Страница:
«Первый виртуальный экран. Приоритетное сообщение: сигнал бедствия передан, сигнал принят с подтверждением через 0,3 секунды. Время прибытия спасательного средства в диапазоне пятнадцать минут. Для облегчения поиска по маяку оставайтесь на месте».
Из-за скалы выплыло темное пятно. Оно повисло над моей головой и вдруг меня накрыл ослепительный конус света, потом сверху упал хобот, с клейкими лепестками на конце. Пятно уцепило меня этим «хоботом» и резко потянуло вверх, да так, что мои потроха чуть внизу не остались.
И вот я внутри пятна. Стало быть не пятно это, а воздушный корабль. Вокруг с полдесятка мужиков, покрытых той же самой «квазиживой» плесенью, что и я, только зеленой. А помимо плесени на них были еще зеленые береты.
Тот, что с тремя крупными звездами на берете, – видимо, главный.
– Я – командир корабля капитан-лейтенант Келарев, – говорит он. – Судя по параметрам сигнала с вашего маяка, вы имеет отношение к нашей военной разведке. Остальное неясно. Начнем с начала. Ваша фамилия, звание, воинская часть?
Люди тут серьезные и отвечать надо серьезно. А у меня в голове царит кавардак. Перед внутренним взором появляется то перестрелка с интернационалистами на Бадахшане, то прорыв в тыл брито-индийских войск у Пешавара, то ледовое побоище на Чудском озере, когда западные тартары были разбиты нашими ратниками. Еще как будто припоминаю наступление отрядов атамана Дутова на Астрахань, переход гвардейского казачьего полка через Гиндукуш и погоню московской конницы за монголами – они уводили полоняников по рязанскому шляху…
– Меня зовут Сенцов, – отозвался я.
– Тестирующая система, проверить поступивший живой объект на заражение, – распорядился командир. – Лейтенант Пантелеев, займитесь анализом данных.
Ко мне подкатился цилиндр и, раскрывшись, словно цветок, образовал кресло с подлокотниками и подголовником. Я не заметил никаких движущихся частей, соединений, стыков, отдельных деталей. Цилиндр, превратившийся в кресло, состоял из одного куска изменчивого вещества. Делать нечего, уселся я в это чертово кресло, ожидая, что сейчас оно меня схватит и начнет выдавливать признательные показания. Ничего такого не случилось. Кресло лишь выпустило несколько «щупальцев», которые стали исполнять возле моих висков змеиный танец.
Ну, попляшите, милые, а я пока посплю часок… В голову вдруг какая-то ясность пришла. А потом хлынул поток воспоминаний, быстрый, неудержимый – словно из полной бочки выбили пробку. Так я познакомился с событиями собственной жизни.
Я родился в старинном городе Тьмутаракань. Сразу после рождения был записан в национальную казачью гвардию, поскольку предки мои вместе с атаманом Дежневым осваивали Аляску и Калифорнию.
Ученые тогда говорили, что России крупно повезло в историческом плане. В то время как Западная Европа была на задворках, через нашу страну проходил балтийско-черноморский и балтийско-каспийский пути. Мы всего лишь раз попали под мощный удар – когда в тринадцатом веке явился из глубины степей хан Батый со своей ордой. Но князь Александр Ярославич, собрав в кулак доселе разрозненные силы русских, разгромил монголов под городом Козельском и сжег их осадные орудия греческим огнем. Мы снова восстановили контроль над важнейшими торговыми путями и раньше всех европейцев проникли в Китай и Индию. Ресурсы Востока способствовали нашей индустриальной революции. Когда в Индию и Китай приплыли корабли английской ост-индской компании, там их ждали наши казаки – торгуй, но не балуй. Когда британец приплыл в Африку за рабами для американских плантаций, там уже ждал его казачий урядник: не трожь, не твое, а полезешь – запорю.
У нас на сто лет раньше, чем в Европе, появились паровые машины и механические сеялки, на пятьдесят раньше – электродвигатели и унитазы, на двадцать пять – автомобили и компьютеры. Мы первыми создали квазиживые биополимерные материалы и дальше всех ушли в области молекулярной и кристаллической механики. Этому способствовало наше умение концентрироваться на важнейших направлениях и мобилизовывать свои силы в нужный момент. Благодаря нашему техническому превосходству весь остальной мир охотно превратился в Российское содружество наций, отринув власть транснациональных финансовых воротил.
Но пару десятилетий назад что-то разладилось в оркестре. В нашей стране, как и во всем Содружестве, появилась масса людей, которая упрямо отвергала дисциплину и какой-либо труд. Чтобы не «помогать властям», эти «героические женщины и мужчины» принципиально жили только на социальные пособия, называя себя «борцами за свободу». Но поскольку таких борцов становилось все больше, пособия начали таять. Тогда борцы за свободу занялись изучением нелегального рынка психоделиков и выбросили на него принципиально новый товар. Это были нейроконнекторы и нейрософт – средства прямого подключения к мозгу. Их вводили в организм человека в дисперсном виде, как порошок или коллоидный раствор – применялась и инъекции непосредственно в мозг, через микроиглу. Там эти средства образовывали диффузные структуры, которые распространялись в нервной ткани и внедрялись в нервные центры.
За этими криминальными новациями стояли те самые транснациональные финансовые воротилы, которые были сокрушены Российским содружеством наций.
А потом борцы за свободу совершили то, что привело к падению нашего общества. Они применили дисперсный нейрософт, распыляемый в воздухе. Средства прямого воздействия на мозг распространялись воздушно-капельным путем, словно бубонная чума и грипп-испанка. Проникая в кровь, эти средства вели себя как вирусы, реплицируясь и распространяясь, и в итоге образуя диффузные структуры в мозгу. Как вирусы, воздушно-капельным путем, передавались они от человека к человеку. У «борцов» это называлось «эпидемией свободы».
«Заражение свободой» я изучил на собственной шкуре. И это было похуже, чем получить финку в живот, пулю или осколок.
Человек, вдохнувший дисперсный нейрософт, сперва начинал видеть особые сны. Эти сны были слепками с реальности, только в них человек становился хладнокровной рептилией. А когда он просыпался, то был уже не такой, как прежде. Исчезали все прежние привязанности, к родителям, к детям, к родине, чувство долга, понимание, что можно, и что нельзя. Теперь человек чувствовал только обиду – ему не дали всего, что ему положено.
