Страница:
Женя видел на экране, как серебристая сеть окутывает голову Крякина, снижая ее температуру, а затем узелки сети, похожие на звездочки, на всех парах устремляются прямо в глубины крякинского мозга.
Кулак второго моториста разжался и опустился вниз, а затем уже раскрытая ладонь плавно направилась к Жене. Рот Крякина стал извергать странные слова.
– Ну чего ты, старичок? Вставай, Женька. Поскользнулся, да? На руку.
Тем временем в дальнем конце улочки показались грозная фигура Шмакова и зловещая фигура Зленко.
Женя встал и решительно направился к ним...
Всего через десять минут три бывших обидчика и поработителя плелись за Женей, робко предлагая свою дружбу.
– Может в шашки поиграем, Евгений?
– А ты здорово рисуешь, бля. Давай мы про тебя коллективное письмо в районную газету "Коммерсант тундры" пошлем.
– Хочешь мы тебе деньги на новые краски и кисточки одолжим?
– Нефиг тебе, Жень, дизелем заниматься, ты – творец. Я сам его чистить буду.
– А давайте споем хором, друзья... Мы с приятелем вдвоем работаем на дизеле,
он – мудак и я – мудак, ну а дизель спиздили...
– Нет, давайте такие слова больше не употреблять, потому что могут услышать дети или женщины.
...
Из пункта скупки пушнины появился Зиновий Иванович.
– Зиновий, я ж к тебе собирался,– закричал издалека Клочков.– А ты сам сюда пожаловал.
Зиновий не откликнулся.
Лишь когда Женя подошел поближе, то увидел, что глаза у охотника холодные и недобрые. Именно такие у него, когда он бьет зверя, или когда сильно напивается. Это бывает редко, но сегодня это случилось.
– Ты, блин, ко мне не лезь, Клочков. Эта паскуда в Скупке мне в душу нагадила, я с ней сейчас разбираться буду.
И Зиновий скинул с плеча двухстолку.
– А если ты ко мне лезть будешь, Евгений, то и на тебя патрона хватит. Мне ведь много амуниции не надо. Раз и в глаз.
Клочков и вспотел, и похолодел одновременно, послойно. Если раньше Зиновий и являлся в сильном подпитии в поселок, то имелись люди, чтобы ему мигом "рога обломать". Тот же Шмаков или Крякин давали охотнику "в пятак" и на том коррекция поведения завершалась. Тело обезвреженного Зиновия укладывали на нарты и везли домой, на холмы. А на следующий день старый охотник снова был милейшим человеком, с которым и о живописи, и о музыке поговорить можно.
Но сейчас и Шмаков, и Крякин, и Зленко смущенно переминались метрах в десяти от Клочкова, и робко выглядывали друг у друга из-за широких плечей.
Зиновий решительно распахнул дверь скупочной конторы.
– Иваныч!– Женя сжал стерженек.
– Ну че тебе?– ствол крупнокалиберного ружья направился на Клочкова.
"Ввиду сильной социальной дизфункции немедленно начинаю операцию по оптимизации объекта,"– сообщил бархатный голос внутри головы Клочкова, а серебристая струйка мгновенно стрельнула в глаз охотника.
– А что ребята,– сказал Зиновий выйдя из ступора.– Поехали ко мне, я ведь по Неккерману классную музыку заказал. И надо же дошла. Бах-Бетховен посреди тундры – это такой улет, даже волки подпевают.
– Спасибо, Зиновий Иванович, за приглашение. Мы, конечно, к тебе пойдем,– отозвался кто-то из ребят. А остальные согласно закивали.
...
Не смог Зиновий завести свои мотосани, которым раньше требовался лишь хороший пинок ноги, и пятеро друзей решили идти на холмы пешком. Тем более и Васек послал их подальше, когда они ласково-ноющими голосами попросили у него снегоход.
Но не успели они пройти и пятидесяти метров, когда сзади послышались крики – во все лопатки к ним дула стайка ребятишек.
– Дяденьки... дядя Зиновий, медведь в поселок пришел. Уже двух собак задрал. Он около столовки, там еще повариха забарикадировалась.
– Пойдемте, мальчики, посмотрим,– вежливо отозвался Зиновий...
Медведь, огромный, худой, грязный, ударил лапой дверь с надписью "Бистро" и та окончательно развалилась. Потом зверь обернулся на Зиновия.
Охотник поднял ружье, но тут же опустил.
– Не могу. не могу. Он же мне потом сниться будет. Эти умные почти человеческие глаза.
– А ему не сняться те, кого он сожрал!– закричал Клочков.
– Все равно не могу.
Зиновий повесил двухстволку на плечо и побежал прочь. Его быстро обогнали в своем попятном движении Крякин, Шмаков и Зленко.
Медведь недолгим взглядом проводил убегающих и устремился в столовку "Бистро", где так вкусно пахла своим пухлым телом молодая повариха.
Несмотря на то, что сердце металось по телу, как воробей, Клочков сделал шаг вперед в сторону неторопливого зверя и надавил на серебристый стержень.
"Объект негуманоидного типа. Оптимизации не подлежит. – сообщил голос под черепной крышкой.– применяйте штатные средства воздействия на представителей дикой флоры и фауны."
– Какие штатные?.. Стой, Топтыгин!– уже ничего не соображая закричал Клочков на зверя.
Тот немного подумал и решил пообщаться с назойливым двуногим сушеством.
Клочков видел, как к нему приближается триста кило стальных мышц и маленький кровожадный мозг.
Быть растерзанным зверем – это смешно звучит даже в начале 21 века, не говоря уж о конце двадцать четвертого. От оптимизации нету толку, зло – полезно, потому что ограничивает другое зло...
Но вдруг раздалось что-то типа скрипа и по бокам от Жени возникли два как будто сотканных из марева существа... Клочков знал как их называют – мусороуборочные терминаторы.
Глава 3. Опять 2375 год.
Александр Тюрин. Падший ангел
Александр Тюрин. Нашествие
Сам он уже не спускался в долину, хотя каждый погожий день посылал туда слуг или оруженосцев. Возратившись, они говорили одно и то же. В деревнях, на полях и дорогах по-прежнему не души, ни женщины, ни ребенка, ни собаки.
Никто не вернулся на пепелище, никто не вышел из пещерного укрытия, не вылез их подземного схрона...
И почему никто из этих проклятых крестьян не прибег к его защите, почему ни один не искал спасения в его замке, почему все свершилось столь быстро – в течение несколько ночных часов?
