Страница:
— Странный сигнал, — усомнился Лобов.
— Сигнал, конечно, совершенно необычный, — согласился Кронин, — но, возможно, аборигены не могут или не желают вступать с нами в прямые контакты, а другие сигналы мы не способны воспринять или не замечаем.
— Не доросли? — усмехнулся Клим.
— Не исключён и такой вариант.
— А если, — Лобов было замолчал, но потом все-таки продолжил, — если этот сигнал не от аборигенов, а от Майи Верней?
Космонавты переглянулись. В этот момент они вспомнили о Жане Вернее. Он страшно исхудал перед смертью, и труп его не столько разложился, сколько мумифицировался. Но что самое странное — Жан был с головы до ног выпачкан землёй. Земля у него была не только на одежде, но и в волосах, в складках кожи, в уголках глаз. А ногти у Вернея были забиты землёй так, словно он голыми руками рыл себе ход и, как крот, прополз под землёй. Он отчаянно спешил, но эта изнурительная предсмертная спешка привела его не в кабину глайдера, не в униход, а в машину, которая может ходить под землёй. Торнадовцы не сомневались, что аборигены держали супругов Верней в плену, где-то в подземелье. Когда Кронин в своей флегматичной манере высказал недоумение по поводу целей такого пленения, Клим зло спросил, что он думает по поводу целей содержания в земных зоопарках обезьян и медведей. Инженер тогда непривычно смутился и задумался. Может быть, поэтому он теперь немедленно поддержал командира.
— Как это нам сразу не пришло в голову? Да и как иначе Майя может подать весть о себе из подземелья?
— Значит, она жива? Тогда мы не имеем права медлить! — вскинулся Клим.
— Не будем пороть горячку, — спокойно сказал Лобов, — Майя, если она жива, смогла протянуть здесь целых четыре года. Вряд ли несколько дней могут что-либо изменить.
— Ты забываешь о судьбе Жана!
— Я думаю, — хмуро сказал командир «Торнадо», — что Жан Верней сам выбрал свою судьбу. Как бы то ни было, совершенно ясно одно: надо внимательно, детально обследовать и эту загадочную ёлку, и все, что её окружает.
8
9
10
11
12
— Сигнал, конечно, совершенно необычный, — согласился Кронин, — но, возможно, аборигены не могут или не желают вступать с нами в прямые контакты, а другие сигналы мы не способны воспринять или не замечаем.
— Не доросли? — усмехнулся Клим.
— Не исключён и такой вариант.
— А если, — Лобов было замолчал, но потом все-таки продолжил, — если этот сигнал не от аборигенов, а от Майи Верней?
Космонавты переглянулись. В этот момент они вспомнили о Жане Вернее. Он страшно исхудал перед смертью, и труп его не столько разложился, сколько мумифицировался. Но что самое странное — Жан был с головы до ног выпачкан землёй. Земля у него была не только на одежде, но и в волосах, в складках кожи, в уголках глаз. А ногти у Вернея были забиты землёй так, словно он голыми руками рыл себе ход и, как крот, прополз под землёй. Он отчаянно спешил, но эта изнурительная предсмертная спешка привела его не в кабину глайдера, не в униход, а в машину, которая может ходить под землёй. Торнадовцы не сомневались, что аборигены держали супругов Верней в плену, где-то в подземелье. Когда Кронин в своей флегматичной манере высказал недоумение по поводу целей такого пленения, Клим зло спросил, что он думает по поводу целей содержания в земных зоопарках обезьян и медведей. Инженер тогда непривычно смутился и задумался. Может быть, поэтому он теперь немедленно поддержал командира.
— Как это нам сразу не пришло в голову? Да и как иначе Майя может подать весть о себе из подземелья?
— Значит, она жива? Тогда мы не имеем права медлить! — вскинулся Клим.
— Не будем пороть горячку, — спокойно сказал Лобов, — Майя, если она жива, смогла протянуть здесь целых четыре года. Вряд ли несколько дней могут что-либо изменить.
— Ты забываешь о судьбе Жана!
— Я думаю, — хмуро сказал командир «Торнадо», — что Жан Верней сам выбрал свою судьбу. Как бы то ни было, совершенно ясно одно: надо внимательно, детально обследовать и эту загадочную ёлку, и все, что её окружает.
8
Клим вошёл в кают-компанию так тихо, что Лобов, сидевший за микропроектором, его не заметил. Освещение было выключено, сумрак раздвигал стенки помещения, накинув покрывало таинственности на мебель и оборудование. Зато салатный столб солнечного света, врывавшийся в овальный иллюминатор, казался до того осязаемым, что его хотелось погладить рукой. Этот контрастный неземной свет обливал зеленью обеденный стол и кресло, бросавшие на пол густые чёрные тени, зеркалом ложился на светлую стену, а самым краешком освещал затылок Лобова. Лицо Ивана, освещённое только отражённым рассеянным светом, казалось землистым, а голову его украшала какая-то чертовщина, не волосы, а трава или водоросли. Он был так непохож на настоящего живого Ивана, что Клим протянул руку и щёлкнул кнопкой корабельного освещения. Миг, и тёплый розоватый свет погасил таинственное сияние неземного солнца. Лобов поднял от проектора голову и двумя пальцами — большим и указательным — помассировал уставшие глаза.
— Что нового?
— Чудеса! — доверительно сообщил штурман, Иван видел, что он очень доволен результатами анализа.
Обследование удивительной ёлочки и прилегающей местности порядком затянулось. Были взяты образцы тканей самой ели и окружающих деревьев, пробы почвы, воздуха, воды, было заложено несколько шурфов разной глубины. С глайдера произвели съёмку местности в различных лучах электромагнитного спектра, прочесали лагуну и побережье биолокатором.
Ничего сенсационного обследование не принесло, хотя мелочей набралось изрядно. Например, пробы почвы оказались заметно беднее микроорганизмами, чем в других районах Перл, вода лагуны несколько опреснена, болезнь ёлочки объяснялась не близостью её к морю, а грибным поражением и так далее, и тому подобное. Никаких следов Майи Верней или заточивших её в подземный мир аборигенов.
