Страница:
– Да и я, наверно, тоже. Потому-то мне так тяжко дается этот роман. А вот прочитай я хотя бы полсотни книг…
– Мой юный друг, ты дуралей! – отрубил Джереми. – Достаточно прочитать один роман из морской жизни с приключениями – остальные похожи на него, как две капли воды, меняются лишь имена да названия фрегатов. Но именно это страшно нравится клеркам! Читая очередное творение военно-морского автора, они узнают все подробности, они ощущают себя, словно в родном доме, откуда волей-неволей приходится каждое утро уходить на службу. Если же дурак-писатель вздумает сочинять хоть чуточку иначе, они будут страшно разочарованы. Нет, сэр, этим господам требуется их привычная любимая жвачка, сегодня – то же, что вчера! Так вот, на чем я остановился?
– Ты остановился на женщинах, Джереми.
– Да. Женщины… Признайся честно, Боб, они тебе надоели?
– Ты же знаешь, что я задумал жениться.
– Это значит, что в твоей жизни будет «женщина». А я сказал «женщины»… Ладно. Мне они еще не надоели. Но это потому, что у меня сильный характер и сангвинистический темперамент. Мне нужен тот мир, в котором есть виски, эль, трубка с табаком и женщины. Я вижу его вокруг себя и доволен! А у клерка вообще нет ни характера, ни темперамента. Он еще способен натянуться дешевым элем, но женщины пугают его. Он не знает, как с ними обращаться. Слишком много дурного бабья окружает его – или ему мерещится, будто окружает. Толстая мамаша, полдюжины родных и двоюродных теток, прислуга, волчья стая прыщавых кузин… Ему некого полюбить, он не в состоянии полюбить! Он не знает, с какой стороны подойти к красавице, как с ней говорить! А если вдруг заговорит – то совершенно не понимает ни ее слов, ни ее поступков! И страдает из-за этого! Он хочет в мир, где вообще нет женщин! И он находит этот мир в приключенческих романах. Знаешь, Боб, мы, ирландцы, умеем предсказывать будущее…
– После третьей кружки эля.
– Без всякого эля, черт тебя побери! Я предвижу… я предвижу, как сто лет спустя будут писать книги о приключениях не на воде, а под водой, под землей, над землей – там, высоко, куда не всякая птица залетит. И грядущие клерки будут платить за них деньги, потому что они найдут там мир без женщин!
Я понял, что пора убираться.
Дома я решил немного поработать. Слова Джереми о клерках и женщинах наконец угнездились в моей душе, и я стал изображать свою жизнь на острове такой, как если бы я был там один. Начал с судна.
Дальше мне нужно было придумать, как без помощи морских дев доставить на берег корабельное имущество. Я изобрел плот. Для него я даже распилил на три куска запасную мачту – после того, как пустил в ход запасные стеньги и реи. Мне пришло в голову, что клерк не поймет, о чем это я толкую, а слово «мачта» ему, несомнено, известно, он же любит гравюры, на которых суда красуются под всеми парусами. То, что на нашем кэче (некоторые называют такое судно со смешанным парусным вооружением «гукор»), с трюмом в двести английских бочек, запасные стеньги отсутствовали, а мачта была составная, клерки вряд ли знали. Рангоутную древесину в большом количестве брали с собой военные суда, а мы ни с кем воевать не собирались.
Потом, помня о клерках, я пустился перечислять добычу.
Вздохнув о морских девах, вместе с которыми я пил на острове вино и распевал соленые матросские песни, я опять вспомнил о клерках. Джереми говорил как-то, что они обожают оружие, хотя совершенно в нем не разбираются. Ладно, подумал я, будет вам оружие!
– «В кают-компании я нашел два прекрасных охотничьих ружья и два пистолета, которые и переправил на плот вместе с пороховницей, небольшим мешком с дробью и двумя старыми заржавленными саблями. Я знал, что у нас было три бочонка пороху, но не знал, где их хранил наш канонир. Однако, поискав хорошенько, я нашел их все три. Один казался подмокшим, а два были совершенно сухи, и я перетащил их на плот вместе с ружьями и саблями», – написал я, и вдруг мне пришла в голову страшная мысль! Ведь даже клерк задумается, как перемещается этот тяжелый и неповоротливый плот.
