Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (фрагмент)

   А вот Абриза видела это лицо, она знала его и любила! Достаточно было посмотреть на нее - и сразу становилось ясно, как пылко она любит аль-Асвада и как гордится своим возлюбленным.
   И аль-Асвад любил Абризу - иначе зачем бы он затеял все это покровительство, и завоевывал трон для ее сына, и надевал золотую маску?
   Джейран ощутила себя лишней. И свадебное торжество, которое ожидало ее, спасительницу молодого царя, показалось ей злобной издевкой над ее подлинным положением в хариме аль-Асвада - положением нелюбимой, которой оказывают нелепый почет, чтобы потом с чистым сердцем посещать любимую!
   Она коснулась черного ожерелья, ощутила холодок камней и подумала, что это воистину прекрасный дар от избранной женщины женщине отвергнутой...
   Абриза же тем временем, выставив евнуха, занялась разложенными на ковре платьями.
   - Как только мы умоемся, непременно все это наденем! О Джейран, когда я жила в Афранджи, то не могла и мечтать обо всем этом! Там мы носили меха, и мои сорочки были сшиты из двух кусков холста, тот, что потоньше, шел на верх, а подол был из грубого. Я сама вышивала себе сорочки... И как же было холодно, когда я снимала грязную сорочку, чтобы надеть чистую! Ты не знаешь, что такое каменные стены и окна, закрытые дубовыми ставнями, и сквозняк, который поднимается, когда слуги затапливают большой камин!
   Она выбрала тонкое платье цвета граната и золотой пояс к нему.
   - Вот что будет мне к лицу! А что наденешь ты?
   Джейран не знала.
   В хаммаме она носила то, что велел покупать ей хозяин, а покупкой одежды ведала совсем другая женщина. В раю самозванной Фатимы она, правда, получила нарядные платья, но ей и в голову не приходило, к лицу ей они или же нет. А потом она и вовсе надела мужской наряд, который ее полностью устраивал.
   Вдруг ей мучительно захотелось хоть в чем-то перещеголять красавицу Абризу. Несомненно, дочь франкского эмира будет очень хороша в гранатовом платье, но тут непременно должно найтись что-то подходящее и для Джейран!
   Девушка уставилась на разложенные наряды - и протянула руку к черному шелку.
   Она откуда-то знала, что именно черный шелк сделает ее статную фигуру красивой, придаст лицу и осанке благородство.
   Она вытащила платье - и по лицу Абризы поняла, что та раскаивается в своем выборе. Если бы она первая заметила это прекрасное, отделанное золотыми узорами платье, то не стала бы прикладывать к лицу гранатовое.
   Джейран распялила на руках платье.
   Ей столько раз приходилось помогать невольницам одевать их распаренных и истомленных сладостью хаммама повелительниц, что она могла на глаз сказать, длинен или короток наряд, насколько глубоко хозяйка сможет его запахнуть. В таких вещах проявлялась ее сообразительность.
   Черное платье принадлежало женщине высокой, статной, и Джейран даже назвала бы ее полной.
   Она бросила дорогой наряд на ковер.
   - Я не надену его, - сказала она Абризе. - Его носила эта пятнистая змея, Хайят-ан-Нуфус!
   Абриза, протянувшая было руку за великолепным нарядом, тоже отказалась к нему прикасаться.
   - Как же нам узнать, какие платья принадлежали ей, а какие другим женщинам старого царя? - растерянно спросила она.
   Вошел, метя ладонью по ковру, толстый евнух.
   - Если владычицам будет угодно, я отведу их в покои Хайят-ан-Нуфус, - сказал он.
   - И позови женщин, чтобы они помогли нам одеться! Тех, у кого были основания нас бояться, увезла пятнистая змея, а другие пусть приходят без всякого страха! - распорядилась Абриза.
   - Наш благородный господин сказал, что ни на одну из дворцовых женщин нельзя положиться, - возразил евнух. - Завтра придут посредники, и он купит вам белых невольниц и черных рабынь. А пока я сам помогу вам.