Данные обследования были введены в бортовой компьютер, а оному поставлена задача — обнаружить в отклонениях от нормы некоторую логику, систему. На машинный анализ сильно рассчитывал инженер, а Клим, который по роду деятельности общался с компьютером постоянно, не скрывал скептицизма. И оказался прав. Компьютер быстро запутался в прогрессивно ветвящейся сети вариантов и выдал обычный в таких случаях сигнал отказа работы. Пришлось Климу и Алексею всю предварительную оценку собранной информации брать на себя. Лобов от участия в этой работе отказался, сказав, что займётся другими делами, а какими — сказать не пожелал.
— Чудеса? — переспросил Иван, с улыбкой глядя на штурмана.
— Чудеса. Оказывается, эта ёлка и не ёлка вовсе.
— Ёлка не ёлка — какое значение имеют эти ботанические тонкости?
— Ничего себе тонкости, — возмутился Клим. — Это же вообще не дерево!
Кронин, вошедший вслед за Климом в кают-компанию, подтвердил:
— Совершенно верно. Это гриб.
Лобов недоверчиво усмехнулся.
— Не сама грибница, не микориза, — поспешил пояснить инженер, — а её плодовое тело.
— В общем, то самое, что называют грибом в обиходе, — уточнил штурман.
— Этот гриб не так-то легко отличить от ёлки даже по химическому составу.
— Как же определили, что это гриб? — Лобов был настроен все ещё скептически.
— По грибному вкусу, — засмеялся Клим, а Кронин пояснил:
— Корневая система этой ели — фикция. Она служит не для питания, а для поддержания этого псевдодерева. Функционирует же ёлочка за счёт грибницы, которая подходит к ней из глубины леса толстым, в руку диаметром тяжем — переплетением гифов. Этот тяж отлично виден на одном из наших контрольных снимков.
— Действительно, чудеса, — по тону Лобова чувствовалось, что он и заинтересован и озадачен. — Гриб выращивает нечто несовместимое со своей природой — ёлку, а ель, продолжая эту парадоксальную линию, — шишки, которые копируют космический корабль. Любопытно! Может быть, Майя Верней все-таки причастна к этому?
— Не исключено. Хотя для этого ей каким-то образом надо было ухитриться приручить гриб и заставить его действовать по своей воле.
Клим, присевший на подлокотник кресла, вздохнул:
— Дрессированные грибы, экзальтированные водоросли, мудрые пни… Чертовщина! Знаете, когда я установил, что ёлку окружают не грибные мимикранты, а настоящие порядочные деревья, легче на душе стало. А то нет-нет да и приходила в голову мысль: может быть, все-все, что мы видим вокруг, порождение некоего чудовищного, разъевшегося и разжиревшего гриба? Жуть!
Он засмеялся, видно было, что ему вовсе не жутко, а просто интересно, и глубокомысленно добавил:
— Уж куда лучше грибов дрессированных грибы жареные, особенно в сметане. Шампиньоны или рыжики? А?
— Н-да, — согласился Алексей, — чревоугодие — это, конечно, порок. Но хороший ужин разве не добродетель? Что ты думаешь по этому поводу, Иван?
Лобов поднялся на ноги.
— Как это ни печально, а с ужином придётся подождать.
— Это ещё почему? — возмутился штурман.
— Надо выяснить, куда ведёт тяж гифов, питающий ёлку.
После паузы Кронин спросил:
— Разумно ли это делать на ночь глядя? Не лучше ли подождать до утра?
— А где гарантия, что утром тяж будет на месте? — сказал Лобов. — И потом не забывайте — нынче ночью полнолуние.
— Что нового?
— Чудеса! — доверительно сообщил штурман, Иван видел, что он очень доволен результатами анализа.
Обследование удивительной ёлочки и прилегающей местности порядком затянулось. Были взяты образцы тканей самой ели и окружающих деревьев, пробы почвы, воздуха, воды, было заложено несколько шурфов разной глубины. С глайдера произвели съёмку местности в различных лучах электромагнитного спектра, прочесали лагуну и побережье биолокатором.
Ничего сенсационного обследование не принесло, хотя мелочей набралось изрядно. Например, пробы почвы оказались заметно беднее микроорганизмами, чем в других районах Перл, вода лагуны несколько опреснена, болезнь ёлочки объяснялась не близостью её к морю, а грибным поражением и так далее, и тому подобное. Никаких следов Майи Верней или заточивших её в подземный мир аборигенов.
Данные обследования были введены в бортовой компьютер, а оному поставлена задача — обнаружить в отклонениях от нормы некоторую логику, систему. На машинный анализ сильно рассчитывал инженер, а Клим, который по роду деятельности общался с компьютером постоянно, не скрывал скептицизма. И оказался прав. Компьютер быстро запутался в прогрессивно ветвящейся сети вариантов и выдал обычный в таких случаях сигнал отказа работы. Пришлось Климу и Алексею всю предварительную оценку собранной информации брать на себя. Лобов от участия в этой работе отказался, сказав, что займётся другими делами, а какими — сказать не пожелал.
— Чудеса? — переспросил Иван, с улыбкой глядя на штурмана.
— Чудеса. Оказывается, эта ёлка и не ёлка вовсе.
— Ёлка не ёлка — какое значение имеют эти ботанические тонкости?
— Ничего себе тонкости, — возмутился Клим. — Это же вообще не дерево!
Кронин, вошедший вслед за Климом в кают-компанию, подтвердил:
— Совершенно верно. Это гриб.
Лобов недоверчиво усмехнулся.
— Не сама грибница, не микориза, — поспешил пояснить инженер, — а её плодовое тело.
— В общем, то самое, что называют грибом в обиходе, — уточнил штурман.
— Этот гриб не так-то легко отличить от ёлки даже по химическому составу.
— Как же определили, что это гриб? — Лобов был настроен все ещё скептически.
— По грибному вкусу, — засмеялся Клим, а Кронин пояснил:
— Корневая система этой ели — фикция. Она служит не для питания, а для поддержания этого псевдодерева. Функционирует же ёлочка за счёт грибницы, которая подходит к ней из глубины леса толстым, в руку диаметром тяжем — переплетением гифов. Этот тяж отлично виден на одном из наших контрольных снимков.
