Страница:
(Тишина.)
Мне нужно продолжать счет, просто считать дальше.
480
481
482
483
484
485
486
487
488
489
490
491
492
493
494
495
496
497
498
499
(Пауза.)
500
(Тишина.)
Половина моей смерти. Я в самой середине своего умирания.
(Тишина.)
Достигнув половины пути, следует проверить свою экипировку.
(Садится на пол и рассматривает пистолет. Начинает его разбирать. Детали пистолета раскладывает на полу.)
Это "Смит и Вессон", модель 624. Модель 624 имеет калибр 44, он заряжен специальными патронами. Они стреляют с приятной мягкостью и отличаются высокой точностью. С любого расстояния можно получить входные отверстия диаметром не более шестнадцати-семнадцати миллиметров. При таком коротком стволе это весьма отрадный результат.
(Тишина. Он рассматривает отдельные детали.)
Я продумал все виды смерти и отверг их. Выпрыгнуть из окна -рискованно, можно остаться в живых и, превратившись в инвалида. Отравление газом отпадает - городские газовые станции теперь обезвреживают газ. Таблетки я уже испробовал, безуспешно. Одно время я подумывал о том, чтобы на большой скорости врезаться в стену, но это лишь увеличило бы статистику дорожных происшествий и лишило бы мою смерть оригинальности. Вешаться, на мой взгляд, слишком банально. Самосожжение слишком патетично, к тому же --криком изойдешь.
Выстрел в голову -- вот самое разумное. Сильный грохот, а потом тишина.
(У входной двери звонят. Он смотрит на боковую стену и продолжает тихо считать.)
501
502
503
504
505
506
507
(Снова звонят.)
508
509
510
511
512
513
514
515
516
517
518
519
(Еще раз звонят.)
520
521
522
523
(Тишина. Он смотрит на стену и прислушивается.)
524
525
526
527
528
(Он перестает считать и прислушивается. Долгая пауза.)
Снова и снова я разглядываю дерево перед моим окном. Зимой оно стоит окоченевшее, безжизненное, и я радуюсь тому, что мы оба застыли. Весной оно покрывается цветами, и я из последних сил стараюсь пробудиться вместе с ним. Летом оно растет в вышину, и я разделяю с ним это чувство роста. Мы растем и растем, покрываемся листьями и плодами, наконец достигая бессмертия. Но подует осенний ветер, наступит одна холодная ночь, пронесется буря, и оно пугается, все с себя сбрасывает, а я вот лежу на земле. Меня топчут, я истлеваю, уличный подметальщик сгребает меня в кучу и бросает на тачку, в мусор.
(Тишина.)
Любое дерево -- это ловушка. Меня обманывают уже более пятидесяти лет подряд. Всякая рука, что согреет тебя и снова с тобой простится -- вершит злодеяние. Каждое поздравление, любая похвала, тебе адресованная, отзвучав, оборачиваются клеветой на тебя же. Взгляд, на тебе остановившись, высматривает кого-то другого. Улыбка, тебя приглашающая, это темница, где ты остаешься в одиночестве. Любой призыв, манящий тебя, есть ложь.
(Он продолжает считать, медленно и напряженно, при этом он периодически бросает взгляды на черную стену.)
528
529
530
531
532
533
(Пауза.)
534
(Пауза.)
535
(Пауза. Внезапно он вскакивает, встает перед правой черной стеной, прикладывает ладони рупором ко рту и кричит.)
600
(Он прислушивается. Потом становится перед задней черной стеной и снова кричит.)
700
(Прислушивается. Становится перед левой черной стеной и кричит.)
800
(Становится перед воображаемой четвертой стеной и кричит в публику.)
900
(Продолжительная тишина. Он снова садится на пол и собирает пистолет. Прижимает дуло пистолета к виску.)
901
902
903
904
905
906
907
908
909
910
911
(Его рука начинает дрожать. Он издает звуки, напоминающие плач.)
