Родоканаки сказал, что лица, несущие откупные труды, не могут отвечать за лиц, посещающих питейные заведения, и что Уткин, Лихарев, барон Фитингоф ожидают, что Конаки не будет предан суду.
   - То бе, - сказал министр и равнодушно нюхнул табаку.
   Тогда коммерции советник Родоканаки, вздохнув, тут же примолвил, что говорит не от своего имени: он - это другое дело, потому что давно готов на отдых и смотрит на откупные операции как на непосильные, но принужден передать от имени вышеупомянутых, да уж и своего, его высокопревосходительству, что все они намерены учредить акционерный капитал по разматыванию шелка, не могут поэтому долее нести откупа и принуждены отказаться.
   - То не бе? - сказал изумленный Вронченко и подпрыгнул на стуле.
   - К душевному сожалению, ваше высокопревосходительство, то бе, сказал с печальною улыбкою, кланяясь, Родоканаки.
   24
   Только после ухода Родоканаки Вронченко опамятовался:
   - Что за бес? Иль э фу 1, - сказал он тут же случившемуся секретарю. Какой там к бесу шелк?
   1 Il est fou (франц.) - он с ума сошел, одурел.
   Но сам он вскоре понял, что шелк имеет во всем деле лишь чисто формальное значение, и вспомнил, что сумма питейных откупов равняется двадцати миллионам. А всех чрезвычайных доходов, огулом и кругом, на глаз, дай бог, сорок. Чрезвычайные же расходы вовсе неопределимы и непреодолимы.
   Министр Вронченко почувствовал одиночество. Он задал себе вопрос, как поступил бы на его месте великий Канкрин, и даже приложил руку ко лбу козырьком, так как тот, страдая слабым зрением, всегда надвигал на лоб в служебные часы зеленый козырек, предохраняющий от света.
   Решительно не находя ответа, Вронченко сказал секретарю фразу, в которой выразил положение:
   - Вся совокупность такая... Ответа не было.
   Надув щеки и пофукав, он отдышался и решил, что возможны перемены.
   Он решил посетить некоторых товарищей по министерским обязанностям, а лично до вечера ничего не предпринимать.
   25
   Как всегда бывает с человеком растерянным, он поехал на верный провал, к министру юстиции Панину.
   Министр юстиции отличался прямолинейностью. Буквально понимая принцип непреклонности, он ни перед кем, исключая императора, не преклонял головы, и если ему, например, случалось уронить носовой платок или очки, то, при высоком росте, приседал за нужною вещью на корточки, не склоняя корпуса. Он отличался нравственностью, преувеличенные слухи о которой дошли даже до иностранных дворов.
   Объяснив суть дела Панину, Вронченко указал на то, что, если рассудить антр ну дё 1, - кабатчик не может уследить за всеми и за всех отвечать, и просил о помощи:
   1 Entre nous deux (франц.) - между нами двумя.
   - Бо трещим.
   Панин ответил ему с откровенностью:
   - Всегда рад, любезный Федор Павлович, вашим представлениям, когда они касаются правосудия. Заверяю, что виновные будут строго наказаны. Преступление, подобное описанному вами выше, не может в просвещенном государстве остаться без наказания. Но приложу все старания, дабы охранить спокойствие вашего министерства.
   Нюхнув табаку, заехал к Левашову, но генерал делал свою утреннюю гимнастику, и из комнаты доносилось:
   - Ать! Два! - Рыв-ком!
   Пробираясь на усталой лошади к Алексею Федоровичу Орлову, Вронченко опустился, обмяк, почувствовал, что погода изменилась, тает, и что баки у него мокрые, как будто он никогда и не был министром.
   Алексей Федорович Орлов принял его с всегдашнею осанкою воина.
   Первые фразы, произнесенные им, были энергичны:
   - Садитесь! Что такое?
   Но потом, со второй же фразы Вронченка, он стал совершенно рассеян, смотрел все время на свои каблуки, завивал крендельком конец аксельбанта и наконец, как-то странно хрюкнув, сказал:
   - Хоша я и понимаю, что финансы нужны, да в кабак ходить строго воспрещается.
   Выйдя на улицу и найдя там уже совершенную слякоть и разлезлое таяние снега, Вронченко посмотрел на осиротелую лазурь и, сказав сам себе:
   - В отставку! - приказал кучеру:
   - Отвези меня на квартиру.
