Трускиновская Далия. Монах и кошка

   - Я пойду в сад, туда, за павильон, - сказал кошке Бэнкей. - Если услышишь шум драки, постарайся разбудить кэраев.
   Кошка отвернулась. Бэнкей мог бы поклясться, что услышал вздох. Стало быть, разбудить кэраев она не могла. И он оказался прав - не обошлось без сонного зелья.
   - Основательное же зло припас мне для сражения отец-настоятель... проворчал Бэнкей. - Я не знаю, кто ты и чего ищешь среди людей, но ты должна мне помочь. Охраняй двери, не выпускай людей из усадьбы! А я попробую уничтожить это зло. Помолись за меня, кошка. Больше и попросить-то некого...
   В саду он крался от дерева к дереву, пока не услышал негромкие голоса и не заметил четыре больших шара, парящих над старой яблоней. Пятый устроился на ветке, свесив до заснеженной земли длинные распущенные волосы, и в лунном свете лицо женщины-людоеда было сказочно прекрасным. Но Бэнкей не имел права глазеть на женщин. Он не так давно принес монашеский обет, чтобы из-за всякой ерунды нарушать его.
   - А я бы выманил девчонку, - сказала голова фальшивого гадальщика. Девчонку никто долго искать не станет.
   - Выманить нужно ее и кого-то из кэраев, - возразил юноша.
   - Да, это разумно, - согласилась с ним женщина. - Что может быть естественнее - девчонка, сбежавшая с красивым кэраем? Спрятать же мясо мы можем под павильоном.
   - Двух тел нам хватит надолго, но что это за тела? Девчонка выросла на простой пище, да и кэрай окажется жестким, как кожа для щита, - заявил старик. - Нет, я бы рискнул и выманил кого-то из молодых господ. Можно подвести его к обрыву...
   - Молодым господам досталось больше сонного зелья, чем свите и кэраям, господин, - почтительно напомнил тот из людоедов, чье тело было одето погонщиком быков. Его большая голова была охвачена грязной повязкой, над которой торчали вверх жесткие черные космы, да и носик у этого красавца явно не раз бывал переломан, и ротик был до ушей.
   - Да и не далековато ли обрыв? - спросила красавица. - Мужчина, выйдя по малой нужде, не поплетется среди ночи неведомо куда!
   - Если вы не хотите выманивать девчонку, то соберемся с силами и выманим младшего из господ, а мясо спрячем под павильоном, - вмешался желтоглазый гадальщик. - Он едет с севера, а там наместники и сами хорошо кормятся, и детишек выкармливают на славу.
   - А следы? - спросил юноша. - Если бы не снег! Кэраи пойдут искать его. И спросят о нем нас! Если они что-то заподозрят...
   - Когда ты наконец поймешь, что нам ничего от них не угрожает? рассердился старик. - Их оружие против нас бессильно. Мы всегда сумеем их заморочить. Смерть нам, Рокуро-Куби, может принести только одно. Но уж никак не этой ночью! Все, кто могли бы нас погубить, спят как убитые!
   Бэнкей чуть не хлопнул себя по лбу. Он вспомнил!
   Если летающая голова не найдет на рассвете своего тела, ей конец. Трижды ударившись оземь, она высоко подпрыгнет, взвоет и сразу же умрет.
   Теперь Бэнкей знал, как справиться с Рокуро-Куби. Но что проку, если до рассвета они могли погубить ни в чем не повинных людей - Норико, кэрая, Минамото Юкинари...
   Вся беда была в том, что в мире нечисти Рокуро-Куби происхождения были самого низкого - человеческого. Бэнкей знал тайные знаки, которыми мог успокоить и расположить к себе пугливого каппу. Остронос научил его песенкам тэнгу. И всякая природная нечисть знала и почитала власть заклинаний. Поняв, что противник - воспитанник ямабуси, нечисть чаще всего отступала без боя.