Наши враги называли это состояние «духовной свободой». А на самом деле диффузный нейрософт, поразивший мозг, возбуждал затылочные его доли, доставшиеся нам от времени динозавров. Проснувшаяся в человеке рептилия хотела только удовлетворения своих желаний. Главным словом теперь было «хочу».
После заражения дисперсным нейрософтом у вас имелась лишь одна неделя, чтобы избавиться от него при помощи интракорпоральных «чистильщиков». Я решился на эту болезненную процедуру, и армия микромашин прошлась по моему мозгу, уничтожая своими мечами-энзимами элементы нейрософта. Но я скорее оказался исключением.
Рептилией быть хорошо и приятно – так показалось очень многим.
Они называли себя красиво – «инакомыслящие», «свободные люди». Ну, а мы их—Ящерами, чтобы не забывать о сути.
Ящеры шастали по домам в роли бродячих проповедников, вещая о приходе новой реальности и закате старого мира, заодно проверяя, кто из обывателей уже заражен нейрософтом и готов к восприятию «свежих идей».
Если вы спускали Ящера с лестницы, то на следующую ночь дома вас могли ждать большие неприятности. Например, ядовитые пиявки, снабженные примитивным нейрософтом для выполнения одной-единственной программы – кусать. Так что при виде проповедников в любом случае у вас на лице появлялась заискивающая улыбка.
Ящеры мало-помалу захватывали городские кварталы, подземные коммуникации, подвалы и чердаки. Полицейские и военные операции против Ящеров редко приводили к успеху, ведь у них везде были агенты – люди, вольно или невольно подвергшиеся нейропрограммированию. С ними оказалась повязана куча свободолюбцев, требовавших «прекращения репрессий». Жесткая борьба против Ящеров вызывала осуждающий вой в прессе и склоки в политической верхушке. А потом пришел день, когда вдруг рухнула мировая финансовая система, потому что банкиры и клерки всего мира оказались заражены нейрософтом. Когда эта система заработала снова – мир уже подчинялся Ящерам…
Ящерам не надо было собираться толпой, они и так всегда были вместе – соединенные нейрософтом и коммуникационными сетями, что базировались на пылевых носителях.
Каждую неделю у Ящеров менялся «тренд». Вместе с ним они меняли партнеров, виды полового удовлетворения, наружность, расположение гениталий, стиль одежды и мебели – хотя мне они запомнились по стилю японской «манги».
Их тела стали биоконструкторами. Геночипы превратили их в гермафродитов. Таких гермафродитов не придумал не один фантаст. Экс-женщины были снабжены яйцекладом, с помощью которого они могли извергать оплодотворенные и неоплодтворенные яйцеклетки в брюшную полость экс-мужчин, где из утолщения толстого кишечника была образована матка…
Под Ящеров подстраивались СМИ, называя это «политкор-ректностью». Ученые переписали под них историю, которая стала теперь историей борьбы свободолюбивых Ящеров против тирании. Все фабрики и заводы мира работали на Ящеров – у них ведь был такой разнообразный, обширный, платежоспо-собный спрос. Банки выдавали им любые кредиты. Любой политик, от махараджи до премьер-министра, делал только то, что хотели Ящеры. Литературные негры писали от их имени романы и сценарии, режиссеры чутко улавливали в этих сценариях «дух перемен».
Тот, кто не хотел работать на Ящеров, просто исчезал – абсолютно бесследно, будто проваливался в преисподнюю, словно ему не было места на этом свете.
А когда Ящеров стало слишком много, и мир уже не мог удовлетворить все их желания, начали исчезать и они.
Закрывались заводы и университеты, поля зарастали сорняками, на месте супермаркетов оставались только тлеющие груды бесполезных вещей. Мир обезлюдел. На место людей, самолетов, автомобилей приходили странные объекты. Они были известны человечеству уже много тысячелетий. Раньше их называли летающими змеями и драконами, позднее – летающими тарелками и НЛО. Люди исчезали, падало поголовье Ящеров, а число странных объектов увеличилось на порядки и продолжало расти и множиться.
Уцелеть можно было только в самых заброшенных уголках мира на Тянь-Шане, в Андах и Гималаях, в Бадахшане… Ученые, продолжавшие работать в горных кишлаках, дали странным объектам другое название – «дырки». Согласно «теории дырок» любой высокоорганизованный объект принадлежит сразу нескольким мирам. Это наиболее выгодная схема существования сложной материи – с точки зрения устойчивости. Такая схема гарантирует, что энергия, потраченная на превращение примитивной материи в сложную, не была израсходована напрасно. Но если какой-то мир уже не поддерживает устойчивость высокоорганизованного объекта, этот объект перестает ему принадлежать. Сразу, рывком. На его месте образуется «дырка»…
– Капитан, с вероятностью 0,91 можно утверждать, что этот живой объект заражен. Анализ электрической активности мозга показал следы диффузного нейрософта, – объявил Пантелеев.
– Значит, Ящер. Мне этот тип сразу не понравился, – задумчиво произнес капитан-лейтенант. Наверное, он решал – пристрелить меня или выбросить за борт.
– Проверьте своих людей, – сказал я.
– Что? – командир подошел ко мне вплотную. Я подумал, что капитан-лейтенант сейчас меня ударит, но он только спросил:
– Как я должен их проверить?
– Проверьте их точно так же, как и меня. Командир корабля неожиданно согласился.
– Это естественная мысль…
– Обнаружены низколетящие цели!. Азимут двести восемьдесят, угол двадцать, дистанция сорок, – доложила система слежения мягким девичьим голосом. Рубка сразу заполнилась людьми, а система визуализации создала десятки виртуальных экранов. «Низколетящие цели» были показаны на них во всех ракурсах. Плоские, похожие на голову кобры, с цилиндрическим утолщением посередине.
Эти «кобры» перемещались как будто бессмысленно, но при этом быстро приближаясь к нам.
Кто-то из экипажа спросил густым тревожным голосом:
– Командир, почему мы не атакуем? Давайте жахнем ракетами левого борта.
Капитан-лейтенант Келарев отозвался лишь невнятным хмыканьем, но я все уловил. Цели—типичные «странные объекты», стрелять по которым – лишь бездарно расходовать боезапас.
