И тут Евсей Карпович правильно рассчитал. Жениху бы покаяться да посмеяться – я, мол, дурака валял, сейчас сотру. Все бы щуточками и кончилось. А он оправдываться принялся. Но если умом рассудить – не с луны же поганый скринсейвер свалился! Анечка так прямо и сказала нареченному – либо ты его поставил, либо я, а мне такая похабщина не нужна!
Тем не менее к ночи они помирились.
Матрена Даниловна же собралась в экспедицию.
Была у нее подружка Агафья Тихоновна, вдовая домовая бабушка, проживавшая уже на пенсии. Поскольку жить в квартире или в частном доме она могла только при муже, то родня пристроила ее на хорошее местечко – в ресторан. Там она могла и спиртным заодно приторговывать. В ресторане Агафья Тихоновна прижилась и даже открыла что-то вроде закладной лавочки, беря в залог за свой товар явно украденные от хозяев вещи. Иную выкупали, иная так и оставалась на вечное хранение.
Зная, что разносолами подружку не удивишь, Матрена Даниловна понесла ей главное свое сокровище – простенькое золотое колечко с александритом. Колечко она много лет назад получила в приданое и очень им гордилась, хотя носить и не могла. Но не до жиру – быть бы живу. В обмен на колечко она притащила в заплечном мешке много всякого подозрительного добра и спрятала его у Евсея Карповича, да там до утра и осталась, благо у Дениски было дежурство.
Вернувшись к утру, она обнаружила, что в ее кроватке спит Халява, нахально выставив босые лапищи невероятного для девки размера. А кроватку не так давно сам Лукьян Пафнутьевич смастерил из большой нарядной коробки от Анечкиных дорогих духов, и пахла она почти как райский сад, навевая смутные, но прекрасные соблазны.
Погрозив нахалке кулачком, Матрена Даниловна пошла будить Якушку.
– Пошли, Яков! – строго сказала она. И повела шалого со сна подручного прямиком в Анечкину комнату.
Там они залезли на тахту к молодым, и достала Матренушка кусок широкой черной резинки.
Встав на подушку справа от Алексеевой головы, она велела Якушке встать справа и перекинула ему край резинки. Затем домовые наложили ее на горло жинигу и потянули – каждый в свою сторону и еще чуточку вниз.
Несколько секунд спустя Алешка стал задыхаться и сквозь сон шарить руками по шее. Резинку ослабили, потом опять натянули, и так – раз семь или восемь. Наконец Матренушка решила – хватит баловаться, пора душить всерьез.
Дико заорал, почуяв свой смертный час, Алешка. Домовые выпустили из рук резинку и скрылись: Матрена Даниловна – за валиком тахты, а Якушка вообше по простыне на пол съехал. Резинка же улетела туда, где ее не так-то просто было заметить.
– Ты что, сдурел? – возмутилась Анечка. – Глюки, да?!
Алексей пробовал было объяснить, что его чуть насмерть не удавили, но логики в рассуждениях не наблюдалось – раз тебя давили во сне, то чего же ты наяву за шею держишься?
Матрена Даниловна уже почти торжествовала победу, как из-за валика заметила встревоженную рожу Халявы.
– Ах ты мой бедненький, дай я тебя приласкаю… – зашептала Халява. – Испугался, солнышко? Целый день на работе, уморился, вот кошмарики и мерещатся… А я вот с мамой поговорю, с папой поговорю – чего тебе на тот склад ходить? Все равно ты там больших денег не заработаешь… Будешь дома сидеть, к институту готовиться…
– Ах ты мой бедненькай, – вмиг остыв, повторила Анечка. – Испугался, солнышко?..
Матрена Даниловна и руки опустила.
* * *
Услышав про очередной Халявин подвиг, Евсей Карпович призадумался.
– Сколько живу, ни разу этой Халявы не встречал, – сказал он. – И повадок ее не знаю. А у кого спрашивать – непонятно. Мы, домовые, у безденьников не заживаемся, хороших хозяев ищем. А Халява к бездельнику льнет. Вот и не пересекаемся.