Та ночь выдалась ненастной, безлунной и дозорный не сразу заметил огни внизу. Гетц, хотя и хворал, немедленно поднялся с постели, и во главе полусотни кнехтов и оруженосцев спустился в долину. Однако было уже поздно.
Не осталось там ни одной живой души.
Смерть настигла почти всех поселян в постели, немногих возле очага, у двери.
Колодцы завалены были трупами скота. Посевы и виноградники вытоптаны.
Так было и в ближних, и в дальних деревнях, что на той стороне реки.
Если и уцелел кто, то был в путах уведен Бог весть куда.
Но почему враги обрушились на сонные темные деревни и даже не попытались овладеть его замком, ярко освещенный огнями?
Или они сочли замок неприступными? Сомнительно. Эти лютые звери, истребившие в мгновение ока три деревни, вряд ли бы убоялись напасть на укрепление с давно разрушенной южной стеной.
Значит, они просто сочли рыцаря Гетца недостойным битвы. Зачем брать приступом замок, зачем штурмовать стены и бить тараном в ворота. Без подданных, без крестьян, без этих вечно копошащихся в земле и навозе славян, Гетц фон Трабен-Трарбах превращался из гордого суверена в голодную ворону, нахохлившуюся на верхушке лысой скалы.
Враг знал меру смерти. Достаточно было того, что не стало дыхания жизни в долине. Замок должен был умереть сам.
Гетц невольно почувствовал к врагам уважение. Столь искусными погубителями могли быть только исчадия ада. Недаром их назыывают тартарами.
Три недели назад в его замке побывал немолодой йеки, иудей-торговец, он говорил о ратях, идущих с востока. Пусть и не столь велик числом этот лютый народ, как ему приписывают, однако неутомим в войне, осаде и преследовании. Это гоги и магоги, некогда запертые Александром Великим в пещерах Гиндукуша. Сокрушили они и Хинское царство, и могущественный Хорезм, и богатую Персию, и Халифат, и страну русов. И те битвы в полуденных странах были таковы, что любые сражения Запада кажутся пред ними мальчишескими потасовками. В битве при Отраре
в один только день, до захода солнца, лишилось жизни сто шестьдесят тысяч смелых хорезмийских воинов. А в городах Персиды были обращено в прах такое множество людей, что и не счесть, а с ними и домашние животные тоже, будто бы не хотел яростный враг даже упоминания оставить о душе живой.
Затем пошли тартары в сторону конечного моря, шутя расправились при Лигнице с польско-немецкой ратью, наполнив девять мешков правыми ушами убитых рыцарей, но не утолив злобы, двинулись на юг. Неровен час добирутся и до владений Гетца.
Рассердился рыцарь тогда на йеки, будто накликивает он беду и клевещет на христианское воинство, прогнал из замка на ночь глядя, не отдав долга гостеприимства и долга денежного. Вот бы оставить его на подольше, пораспросить про гогов-магогов и их умения, искусными вопросами отсеять правду от словесной шелухи...
Гетц встал с кресла, бросил еще один тоскливый взгляд в долину через узкое оконце главного зала. И пошел вниз, тихо и осторожно ступая. Чтобы не разбудить домочадцев, спящих за стеной в теплой и узкой горнице, чтобы не проснулись военные слуги, чтобы не очнулся повар, уронивший голову на стол неподалеку от большого кухонного очага, чтобы не заметили дозорные с башни.
Узким потайным ходом, в три погибели согнувшись, добрался Гетц до сточной канавки, которая и вывела его за пределы замка.
Он спустился вниз по восточному крутому склону, где лишь немногим была известна незаметная лествица, вырубленная некогда в скале.
Внизу его ждали густые заросли чертополоха. Вначале он пытался отдирать колючки от плаща. А потом подумал – зачем? Он вряд ли еще вернется в замок. Он никогда не вернется к семье, к своим слугам – потому что Бог не дал ему сил защитить их.
Гетц прошел через убитую деревню, и многие трупы уже были обезображены, не тлением, а птицами и зверями, такими же хищными как и те волки, что явились с Востока.
Тартары пришли за грехи его и покарали бесчестьем...
За деревней лежала старая дорога, постренная еще во времена древних императоров. По ней Гетц рассчитывал дойти до переправы, ведущей на другой берег.
Недолгий путь был прерван внезапным шумом, который словно протаранил мертвую тишину, спеленавшую долину. Шум накатывал сзади. Стук копыт, бряцанье оружия и людской разговор.
Гетц обернулся и увидел Их в лучах восходящего солнца, Они выезжали из-за поворота, скрытого орешником.
Дикие зверообразные полулюди на уродливых низкорослых лошадках, варвары, выпущенные Богом всемогущим из запечатанных дальних гор для наказания людей и царств, погрязших в мелком себялюбии.
Гетц фон Трабен-Трарбах обрадовался им, как дорогим гостям. Он вытащил меч из ножен и один пошел на агарянскую тьму. Сейчас под их кривыми клинками придет смерть и смоет грех и бесчестье. Сегодня он будет в раю.
Когда до передних всадников оставалось меньше десяти шагов, Гетц воздел меч и испустил старинный боевой клич Трабенов.
Но смерть не пришла. Тартары проезжали мимо него как призраки с негромкими смешками. Они не хотели спасать его от стыда и позора. Небо не хотело прощения.
Он остался один на дороге с жалким мечом в дрожащей руке.
...
– Когда его нашли?– спросил главный врач у дежурного.
– Три часа назад. В двух шагах от автозаправочной станции.
Главный врач, высокий холеный субъект, как и все главврачи в объединенной Европе, скользнул глазом по распечатке энцефалограммы.
– Случаем при нем не было страховой карты?
– Случаем была.– отозвался дежурный врач со смешным иностранным акцентом.– Так что в этом отношении полный порядок, он имеет страховку, господин Бонсманн.
– Ну, а что не в порядке?
– Острая форма психоза.
– Это и я знаю,– главный врач строго и справедливо посмотрел на подчиненного.
– Господин Павлов, всегда говорите мне то, что я не знаю.
– Хорошо, господин Бонсманн.– отозвался смущенный доктор Павлов.– Чудак помешался на истории. И у него неплохо получилось. Я узнал немало нового и интересного про Трабен-Трарбахов. В отличие от нас, пациент видит не две ветхие и грязные стены, а замок во всей его красе. Он рассказывает с живописными подробностями, как кочевники камня на камне тут не оставили во временя царя Гороха.
Кулак второго моториста разжался и опустился вниз, а затем уже раскрытая ладонь плавно направилась к Жене. Рот Крякина стал извергать странные слова.
– Ну чего ты, старичок? Вставай, Женька. Поскользнулся, да? На руку.