На дистанции в двадцать километров все «кобры» исчезли.
– Вы не забыли про тестирование? – напомнил я командиру корабля.
– Я забываю только то, что нужно забыть, – отозвался капитан-лейтенант, но вызвал тестирующую систему.
– Лейтенант Пантелеев, вы – первый.
Через несколько минут лейтенант посерел. Может, он еще и обделался от страха (этому имелись косвенные признаки). Дотошная тестирующая система показала присутствие у него в мозгу диффузного нейрософта.
– Мне жаль, – рука командира потянулась к кобуре.
– Лучше куда-нибудь заприте Ящера номер два и продолжайте банкет, – торопливо вмешался я. – Главное – уловить тенденцию.
Пантелееву всадили парализующий луч из сквизера и в обмякшем виде отправили в пустой ящик из-под боеприпасов.
Проверка доставила большие неприятности еще двум сержантам, рядовому стрелку и офицеру-штурману, показав у них диффузный нейрософт. Все они были парализованы и загружены в оружейные и боеприпасные ящики.
– Теперь ваша очередь, господин капитан-лейтенант, – сказал я, с трудом удерживая лицевые мышцы от улыбки. – Передайте, пожалуйста, сквизер первому пилоту.
Командир, чувствовалось, что занервничал, хотя и сохранял бронзовую невозмутимость лица.
Суровый тестер показал наличие нейрософта и в его мозгу. Бледность поплыла по щекам капитана-лейтенанта.
– Кто вы? – вдруг спросил он меня.
– Сотник Сенцов. Я не подчиняюсь ни командованию седьмого мобильного дивизиона, ни штабу второй эскадры. Дальнейшие сведения вы можете получить, только связавшись с абонентом 2348 в управлении стратегической разведки.
– Мы не можем связаться с абонентом в управлении стратегической разведки, потому что находимся на боевом патрулировании, – отрезал капитан-лейтенант. – Хорошо, я передам командование кораблем первому пилоту. Пусть он меня парализует, а еще лучше – просто уничтожит.
– В этот момент зрители начинают плакать. Не торопитесь, первый пилот может быть также заражен. А что, если ваша тестирующая система функционирует неправильно? По простому говоря, криво фурычит.
Капитан-лейтенант вместо того, чтобы ухватиться за эту спасительную мысль, еще и запротестовал:
– Не верю. У тестирующей системы многократное дублирование всех схем и программного обеспечения.
– Я имею в виду, что тестирующая система не может понять состояния нашего мозга и считает, что причина этому – диффузный нейрософт. А давайте представим, что в мозгу у меня и у вас есть эти самые «дырки» – зоны, выключенные из нашей реальности, принадлежащие уже другому миру.
– Вы хотите сказать, что мы обречены?
– Я хочу сказать, что всегда есть надежда. Возвращайтесь на базу, командир.
Виртуальные экраны показывали, как корабль стелется над горами, а пилот вместе с бортовым компьютером прокладывает курс по звездам и другим естественным ориентирам – ведь «странные объекты» уничтожили как искусственные спутники Земли, так и наземные навигационные системы. Корабль вдруг устремился прямо к одной из горных вершин Бадахшана, еще секунда – и он врежется в сплошную скальную стену. Я зажмурил глаза, но раскрылся шлюз, мы промчались по тоннелю и опустились на палубу в ангаре размером с три футбольных поля.
Через час вместе с директором стратегической разведки полковником Суздальцевым и другими высокопоставленными персонами я находился в кабинете председателя Российского содружества наций, господина Иловайского.
Обладатель пышного звания расхаживал по дубовому паркету и думал вслух, ожидая подсказок подчиненных.
– Итак, сотник Сенцов, вы уверяете, что проникли в три вполне настоящие реальности, где наши приятели-Ящеры еще ничего не испортили.
– Именно так, господин председатель.
– Я все-таки не понимаю физики этого дела, – пожаловался высокий руководитель. – Чем отличаются другие реальности от нашей? За что нам весь этот геморрой?
– Я не думаю, что есть смысл долго и нудно излагать теорию физических множеств, – сказал глава научного совета, главнаучс. – Любая реальность – это множество материальных элементов. Две или несколько реальностей могут иметь общее множество материальных элементов. И это энергетически выгодно для сложной высокоорганизованной материи, это просто необходимо ей для противостояния энтропии. Но если какая-то реальность перестает поддерживать устойчивость высокоорганизованных объектов, она их теряет. Увы, это полностью наш случай. Сегодня наш мир теряет объекты, и на их месте возникают «дырки». Эти «дырки» могут быть где угодно, в том числе в нас самих.
– Если б мы вовремя уничтожили Ящеров, ничего бы этого не было. Никаких дырок в мозгах, – не выдержал министр обороны.
– Послушайте, сейчас речь не об этом, – сказал главнаучс, мимикой продемонстрировав свое отношение к солдафону.
– Как не об этом? Вы сами, милейший, часами говорили про «антропный фактор», тот, который дает энергию высокоорганизованной материи. А Ящеры, загадив мозги населению, этот самый «антропный фактор» уничтожили. Вешать их надо было, а не сопли по пиджакам распускать. Петлю Ящеру на шею, и еще за ноги подергать для надежности. Как вешали татей окаянных наши предки.
– Сотник Сенцов проник в три совершенно самостоятельные реальности, – сменил тему разговора директор разведки. – Проник и вернулся. Его антропный фактор может открыть нам ворота в другую реальность.
– Но ведь мы и так попадем в эту другую реальность, если все объекты мало-помалу захватываются ей, – заметил Иловайский – Человек – слишком сложно организованная система, он не может переходить из реальности в реальность по кускам, заполняясь «дырками».
– А что у нас с гиперкомпьютером? – спросил Иловайский.
– Он сейчас решает задачу, есть ли в нем «дырки», – отозвался главнаучс.
– Пусть прервется. Вложите в этот черный ящик сведения Сенцова и получите координаты «ворот» в другие реальности.
– Но… – главнаучс хотел, наверное, рассказать о тонкостях вычислений на квантовом гиперкомпьютере.
– Никаких «но», только «да».
