Страница:
— Альта, ты скоро?
— Скоро, — ответил чистый грудной голос.
— Я подожду тебя на воздухе.
— Хорошо.
Щёлкнув запором, Лорка вышел из дома и остановился на площадке широкого полукруглого крыльца.
Мир спал. Неподвижный влажный воздух казался густым, как кисель: сделай шаг — и увязнешь, запутаешься в зыбкой полупрозрачной трясине. Но это лишь казалось; несмотря на свою влажность, воздух был лёгким и тёплым, как дыхание.
Сбежав по ступеням крыльца, Лорка миновал голый кустарник, вышел на шероховатую пружинистую дорожку, очень ловко имитированную под песчаную аллейку. И остановился, поджидая жену.
Деревья тоже спали, плавая в тумане, похожем на молоко, разбавленное водой. Поблизости это были ещё настоящие деревья со стволами и ветвями, можно даже было угадать осеннюю пестроту тяжёлых листьев. А дальше деревья быстро теряли реальные очертания, превращаясь в ажурные абстрактные орнаменты. Спали и птицы. И только звонкая, чистая, как детский голос, капель оживляла этот влажный мир, погруженный в светлую дрёму.
— Лорка! — послышался голос Альты — две глубокие ноты, первая повыше, а вторая пониже.
Лорка огляделся, ему почудилось, что голос её прозвучал над самым его ухом, и тихонько откликнулся:
— Ау!
Он отчётливо слышал звуки шагов Альты, хотя её совсем не было видно за туманом и кустарником. Можно было угадать, как она сбежала по ступеням, сделала несколько замедленных шагов по земле, а потом деловито зашагала по дорожке. Этот чудной воздух-студень, воздух-дыхание был удивительно звукопроницаем. Теперь Федору стала ясна загадка чеканного звона капели, хотя всего-то с ветки кустарника срывались и падали в лужицу серые бусинки воды. Лужица недовольно морщилась, а сухой лист-кораблик приветливо кланялся на игрушечных волнах.
Альта пришла лёгкая, оживлённая, весёлая. На тонком тёмном лице, будто вырезанном из морёного дуба, — неожиданно светлые глаза. Лорка знал, что они голубые, почти синие, но под стать этому туманному утру казались сейчас серыми. Капюшон плаща откинут, тяжёлые волны волос припущены седой пылью влаги.
— Ты здесь?
— Нет, — засмеялся Федор. — Но иногда я здесь бываю.
Засмеялась и Альта. Голоса звучали как колокола, словно Лорка и Альта находились не под открытым небом, а под гулкими сводами. Альта даже подняла голову и посмотрела вверх, рот её чуть приоткрылся, за вишнёвыми губами проглянула сахарная полоска зубов. И Лорка посмотрел наверх, а там ничего, серое рыхлое небо, и не поймёшь, высоко оно или низко. Прислонясь к Федору плечом, Альта тихонько сказала:
— Как в храме!
— В соборе Святого Петра, — серьёзно подтвердил Лорка. — Сейчас из тумана выйдет белобородый епископ в золочёной тиаре. И тайным словом навеки свяжет наши души.
Альта посмотрела в туман, поёжилась от влажного воздуха и подняла на Федора серьёзные светлые глаза.
— Зачем нам с тобой епископы, Лорка? Мы и так связаны навеки. Правда?
— Наверно, правда.
Её глаза сразу потемнели.
— Почему «наверно»?
— Значит, просто правда.
Она на улыбку не ответила, показала, что сердится на неуместную реплику, прошла по дорожке вперёд и лишь потом обернулась через плечо.
— Пойдём.
Лорка нарочно не сразу догнал её, ему нравилось смотреть, как она идёт. Альта двигалась неслышно, почти невесомо, точно плыла в тумане.
Черно-серый куст, большим глупым веником выплывавший из тумана, вдруг шарахнулся, из него кто-то выскочил и удрал. Альта замерла, вытянувшись стрункой, подоспевший Федор легонько обнял её за плечи.
— Птица. А может быть, заяц, — успокоил он.
Альта огляделась вокруг, зябко повела плечами:
— Как-то не так сегодня. Тревожно. Правда, Лорка?
Федор огляделся и грустно подтвердил:
— Правда.
— Это потому, что Тим погиб, — тихо сказала Альта.
Лорка помрачнел и ничего не ответил. Некоторое время они шли молча. Альта время от времени взглядывала на Федора, но он не замечал, или делал вид, что не замечает, её взглядов.
— Каково сейчас Валентине, — вдруг вырвалось у Альты.
Лорка удивлённо взглянул на неё и нахмурился.
— Она ничего ещё не знает.
Альта остановилась на полушаге.
— Как?
— Да так, — недовольно проговорил Лорка, — меня просили пока ничего не говорить ей.
Тёмный румянец выступил на щеках Альты.
— Почему? — сурово спросила она.
— Не знаю. Просто попросили, — с тенью раздражения ответил Лорка.
— Каждый имеет право на свою радость и на своё горе, — сказала Альта, и голос её дрогнул, — и никто не имеет права на ложь и обман.
— Мы не лжём, Альта, — примирительно сказал Лорка, — мы молчим.
— Молчание хуже, трусливее лжи.
Лорка отвёл взгляд.
— Ты права. Я обещал молчать.
— Иногда обещание можно нарушить. — Альта снова пошла вперёд и сказала тихо и убеждённо: — Бедная Валентина! Она и ко знает ничего. Это вдвойне жестоко.
Лорка одобрительно взглянул на неё. Есть вещи, подумалось ему, которые до конца способна понять только женщина. Ведь и правда, беспечность незнания — разве она не оборачивается потом изощрённой жестокостью?
— Ты права, Альта, — вслух повторил он, — я сегодня же расскажу ей обо всем.
Она молча взяла его за руку. Дорожка вилась между кустами, почтительно обходила большие деревья, прыгала через канавы. Возле одного деревца Альта остановилась и прислушалась, склонив голову набок.
— Слышишь? — вполголоса спросила она Лорку.
Федор прислушался и кивнул головой. Дремлющая роща сонно шептала тысячами дробных шелестящих голосов. Это капли и капельки воды падали с ветвей на влажную землю, на ковёр увядших разноцветных листьев. Лорка покосился на грустное отрешённое лицо Альты, вздохнул, а потом чуть улыбнулся, положил свою большую ладонь на тонкий ствол, поднял лицо вверх и крепко встряхнул деревце. Оно дрогнуло и обрушило на них заряд крупного свежего дождя. Альта гибко метнулась в сторону, а Федор так и остался стоять, потряхивая мокрой головой, только глаза зажмурил.
— Сумасшедший! — преувеличенно сердито ворчала Альта, вытирая лицо платком.
По-настоящему сердиться она не могла, знала, что как раз что-нибудь вроде такого душа и нужно было, чтобы сбросить напряжение и прийти в себя.