   И, видя удивление на лицах Абризы и Джейран, добавил:
   - Я пострадал от Хайят-ан-Нуфус, и царь знает это.
   Евнух вывел их в небольшой двор харима, со всех четырех сторон охваченный галереями, провел мимо водоема и показал дверь на противоположной стороне двора.
   - Нам придется подняться наверх, о владычицы красавиц.
   - Мне приходилось забираться на верхушку большого донжона! заявила Абриза. - А тебе, о сестрица?
   - Мне тоже, - решив, что "донжон" вряд ли выше башни Сабита ибн Хатема в крепости гулей, и не желая уступать хоть в этом, отвечала Джейран. - Но дворцовые женщины, очевидно, не любят ходить по лестницам. Те, которые приезжали к нам в хаммам, были такие толстые, что деревянная лестница их бы не выдержала.
   Пузатый евнух вздохнул - вся его надежда была на то, что избранницы аль-Асвада, увидев довольно крутую лестницу, вернутся обратно.
   Помещения, которые увидели Абриза и Джейран, разочаровали обеих. Они были и убраны довольно бедно, и прибраны на скорую руку. Ни прекрасной посуды в нишах, ни дорогих тканей, ни изящных столиков, ни изысканных вышивок они тут не обнаружили. И не могло быть, чтобы Хайят-ан-Нуфус, в спешке покидая дворец, прихватила с собой столики.
   - Может быть, эта скверная дала обет бедности? - осведомилась Абриза.
   - В таком случае, ее женщины дали обет нищеты, о госпожа, - с презрением заметил евнух. - Их помещения похожи на каморки нищенок с городского базара.
   Оказавшись в покоях беглой царицы, Абриза прежде всего принялась отдергивать в комнатах занавески, пока не обнаружила за одной из них резную деревянную решетку.
   - Смотри, о сестрица! - позвала она Джейран. - Мне рассказывали про это окно! Отсюда мы увидим весь большой зал!
   Она прижалась щекой к завиткам узора, выглядывая внизу нечто, любопытное для нее, а евнух усмехнулся.
   - Отсюда ты увидишь только середину большого зала и место, где обычно сидит царь, когда принимает послов и вельмож, о госпожа, сказал он. - Женщинам царя больше и не нужно.
   - А где же аль-Асвад? - спросила Абриза. - Почему я не вижу его?
   Евнух подошел к решетке.
   - Я тоже не вижу повелителя, - сказал он. - Очевидно, его отозвали в сторону... там что-то стряслось, клянусь Аллахом!.. Если ты прикажешь, о госпожа, я побегу и узнаю!..
   Джейран ощутила укол где-то над сердцем. Она протянула руку, чтобы прикосновением унять боль, но рука сама легла на камни ожерелья.
   Мальчики!..
   Ей следовало самой убедиться, что ее отряд разместили наилучшим образом! И что мальчики накормлены, и что Хашим, измученный всеми событиями, удобно устроен на самых мягких коврах!
   Маличики попали в беду - и все это случилось из-за нее!
   Ей не следовало покорно принимать приказ аль-Асвада, к тому же, прозвучавший не из его уст. Он велел немедленно отвести прибывших женщин в приготовленные для них покои - но разве не могла она воспротивиться? Разве стал бы аль-Асвад, которого ее люди спасли от позорной смерти, сердиться, если бы она отказалась войти в харим и осталась с ними?
   Евнух нетерпеливо ждал приказа, и на его круглом лицо проявилось такое оживление, что Джейран, обычно кроткую и миролюбивую, охватила ярость.
   Этот ублюдок, не мужчина и не женщина, ищет себе развлечений в бедствиях ее мальчиков!
   - Тебе нет нужды бегать и узнавать, о враг Аллаха! - сказала она не так чтобы слишком громко, но евнух попятился, а изумленная Абриза протянула к ней руку.
   - А тебе нет нужды успокаивать меня, о сестрица! - уже не проговорила, а прорычала Джейран. Мальчики попали в беду, придя за ней в этот дворец, разрази его Аллах громом и каменным дождем! И если Аллаху нужны, чтобы уничтожить это прибежище зла, ее руки - так вот они!