– По старинке дармоеда выжить не получается, но, может, какие иные способы есть? – с надеждой спросила Матрена Карповна. – Мы, домовые, всегда нежеланного жильца выжить умели!
– Так то – жилец, а то – Халява…
Евсей Карпович почесал в затылке.
– Совсем она семейство обморочила! Евсеюшка, голубчик, выручай! Уж если ты не догадаешься – так и никто не догадается! Анечка ведь ему все прощает – и то, что я на дискете притащила, тоже простила! А я бы за такое в волосенки-то вцепилась бы, да пинками, да пинками!..
– Уймись, Матрена, – приказал Евсей Карпович. – Ты от Агафьи чего принесла?
– Трусики, – несколько смутившись, ответила Матренушка. – Дамские. Такие, совсем никакие… Чтобы он их из кармана словно бы нечаянно вынул.
– Трусики – это хорошо, – одобрил домовой. – Еще?
– Помаду губную. Евсеюшка, дома две хозяйки, обе красятся, а такого цвета я у них не видала. Я придумала его рубашку вымазать, которую он в грязное для стирки кладет.
– Это ладно. Еще?
– Духов пузырек, каких у нас дома нет. Буду его чужими духами поливать, а Анечка пусть принюхивается.
– Трусики не в карман совать нужно. Если твой дармоед вовсе с работы уйдет и дома засядет, то ты их в постель подбрось. Пусть будет видимость, будто он, один оставаясь, кого-то к себе водит.
– Ой, стыдоба-то какая… – прошептала Матренушка, напрочь забыв, что сама от живого мужа к соседу бегает. Но раз уж у домовых развода не бывает, а какого мужа тебе дали, с тем и живи, то некоторое оправдание у нее все же имелось.
– Мало, – подумав, решил Евсей Карпович. – Ты – духами, а она – шепотком своим, так на так и получится. Иначе надобно. Как бы нам понять, откуда эта Халява взялась?
– Сам же говорил – с неба!
– Да не с неба…
– Ее на зачетку ловят! У Дениски-то твоего зачетка есть?
– Как не быть! Так это что же получается? Соврал, выходит, твой Алешка? Ты говорила – в институт потому не поступил, что аппендицит его прошиб. А зачетка откуда?
– Ой! И верно!
– Ох, Матрена, Матрена… И сама бы заметить могла…
Но умен был Евсей Карпович – увидев, как огорчилась подруга, тут же ее и приласкал.
– Я вот что надумал, – сказал он потом. – Сами не справимся. Буду с Дениской говорить.
– Да ты что? Когда ж это домовые у людей помощи просили? Наоборот – это мы им помогаем!
– Выходит, настало время, когда и они нам помочь должны. Якушка, говоришь, на твоей стороне?
– А Акимка, подлец, к Халяве переметнулся! Больно умный!
– Хорошо. Ты теперь, Матрена, ступай и с Якушкой переговори. Чтоб вдругорядь его привела и со мной познакомила.
– Ну, ты, Евсей Карпович, не то говоришь. Хочешь, чтобы он все про нас понял?
– Невелика беда. Ты ведь все равно с Лукьяном жить не станешь.
Матренушка хотела было спросить «с чего ты взял?», да вовремя рот захлопнула. Когда такое говорят – лучше всего молчать да кивать, чтобы удачу свою не спугнуть!
Опять же – видела она, что у Евсея Карповича что-то мудрое на уме. И, привыкнув к тому, что ее всегда одергивают словами «у бабы волос долог, да ум короток», Матрена Карповна вопросов задавать не стала.
В конце концов, гонять из дому непрошеных гостей – мужская забота.
* * *
А Евсей Карпович и впрямь обратился к Дениске.
Зная, когда парню возвращаться с дежурства, он закипятил в джезве воду и заварил крепкий чай, изготовил также бутерброд с колбасой.