— Действительно, чудеса, — по тону Лобова чувствовалось, что он и заинтересован и озадачен. — Гриб выращивает нечто несовместимое со своей природой — ёлку, а ель, продолжая эту парадоксальную линию, — шишки, которые копируют космический корабль. Любопытно! Может быть, Майя Верней все-таки причастна к этому?
— Не исключено. Хотя для этого ей каким-то образом надо было ухитриться приручить гриб и заставить его действовать по своей воле.
Клим, присевший на подлокотник кресла, вздохнул:
— Дрессированные грибы, экзальтированные водоросли, мудрые пни… Чертовщина! Знаете, когда я установил, что ёлку окружают не грибные мимикранты, а настоящие порядочные деревья, легче на душе стало. А то нет-нет да и приходила в голову мысль: может быть, все-все, что мы видим вокруг, порождение некоего чудовищного, разъевшегося и разжиревшего гриба? Жуть!
Он засмеялся, видно было, что ему вовсе не жутко, а просто интересно, и глубокомысленно добавил:
— Уж куда лучше грибов дрессированных грибы жареные, особенно в сметане. Шампиньоны или рыжики? А?
— Н-да, — согласился Алексей, — чревоугодие — это, конечно, порок. Но хороший ужин разве не добродетель? Что ты думаешь по этому поводу, Иван?
Лобов поднялся на ноги.
— Как это ни печально, а с ужином придётся подождать.
— Это ещё почему? — возмутился штурман.
— Надо выяснить, куда ведёт тяж гифов, питающий ёлку.
После паузы Кронин спросил:
— Разумно ли это делать на ночь глядя? Не лучше ли подождать до утра?
— А где гарантия, что утром тяж будет на месте? — сказал Лобов. — И потом не забывайте — нынче ночью полнолуние.
9
Огромная, в два раза больше земной, голубая луна, выщербленная зелёными пятнами, торжественно парила в собственном сиянии под тёмным куполом неба, затмевая звезды. Сонно вздыхая, ворочалось чернильное море, лениво перекатывая на своей необъятной спине искры и пятна лунного света.
Клим, сделав щупом ранцевого биолокатора несколько мягких размашистых движений, вдруг сузил амплитуду, а потом уверенно прочертил по тёмной земле волнистую линию.
— Здесь этот тяж, никуда не делся, — довольным тоном сказал он.
— Отлично, — сказал Лобов и, связавшись с кораблём, сообщил эту новость Кронину.
Они заговорили, уточняя детали действий, ведь во время биолокаторного поиска связь невозможна, поэтому все нужно обговорить заранее. Клим выпрямился и покосился на командира. Он стоял рядом сказочным чёрным силуэтом, на его нейтридном скафандре играли синие блики. Чужая, загадочная луна щедро заливала притихшую землю потоками голубого света; тёплый воздух звенел и дрожал под их напором. Конечно, это лишь чудилось, на самом деле звенели и тренькали светлячки, разноцветными мигающими искорками плавающие над землёй то в одиночку, а то и целыми роями. За светлячками с кваканьем гонялись большеголовые крылатые твари, своим прыгающим, рваным полётом похожие не столько на птиц или летучих мышей, сколько на бабочек; их причудливые тени-кляксы нет-нет да и проскальзывали по сияющему лунному диску.
— Ты готов?
— Сейчас, — ответил Клим, переключаясь в деловое русло, — вот только настроюсь по резонансу.
Занимаясь этой тонкой операцией, он словно про себя говорил:
— Ночной дозор! Оружие, доспехи, тревога и бесстрашие в зорких очах — все как в рыцарские времена. Не хватает факелов и верховых лошадей.
И поскольку Иван отмолчался, спросил:
— Как ты думаешь, будет толк от нашей ночной прогулки?
— Не знаю. Но тяж грибницы — единственный материальный след, нельзя им не воспользоваться.
— А если это ловушка? — спросил Клим.
— Что поделаешь? Иногда приходится идти и в ловушку, — вздохнул Лобов.
Они пошли гуськом: впереди Клим, плавно покачивая щупом биолокатора у самой земли из стороны в сторону, будто косил траву, позади на дистанции в пять шагов Иван с оружием наготове, весь обратившийся в слух и зрение.
Тёмное небо, задёрнутое кисеёй лунного сияния, пронзала чёрная игла «Торнадо», вздымавшаяся над зубчатой стеной леса. Корабль строго следил за космонавтами горящим красным глазом. Дул тёплый чёрный ветер. Близкие ели походили на колышущиеся облака сизого тумана, пальмы устало качали кожистыми листьями-плавниками, на которых играли холодные металлические блики, — все старались, да никак не могли уплыть поближе к звёздам, в низкое небо. Под ногами мягко и обиженно шуршала сочная трава, а иногда с тонким хрюканьем рассыпались по сторонам стайки длинноногих зверьков, похожих не то на лягушек, не то на тушканчиков.
— Узел! — сказал вдруг Клим, остановившись.
Выждав и осмотревшись, Лобов подошёл к Климу и посмотрел на экран биолокатора: в самом деле, к тяжу грибницы, по которому они шли, подходил другой, заметно потоньше; тяжи сливались, образуя вырост, и далее шёл тяж, увеличенный в диаметре. Потом попался ещё узел и ещё один; тяж грибницы теперь уже не был сплошным, а состоял из нескольких параллельных ветвей, которые вились причудливо, то расходясь петлями, то сливаясь снова.
Вдруг где-то впереди за деревьями, которые росли уже довольно часто, прозвучал глухой взрыв.
— Стой! — поспешно приказал Лобов.
Клим остановился, напряжённо вглядываясь вперёд. Лунный свет пробивался сквозь кроны деревьев и ложился на землю синими пятнами. А там, впереди, за чёрной массой деревьев, Климу почудился другой, нелунный, зеленоватый свет.
— Что там? — спросил он Ивана, который осторожно приблизился к нему.
— Вспышка и потом несильный взрыв, — рассеянно ответил Лобов, вглядываясь вперёд, — а теперь свет. Можно подумать, что это отблески костра, но свет зелёный.
Клим нервно усмехнулся:
— А может быть, у них горят костры зелёным пламенем?
Лобов оставил шутку без ответа.
— Сворачивай локатор, — решил он наконец, — я пойду вперёд, прикроешь.
— Иван, — просительно проговорил штурман.