   26
   На очередном докладе государю Вронченко крепился и наконец, побагровев, доложил, что с откупными операциями обстоит неблагополучно.
   Он долго готовился к этому докладу.
   Император прервал его.
   - Утри нос, - сказал он строго.
   Это могло быть понято буквально, потому что в сильном волнении министр действительно почасту и помногу нюхал табак, так что позднейшие домыслы о том, что в эту минуту у него "повисла капля", может быть, имели основание. У императора было наследственное отвращение к табаку. Но, с другой стороны, это могло быть понято как приказ об отставке.
   Сразу же после этого доклада стало известно, что министр финансов на днях выходит в отставку.
   27
   Когда граф Клейнмихель прослышал, что у Вронченка неладно с откупами, он пришел в хорошее расположение духа.
   - Скотина, - сказал он, - пусть посидит без миллионов, скотина, с миллионами всякий умеет.
   Когда же разнесся слух об отставке Вронченка, он окончательно повеселел.
   - Уходит в отставку, - сказал он в разговоре со своим любимцем директором департамента публичных зданий. - И уходи, скотина.
   Директор тоже выказал радость, но прибавил, что с балансом и бюджетом теперь, по-видимому, произойдет перемена.
   - Какая перемена? - спросил граф. - К чему? Директор объяснил, что откупа отпадают, и это дает в ведомстве финансов будто бы разницу в двадцать с лишком миллионов.
   - Конечно, отпадают, пусть посидит без миллионов, скотина, - сказал граф, но тут же вспомнил, что скотина-то выходит в отставку, а он, граф, остается.
   Он посовещался кой с кем.
   К вечеру погрузился в размышления и начал быстро ходить по кабинету.
   Поставлена на стол бутылка зельцерской, что всегда делала в таких случаях заботливая графиня.
   Ему стало вдруг ясно: отпадают миллионы - не на что строить железные дороги и мосты. Не на что строить - не строятся. То есть исчезают в первую очередь подрядчики.
   Граф Клейнмихель увидел перед собою бездну разорения.
   28
   Слухи, которые поползли разом и вдруг, имели особенно злонамеренный характер.
   Передавалось на ухо и с оглядкою, что двое солдат угрожали жизни императора, но его спас малолетный подросток. Другие же, главным образом из военных, с досадою возражали, что, напротив, юный наглец бросил снежком в императора, но был задержан полицейским поручиком, а теперь нахал содержится в Петропавловской крепости.
   Отставка министра финансов широко огласилась, хотя и не была еще объявлена. Причина была, по общему мнению, - скандальная Жанетта с Искусственных минеральных вод.
   В донесениях французского атташе своему правительству о деле рассказывалось более точно. Группа знатных откупщиков, нечто вроде fermiers generaux 1 старого режима, d'ancien rйgime, во Франции, предъявила иск правительству на пятьдесят миллионов рублей; население в панике; министр финансов не у дел и проводит дни у известной Жанетты на Мещанской улице. На императора сделано покушение во время выезда на охоту (oblava russe).
   1 Генеральных откупщиков (франц.).
   Атташе писал: Aut nunc, aut nunquam - теперь или никогда.
   29
   Он сидел в кругу семейства, ощущение семейного счастья заменяло ему все остальные. В такие дни он требовал, чтобы к чайному столу подавался настоящий самовар и чтобы сама императрица разливала чай. Он все время шутил с молоденькими фрейлинами и рассказал исторический случай из своей молодости: когда кавалер, состоявший при нем, задал ему тему для сочинения: "Военная служба не есть единственная служба дворянина, но есть и другие занятия", - император, которому в то время шел пятнадцатый год, подал по истечении часа с половиною чистый лист бумаги. У фрейлин вздрогнули плечи при этом рассказе.
   Ни за чаем, ни в какое другое время не упоминалось о Вареньке Нелидовой.
   Однако же состояние духа не могло назваться спокойным. У императора, кроме всего прочего, была хотя и застарелая, но сильная натура, которая требовала своего моциона. Это сказывалось и на его лице, которое один придворный сравнил с эоловой арфой, отражающей все движения природы.
   В государственном же отношении он был тверд. Клейнмихеля, который попробовал в доклад о мосте вплести выражение "финансовая смета", он просто выгнал вон.
   После обеденного сна устроился небольшой семейный вист по маленькой; император выше двадцати пяти копеек поэнь не играл. Приглашены были три камергера: двое молодых, один старый. Пальцем поманив маленькую фрейлину, у которой при этом покраснела грудь, он сделал ее своей советчицей.