Я задумался, как добраться до берега без паруса, без весел и без руля: ведь довольно было самого слабого ветра, чтоб опрокинуть это сооружение. Наконец я сочинил несколько сломанных весел от корабельной шлюпки, которые чудом не смыло с палубы.
Потом я нарисовал план острова, насколько помнил его (мы с девами не совершали экспедиций, и потому я знал всего лишь одну его часть, ограниченную справа и слева ручьями с пресной водой). И полночи маялся, описывая первые часы островной жизни.
– А как ты вообще догдался, что это остров? – спросил утром Джереми.
– Пятница со Средой объяснили. Нарисовали на песке палочкой…
– Мы же договорились, что никаких морских дев ты не встретил.
– Ну, тогда… тогда… Я залез на высокий холм и оттуда увидел бескрайний океан со всех сторон.
– Это уже лучше. Теперь нужно описать, как ты вывез с судна на плоту все, до последнего гвоздика.
Эта работа заняла у меня четыре дня. Джереми все ворчал, что в моем хозяйстве слишком мало имущества. Наконец я сел считать и доказал ему, что перевез на остров груз небольшой, судов на пять-шесть, флотилии. Тогда только он успокоился и позволил вычеркнуть двенадцать сундуков, семнадцать мушкетов, три бочки муки и пушку.
Ничего более скучного, чем описывать жизнь одинокого чудака на острове, делать мне не доводилось. Если бы не Джереми, то и дело подбрасывавший новые идеи, да не золотистые кудряшки твоей матери, сынок, я бы кинул роман в топку и нанялся полевым сторожем в имение графа Саутгемптона – потом, кстати, я жалел, что не сделал этого.
Если бы чертов ирландец позволил мне написать правду!
Но потом я благословил его – твоя мать была особой высоконравственной, ей не следовало знать про мои шалости с морскими девами.
У Джереми срослась нога, он уже выходил на улицу и утратил интерес к роману. Тут только я понял, что в течение двух месяцев развлекал его своим сочинительством, как комедиант. Но отступать уже не мог – я проболтался твоей матери, что пишу роман, за который мне заплатят пять тысяч фунтов.
Наконец я поставил точку. Как мне казалось, удачно – на горизонте появляется корабль и после десятилетнего отшельничества забирает меня вместе с ручными козами в цивилизованный мир.
А ведь нужно было придумать всяких хозяйственных дел столько, чтобы на десять лет хватило! Я был очень горд собой и пошел хвастаться к Джереми.
– Мало, – сказал ирландец. – Всего десять лет? Да и рукопись твоя больно тоща. Издатели любят толстые рукописи, мой юный друг.
– Мне больше не о чем писать, Джереми, – признался я. – Я целый год строил ограду, способную удержать слона, хотя самое крупное животное на острове – коза, я копал пещеру, я мастерил мебель, разводил домашний скот, а когда не смог придумать себе еще каких-то занятий, устроил землетрясение, чтобы тратить время на ликвидацию его последствий.
Джереми задумался, листая рукопись.
– Да, весьма деловито и хозяйственно, – пробормотал он, – но утратилось нечто… утрачена некая энергия… Вот что! Тебе необходимы людоеды! Сражений с людоедами хватит еще на четыре года!
– Как будто мне мало было морского змея, – проворчал я. – Когда я увидел однажды на песке его следы – чуть не помер от ужаса. На сушу он редко вылезает, но мог сожрать моих девочек, Пятницу и Среду.
– Ну так вот, ты увидел на песке след босой ноги! И это была нога людоеда! – объявил Джереми.
– Но откуда он взялся?
– Не он, а они. Приплыли на лодке.
– Зачем, ради всего святого?!
– Не знаю, – честно сказал Джереми. О, эти честные глаза ирландца! Убереги тебя от них Господь, сынок.
Делать нечего – я стал припоминать все ужасы, которые у нас в Бразилии рассказывали про людоедские племена, и превратил мою прелестную Пятницу в преданного дикаря… Не буду многословным, сынок, я и так тебя утомил. Теперь ты знаешь правду. Скажи, ты все еще хочешь стать моряком? Я знаю, из-за моей проклятой книжки у молодежи завелась мода – удирать на пустынные острова, откуда потом очень трудно выбраться. Но, сынок, подумай хорошенько – хочешь ли ты попасть в щупальца к кракену? Хочешь ли разнимать драку двух ревнивых и когтистых морских дев? Хочешь ли, бултыхаясь в ледяной воде, лупить палкой по морде любознательного маленького левиафана? Хочешь ли стать на мертвый якорь в Саргассовом море и с ужасом ждать явления смерти в виде Водяного Старца?