Через сутки в сторону предполагаемой границы реальностей вылетела эскадра. На флагманском корабле находился я вместе с директором разведки полковником Суздальцевым, здесь же был председатель Иловайский и главнаучс в виде своего цифрового двойника. Впереди летел разведывательный корабль под командованием капитан-лейтенанта Келарева.
Под нами проносились снежные вершины и серые каменистые склоны. Гиперкомпьютер, который был распределен по кораблям эскадры, определял наши истинные координаты и курс.
То, что мы приближаемся к нужной точке, стало понятно, когда локаторы засекли «хвост» из «странных объектов».
– Они хорошо подставились, – обрадовался военный министр. – Сейчас дадим залп мегаваттными импульсниками с флагмана.
– Антропный фактор должен проявляться не так, – заметил дигитальный главнаучс, а гиперкомпьютер сообщил, что мы уже в «воротах», которые распахнулись шире, чем показывали расчеты. Гипер еще стал доказывать, что имел право на ошибку…
Мы вышли из реальности сразу, рывком. Для тех кораблей, что еще не влетели в «ворота», мы наверняка предстали в виде странного объекта, то есть «дырки».
Во мгле, испещренной светящимися точками, я пытался найти нужный мне выход.
Пусть я и «высокоорганизованная материя», обладающая «антропным фактором», но каждая реальность хочет приспособить меня к себе, чтобы не потерять устойчивость.
Можно легко стать гандистом, интернационалистом, капиталистом, Ящером, животным или растением. Вместе с растениями очаровывать насекомых и всасывать солнечное сияние. Вместе с волками чувствовать трепещущую кровь добычи и мощь стаи. Вместе с интернационалистами чаять всемирного братства пролетариев. Вместе с гандистами жаждать пробуждения спящей Азии. Вместе с западными тартарами и восточными монголами вести своих коней до самых далеких рек и морей. Вместе с Ящерами желать все и вся.
5
Из-за скалы выплыло темное пятно. Оно повисло над моей головой и вдруг меня накрыл ослепительный конус света, потом сверху упал хобот, с клейкими лепестками на конце. Пятно уцепило меня этим «хоботом» и резко потянуло вверх, да так, что мои потроха чуть внизу не остались.
И вот я внутри пятна. Стало быть не пятно это, а воздушный корабль. Вокруг с полдесятка мужиков, покрытых той же самой «квазиживой» плесенью, что и я, только зеленой. А помимо плесени на них были еще зеленые береты.
Тот, что с тремя крупными звездами на берете, – видимо, главный.
– Я – командир корабля капитан-лейтенант Келарев, – говорит он. – Судя по параметрам сигнала с вашего маяка, вы имеет отношение к нашей военной разведке. Остальное неясно. Начнем с начала. Ваша фамилия, звание, воинская часть?
Люди тут серьезные и отвечать надо серьезно. А у меня в голове царит кавардак. Перед внутренним взором появляется то перестрелка с интернационалистами на Бадахшане, то прорыв в тыл брито-индийских войск у Пешавара, то ледовое побоище на Чудском озере, когда западные тартары были разбиты нашими ратниками. Еще как будто припоминаю наступление отрядов атамана Дутова на Астрахань, переход гвардейского казачьего полка через Гиндукуш и погоню московской конницы за монголами – они уводили полоняников по рязанскому шляху…
– Меня зовут Сенцов, – отозвался я.
– Тестирующая система, проверить поступивший живой объект на заражение, – распорядился командир. – Лейтенант Пантелеев, займитесь анализом данных.
Ко мне подкатился цилиндр и, раскрывшись, словно цветок, образовал кресло с подлокотниками и подголовником. Я не заметил никаких движущихся частей, соединений, стыков, отдельных деталей. Цилиндр, превратившийся в кресло, состоял из одного куска изменчивого вещества. Делать нечего, уселся я в это чертово кресло, ожидая, что сейчас оно меня схватит и начнет выдавливать признательные показания. Ничего такого не случилось. Кресло лишь выпустило несколько «щупальцев», которые стали исполнять возле моих висков змеиный танец.
Ну, попляшите, милые, а я пока посплю часок… В голову вдруг какая-то ясность пришла. А потом хлынул поток воспоминаний, быстрый, неудержимый – словно из полной бочки выбили пробку. Так я познакомился с событиями собственной жизни.
Я родился в старинном городе Тьмутаракань. Сразу после рождения был записан в национальную казачью гвардию, поскольку предки мои вместе с атаманом Дежневым осваивали Аляску и Калифорнию.
Ученые тогда говорили, что России крупно повезло в историческом плане. В то время как Западная Европа была на задворках, через нашу страну проходил балтийско-черноморский и балтийско-каспийский пути. Мы всего лишь раз попали под мощный удар – когда в тринадцатом веке явился из глубины степей хан Батый со своей ордой. Но князь Александр Ярославич, собрав в кулак доселе разрозненные силы русских, разгромил монголов под городом Козельском и сжег их осадные орудия греческим огнем. Мы снова восстановили контроль над важнейшими торговыми путями и раньше всех европейцев проникли в Китай и Индию. Ресурсы Востока способствовали нашей индустриальной революции. Когда в Индию и Китай приплыли корабли английской ост-индской компании, там их ждали наши казаки – торгуй, но не балуй. Когда британец приплыл в Африку за рабами для американских плантаций, там уже ждал его казачий урядник: не трожь, не твое, а полезешь – запорю.
У нас на сто лет раньше, чем в Европе, появились паровые машины и механические сеялки, на пятьдесят раньше – электродвигатели и унитазы, на двадцать пять – автомобили и компьютеры. Мы первыми создали квазиживые биополимерные материалы и дальше всех ушли в области молекулярной и кристаллической механики. Этому способствовало наше умение концентрироваться на важнейших направлениях и мобилизовывать свои силы в нужный момент. Благодаря нашему техническому превосходству весь остальной мир охотно превратился в Российское содружество наций, отринув власть транснациональных финансовых воротил.