   Фрейлина, в прекрасном оживлении, старательно советовала, а император поступал по своему усмотрению. Так, вопреки ее советам, он сразу взялся за туз, что, как известно, в висте при тузе, короле и трех маленьких не годится.
   - Ваше величество, - сказала счастливая, но испуганная фрейлина, - но так никто не делает!
   Император ответил внезапно сухо:
   - Так делаю я.
   - Ваше величество, - пролепетала фрейлина, - но обычная система виста...
   Император открыл туз.
   - Le systeme Nicolas, - сказал он.
   Молодой камергер, заметно побледнев, долго выбирал карту, наконец выбрал - положил - и проиграл. - Le systeme Nicolas, - повторил император.
   Начался второй роббер. Играющие переменялись местами, чтобы каждому за вечер выпало играть с императором на одной руке.
   Старому камергеру шел восьмой десяток; он был глух и не замечал кругом ничего, даже женских глаз. Он был углублен в игру.
   - Le systeme... - начал император.
   В одну минуту дрожащими руками камергер покрыл все карты императора.
   Император выложил на стол три проигранных рубля и повернул спину играющим.
   - Я недостаточно богат, чтобы играть в карты, - сказал он и показал улыбку под усами. - Пренебречь, - добавил он неожиданно, строго взглянул на всех играющих и грудью вперед вышел вон из комнаты.
   Семейный круг расстроился. Старый камергер более ко двору не приглашался.
   К вечеру того же дня получено известие о колебании ценностей на бирже.
   30
   На Васильевском острове были замечены невдалеке от места происшествия двое студентов, подозрительно молчавших.
   Мещанин на Кузнецком рынке предлагал "пустить петуха".
   Все трое задержаны.
   Фаддей Венедиктович Булгарин был потревожен в своем уединении.
   Это уже не был брызжущий жизнью и деятельностью ученый литератор, которого знал Петербург в старые годы. Но жил и теперь в непрестанных трудах. Только что недавно определился членом-корреспондентом специальной комиссии коннозаводства и по случаю нового служения стал издавать журнал "Эконом".
   - Лошадки, лошадки - моя страсть, - говорил он.
   За труды жизни был представлен к чину действительного статского советника.
   Из капитальных вещей подготовил к изданию "Победа от обеда. Очерки нравов XVII века" и приступил к печатанью на собственный кошт с рисунками, награвированными на дереве.
   Летом жил в деревне, а зимою на просторной петербургской квартире, где завел, соревнуя с Гречем, громадную клетку в полкомнаты, содержа там певчих птиц. Весною он открывал окно и выпускал какую-нибудь птицу на волю, произнося при этом стихи покойного Пушкина:
   На волю птицу отпускаю.
   Это вызывало большое скопление мальчишек, торговцев в разнос и соседей, знавших, что литератор Булгарин ежегодно выпускает по одной птице на волю.
   Обдумывал план своих воспоминаний. Говоря с молодыми литераторами, он утверждал, что существенной разницы между ним и Пушкиным не было.
   - Всегда оба старались быть полезными по начальству.
   И добавлял:
   - Только одному повезло, а другому - шиш.
   И, наконец, конфиденциально наклоняясь к собеседнику, говорил на ухо:
   - А препустой был человек.
   Теперь Фаддея Венедиктовича посетили по важному делу.
   Пришли трое: полковник особого корпуса жандармов, поручик Кошкуль 2-й и одно из статских лиц.
   От Фаддея Венедиктовича просили и ждали помощи как от редактора "Северной пчелы", чтобы успокоить умы.
   Фаддей Венедиктович попросил поручика Кошкуля 2-го подробно описать все происшествие и с пером в руке стал думать. Все трое с невольным уважением следили за переменами его лица, понимая, что это вдохновение.
   Фаддей Венедиктович хлопал глазами. Глаза его были без ресниц, в больших очках.
   Он стал рассуждать вслух:
   - Представить можно, что две бешеные собаки напали, а отрок храбро... Нет, не годится.
   - Можно также себе представить, что два волка из соседних деревень забежали... Волки - это весьма годится, это романтично... А отрок... нет, не годится...
   Все оказывалось неудобным и не годилось по той простой причине, что император был образцом для всего. Так, например, статья о том, что на императора напали две бешеные собаки, а отрок храбро оказал им отпор, была бы очень прилична, но не годилась: если уж на императора напали, то других и подавно покусают.