— Не надо дискуссий, Клим, — мягко сказал Лобов, — не время.
Он подождал, пока Клим свернул своё хозяйство, и осторожно пошёл вперёд. На дистанции в пять шагов за ним бесшумной чёрной тенью последовал и Клим. Да, сомнений быть не могло — впереди ровно горел таинственный свет. Скоро он пробился напрямую, зелёными бликами лёг на нейтридную броню скафандров, подсветил снизу стволы пальм и кроны елей, по траве и подлеску потянулись густые чёрные тени. Ещё несколько шагов, и Лобов оказался на краю большой поляны и замер в раздумье, что делать — изумляться, трепетать от страха или смеяться.
В дальнем конце поляны светил большой фонарь, а правильнее сказать — розовая лампа, прикрытая сверху, как шляпой или глубоким зонтиком, зелёным абажуром. Сооружение это покоилось на толстом, заметно сходящемся вверх на конус стволе и было лишь немногим меньше человеческого роста. Розовая лампа горела где-то в самой маковке зонтика, так что розовый свет не распространялся далеко, а образовывал яркое световое пятно диаметром метров пять—шесть, все же остальное пространство освещалось изумрудно-зелёным светом зонтика. По самому краю светового пятна, там, где розовый свет мешался с зелёным, водили хоровод… гномы. Гномы — именно это слово сразу пришло в голову Ивану. Ростом они были с белку, а лучше сказать, с суслика, у них были надутые бочкообразные тельца с короткими ножками, которыми они перебирали так часто, что, казалось, не шли, а катились по траве.
На этом бочкообразном тельце сидела круглая голова без носа и рта, с глазами-щелями, прикрытая сверху остроконечной шапкой. Эти шапки слабо светились — у одних гномиков красноватым, а у других — желтоватым светом. Гномы, этакие добродушные пузанчики, были всецело погружены в своё занятие и не обращали внимания на окружающее. Они двигались друг за другом по кругу, строго сохраняя дистанцию, наверное, половину человеческого шага, останавливались, поворачивались направо, налево, подпрыгивали и снова шли по кругу, но уже в другом направлении. Время от времени из верхушки центрального фонаря с шипением разлетался фейерверк разноцветных искр, и тогда гномики начинали прыгать особенно высоко.
Уловив неподалёку движение, Лобов резко обернулся — это был Клим. За прозрачным забралом шлема Иван видел его ошарашенное лицо, Лобов невольно улыбнулся, но тут же приложил палец к губам: ни звука! Клим успокоительно закивал головой. Они долго смотрели на этот завораживающий, колдовской хоровод гномов, а те все танцевали уверенно, деловито, как будто выполняя какую-то важную, хорошо им знакомую задачу. Какой в этом смысл, цель, значение? Ничего не было понятно, да, честно говоря, и не хотелось думать об этом — настолько красочным, необыкновенным было это зрелище.
Вдруг Клим стиснул руку командира. Лобов повернулся к нему, недоумевая. Штурман с заметной тревогой показал ему глазами вперёд и в сторону. Лобов скосил глаза и увидел, что неподалёку от них на поляне пучится и опадает, пучится и вновь опадает земля, вставая все более и более крутым бугром.
Иван кивнул Климу, пригибаясь, отбежал на десяток шагов по краю поляны и прилёг на землю. Едва Клим успел последовать его примеру, как раздался глухой взрыв, в воздух вместе с комьями земли взлетел фейерверк искр, и все поблизости залило синим светом.
Из земли с натугой, в видимых корчах выползал, вытягиваясь вверх, двойник зеленого фонаря. Но он был не зелёным, а синим и гораздо более остроконечным, словно зонтик, прикрывавший ствол, был ещё сложен. И точно, когда фонарь в конвульсиях вытянулся во весь рост, зонтик с треском распахнулся, на поляну легло пятно оранжевого света и посыпались какие-то шары. Шары хлопали, разбрасывая рыхлую оболочку, и из их сердцевины, словно выброшенные невидимой пружиной, выскакивали гномы. Не прошло и десяти секунд, как на поляне кружился второй деловитый и озорной в одно и то же время хоровод. Некоторое время оба этих хоровода — зелёный и синий — существовали совершенно независимо друг от друга, они будто бы и не подозревали о существовании соседей, хотя существование это было столь фееричным, что не заметить его было определённо невозможно.
А потом что-то случилось, будто прозвучала чья-то неслышная властная команда, чьё-то волшебное слово: колдовские круги разом разорвались, и цепочки, выписывая зигзаги, поползли, потянулись навстречу друг другу. Струи встретились почти на середине поляны, но не смешались, а образовали два соприкасающихся колёса, колёса эти незаметно для глаза перелились в восьмёрку, и вот уже совершенно невозможно разобрать, какому фонарю принадлежит танцующий гномик. Они продолжали кружиться и подпрыгивать, и во время одного из таких особенно высоких прыжков спинка одного гномика лопнула, в воздухе вспыхнули радужные крылья, и он торжественно, неторопливо поплыл в воздухе, поднимаясь над лесом. И началась цепная реакция, хоровод разрушился, гномики теперь с отчаянной энергией прыгали в воздух, падали на землю, вновь, как мячики, взлетали вверх. Хлоп! Хлоп! То здесь, то там вспыхивал радужный ореол трепещущих крыльев, гномики в одиночку, стайками, но чаще всего парами разлетались во все стороны. Один из них, потянув слишком плавно, зацепил верхушку деревца, под которым лежали космонавты, и упал буквально перед самым носом Клима. Такого искуса штурман не выдержал, и, пока гномик неуклюже поднимался на лапки и расправлял полупрозрачные перламутровые крылья, Клим выбросил вперёд правую руку и цепко ухватил его поперёк туловища. Гномик ощутимо пружинил под рукой, как слабо надутый резиновый мячик, он дёргался, стараясь освободиться, глаза-щели сблизились углами, превратившись в почти правильные ромбики, но так и остались чёрными дырками — в них не было видно ничего похожего на глаза; пониже глаз прорезался крохотный, вороночкой внутрь ротик, из него послышался высокий, почти неслышный свист.
Клим машинально разжал руку, но было уже поздно: гномик раздулся втрое против обычного размера, превратился в почти правильный шар и взорвался, рассыпавшись фейерверком искр.