— Тим не любил грустить, — сказал Лорка, подходя к ней. — Даже когда речь шла о погибших друзьях.
Тим любил жизнь, свою работу, шутки и розыгрыши. Дети, даже незнакомые, сразу чувствовали эту особенность его характера. Они липли, льнули к нему, охотно принимали его, такого большого и сильного, в свои детские игры, не давая ему послаблений и не прося уступок. А Тим с удивительным тактом соразмерял свою силу и ловкость с их грациозными, милыми, но такими несобранными движениями.
Роща оборвалась разом, выставив вперёд надёжную стражу — старые раскидистые деревья. Склон холма, покрытый желтеющей травой, круто падал вниз и растворялся в плотной массе тумана. Казалось, обрыв уходил в серую бездну, в клубящееся, безликое, бесцветное ничто.
— Преисподняя, — шёпотом сказал Лорка. — Это неправда, что преисподняя — чёрное с красным. Она серая.
Лицо Альты было сосредоточенным, она прислушивалась к тому, что происходило внизу, в серой бездне. Прислушивался и Лорка. Внизу кто-то жил. Он был длинный — во весь овраг. Он вздыхал, ворочался и бормотал недовольно и непонятно.
— Змей Горыныч, — заговорщицки шепнул Лорка. — Они всегда водятся в таких местах.
— Это ручей, — улыбнулась Альта. Она огляделась, зябко повела плечами. — Как-то не так сегодня, Лорка. Как будто мы не на Земле, а в другом мире.
— Нет, мы дома. — Лорка глубоко, полной грудью вдохнул влажный воздух. — Все тут родное: запахи, звуки и трава.
Он тронул носком туфли увядающий стебель.
— Видишь? Не пищат и не царапаются. А на Весталке сошёл я с трапа на землю, на густую пружинящую траву, сделал по ней несколько шагов, и почудилось мне, что кто-то стонет, вздыхает. Прислушался, посмотрел — а это трава неуклюже, неловко отпихивает мои ноги стеблями и стонет.
Лорка замолчал, глядя вдаль мимо Альты, мимо серых в тумане деревьев, мимо всего-всего земного. Смотря на него снизу вверх, Альта вдруг попросила:
— Лорка, возьми меня с собой на Кику.
Лорка не сразу оторвался от своих мыслей и перевёл взгляд на жену.
— Правда, Лорка, возьми. Я больше не хочу оставаться одна. Я твоя жена, а жены имеют не только обязанности, но и права.
Лорка легонько, снизу вверх погладил ей затылок, пропуская тяжёлые волнистые пряди волос между пальцами.
— Мне вчера напомнили, что комитет общественных отношений отменил институт юридических жён ещё полвека назад.
— Ты всегда говорил, что комитет поторопился. Что он дал нам взамен брачных уз?
— Свободу, Альта, — тихо ответил Лорка, — никакими узами, никакими цепями не омрачённую свободу отношений двух людей, любящих друг друга.
— Свобода имеет свои оборотные стороны, — голубые глаза Альты смотрели на Лорку точно из глубины ночи, — ещё не все научились ею распоряжаться. Некоторым нужны цепи, с ними проще.
— Цепи всегда цепи, — голос Лорки звучал мягко, — любой вид рабства порочен в своей основе. Даже рабство любви.
— Что бы там ни говорил комитет, я твоя жена, и ты это знаешь, — упрямо повторила Альта, — Я люблю тебя, но я человек, всего-навсего человек. Возьми меня с собой, а то я наделаю глупостей.
Глаза Лорки разом похолодели. Теперь они смотрели отчуждённо и даже не на Альту, а сквозь неё. Альта поспешно прикрыла рот Лорки своей тёмной сильной ладошкой.
— Молчи! — Она перевела дыхание. — Молчи, Лорка. Это я со зла.
Она улыбнулась ему сначала робко, а потом, видя, как тает холод в его глазах, уже и озорно.
— Я со зла, — повторила Альта. — Ты мужчина, муж и не должен сердиться.
Лорка наконец улыбнулся.
— Я не сержусь. А насчёт Кики подумаем.
— Не шути, Лорка, — попросила Альта.
— Я не шучу. Ты думаешь, я не скучаю по тебе в космосе? Думаешь, мне не надоело расставаться с тобой на многие месяцы?
Альта все смотрела и смотрела на Федора, глаза её наполнялись слезами.
— Лорка!
Она порывисто прижалась к его груди и притихла. Лорка мягко обнял её за плечи и с оттенком лукавства сказал на ухо:
— А потом я к тебе присмотрелся. Честное слово, у тебя неплохие задатки космонавта-разведчика.
— Ты правда не шутишь?
Отстранившись, Альта смотрела на него все ещё недоверчивыми, но уже счастливыми глазами.
— Нет. Хотя хорошо понимаю, что вдвоём в космосе нам будет не легче, а может, и тяжелее.
— Почему?
— Потому что, когда придётся трудно, мы будем болеть душой не только за дело, но и друг за друга.
Брови Альты сдвинулись.
— Почему, — вздохнула она, — ну почему жизнь так плохо устроена?
— Чтобы жилось веселее. — Лорка засмеялся и взлохматил ей волосы. — Почему, отчего. А если просто так? Сейчас вот я хочу разобраться, кто это ворочается и вздыхает в овраге — ручей или Змей Горыныч?
Он отступил назад, разбежался, сделал мощный прыжок и исчез в серой бездне.
— Лорка! — импульсивно вскрикнула Альта.
Снизу послышался звук падения тяжёлого тела, зашуршали ветви. Вся обратившись в слух и ожидание, Альта смотрела вниз. Прошло несколько мгновений, и она заметила, как в клубящемся тумане поднимается, всплывает что-то тёмное. С захолонувшим от ужаса сердцем Альта смотрела, как обозначаются, прописываются два широких крыла, ушастая голова. Ещё миг, и на Альту сурово взглянули огромные мудрые глаза.
— Угу! — дружелюбно сказал филин и бесшумно, неторопливо поплыл в глубину рощи.
Очнувшись от столбняка, скользя и спотыкаясь, Альта побежала вниз. Туман тут был плотнее, гуще, казалось, его можно было черпать горстями. Мир растворился в этом густом невесомом молоке; даже земли почти не было видно.
— Федор!
Альта чуть не упала, ободрала руку о какую-то колючку и пошла медленнее, благо склон оврага кончился.
— Федор! — отчаянно крикнула она.
— Что? — послышался сзади спокойный голос.
Альта ахнула, испуганно обернулась и совсем рядом увидела зеленые глаза Лорки и растрёпанные рыжие волосы, украшенные увядшими листьями.
