Александр Тюрин, Александр Щеголев
Доктор Джонс против Третьего рейха
Ни одна живая тварь, кроме авторов, при написании этой книги не пострадала.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧИКАГО. СЕНТЯБРЬ. СКУЧНЫЕ БУДНИ
1. НЕСКОЛЬКО СОВЕТОВ НАЧИНАЮЩИМ
– Итак, господа, я очертил вам круг тем, которыми мы займемся в ближайший месяц, – сказал лектор. – Какие вопросы?
Он уперся руками о кафедру и строгим взглядом осмотрел аудиторию.
– Разрешите, сэр? – руку подняла девушка, сидевшая за столиком в первом ряду.
– Разумеется, мисс…
– Сара Бартоломью, сэр. Вот у меня записано: «Пятое Небо, как стержневое понятие космогонических концепций древних ацтеков.» Я не ошиблась? Пятое, а не седьмое?
– Пятое Небо – это то место, где мы с вами обитаем, мисс Бартоломью, – улыбнулся лектор. – Есть у него и другое название: Пятое Солнце, или Солнце Движения, Наоллин. История Вселенной, господа, делится на пять великих Солнц. Первым было Солнце Ночи, оно изображалось в виде головы кошки и воплощало царство безнадежности. Вторым было Солнце Дыхания – чистый дух, возрождающий жизнь. Затем Солнце Огня и Солнце Воды. Надеюсь, вы понимаете, что все это миф, современная наука несколько по иному видит возникновение нашего мира.
– Профессор, а когда Вы расскажете о каком-то там Змее? – спросил пухлый круглощекий коротышка, помещавшийся возле окна. – Я, кстати, люблю драконов. А Вы верите в драконов, профессор?
– Ваше имя, юноша?
– Джек. То есть Джон Ким, а что?
– В следующий раз шутить будете в коридоре, мистер Ким. Что касается Крылатого Змея или Кецалькоатля, Змея-В-Перьях, то этот персонаж – центральный в цикле наших лекций. Он присутствует во всех культурах Центральной Америки, – Кукулькана на языке майя, Кукумаца на языке киче, – так что мы уделим ему достаточно внимания. И самому божеству, и жрецам, носившим то же имя. В качестве дополнительного материала могу рассказать вам также о географии земель, составлявших владения Крылатого Змея. Удивительные страны, господа…
– Я знаю, – кинул реплику студент из средних рядов. – Разрешите, сэр?
– Вы уже что-то знаете? – широко улыбнулся лектор. – Прошу вас, сэр.
Студент встал.
– Я там был. Ну, в этой долине. У моего отца в Мексике ранчо есть. Пирамиды видел, «проспект мертвых», мне очень понравилось…
– Пирамиды Солнца и Луны?
– Наверное.
– Завидую вашему отцу. А вы, значит, решили учиться у нас, мистер… э-э…
Студент почему-то покраснел.
– Я хочу сначала стать историком, – ответил он невпопад, зато с неодолимой силой искреннего упрямства. – На юридический я потом пойду.
– Да-да, любопытно, – согласился лектор. – Юристом вы обязательно станете… Итак, еще вопросы?
Студент, отец которого имел ранчо в Мексике, все не садился:
– Вы сами были в тех местах, профессор? Вы ведь археолог, я прав?
Аудитория зашумела. Было ясно, что эта тема интересует присутствующих гораздо больше, чем мифические Солнца и драконы, придуманные невежественными индейцами. «А правда, что вы все лето в джунглях воевали?» – послышались возгласы. «Он только что с самолета, и сразу на лекцию, точно тебе говорю… А зимой он из Магриба привез Коран, который еще Харун-аль-Рашиду принадлежал… А теперь вы куда поедете, профессор?» Лектор снял очки, молча подошел к окну и замер, долгим взглядом изучая проснувшийся университетский городок. Его лицо отвердело. Что он видел в этот момент, было неизвестно, но аудитория вдруг стихла, замерла вместе с ним.