   Джейран ухватила поудобнее резную решетку, попробовала, как она закреплена, и, сперва толкнув вперед, рванула ее на себя. Большой кусок деревянного узора остался у нее в руках - и Джейран бросила его вниз, на головы тех, кто шумел сейчас в зале.
   От такого нежданного приветствия они прекратили гомон и подняли взоры туда, откуда слетела на них решетка, хотя таращиться понапрасну на окна царского харима было более чем неприлично.
   И они увидели женщину, расширяющую отверстие настолько, чтобы протиснуться сквозь него.
   Первым узнал Джейран Хабрур ибн Оман.
   - Ради Аллаха, что там случилось? Тебе угрожает смерть, о женщина? - воскликнул он, хватаясь за рукоять ханджара.
   - Я говорил, что эта пятнистая змея могла оставить в хариме своих людей! Прыгай к нам, сюда, мы поймаем тебя! - закричал аль-Мунзир, протягивая к ней руки.
   Неожиданная отвага обуяла девушку. Швырнув вниз обломки решетки, она оттолкнулась и полетела вниз, раскинув руки наподобие крыльев.
   Аль-Мунзир, очевидно, имел опыт ловли летящих людей. Он не стал подставлять под тело Джейран вытянутые руки, он поступил иначе - в тот миг, когда она уже почти коснулась ступнями пола, прыгнул на нее, ударив ее мощной грудью в бок, едва не сбив с ног при этом, но удержал в объятиях.
   - Прекрасно, о аль-Мунзир! - воскликнул аль-Асвад. - Вот лучший способ ничего не повредить при прыжках с высоты! А где же Абриза? Что с ней? Она в безопасности?
   Джейран отпихнула чернокожего великана с такой силой, что он отлетел на несколько шагов.
   - Пусть ифриты унесут твою Абризу! - крикнула она. - Где мои люди? Что ты сделал с ними?
   Аль-Мунзир ухватился за плечо Джевана-курда и устоял.
   Он был настолько поражен тем, как его, хмурого льва, залитого в железо, отшвырнула, будто ребенка, женщина, что лишь открывал и закрывал рот, словно ему не хватало дыхания для речи.
   - Ради Аллаха, не кричи, помолчи немного, о Джейран! - с такими разумными словами выступил вперед Хабрур ибн Оман. - И ответь нам на один вопрос.
   - Что с моими людьми? - вопросом же отвечала разъяренная девушка.
   - Твои люди в безопасности, - загадочно сообщил наставник царевича. - Клянусь Аллахом! Погоди, о аль-Асвад, дай мне распутать этот узел!
   Ади, шагнувший был к нему, остался стоять на месте.
   - В какого из богов ты веруешь, о Джейран? - спросил Хабрур ибн Оман. - Если ты - христианка, или еврейка, или из благородных сабиев, то не скрывай этого! Все это - люди Писания, и все религии, что я перечислил, дозволены в землях арабов, и нет в них дурного! Даже если ты из тех жителей Ирана, что поклоняются огню, то и они приравнены к людям Писания, и их не убивают, и не обращают в рабство, и не разрушают их храмов, они только платят особый налог! И женщины, которые еще не познали Аллаха, дозволены правоверным, и могут вступать с ними в браки, и наследовать имущество! Тебе нет нужды скрывать свою веру из страха, что жених отвернется от тебя!
   - Я мусульманка! - сердито сказала Джейран и, повернувшись к михрабу, где еще стоял руководивший общей молитвой имам, объявила: Нет Бога, кроме Аллаха, а Мухаммад - пророк Аллаха!
   - Она лжет! - крикнул, выходя вперед, Юнис аль-Абдар. - Аллах мне свидетель, только что ее люди клялись, что верят, непристойно сказать, в Отца горечи! И вопили, что она - его посланница! И целовали себе левую ладонь!
   - Он поклялся именем Аллаха! - раздался из михраба громоносный голос того из старцев, что призывал к общей молитве. Хабрур и Джеван-курд переглянулись.