Тем временем в дальнем конце улочки показались грозная фигура Шмакова и зловещая фигура Зленко.
Женя встал и решительно направился к ним...
Всего через десять минут три бывших обидчика и поработителя плелись за Женей, робко предлагая свою дружбу.
– Может в шашки поиграем, Евгений?
– А ты здорово рисуешь, бля. Давай мы про тебя коллективное письмо в районную газету "Коммерсант тундры" пошлем.
– Хочешь мы тебе деньги на новые краски и кисточки одолжим?
– Нефиг тебе, Жень, дизелем заниматься, ты – творец. Я сам его чистить буду.
– А давайте споем хором, друзья... Мы с приятелем вдвоем работаем на дизеле,
он – мудак и я – мудак, ну а дизель спиздили...
– Нет, давайте такие слова больше не употреблять, потому что могут услышать дети или женщины.
...
Из пункта скупки пушнины появился Зиновий Иванович.
– Зиновий, я ж к тебе собирался,– закричал издалека Клочков.– А ты сам сюда пожаловал.
Зиновий не откликнулся.
Лишь когда Женя подошел поближе, то увидел, что глаза у охотника холодные и недобрые. Именно такие у него, когда он бьет зверя, или когда сильно напивается. Это бывает редко, но сегодня это случилось.
– Ты, блин, ко мне не лезь, Клочков. Эта паскуда в Скупке мне в душу нагадила, я с ней сейчас разбираться буду.
И Зиновий скинул с плеча двухстолку.
– А если ты ко мне лезть будешь, Евгений, то и на тебя патрона хватит. Мне ведь много амуниции не надо. Раз и в глаз.
Клочков и вспотел, и похолодел одновременно, послойно. Если раньше Зиновий и являлся в сильном подпитии в поселок, то имелись люди, чтобы ему мигом "рога обломать". Тот же Шмаков или Крякин давали охотнику "в пятак" и на том коррекция поведения завершалась. Тело обезвреженного Зиновия укладывали на нарты и везли домой, на холмы. А на следующий день старый охотник снова был милейшим человеком, с которым и о живописи, и о музыке поговорить можно.
Но сейчас и Шмаков, и Крякин, и Зленко смущенно переминались метрах в десяти от Клочкова, и робко выглядывали друг у друга из-за широких плечей.
Зиновий решительно распахнул дверь скупочной конторы.
– Иваныч!– Женя сжал стерженек.
– Ну че тебе?– ствол крупнокалиберного ружья направился на Клочкова.
"Ввиду сильной социальной дизфункции немедленно начинаю операцию по оптимизации объекта,"– сообщил бархатный голос внутри головы Клочкова, а серебристая струйка мгновенно стрельнула в глаз охотника.
– А что ребята,– сказал Зиновий выйдя из ступора.– Поехали ко мне, я ведь по Неккерману классную музыку заказал. И надо же дошла. Бах-Бетховен посреди тундры – это такой улет, даже волки подпевают.
– Спасибо, Зиновий Иванович, за приглашение. Мы, конечно, к тебе пойдем,– отозвался кто-то из ребят. А остальные согласно закивали.
...
Не смог Зиновий завести свои мотосани, которым раньше требовался лишь хороший пинок ноги, и пятеро друзей решили идти на холмы пешком. Тем более и Васек послал их подальше, когда они ласково-ноющими голосами попросили у него снегоход.
Но не успели они пройти и пятидесяти метров, когда сзади послышались крики – во все лопатки к ним дула стайка ребятишек.
– Дяденьки... дядя Зиновий, медведь в поселок пришел. Уже двух собак задрал. Он около столовки, там еще повариха забарикадировалась.
– Пойдемте, мальчики, посмотрим,– вежливо отозвался Зиновий...
Медведь, огромный, худой, грязный, ударил лапой дверь с надписью "Бистро" и та окончательно развалилась. Потом зверь обернулся на Зиновия.
Охотник поднял ружье, но тут же опустил.
– Не могу. не могу. Он же мне потом сниться будет. Эти умные почти человеческие глаза.
– А ему не сняться те, кого он сожрал!– закричал Клочков.
– Все равно не могу.
Зиновий повесил двухстволку на плечо и побежал прочь. Его быстро обогнали в своем попятном движении Крякин, Шмаков и Зленко.
Медведь недолгим взглядом проводил убегающих и устремился в столовку "Бистро", где так вкусно пахла своим пухлым телом молодая повариха.
Несмотря на то, что сердце металось по телу, как воробей, Клочков сделал шаг вперед в сторону неторопливого зверя и надавил на серебристый стержень.
"Объект негуманоидного типа. Оптимизации не подлежит. – сообщил голос под черепной крышкой.– применяйте штатные средства воздействия на представителей дикой флоры и фауны."
– Какие штатные?.. Стой, Топтыгин!– уже ничего не соображая закричал Клочков на зверя.
Тот немного подумал и решил пообщаться с назойливым двуногим сушеством.
Клочков видел, как к нему приближается триста кило стальных мышц и маленький кровожадный мозг.
Быть растерзанным зверем – это смешно звучит даже в начале 21 века, не говоря уж о конце двадцать четвертого. От оптимизации нету толку, зло – полезно, потому что ограничивает другое зло...
Но вдруг раздалось что-то типа скрипа и по бокам от Жени возникли два как будто сотканных из марева существа... Клочков знал как их называют – мусороуборочные терминаторы.
Глава 3. Опять 2375 год.
"Объект негуманоидного типа. Оптимизации не подлежит. – сообщил голос под черепной крышкой.– применяйте штатные средства воздействия на представителей дикой флоры и фауны."
В руке у Клочкова появился золотистый шарик, он легко перепрыгнул на зверя, шерсть которого словно привратилась в нимб.
Медведь фыркнул и, дружелюбно посматривая маленькими глазками, улегся. Образовавшийся в его голове кибер-интерфейс ждал команд.
Клочков посмотрел вверх – меняя очертания, на посадку заходил очередной межгалактический объектовоз. Начинался новый рабочий день.
В руке у Клочкова появился золотистый шарик, он легко перепрыгнул на зверя, шерсть которого словно привратилась в нимб.
Медведь фыркнул и, дружелюбно посматривая маленькими глазками, улегся. Образовавшийся в его голове кибер-интерфейс ждал команд.
Клочков посмотрел вверх – меняя очертания, на посадку заходил очередной межгалактический объектовоз. Начинался новый рабочий день.