Но пару десятилетий назад что-то разладилось в оркестре. В нашей стране, как и во всем Содружестве, появилась масса людей, которая упрямо отвергала дисциплину и какой-либо труд. Чтобы не «помогать властям», эти «героические женщины и мужчины» принципиально жили только на социальные пособия, называя себя «борцами за свободу». Но поскольку таких борцов становилось все больше, пособия начали таять. Тогда борцы за свободу занялись изучением нелегального рынка психоделиков и выбросили на него принципиально новый товар. Это были нейроконнекторы и нейрософт – средства прямого подключения к мозгу. Их вводили в организм человека в дисперсном виде, как порошок или коллоидный раствор – применялась и инъекции непосредственно в мозг, через микроиглу. Там эти средства образовывали диффузные структуры, которые распространялись в нервной ткани и внедрялись в нервные центры.
За этими криминальными новациями стояли те самые транснациональные финансовые воротилы, которые были сокрушены Российским содружеством наций.
А потом борцы за свободу совершили то, что привело к падению нашего общества. Они применили дисперсный нейрософт, распыляемый в воздухе. Средства прямого воздействия на мозг распространялись воздушно-капельным путем, словно бубонная чума и грипп-испанка. Проникая в кровь, эти средства вели себя как вирусы, реплицируясь и распространяясь, и в итоге образуя диффузные структуры в мозгу. Как вирусы, воздушно-капельным путем, передавались они от человека к человеку. У «борцов» это называлось «эпидемией свободы».
«Заражение свободой» я изучил на собственной шкуре. И это было похуже, чем получить финку в живот, пулю или осколок.
Человек, вдохнувший дисперсный нейрософт, сперва начинал видеть особые сны. Эти сны были слепками с реальности, только в них человек становился хладнокровной рептилией. А когда он просыпался, то был уже не такой, как прежде. Исчезали все прежние привязанности, к родителям, к детям, к родине, чувство долга, понимание, что можно, и что нельзя. Теперь человек чувствовал только обиду – ему не дали всего, что ему положено.
Наши враги называли это состояние «духовной свободой». А на самом деле диффузный нейрософт, поразивший мозг, возбуждал затылочные его доли, доставшиеся нам от времени динозавров. Проснувшаяся в человеке рептилия хотела только удовлетворения своих желаний. Главным словом теперь было «хочу».
После заражения дисперсным нейрософтом у вас имелась лишь одна неделя, чтобы избавиться от него при помощи интракорпоральных «чистильщиков». Я решился на эту болезненную процедуру, и армия микромашин прошлась по моему мозгу, уничтожая своими мечами-энзимами элементы нейрософта. Но я скорее оказался исключением.
Рептилией быть хорошо и приятно – так показалось очень многим.
Они называли себя красиво – «инакомыслящие», «свободные люди». Ну, а мы их—Ящерами, чтобы не забывать о сути.
Ящеры шастали по домам в роли бродячих проповедников, вещая о приходе новой реальности и закате старого мира, заодно проверяя, кто из обывателей уже заражен нейрософтом и готов к восприятию «свежих идей».
Если вы спускали Ящера с лестницы, то на следующую ночь дома вас могли ждать большие неприятности. Например, ядовитые пиявки, снабженные примитивным нейрософтом для выполнения одной-единственной программы – кусать. Так что при виде проповедников в любом случае у вас на лице появлялась заискивающая улыбка.
Ящеры мало-помалу захватывали городские кварталы, подземные коммуникации, подвалы и чердаки. Полицейские и военные операции против Ящеров редко приводили к успеху, ведь у них везде были агенты – люди, вольно или невольно подвергшиеся нейропрограммированию. С ними оказалась повязана куча свободолюбцев, требовавших «прекращения репрессий». Жесткая борьба против Ящеров вызывала осуждающий вой в прессе и склоки в политической верхушке. А потом пришел день, когда вдруг рухнула мировая финансовая система, потому что банкиры и клерки всего мира оказались заражены нейрософтом. Когда эта система заработала снова – мир уже подчинялся Ящерам…
Ящерам не надо было собираться толпой, они и так всегда были вместе – соединенные нейрософтом и коммуникационными сетями, что базировались на пылевых носителях.
Каждую неделю у Ящеров менялся «тренд». Вместе с ним они меняли партнеров, виды полового удовлетворения, наружность, расположение гениталий, стиль одежды и мебели – хотя мне они запомнились по стилю японской «манги».
Их тела стали биоконструкторами. Геночипы превратили их в гермафродитов. Таких гермафродитов не придумал не один фантаст. Экс-женщины были снабжены яйцекладом, с помощью которого они могли извергать оплодотворенные и неоплодтворенные яйцеклетки в брюшную полость экс-мужчин, где из утолщения толстого кишечника была образована матка…
Под Ящеров подстраивались СМИ, называя это «политкор-ректностью». Ученые переписали под них историю, которая стала теперь историей борьбы свободолюбивых Ящеров против тирании. Все фабрики и заводы мира работали на Ящеров – у них ведь был такой разнообразный, обширный, платежоспо-собный спрос. Банки выдавали им любые кредиты. Любой политик, от махараджи до премьер-министра, делал только то, что хотели Ящеры. Литературные негры писали от их имени романы и сценарии, режиссеры чутко улавливали в этих сценариях «дух перемен».
Тот, кто не хотел работать на Ящеров, просто исчезал – абсолютно бесследно, будто проваливался в преисподнюю, словно ему не было места на этом свете.
А когда Ящеров стало слишком много, и мир уже не мог удовлетворить все их желания, начали исчезать и они.
Закрывались заводы и университеты, поля зарастали сорняками, на месте супермаркетов оставались только тлеющие груды бесполезных вещей. Мир обезлюдел. На место людей, самолетов, автомобилей приходили странные объекты. Они были известны человечеству уже много тысячелетий. Раньше их называли летающими змеями и драконами, позднее – летающими тарелками и НЛО. Люди исчезали, падало поголовье Ящеров, а число странных объектов увеличилось на порядки и продолжало расти и множиться.
Уцелеть можно было только в самых заброшенных уголках мира на Тянь-Шане, в Андах и Гималаях, в Бадахшане… Ученые, продолжавшие работать в горных кишлаках, дали странным объектам другое название – «дырки». Согласно «теории дырок» любой высокоорганизованный объект принадлежит сразу нескольким мирам. Это наиболее выгодная схема существования сложной материи – с точки зрения устойчивости. Такая схема гарантирует, что энергия, потраченная на превращение примитивной материи в сложную, не была израсходована напрасно. Но если какой-то мир уже не поддерживает устойчивость высокоорганизованного объекта, этот объект перестает ему принадлежать. Сразу, рывком. На его месте образуется «дырка»…
– Капитан, с вероятностью 0,91 можно утверждать, что этот живой объект заражен. Анализ электрической активности мозга показал следы диффузного нейрософта, – объявил Пантелеев.