   Рокуро-Куби, будучи не в состоянии прочувствовать тонкости этикета в отношениях между горными отшельниками и нечистью, знали только одно голод. Фальшивый гадальщик отступил перед девятиполосной решеткой Кудзи-Кири не потому, что знал ее подлинную силу, а потому, что был один. Сейчас их было пятеро - значит, они без размышлений кинулись бы на того, кто встал между ними и желанной пищей.
   Бэнкей, пятясь, вышел из сада и поспешил к поляне.
   Первым следовало убрать фальшивого гадальщика - он знал, что Бэнкей шел по следу молодых господ, и мог в дальнейшем крепко помешать монаху.
   Преодолевая отвращение, Бэнкей взял безголовое тело за ледяные ноги и поволок в сторону, за кусты, где надеялся найти подходящий откос. Главное теперь было - не свалиться вниз самому в обнимку с Рокуро-Куби.
   Следующим он хотел уничтожить красивого юношу, невзирая на его искусство в обращении с флейтой. Юноша хотел погубить Норико - а монаху она понравилась своим упрямством в выполнении долга. Что такое долг - он знал не по рассказам.
   Бэнкей дал обет не прикасаться к женщине и даже не смотреть на женское лицо, и потому расправу с красавицей, тоже предлагавшей убить Норико, отложил напоследок.
   Ему пришлось тащить гадальщика довольно далеко - вернее, днем ему это расстояние показалось бы пустяковым, но была ночь, дающая силу нечисти, а монах торопился. Он не обращал внимания на острые шипы, царапавшие ему голые ноги. Наконец он скинул тело вниз - может, это был откос, а может, и просто большая яма. Оно погрузилось в сугроб.
   Бэнкей поспешил за другим телом, прекрасно понимая, что до рассвета еще далеко - и, значит, ему придется выдержать ночной бой с Рокуро-Куби.
   Тело юноши лежало в середине, а с краю - тело простолюдина в желтом платье погонщика быков. Бэнкей вздохнул и ухватился за грязные ноги верзилы. Он был куда тяжелее фальшивогно гадальщика, вдобавок от него гнусно пахло. Бэнкей проволок его на расстояние в пять-шесть сяку, споткнулся и сел в снег.
   Взгляд его невольно вознесся к небесам - и на фоне темного неба он увидел черный шар. Это была одна из пяти летающих голов Рокуро-Куби, очевидно, посланная высматривать сверху, не появится ли кто на крытой галерее, окружающей усадьбу.
   Значит, остальные Рокуро-Куби начали в четыре голоса читать заклинания, выманивающие кого-то из спящих на свежий воздух.
   Бэнкей вскочил на ноги.
   Конечно, ему всеми силами помогла бы загадочная кошка. Этот оборотень покровительствовал людям. Но что могла кошка? В кошачьем облике, во всяком случае, она могла немного. Остановить, задержать, заставить заняться собой. Увидев госпожу кошку блуждающей в одиночестве, всякий схватит ее в охапку и понесет к Норико, да еще устроит девушке нагоняй за то, что заснула и упустила сокровище семейства Минамото.
   Но если Рокуро-Куби выманят подряд двоих, троих, четверых?
   Бэнкей с недостойной монаха ненавистью посмотрел на черный шар, уже собираясь бежать за надежным посохом. И тут он почувствовал взгляд, исполненный куда более яростной, тупой и зверской ненависти.
   Глаза монаха и Рокуро-Куби встретились!
   Теперь все решали мгновения.
   Огромными прыжками Бэнкей бросился к усадьбе. Там у помоста торчал из снега его посох с заостренным концом, который не только помогал пробираться по горным тропинкам, но еще и служил оружием.
   Голова, испустив пронзительный свист, понеслась наперерез.
   Она летела как хищная птица, которая нацелила когти на бегущую по земле добычу. Она летела так, чтобы ударить монаха под колени, сбить с ног и вцепиться в горло. Бэнкей понял это - и, когда страшная голова погонщика быков, взъерошенная и с разинутым ртом, оказалась у самой земли, резко подскочил, поджав колени чуть ли не к подбородку. Одновременно он соединил на груди руки.
   Священный Пылающий меч Фудо-ме рождался в груди Бэнкея, обретая рукоять, клинок и боевое пламя.