— Лорка, — вздохнула она с облегчением, уткнулась лицом в его грудь и притихла, успокаиваясь. Лорка, обняв жену за плечи, осторожно гладил её волосы. Но лицо его не выражало ни нежности, ни озорства, оно было суровым и тревожным. Увидев его таким, Альта не на шутку бы перепугалась.
Поглаживая пышные влажные волосы жены, Лорка напряжённо размышлял. Почему он так глупо, неосторожно, рискуя сломать себе шею, прыгнул в овраг? Наверное, потому, что часто проделывал такие фокусы мальчишкой и до сих пор любил поозоровать, оставаясь наедине с близкими людьми. И ещё потому, что этот овраг он знал как свои пять пальцев — мягкие песчаные склоны и плакучие ивы с пружинящими ветвями, о которые невозможно ушибиться. Но ведь туман, ни зги не видно!
Врезавшись в упругую крону ивы, Лорка инстинктивно ухватился руками за гибкий ствол. Он сработал как великолепный амортизатор, сначала опустил Лорку почти до земли, потом подбросил в воздух и не (фазу успокоился. Раскачиваясь, Лорка огляделся, выбирая место посвободнее, чтобы спрыгнуть. Посмотрел под ноги и вдруг похолодел. Прямо под собой он увидел полутораметровый сломанный ствол молодой ивы, грозно, как рогатина, направленный расщеплённым остриём вверх. Если бы он не ухватился за ствол, то скорее всего накололся бы на эту рогатину. Мгновенный испуг Федора и был вызван тем, что он зримо, ощутимо представил себе, как острый кол с хрустом вонзается в его тело, кроша кости и разрывая внутренние органы. Маловероятно, что Лорка после этого бы погиб. Альта рядом, а современная медицина во всем, что не касается чудовищно сложного и тонкого мозга, практически всесильна. Но добрый месяц жёсткого постельного режима был бы гарантирован: сначала реанимация с биомеханической заменой жизненно важных органов, а потом долгая и мучительная регенерация.
Сильно качнувшись, Лорка отпустил руки и приземлился метрах в трех от зловещего природного орудия убийства. Только природного ли? Вот об этом и размышлял Федор, машинально поглаживая влажные волосы жены.
— Когда ты станешь по-настоящему взрослым, Лорка? — с грустью проговорила Альта, все ещё не отрывая лица от его груди.
Федор с трудом отвёл взгляд от ствола-рогатины, который иногда смутно прорисовывался сквозь клубящийся туман, ещё раз, теперь уже сознательно и нежно, провёл большой ладонью по волосам жены. Лицо его помягчело, оттаял тяжёлый взгляд. Почти касаясь губами уха Альты, он тихонько спросил:
— А зачем это нужно — быть по-настоящему взрослым?
Глава 4
— Скоро, — ответил чистый грудной голос.
— Я подожду тебя на воздухе.
— Хорошо.
Щёлкнув запором, Лорка вышел из дома и остановился на площадке широкого полукруглого крыльца.
Мир спал. Неподвижный влажный воздух казался густым, как кисель: сделай шаг — и увязнешь, запутаешься в зыбкой полупрозрачной трясине. Но это лишь казалось; несмотря на свою влажность, воздух был лёгким и тёплым, как дыхание.
Сбежав по ступеням крыльца, Лорка миновал голый кустарник, вышел на шероховатую пружинистую дорожку, очень ловко имитированную под песчаную аллейку. И остановился, поджидая жену.
Деревья тоже спали, плавая в тумане, похожем на молоко, разбавленное водой. Поблизости это были ещё настоящие деревья со стволами и ветвями, можно даже было угадать осеннюю пестроту тяжёлых листьев. А дальше деревья быстро теряли реальные очертания, превращаясь в ажурные абстрактные орнаменты. Спали и птицы. И только звонкая, чистая, как детский голос, капель оживляла этот влажный мир, погруженный в светлую дрёму.
— Лорка! — послышался голос Альты — две глубокие ноты, первая повыше, а вторая пониже.
Лорка огляделся, ему почудилось, что голос её прозвучал над самым его ухом, и тихонько откликнулся:
— Ау!
Он отчётливо слышал звуки шагов Альты, хотя её совсем не было видно за туманом и кустарником. Можно было угадать, как она сбежала по ступеням, сделала несколько замедленных шагов по земле, а потом деловито зашагала по дорожке. Этот чудной воздух-студень, воздух-дыхание был удивительно звукопроницаем. Теперь Федору стала ясна загадка чеканного звона капели, хотя всего-то с ветки кустарника срывались и падали в лужицу серые бусинки воды. Лужица недовольно морщилась, а сухой лист-кораблик приветливо кланялся на игрушечных волнах.
Альта пришла лёгкая, оживлённая, весёлая. На тонком тёмном лице, будто вырезанном из морёного дуба, — неожиданно светлые глаза. Лорка знал, что они голубые, почти синие, но под стать этому туманному утру казались сейчас серыми. Капюшон плаща откинут, тяжёлые волны волос припущены седой пылью влаги.
— Ты здесь?
— Нет, — засмеялся Федор. — Но иногда я здесь бываю.
Засмеялась и Альта. Голоса звучали как колокола, словно Лорка и Альта находились не под открытым небом, а под гулкими сводами. Альта даже подняла голову и посмотрела вверх, рот её чуть приоткрылся, за вишнёвыми губами проглянула сахарная полоска зубов. И Лорка посмотрел наверх, а там ничего, серое рыхлое небо, и не поймёшь, высоко оно или низко. Прислонясь к Федору плечом, Альта тихонько сказала:
— Как в храме!
— В соборе Святого Петра, — серьёзно подтвердил Лорка. — Сейчас из тумана выйдет белобородый епископ в золочёной тиаре. И тайным словом навеки свяжет наши души.
Альта посмотрела в туман, поёжилась от влажного воздуха и подняла на Федора серьёзные светлые глаза.
— Зачем нам с тобой епископы, Лорка? Мы и так связаны навеки. Правда?
— Наверно, правда.
Её глаза сразу потемнели.
— Почему «наверно»?
— Значит, просто правда.
Она на улыбку не ответила, показала, что сердится на неуместную реплику, прошла по дорожке вперёд и лишь потом обернулась через плечо.
— Пойдём.
Лорка нарочно не сразу догнал её, ему нравилось смотреть, как она идёт. Альта двигалась неслышно, почти невесомо, точно плыла в тумане.
Черно-серый куст, большим глупым веником выплывавший из тумана, вдруг шарахнулся, из него кто-то выскочил и удрал. Альта замерла, вытянувшись стрункой, подоспевший Федор легонько обнял её за плечи.
— Птица. А может быть, заяц, — успокоил он.
Альта огляделась вокруг, зябко повела плечами:
— Как-то не так сегодня. Тревожно. Правда, Лорка?
Федор огляделся и грустно подтвердил:
— Правда.
— Это потому, что Тим погиб, — тихо сказала Альта.