Клим, сделав щупом ранцевого биолокатора несколько мягких размашистых движений, вдруг сузил амплитуду, а потом уверенно прочертил по тёмной земле волнистую линию.
— Здесь этот тяж, никуда не делся, — довольным тоном сказал он.
— Отлично, — сказал Лобов и, связавшись с кораблём, сообщил эту новость Кронину.
Они заговорили, уточняя детали действий, ведь во время биолокаторного поиска связь невозможна, поэтому все нужно обговорить заранее. Клим выпрямился и покосился на командира. Он стоял рядом сказочным чёрным силуэтом, на его нейтридном скафандре играли синие блики. Чужая, загадочная луна щедро заливала притихшую землю потоками голубого света; тёплый воздух звенел и дрожал под их напором. Конечно, это лишь чудилось, на самом деле звенели и тренькали светлячки, разноцветными мигающими искорками плавающие над землёй то в одиночку, а то и целыми роями. За светлячками с кваканьем гонялись большеголовые крылатые твари, своим прыгающим, рваным полётом похожие не столько на птиц или летучих мышей, сколько на бабочек; их причудливые тени-кляксы нет-нет да и проскальзывали по сияющему лунному диску.
— Ты готов?
— Сейчас, — ответил Клим, переключаясь в деловое русло, — вот только настроюсь по резонансу.
Занимаясь этой тонкой операцией, он словно про себя говорил:
— Ночной дозор! Оружие, доспехи, тревога и бесстрашие в зорких очах — все как в рыцарские времена. Не хватает факелов и верховых лошадей.
И поскольку Иван отмолчался, спросил:
— Как ты думаешь, будет толк от нашей ночной прогулки?
— Не знаю. Но тяж грибницы — единственный материальный след, нельзя им не воспользоваться.
— А если это ловушка? — спросил Клим.
— Что поделаешь? Иногда приходится идти и в ловушку, — вздохнул Лобов.
Они пошли гуськом: впереди Клим, плавно покачивая щупом биолокатора у самой земли из стороны в сторону, будто косил траву, позади на дистанции в пять шагов Иван с оружием наготове, весь обратившийся в слух и зрение.
Тёмное небо, задёрнутое кисеёй лунного сияния, пронзала чёрная игла «Торнадо», вздымавшаяся над зубчатой стеной леса. Корабль строго следил за космонавтами горящим красным глазом. Дул тёплый чёрный ветер. Близкие ели походили на колышущиеся облака сизого тумана, пальмы устало качали кожистыми листьями-плавниками, на которых играли холодные металлические блики, — все старались, да никак не могли уплыть поближе к звёздам, в низкое небо. Под ногами мягко и обиженно шуршала сочная трава, а иногда с тонким хрюканьем рассыпались по сторонам стайки длинноногих зверьков, похожих не то на лягушек, не то на тушканчиков.
— Узел! — сказал вдруг Клим, остановившись.
Выждав и осмотревшись, Лобов подошёл к Климу и посмотрел на экран биолокатора: в самом деле, к тяжу грибницы, по которому они шли, подходил другой, заметно потоньше; тяжи сливались, образуя вырост, и далее шёл тяж, увеличенный в диаметре. Потом попался ещё узел и ещё один; тяж грибницы теперь уже не был сплошным, а состоял из нескольких параллельных ветвей, которые вились причудливо, то расходясь петлями, то сливаясь снова.
Вдруг где-то впереди за деревьями, которые росли уже довольно часто, прозвучал глухой взрыв.
— Стой! — поспешно приказал Лобов.
Клим остановился, напряжённо вглядываясь вперёд. Лунный свет пробивался сквозь кроны деревьев и ложился на землю синими пятнами. А там, впереди, за чёрной массой деревьев, Климу почудился другой, нелунный, зеленоватый свет.
— Что там? — спросил он Ивана, который осторожно приблизился к нему.
— Вспышка и потом несильный взрыв, — рассеянно ответил Лобов, вглядываясь вперёд, — а теперь свет. Можно подумать, что это отблески костра, но свет зелёный.
Клим нервно усмехнулся:
— А может быть, у них горят костры зелёным пламенем?
Лобов оставил шутку без ответа.
— Сворачивай локатор, — решил он наконец, — я пойду вперёд, прикроешь.
— Иван, — просительно проговорил штурман.
— Не надо дискуссий, Клим, — мягко сказал Лобов, — не время.
В дальнем конце поляны светил большой фонарь, а правильнее сказать — розовая лампа, прикрытая сверху, как шляпой или глубоким зонтиком, зелёным абажуром. Сооружение это покоилось на толстом, заметно сходящемся вверх на конус стволе и было лишь немногим меньше человеческого роста. Розовая лампа горела где-то в самой маковке зонтика, так что розовый свет не распространялся далеко, а образовывал яркое световое пятно диаметром метров пять—шесть, все же остальное пространство освещалось изумрудно-зелёным светом зонтика. По самому краю светового пятна, там, где розовый свет мешался с зелёным, водили хоровод… гномы. Гномы — именно это слово сразу пришло в голову Ивану. Ростом они были с белку, а лучше сказать, с суслика, у них были надутые бочкообразные тельца с короткими ножками, которыми они перебирали так часто, что, казалось, не шли, а катились по траве.
На этом бочкообразном тельце сидела круглая голова без носа и рта, с глазами-щелями, прикрытая сверху остроконечной шапкой. Эти шапки слабо светились — у одних гномиков красноватым, а у других — желтоватым светом. Гномы, этакие добродушные пузанчики, были всецело погружены в своё занятие и не обращали внимания на окружающее. Они двигались друг за другом по кругу, строго сохраняя дистанцию, наверное, половину человеческого шага, останавливались, поворачивались направо, налево, подпрыгивали и снова шли по кругу, но уже в другом направлении. Время от времени из верхушки центрального фонаря с шипением разлетался фейерверк разноцветных искр, и тогда гномики начинали прыгать особенно высоко.