Джереми нашел издателя, некого мистера Тейлора, соблазнил его будущими барышами и сговорился об условиях. Согласно этим условиям, книга должна была появиться через два-три месяца и быть определенной длины. Тейлор прочитал рукопись и назначил мне встречу.
– Мистер Крузо! – сказал этот изверг рода человеческого. – Я прочитал ваше сочинение и готов напечатать его при условии, что вы внесете в нее кое-какие изменения.
– Я весь внимание! – отвечал я издателю.
– Это похвально. Вы, надеюсь, представляете себе вашего будущего читателя? Это простой лондонский клерк, у которого вся радость жизни – в чтении подобных книг.
Я помянул добрым словом Джереми. Все-таки ирландец разбирался в литературе.
– Он любит приключения, но это еще не повод забивать ему голову всякой ерундой, – продолжал издатель. – Поэтому из вашей книги придется изъять все, связанное с кракенами…
– Любой моряк подтвердит вам, что в Северном море полно кракенов и их часто относит течениями в Ла-Манш, – возразил я.
– Это проблемы моряков. А вы пишете для клерков, мистер Крузо. Вовсе ни к чему, чтобы в торговых конторах Лондона знали, как именно живут, размножаются и нападают на суда эти чудовища. Вы что-либо слыхали о страховании кораблей и грузов?
– Да, разумеется.
– Человек, знающий повадки кракенов, может этим воспользоваться, чтобы сыграть со страховой компанией в нечестную игру.
– Но любой моряк вам расскажет!…
– Любой моряк не пишет книг. И рассказываются эти истории, скорее всего, в грязных тавернах, на пьяную голову и таким же пьяным слушателям. Так что все упоминания о кракене извольте убрать.
– Что же тогда останется? – спросил я.
– Это уж ваша забота, мистер Крузо. Я бы на вашем месте добавил в роман нравоучений. Дело в том, что он маловат, а мне нужна книга в триста шестьдесят страниц, не больше и не меньше. И еще один совет. Четырнадцать лет на необитаемом острове – это немало, но для рекламы нужно что-то посильнее. Я представляю себе первую страницу так:
– Пиратами? – в ужасе повторил я.
– Да, клерки любят пиратов.
Я еле вышел из кабинета мистера Тейлора. Опять писать!… Опять сочинять!… Однако сумма, о которой шла речь, позволяла мне нанять помощника. Я направился к Джереми.
– Мой друг, – сказал я ему. – Ты живешь небогато. Напиши, сделай милость, остальные четырнадцать лет приключений, воюй с пиратами, седлай морского змея, плыви на нем в Сибирь, стреляй медведей – мне все равно! Я хорошо тебе за это заплачу.
– Я не умею писать, – признался Джереми. – Я только знаю, как надо писать.
– Но ведь мы работали рука об руку! Ты диктовал, я писал! Ты умеешь, Джереми!
– Нет, Боб… – он печально вздохнул. – Если бы я умел писать, какого черта я подался бы в издатели? Проклятые книги разорили меня! Я до сих пор скрываюсь от хозяев семи типографий!
От наших неприятностей было только одно надежное средство. И мы пошли в таверну.
Три дня спустя я пришел в себя и снова принялся за тяжкий писательский труд. Страшный образ клерка с окровавленными клыками витал надо мной.
Он и сейчас порой является мне во сне. Я вскакиваю, зажигаю свет, понемногу успокаиваюсь и тихо, чтобы не разбудить твою мать, шепчу:
– Бедный Робин Крузо, в черный день вздумал ты стать писателем…
Рига, 2007
– Мой юный друг, ты дуралей! – отрубил Джереми. – Достаточно прочитать один роман из морской жизни с приключениями – остальные похожи на него, как две капли воды, меняются лишь имена да названия фрегатов. Но именно это страшно нравится клеркам! Читая очередное творение военно-морского автора, они узнают все подробности, они ощущают себя, словно в родном доме, откуда волей-неволей приходится каждое утро уходить на службу. Если же дурак-писатель вздумает сочинять хоть чуточку иначе, они будут страшно разочарованы. Нет, сэр, этим господам требуется их привычная любимая жвачка, сегодня – то же, что вчера! Так вот, на чем я остановился?