Лорка помрачнел и ничего не ответил. Некоторое время они шли молча. Альта время от времени взглядывала на Федора, но он не замечал, или делал вид, что не замечает, её взглядов.
— Каково сейчас Валентине, — вдруг вырвалось у Альты.
Лорка удивлённо взглянул на неё и нахмурился.
— Она ничего ещё не знает.
Альта остановилась на полушаге.
— Как?
— Да так, — недовольно проговорил Лорка, — меня просили пока ничего не говорить ей.
Тёмный румянец выступил на щеках Альты.
— Почему? — сурово спросила она.
— Не знаю. Просто попросили, — с тенью раздражения ответил Лорка.
— Каждый имеет право на свою радость и на своё горе, — сказала Альта, и голос её дрогнул, — и никто не имеет права на ложь и обман.
— Мы не лжём, Альта, — примирительно сказал Лорка, — мы молчим.
— Молчание хуже, трусливее лжи.
Лорка отвёл взгляд.
— Ты права. Я обещал молчать.
— Иногда обещание можно нарушить. — Альта снова пошла вперёд и сказала тихо и убеждённо: — Бедная Валентина! Она и ко знает ничего. Это вдвойне жестоко.
Лорка одобрительно взглянул на неё. Есть вещи, подумалось ему, которые до конца способна понять только женщина. Ведь и правда, беспечность незнания — разве она не оборачивается потом изощрённой жестокостью?
— Ты права, Альта, — вслух повторил он, — я сегодня же расскажу ей обо всем.
Она молча взяла его за руку. Дорожка вилась между кустами, почтительно обходила большие деревья, прыгала через канавы. Возле одного деревца Альта остановилась и прислушалась, склонив голову набок.
— Слышишь? — вполголоса спросила она Лорку.
Федор прислушался и кивнул головой. Дремлющая роща сонно шептала тысячами дробных шелестящих голосов. Это капли и капельки воды падали с ветвей на влажную землю, на ковёр увядших разноцветных листьев. Лорка покосился на грустное отрешённое лицо Альты, вздохнул, а потом чуть улыбнулся, положил свою большую ладонь на тонкий ствол, поднял лицо вверх и крепко встряхнул деревце. Оно дрогнуло и обрушило на них заряд крупного свежего дождя. Альта гибко метнулась в сторону, а Федор так и остался стоять, потряхивая мокрой головой, только глаза зажмурил.
— Сумасшедший! — преувеличенно сердито ворчала Альта, вытирая лицо платком.
По-настоящему сердиться она не могла, знала, что как раз что-нибудь вроде такого душа и нужно было, чтобы сбросить напряжение и прийти в себя.
— Тим не любил грустить, — сказал Лорка, подходя к ней. — Даже когда речь шла о погибших друзьях.
Тим любил жизнь, свою работу, шутки и розыгрыши. Дети, даже незнакомые, сразу чувствовали эту особенность его характера. Они липли, льнули к нему, охотно принимали его, такого большого и сильного, в свои детские игры, не давая ему послаблений и не прося уступок. А Тим с удивительным тактом соразмерял свою силу и ловкость с их грациозными, милыми, но такими несобранными движениями.
Роща оборвалась разом, выставив вперёд надёжную стражу — старые раскидистые деревья. Склон холма, покрытый желтеющей травой, круто падал вниз и растворялся в плотной массе тумана. Казалось, обрыв уходил в серую бездну, в клубящееся, безликое, бесцветное ничто.
— Преисподняя, — шёпотом сказал Лорка. — Это неправда, что преисподняя — чёрное с красным. Она серая.
Лицо Альты было сосредоточенным, она прислушивалась к тому, что происходило внизу, в серой бездне. Прислушивался и Лорка. Внизу кто-то жил. Он был длинный — во весь овраг. Он вздыхал, ворочался и бормотал недовольно и непонятно.
— Змей Горыныч, — заговорщицки шепнул Лорка. — Они всегда водятся в таких местах.
— Это ручей, — улыбнулась Альта. Она огляделась, зябко повела плечами. — Как-то не так сегодня, Лорка. Как будто мы не на Земле, а в другом мире.
— Нет, мы дома. — Лорка глубоко, полной грудью вдохнул влажный воздух. — Все тут родное: запахи, звуки и трава.
Он тронул носком туфли увядающий стебель.
— Видишь? Не пищат и не царапаются. А на Весталке сошёл я с трапа на землю, на густую пружинящую траву, сделал по ней несколько шагов, и почудилось мне, что кто-то стонет, вздыхает. Прислушался, посмотрел — а это трава неуклюже, неловко отпихивает мои ноги стеблями и стонет.
Лорка замолчал, глядя вдаль мимо Альты, мимо серых в тумане деревьев, мимо всего-всего земного. Смотря на него снизу вверх, Альта вдруг попросила:
— Лорка, возьми меня с собой на Кику.
Лорка не сразу оторвался от своих мыслей и перевёл взгляд на жену.
— Правда, Лорка, возьми. Я больше не хочу оставаться одна. Я твоя жена, а жены имеют не только обязанности, но и права.
Лорка легонько, снизу вверх погладил ей затылок, пропуская тяжёлые волнистые пряди волос между пальцами.
— Мне вчера напомнили, что комитет общественных отношений отменил институт юридических жён ещё полвека назад.
— Ты всегда говорил, что комитет поторопился. Что он дал нам взамен брачных уз?
— Свободу, Альта, — тихо ответил Лорка, — никакими узами, никакими цепями не омрачённую свободу отношений двух людей, любящих друг друга.
— Свобода имеет свои оборотные стороны, — голубые глаза Альты смотрели на Лорку точно из глубины ночи, — ещё не все научились ею распоряжаться. Некоторым нужны цепи, с ними проще.
— Цепи всегда цепи, — голос Лорки звучал мягко, — любой вид рабства порочен в своей основе. Даже рабство любви.
— Что бы там ни говорил комитет, я твоя жена, и ты это знаешь, — упрямо повторила Альта, — Я люблю тебя, но я человек, всего-навсего человек. Возьми меня с собой, а то я наделаю глупостей.
Глаза Лорки разом похолодели. Теперь они смотрели отчуждённо и даже не на Альту, а сквозь неё. Альта поспешно прикрыла рот Лорки своей тёмной сильной ладошкой.
— Молчи! — Она перевела дыхание. — Молчи, Лорка. Это я со зла.
Она улыбнулась ему сначала робко, а потом, видя, как тает холод в его глазах, уже и озорно.
— Я со зла, — повторила Альта. — Ты мужчина, муж и не должен сердиться.
Лорка наконец улыбнулся.
— Я не сержусь. А насчёт Кики подумаем.
— Не шути, Лорка, — попросила Альта.
— Я не шучу. Ты думаешь, я не скучаю по тебе в космосе? Думаешь, мне не надоело расставаться с тобой на многие месяцы?