– Значит, Ящер. Мне этот тип сразу не понравился, – задумчиво произнес капитан-лейтенант. Наверное, он решал – пристрелить меня или выбросить за борт.
– Проверьте своих людей, – сказал я.
– Что? – командир подошел ко мне вплотную. Я подумал, что капитан-лейтенант сейчас меня ударит, но он только спросил:
– Как я должен их проверить?
– Проверьте их точно так же, как и меня. Командир корабля неожиданно согласился.
– Это естественная мысль…
– Обнаружены низколетящие цели!. Азимут двести восемьдесят, угол двадцать, дистанция сорок, – доложила система слежения мягким девичьим голосом. Рубка сразу заполнилась людьми, а система визуализации создала десятки виртуальных экранов. «Низколетящие цели» были показаны на них во всех ракурсах. Плоские, похожие на голову кобры, с цилиндрическим утолщением посередине.
Эти «кобры» перемещались как будто бессмысленно, но при этом быстро приближаясь к нам.
Кто-то из экипажа спросил густым тревожным голосом:
– Командир, почему мы не атакуем? Давайте жахнем ракетами левого борта.
Капитан-лейтенант Келарев отозвался лишь невнятным хмыканьем, но я все уловил. Цели—типичные «странные объекты», стрелять по которым – лишь бездарно расходовать боезапас.
На дистанции в двадцать километров все «кобры» исчезли.
– Вы не забыли про тестирование? – напомнил я командиру корабля.
– Я забываю только то, что нужно забыть, – отозвался капитан-лейтенант, но вызвал тестирующую систему.
– Лейтенант Пантелеев, вы – первый.
Через несколько минут лейтенант посерел. Может, он еще и обделался от страха (этому имелись косвенные признаки). Дотошная тестирующая система показала присутствие у него в мозгу диффузного нейрософта.
– Мне жаль, – рука командира потянулась к кобуре.
– Лучше куда-нибудь заприте Ящера номер два и продолжайте банкет, – торопливо вмешался я. – Главное – уловить тенденцию.
Пантелееву всадили парализующий луч из сквизера и в обмякшем виде отправили в пустой ящик из-под боеприпасов.
Проверка доставила большие неприятности еще двум сержантам, рядовому стрелку и офицеру-штурману, показав у них диффузный нейрософт. Все они были парализованы и загружены в оружейные и боеприпасные ящики.
– Теперь ваша очередь, господин капитан-лейтенант, – сказал я, с трудом удерживая лицевые мышцы от улыбки. – Передайте, пожалуйста, сквизер первому пилоту.
Командир, чувствовалось, что занервничал, хотя и сохранял бронзовую невозмутимость лица.
Суровый тестер показал наличие нейрософта и в его мозгу. Бледность поплыла по щекам капитана-лейтенанта.
– Кто вы? – вдруг спросил он меня.
– Сотник Сенцов. Я не подчиняюсь ни командованию седьмого мобильного дивизиона, ни штабу второй эскадры. Дальнейшие сведения вы можете получить, только связавшись с абонентом 2348 в управлении стратегической разведки.
– Мы не можем связаться с абонентом в управлении стратегической разведки, потому что находимся на боевом патрулировании, – отрезал капитан-лейтенант. – Хорошо, я передам командование кораблем первому пилоту. Пусть он меня парализует, а еще лучше – просто уничтожит.
– В этот момент зрители начинают плакать. Не торопитесь, первый пилот может быть также заражен. А что, если ваша тестирующая система функционирует неправильно? По простому говоря, криво фурычит.
Капитан-лейтенант вместо того, чтобы ухватиться за эту спасительную мысль, еще и запротестовал:
– Не верю. У тестирующей системы многократное дублирование всех схем и программного обеспечения.
– Я имею в виду, что тестирующая система не может понять состояния нашего мозга и считает, что причина этому – диффузный нейрософт. А давайте представим, что в мозгу у меня и у вас есть эти самые «дырки» – зоны, выключенные из нашей реальности, принадлежащие уже другому миру.
– Вы хотите сказать, что мы обречены?
– Я хочу сказать, что всегда есть надежда. Возвращайтесь на базу, командир.
Виртуальные экраны показывали, как корабль стелется над горами, а пилот вместе с бортовым компьютером прокладывает курс по звездам и другим естественным ориентирам – ведь «странные объекты» уничтожили как искусственные спутники Земли, так и наземные навигационные системы. Корабль вдруг устремился прямо к одной из горных вершин Бадахшана, еще секунда – и он врежется в сплошную скальную стену. Я зажмурил глаза, но раскрылся шлюз, мы промчались по тоннелю и опустились на палубу в ангаре размером с три футбольных поля.
Через час вместе с директором стратегической разведки полковником Суздальцевым и другими высокопоставленными персонами я находился в кабинете председателя Российского содружества наций, господина Иловайского.
Обладатель пышного звания расхаживал по дубовому паркету и думал вслух, ожидая подсказок подчиненных.
– Итак, сотник Сенцов, вы уверяете, что проникли в три вполне настоящие реальности, где наши приятели-Ящеры еще ничего не испортили.
– Именно так, господин председатель.
– Я все-таки не понимаю физики этого дела, – пожаловался высокий руководитель. – Чем отличаются другие реальности от нашей? За что нам весь этот геморрой?
– Я не думаю, что есть смысл долго и нудно излагать теорию физических множеств, – сказал глава научного совета, главнаучс. – Любая реальность – это множество материальных элементов. Две или несколько реальностей могут иметь общее множество материальных элементов. И это энергетически выгодно для сложной высокоорганизованной материи, это просто необходимо ей для противостояния энтропии. Но если какая-то реальность перестает поддерживать устойчивость высокоорганизованных объектов, она их теряет. Увы, это полностью наш случай. Сегодня наш мир теряет объекты, и на их месте возникают «дырки». Эти «дырки» могут быть где угодно, в том числе в нас самих.
– Если б мы вовремя уничтожили Ящеров, ничего бы этого не было. Никаких дырок в мозгах, – не выдержал министр обороны.