Александр Тюрин. Падший ангел
– Значит так, Берг, ты у нас новенький.– капитан устало покопался в своей голове. Что сказать этому тощему лысоватому интеллигенту, чтобы он не схлопотал пулю в первую же ночь.– Вот висит на стене карта нашего района. Ты обязан знать его наизусть. Ориентирование на местности – ключ к долгой и здоровой жизни.
– Я запомнил карту. Она отпечаталась у меня в голове, она лежит у меня в планшете, а также в виде файла на компьютере.
– Я не про карту, Берг, а про местность. Ты должен изучить, как свою филологию, каждый камушек тут, распробовать каждую какашку...
– Здесь слишком много дерьма, все не распробуешь.
– Берг, с дискуссиями на общую тему пожалуйста в пивную, там все Цицероны...– капитан понял, что этот тип за пару минут утомил его больше, чем весь истекший день.– Патруль, приступай к несению службы. Сержант Краевский, не забывай вовремя радировать с каждой точки.
Патрульные, прошаркав башмаками по грязному полу дежурки, погрузились в толщу мокрого темного воздуха.
Капитал подумал о том, что южный участок Стены никуда не годится, лучше бы его не было вовсе. Еще он подумал, что ему не нравится Берг. Говорит медленно, подбирая слова, как будто рассудительно. А в глазах плещется страх. Все тут со страхом живут, со страхом спят, едят и трахаются. Но Берг еще старательно выращивает его и превращает во что-то возвышенное и благородное. Подведет он, как пить дать подведет. 2.
– Эй, Берг, а этот анекдот знаешь? Дамочка спрашивает у врача: "Доктор, что с моим сыном?" Тот отвечает: "Эдипов комплекс."– "Эдипов-шмедипов, главное, чтобы мамочку любил."
Ров, пролегавший вдоль южного участка стены, давно превратился в болотце. Берг и его напарник, Краевский, брели по самые яйца в жидкости с сомнительным цветом и запахом. Мембранная ткань штанов не пропускала воду, но из-за пота все внутри быстро отсырело. Говорить с сержантом было не о чем, тот рассказал еще пару дубовых анекдотов и замолк. Чтобы спастись от комарья, пришлось опустить на лицо сетку, и сразу тяжело стало, как будто сквозь мочалку дышишь. Когда проходили мимо коллектора, вода отчетливо отдавала дерьмом. И еще чем-то, блевотой что ли. Берг едва удержался, чтоб не стравить.
Наконец болотце обмелело и они вышли к какому-то подобию островка. Островок был завален мусором и зарос низким кустарником, под которым деловито шуршали крупные крысы. Находился он как раз напротив того участка Стены, который Духи раскурочили на прошлой недели ракетой. Спереди, через протоку, стоял чахлый лесок из умирающих порубленных осколками березок.
– Ты останешься здесь, я буду на том конце этого острова говняных сокровищ.– распорядился Краевский.
– А разве мы не должны вдвоем?..
– Вдвоем не должны, Берг. Мы пока еще не муж и жена,– опять пошутил Краевский.– Что говорится, не хватает сил и средств. За неполный месяц мы потеряли троих... Не забудь, парень, ты можешь выйти на связь и позвать подмогу, только если увидишь Духов. Иначе они быстренько вычислят тебя и пришлют реактивный гостинец с наведением на радиоисточник. Так что никакого баловства в эфире, усек?
Краевский дулом автомата скинул с ботинка пиявку и ушел, пригибаясь. Грубый бесчуственный славянин, кто он там – серб, белорус?
Берг наверное с минуту пребывал в полной прострации. Потом сунул в рот таблетку и запил из фляги, еще немного погодя сердце успокоилось и вернулось внимание.
Он сидел как будто среди кучи строительного мусора. Но потом заметил, что это по сути замаскированный блокпост.. Бетонные балки спереди и по бокам. Две прорехи – фактически амбразуры.
Берг увеличил разрешение инфравизора и стал вглядываться в иссеченный шрамами лесок напротив.
Ночью Духи не видны в оптическом диапазоне и плохо различимы в тепловом. Их модифицированная кожа не излучает тепло, полупрозрачна и мало чувствительна к холоду. Летом они не носят одежду, ни верхнюю, ни нижнюю, только противоминные ботинки. Если Духи пройдут там, где Ты держишь оборону, они войдут в Поселение. Они убьют мужчин и детей, изнасилуют всех женщин, которые через семь месяцев родят новых Духов. Враг ведет биологическую войну, целью которой является наше истребление и перерождение. Духи – это главное оружие врага для ночного боя.
Берг сплюнул. Не заметил как стал повторять всю эту пропагандистскую порнографию из "Наставления молодому бойцу".
Мы сами виноваты, подумал Берг. Мы сами замуровали себя в эти саркофаги, заточили себя в гетто, отгородились от большого мира и настоящей жизни металлокерамическими стенами и колючкой под напряжением десять тысяч вольт. Мы сами создали себе концлагеря, которые почему-то называем поселениями. Мы сами вызвали вражду большого мира своими "зачистками" и "рейдами возмездия".
"Духи изнасилуют всех женщин". Да эти шмары сами, кого хочешь, изнасилуют. И никого рожать они не собираются, ни Духа, ни крысенка. Это ведь надо столько месяцев блядством не заниматься, а перерыв в "трудовой" биографии не допустим.
Мы сами погубили себя, когда стали оборонять свое барахло от всего мира. Говорят в поселениях на Марсе лучше – там нету Духов и никто не пялится голодными глазами в наши окна. Ерунда. Там еще хуже. Там голодный бездушный космос скребет хилую обшивку наших вшивых крепостей.
Если быть честным, наши поселения, все эти нелепые крепости и замки а-ля мрачное средневековье обречены – что на Марсе, что на Земле. С тех пор как компьютерный вирус "Джама" лишил нас технологического превосходства, наша борьба стала жалким барахтаньем тонущих щенят.
Зоя, сука рыжая, выставила его вчера среди ночи на улицу, после того, как он сказал ей всю правду... 3.
То, что он услышал, показалось ему сперва похожим на щенячий скулеж. Берг посмотрел в одну, потом в другую амбразуру. Ничего. Но потом кто-то опять заскулил. Как будто близко.
Берг не выдержал и выглянул из-за бруствера. Прямо под ним, на той стороне, прижался к балке мальчонка лет пяти. Ребенок пошмыгал носом и проныл несколько раз одну и ту же фразу на непонятном языке.
Впрочем, что тут непонятного. Жрать просит.
Берг вытащил из кармана паек. Шоколад, сыр, копченая колбаса.
"Это есть у нас, но нет у них, за это и воюем, почему нет?" Берг мгновенно устыдился этой постыдной мысли и подумал, как лучше передать еду ребенку.