– Ты остановился на женщинах, Джереми.
– Да. Женщины… Признайся честно, Боб, они тебе надоели?
– Ты же знаешь, что я задумал жениться.
– Это значит, что в твоей жизни будет «женщина». А я сказал «женщины»… Ладно. Мне они еще не надоели. Но это потому, что у меня сильный характер и сангвинистический темперамент. Мне нужен тот мир, в котором есть виски, эль, трубка с табаком и женщины. Я вижу его вокруг себя и доволен! А у клерка вообще нет ни характера, ни темперамента. Он еще способен натянуться дешевым элем, но женщины пугают его. Он не знает, как с ними обращаться. Слишком много дурного бабья окружает его – или ему мерещится, будто окружает. Толстая мамаша, полдюжины родных и двоюродных теток, прислуга, волчья стая прыщавых кузин… Ему некого полюбить, он не в состоянии полюбить! Он не знает, с какой стороны подойти к красавице, как с ней говорить! А если вдруг заговорит – то совершенно не понимает ни ее слов, ни ее поступков! И страдает из-за этого! Он хочет в мир, где вообще нет женщин! И он находит этот мир в приключенческих романах. Знаешь, Боб, мы, ирландцы, умеем предсказывать будущее…
– После третьей кружки эля.
– Без всякого эля, черт тебя побери! Я предвижу… я предвижу, как сто лет спустя будут писать книги о приключениях не на воде, а под водой, под землей, над землей – там, высоко, куда не всякая птица залетит. И грядущие клерки будут платить за них деньги, потому что они найдут там мир без женщин!
Я понял, что пора убираться.
Дома я решил немного поработать. Слова Джереми о клерках и женщинах наконец угнездились в моей душе, и я стал изображать свою жизнь на острове такой, как если бы я был там один. Начал с судна.
...
«Но меня крайне поразило то, что корабль очутился на другом месте, почти у самой той скалы, о которую меня так сильно ударило волной: должно быть за ночь его приподняло с мели приливом и пригнало сюда. Теперь он стоял не дальше мили от того места, где я провел ночь, и так как держался он почти прямо, то я решил побывать на нем, чтобы запастись едой и другими необходимыми вещами».
Дальше мне нужно было придумать, как без помощи морских дев доставить на берег корабельное имущество. Я изобрел плот. Для него я даже распилил на три куска запасную мачту – после того, как пустил в ход запасные стеньги и реи. Мне пришло в голову, что клерк не поймет, о чем это я толкую, а слово «мачта» ему, несомнено, известно, он же любит гравюры, на которых суда красуются под всеми парусами. То, что на нашем кэче (некоторые называют такое судно со смешанным парусным вооружением «гукор»), с трюмом в двести английских бочек, запасные стеньги отсутствовали, а мачта была составная, клерки вряд ли знали. Рангоутную древесину в большом количестве брали с собой военные суда, а мы ни с кем воевать не собирались.
Потом, помня о клерках, я пустился перечислять добычу.
...
«Прикинув в уме, что из вещей могло мне понадобиться больше всего, я отобрал эти вещи и наполнил ими все три сундука. В один я сложил съестные припасы: рис, сухари, три круга голландского сыру, пять больших кусков вяленой козлятины (служившей нам главной мясной пищей) и остатки зерна, которое мы везли для бывшей на судне птицы и часть которого осталась, так как птиц мы уже давно съели. Это был ячмень, перемешанный с пшеницей; к великому моему разочарованию, он оказался попорченным крысами. Я нашел также несколько ящиков вин и пять или шесть галлонов арака или рисовой водки, принадлежавших нашему шкиперу».
Вздохнув о морских девах, вместе с которыми я пил на острове вино и распевал соленые матросские песни, я опять вспомнил о клерках. Джереми говорил как-то, что они обожают оружие, хотя совершенно в нем не разбираются. Ладно, подумал я, будет вам оружие!