912
913
914
915
916
917
918
918
919
920
921
(Пауза. Внезапно он подпрыгивает и срывает черную ткань с правой боковой стены. В стене обнаруживается дверь, ведущая, очевидно, в прихожую. Он изо всех сил пытается открыть дверь, но ему это не удается. Тогда он взламывает ее, засунув ствол пистолета в дверную щель. Открывается вид на прихожую. Там громоздятся горы пластиковых мешков и разных вещей. Невообразимое количество. Он копается в этой груде вещей и затем притаскивает несколько мешков в комнату. Закрывает дверь в прихожую, вскрывает мешки и вываливает их содержимое. На полу лежит большая куча предметов. Он ложится на кучу, держит пистолет у виска и продолжает считать.)
922
923
924
925
926
927
928
929
930
931
(Пауза. Он берет из кучи лыжный ботинок, разглядывает его и продолжает считать.)
932
933
934
935
(Он бросает ботинок обратно, извлекает из кучи связку писем и разглядывает их.)
936
937
938
(Он отбрасывает письма и берет из кучи старый игрушечный автомобиль.)
939
(Он отбрасывает автомобиль и попеременно берет из кучи миксер, бокал, рубашку, атлас, часы, рассматривает все эти предметы, продолжая считать, и бросает предметы обратно.)
940
941
942
943
944
945
946
947
948
949
950
(Пауза. Он копается в куче и внезапно вытаскивает из нее фотографию. Садится на пол, ставит фотографию перед собой и рассматривает ее. Видна только тыльная сторона фотографии. Пауза.)
Я так хотел быть возле тебя, каждый день. Я обыскивал почтовые ящики, в надежде найти хоть какой-нибудь знак от тебя. Но жестяные ящики были пусты, они издавали грохот, когда моя рука билась внутри них, как будто письмо, весточку можно выколотить из жести. Вся остальная корреспонденция, которую мне довелось получить в жизни, ничего для меня не значила, ведь в ней не было твоего имени. Любые радостные приветствия, которыми меня встречали, превращались в грубый ор, ведь в них не было слышно твоего голоса. И любая пара глаз, смотревшая на меня с восхищением, казалась мне мертвой, потому что ты никогда больше на меня не взглянула.
(Он роется в вещах, находит зажигалку и поджигает фотографию. Она медленно сгорает.)
Мы бежим навстречу друг другу, луговые травы качаются под ветром, и наши ноги едва касаются земли. Наш бег подобен полету, полету друг к другу. Потом мы останавливаемся, переводим дыхание и смотрим друг на друга. Я прикасаюсь руками к твоему лицу, которое всегда передо мной, даже когда тебя нет. Ты можешь отсутствовать часами, днями и годами, а я вижу твое лицо. Оно проступает сквозь ландшафты, по которым я странствую без тебя, смотрит с картин прошедших столетий, отражается в прудах, на берегах которых я стою в одиночестве. Даже на дверце шкафа обнаружил я очертания твоего лица. И в темноте, в темноте оно всегда предо мной.
(Он берет пепел от сожженной фотографии и мажет им свое лицо. Пауза. Он встает, убирает в сторону несколько предметов и садится посередине. Сидит прямо под ярко горящей лампой и держит пистолет, направив его в лоб. Продолжает считать.)
951
952
953
954
955
956
957
958
959
960
961
962
963
954
965
966
967
968
969
970
(Тишина. Долгая пауза.)
Я опять начну считать сначала.
(Он встает, выворачивает лампу из патрона, снова садится среди вещей. Полная темнота. Только слышен его голос.)
1
2
3
4
5
6
7
8
9
(Пауза. Он напевает детскую песенку. Внезапно раздается грохот выстрела. Звон разбитого стекла. Через дыру в ткани с левой стены на него падает луч света. Снаружи доносится шум уличного движения, человеческие голоса, чириканье птиц. Его рука с пистолетом все еще направлена на окно. Он снова прижимает пистолет к виску и продолжает считать. Временами его голос заглушается шумами, доносящимися через окно, временами шум затихает, и тогда становится слышен только его счет.)