Бросать через бруствер словно псу? Нет уж. Дед рассказывал ему про голодомор на советской Украине, когда собаки зажрались, поедая истощенную человечину.
Берг оглянулся, где там Краевский, не видит ли. Затем забросил автомат за спину, пригибаясь, выбрался из своего блокпоста с тыла и прокрался на четвереньках к тому месту, где его ждал мальчик.
– На, держи.
И вздрогнул. Детей было уже трое. Помимо мальчика еще девочка плюс младенец. Его, сплошь замотанного в какое-то тряпье, прижимала к груди женщина. Инфравизор открыл ее страшную почти скелетную худобу. Судя по несколько искаженному тепловому рисунку, женщина была в мусульманском платке, неприкрытыми оставались только глаза и нос.
Берг отдал шоколад мальчику, который тут же затолкал его в рот, а сыр и колбасу прямо-таки вырвала женщина и запихнула куда-то в свои юбки и шаровары.
Удивительно, что их движения в темноте столь точны, подумал Берг, хотя они и не носят тепловизоров. Видно жалкая жизнь попрошаек научила обходиться их одними шорохами...
Получив паек, все, включая младенца, заныли, а женщина опять потянулась требовательной рукой.
– У меня больше ничего нет... Завтра ночью я, наверное, опять буду здесь, я принесу больше еды. Но сегодня – это все.
Однако дети запричитали еще громче.
– Ради Бога, тише. Молчок, тсс. И вообще... идите отсюда.
Слова имели мало действия на этих попрошаек. Берг приподнялся на колени и прижал руку ко рту, показывая, чтобы те замолчали. Видят они или не видят? Неожиданно женщина ухватила его за пах. Ее пальцы были длинными и жесткими, однако естество Берга отреагировало мгновенно и однозначно.
– Да нет же, это не к чему, у меня все равно больше нет никакой еды. И наличных денег тоже.
Однако руки его повисли как плети. Расстегивая ему ремень, женщина как-то дробно засмеялась, смехом отозвались и дети...
Ее лицо двинулось по направлению к его паху.
Может она питается спермой, он слыхал про такое. Или... дошла до того, что ест человечину, начиная с гениталий.
– Все, брось, дура.
Ее рука сжала его яички. Боль нестерпимая. Берг лягнул ее ногой, но освободить свое хозяйство не сумел. Он понял, что не успеет перетянуть автомат со спины и выхватил пистолет. Но так и не смог выстрелить сквозь то, что она прижимала к груди. Железной рукой женщина выдернула его пистолет, сорвала его инфравизор и встала. Тряпье слетело с нее.
Она стояла перед ним в одних только противоминных башмаках и платке. Свет сигнальной ракеты, выпущенной где-то за Стеной, проник сквозь ее полупрозрачный кожный покров и заставил заблестеть ее мышцы и кости. Дух!
Не взирая на страшную боль в промежности, Берг вскочил и хотел было бежать, но штаны с расстегнутым ремнем стреножили его и он растянулся на земле.
Он рывком перевернулся на спину, но она тут же оседлала его.
Сейчас стали заметны даже ее матка и каналы яйцеводов. А ведь напоминает сценку из книжки по сексу, подумал он и хотел было закричать. Но ее руки, закаленные ненавистью и анаболиками, передавили его горло и оттуда вылетело лишь жалкое сипение. "Уалла акбар",– сказала она и схватила его правой рукой за волосы. Он услышал как трещат их жалкие корни. И тут все замерло, потому что она вбила его затылок в землю. 4.
Вонючим туманом клубилось утро. Из казалось разможженого затылка струилась боль. Берг встал и побрел через болото к Поселению.
Неподалеку от стены он увидел первые трупы, их скрюченные пальцы грозили и делали фиги равнодушной сини неба.
Берг перебрался через груду прокопченных как будто залитых гудроном камней, из которых словно волосы торчали обрывки колючки и проводов – это все, что осталось от Стены – и вошел в Поселение.
От большинства коттеджей сохранились для будущего только стены, иногда трубы.
Его поразил вид трупов. Если взрослые мужские – то они были аккуратно разложены вдоль улицы, как если бы их фотографировали и пересчитывали. Многие без голов. Если прочие, то свалены в беспорядке в канавы и даже слегка присыпаны землей. Среди них и та рыжая девушка, что могла бы быть с ним...
Враги порадовались своей победе, как только умеют радоваться развращенные дикари.
Берг посмотрел вниз и увидел свои голые ноги, штаны остались на блокпосту, где он предал Поселение. Он посмотрел вверх, в синь, которая ни на йоту не потемнела и не потрескалась, хотя и отражало все, что было внизу.
Реализм как жанр невозможен, подумал Берг, и завыл так, как можно выть только от бессильной злобы.
Но вой понес его выше и выше, он увидел как его голые грязные ноги болтаются над землей, а потом что-то напряглось и разорвало его куртку. Тени от его громадных крыльев легли на землю, по которой уходили прочь от уничтоженного Поселения упоенные кровью хищники.
Не слова, а злобный клекот вырвался из его горла.
Духи успели заметить, что багровая трещина прочертила небосвод над ними. Но они погибли прежде, чем осознали угрозу. Ведь, не смотря на свое название, они были всего лишь людьми из плоти и крови. 5.
Человек с погонами майора медслужбы открыл холодильную камеру и вытянул носилки, на которых лежал труп военнослужащего.
Человек с погонами генерала объединенный сил Конфедерации не без опаски глянул в мертвое лицо.
– Смерть его была позорной.– произнес медик как-будто с удовлетворением.– Его убила женщина прямо на блокпосту; так что, по понятиям правоверных, никакой надежды на рай. Видите, затылок разможжен. Этого солдата нашли без штанов, с вырванными гениталиями – дама, так сказать, взяла трофеи. Однако вслед за падением был полет.
– Как у ангела?– наконец пошутил генерал.
– Так точно. Это наш первый ангел. Духи словно сдетонировали в результате его атаки. Потрясающее воздействие.
– А что это еще за дыра у него на макушке?
– Это уже мы вынимали имплант.
– До сих пор не могу понять, как он действует.– пожаловался высокий чин.
– Как суперкомпьютер, скрещенный с ядерным реактором. Он создает копию человека. Пусть и недолговечную, но гораздо более мощную чем оригинал.
– Мне немного не по себе от этих копий, майор.
– Мне тоже. Но, главное, что цивилизация теперь победит, господин генерал.
– Я запомнил карту. Она отпечаталась у меня в голове, она лежит у меня в планшете, а также в виде файла на компьютере.