Альта все смотрела и смотрела на Федора, глаза её наполнялись слезами.
— Лорка!
Она порывисто прижалась к его груди и притихла. Лорка мягко обнял её за плечи и с оттенком лукавства сказал на ухо:
— А потом я к тебе присмотрелся. Честное слово, у тебя неплохие задатки космонавта-разведчика.
— Ты правда не шутишь?
Отстранившись, Альта смотрела на него все ещё недоверчивыми, но уже счастливыми глазами.
— Нет. Хотя хорошо понимаю, что вдвоём в космосе нам будет не легче, а может, и тяжелее.
— Почему?
— Потому что, когда придётся трудно, мы будем болеть душой не только за дело, но и друг за друга.
Брови Альты сдвинулись.
— Почему, — вздохнула она, — ну почему жизнь так плохо устроена?
— Чтобы жилось веселее. — Лорка засмеялся и взлохматил ей волосы. — Почему, отчего. А если просто так? Сейчас вот я хочу разобраться, кто это ворочается и вздыхает в овраге — ручей или Змей Горыныч?
Он отступил назад, разбежался, сделал мощный прыжок и исчез в серой бездне.
— Лорка! — импульсивно вскрикнула Альта.
Снизу послышался звук падения тяжёлого тела, зашуршали ветви. Вся обратившись в слух и ожидание, Альта смотрела вниз. Прошло несколько мгновений, и она заметила, как в клубящемся тумане поднимается, всплывает что-то тёмное. С захолонувшим от ужаса сердцем Альта смотрела, как обозначаются, прописываются два широких крыла, ушастая голова. Ещё миг, и на Альту сурово взглянули огромные мудрые глаза.
— Угу! — дружелюбно сказал филин и бесшумно, неторопливо поплыл в глубину рощи.
Очнувшись от столбняка, скользя и спотыкаясь, Альта побежала вниз. Туман тут был плотнее, гуще, казалось, его можно было черпать горстями. Мир растворился в этом густом невесомом молоке; даже земли почти не было видно.
— Федор!
Альта чуть не упала, ободрала руку о какую-то колючку и пошла медленнее, благо склон оврага кончился.
— Федор! — отчаянно крикнула она.
— Что? — послышался сзади спокойный голос.
Альта ахнула, испуганно обернулась и совсем рядом увидела зеленые глаза Лорки и растрёпанные рыжие волосы, украшенные увядшими листьями.
— Лорка, — вздохнула она с облегчением, уткнулась лицом в его грудь и притихла, успокаиваясь. Лорка, обняв жену за плечи, осторожно гладил её волосы. Но лицо его не выражало ни нежности, ни озорства, оно было суровым и тревожным. Увидев его таким, Альта не на шутку бы перепугалась.
Поглаживая пышные влажные волосы жены, Лорка напряжённо размышлял. Почему он так глупо, неосторожно, рискуя сломать себе шею, прыгнул в овраг? Наверное, потому, что часто проделывал такие фокусы мальчишкой и до сих пор любил поозоровать, оставаясь наедине с близкими людьми. И ещё потому, что этот овраг он знал как свои пять пальцев — мягкие песчаные склоны и плакучие ивы с пружинящими ветвями, о которые невозможно ушибиться. Но ведь туман, ни зги не видно!
Врезавшись в упругую крону ивы, Лорка инстинктивно ухватился руками за гибкий ствол. Он сработал как великолепный амортизатор, сначала опустил Лорку почти до земли, потом подбросил в воздух и не (фазу успокоился. Раскачиваясь, Лорка огляделся, выбирая место посвободнее, чтобы спрыгнуть. Посмотрел под ноги и вдруг похолодел. Прямо под собой он увидел полутораметровый сломанный ствол молодой ивы, грозно, как рогатина, направленный расщеплённым остриём вверх. Если бы он не ухватился за ствол, то скорее всего накололся бы на эту рогатину. Мгновенный испуг Федора и был вызван тем, что он зримо, ощутимо представил себе, как острый кол с хрустом вонзается в его тело, кроша кости и разрывая внутренние органы. Маловероятно, что Лорка после этого бы погиб. Альта рядом, а современная медицина во всем, что не касается чудовищно сложного и тонкого мозга, практически всесильна. Но добрый месяц жёсткого постельного режима был бы гарантирован: сначала реанимация с биомеханической заменой жизненно важных органов, а потом долгая и мучительная регенерация.
Сильно качнувшись, Лорка отпустил руки и приземлился метрах в трех от зловещего природного орудия убийства. Только природного ли? Вот об этом и размышлял Федор, машинально поглаживая влажные волосы жены.
— Когда ты станешь по-настоящему взрослым, Лорка? — с грустью проговорила Альта, все ещё не отрывая лица от его груди.
Федор с трудом отвёл взгляд от ствола-рогатины, который иногда смутно прорисовывался сквозь клубящийся туман, ещё раз, теперь уже сознательно и нежно, провёл большой ладонью по волосам жены. Лицо его помягчело, оттаял тяжёлый взгляд. Почти касаясь губами уха Альты, он тихонько спросил:
— А зачем это нужно — быть по-настоящему взрослым?
Глава 4
Валентина стояла под липой, опираясь о ствол отведёнными за спину руками. У неё было округлое лицо, широкие, ровными дугами брови, ласковые серые глаза, мягкий подбородок и полные губы, созданные для улыбок, поцелуев и весёлой болтовни.
— Я Валентина, — представилась она, — это вы хотели меня видеть?
— Я.
— По делу или просто так?
— Да как вам сказать. — Лорка заколебался, плутовато сощурил в улыбке свои зеленые глаза и вкрадчиво спросил: — А если мне хочется просто поухаживать за вами?
Она негромко засмеялась, показывая крупные жемчужные зубы.
— Любовь с первого взгляда?
— Почему же? — Лорка состроил серьёзное лицо. — Может быть, я уже годы хожу за вами, оставаясь невидимым и неслышимым?
Она опять засмеялась, сразу догадавшись, что это шутка, только шутка, и ничего больше. Видимо, Валентина была очень чуткой от природы, только, видно, не всегда считала нужным пользоваться этой чуткостью. Для постоянной чуткости нужна нервность, отзывчивость, а Валентина выглядела благодушной, может быть, даже снисходительно-равнодушной к окружающему.
— Вы не торопитесь? — спросила она.
— Я? Как можно торопиться, увидев вас?
Она улыбнулась уже устало, показывая, что её начинает утомлять эта игра. Они разглядывали друг друга с интересом, даже с известной бесцеремонностью, но за этим интересом проглядывала насторожённость.
— Вы ведь Федор Лорка? — вдруг спросила она. — Вы чуть прихрамываете, волосы у вас рыжие, глаза зеленые, и вы очень-очень сильный. — Валентина говорила уверенно, спокойно, но насторожённость не исчезала из её глаз.
