удовольствия, – она махнула рукой в сторону двух печальных великанш. – Приходите еще вместе с Джейн, Майклом и младенцами и не откладывайте визит в долгий ящик. Вы уверены, что донесете пряники домой? – обратилась она к детям.
   Они кивнули. Миссис Корри подошла к ним поближе – у нее на лице было странное, серьезное, даже испытующее выражение.
   – Хотела бы я знать, – сказала она мечтательно, – что вы сделаете с бумажными звездами?
   – Мы их спрячем на память, – ответила Джейн. – Мы так всегда делаем.
   – Э-э… спрячете на память? А интересно, куда вы их спрячете? – миссис Корри сощурила глаза, и от этого взгляд ее стал еще более испытующим.
   – Ну, свои я положу в левый верхний ящик комода под носовые платки, – сказала Джейн.
   – А мои будут в коробке из-под обуви на нижней полке платяного шкафа, – поспешил добавить Майкл.
   – Верхний левый ящик комода и коробка из-под обуви в платяном шкафу, – раздумчиво протянула миссис Корри, точно хотела заучить наизусть эти слова. Потом взглянула на Мэри Поппинс и слегка кивнула. Мэри Поппинс тоже ответила ей легким кивком. Казалось, их связывает какая-то общая тайна.
   – Ну и прекрасно! – воскликнула, сияя, миссис Корри. – Вы даже не представляете, как я рада, что вы будете хранить свои звезды! Я это запомню. Я помню решительно все. Даже то, что бывало на обед у короля Артура каждое второе воскресенье. А теперь давайте прощаться. До скорого свидания. Са-а-амого скорого!
   Голос миссис Корри становился все тише, тише и наконец совсем смолк; и в тот же миг, не понимая, как это случилось, Джейн с Майклом очутились на улице – шли позади Мэри Поппинс, которая опять изучала свой список намеченных покупок.
   Они посмотрели по сторонам, обернулись назад.
   – Что это, Джейн? – удивился Майкл. – Где же лавка?
   – Ее нигде нет, – сказала Джейн, ища глазами древний домишко.
   И они не ошиблись. Лавки не было. Как сквозь землю провалилась.
   – Как странно! – воскликнула Джейн.
   – Очень! – согласился Майкл. – А пряники какие вкусные.
   И они стали откусывать пряники с разных сторон, превращая их то в человечка, то в цветок, то в чайник, и совсем забыли про лавку миссис Корри. А лавка и правда была очень странная.
   …Вспомнили они о ней посреди ночи, когда свет везде в доме был погашен, а им полагалось видеть уже десятый сон.
   – Джейн! Джейн! – прошептал Майкл. – Слышишь, кто-то идет по лестнице, на цыпочках.
   – Ш-ш-ш, – зашипела Джейн, она тоже услыхала чьито осторожные шаги.
   Дверь в детскую с легким скрипом отворилась, и кто-то вошел. Это была Мэри Поппинс, в пальто и шляпке, как будто она собралась гулять.
   Она ходила по комнате быстрыми неслышными шагами. Джейн с Майклом наблюдали за ней, не шевелясь и смежив веки до щелочек. Первым делом Мэри Поппинс подошла к комоду, открыла ящик и тут же закрыла его. Потом на цыпочках подошла к платяному шкафу, открыла дверцу, наклонилась и не то положила что-то, не то что-то взяла – они не рассмотрели. Послышался легкий стук, дверца захлопнулась, и Мэри Поппинс поспешно вышла из детской.
   Майкл сел в постели.
   – Что она делала? – спросил он у Джейн громким шепотом.
   – Не знаю. Может, она забыла перчатки или туфли… – Джейн вдруг замолчала. – Майкл, слышишь? – прошептала она.
   Он прислушался. Откуда-то снизу, скорее всего из сада, доносились чьи-то взволнованные, приглушенные голоса.
   Джейн соскочила с постели и знаком позвала Майкла. Босыми ногами прошлепали они к окну и выглянули наружу.
   За оградой на тротуаре маячили одна маленькая фигурка и две гигантские.
   – Это миссис Корри с мисс Фанни и мисс Анни, – прошептала Джейн.
   Да, это были они. Престранная компания! Миссис Корри вглядывалась сквозь калитку во двор дома N 17. У мисс Фанни на плечах балансировали две длинные-предлинные лестницы, у мисс Анни в одной руке было ведро с чем-то похожим на клей, а в другой – огромная малярная кисть.
   Стоя у окна, задернутого шторой, Джейн и Майкл ясно слышали голоса ночных визитеров.
   – Она запаздывает, – сердито проговорила миссис Корри.
   – Может, кто-нибудь из детей заболел, – робко предположила мисс Фанни, двигая плечами, чтобы лестницы не упали, – и она не может…
   – Прийти вовремя, – докончила, нервно поеживаясь, мисс Анни.
   – Тихо! – приказала кипящая гневом мамаша, и Джейн с Майклом явственно услыхали, как она прошептала: «Велика жирафа, да дура», – без сомнения относя эту поговорку к дочерям.