– «В кают-компании я нашел два прекрасных охотничьих ружья и два пистолета, которые и переправил на плот вместе с пороховницей, небольшим мешком с дробью и двумя старыми заржавленными саблями. Я знал, что у нас было три бочонка пороху, но не знал, где их хранил наш канонир. Однако, поискав хорошенько, я нашел их все три. Один казался подмокшим, а два были совершенно сухи, и я перетащил их на плот вместе с ружьями и саблями», – написал я, и вдруг мне пришла в голову страшная мысль! Ведь даже клерк задумается, как перемещается этот тяжелый и неповоротливый плот.
Я задумался, как добраться до берега без паруса, без весел и без руля: ведь довольно было самого слабого ветра, чтоб опрокинуть это сооружение. Наконец я сочинил несколько сломанных весел от корабельной шлюпки, которые чудом не смыло с палубы.
Потом я нарисовал план острова, насколько помнил его (мы с девами не совершали экспедиций, и потому я знал всего лишь одну его часть, ограниченную справа и слева ручьями с пресной водой). И полночи маялся, описывая первые часы островной жизни.
– А как ты вообще догдался, что это остров? – спросил утром Джереми.
– Пятница со Средой объяснили. Нарисовали на песке палочкой…
– Мы же договорились, что никаких морских дев ты не встретил.
– Ну, тогда… тогда… Я залез на высокий холм и оттуда увидел бескрайний океан со всех сторон.
– Это уже лучше. Теперь нужно описать, как ты вывез с судна на плоту все, до последнего гвоздика.
Эта работа заняла у меня четыре дня. Джереми все ворчал, что в моем хозяйстве слишком мало имущества. Наконец я сел считать и доказал ему, что перевез на остров груз небольшой, судов на пять-шесть, флотилии. Тогда только он успокоился и позволил вычеркнуть двенадцать сундуков, семнадцать мушкетов, три бочки муки и пушку.
Ничего более скучного, чем описывать жизнь одинокого чудака на острове, делать мне не доводилось. Если бы не Джереми, то и дело подбрасывавший новые идеи, да не золотистые кудряшки твоей матери, сынок, я бы кинул роман в топку и нанялся полевым сторожем в имение графа Саутгемптона – потом, кстати, я жалел, что не сделал этого.
Если бы чертов ирландец позволил мне написать правду!
Но потом я благословил его – твоя мать была особой высоконравственной, ей не следовало знать про мои шалости с морскими девами.
У Джереми срослась нога, он уже выходил на улицу и утратил интерес к роману. Тут только я понял, что в течение двух месяцев развлекал его своим сочинительством, как комедиант. Но отступать уже не мог – я проболтался твоей матери, что пишу роман, за который мне заплатят пять тысяч фунтов.
Наконец я поставил точку. Как мне казалось, удачно – на горизонте появляется корабль и после десятилетнего отшельничества забирает меня вместе с ручными козами в цивилизованный мир.
А ведь нужно было придумать всяких хозяйственных дел столько, чтобы на десять лет хватило! Я был очень горд собой и пошел хвастаться к Джереми.
– Мало, – сказал ирландец. – Всего десять лет? Да и рукопись твоя больно тоща. Издатели любят толстые рукописи, мой юный друг.
– Мне больше не о чем писать, Джереми, – признался я. – Я целый год строил ограду, способную удержать слона, хотя самое крупное животное на острове – коза, я копал пещеру, я мастерил мебель, разводил домашний скот, а когда не смог придумать себе еще каких-то занятий, устроил землетрясение, чтобы тратить время на ликвидацию его последствий.
Джереми задумался, листая рукопись.
– Да, весьма деловито и хозяйственно, – пробормотал он, – но утратилось нечто… утрачена некая энергия… Вот что! Тебе необходимы людоеды! Сражений с людоедами хватит еще на четыре года!
– Как будто мне мало было морского змея, – проворчал я. – Когда я увидел однажды на песке его следы – чуть не помер от ужаса. На сушу он редко вылезает, но мог сожрать моих девочек, Пятницу и Среду.
– Ну так вот, ты увидел на песке след босой ноги! И это была нога людоеда! – объявил Джереми.
– Но откуда он взялся?
– Не он, а они. Приплыли на лодке.
– Зачем, ради всего святого?!
– Не знаю, – честно сказал Джереми. О, эти честные глаза ирландца! Убереги тебя от них Господь, сынок.