   Голова врезалась в снег и пропахала его, вздымая веера белых брызгов.
   Когда она, рыча и отплевываясь, взмыла ввысь, Бэнкей уже делал выпад вперед и рассекал правой рукой воздух слева направо. Следующим резким взмахом он прочертил воздух сверху вниз.
   Серебристые полосы мгновенно образовали спасительную решетку Кудзи-Кири. Она повисла в воздухе между монахом и Рокуро-Куби, такая невесомая, что казалось сплетенной из тончайших паутинок.
   - Фудо-ме! - воскликнул Бэнкей. Его ладонь налилась пламенем. Священный меч был готов к бою.
   Но на свирепой образине Рокуро-Куби не отразилось ни удивления, ни страха. Тупое чудовище попросту не видело Кудзи-Кири. И пока не ощущало силы решетки.
   - Кудзи-госин-хо! - разорвав ее руками, крикнул Бэнкей. Он был готов к бешеной схватке. Оставалось только добраться до посоха.
   Чудовище ответило пронзительным свистом.
   Очевидно, это был у Рокуро-Куби сигнал тревоги. Еще четыре черных шара повисли над головой Бэнкея. И, уразумев, что происходит, одновременно кинулись на монаха.
   Они не знали, что бросаться ему в ноги не стоит. И не видели в воздухе серебристых тающих паутинок - остатков спасительной решетки.
   На сей раз Бэнкей вытянул правую руку вперед и прыгнул, пропуская под собой четыре разъяренные головы. Он перевернулся в воздухе, перекатился боком через правое плечо и оказался в неожиданном для Рокуро-Куби месте. Вскочив на ноги и не дожидаясь, пока головы опомнятся, Бэнкей помчался за посохом.
   Пять голов собрались вместе, перебросились словами и выстроились для новой атаки. Бэнкей, которому девятиполосная решетка обострила все чувства, услышал эти слова.
   - Справа... слева... в горло... - донеслось до него.
   Но посох уже вращался в крепких пальцах монаха, готовый отбить нападение.
   Четыре головы понеслись с четырех сторон. Пятая, женская, взмыла вверх. Длинные, черные, прямые волосы, распушившись на концах, неслись за ней, как шлейф.
   Бэнкей легко отбил первыю и вторую атаку, но тут черная пелена, упав сверху, закрыла его лицо. Отвратительно скользкие волосы сами лезли в рот. Он рванулся в сторону, сбился с четкого ритма движений и ощутил боль в левой руке. Голова красавца-юноши впилась в нее зубами.
   Бэнкей, ничего не видя, смаху ударил эту голову о свое колено. Она с воем отскочила.
   Тогда Бэнкей изловчился и захватил чуть ли не все волосы в кулак. Отбивая нападение взъерошенной головы верзилы посохом, он начал раскручивать женскую голову, полагая, что и она может послужить в бою оружием.
   Раздался тонкий пронзительный визг. Бэнкей, избавившись от застилавшей глаза черной пелены, быстро оглянулся.
   В усадьбе, кажется, никто не проснулся. Но эти проклятые Рокуро-Куби поднимали столько шума, что лучше было бы убраться с ними подальше.
   Летающие головы хотя и одурели от ярости, но чувствовали - Бэнкей сильный противник, и сила эта не обычного происхожения. Будучи лишь совращенными с пути и добровольно наложившими на себя злые чары людьми, они не понимали природы этой силы. Но если бы поблизости сейчас оказался обычный человек, а не владеющий тайными заклинаниями ямабуси монах, они от злости вполне могли загрызть его.
   Бэнкей видывал среди людей и такое - обнаружив, что сильный противник не по зубам, в слепой ярости уничтожить слабого противника и испытать при этом удовлетворение.
   Пятясь, монах отступал к саду и только отбивался, хотя Пылающий меч Фудо-ме дал бы ему силы и для атаки. Но впереди была еще вся ночь. Бэнкей не знал, как ему продержаться до рассвета. И не хотел рисковать людьми, которые спали в усадьбе.