Лорка засмеялся.
— Вот уж не думал, что вы такая ясновидящая.
— Что с Тимом? — быстро спросила она.
— Все в порядке, — безмятежно ответил Лорка, — надеюсь, вам сообщили, что он срочно вылетел на базу?
— Сообщили. — Она внимательно смотрела на него.
— Ну а Тим просил меня, если он задержится, навестить вас. И вот я здесь, у ваших ног, — улыбнулся Федор.
Валентину удовлетворил этот ответ, и она вздохнула, успокаиваясь.
— Знаете, Федор, я ведь тороплюсь. Если у вас есть свободное время, проводите меня.
— Именно это я и хотел вам предложить. Валентина очень непринуждённо взяла его под руку.
Фигура у неё была тяжеловатой — фигура зрелой женщины, хотя лицо было совсем молодым. Эта подчёркнутая женственность не воспринималась как недостаток — в линиях её тела была своя законченность, своя стать, правда, совсем иного толка, чем у Альты или Эллы. Впрочем, кому дано право судить об эталонах?
Рука Валентины была тяжёлой, мягкой и тёплой, она лежала на предплечье Федора без всякого кокетства и тревоги. Откуда он взял, что Валентина насторожена? Чепуха, для этого она слишком ленива и благодушна. Самое обычное беспокойство о возлюбленном, вот и все.
Они медленно пересекли площадь. Когда их взгляды встречались, Валентина неизменно улыбалась. И однако ж улыбка её не выглядела ни стандартной, ни искусственной. Люди со стандартными улыбками всегда хоть немного, но эгоисты, думающие о себе больше, чем о других. Не было в её улыбке и того показного обаяния, которое свойственно женщинам, желающим, может быть бессознательно, очаровывать всех и каждого. Улыбка Валентины была её естественным состоянием, она жила сложной, тонкой жизнью, отражая явные и даже тайные движения её души. Зато глаза при этом оставались ясны, спокойны и благожелательны. С площади они перешли на центральную скоростную магистраль. Видимо, ехать было не близко, потому что Валентина предложила сесть на диван. Мини-солнце, стоявшее в зените, светило совсем по-настоящему. Лорка так и не знал, как, с чего начать тот страшный разговор, ради которого он встретился с ней. А Валентина, хотя и любила поговорить, об этом сразу можно было догадаться, ничуть не тяготилась молчанием. Она не искала первой попавшейся темы разговора и совсем не сгорала от любопытства, а предоставив событиям развиваться своим чередом, ждала, поглядывая вокруг.
Когда они проносились мимо павильона-столовой, Лорка проводил его взглядом. Валентина спросила:
— Проголодались?
— А вы? — сейчас же спросил Лорка. — Может быть, зайдём, перекусим?
Она с улыбкой покачала головой.
— Некогда. Да и не люблю я эти закусывания на бегу. Еда — дело серьёзное.
— Любите готовить сами?
— Ой, ужасно! — оживилась она. — У меня дома куча всякой всячины: соки, крюшоны, квасы, мясо и дичь — все это натуральное, рыба и специи. Прямо настоящий склад! Я сама знаю, что это нехорошо — тащить все к себе домой, как будто сейчас какой-нибудь двадцатый век. Да никак не могу удержаться!
Лорка бегло, но внимательно взглянул на неё.
— У вас, наверное, и одежды целая куча?
— А на что мне куча одежды? — равнодушно спросила она и засмеялась. — Думаете, я жадная? Совсем нет! Просто ужасно люблю все делать своими руками, как мне хочется и как нравится.
Лорка слушал с интересом. Валентина заметила это и ещё больше оживилась.
— Вот это платье. — Она встала, повернулась несколько раз перед Лоркой и села снова. — Я тоже сама его шила. Правда, неплохо получилось?
— Хорошо, — не кривя душой, одобрил Лорка.
— Тиму тоже очень понравилось, — с удовольствием сообщила она. И, чутко заметив напряжение, появившееся на лице Лорки, вдруг спросила: — С ним что-нибудь случилось?
Лорка с трудом заставил себя иронично усмехнуться.
— С Тимом? Что с ним может случиться? — И поспешил вернуться к прежней теме разговора. — А как это вам пришло в голову — самой сшить себе платье?
— Знаю, знаю, знаю, — закивала она головой, — есть готовое платье с подгонкой, есть швейные автоматы с проблемно-эстетическими приставками, да все равно это не то! Как вы, мужчины, не понимаете, что если сделаешь сама, так это совсем другое дело. Даже обидеться не на кого!
Это случайно промелькнувшее слово «мужчины» открывало Валентину с новой стороны. Она между тем продолжала все так же оживлённо-доверительно:
— Знаете, я, наверное, родилась слишком поздно. Мне вот не совсем нравится этот принцип — каждому по потребности. — Она взглянула на Лорку с улыбкой, в которой были и смущение и вызов. — Ну что это такое? Пришёл и взял — скучно!
— Так ведь за это надо и отдать по способности.
— Кто их мерил, наши способности, — равнодушно, даже с оттенком пренебрежения ответила Валентина. — Это гениям легко отдавать свои способности. Он отдаёт, а все вокруг ахают — ух как здорово получается! А если ты самый обыкновенный человек, если тебе и отдать-то нечего? Тогда что?
Она спрашивала о серьёзных, наверное, тревожащих её вещах, но глаза её по-прежнему были ясны и покойны, только где-то в самой их глубине прятался вопрос.
— У вас нет законченной специальности? — предположил Лорка.
— Как это нет? — удивилась Валентина и с некоторым достоинством представилась: — Я дипломированный фильмограф. — И тут же заулыбалась, в этой улыбке была и лёгкая насмешка над собой, и лёгкая грусть. — Только разве в такой работе выразишь себя по-настоящему? Чтобы почувствовать радость от этого, а не просто удовлетворение.
— В экспедицию вам надо, — неожиданно даже для самого себя посоветовал Лорка, — в космос, на неосвоенную планету. Уж там для вас найдётся возможность и шить, и готовить, и собирать всякую всячину.
Она согласно и очень уверенно кивнула головой.
— Знаю, Тим все время твердит мне об этом, — её лицо осветилось какой-то особенной скрытой лаской, — только сейчас нельзя мне в космос.
Лорка секунду непонимающе смотрел на неё и вдруг догадался.
— У вас ребёнок?
Он не сумел скрыть своего удивления; она услышала эту нотку, повернулась к нему и ответила с лёгким недоумением:
— Да.
— Девочка?
— Девочка, — засмеялась она, — а как вы догадались?
Лорка готов был услышать все, что угодно, но только не это. У Валентины ребёнок!
— Вы думали, мальчик? — спросила она, не понимая его растерянности.
— Нет, я сразу догадался, что это девочка, — ответил Федор машинально.
— Как?