– Ни фига себе! – удивился Дениска, войдя на кухню. – Кто же это тут без меня хозяйничает?!
– А я и хозяйничаю, – отозвался из-за холодильника Евсей Карпович. – Домовой я твой. Третий год совместно проживаем. Показаться не проси – этого нам не положено. А разговор у меня к тебе есть.
– Неловко как-то, – заметил Дениска. – Я сижу, чай пью, бутерброд ем, а ты там, не знаю где, слюнки глотаешь? Может, я бутерброд разделю и спиной к тебе сяду?
Он не то чтобы совсем не испугался – и удивление, и легкий испуг имели место. Да только Дениска на самом деле уже не только знал о существовании Евсея Карповича, но даже мельком его видел – когда валялся с высокой температурой, а домовой его из ложечки морсом поил. Опять же, потеряв нужную вещь, Дениска обращался вслух:
– Домовой, домовой, поиграй и отдай!
Вещь довольно скоро находилась.
И, если с другой стороны посмотреть, стыдно охраннику в серьезной фирме, будущему юристу, от ужаса визжать. Что бы дома ни завелось – разбираться нужно спокойно, без суеты и воплей, по-мужски.
– Нет, я не голоден. А вот разговор имеется. Ты ешь, я говорить буду, – распорядился Евсей Карпович. И рассказал про соседскую Халяву.
– Не подскажешь ли чего? – спросил напоследок.
– Как ее на зачетку ловят – это ты правильно описал… – Дениска задумался. – Говоришь, у соседей дочка красавица?
– Сам не видал, а слухи ходят. Ну так как же? Не бредет тебе на ум, откуда эта Халява взялась?
– Мне другое на ум забрело. Она ведь не одна такая. Их, Халяв, по-моему, много… Сам посуди, дедушка, перед сессией знаешь сколько зачеток в окнах торчит? А на халяву знаешь сколько народу сдает? Да только у нас в институте, на моем куосе, не меньше десяти Халяв трудится!
– Так ведь этот Алешка не студент даже.
– Ну, это он Халяву на чужую зачетку подманил.
– А что, бывает такое?
– Все бывает, – хмуро сказал будущий юрист. – Нужна ему была Халява, а другого способа не знал. Ну, дедушка, задал ты мне задачу. Если подумать – то где-то должен быть всемирный халявный центр, оттуда они и летят.
– Ишь ты! Так погоди, Денис Андреевич! Если их, Халяв, много, то не словить ли нам одну и не допросить ли ее хорошенько? Должен же быть способ обратно их туда, в халявный центр, отправлять?
– Тоже верно! У меня коллоквиум завтра, если не сдам – к экзамену не допустят. Так что давай-ка ночью и попробуем!
– А давай. Но я своих приведу – тебе ее, Халяву, ловить несподручно, ты ее, поди, своими человечьими глазами и не увидишь, а мы втроем навалимся – и она будет наша. Тебе останется только допросить.
– Надо же, практика! – обрадовался Дениска.
Но Евсей Карпович вдруг сообразил, как он сам себя озадачил, и промолчал.
Был он изрядно самолюбив, и хотя Матрена Даниловна пришлась ему по душе, из гордости даже близко к ее жилищу не подходил. Все-таки она была из богатого житья, Лукьян Пафнутьевич держал двоих подручных, а он, Евсей Карпович, – из бедного житья, и это мешало открытому проявлению добрых чувств.
Подумав хорошенько, Евсей Карпович обратился к Дениске с таким неожиданным вопросом:
– А что, Денис Андреевич, ты навсегда курить бросил, или какая сигаретка в загашнике осталась?
– Загашник-то был, коробка за книгами, да только с ней чудеса творятся. Я думал – там еще штучек пять осталось, хотел Сашку угостить, гляжу – стоит пустая. Не твоя ли работа, дедушка?
Евсей Карпович хлопнул себя по лбу. И точно – он сам потаскал сигареты, вместе с Матреной Даниловной разложили их в шкафу, потому что Матрену кто-то научил табачным запахом от моли избавляться.