   Он решил, что всегда успеет позвать на помощь кэраев. В конце концов, у них есть мечи, луки и стрелы. Конечно, в темноте обычное оружие бессильно против нечисти. Но хоть удержать ее на расстоянии оно сможет. А еще кэраи зажгут факелы. Как знать - не справится ли с чудовищами обычный огонь?
   И тут Бэнкея осенило.
   - Эй, вы, злюки! - позвал он. - А ну, летите за мной! Я покажу вам кое-что занятное!
   Ему нужно было привести Рокуро-Куби на полянку, где лежали в ряд их тела. Одного тела уже не было - и когда они поймут, что монах способен, сражаясь, отпихнуть ногой и укатить невесть куда другое тело, каждая из голов призадумается - а не пострадает ли именно она?
   Размахивая посохом и визжащей головой красавицы, он повел Рокуро-Куби туда, где они так неосмотрительно оставили вблизи усадьбы свои тела.
   Разъяренные головы все же оказались способны сосчитать до пяти.
   - Мое тело! - взвыл фальшивый гадальщик. - Пропало мое тело!
   - Мое на месте, - отвечал ему старик, - а это главное.
   - Он трогал мое тело! - зарычал погонщик быков.
   - Посмотрите, пожалуйста, что с моим, я ничего не вижу! - крайне любезно попросила голова женщины. Она описывала стремительные круги над головой Бэнкея - неудивительно, что не смогла разглядеть собственного тела.
   - Я не смогу соединиться с моим телом! Я должен умереть! - причитал между тем гадальщик.
   - Мое не тронуто! - крикнул юноша. - Да замолчи же ты наконец! Главное что гнусный монах пощадил тело нашего господина!
   Это уже относилось к фальшивому гадальщику.
   Бэнкей, продолжая раскручивать голову и посох, переводил дух.
   - Но я еще жив, и я доберусь до него! - с этими словами голова гадальщика внезапно кинулась вперед и схлопотала посохом по лбу. Шлепнувшись в снег, она завертелась у ног монаха волчком, выкрикивая угрозы и проклятия. Монах двинул ее ногой - и голова с воем улетела в заснеженный куст.
   - Мы должны его убить во что бы то ни стало, - сказал старик.
   - Выходит, я начну с твоего тела, - отвечал Бэнкей. - Я буду катить его ногами, пока не докачу до той ямы, где валяется тело этой желтоглазой нечисти.
   - Не трогай тело господина! - Голова красавца-юноши зависла над телом погонщика быков. - Раз уж тебе хочется убить еще кого-то из нас, так вот - бери! Этот простолюдин за свою жизнь съел куда больше людей, чем все мы!
   - Прочь от моего тела! - заревел погонщик быков не хуже той скотины, с которой днем имел дело.
   И четыре головы стали гнусно пререкаться, причем каждый предлагал Бэнкею начать с чужого тела. Женщина сопровождала их перебранку визгом.
   Фальшивый гадальщик между тем выжидал. И когда Бэнкей, подзадоривавший Рокуро-Куби язвительными словечками, на мгновение утратил бдительность, голова резко взмыла вверх, целясь прямо в горло монаху.
   Он хорошо выбрал время. Спасительная девятиполосная решетка стала терять свою силу. Но теряла силу и ночь.
   - Фудо-ме! - услышал Бэнкей собственный голос, но прозвучал голос из его уст, или же лишь в сознании, он так и не понял.
   - Фудо-ме! - не столько услышал, сколько ощутил изнутри кожей он ответный огненный клич спасающего Пламенного меча.
   И больше уже не ощущал ничего...
   
   * * *
   
   - Я отрублю ему голову! - услышал Бэнкей приятный, мелодичный голос красавца-юноши.
   - Я бы не стал этого делать! - возразил незнакомый монаху, но не менее благозвучный молодой голос. - Это недостойно, да и просто неприлично! В конце концов, для такой надобности в Хэйане имееются особые люди.
   Зашуршали тяжелые шелковые одежды, затоптались ноги в дорогих кожаных башмаках.