   Рассказ о двух волках из соседних деревень был романтичен, но несовместим с уличным движением. Замена лисицами обессмысливала вмешательство отрока.
   Вдруг взгляд Фаддея Венедиктовича остановился.
   - А ну-косе, благодетель, попрошу, - сказал он поручику Кошкулю 2-му, - извольте-с начертить мне план происшествия. На этом лоскуточке.
   Поручик Кошкуль 2-й обозначил пустырь, будку, питейное заведение, сани государя императора.
   - Попрошу реку, - сказал нетерпеливо Фаддей Венедиктович.
   Поручик сбоку отчеркнул реку.
   Тогда Фаддей Венедиктович описал за чертой кружок, а внутри кружка с размаху поставил точку и написал "У".
   - Утопающая, - пояснил он ничего не понимающему поручику Кошкулю 2-му, - в проруби.
   31
   Назавтра же в "Северной пчеле" появился в отделе "Народные нравы" фельетон под названием: "Чудо-ребенок, или Спасение утопающих, вознагражденное монархом".
   На окраине столицы (рассказывалось там) в реке Большой Невке молодая крестьянская девица брала ежедневно воду из проруби. Вдруг - кррах! Неверный лед подломился и рухнул под ее ногами. Несчастная, не видя ниоткуда спасения, погрузилась в воду. Она издает только время от времени протяжный вопль и смотрит со слезами в открытое небо. Но провидение!.. Она слышит над собой чей-то голос - к ней спешат на помощь. То был отрок, малолетный г. Витушишников, проживающий на 22-й линии Васильевского острова с престарелым отцом своим, коллежским регистратором Витушишниковым. Будучи ребенком, он спешил для детских забав на Петербургскую часть, но, услышав жалобные вопли, повинуясь голосу сердца, обратился на помощь погибающей. Однако неокрепшие руки отрока не в силах были удержать жертву. Казалось, и девица и юный спаситель равно изнемогали. Но монарх, в неусыпных своих попечениях проезжая мимо, услышал вопль невинности и, подобно пращуру своему, простер покров помощи...
   Вскоре спасенные отогревались в будке градских стражей, и жизнь их ныне объявлена вне опасности. Провидение!..
   В знак исторического сего дня не замедлится прибитием памятная доска на будке градских стражей - в память отдаленным потомкам.
   Принимая близкое участие в жизни чудо-ребенка г. Витушишникова, редакция объявляет сбор доброхотных пожертвований на приобретение дома для него. Устроителем счастия вызвался быть г. поручик Кошкуль 2-й, который заведует сборами при помещении газеты "Северная пчела".
   На доброхотные сборы согласие изъявили: его высокоблагородие г. Алякринский - 3 рубля серебром; его высокоблагородие г. Булгарин - 1 рубль серебром; его благородие г. поручик Кошкуль 2-й - 1 рубль серебром; коммерции советник Родоканаки - 200 рублей серебром.
   Тут же принимается подписка на изящное издание со 100 картинками исторического нравоописательного романа: "Победа от обеда. Очерки нравов XVII века". Сочинение г. Ф. В. Булгарина.
   32
   И все же успокоение не наступило.
   Император услышал фамилию Родоканаки. Это была новая, доселе не встречавшаяся фамилия. Император спросил у церемониймейстера де Рибопьера. Всегда откровенный Рибопьер ответил ему честным недоумением. Он знал только две сходных фамилии: Родофиникин и Роде; о последней, как принадлежащей музыканту, в разговоре не упомянул. Из камергеров не оказалось знающих Родоканаки или желающих в этом сознаться. По виду фамилия была, впрочем, греческая.
   Греческий посол, приятель Рибопьера, был немец, говорил по-немецки, родился в Баварии, был на лучшем счету у короля Отто и вообще не был знаком с греческими фамилиями.
   С холодным видом император внезапно спросил во время доклада графа Клейнмихеля:
   - Что такое Родоканаки?
   Графу Клейнмихелю показалось, что его в чем-то подозревают.
   - Не знаю, ваше величество.
   - А я знаю, - сказал государь.
   Клейнмихель побледнел, однако государь действительно не знал, кто такой, или, как он сказал, что такое Родоканаки.
   К концу дня он наконец добился ответа. Родоканаки оказался совершенно частным лицом, откупщиком, имеющим смелость проживать противу конных казарм. С тайным содроганием император повторил:
   - Родоканаки!