– Я не про карту, Берг, а про местность. Ты должен изучить, как свою филологию, каждый камушек тут, распробовать каждую какашку...
– Здесь слишком много дерьма, все не распробуешь.
– Берг, с дискуссиями на общую тему пожалуйста в пивную, там все Цицероны...– капитан понял, что этот тип за пару минут утомил его больше, чем весь истекший день.– Патруль, приступай к несению службы. Сержант Краевский, не забывай вовремя радировать с каждой точки.
Патрульные, прошаркав башмаками по грязному полу дежурки, погрузились в толщу мокрого темного воздуха.
Капитал подумал о том, что южный участок Стены никуда не годится, лучше бы его не было вовсе. Еще он подумал, что ему не нравится Берг. Говорит медленно, подбирая слова, как будто рассудительно. А в глазах плещется страх. Все тут со страхом живут, со страхом спят, едят и трахаются. Но Берг еще старательно выращивает его и превращает во что-то возвышенное и благородное. Подведет он, как пить дать подведет. 2.
– Эй, Берг, а этот анекдот знаешь? Дамочка спрашивает у врача: "Доктор, что с моим сыном?" Тот отвечает: "Эдипов комплекс."– "Эдипов-шмедипов, главное, чтобы мамочку любил."
Ров, пролегавший вдоль южного участка стены, давно превратился в болотце. Берг и его напарник, Краевский, брели по самые яйца в жидкости с сомнительным цветом и запахом. Мембранная ткань штанов не пропускала воду, но из-за пота все внутри быстро отсырело. Говорить с сержантом было не о чем, тот рассказал еще пару дубовых анекдотов и замолк. Чтобы спастись от комарья, пришлось опустить на лицо сетку, и сразу тяжело стало, как будто сквозь мочалку дышишь. Когда проходили мимо коллектора, вода отчетливо отдавала дерьмом. И еще чем-то, блевотой что ли. Берг едва удержался, чтоб не стравить.
Наконец болотце обмелело и они вышли к какому-то подобию островка. Островок был завален мусором и зарос низким кустарником, под которым деловито шуршали крупные крысы. Находился он как раз напротив того участка Стены, который Духи раскурочили на прошлой недели ракетой. Спереди, через протоку, стоял чахлый лесок из умирающих порубленных осколками березок.
– Ты останешься здесь, я буду на том конце этого острова говняных сокровищ.– распорядился Краевский.
– А разве мы не должны вдвоем?..
– Вдвоем не должны, Берг. Мы пока еще не муж и жена,– опять пошутил Краевский.– Что говорится, не хватает сил и средств. За неполный месяц мы потеряли троих... Не забудь, парень, ты можешь выйти на связь и позвать подмогу, только если увидишь Духов. Иначе они быстренько вычислят тебя и пришлют реактивный гостинец с наведением на радиоисточник. Так что никакого баловства в эфире, усек?
Краевский дулом автомата скинул с ботинка пиявку и ушел, пригибаясь. Грубый бесчуственный славянин, кто он там – серб, белорус?
Берг наверное с минуту пребывал в полной прострации. Потом сунул в рот таблетку и запил из фляги, еще немного погодя сердце успокоилось и вернулось внимание.
Он сидел как будто среди кучи строительного мусора. Но потом заметил, что это по сути замаскированный блокпост.. Бетонные балки спереди и по бокам. Две прорехи – фактически амбразуры.
Берг увеличил разрешение инфравизора и стал вглядываться в иссеченный шрамами лесок напротив.
Ночью Духи не видны в оптическом диапазоне и плохо различимы в тепловом. Их модифицированная кожа не излучает тепло, полупрозрачна и мало чувствительна к холоду. Летом они не носят одежду, ни верхнюю, ни нижнюю, только противоминные ботинки. Если Духи пройдут там, где Ты держишь оборону, они войдут в Поселение. Они убьют мужчин и детей, изнасилуют всех женщин, которые через семь месяцев родят новых Духов. Враг ведет биологическую войну, целью которой является наше истребление и перерождение. Духи – это главное оружие врага для ночного боя.
Берг сплюнул. Не заметил как стал повторять всю эту пропагандистскую порнографию из "Наставления молодому бойцу".
Мы сами виноваты, подумал Берг. Мы сами замуровали себя в эти саркофаги, заточили себя в гетто, отгородились от большого мира и настоящей жизни металлокерамическими стенами и колючкой под напряжением десять тысяч вольт. Мы сами создали себе концлагеря, которые почему-то называем поселениями. Мы сами вызвали вражду большого мира своими "зачистками" и "рейдами возмездия".
"Духи изнасилуют всех женщин". Да эти шмары сами, кого хочешь, изнасилуют. И никого рожать они не собираются, ни Духа, ни крысенка. Это ведь надо столько месяцев блядством не заниматься, а перерыв в "трудовой" биографии не допустим.
Мы сами погубили себя, когда стали оборонять свое барахло от всего мира. Говорят в поселениях на Марсе лучше – там нету Духов и никто не пялится голодными глазами в наши окна. Ерунда. Там еще хуже. Там голодный бездушный космос скребет хилую обшивку наших вшивых крепостей.
Если быть честным, наши поселения, все эти нелепые крепости и замки а-ля мрачное средневековье обречены – что на Марсе, что на Земле. С тех пор как компьютерный вирус "Джама" лишил нас технологического превосходства, наша борьба стала жалким барахтаньем тонущих щенят.
Зоя, сука рыжая, выставила его вчера среди ночи на улицу, после того, как он сказал ей всю правду... 3.
То, что он услышал, показалось ему сперва похожим на щенячий скулеж. Берг посмотрел в одну, потом в другую амбразуру. Ничего. Но потом кто-то опять заскулил. Как будто близко.
Берг не выдержал и выглянул из-за бруствера. Прямо под ним, на той стороне, прижался к балке мальчонка лет пяти. Ребенок пошмыгал носом и проныл несколько раз одну и ту же фразу на непонятном языке.
Впрочем, что тут непонятного. Жрать просит.
Берг вытащил из кармана паек. Шоколад, сыр, копченая колбаса.
"Это есть у нас, но нет у них, за это и воюем, почему нет?" Берг мгновенно устыдился этой постыдной мысли и подумал, как лучше передать еду ребенку.
Бросать через бруствер словно псу? Нет уж. Дед рассказывал ему про голодомор на советской Украине, когда собаки зажрались, поедая истощенную человечину.
Берг оглянулся, где там Краевский, не видит ли. Затем забросил автомат за спину, пригибаясь, выбрался из своего блокпоста с тыла и прокрался на четвереньках к тому месту, где его ждал мальчик.