Отыскав одну, не шибко помятую, он дал ее Дениске и научил, чего с ней делать.
Парень, встав на табуретку, закурил и стал пускать дым в вентиляцию, а домовой в это время бормотал зазыв: мышь идет норой, дым идет горой, и так далее.
– А теперь, Денис Андреевич, поскольку ты с дежурства усталый, ложись-ка спать. Я же буду встречать гостей, – распорядился Евсей Карпович.
– Есть, командир! – весело отвечал Дениска и рухнул на диван.
* * *
Ночью бригада по захвату Халявы заняла места согласно плану: Дениска с зачеткой – у открытого окна, а Евсей Карпович, Матрена Даниловна и Якушка – за пачкой «геркулеса» на подоконнике.
У домовых были припасены веревки и даже сетка – вязать Халяву. Сетку изготовила Матренушка из Анечкиных колготок в крупную дырку.
Дождались полуночи.
Дениска выставил за окно руку с раскрытой зачеткой.
– Халява, ловись! Халява, ловись! Халява, ловись! – довольно громко произнес он.
Наступила тишина. Сперва наступила, а потом и затянулась.
– Ну, как? – шепотом поинтересовался Дениска.
– Да никак! – с досадой отвечал Евсей Карпович. – Вдругорядь давай.
Дениска повторил процедуру. И с тем же успехом.
– Может, не говорить, а кричать надо? – предположила Матрена Карповна.
– Соседи переполошатся, – возразил Евсей Карпович, но тем не менее уточнил у Дениски подробности ритуала.
Оказалось, что в студенческих общагах, где эту халявную магию практикуют, не только что орут благим матом, а даже и в нетрезвом виде халяву ловят.
Пить Дениска сперва отказался наотрез. Потом сгоняли Якушку к Агафье Тихоновне, и он приволок целый пузырек шотландского виски, грамм двадцать пять, а то и все тридцать!
Выпив и колбасой закусив, Дениска раздухарился и проделал ритуал почти так, как полагается. Но проклятая Халява как сидела в своем всемирном центре, так там и осталась.
– Что же ей, дуре, не понравилось? – Евсей Карпович склонил голову набок и под иным углом зрения стал рассматривать хозяина. – Парень справный…
Якушка же, высунувшись из-за его спины, уставился в раскрытую зачетку.
– Так, дядя Евсей! Зачетка же неправильная!
– Это как?
– Там по всем предметам «хорошо» и «отлично»! А Халява к бездельникам идет!
– Ты думаешь? – попросив Дениску отвернуться, Евсей Карпович перелистал зачетку и с большим удовлетворением отметил, что не бездельника воспитал.
Но сейчас от этого радости было мало.
– К бездельникам, стало быть, идет, а тружеников не любит… – здумчиво уточнил Евсей Карпович.
– Да какой же я труженик? Вон, реферат которую неделю сдать не могу… – пожаловался Дениска.
– Цыц! – совсем по-свойски прикрикнул на него домовой. – Труд, значит, для нее хуже горькой редьки?
– Может их, в том всемирном центре, к труженикам просто не пускают? Она к нему рвется, а ей: цыц? – предположил Якушка.
– А может, их там не больно много, и начальники стараются, чтобы всем бездельникам хватило? – это уже была версия Матрены Даниловны.
– У нас на курсе бездельников хватает, но халявщиков не так чтобы много, – Дениска, увлекшись, стал загибать пальцы. – И на работе. Вон Гончаренко был халявщик – выперли со свистом.
– Ну так его Халява ему другую работу сыщет… – тут Евсей Карпович осознал логическую ошибку. – Нет! Не станет ему Халява работу искать! Она его на непыльное место пристраивать возьмется!
– И что же, так всю жизнь и будет пристраивать? А когда он помрет – она куда денется? Во всемирный центр вернется? – Дениска ставил вопросы правильно, вот только ответов на них пока никто не знал.