– Послушайте, сейчас речь не об этом, – сказал главнаучс, мимикой продемонстрировав свое отношение к солдафону.
– Как не об этом? Вы сами, милейший, часами говорили про «антропный фактор», тот, который дает энергию высокоорганизованной материи. А Ящеры, загадив мозги населению, этот самый «антропный фактор» уничтожили. Вешать их надо было, а не сопли по пиджакам распускать. Петлю Ящеру на шею, и еще за ноги подергать для надежности. Как вешали татей окаянных наши предки.
– Сотник Сенцов проник в три совершенно самостоятельные реальности, – сменил тему разговора директор разведки. – Проник и вернулся. Его антропный фактор может открыть нам ворота в другую реальность.
– Но ведь мы и так попадем в эту другую реальность, если все объекты мало-помалу захватываются ей, – заметил Иловайский – Человек – слишком сложно организованная система, он не может переходить из реальности в реальность по кускам, заполняясь «дырками».
– А что у нас с гиперкомпьютером? – спросил Иловайский.
– Он сейчас решает задачу, есть ли в нем «дырки», – отозвался главнаучс.
– Пусть прервется. Вложите в этот черный ящик сведения Сенцова и получите координаты «ворот» в другие реальности.
– Но… – главнаучс хотел, наверное, рассказать о тонкостях вычислений на квантовом гиперкомпьютере.
– Никаких «но», только «да».
Через сутки в сторону предполагаемой границы реальностей вылетела эскадра. На флагманском корабле находился я вместе с директором разведки полковником Суздальцевым, здесь же был председатель Иловайский и главнаучс в виде своего цифрового двойника. Впереди летел разведывательный корабль под командованием капитан-лейтенанта Келарева.
Под нами проносились снежные вершины и серые каменистые склоны. Гиперкомпьютер, который был распределен по кораблям эскадры, определял наши истинные координаты и курс.
То, что мы приближаемся к нужной точке, стало понятно, когда локаторы засекли «хвост» из «странных объектов».
– Они хорошо подставились, – обрадовался военный министр. – Сейчас дадим залп мегаваттными импульсниками с флагмана.
– Антропный фактор должен проявляться не так, – заметил дигитальный главнаучс, а гиперкомпьютер сообщил, что мы уже в «воротах», которые распахнулись шире, чем показывали расчеты. Гипер еще стал доказывать, что имел право на ошибку…
Мы вышли из реальности сразу, рывком. Для тех кораблей, что еще не влетели в «ворота», мы наверняка предстали в виде странного объекта, то есть «дырки».
Во мгле, испещренной светящимися точками, я пытался найти нужный мне выход.
Пусть я и «высокоорганизованная материя», обладающая «антропным фактором», но каждая реальность хочет приспособить меня к себе, чтобы не потерять устойчивость.
Можно легко стать гандистом, интернационалистом, капиталистом, Ящером, животным или растением. Вместе с растениями очаровывать насекомых и всасывать солнечное сияние. Вместе с волками чувствовать трепещущую кровь добычи и мощь стаи. Вместе с интернационалистами чаять всемирного братства пролетариев. Вместе с гандистами жаждать пробуждения спящей Азии. Вместе с западными тартарами и восточными монголами вести своих коней до самых далеких рек и морей. Вместе с Ящерами желать все и вся.
5
К ночи сражение за высоту между российскими и брито-индийскими войсками закончилось, гандисты принуждены были отступить с конфузией. Однако усталые русские воины наблюдали чудную игру огней в темном небе, а также вспышки и множество искр, как будто в высотах ратоборствовали ангелы, слуги божьего престола, и бесы, исчадия адские. Несколько военных священников вознесли молитвы, желая скорой победы светлому небесному воинству и поражения мерзким посланцам бездны.
Незадолго перед зарею небо вдруг окрасилось в розовые тона и наверху возникли контуры неведомой страны с горами, городами, реками и озерами, а потом все вновь заволоклось тьмой. Наблюдатели застыли в молчаливом недоумении, надеясь на божественный источник знамения.
Ближе к полудню русские войска, закрепившиеся на высоте, подверглись атаке брито-индов сразу с трех сторон. Сперва позиции были перетряхнуты тяжелой артиллерией врага, а затем густыми цепями в лоб пошла бенгальская дивизия. Со стороны перевала, сокрушив слабые егерские заграждения, хлынули красные шотландские стрелки. А с юго-западной неожиданной стороны, прямо с горной вершины, посыпались, как горох, отчаянные гурки.
Первая линия обороны русских войск была смята, и через окопы, ставшие братскими могилами, проползли танки; бенгальской пехоте даже не понадобилось вступать в ближний бой. Вторая линия обороны хлестнула наступающих плотным пулеметным огнем, да и танкам все сложнее было подниматься вверх по склону. Однако русские солдаты слышали канонаду у себя на флангах и даже в тылу, поэтому неуверенность приходила на смену упорству. И вправду, находившиеся на флангах гренадеры едва сдерживали натиск шотландских стрелков, плохо заметных в «зеленке», и гурков, едва мелькающих среди камней.
Подкрепления запаздывали. Командование корпуса тщилось принять правильное решение: бросить ли в бой резервы и попытаться отстоять высоту или же, отступив, очистить сомнительной ценности выступ фронта. Растерянность расползалась по штабным головам.
Неожиданно в штабе корпуса появился офицер в чине есаула и доложил, что готов переправить пластунов через проход в западном скальном массиве, дабы вывести их в тыл наступающим гуркам. Командующему корпуса уже не приходилось выбирать – он усилил пластунский батальон спешившимися казаками-гвардейцам, и сел ждать, мрачно вперившись в стену палатки. Через час с запада послышалась стрельба, а наступающие гурки вдруг пришли в смятение. Вскоре контратака молодцов-гренадеров превратила их в бегущее стадо. Некоторое время спустя гренадеры соединились с пластунами и ударили по оголенному левому флангу брито-индийских войск. Гандисты дрогнули, ослабли и покатились назад.
После победного боя была установлена фамилия есаула для предоставления его к Георгию. Однако сам есаул Сенцов, к прискорбию командования и сослуживцев, пропал без вести.