   Он решился на крайние меры.
   33
   Был вызван министр двора. Император спросил у него ведомости о расходах. Просмотрев, остался недоволен и вздохнул:
   - Я не могу тратить столько денег. Возьмите от меня эту маппу.
   Он потребовал уменьшения количества свечей в люстрах, в каждой на две, что по всему дворцу давало экономию в свечах. Запросив ежедневные обеденные меню, собственноручно вычеркнул бланманже.
   - Я требую, ты слышишь, требую, чтобы в государстве не было долгов, сказал он, глядя в упор на министра.
   Дворец притих.
   Выйдя в Аполлонову залу, император вдруг велел убрать статую Силена.
   - Это пьяный грек, - сказал он.
   Вечером услышали старинную фразу, которая заставила побледнеть:
   - Le sang coulera! 1
   1 Прольется кровь! (франц.). 504
   34
   Родоканаки совершил свой поступок в надежде, что дело скоро разъяснится. Он вовсе не собирался прекращать откупные операции. Сохраняя все привычки и наружное спокойствие, Родоканаки был внутренне не спокоен и даже проигрался в Экономическом клубе. Хуже всего было то, что в своих действиях он был связан с другими лицами. Очень шаток был Уткин, по мнению Родоканаки, готовый продать в любую минуту. Лихарев стал молчалив, барон Фитингоф (подставное лицо) - излишне развязен.
   Все это сказалось ужо в том, что все они, не исключая и самого Родоканаки, стали, точно сговорясь, прибавлять к имени Конаки ругательное словцо:
   - Когда болван Конаки еще был на свободе...
   - Что бы этой дурынде Конаки подумать...
   - Вы помните, в клубе, когда еще оболтус Конаки обожрался севрюжиной...
   Их жертва, принесенная такой мизерной личности, начинала казаться им самим смешной, дурацкой и совершенно неуместной. И, ничего пока не говоря друг другу, они говорили своим, а то и чужим женам:
   - Ввязались с этим подлецом Конаки...
   Они даже преувеличивали свою жертву, потому что откупные операции не были прекращены, а были только словесные и отчасти письменные, правда далеко зашедшие действия. Колебания биржи заняли, впрочем, на некоторое время все их силы и воображение. Все играли на понижение, даже Конаки из тюрьмы давал указания Конаки-сыновьям, какие бумаги продавать.
   Все питейные деятели безропотно прислали следуемые с них доброхотные даяния в "Северную пчелу".
   Родоканаки сказал при этом.
   - Это другое дело. Это ребенок. По ночам он жевал малагу.
   Он составлял комбинации.
   Между тем министр Вронченко, если и не засел в публичном доме на Мещанской улице, как о том ложно доносил французский агент, то во всяком случае действительно уделял все свое внимание и свободное время Жанетте с Искусственных минеральных вод, уже вернувшейся с гастролей и приступившей к исполнению своих обязанностей.
   Не имея, после исторической фразы, точных инструкций, а с другой стороны, видя нежелание откупных деятелей примириться с изъятием Конаки, тайный советник Вронченко как бы повис в воздухе и с тупым равнодушием наблюдал колебания биржи.
   Министерство финансов, так сказать, отправляло свои естественные ежедневные потребности чисто механически, ничем не одушевляемое, чиновники приходили, уходили, комиссии заседали, но дух отлетел.
   В этот период безвременья лихорадочную деятельность развил поручик Кошкуль 2-й. Подписка на приобретение дома для чудо-ребенка шла хорошо. Его благородие Мендт фон - 1 рубль серебром, мать семейства г-жа N - 1 рубль серебром, купец 2-й гильдии Мякин - 10 рублей серебром.
   35
   И счастие его устроилось.
   Был высмотрен на Крестовском острове маленький домик и куплен у бабы, коей принадлежал. Приглашен был художник, который изукрасил крышу резьбой наподобие кружев, а ставни искусно расписал цветками в горшках и снопах. Получился такой домик, в котором как бы самой природой назначено жить инвалиду, состарившемуся на царской службе, а ныне скромно воспитывающему своего сына. На оставшиеся деньги поручик Кошкуль 2-й купил малолетному г. Витушишникову барабан, чтобы ребенок мог учиться в свободное время барабанной трели. Барабан был отличный, со звуком светлого и пронзительного тона. Обо всем этом было сообщено подписчикам и читателям "Северной пчелы" в отделе С.-Петербургских происшествий.