Она смотрела на него с насторожённым, но весёлым любопытством, как смотрят на фокусника, пообещавшего показать интересный трюк.
Что мог сказать ей Лорка про интуитивное угадывание, похожее на озарение? Угадал, и все тут, угадал и остался жив, угадал, а потом и сам удивился, что угадал, если, конечно, все это происходит в спокойной обстановке и есть время и охота, чтобы размышлять об этом да удивляться. Но в любопытстве Валентины было столько бесхитростного интереса, что Лорка постарался, как мог, ответить ей.
— Вид у вас такой, — он оглядел её с головы до ног, — мягкий, женственный. Вы ведь любите детей?
— Ой, ужасно! Вот еду сейчас с вами, я ведь к своей девочке еду, и все думаю, как она там? — Валентина сцепила руки, она постаралась сделать испуганное лицо, но из этого ничего не вышло — лицо жило, дышало ожиданием желанной встречи. — И знаю ведь, что ничего случиться с ней не может, а все равно беспокоюсь. Вот говорю с вами, а сама потихоньку представляю, как возьму её на руки, как она будет дышать вот тут, рядом, говорить, тянуть меня за волосы. Как я её купать буду.
В глазах Валентины мелькнули слезы, она тут же засмеялась, смущённо поглядывая на Федора, и все так же увлечённо продолжала:
— Я всегда сама её купаю. Там уж знают и не спорят со мной. Я слышала, они говорят — доисторическая мамаша.
— А почему бы вам не стать воспитательницей? Из вас бы, по-моему, получилась очень хорошая няня.
Валентина с ясной улыбкой покачала головой.
— Я знаю, что получилась бы, но Тим говорит — очень глупо, когда муж уходит в космос, а жена месяцами и годами ждёт его на Земле. Надо ходить вместе. Вот только как я оставлю дочурку — ну просто не представляю!
Лорка сидел, уронив на колени тяжёлые руки. Он не мог, не хотел решиться на такой безжалостный удар. Каждый имеет право на свою радость и на своё горе. Альта говорила верно. Но как разны эти права!
Идя на встречу с Валентиной, Лорка молил судьбу о пустяке, о том, чтобы в её характере найти достоинства или недостатки, позволяющие человеку выстоять в беде; все равно — окаменеть или расклеиться, лишь бы выстоять. Легкомыслие, непостоянство, сильный интеллект, расчётливость, крепкие цепи других интересов — все это смягчает тяжкий удар истины, приглушает эмоции. Он искал что-нибудь и не нашёл ничего. Право! Да, у Валентины было право на своё горе, но было ли право у него, Лорки, бросить это горе в открытую, беззащитную душу? Он задумался тяжело и надолго, поэтому вопрос Валентины хлестнул его кнутом.
— Я Валентина, — представилась она, — это вы хотели меня видеть?
— Я.
— По делу или просто так?
— Да как вам сказать. — Лорка заколебался, плутовато сощурил в улыбке свои зеленые глаза и вкрадчиво спросил: — А если мне хочется просто поухаживать за вами?
Она негромко засмеялась, показывая крупные жемчужные зубы.
— Любовь с первого взгляда?
— Почему же? — Лорка состроил серьёзное лицо. — Может быть, я уже годы хожу за вами, оставаясь невидимым и неслышимым?
Она опять засмеялась, сразу догадавшись, что это шутка, только шутка, и ничего больше. Видимо, Валентина была очень чуткой от природы, только, видно, не всегда считала нужным пользоваться этой чуткостью. Для постоянной чуткости нужна нервность, отзывчивость, а Валентина выглядела благодушной, может быть, даже снисходительно-равнодушной к окружающему.
— Вы не торопитесь? — спросила она.
— Я? Как можно торопиться, увидев вас?
Она улыбнулась уже устало, показывая, что её начинает утомлять эта игра. Они разглядывали друг друга с интересом, даже с известной бесцеремонностью, но за этим интересом проглядывала насторожённость.
— Вы ведь Федор Лорка? — вдруг спросила она. — Вы чуть прихрамываете, волосы у вас рыжие, глаза зеленые, и вы очень-очень сильный. — Валентина говорила уверенно, спокойно, но насторожённость не исчезала из её глаз.
Лорка засмеялся.
— Вот уж не думал, что вы такая ясновидящая.
— Что с Тимом? — быстро спросила она.
— Все в порядке, — безмятежно ответил Лорка, — надеюсь, вам сообщили, что он срочно вылетел на базу?
— Сообщили. — Она внимательно смотрела на него.
— Ну а Тим просил меня, если он задержится, навестить вас. И вот я здесь, у ваших ног, — улыбнулся Федор.
Валентину удовлетворил этот ответ, и она вздохнула, успокаиваясь.
— Знаете, Федор, я ведь тороплюсь. Если у вас есть свободное время, проводите меня.
— Именно это я и хотел вам предложить. Валентина очень непринуждённо взяла его под руку.
Фигура у неё была тяжеловатой — фигура зрелой женщины, хотя лицо было совсем молодым. Эта подчёркнутая женственность не воспринималась как недостаток — в линиях её тела была своя законченность, своя стать, правда, совсем иного толка, чем у Альты или Эллы. Впрочем, кому дано право судить об эталонах?
Рука Валентины была тяжёлой, мягкой и тёплой, она лежала на предплечье Федора без всякого кокетства и тревоги. Откуда он взял, что Валентина насторожена? Чепуха, для этого она слишком ленива и благодушна. Самое обычное беспокойство о возлюбленном, вот и все.
Они медленно пересекли площадь. Когда их взгляды встречались, Валентина неизменно улыбалась. И однако ж улыбка её не выглядела ни стандартной, ни искусственной. Люди со стандартными улыбками всегда хоть немного, но эгоисты, думающие о себе больше, чем о других. Не было в её улыбке и того показного обаяния, которое свойственно женщинам, желающим, может быть бессознательно, очаровывать всех и каждого. Улыбка Валентины была её естественным состоянием, она жила сложной, тонкой жизнью, отражая явные и даже тайные движения её души. Зато глаза при этом оставались ясны, спокойны и благожелательны. С площади они перешли на центральную скоростную магистраль. Видимо, ехать было не близко, потому что Валентина предложила сесть на диван. Мини-солнце, стоявшее в зените, светило совсем по-настоящему. Лорка так и не знал, как, с чего начать тот страшный разговор, ради которого он встретился с ней. А Валентина, хотя и любила поговорить, об этом сразу можно было догадаться, ничуть не тяготилась молчанием. Она не искала первой попавшейся темы разговора и совсем не сгорала от любопытства, а предоставив событиям развиваться своим чередом, ждала, поглядывая вокруг.
Когда они проносились мимо павильона-столовой, Лорка проводил его взглядом. Валентина спросила:
— Проголодались?
— А вы? — сейчас же спросил Лорка. — Может быть, зайдём, перекусим?