– Да пусть бы вместе с ним и околела… – буркнула Матрена Даниловна.
– Помрет? А это мысль… – пробормотал Евсей Карпович. – А что? Очень даже хорошая мысль! Ну-ка, Матрена, рассказывай. Да из-за коробки не вылазь! И подол подбери, его же видно.
– А чего рассказывать, Евсей Карпович?
– Как этот твой дармоед живет, чем занимается, часто ли из дому выходит.
– Да ты что это выдумал? – изумилась Матренушка. – Да ведь коли его до смерти убить – кто отвечать-то будет? Ты ж хозяев под удар ставишь! А у них бизнес!
– Если дармоедов кормить-поить, бизнеса ненадолго станет! – отрубил домовой.
Выяснилось: дармоед Алешка целыми днями сидит дома, врет, что готовится в институт, сам же играет в компьютерные игрушки. Вечером приходит из института Анечка, приезжают родители, и все дружно кидаются его ублажать. Халява же, пока он играет, отсыпается, а как семья в сборе – так и она на боевом посту.
– Вот скотина! – искренне высказался Дениска, имея в виду, очевидно, ровесника, а не посланницу всемирного халявного центра.
– А на улицу выходит? Или так и сидит дома?
– Ой, и не скажу…
Евсей Карпович недовольно фыркнул.
– Ты, дедушка, что-то не то затеял, – тихо сказал Дениска.
– То, то…Мне бы его, подлеца, на улицу выманить.
– Чтобы и Халява за ним увязалась?
– Мне бы хоть на пару минут.
– А тогда?
Домовой почесал в затылке.
– Ты, Денис Андреевич, служебный пистолет без спросу взять можешь?
– Ахти мне! – закричала Матренушка. – Ты что ж это удумал?!
– Взять-то могу.
– А какой у тебя график дежурств на неделю?
Дениска закрыл наконец окно и полез в блокнот.
Евсей Карпович ознакомился с графиком и поинтересовался, уплатил ли Дениска за сотовый, а то будет, как в прошлый раз: техника работает лишь на прием, а самому никуда и не позвонить.
– Дед, если ты с моего телефона ему звонить будешь, он номер засечет, да и вообще этот номер в телефоне навсегда останется, – припугнул Дениска.
Но Евсей Карпович завелся – и в конце концов убедил всю честную компанию следовать своим советам.
* * *
Дармоед Алешка носился на виртуальном вертолете под высоченными арками и шмалял из виртуального огнемета по несуществующим врагам. Он как раз пришиб последнего, имея в запасе еще немало зарядов, когда зазвонил телефон. На экране высветился родной номер.
– Лешенька, солнышко, встреть меня, пожалуйста, с остановки! – попросил Анечкин голос. – Я на акции пылесос выиграла, тащу домой, прямо руки отваливаются!
– Какая акция? – заинтересовался дармоед.
– Я в магазин за батарейками зашла, а там рекламная акция, каждая покупка участвует в лотерее. Я взяла батареек на тридцать два рубля, а мне пылесос! – объяснила невеста.
На самом деле, конечно, никакая не Анечка, а Матрена Даниловна вызвала Алешку из дома, Якушка же в это время изображал помехи на линии. Крошечный телефончик они еще с утра вытащили из Анечкиной сумки.
Умом понимая, что время от времени в семейной жизни следует совершать подвиги, Алешка вылез из-за компьютера, оделся и пошел встречать невесту. Было уже довольно темно, он спрямил дорогу и между домами направился к автобусной остановке. Тут и услышал тихое «стоять!»
Одновременно между лопаток он ощутил жесткий тычок.
Насмотревшись фильмов, Алешка развернулся, чтобы с разворота выбить рукой оружие у нападающего. И таки выбил – длинную тонкую палку. А пистолет, нацеленный прямо в грудь, как был у незнакомого парня в правой руке, так и остался. И не простой, а с глушителем, от чего сделалось вдвое страшнее.