   - Оставь его в покое! - прозвучал голос почтенного старика, очевидно, удержавшего юношу. - Ты имеешь полное право лишить его жизни, и все же пусть его судят по законам в Хэйане. У нас государство мира и спокойствия, а не северная провинция, где хозяйничает шайка разбойников.
   - Вы правы, господин Отомо, - ответил голос Минамото Юкинари. - Мы отвезем этого негодяя в Хэйан, хотя и неприятно будет находиться в одной с ним повозке.
   - Я же сказал, что сяду на коня! - это был тот же незнакомый голос, принадлежавший молодому мужчине. - До столицы всего день пути, если не тратить время зря.
   - День и ночь, господин, - напомнил голос старшего кэрая Кэнске, прозвучавший чуть ли не в самом ухе у Бэнкея.
   - Ночью-то я сплю, а не сижу на коне, - сердито возразил незнакомый голос.
   Бэнкей захотел шевельнуться - и не смог. Ощущение было такое, будто его голова, как у Рокуро-Куби, сама по себе, а тело - само по себе и находится где-то очень далеко.
   Тогда Бэнкей открыл глаза.
   Над ним собрались оба молодых господина - Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари, хозяева усадьбы - старик и юноша, Кэнске сидел на корточках возле Бэнкея и разглаживал складки повязки, охватившей голову монаха. Удивительно было, что возле самого уха журчала вода.
   Бэнкей обвел глазами местность - и обнаружил, что лежит на дне водоема. Накануне зимы воду отсюда спустили, и та, что лилась из бамбуковых труб, тоже утекала неизвестно куда. Судя по всему, Бэнкей в последней схватке с Рокуро-Куби отступал до тех пор, пока не свалился в водоем, крепко ударившись спиной и затылком о выложенное камнем дно.
   Как это случилось - Бэнкей не помнил.
   Он сосредоточился на своих ощущениях - и, пока Фудзивара Нарихира клятвенно обещал Минамото Юкинари провести день в седле без жалоб, стал понемногу возвращать себе свое тело.
   Прежде всего, выяснилось, что монах связан. Затем - на груди у него лежало что-то тяжелое и неприятное. И, наконец, многочисленные царапины и укус на руке дали-таки о себе знать.
   - Да и никакой он на самом деле не монах! - рассуждал между тем старик. У него и разрешения проповедовать-то нет! Обычный самозванец, каких в горах великое множество. Ходят, народ морочат. А свои хрустальные четки он украл у такого же несчастного, как бедный гадальщик.
   - Я тоже подумал было, что это - сюгэндзя, - сказал Юкинари. - Свалился с горы, да еще...
   Юноша замолчал - сообразил, что незачем посторонним знать, монах решал недоразумение с оборотнем, принявшим облик госпожи кошки. Этот приятный старый господин Отомо Мунэюки с внуком и внучкой приехали сюда из Хэйана провести дни удаления, потому что трудно найти для очистительного затворничества более подходящее место. И ничуть не огорчился, когда в последний день уединения целая компания попросилась на ночлег. История с оборотнем ему вряд ли понравилась бы. Да и неизвестно, кому он мог бы по секрету рассказать ее в Хэйане.
   Юкинари уже успел обменяться с внучкой господина Отомо стихами - и стихи внушали надежду на более близкое знакомство.
   - Вполне может статься, что этот монах - сюгендзя, господин, - поняв, почему замолчал Юкинари, вставил Кэнске. - Полюбуйтесь, как он расхаживает - с голыми руками! Не иначе, горные отшельники научили его стоять под ледяным водопадом! Встречал я таких...
   - Скажи лучше - охотился ты за такими, - усмехнулся господин Отомо. - Ты ведь старый воин - и вполне может оказаться, что ты был в тех отрядах, которые охотились за ямабуси. Ведь и они, и их разлюбезные ученики сюгэндзя - вне закона, было бы вам это известно, молодые люди. Время от времени государственный совет вспоминает об этом. Но вам лучше знать, как сейчас настроены во дворце по отношению к горным отшельникам, господин Фудзивара, поскольку вы - придворный...