– На, держи.
И вздрогнул. Детей было уже трое. Помимо мальчика еще девочка плюс младенец. Его, сплошь замотанного в какое-то тряпье, прижимала к груди женщина. Инфравизор открыл ее страшную почти скелетную худобу. Судя по несколько искаженному тепловому рисунку, женщина была в мусульманском платке, неприкрытыми оставались только глаза и нос.
Берг отдал шоколад мальчику, который тут же затолкал его в рот, а сыр и колбасу прямо-таки вырвала женщина и запихнула куда-то в свои юбки и шаровары.
Удивительно, что их движения в темноте столь точны, подумал Берг, хотя они и не носят тепловизоров. Видно жалкая жизнь попрошаек научила обходиться их одними шорохами...
Получив паек, все, включая младенца, заныли, а женщина опять потянулась требовательной рукой.
– У меня больше ничего нет... Завтра ночью я, наверное, опять буду здесь, я принесу больше еды. Но сегодня – это все.
Однако дети запричитали еще громче.
– Ради Бога, тише. Молчок, тсс. И вообще... идите отсюда.
Слова имели мало действия на этих попрошаек. Берг приподнялся на колени и прижал руку ко рту, показывая, чтобы те замолчали. Видят они или не видят? Неожиданно женщина ухватила его за пах. Ее пальцы были длинными и жесткими, однако естество Берга отреагировало мгновенно и однозначно.
– Да нет же, это не к чему, у меня все равно больше нет никакой еды. И наличных денег тоже.
Однако руки его повисли как плети. Расстегивая ему ремень, женщина как-то дробно засмеялась, смехом отозвались и дети...
Ее лицо двинулось по направлению к его паху.
Может она питается спермой, он слыхал про такое. Или... дошла до того, что ест человечину, начиная с гениталий.
– Все, брось, дура.
Ее рука сжала его яички. Боль нестерпимая. Берг лягнул ее ногой, но освободить свое хозяйство не сумел. Он понял, что не успеет перетянуть автомат со спины и выхватил пистолет. Но так и не смог выстрелить сквозь то, что она прижимала к груди. Железной рукой женщина выдернула его пистолет, сорвала его инфравизор и встала. Тряпье слетело с нее.
Она стояла перед ним в одних только противоминных башмаках и платке. Свет сигнальной ракеты, выпущенной где-то за Стеной, проник сквозь ее полупрозрачный кожный покров и заставил заблестеть ее мышцы и кости. Дух!
Не взирая на страшную боль в промежности, Берг вскочил и хотел было бежать, но штаны с расстегнутым ремнем стреножили его и он растянулся на земле.
Он рывком перевернулся на спину, но она тут же оседлала его.
Сейчас стали заметны даже ее матка и каналы яйцеводов. А ведь напоминает сценку из книжки по сексу, подумал он и хотел было закричать. Но ее руки, закаленные ненавистью и анаболиками, передавили его горло и оттуда вылетело лишь жалкое сипение. "Уалла акбар",– сказала она и схватила его правой рукой за волосы. Он услышал как трещат их жалкие корни. И тут все замерло, потому что она вбила его затылок в землю. 4.
Вонючим туманом клубилось утро. Из казалось разможженого затылка струилась боль. Берг встал и побрел через болото к Поселению.
Неподалеку от стены он увидел первые трупы, их скрюченные пальцы грозили и делали фиги равнодушной сини неба.
Берг перебрался через груду прокопченных как будто залитых гудроном камней, из которых словно волосы торчали обрывки колючки и проводов – это все, что осталось от Стены – и вошел в Поселение.
От большинства коттеджей сохранились для будущего только стены, иногда трубы.
Его поразил вид трупов. Если взрослые мужские – то они были аккуратно разложены вдоль улицы, как если бы их фотографировали и пересчитывали. Многие без голов. Если прочие, то свалены в беспорядке в канавы и даже слегка присыпаны землей. Среди них и та рыжая девушка, что могла бы быть с ним...
Враги порадовались своей победе, как только умеют радоваться развращенные дикари.
Берг посмотрел вниз и увидел свои голые ноги, штаны остались на блокпосту, где он предал Поселение. Он посмотрел вверх, в синь, которая ни на йоту не потемнела и не потрескалась, хотя и отражало все, что было внизу.
Реализм как жанр невозможен, подумал Берг, и завыл так, как можно выть только от бессильной злобы.
Но вой понес его выше и выше, он увидел как его голые грязные ноги болтаются над землей, а потом что-то напряглось и разорвало его куртку. Тени от его громадных крыльев легли на землю, по которой уходили прочь от уничтоженного Поселения упоенные кровью хищники.
Не слова, а злобный клекот вырвался из его горла.
Духи успели заметить, что багровая трещина прочертила небосвод над ними. Но они погибли прежде, чем осознали угрозу. Ведь, не смотря на свое название, они были всего лишь людьми из плоти и крови. 5.
Человек с погонами майора медслужбы открыл холодильную камеру и вытянул носилки, на которых лежал труп военнослужащего.
Человек с погонами генерала объединенный сил Конфедерации не без опаски глянул в мертвое лицо.
– Смерть его была позорной.– произнес медик как-будто с удовлетворением.– Его убила женщина прямо на блокпосту; так что, по понятиям правоверных, никакой надежды на рай. Видите, затылок разможжен. Этого солдата нашли без штанов, с вырванными гениталиями – дама, так сказать, взяла трофеи. Однако вслед за падением был полет.
– Как у ангела?– наконец пошутил генерал.
– Так точно. Это наш первый ангел. Духи словно сдетонировали в результате его атаки. Потрясающее воздействие.
– А что это еще за дыра у него на макушке?
– Это уже мы вынимали имплант.
– До сих пор не могу понять, как он действует.– пожаловался высокий чин.
– Как суперкомпьютер, скрещенный с ядерным реактором. Он создает копию человека. Пусть и недолговечную, но гораздо более мощную чем оригинал.
– Мне немного не по себе от этих копий, майор.
– Мне тоже. Но, главное, что цивилизация теперь победит, господин генерал.
Александр Тюрин. Нашествие
Проклятие также изменяет прошлое, как и покаяние
Козьма Хроноплевcт 1.
Сам он уже не спускался в долину, хотя каждый погожий день посылал туда слуг или оруженосцев. Возратившись, они говорили одно и то же. В деревнях, на полях и дорогах по-прежнему не души, ни женщины, ни ребенка, ни собаки.
Никто не вернулся на пепелище, никто не вышел из пещерного укрытия, не вылез их подземного схрона...