971
972
973
974
975
976
977
978
979
980
981
982
983
984
985
986
987
988
989
990
Единственное, чем я озабочен, достигнув этого числа, столь близкого к 1000, - отвечает ли моя одежда значительности момента. Возможно, я одет чересчур небрежно, учитывая серьезность ситуации? И эта спортивная рубашка, наверное, неуместна? Может быть, поменять обувь, надеть что-нибудь более элегантное? Побриться мне самому, или это входит в число услуг похоронного бюро? Я как будто уже все продумал, но вдруг сейчас возникает масса проблем. Что, если выстрел окажется не смертельным и все было напрасно? Нужно ли мне еще раз посетить туалет?
991
992
993
994
995
996
997
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
998
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
999
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
Как я хочу оказаться в каком-нибудь другом месте.
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
1000. Все, наконец.
(Он стреляет себе в голову и падает посреди разбросанных вещей. Снаружи доносится шум. Постепенно наступает тишина и гаснет свет.)
ПЕТЕР ТУРРИНИ (PETER TURRINI, род. в 1944 г.), австрийский драматург, прозаик, публицист. Автор пьес "Охота на крыс" ("Rozzenjogd", 1967), которая ставилась театрами нашей страны в 70 гг., "Убийство ребенка" ("Kindsmord", 1973), новых версий классики - "Безумный день" по Бомарше ("Der tollste Tag", 1973) и "Хозяйка гостиницы" по Гольдони ("Die Wirtin", 1973), "Граждане" ("Die Burger", 1982), "Смерть и дьявол" ("Tod und Teufel", 1990) и многих других; сценариев телесериалов "Альпийская сага" ("Alpensaga", 1976), "Рабочая сага" (Arbeitersaga", 1988) и других фильмов, сборника публицистики "Моя Австрия" ("Mein Цsterreich", 1984) и других прозаических произведений.
Публикуемый монолог "Все, наконец" ("Endlich SchluЯ") был опубликован в журнале "Театер хойте" ("Theater heute", 1997/7)
Мне нужно продолжать счет, просто считать дальше.
480
481
482
483
484
485
486
487
488
489
490
491
492
493
494
495
496
497
498
499
(Пауза.)
500
(Тишина.)
Половина моей смерти. Я в самой середине своего умирания.
(Тишина.)
Достигнув половины пути, следует проверить свою экипировку.
(Садится на пол и рассматривает пистолет. Начинает его разбирать. Детали пистолета раскладывает на полу.)
Это "Смит и Вессон", модель 624. Модель 624 имеет калибр 44, он заряжен специальными патронами. Они стреляют с приятной мягкостью и отличаются высокой точностью. С любого расстояния можно получить входные отверстия диаметром не более шестнадцати-семнадцати миллиметров. При таком коротком стволе это весьма отрадный результат.
(Тишина. Он рассматривает отдельные детали.)
Я продумал все виды смерти и отверг их. Выпрыгнуть из окна -рискованно, можно остаться в живых и, превратившись в инвалида. Отравление газом отпадает - городские газовые станции теперь обезвреживают газ. Таблетки я уже испробовал, безуспешно. Одно время я подумывал о том, чтобы на большой скорости врезаться в стену, но это лишь увеличило бы статистику дорожных происшествий и лишило бы мою смерть оригинальности. Вешаться, на мой взгляд, слишком банально. Самосожжение слишком патетично, к тому же --криком изойдешь.
Выстрел в голову -- вот самое разумное. Сильный грохот, а потом тишина.
(У входной двери звонят. Он смотрит на боковую стену и продолжает тихо считать.)
501
502
503
504
505
506
507
(Снова звонят.)
508
509
510
511
512
513
514
515
516
517
518
519
(Еще раз звонят.)
520
521
522
523
(Тишина. Он смотрит на стену и прислушивается.)
524
525
526
527
528
(Он перестает считать и прислушивается. Долгая пауза.)