   Больше всего возни было с отцом, коллежским регистратором Витушишниковым. Прежде всего он вовсе не оказался таким престарелым, как предполагалось. Затем воспротивился переселению на Крестовский остров, где отныне должен был исправлять обязанности отца.
   Ссылался при этом на доводы такого характера, что ему далеко будет с Крестовского острова на службу, что он живет на Васильевском острове семнадцать лет и т. п. Поручику Кошкулю 2-му пришлось даже прикрикнуть на него. С другой стороны, поручик прельстил его курятником, имевшимся при доме, где можно будет содержать кур.
   По переезде малолетный Витушишников научился бойко барабанить зорю. Его сразу же было решено отдать в одно из закрытых военно-учебных заведений.
   Затем разыгрался эпизод, о котором упоминает один из историков.
   Молодые великие княжны совершенно случайно на прогулке проезжали мимо домика, где жил малолетный г. Витушишников со своим престарелым отцом-инвалидом. Отрок стоял у ворот, одетый в мундирчик закрытого военно-учебного заведения, и, завидя проезжающих, ударил барабанную дробь. Тут же стоящий инвалид-отец поднес великим княжнам на простом блюде, покрытом чистым полотенцем с кружевами, хлеб-соль.
   Между тем не была забыта и будка градских стражей. На ней над самым окошком воздвиглась простая белая мраморная доска с золотыми буквами: "Император Николай I изволил удостоить эту будку своим посещением в день 12-го февраля 184...-го года и присутствовать при отогревании утопающей".
   36
   Граф Клейнмихель был в упадке. Выгнанный за выражение "финансовая смета", непозволительно проворонив случай с вопросом о Родоканаки, он видимо опустился. С трудом принуждал себя бриться, порос рыжим пухом. Ему ставили припарки, давали грудные порошки, его непрерывно тошнило. Появились признаки геморроидального состояния. Изредка электрикомагнитический аппарат принимал слабые стуки. В минутной надежде на то, что стучит император, граф бросался в телеграфную каморку, отталкивал дежурного офицера, но аппарат затихал. То ли воля императора, то ли действие атмосферных колебаний. При всем том был еще обременен обязанностями. Как раз в это время решался трудный вопрос о железнодорожных тендерах. Граф всегда считал тендера особым видом морских шлюпок и теперь решительно не знал, что делать с ними на суше. А суммы требовались большие.
   Приезжавшая к графу его сестра, пожилая девушка, видя брата в отчаянном состоянии, просила его пойти в кирку помолиться.
   Граф ответил ей, что в кирку не пойдет, потому что Лютер - скотина.
   - Православие, самодержавие и народность, - сказал он потрясенной девушке, - а Лютер - скотина.
   37
   Министерство двора сосредоточивало в себе фрейлинскую часть, императорскую Академию художеств, охоту, духовенство и конюшенную часть. Заведующий государственным коннозаводством Левашов быстрым шепотом говорил:
   - Стать, стать и стать, милостивые государи! Какая стать! Какие статьи! Бока!
   Прусский художник Франц Крюге, которого специально приглашали из-за границы писать портреты, говорил о знаменитой Фаворитке:
   - Главное ноги; поджарость ног - признак породы. Овальный круп и крутые бока.
   Опытная камер-фрау Баранова так определяла состояние и служение фрейлин:
   - Фимиам. Готика, готика, готика. Вы слышите запах?
   Камер-фрау Баранова учила молоденьких фрейлин твердости. В Петергофе, в домике императрицы, куда она иногда заезжала, было чрезвычайно сыро, капало со стен. Домик напоминал более всего античный небольшой храм, но был устроен на крошечном острове среди озера, ранее бывшего болотом.
   В этом озере была поставлена гипсовая статуя девушки, которую воды омывали ниже пояса. Когда какая-нибудь фрейлина жаловалась на сырость, камер-фрау брала ее за руку и указывала на статую:
   - Учитесь у нее, - говорила она.
   Император убрал домик разными вещами античного характера. Были сделаны точные копии с лампад, открытых при раскопках языческого города Помпеи, засыпанного пеплом вскоре после рождества Христова. К общему скандалу, все лампады оказались крайне двусмысленного вида и вызывали на неописуемое сравнение. Фрейлинам было раз навсегда запрещено об этом думать, а по своему призванию они даже не могли знать о предметах сравнения.
   Камер-фрау Баранова объяснила им лампады.