– Пошли, – спокойным, даже чуть усталым голосом велел парень. – Шаг влево, шаг вправо – стреляю. Заорешь – тем более.
– Да ты чего? Ты меня с кем-то спутал!
– Не ори. Ни с кем я тебя не спутал. Пошел, живо. Снимаю с предохранителя…
Скрежетнуло так громко, что человек, знакомый с оружием не по кино, пожалуй, и удивился бы: что же это за предохранитель такой несмазанный? Но Алешке было не до удивления.
Незнакомый парень, приказав держать руки на затылке, завел его в соседний лесок. Дом, куда при Халявиной помощи внедрился Алешка, был из всех новостроек крайним, так что шагать пришлось недалеко, опять же – территорию городские власти еще толком не привели в порядок, и довольно близко от дома начинался дикий кустарник.
Доставив Алешку к нужному месту, парень показал на продолговатый сверток, похожий на срулоненный ковер.
– Бери на плечо, пошли.
– Что это?
– Не твое дело.
– Труп?!?
– Бери и пошли.
Алешка попытался взвалить сверток на плечо, стоя на корточках, и шлепнулся на задницу. Тут же получил основательный пинок.
– Не придуривайся, – сурово сказал незнакомый парень. – А то сам таким станешь.
Кое-как Алешка взвалил замотанный в тряпки труп на правое плечо.
– А теперь пошли, – распорядился парень.
Они шли долго, очень долго, и примерно через полчала Алешка сообразил, что его с трупом на плече гоняют по кругу.
– Далеко еще? – осведомился он.
– От забора до обеда, – был стандартный ответ.
Алешка, у которого уже ноги подкашивались, встал как вкопанный.
– Послушай! – проникновенно начал он. – Я н могу больше! Я рухну сейчас!
– Пошел. Ну?
Труп, понятное дело, становился все тяжелее.
– Что? Надоело? – спросил парень за спиной.
– А то!
– Повторяй за мной.
– Что? – спросил совсем одуревший Алешка.
– Я работаю, я работаю, я работаю…
И дальше Алешка под диктовку огласил лес таким монологом:
– Я работаю, я работаю, я тружусь, я честно зарабатываю свой ужин, и завтрак, и обед, я работаю, а не ваньку валяю, я работаю и ни у кого на шее не сижу, я работаю, я работаю, мне нравится моя работа, гори, гори, моя звезда!
Это Дениска не вовремя вспомнил классику рока – неувядаемого и бессмертного Бэ-Ге.
* * *
А в это время за ванной корчилась и брыкалась Халява.
– Ой, не могу, ой, помираю! – скулила она.
– Тише, дура! – Якушка стоял наготове с кляпом и в паузах между воплями излагал Халяве все, что он о ней думал в это нелегкое время.
– Гляди ты, она вроде поменьше сделалась, – заметила Матрена Даниловна.
– Не околела бы… – проворчал Лукьян Пафнутьевич.
В углу, под трубами, барахтался тщательно им спеленутый Акимка.
– А и околеет – невелика беда.
– Ой, сил моих нет, помогите! Ой, Лешенька, брось ты эту тяжесть, брось, а то помру ведь!
Тут Халява схлопотала-таки прямо в глотку прочный кляп. Но, кажется, того даже не заметила.
– Куда ее девать? – спросил Якушка.
– Сперва подождем, – распорядился Лукьян Пафнутьевич.
Ждали минут десять. Немые судороги Халявы делались все отчаяннее.
– А ну как из всемирного центра ей на помощь прилетят? – осторожненько спросил Якушка.
– Прилетят – пусть сами и вызволяют. Ну-ка, откидывай крышку!
– И точно – уменьшается! Теперь она уже с меня ростом будет! – воскликнула Матрена Даниловна.
– А ты помолчи. Если чего – не видела, не слышала, не знаю.