Снова и снова я разглядываю дерево перед моим окном. Зимой оно стоит окоченевшее, безжизненное, и я радуюсь тому, что мы оба застыли. Весной оно покрывается цветами, и я из последних сил стараюсь пробудиться вместе с ним. Летом оно растет в вышину, и я разделяю с ним это чувство роста. Мы растем и растем, покрываемся листьями и плодами, наконец достигая бессмертия. Но подует осенний ветер, наступит одна холодная ночь, пронесется буря, и оно пугается, все с себя сбрасывает, а я вот лежу на земле. Меня топчут, я истлеваю, уличный подметальщик сгребает меня в кучу и бросает на тачку, в мусор.
(Тишина.)
Любое дерево -- это ловушка. Меня обманывают уже более пятидесяти лет подряд. Всякая рука, что согреет тебя и снова с тобой простится -- вершит злодеяние. Каждое поздравление, любая похвала, тебе адресованная, отзвучав, оборачиваются клеветой на тебя же. Взгляд, на тебе остановившись, высматривает кого-то другого. Улыбка, тебя приглашающая, это темница, где ты остаешься в одиночестве. Любой призыв, манящий тебя, есть ложь.
(Он продолжает считать, медленно и напряженно, при этом он периодически бросает взгляды на черную стену.)
528
529
530
531
532
533
(Пауза.)
534
(Пауза.)
535
(Пауза. Внезапно он вскакивает, встает перед правой черной стеной, прикладывает ладони рупором ко рту и кричит.)
600
(Он прислушивается. Потом становится перед задней черной стеной и снова кричит.)
700
(Прислушивается. Становится перед левой черной стеной и кричит.)
800
(Становится перед воображаемой четвертой стеной и кричит в публику.)
900
(Продолжительная тишина. Он снова садится на пол и собирает пистолет. Прижимает дуло пистолета к виску.)
901
902
903
904
905
906
907
908
909
910
911
(Его рука начинает дрожать. Он издает звуки, напоминающие плач.)
912
913
914
915
916
917
918
918
919
920
921
(Пауза. Внезапно он подпрыгивает и срывает черную ткань с правой боковой стены. В стене обнаруживается дверь, ведущая, очевидно, в прихожую. Он изо всех сил пытается открыть дверь, но ему это не удается. Тогда он взламывает ее, засунув ствол пистолета в дверную щель. Открывается вид на прихожую. Там громоздятся горы пластиковых мешков и разных вещей. Невообразимое количество. Он копается в этой груде вещей и затем притаскивает несколько мешков в комнату. Закрывает дверь в прихожую, вскрывает мешки и вываливает их содержимое. На полу лежит большая куча предметов. Он ложится на кучу, держит пистолет у виска и продолжает считать.)
922
923
924
925
926
927
928
929
930
931
(Пауза. Он берет из кучи лыжный ботинок, разглядывает его и продолжает считать.)
932
933
934
935
(Он бросает ботинок обратно, извлекает из кучи связку писем и разглядывает их.)
936
937
938
(Он отбрасывает письма и берет из кучи старый игрушечный автомобиль.)
939
(Он отбрасывает автомобиль и попеременно берет из кучи миксер, бокал, рубашку, атлас, часы, рассматривает все эти предметы, продолжая считать, и бросает предметы обратно.)
940
941
942
943
944
945
946
947
948
949
950
(Пауза. Он копается в куче и внезапно вытаскивает из нее фотографию. Садится на пол, ставит фотографию перед собой и рассматривает ее. Видна только тыльная сторона фотографии. Пауза.)
Я так хотел быть возле тебя, каждый день. Я обыскивал почтовые ящики, в надежде найти хоть какой-нибудь знак от тебя. Но жестяные ящики были пусты, они издавали грохот, когда моя рука билась внутри них, как будто письмо, весточку можно выколотить из жести. Вся остальная корреспонденция, которую мне довелось получить в жизни, ничего для меня не значила, ведь в ней не было твоего имени. Любые радостные приветствия, которыми меня встречали, превращались в грубый ор, ведь в них не было слышно твоего голоса. И любая пара глаз, смотревшая на меня с восхищением, казалась мне мертвой, потому что ты никогда больше на меня не взглянула.