   - Где мои люди?! - прорычала Джейран, кидаясь навстречу греку с несомненным намерением сомкнуть пальцы на его шее. - Что ты сделал с ними?
   - Он здесь, ловите его! - закричали вдруг в дальнем углу зала, где сходились два коридора. - Держите его! Он убьет аль-Асвада!
   Немедленно аль-Мунзир, придя в чувство, кинулся к брату и загородил его широким плечом. Рядом тут же оказались Джеван-курд и Джудар ибн Маджид.
   - О звезда! - перекрыл мужские голоса звонкий мальчишеский голос.
   - Ко мне, сюда! - ответила столь же пронзительным воплем Джейран.
   - Спаси нас, о звезда! - крикнул, проскальзывая сквозь сомкнувшиеся вокруг пустоты руки, маленький Джарайзи. - Эти люди напали на нас и загнали нас в какой-то подвал! Они - предатели! Они хотят всех нас убить!
   - Ради чего им вас убивать? - отвечал вместо Джейран Хабрур ибн Оман. - Не бойся, о молодец, сейчас мы разберемся, в чем дело.
   - Если бы не псы, нас бы уже не было среди живых! Слава и хвала псам! - с этими словами Джарайзи нырнул под рукой Юниса и упал на колени перед Джейран.
   - Ты слышишь, о господин? - воззвал Юнис к аль-Асваду. - Ты слышишь, что говорит этот нечестивец? Если ты позволишь, я зарублю его! Иначе он примется поминать перед тобой не только псов, но и самого Отца горечи!
   И, не мешкая, занес свой ханджар.
   - А разве сам ты, о аль-Абдар, не был в его годы нечестивцем? Разве ты не веровал в Сотворенного, а не в Единосущего? Разве не придавал Аллаху сотоварищей и подругу? - удерживая его руку, выкрикнул ему в лицо Хабрур ибн Оман, и это грубое напоминание о прежней христианской вере несколько отрезвило не в меру правоверного Юниса.
   Джарайзи, уже ухватившийся за подол Джейран и прижавшийся к ее бедру, гордо выпрямился.
   - Мы исполняем волю! - крикнул он. - И с нами - наша звезда! Сейчас она вспыхнет - и всех вас не станет! Клянусь собаками!
   Джейран ужаснулась с той же пылкостью, с какой бросилась на защиту своего отряда.
   Прижав к себе Джарайзи, она прикрыла его краем своего плаща, потому что в тот миг не могла придумать для него иной защиты.
   - Все целы? - быстро спросила она. - Никто не пострадал? Что с шейхом?
   - Я боюсь за псов! - отвечал мальчик. - Нас они не тронут, потому что боятся тебя, но псы кидаются на них, и они могут пустить в дело луки и стрелы! А шейха мы несли на руках, как невесту в дом жениха!
   - Не напрасно же сказано: "О обладатели писания, не излишествуйте в вашей религии!" - громко говорил между тем Хабрур ибн Оман, стараясь погасить страсти, ибо те молодцы, что ворвались следом за Джарайзи, требовали его погибели и погибели всех, кого им удалось загнать в подвал казармы. - Эти дети, которые спасли аль-Асвада, полагают, будто веруют срамно сказать в кого! Что же касается псов - то они в большом почете у огнепоклонников Ирана, и никто из-за этого не вопит подобно страдающему животом ишаку! И разве не пес охранял семь отроков, спящих в пещере, как поведал нам пророк? Наши дворцовые имамы подтвердят это!
   - Но мы же знаем это! Мы знали это еще во время бегства! вмешался человек, имени которого Джейран не знала, но помнила его лицо. Он был из спасенных от смерти, и он действительно понял, что означает восторженное целование собственной левой ладони.
   - Сказано также: "А кто простит и уладит - воздаяние ему у Аллаха"! - повернулся к нему решительный Хабрур. - Разве не должен ты, кого они, рискуя жизнью, вытащили из-под топора палача, помолчать, чтобы утихли страсти и аль-Асвад принял разумное решение? Это наименьшее из всего, что ты можешь сейчас сделать для общей пользы!