Уловив неподалёку движение, Лобов резко обернулся — это был Клим. За прозрачным забралом шлема Иван видел его ошарашенное лицо, Лобов невольно улыбнулся, но тут же приложил палец к губам: ни звука! Клим успокоительно закивал головой. Они долго смотрели на этот завораживающий, колдовской хоровод гномов, а те все танцевали уверенно, деловито, как будто выполняя какую-то важную, хорошо им знакомую задачу. Какой в этом смысл, цель, значение? Ничего не было понятно, да, честно говоря, и не хотелось думать об этом — настолько красочным, необыкновенным было это зрелище.
Вдруг Клим стиснул руку командира. Лобов повернулся к нему, недоумевая. Штурман с заметной тревогой показал ему глазами вперёд и в сторону. Лобов скосил глаза и увидел, что неподалёку от них на поляне пучится и опадает, пучится и вновь опадает земля, вставая все более и более крутым бугром.
Иван кивнул Климу, пригибаясь, отбежал на десяток шагов по краю поляны и прилёг на землю. Едва Клим успел последовать его примеру, как раздался глухой взрыв, в воздух вместе с комьями земли взлетел фейерверк искр, и все поблизости залило синим светом.
Из земли с натугой, в видимых корчах выползал, вытягиваясь вверх, двойник зеленого фонаря. Но он был не зелёным, а синим и гораздо более остроконечным, словно зонтик, прикрывавший ствол, был ещё сложен. И точно, когда фонарь в конвульсиях вытянулся во весь рост, зонтик с треском распахнулся, на поляну легло пятно оранжевого света и посыпались какие-то шары. Шары хлопали, разбрасывая рыхлую оболочку, и из их сердцевины, словно выброшенные невидимой пружиной, выскакивали гномы. Не прошло и десяти секунд, как на поляне кружился второй деловитый и озорной в одно и то же время хоровод. Некоторое время оба этих хоровода — зелёный и синий — существовали совершенно независимо друг от друга, они будто бы и не подозревали о существовании соседей, хотя существование это было столь фееричным, что не заметить его было определённо невозможно.
А потом что-то случилось, будто прозвучала чья-то неслышная властная команда, чьё-то волшебное слово: колдовские круги разом разорвались, и цепочки, выписывая зигзаги, поползли, потянулись навстречу друг другу. Струи встретились почти на середине поляны, но не смешались, а образовали два соприкасающихся колёса, колёса эти незаметно для глаза перелились в восьмёрку, и вот уже совершенно невозможно разобрать, какому фонарю принадлежит танцующий гномик. Они продолжали кружиться и подпрыгивать, и во время одного из таких особенно высоких прыжков спинка одного гномика лопнула, в воздухе вспыхнули радужные крылья, и он торжественно, неторопливо поплыл в воздухе, поднимаясь над лесом. И началась цепная реакция, хоровод разрушился, гномики теперь с отчаянной энергией прыгали в воздух, падали на землю, вновь, как мячики, взлетали вверх. Хлоп! Хлоп! То здесь, то там вспыхивал радужный ореол трепещущих крыльев, гномики в одиночку, стайками, но чаще всего парами разлетались во все стороны. Один из них, потянув слишком плавно, зацепил верхушку деревца, под которым лежали космонавты, и упал буквально перед самым носом Клима. Такого искуса штурман не выдержал, и, пока гномик неуклюже поднимался на лапки и расправлял полупрозрачные перламутровые крылья, Клим выбросил вперёд правую руку и цепко ухватил его поперёк туловища. Гномик ощутимо пружинил под рукой, как слабо надутый резиновый мячик, он дёргался, стараясь освободиться, глаза-щели сблизились углами, превратившись в почти правильные ромбики, но так и остались чёрными дырками — в них не было видно ничего похожего на глаза; пониже глаз прорезался крохотный, вороночкой внутрь ротик, из него послышался высокий, почти неслышный свист.
Клим машинально разжал руку, но было уже поздно: гномик раздулся втрое против обычного размера, превратился в почти правильный шар и взорвался, рассыпавшись фейерверком искр.
10
Лобов молча, обжигая губы, прихлёбывал свой любимый напиток — крепкий горячий чай, просветлённый кусочком лимона. Он слушал разговор друзей и лишь улыбался время от времени. Клим успевал все: и есть, и пить, и разговаривать.
— Я не на шутку разволновался, когда начались эти непонятные взрывы. Связи-то не было!
— Что нам могло сделаться в нейтридных скафандрах? — пренебрежительно сказал Клим. — Зато какое представление! Балет-феерия!
Он оглядел стол, пошевеливая пальцами, и вздохнул.
— Бутерброды и ещё раз бутерброды. И это все, на что хватило твоей инженерной фантазии?
— Это не бутерброды, это сандвичи, — скромно поправил Кронин с некоторой таинственностью, — а потом мне тоже пришлось поработать.
— Ладно, не оправдывайся, — рот Клима был забит бутербродом, а потому говорил он не совсем внятно, — скажи лучше, что ты думаешь об этой странной связи гриба и гномов?
— Об этом я пока не думал, но могу сообщить, что на Земле, в Южной Америке, есть муравьи-листорезы, которые специально выращивают грибы на подземных плантациях.
— Именно это и я имел в виду. Забыл, как называются эти муравьи.
— Есть два больших рода листорезов, — флегматично помог ему инженер, — ата и акромирмекс. Мини-особи почти невидимы простым глазом, а солдаты — больше сантиметра в длину.
— Откуда у тебя такие познания? — искренне удивился штурман.
— Видишь ли, мой старший брат патологически терпеть не мог рептилий и вместе с тем питал столь же патологическую страсть к насекомым, особенно общественным. Книги, фильмы, коллекции, даже муравейники с настоящими живыми муравьями — все можно было найти в его комнате. Некоторые из этих тварей пребольно кусались. Ну и, чтобы обезопасить себя, я волей-неволей должен был взяться за их изучение.
— Ну как не сказать спасибо твоему брату? Что ты ещё знаешь об этих акромирмексах?
— Что ещё? — инженер погладил подбородок. — Гнёзда их имеют до сорока—пятидесяти этажей и уходят в глубь земли на добрый десяток метров. Входы в муравейник сантиметров до десяти диаметром, а грибные плантации больше метра в поперечнике.
Алексей улыбнулся — с таким интересом слушал штурман его рассказ.
— Я вижу, ты полагаешь, что грибы-гиганты разводят в подземелье те самые гномики, одного из которых ты держал в своих руках.