Она с улыбкой покачала головой.
— Некогда. Да и не люблю я эти закусывания на бегу. Еда — дело серьёзное.
— Любите готовить сами?
— Ой, ужасно! — оживилась она. — У меня дома куча всякой всячины: соки, крюшоны, квасы, мясо и дичь — все это натуральное, рыба и специи. Прямо настоящий склад! Я сама знаю, что это нехорошо — тащить все к себе домой, как будто сейчас какой-нибудь двадцатый век. Да никак не могу удержаться!
Лорка бегло, но внимательно взглянул на неё.
— У вас, наверное, и одежды целая куча?
— А на что мне куча одежды? — равнодушно спросила она и засмеялась. — Думаете, я жадная? Совсем нет! Просто ужасно люблю все делать своими руками, как мне хочется и как нравится.
Лорка слушал с интересом. Валентина заметила это и ещё больше оживилась.
— Вот это платье. — Она встала, повернулась несколько раз перед Лоркой и села снова. — Я тоже сама его шила. Правда, неплохо получилось?
— Хорошо, — не кривя душой, одобрил Лорка.
— Тиму тоже очень понравилось, — с удовольствием сообщила она. И, чутко заметив напряжение, появившееся на лице Лорки, вдруг спросила: — С ним что-нибудь случилось?
Лорка с трудом заставил себя иронично усмехнуться.
— С Тимом? Что с ним может случиться? — И поспешил вернуться к прежней теме разговора. — А как это вам пришло в голову — самой сшить себе платье?
— Знаю, знаю, знаю, — закивала она головой, — есть готовое платье с подгонкой, есть швейные автоматы с проблемно-эстетическими приставками, да все равно это не то! Как вы, мужчины, не понимаете, что если сделаешь сама, так это совсем другое дело. Даже обидеться не на кого!
Это случайно промелькнувшее слово «мужчины» открывало Валентину с новой стороны. Она между тем продолжала все так же оживлённо-доверительно:
— Знаете, я, наверное, родилась слишком поздно. Мне вот не совсем нравится этот принцип — каждому по потребности. — Она взглянула на Лорку с улыбкой, в которой были и смущение и вызов. — Ну что это такое? Пришёл и взял — скучно!
— Так ведь за это надо и отдать по способности.
— Кто их мерил, наши способности, — равнодушно, даже с оттенком пренебрежения ответила Валентина. — Это гениям легко отдавать свои способности. Он отдаёт, а все вокруг ахают — ух как здорово получается! А если ты самый обыкновенный человек, если тебе и отдать-то нечего? Тогда что?
Она спрашивала о серьёзных, наверное, тревожащих её вещах, но глаза её по-прежнему были ясны и покойны, только где-то в самой их глубине прятался вопрос.
— У вас нет законченной специальности? — предположил Лорка.
— Как это нет? — удивилась Валентина и с некоторым достоинством представилась: — Я дипломированный фильмограф. — И тут же заулыбалась, в этой улыбке была и лёгкая насмешка над собой, и лёгкая грусть. — Только разве в такой работе выразишь себя по-настоящему? Чтобы почувствовать радость от этого, а не просто удовлетворение.
— В экспедицию вам надо, — неожиданно даже для самого себя посоветовал Лорка, — в космос, на неосвоенную планету. Уж там для вас найдётся возможность и шить, и готовить, и собирать всякую всячину.
Она согласно и очень уверенно кивнула головой.
— Знаю, Тим все время твердит мне об этом, — её лицо осветилось какой-то особенной скрытой лаской, — только сейчас нельзя мне в космос.
Лорка секунду непонимающе смотрел на неё и вдруг догадался.
— У вас ребёнок?
Он не сумел скрыть своего удивления; она услышала эту нотку, повернулась к нему и ответила с лёгким недоумением:
— Да.
— Девочка?
— Девочка, — засмеялась она, — а как вы догадались?
Лорка готов был услышать все, что угодно, но только не это. У Валентины ребёнок!
— Вы думали, мальчик? — спросила она, не понимая его растерянности.
— Нет, я сразу догадался, что это девочка, — ответил Федор машинально.
— Как?
Она смотрела на него с насторожённым, но весёлым любопытством, как смотрят на фокусника, пообещавшего показать интересный трюк.
Что мог сказать ей Лорка про интуитивное угадывание, похожее на озарение? Угадал, и все тут, угадал и остался жив, угадал, а потом и сам удивился, что угадал, если, конечно, все это происходит в спокойной обстановке и есть время и охота, чтобы размышлять об этом да удивляться. Но в любопытстве Валентины было столько бесхитростного интереса, что Лорка постарался, как мог, ответить ей.
— Вид у вас такой, — он оглядел её с головы до ног, — мягкий, женственный. Вы ведь любите детей?
— Ой, ужасно! Вот еду сейчас с вами, я ведь к своей девочке еду, и все думаю, как она там? — Валентина сцепила руки, она постаралась сделать испуганное лицо, но из этого ничего не вышло — лицо жило, дышало ожиданием желанной встречи. — И знаю ведь, что ничего случиться с ней не может, а все равно беспокоюсь. Вот говорю с вами, а сама потихоньку представляю, как возьму её на руки, как она будет дышать вот тут, рядом, говорить, тянуть меня за волосы. Как я её купать буду.
В глазах Валентины мелькнули слезы, она тут же засмеялась, смущённо поглядывая на Федора, и все так же увлечённо продолжала:
— Я всегда сама её купаю. Там уж знают и не спорят со мной. Я слышала, они говорят — доисторическая мамаша.
— А почему бы вам не стать воспитательницей? Из вас бы, по-моему, получилась очень хорошая няня.
Валентина с ясной улыбкой покачала головой.
— Я знаю, что получилась бы, но Тим говорит — очень глупо, когда муж уходит в космос, а жена месяцами и годами ждёт его на Земле. Надо ходить вместе. Вот только как я оставлю дочурку — ну просто не представляю!
Лорка сидел, уронив на колени тяжёлые руки. Он не мог, не хотел решиться на такой безжалостный удар. Каждый имеет право на свою радость и на своё горе. Альта говорила верно. Но как разны эти права!
Идя на встречу с Валентиной, Лорка молил судьбу о пустяке, о том, чтобы в её характере найти достоинства или недостатки, позволяющие человеку выстоять в беде; все равно — окаменеть или расклеиться, лишь бы выстоять. Легкомыслие, непостоянство, сильный интеллект, расчётливость, крепкие цепи других интересов — все это смягчает тяжкий удар истины, приглушает эмоции. Он искал что-нибудь и не нашёл ничего. Право! Да, у Валентины было право на своё горе, но было ли право у него, Лорки, бросить это горе в открытую, беззащитную душу? Он задумался тяжело и надолго, поэтому вопрос Валентины хлестнул его кнутом.