   Он встал перед своим воспитанником, во все время этой безобразной склоки хранившим молчание, и протянул к нему руку.
   - Говори, о дядюшка, - сказал аль-Асвад.
   Все смолкли, ожидая прекрасной речи, ибо наслаждение красноречием - одно из тех, что доступны лишь благородным.
   - Ради Аллаха, будь милосерден! - сказал Хабрур ибн Оман.
   И долго длилось молчание.
   - Ты предлагаешь, о ибн-Оман, сделать вид, будто ничего не случилось и мы не знаем, что аль-Асвада спасли приверженцы шайтана? первым заговорил аль-Мунзир, а излишне правоверный Юнус сморщился, услышав гнусное имя. - Но ведь не настанет время вечерней молитвы, как об этом услышит вся Хира! И что же скажут правоверные? Что Ади аль-Асвад захватил трон при пособничестве самого шайтана?
   - А разве это было не так? - спросил Джарайзи.
   - Это было так, - ответила ему Джейран, - но только мы спасали неблагодарных.
   Она в упор посмотрела на аль-Асвада - и вдруг поняла, что его лицо сейчас столь же бесстрастно и неподвижно, как прикрывающая его золотая маска аль-Кассара.
   - И люди скажут, что своими глазами видели черномазых посланцев Отца горечи, который сражались с городской стражей так, как обычные воины не сражаются, о аль-Асвад! - добавил Юнис.
   - Этих детей было не больше, а куда меньше, чем молодцов у тебя под началом, о аль-Абдар! - возразил ему Хабрур. - Почему же твои молодцы не показали горожанам, как бьются воины? Сейчас же они преданно торчат у дверей царского харима и доблестно охраняют вход на кухню! О Ади, о любимый, этих детей нужно прежде всего вывести из подвала и успокоить, а потом пусть с ними потолкуют имамы и разберутся, в кого они верят на самом деле! Может быть, это даже какое-то неизвестное нам ответвление веры франков. Вспомни - ведь у этой женщины, Джейран, был на груди золотой крест!
   - Если бы это оказались воспитанники франков, я возблагодарил бы Аллаха! - добавил аль-Мунзир. - Но ведь Джейран получила крест от Абризы!
   - Разве правоверная мусульманка станет надевать на себя крест и зуннар? Сказано, что женщинам недостает разума и веры, но не до такой же степени! - глядя в глаза аль-Мунзиру, воскликнул Хабрур ибн Оман. Она сказала так от страха, чтобы ее не убили! Воистину, она - из христиан, и ее люди тоже веруют в одного из тех, кого они по малоумию придают в сотоварищи Аллаху! Спросим Абризу!
   - Да, спросим Абризу! - согласился аль-Мунзир. - Ведь только она и может сейчас рассказать про обычаи христиан Афранджи, потому что обычаи сирийских христиан мы и сами знаем. Позови ее, о аль-Асвад!
   Молодой царь поднял голову и нашел взглядом разломанное решетчатое окно, потому что лишь он мог беседовать с обитательницами своего харима без посредников.
   - Почему они говорят о кресте, о звезда? - шепотом спросил Джарайзи. - Разве на тебе был крест?
   - Да, на мне был крест ради спасения одной женщины, - тоже шепотом отвечала Джейран. - И помолчи немного! Нам придется притвориться, будто у нас иная вера, чтобы закончить это дело миром.
   - Притвориться, будто у нас иная вера?.. - в глазах мальчика было такое непонимание, что Джейран опять ощутила укол чуть выше сердца и взялась за это ноющее место.
   - Да, о любимый, - сказала она. - Так нужно. Ты же веришь мне, о Джарайзи? Так нужно, чтобы завершить наше благодеяние аль-Асваду. Нехорошо оставлять дело незавершенным.
   Тем временем Ади громко позвал Абризу, но она откликнулась не сразу, как если бы не затаилась за уцелевшим куском решетки и не наблюдала за событиями в зале.
   - Между нами возник спор, о владычица красавиц! - крикнул он, когда ее лицо появилось наверху. - И никто, кроме тебя, не может разрешить его! Ибо только ты знаешь обычаи франков! Никто из нас не был в Афранджи и не знает, как молятся ваши христиане!