— Да, — сейчас же согласился Клим и тут же поправился: — Вообще-то, не совсем да. Скорее всего гномики — это эфемерная половая форма подземных животных, которые разводят грибы. Вроде пчелиных трутней.
Он помолчал, глядя вдаль, и продолжал, все больше и больше увлекаясь:
— Гномики треть метра ростом, раз в двадцать крупнее самого большого муравья. Укрупним соответственно гнездо твоих акромирмексов. И тогда глубина жилища гномиков будет измеряться десятками метров, грибные ниши, где располагаются плантации, превратятся в настоящие залы. А входы — что твои ворота, по два метра высотой! В такой вход запросто можно затащить человека.
— Ты полагаешь, что Жан и Майя прожили в таком гномомуравейнике добрых четыре года? — усомнился Кронин.
— А почему бы и нет? — строптиво спросил Клим.
— Четыре года держать человека в плену? Для этого нужно иметь разум, по крайней мере, не менее мощный, чем у человека!
— А аборигены-лилипутики? Разве они не могут командовать в подземельях?
Алексей с мягкой улыбкой покачал головой:
— Нет, Клим, не могут. Этот абориген и не абориген вовсе. Это самый обыкновенный земной ребёнок трехлетнего возраста.
— Я не на шутку разволновался, когда начались эти непонятные взрывы. Связи-то не было!
— Что нам могло сделаться в нейтридных скафандрах? — пренебрежительно сказал Клим. — Зато какое представление! Балет-феерия!
Он оглядел стол, пошевеливая пальцами, и вздохнул.
— Бутерброды и ещё раз бутерброды. И это все, на что хватило твоей инженерной фантазии?
— Это не бутерброды, это сандвичи, — скромно поправил Кронин с некоторой таинственностью, — а потом мне тоже пришлось поработать.
— Ладно, не оправдывайся, — рот Клима был забит бутербродом, а потому говорил он не совсем внятно, — скажи лучше, что ты думаешь об этой странной связи гриба и гномов?
— Об этом я пока не думал, но могу сообщить, что на Земле, в Южной Америке, есть муравьи-листорезы, которые специально выращивают грибы на подземных плантациях.
— Именно это и я имел в виду. Забыл, как называются эти муравьи.
— Есть два больших рода листорезов, — флегматично помог ему инженер, — ата и акромирмекс. Мини-особи почти невидимы простым глазом, а солдаты — больше сантиметра в длину.
— Откуда у тебя такие познания? — искренне удивился штурман.
— Видишь ли, мой старший брат патологически терпеть не мог рептилий и вместе с тем питал столь же патологическую страсть к насекомым, особенно общественным. Книги, фильмы, коллекции, даже муравейники с настоящими живыми муравьями — все можно было найти в его комнате. Некоторые из этих тварей пребольно кусались. Ну и, чтобы обезопасить себя, я волей-неволей должен был взяться за их изучение.
— Ну как не сказать спасибо твоему брату? Что ты ещё знаешь об этих акромирмексах?
— Что ещё? — инженер погладил подбородок. — Гнёзда их имеют до сорока—пятидесяти этажей и уходят в глубь земли на добрый десяток метров. Входы в муравейник сантиметров до десяти диаметром, а грибные плантации больше метра в поперечнике.
Алексей улыбнулся — с таким интересом слушал штурман его рассказ.
— Я вижу, ты полагаешь, что грибы-гиганты разводят в подземелье те самые гномики, одного из которых ты держал в своих руках.
— Да, — сейчас же согласился Клим и тут же поправился: — Вообще-то, не совсем да. Скорее всего гномики — это эфемерная половая форма подземных животных, которые разводят грибы. Вроде пчелиных трутней.
Он помолчал, глядя вдаль, и продолжал, все больше и больше увлекаясь:
— Гномики треть метра ростом, раз в двадцать крупнее самого большого муравья. Укрупним соответственно гнездо твоих акромирмексов. И тогда глубина жилища гномиков будет измеряться десятками метров, грибные ниши, где располагаются плантации, превратятся в настоящие залы. А входы — что твои ворота, по два метра высотой! В такой вход запросто можно затащить человека.
— Ты полагаешь, что Жан и Майя прожили в таком гномомуравейнике добрых четыре года? — усомнился Кронин.
— А почему бы и нет? — строптиво спросил Клим.
— Четыре года держать человека в плену? Для этого нужно иметь разум, по крайней мере, не менее мощный, чем у человека!
— А аборигены-лилипутики? Разве они не могут командовать в подземельях?
Алексей с мягкой улыбкой покачал головой:
— Нет, Клим, не могут. Этот абориген и не абориген вовсе. Это самый обыкновенный земной ребёнок трехлетнего возраста.
11
Из корабельной фильмотеки были извлечены все анатомические атласы, пособия и определители, которые только там нашлись. Не ограничиваясь микроаппаратурой, с них проектировали на большой экран крупномасштабные изображения, а параллельно для сравнения и голографии скелета, найденного Алексеем. Сомнения отпали очень быстро, инженер не ошибся: его находка была действительно идентична скелету земного ребёнка трех—четырехлетнего возраста.
— По-моему, все ясно — ребёнок! Я выключаю? — получив согласие товарищей, Клим выключил аппаратуру. — Нисколько не удивлюсь, если мы найдём на этой планете египетскую пирамиду или глайдер новейшей конструкции.
Он обернулся к инженеру:
— Как ты только догадался?
— Ты лучше спроси, как мы могли быть такими слепыми! — В голосе Лобова прозвучали нотки досады.
Кронин улыбнулся:
— Нечаянно, по рассеянности. Связи с вами не было, аппаратура фиксирует какие-то непонятные взрывы, а приказ — ни шагу из корабля, что бы ни случилось. Разумеется, я беспокоился и, чтобы отвлечься, взялся просматривать голографии. Находка моя, так или иначе придётся делать её описание. А мысли все равно были далеко. Вот так, задумавшись, я боковым зрением нечаянно взглянул на изображение находки и подумал — надо же, умер таким маленьким, то-то родители убивались! Поймал себя на этой мысли, испугался, и меня точно обухом по голове ударило — это же земной ребёнок!
— Ребёнок, — недоуменно подтвердил Клим и вдруг расхохотался, — могучий интеллект! Вершина сапиенсации!