Джебе-нойон, как и все его верные нукеры, наблюдал за мельканием на небе пятен разного окраса и размера. В душе его подобное мельтешение не пробуждало никоих чувств, поелику никогда еще небо не вмешивалось в дела земли. Аллах потакал сильным или делал сильным того, кому желал потакать. Старые монгольские духи неба – тенгри – также любили неукротимых воинов. Пробуждала беспокойство у владетеля лишь одна мысль – как бы не упало нечто тяжелое с неба на его стан. Впрочем, едва властитель убедился, что небесные игрища никоим образом не грозят ему и его воинству, он утратил к ним всякое любопытство.
А где-то, не слишком далеко, в вечерний воздух взмыли птицы и чуть заметно задрожала земля. Потом и топот конский донесся до ушей москвитянина. Казак Ерема Сенцов спешился и спрятал своего Сивого между глыб, сам же взобрался на утес, высившийся темным шеломом над тропой.
Вскоре на тропе показалось пятеро всадников. По одежде, черным панцирям и долетавшим словам можно было признать в них слуг султана Виллизада. При них была и Гюль де Шуазель, привязанная к задней луке седла одной из лошадей. Коли доберутся посланцы Виллизада до Джебе-нойона, то все лукавое предприятие, затеянное во спасение Святой Веры и града Москвы, может погореть. Столкнуть на нукеров Виллизада большой камень? Инда придавишь одного, а остальные утыкают тебя стрелами, пущенными со своих роговых луков. И вовремя вспомянулось про мешочек с пороховым зельем, которое недавно составил для него один монах Сергиевой обители.
Едва Сенцов успел сыпануть из мешочка и провести пороховую стежку, как поблизости зацокали копыта. Высек он искру кремнем – побежал по стежке красный петушок, немедля полыхнуло и пороховое пятно на дороге. Первые лошади, захрапев, поднялись на дыбы; одна, совместно со всадником, ухнула с обрыва, другая же уронила тартара на горящую землю.
Незадолго перед зарею небо вдруг окрасилось в розовые тона и наверху возникли контуры неведомой страны с горами, городами, реками и озерами, а потом все вновь заволоклось тьмой. Наблюдатели застыли в молчаливом недоумении, надеясь на божественный источник знамения.
Ближе к полудню русские войска, закрепившиеся на высоте, подверглись атаке брито-индов сразу с трех сторон. Сперва позиции были перетряхнуты тяжелой артиллерией врага, а затем густыми цепями в лоб пошла бенгальская дивизия. Со стороны перевала, сокрушив слабые егерские заграждения, хлынули красные шотландские стрелки. А с юго-западной неожиданной стороны, прямо с горной вершины, посыпались, как горох, отчаянные гурки.
Первая линия обороны русских войск была смята, и через окопы, ставшие братскими могилами, проползли танки; бенгальской пехоте даже не понадобилось вступать в ближний бой. Вторая линия обороны хлестнула наступающих плотным пулеметным огнем, да и танкам все сложнее было подниматься вверх по склону. Однако русские солдаты слышали канонаду у себя на флангах и даже в тылу, поэтому неуверенность приходила на смену упорству. И вправду, находившиеся на флангах гренадеры едва сдерживали натиск шотландских стрелков, плохо заметных в «зеленке», и гурков, едва мелькающих среди камней.
Подкрепления запаздывали. Командование корпуса тщилось принять правильное решение: бросить ли в бой резервы и попытаться отстоять высоту или же, отступив, очистить сомнительной ценности выступ фронта. Растерянность расползалась по штабным головам.
Неожиданно в штабе корпуса появился офицер в чине есаула и доложил, что готов переправить пластунов через проход в западном скальном массиве, дабы вывести их в тыл наступающим гуркам. Командующему корпуса уже не приходилось выбирать – он усилил пластунский батальон спешившимися казаками-гвардейцам, и сел ждать, мрачно вперившись в стену палатки. Через час с запада послышалась стрельба, а наступающие гурки вдруг пришли в смятение. Вскоре контратака молодцов-гренадеров превратила их в бегущее стадо. Некоторое время спустя гренадеры соединились с пластунами и ударили по оголенному левому флангу брито-индийских войск. Гандисты дрогнули, ослабли и покатились назад.
После победного боя была установлена фамилия есаула для предоставления его к Георгию. Однако сам есаул Сенцов, к прискорбию командования и сослуживцев, пропал без вести.
Джебе-нойон, как и все его верные нукеры, наблюдал за мельканием на небе пятен разного окраса и размера. В душе его подобное мельтешение не пробуждало никоих чувств, поелику никогда еще небо не вмешивалось в дела земли. Аллах потакал сильным или делал сильным того, кому желал потакать. Старые монгольские духи неба – тенгри – также любили неукротимых воинов. Пробуждала беспокойство у владетеля лишь одна мысль – как бы не упало нечто тяжелое с неба на его стан. Впрочем, едва властитель убедился, что небесные игрища никоим образом не грозят ему и его воинству, он утратил к ним всякое любопытство.
А где-то, не слишком далеко, в вечерний воздух взмыли птицы и чуть заметно задрожала земля. Потом и топот конский донесся до ушей москвитянина. Казак Ерема Сенцов спешился и спрятал своего Сивого между глыб, сам же взобрался на утес, высившийся темным шеломом над тропой.
Вскоре на тропе показалось пятеро всадников. По одежде, черным панцирям и долетавшим словам можно было признать в них слуг султана Виллизада. При них была и Гюль де Шуазель, привязанная к задней луке седла одной из лошадей. Коли доберутся посланцы Виллизада до Джебе-нойона, то все лукавое предприятие, затеянное во спасение Святой Веры и града Москвы, может погореть. Столкнуть на нукеров Виллизада большой камень? Инда придавишь одного, а остальные утыкают тебя стрелами, пущенными со своих роговых луков. И вовремя вспомянулось про мешочек с пороховым зельем, которое недавно составил для него один монах Сергиевой обители.
Едва Сенцов успел сыпануть из мешочка и провести пороховую стежку, как поблизости зацокали копыта. Высек он искру кремнем – побежал по стежке красный петушок, немедля полыхнуло и пороховое пятно на дороге. Первые лошади, захрапев, поднялись на дыбы; одна, совместно со всадником, ухнула с обрыва, другая же уронила тартара на горящую землю.