   - Я ничего плохого не скажу о Спящих-в-горах, - отвечал Нарихира, - хотя бы потому, что мой предок, Фудзивара Накаморо, вынужден был скрываться со своими людьми как раз в скитах горных отшельников... И было бы непристойно с моей стороны проявлять неблагодарность.
   - Примите мои извинения, господин Фудзивара, - сухо сказал господин Отомо. Действительно - нехорошо было напоминать о высокородном мятежнике.
   Бэнкей тем временем мысленно взывал к отцу-настоятелю.
   Очевидно, старенький настоятель, которого посещали странные озарения, в эту минуту мирно дремал - что случалось с ним среди бела дня все чаще и чаще. И не мог подтвердить Бэнкею, что это странное приключение действительно один из шагов на том самом Пути, который он пообещал монаху.
   Старший кэрай неодобрительно взглянул на господина Отомо. Молодой приятель Минамото Юкинари старшему кэраю нравился, а этот старик - нет.
   - И давно прошли те времена, когда можно было послать вооруженный отряд и выловить всех сюгэндзя в окрестностях, господин, - обратился он к Отомо Мунэюки, не вставая с корточек. - Они живут общинами, а командуют ими старые и опытные ямабуси. Спящие-в-горах знают и умеют такое, что нам и не снилось. И еще старики говорят, что их учат своим хитрым штучкам тэнгу.
   - Перестань, Кэнске, - одернул его Юкинари, довольный, впрочем, что кэрай возразил господину Отомо. Тот был всего-навсего дедом хорошенькой внучки, а Нарихира - давним приятелем, обещавшем к тому же позаботиться о карьере Юкинари. - Послушать деревенских стариков - так все ямабуси на самом деле люди-вороны.
   - Простите, господин, мою глупую болтовню, - отвечал Кэнске. - А все-таки тэнгу с горными отшельниками заодно.
   Молодой человек, внук господина Отомо, лишь молча смотрел на Бэнкея. Меча при нем не было, да и сомневался монах, что изнеженный горожанин сможет нанести хороший удар.
   - Плесни ему в лицо водой, Кэнске, - приказал Фудзивара Нарихира. - Мы так все утро простоим, охраняя этого негодного монаха.
   - Фальшивого монаха! - поправил господин Отомо. - Не понимаю, зачем эти нежности с гнусным убийцей!
   - По-моему, он уже пришел в себя, господа! - воскликнул Кэнске. - Его ресницы и веки вздрагивают!
   - Так помоги ему подняться на ноги, - велел Нарихира. - Пусть сам идет к повозке!
   Кэнске махнул рукой одному из кэраев, что почтительно стояли в стороне, и вдвоем они подняли Бэнкея.
   Едва оказавшись на ногах, он чуть было не полетел носом вперед. Тогда Бэнкей наконец посмотрел, что за тяжесть болтается у него на груди.
   И монаху чуть не сделалось дурно.
   На него смотрели злобные глаза желтобрового гадальщика.
   Прошло страшное мгновение, прежде чем Бэнкей сообразил, в чем дело.
   Голова Рокуро-Куби вцепилась зубами в монашеское оплечье - кэса. То ли гадальщик целил в горло, да промахнулся, то ли это случилось как-то иначе - Бэнкей вспомнить не мог. Страшная голова, чьи челюсти сомкнулись намертво, повисла на холщовом кэса, как тяжелый камень, прихватив сквозь холст еще и рясу.
   Как ни странно, эта встряска многое прояснила.
   Бэнкей понял: его обвинили в убийстве гадальщика - с точки зрения молодых господ, вполне безобидного старого бродячего гадальшика, благодаря которому они провели ночь в такой приятной усадьбе.
   Кто-то из кэраев мог, обнаружив утром, что снег поблизости от усадьбы истоптан и окровавлен, обойти окрестности дозором - и обнаружить обезглавленный труп в яме. А потом нашли лежащего без чувств и памяти монаха, на кэса у которого повисла мертвая голова. Что еще могли предположить эти люди? Да только то, что монах с гадальщиком чего-то не поделили, и монах, как более сильный и ловкий, исхитрился снести гадальщику голову с плеч. Или же гадальщик знал про монаха что-то скверное и пообещал рассказать это молодым господам...