Инженер кашлянул несколько смущённо и лукаво заметил:
— Кажется, кто-то предполагал, что эти существа участвуют в брачных схватках, как бараны, лоб в лоб?
— Было, — согласился штурман, вздохнул, успокаиваясь, и уже серьёзно заметил: — Надо думать, что Майя Верней жива. Ребёнок погиб совсем недавно.
— Если только не Жан воспитывал его.
Лобов с улыбкой взглянул на Кронина:
— На чужой планете? Грудного младенца?
— Н-да, чувствуются у нашего инженера серьёзные провалы в образованности по части младенцев, — ехидно ввернул Клим.
— Но ребёнок и погиб в конце концов, — защищался Алексей.
Чёрные глаза Клима прищурились.
— А не для того ли, чтобы вызвать помощь тяжело больному ребёнку, явился Жан Верней на станцию?
— Не исключено, — вздохнул Кронин, — как чертовски запутана эта история!
— Не забывайте, Жан Верней погиб, — голос Лобова звучал суховато, — погиб и ребёнок. Единственное, что мы можем сделать полезного во всей этой запутанной истории, — это попытаться спасти Майю.
— И мы можем это сделать, — подхватил Клим. — Майя, если она жива, находится где-то под землёй, в гномомуравейнике, а в нашем распоряжении есть подземоход.
— Это все равно что искать иголку в стоге сена, — вздохнул инженер.
— А если попробовать биолокатор? — спросил Иван.
— Глубже метра он не возьмёт.
— Все равно нужно попробовать.
— Слушайте, — глаза Клима заблестели, — а если установить на глайдер, нет, на униход, глайдер её потянет, экспедиционным биолокатор? Он же раза в три мощнее нашего!
— Клим, ты гении! — Кронин повернулся к Лобову. — С твоей помощью с этой установкой я справлюсь часа за четыре.
— Вопрос будем считать решённым. — Лобов встал, сделал заметное усилие, подавляя зевок. — А теперь спать — утро вечера мудрёнее.
— Да, уже утро, Иван, — засмеялся Клим, прислоняясь лбом к стеклу иллюминатора.
В холодном голубом пламени неземной зари над чёрными стрелками елей трепетали и меркли крупные розовые звезды.
— По-моему, все ясно — ребёнок! Я выключаю? — получив согласие товарищей, Клим выключил аппаратуру. — Нисколько не удивлюсь, если мы найдём на этой планете египетскую пирамиду или глайдер новейшей конструкции.
Он обернулся к инженеру:
— Как ты только догадался?
— Ты лучше спроси, как мы могли быть такими слепыми! — В голосе Лобова прозвучали нотки досады.
Кронин улыбнулся:
— Нечаянно, по рассеянности. Связи с вами не было, аппаратура фиксирует какие-то непонятные взрывы, а приказ — ни шагу из корабля, что бы ни случилось. Разумеется, я беспокоился и, чтобы отвлечься, взялся просматривать голографии. Находка моя, так или иначе придётся делать её описание. А мысли все равно были далеко. Вот так, задумавшись, я боковым зрением нечаянно взглянул на изображение находки и подумал — надо же, умер таким маленьким, то-то родители убивались! Поймал себя на этой мысли, испугался, и меня точно обухом по голове ударило — это же земной ребёнок!
— Ребёнок, — недоуменно подтвердил Клим и вдруг расхохотался, — могучий интеллект! Вершина сапиенсации!
Инженер кашлянул несколько смущённо и лукаво заметил:
— Кажется, кто-то предполагал, что эти существа участвуют в брачных схватках, как бараны, лоб в лоб?
— Было, — согласился штурман, вздохнул, успокаиваясь, и уже серьёзно заметил: — Надо думать, что Майя Верней жива. Ребёнок погиб совсем недавно.
— Если только не Жан воспитывал его.
Лобов с улыбкой взглянул на Кронина:
— На чужой планете? Грудного младенца?
— Н-да, чувствуются у нашего инженера серьёзные провалы в образованности по части младенцев, — ехидно ввернул Клим.
— Но ребёнок и погиб в конце концов, — защищался Алексей.
Чёрные глаза Клима прищурились.
— А не для того ли, чтобы вызвать помощь тяжело больному ребёнку, явился Жан Верней на станцию?
— Не исключено, — вздохнул Кронин, — как чертовски запутана эта история!
— Не забывайте, Жан Верней погиб, — голос Лобова звучал суховато, — погиб и ребёнок. Единственное, что мы можем сделать полезного во всей этой запутанной истории, — это попытаться спасти Майю.
— И мы можем это сделать, — подхватил Клим. — Майя, если она жива, находится где-то под землёй, в гномомуравейнике, а в нашем распоряжении есть подземоход.
— Это все равно что искать иголку в стоге сена, — вздохнул инженер.
— А если попробовать биолокатор? — спросил Иван.
— Глубже метра он не возьмёт.
— Все равно нужно попробовать.
— Слушайте, — глаза Клима заблестели, — а если установить на глайдер, нет, на униход, глайдер её потянет, экспедиционным биолокатор? Он же раза в три мощнее нашего!
— Клим, ты гении! — Кронин повернулся к Лобову. — С твоей помощью с этой установкой я справлюсь часа за четыре.
— Вопрос будем считать решённым. — Лобов встал, сделал заметное усилие, подавляя зевок. — А теперь спать — утро вечера мудрёнее.
— Да, уже утро, Иван, — засмеялся Клим, прислоняясь лбом к стеклу иллюминатора.
В холодном голубом пламени неземной зари над чёрными стрелками елей трепетали и меркли крупные розовые звезды.
12
Клим вёл поиск Мани Верней, используя штатный биолокатор, настроенный на частоту «хомо». Каждые четверть часа он коротко докладывал о состоянии дел Лобову, который, как и было решено накануне, занимался вместе с Крониным установкой мощного экспедиционного биолокатора на униход. Поиск был скучнейшим и однообразнейшим занятием: штурман вёл глайдер «гребёнкой», укладывая один параллельный маршрут подле другого. Биолокатор не подавал признаков жизни, внизу плыла медно-зелёная чаща леса, вверху на опаловом небе ярилось полуденное огненно-зеленое солнце.