И почему никто из этих проклятых крестьян не прибег к его защите, почему ни один не искал спасения в его замке, почему все свершилось столь быстро – в течение несколько ночных часов?
Та ночь выдалась ненастной, безлунной и дозорный не сразу заметил огни внизу. Гетц, хотя и хворал, немедленно поднялся с постели, и во главе полусотни кнехтов и оруженосцев спустился в долину. Однако было уже поздно.
Не осталось там ни одной живой души.
Смерть настигла почти всех поселян в постели, немногих возле очага, у двери.
Колодцы завалены были трупами скота. Посевы и виноградники вытоптаны.
Так было и в ближних, и в дальних деревнях, что на той стороне реки.
Если и уцелел кто, то был в путах уведен Бог весть куда.
Но почему враги обрушились на сонные темные деревни и даже не попытались овладеть его замком, ярко освещенный огнями?
Или они сочли замок неприступными? Сомнительно. Эти лютые звери, истребившие в мгновение ока три деревни, вряд ли бы убоялись напасть на укрепление с давно разрушенной южной стеной.
Значит, они просто сочли рыцаря Гетца недостойным битвы. Зачем брать приступом замок, зачем штурмовать стены и бить тараном в ворота. Без подданных, без крестьян, без этих вечно копошащихся в земле и навозе славян, Гетц фон Трабен-Трарбах превращался из гордого суверена в голодную ворону, нахохлившуюся на верхушке лысой скалы.
Враг знал меру смерти. Достаточно было того, что не стало дыхания жизни в долине. Замок должен был умереть сам.
Гетц невольно почувствовал к врагам уважение. Столь искусными погубителями могли быть только исчадия ада. Недаром их назыывают тартарами.
Три недели назад в его замке побывал немолодой йеки, иудей-торговец, он говорил о ратях, идущих с востока. Пусть и не столь велик числом этот лютый народ, как ему приписывают, однако неутомим в войне, осаде и преследовании. Это гоги и магоги, некогда запертые Александром Великим в пещерах Гиндукуша. Сокрушили они и Хинское царство, и могущественный Хорезм, и богатую Персию, и Халифат, и страну русов. И те битвы в полуденных странах были таковы, что любые сражения Запада кажутся пред ними мальчишескими потасовками. В битве при Отраре
в один только день, до захода солнца, лишилось жизни сто шестьдесят тысяч смелых хорезмийских воинов. А в городах Персиды были обращено в прах такое множество людей, что и не счесть, а с ними и домашние животные тоже, будто бы не хотел яростный враг даже упоминания оставить о душе живой.
Затем пошли тартары в сторону конечного моря, шутя расправились при Лигнице с польско-немецкой ратью, наполнив девять мешков правыми ушами убитых рыцарей, но не утолив злобы, двинулись на юг. Неровен час добирутся и до владений Гетца.
Рассердился рыцарь тогда на йеки, будто накликивает он беду и клевещет на христианское воинство, прогнал из замка на ночь глядя, не отдав долга гостеприимства и долга денежного. Вот бы оставить его на подольше, пораспросить про гогов-магогов и их умения, искусными вопросами отсеять правду от словесной шелухи...
Гетц встал с кресла, бросил еще один тоскливый взгляд в долину через узкое оконце главного зала. И пошел вниз, тихо и осторожно ступая. Чтобы не разбудить домочадцев, спящих за стеной в теплой и узкой горнице, чтобы не проснулись военные слуги, чтобы не очнулся повар, уронивший голову на стол неподалеку от большого кухонного очага, чтобы не заметили дозорные с башни.
Узким потайным ходом, в три погибели согнувшись, добрался Гетц до сточной канавки, которая и вывела его за пределы замка.
Он спустился вниз по восточному крутому склону, где лишь немногим была известна незаметная лествица, вырубленная некогда в скале.
Внизу его ждали густые заросли чертополоха. Вначале он пытался отдирать колючки от плаща. А потом подумал – зачем? Он вряд ли еще вернется в замок. Он никогда не вернется к семье, к своим слугам – потому что Бог не дал ему сил защитить их.
Гетц прошел через убитую деревню, и многие трупы уже были обезображены, не тлением, а птицами и зверями, такими же хищными как и те волки, что явились с Востока.
Тартары пришли за грехи его и покарали бесчестьем...
За деревней лежала старая дорога, постренная еще во времена древних императоров. По ней Гетц рассчитывал дойти до переправы, ведущей на другой берег.
Недолгий путь был прерван внезапным шумом, который словно протаранил мертвую тишину, спеленавшую долину. Шум накатывал сзади. Стук копыт, бряцанье оружия и людской разговор.
Гетц обернулся и увидел Их в лучах восходящего солнца, Они выезжали из-за поворота, скрытого орешником.
Дикие зверообразные полулюди на уродливых низкорослых лошадках, варвары, выпущенные Богом всемогущим из запечатанных дальних гор для наказания людей и царств, погрязших в мелком себялюбии.
Гетц фон Трабен-Трарбах обрадовался им, как дорогим гостям. Он вытащил меч из ножен и один пошел на агарянскую тьму. Сейчас под их кривыми клинками придет смерть и смоет грех и бесчестье. Сегодня он будет в раю.
Когда до передних всадников оставалось меньше десяти шагов, Гетц воздел меч и испустил старинный боевой клич Трабенов.
Но смерть не пришла. Тартары проезжали мимо него как призраки с негромкими смешками. Они не хотели спасать его от стыда и позора. Небо не хотело прощения.
Он остался один на дороге с жалким мечом в дрожащей руке.
...
– Когда его нашли?– спросил главный врач у дежурного.
– Три часа назад. В двух шагах от автозаправочной станции.
Главный врач, высокий холеный субъект, как и все главврачи в объединенной Европе, скользнул глазом по распечатке энцефалограммы.
– Случаем при нем не было страховой карты?
– Случаем была.– отозвался дежурный врач со смешным иностранным акцентом.– Так что в этом отношении полный порядок, он имеет страховку, господин Бонсманн.
– Ну, а что не в порядке?
– Острая форма психоза.
– Это и я знаю,– главный врач строго и справедливо посмотрел на подчиненного.
– Господин Павлов, всегда говорите мне то, что я не знаю.
– Хорошо, господин Бонсманн.– отозвался смущенный доктор Павлов.– Чудак помешался на истории. И у него неплохо получилось. Я узнал немало нового и интересного про Трабен-Трарбахов. В отличие от нас, пациент видит не две ветхие и грязные стены, а замок во всей его красе. Он рассказывает с живописными подробностями, как кочевники камня на камне тут не оставили во временя царя Гороха.