   Конечно, разумный человек сразу же задаст вопрос: а где тот клинок, которым монах отсек голову гадальщику? И ему ответят - трудно ли забросить клинок в сугробы? Не раскапывать же теперь весь снег в окрестностях!
   Вопрос же о том, как отрубленная голова оказалась висящей на кэса, никто и задавать бы не стал. Всем известно - если человек, погибая, всю свою вылетающую из тела душу вложит в одно-единственное желание, то оно и сбудется. Если гадальщик перед смертью яростно возжелал мести, а монах, совершив убийство, скажем, нагнулся над трупом, то голова могла последним предсмертным усилием подпрыгнуть и сомкнуть зубы на кэса. Такие случаи бывали, и ничего чудесного в этом никто не видел.
   - Кто ты такой, монах? Откуда ты взялся? - властно спросил Фудзивара Нарихира.
   Бэнкей ничего не ответил.
   Он мог бы сослаться на отца-настоятеля - и Нарихира с полным основанием назвал бы его лжецом. Пробыв какое-то время в горном монастыре, он ни разу не встретился там с Бэнкеем. И как объяснить молодому человеку, что накануне наступления Нового года монах вдруг покидает свой монастырь, тайно идет по следу путешественников, ночью подкрадывается к расположенной в стороне от дороги усадьбе?
   Умнее всего было сейчас просто молчать.
   Бэнкею приходилось убегать из плена. Он знал, как нужно напрягать мышцы, чтобы они стали больше в тот миг, когда на них затягивают веревки. Он знал, как увеличивать подвижность рук и ног в суставах. Старший кэрай был прав - ямабуси многому его научили. И он действительно стоял под ледяным водопадом.
   Он не сомневался, что при необходимости найдет способ удрать.
   Но сделать этого он никак не мог.
   Бэнкей не знал, что произошло с того мгновения, как в нем внезапно проснулась спасительная сила Пламенного меча Фудо-ме, до другого мгновения - когда его, уже при свете наступившего дня, обнаружили в пустом водоеме. Он не понимал, почему кровожадные Рокуро-Кубо, очевидно, столкнувшие его в водоем, не кинулись туда за ним и не загрызли его. Конечно, это было бы с их стороны невероятной глупостью, но разъяренные чудовища теряли способность рассуждать разумно, это он видел своими глазами.
   Первое, что пришло в голову Бэнкею, - Рокуро-Кубо кто-то спугнул. Но, в таком случае, жизнь этого человека под угрозой. Людоедам не удалось сразу, как только головы воссоединились с телами, расправиться с Бэнкеем - за него вступились Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари. Но насчет Бэнкея людоеды спокойны: во-первых, еще сутки-другие в дороге - и они сдадут его властям в Хэйане, а во-вторых, даже если он попытается сейчас рассказать про ночное побоище с Рокуро-Кубо, кто ему поверит? Скажут, что он пытается уйти от грозящего наказания за убийство гадальщика, и только.
   Все эти печальные вещи монах обдумывал, как бы не слыша вопросов Фудзивара Нарихира. Он молчал - и только. Наконец молодому придворному надоел этот нелепый допрос, и он велел кэраям запихнуть связанного монаха в повозку.
   Краем глаза Бэнкей увидел, как садится в маленькие носилки Норико, прижимая к груди трехцветную кошку. На голову она, как полагается в пути, накинула подол верхнего платья, совершенно скрыв лицо.
   Господин Отамо и его сердитый внучек покосились на девушку с кошкой и как-то странно переглянулись.
   Кошка!
   Вот кто мог что-то знать про ночные события.
   Бэнкею не приходилось иметь дела с оборотнями - ни добрыми и ни злыми. Он не понимал, кому и зачем потребовалось перекидываться редким и дорогостоящим зверьком. Но кошка навела его на след Рокуро-Куби.