   - О каких обычаях ты спрашиваешь, о любимый? - осведомилась сверху Абриза. - Я всего лишь женщина, а вы, правоверные, считаете, что женщинам недостает ума и веры. И я не знаю всего того, что знают священники в Афранджи.
   - Все нам и не требуется, о госпожа! - вмешался Хабрур. - От тебя зависит прекратить склоку и распрю! И сделать это нужно как можно скорее - пока не вмешались придворные имамы. Скажи, о госпожа, ведут ли себя люди, освободившие аль-Асвада, как жители Афранджи? Проделывают ли они, говоря о своей вере, то, что проделывают жители Афранджи?
   - Вспомни хорошенько, о госпожа! - крикнул и аль-Мунзир. - От твоего ответа многое зависит!
   Абриза помолчала, глядя на Ади.
   Сейчас перед ней открылась возможность единым словом избавиться от своей нелепой соперницы и ее людей, пречем это не было слово лжи и неправды!
   Аль-Асвад опустил голову - очевидно, и ложь претила его гордому нраву, и правда ему совершенно не нравилась...
   Абриза перевела взгляд на Джейран.
   Та стояла, прикрыв краем одежды мальчика, и тоже смотрела на аль-Асвада.
   Джейран видела, что аль-Мунзир и Хабрур ибн Оман всеми силами стараются выручить ее и ее мальчиков, она видела и то, что аль-Асвад готов унизиться до лжи, но сейчас все зависело от соперницы.
   - Я впервые видела, чтобы люди, верующие во Всевышнего, так себя вели! - звонко, чтобы ни у кого потом не возникло сомнений, произнесла Абриза. - Это не христиане! Я видела христиан и на севере Афранджи, и на юге Афранджи, и видела христиан других стран, которые приехали сюда освобождать Гроб Господень, и я говорю вам - это вовсе не христиане!
   - Все слышали слова этой женщины? - вопросил Юнис аль-Абдар. - Все приняли ее свидетельство?
   - Мы слышали свидетельство женщины-христианки! - отвечал ему главный из дворцовых имамов. - И мы ждали, пока оно не прозвучит, чтобы благородному аль-Асваду не в чем было упрекнуть себя. А сейчас мы рассудим это дело по законам ислама!
   Дворцовые священнослужители, потерпевшие от Ади аль-Асвада такую обиду и такое поношение за то, что вовремя не послали барабанщиков и трубачей на дворцовые стены, появились в зале все, сколько их кормилось при дворцовой мечети.
   - Вас тут только недоставало!.. - буркнул Джеван-курд.
   Молодцы левой стороны расступились, когда старцы в больших белых тюрбанах, в развевающихся белых одеждах, намеренно громко ударяя об пол посохами, направились к молодому царю. Их было шестеро испытанных в словесных ристалищах знатоков Писания и преданий, и еще не менее десяти тех, кто помоложе, мечтавших стать их преемниками, сладкогласных чтецов Корана и пылких спорщиков об установлениях. И старцы, подойдя, заговорили о величии и обязанностях повелителя правоверных Хиры, ведя речь как бы издалека, а аль-Асвад слушал, кивая, и свет факелов отражался от золотой маски. И прежде всего они потребовали удалить из залы людей явно посторонних, как бы недостойных слушать поучения, обращаемые к царю.
   Хабрур и аль-Мунзир, пока молодцы аль-Абдара неохотно покидали зал, сошлись поближе, чтобы перешепнуться. Стоявший рядом с ними Джеван-курд, вопреки своему обыкновению, не встревал с советами и замечаниями туда, где в них не нуждались, а молча смотрел на Джейран.
   - Пока имамы будут разбираться с Джейран и ее людьми, в городе начнется волнение! - сказал, как всегда, разумно аль-Мунзир. - И мы не можем вывести этих несчастных из дворца тайно, потому что слишком много людей знает теперь об их деле! Не так ли, о Джеван?