Делать нечего – я стал припоминать все ужасы, которые у нас в Бразилии рассказывали про людоедские племена, и превратил мою прелестную Пятницу в преданного дикаря… Не буду многословным, сынок, я и так тебя утомил. Теперь ты знаешь правду. Скажи, ты все еще хочешь стать моряком? Я знаю, из-за моей проклятой книжки у молодежи завелась мода – удирать на пустынные острова, откуда потом очень трудно выбраться. Но, сынок, подумай хорошенько – хочешь ли ты попасть в щупальца к кракену? Хочешь ли разнимать драку двух ревнивых и когтистых морских дев? Хочешь ли, бултыхаясь в ледяной воде, лупить палкой по морде любознательного маленького левиафана? Хочешь ли стать на мертвый якорь в Саргассовом море и с ужасом ждать явления смерти в виде Водяного Старца?
Джереми нашел издателя, некого мистера Тейлора, соблазнил его будущими барышами и сговорился об условиях. Согласно этим условиям, книга должна была появиться через два-три месяца и быть определенной длины. Тейлор прочитал рукопись и назначил мне встречу.
– Мистер Крузо! – сказал этот изверг рода человеческого. – Я прочитал ваше сочинение и готов напечатать его при условии, что вы внесете в нее кое-какие изменения.
– Я весь внимание! – отвечал я издателю.
– Это похвально. Вы, надеюсь, представляете себе вашего будущего читателя? Это простой лондонский клерк, у которого вся радость жизни – в чтении подобных книг.
Я помянул добрым словом Джереми. Все-таки ирландец разбирался в литературе.
– Он любит приключения, но это еще не повод забивать ему голову всякой ерундой, – продолжал издатель. – Поэтому из вашей книги придется изъять все, связанное с кракенами…
– Любой моряк подтвердит вам, что в Северном море полно кракенов и их часто относит течениями в Ла-Манш, – возразил я.
– Это проблемы моряков. А вы пишете для клерков, мистер Крузо. Вовсе ни к чему, чтобы в торговых конторах Лондона знали, как именно живут, размножаются и нападают на суда эти чудовища. Вы что-либо слыхали о страховании кораблей и грузов?
– Да, разумеется.
– Человек, знающий повадки кракенов, может этим воспользоваться, чтобы сыграть со страховой компанией в нечестную игру.
– Но любой моряк вам расскажет!…
– Любой моряк не пишет книг. И рассказываются эти истории, скорее всего, в грязных тавернах, на пьяную голову и таким же пьяным слушателям. Так что все упоминания о кракене извольте убрать.
– Что же тогда останется? – спросил я.
– Это уж ваша забота, мистер Крузо. Я бы на вашем месте добавил в роман нравоучений. Дело в том, что он маловат, а мне нужна книга в триста шестьдесят страниц, не больше и не меньше. И еще один совет. Четырнадцать лет на необитаемом острове – это немало, но для рекламы нужно что-то посильнее. Я представляю себе первую страницу так:
...
Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля кроме него погиб; с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим.
– Пиратами? – в ужасе повторил я.
– Да, клерки любят пиратов.
Я еле вышел из кабинета мистера Тейлора. Опять писать!… Опять сочинять!… Однако сумма, о которой шла речь, позволяла мне нанять помощника. Я направился к Джереми.
– Мой друг, – сказал я ему. – Ты живешь небогато. Напиши, сделай милость, остальные четырнадцать лет приключений, воюй с пиратами, седлай морского змея, плыви на нем в Сибирь, стреляй медведей – мне все равно! Я хорошо тебе за это заплачу.
– Я не умею писать, – признался Джереми. – Я только знаю, как надо писать.
– Но ведь мы работали рука об руку! Ты диктовал, я писал! Ты умеешь, Джереми!
– Нет, Боб… – он печально вздохнул. – Если бы я умел писать, какого черта я подался бы в издатели? Проклятые книги разорили меня! Я до сих пор скрываюсь от хозяев семи типографий!
От наших неприятностей было только одно надежное средство. И мы пошли в таверну.
Три дня спустя я пришел в себя и снова принялся за тяжкий писательский труд. Страшный образ клерка с окровавленными клыками витал надо мной.
Он и сейчас порой является мне во сне. Я вскакиваю, зажигаю свет, понемногу успокаиваюсь и тихо, чтобы не разбудить твою мать, шепчу:
– Бедный Робин Крузо, в черный день вздумал ты стать писателем…
Рига, 2007