(Он роется в вещах, находит зажигалку и поджигает фотографию. Она медленно сгорает.)
Мы бежим навстречу друг другу, луговые травы качаются под ветром, и наши ноги едва касаются земли. Наш бег подобен полету, полету друг к другу. Потом мы останавливаемся, переводим дыхание и смотрим друг на друга. Я прикасаюсь руками к твоему лицу, которое всегда передо мной, даже когда тебя нет. Ты можешь отсутствовать часами, днями и годами, а я вижу твое лицо. Оно проступает сквозь ландшафты, по которым я странствую без тебя, смотрит с картин прошедших столетий, отражается в прудах, на берегах которых я стою в одиночестве. Даже на дверце шкафа обнаружил я очертания твоего лица. И в темноте, в темноте оно всегда предо мной.
(Он берет пепел от сожженной фотографии и мажет им свое лицо. Пауза. Он встает, убирает в сторону несколько предметов и садится посередине. Сидит прямо под ярко горящей лампой и держит пистолет, направив его в лоб. Продолжает считать.)
951
952
953
954
955
956
957
958
959
960
961
962
963
954
965
966
967
968
969
970
(Тишина. Долгая пауза.)
Я опять начну считать сначала.
(Он встает, выворачивает лампу из патрона, снова садится среди вещей. Полная темнота. Только слышен его голос.)
1
2
3
4
5
6
7
8
9
(Пауза. Он напевает детскую песенку. Внезапно раздается грохот выстрела. Звон разбитого стекла. Через дыру в ткани с левой стены на него падает луч света. Снаружи доносится шум уличного движения, человеческие голоса, чириканье птиц. Его рука с пистолетом все еще направлена на окно. Он снова прижимает пистолет к виску и продолжает считать. Временами его голос заглушается шумами, доносящимися через окно, временами шум затихает, и тогда становится слышен только его счет.)
971
972
973
974
975
976
977
978
979
980
981
982
983
984
985
986
987
988
989
990
Единственное, чем я озабочен, достигнув этого числа, столь близкого к 1000, - отвечает ли моя одежда значительности момента. Возможно, я одет чересчур небрежно, учитывая серьезность ситуации? И эта спортивная рубашка, наверное, неуместна? Может быть, поменять обувь, надеть что-нибудь более элегантное? Побриться мне самому, или это входит в число услуг похоронного бюро? Я как будто уже все продумал, но вдруг сейчас возникает масса проблем. Что, если выстрел окажется не смертельным и все было напрасно? Нужно ли мне еще раз посетить туалет?
991
992
993
994
995
996
997
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
998
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
999
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
Как я хочу оказаться в каком-нибудь другом месте.
(Пауза. Снаружи доносится шум.)
1000. Все, наконец.
(Он стреляет себе в голову и падает посреди разбросанных вещей. Снаружи доносится шум. Постепенно наступает тишина и гаснет свет.)
ПЕТЕР ТУРРИНИ (PETER TURRINI, род. в 1944 г.), австрийский драматург, прозаик, публицист. Автор пьес "Охота на крыс" ("Rozzenjogd", 1967), которая ставилась театрами нашей страны в 70 гг., "Убийство ребенка" ("Kindsmord", 1973), новых версий классики - "Безумный день" по Бомарше ("Der tollste Tag", 1973) и "Хозяйка гостиницы" по Гольдони ("Die Wirtin", 1973), "Граждане" ("Die Burger", 1982), "Смерть и дьявол" ("Tod und Teufel", 1990) и многих других; сценариев телесериалов "Альпийская сага" ("Alpensaga", 1976), "Рабочая сага" (Arbeitersaga", 1988) и других фильмов, сборника публицистики "Моя Австрия" ("Mein Цsterreich", 1984) и других прозаических произведений.
Публикуемый монолог "Все, наконец" ("Endlich SchluЯ") был опубликован в журнале "Театер хойте" ("Theater heute", 1997/7)