   - Я не могу ничего сказать, о аль-Мунзир, - хмуро отвечал курд. Я не знаю, каковы законы арабов в таких делах. Я могу только сражаться за аль-Асвада, да сохранит его Аллах! Но если аль-Асвад проявит неблагодарность...
   Он замолчал.
   Джейран слушала речи имамов, и все яснее становилось ей, что противников у нее больше, чем защитников.
   - Ты сможешь привести меня туда, куда загнали наших людей? - тихо спросила она мальчика.
   - Если я не перепутаю все эти двери и проходы... - отвечал он, несколько растерявшись.
   Джейран поняла - Джарайзи не видел в своей жизни даже обыкновенного большого караван-сарая, который расположением входов, коридоров, внутренних небольших дворов и эйванов был воистину похож на царский дворец Хиры.
   - Дело это сложнее, чем вам всем кажется, о любимые, - заговорил наконец аль-Асвад. - Я, как и все мы, преклоняюсь перед тем, что повелел нам Аллах устами Пророка, но я обещал ввести в свой харим женщину, которая привела этих людей. И вы должны считаться с тем, что я не могу нарушить слово!
   - Никто и не говорить сейчас о том, что царь должен нарушить слово, - с достоинством отвечал старший из имамов. - Ты волен взять в свой харим хоть пожирательницу людей из премени зинджей, о аль-Асвад, если это доставит тебе удовольствие, ибо женщины иной веры для нас не запретны. А раз мы все - за то, чтобы ты сдержал данное слово, то нам тем более следует избавиться от ее нечестивого отряда так, чтобы не осталось от него ни известия, ни следа! Иначе в Хире до конца дней твоих будут толковать, что ты взял в жены предводительницу воинства Отца горечи! А нужно ли тебе это, о аль-Асвад?
   - Нет, о почтенные, я обошелся бы без таких почестей. Но кем я буду, если проявлю неблагодарность?
   - А разве может идти речь о благодарности по отношению к шайтану? - имам внезапно возвысил голос, и без того зычный и властный. - О дети арабов, о правоверные, Отец горечи вовлек вас в ловушку! Горе нам, Аллах испытывает нашу веру - и не находит в наших сердцах стойкости!
   Ади опустил голову.
   - Если ты хочешь сдержать слово и жениться на этой женщине, то сделай это, о повелитель Хиры! - обратился имам к аль-Асваду. - Ибо, я повторяю, мужчине дозволено жениться на женщинах, еще не принявших ислама. И тем ты выполнишь данное слово. А отродьям шайтана ты никакого слова не давал - и ты не обязан охранять их от гнева правоверных!
   Ади быстро повернулся к аль-Мунзиру.
   И Джейран поняла, что творилось сейчас в голове молодого царя.
   Он действительно не давал слова вознаградить мальчиков и Хашима за свое спасение. Ему просто не пришло в голову, что в разгар сражения нужно давать подобные клятвы. И он не знал, как ответить сейчас имаму, чтобы это не было ложью.
   - О Ади, о сынок, с каких это пор богословы вмешиваются в дела воинов? - громко спросил Хабрур ибн Оман, чтобы выручить питомца. Если бы ты нанял людей любой веры для своих дел, а потом расплатился с ними и отпустил их восвояси, разве это следовало бы обсуждать знатокам Корана и преданий? О сынок, все обстоит очень просто - твоя невеста наняла их, и они выполнили то, за что им нужно заплатить, и забудем об этом!
   - Если бы ты нанял евреев, или индийцев, или даже зинджей, или проклятых франков, которые грабят мечети, я сказал бы то же самое, о повелитель Хиры! - возвысил голос имам. - Недостойно правоверного не рассчитаться честно с иноверцем за сделанное дело или за купленный товар! Но сам Иблис, повелитель шайтанов, подстроил, чтобы ты был возведен на престол его отродьями! Сам Иблис, Отец горечи, требует от тебя дани!
   Он повернулся к Джейран.
   - Тебя обманули, воспользовавшись твоей любовью, о женщина! Мы ни в чем не виним тебя, ибо и пророк был снисходителен к ущербным разумом! Ступай в харим!