Якушка уже лез на унитаз – откидывать мягкую крышку, Матренушка, поняв, что в одиночку он этой громадины не осилит, полезла следом, помогать. Потом они сверху спустили веревку, и Лукьян Пафнутьевич надел петлю на талию Халяве.
Якушка забрался на бачок и в нужную минуту всем весом прыгнул на кнопку.
– Ахти мне, веревка! – вскрикнула Матренушка. – Веревку упустили!
– Ну и шут с ней, – проворчал Лукьян Пафнутьевич. – Полезли вниз, чего тут торчать. Закрывай крышку, Якушка. А ты, дура, смотри мне! Проболтаешься подружкам – без косы останешься.
– Это ты мне грозишься? – удивилась Матренушка. – Я же его научила, как Халяву избыть, и он же на меня лается! Слышал, Якушка?
– Слышал, – подтвердил подручный.
– Ты дома своего защитить не умел? Ты от Халявы в петлю лезть собрался? Ты потом, как побитый пес, по углам жался? А теперь осмелел? Грозишься? – Матрена Даниловна уперлась руками в бока. – Хватит!
– Нишкни! – вдруг приказал супруг. – Что-то наши там расшумелись…
Домовые тихонько выбрались из ванной и вдоль стеночки поспешили в гостиную.
– И сколько же он тут будет обитать? А? – спрашивал хозяин у Анечки. – Ест, пьет, посуды за собой не помоет! К экзаменам, говоришь, готовится? Я сейчас заглянул, хотел его учебники посмотреть! Это, Анька, не учебники! По ним еще при Хрущеве арифметику проходили!
– Говоришь, на складе пахал как лошадь? Я сегодня на этом складе была – так заодно и про него спросила, – сообщила хозяйка. – Лишний раз пальцем не пошевелил! И не сам ушел – а уволили! За патологическое безделье! Так и в трудовую книжку директор хотел записать – жаль, отговорили!
– Да я же вижу, вижу! И вот, смотрите, что я у него нашла! Я вам говорить не хотела! Все равно – смотрите! – это уже был Анечкин голос.
Матрена Даниловна поняла – сработали крошечные дамские трусики. А может, помада, которой была тщательно вымазана рубашка.
– Опомнились, – удовлетворенно сказал Лукьян Пафнутьевич.
– Проснулись, – добавил Якушка. – Вот теперь заживем!
– Акимку, подлеца, выпорю, – пообещал Лукьян Пафнутьевич. – А тебе за верность будет награда.
– Да я не за награду… – смутился подручный и стал озираться в поисках Матрены Даниловны. Все-таки это она вытащила супруга с антресолей, где он от бессильной злости совсем поселился, она немало потрудилась для избавления от Халявы.
Но не было нигде Матренушки – и сообразительный подручный понял, куда она поспешила.
Но говорить об этом законному супругу не стал. Порядочность – она и у домовых порядочность, другой покамест не придумано.
* * *
Евсей Карпович с нетерпением ждал результатов своей затеи.
Первой прибежала Матренушка – сказала, что дармоедовы вещи уложены в сумку, а сумка выставлена на лестницу. Потом пришел Дениска.
– Посмотреть бы хоть, ради кого старался! – с такими словами он шлепнулся на диван. – Красавица, красавица, а может, я ради какой-то уродины полночи этого дурака по лесу гонял!
– Дураку полезно, – поучительно произнес Евсей Карпович. – Теперь и будет Халяву с небес вымаливать – а второй ему уже не полагается.
– Ты уверен, дедушка?
– Ну… не совсем… Но хотелось бы верить.
– Ничего! Я туда заглядывать буду! Придумаю, как тебя с нашей Анечкой познакомить! – пообещала из стенного шкафа Матренушка. – Ты мне, Дениска, полюбился. А коли кто домовым полюбится – тому будет удача. И не какая-нибудь халявная, а самая настоящая! Евсей Карпович, ступай сюда, держи простынку за края, натягивай!
Она впервые стелила в новом своем жилище настоящую, правильную двуспальную постель.
Рига
2003