– Разрешите, сэр?
– Да? – спросил лектор.
Сара Бартоломью встала.
– Не могли бы вы нам рассказать… – звонким голосом отличницы начала она.
– Да? – повторил он, не оборачиваясь.
– Извините, пожалуйста, – тихо сказала девушка и села.
– Я был южнее, – неохотно сообщил он, поглаживая свежий шрам на щеке. – В Гватемале.
Студенты вновь ожили.
– На каких раскопках вы работали сэр? – включился в беседу следующий собеседник. – На могильнике или на городище?
– Я был не на раскопках. Расскажу как-нибудь в другой раз, договорились?
– Я уже ходил в экспедицию, в июле нанимался, – с гордостью сказал студент. – На Эри ходил. Думал, меня на расчистку поставят, а в результате два месяца отвалы note 1просеивал. Говорят, вы что-то интересное привезли, профессор?
Лектор медленно, тщательнейше поправил широкополую шляпу, ладно сидевшую голове, – он вел лекцию, не снимая головного убора, – после чего развернулся к своим ученикам.
– Милый юноша, вы собираетесь стать действующим археологом?
– Да, сэр.
– Тогда рекомендую вам никогда не задавать подобных вопросов.
– Спасибо, сэр.
– А сколько за это платят? – тут же заинтересовался кто-то.
– Некоторые платят за это жизнью, – буднично ответил профессор.
Наступило общее молчание. Громко скрипела авторучка: мисс Бартоломью что-то аккуратно записывала.
– У меня вопрос, – нарушил тягостную паузу пухлый малыш Джон Ким, он же Джек. – Вернее, проблема.
– Разумеется, юноша.
– Я ведь тоже стану археологом, как вы.
– Не рекомендую, – улыбнулся профессор. – Это чертово занятие не любит веселых людей, а вы, судя по всему, веселый человек. Впрочем, отговаривать также не смею.
– Я следующим летом обязательно поеду в экспедицию, только пока не понял куда. Поэтому я и хотел спросить. Вот мне предлагают подержанный «Айвер Джонсон», парень один продает. Как вы думаете, а?
– Револьвер «Ай-джи»?
– Ну, да.
– Добротное оружие. Подражание системам Смиту-Вессону, если вы не знаете. Почему бы не приобрести оригинал?
– Дорого, сэр.
– Действительно, проблема, – хмыкнул лектор. – Я вас очень хорошо понимаю, мистер Ким. Можете принести мне покупку, я проверю, что вам подсунули. Но, конечно, не на занятия. Найдете меня в кампусе.
Из задних рядов раздался голос:
– А вы сами какой револьвер предпочитаете, профессор?
– Кольт, – сказал профессор. – Только Кольт.
– Недавно Смит-Вессон изобрел новый револьвер, называется «Магнум». В тридцать пятом году. Калибра только какого-то странного – 0.357 дюйма. Между прочим, жуткая штука, слыхали?
– Во-первых, не револьвер, а патрон «0.357 Магнум», который на самом деле 38-го калибра, во-вторых, отнюдь не господа Смит и Вессон из Спрингфилда его изобрели. Да, согласен, патрон мощный. Но и модель револьвера под него слишком тяжела. И рукоятка мне не нравится, щечки какие-то нелепые…
– Вы отрицаете научный прогресс, профессор? – со сдержанным ехидством поинтересовался прыщавый наглец, сидевший под портретом Вашингтона.
– Я отрицаю модные веяния, мистер… впрочем познакомимся позже. Мода – удел слабоумных. Я уверен, что новоявленный «Магнум» не проживет и десятка лет, а если вы не согласны, то лет через пятнадцать мы можем вернуться к этому разговору.
– Да разве Смит-Вессоны делают у нас в Иллинойсе? note 2– удивился кто-то.
– В штате Массачусетс. Там тоже есть город Спрингфилд, к вашему сведению.
– Какое оружие лучше брать на раскопки, военное или гражданское? Мы вчера спорили насчет «Бульдогов»…
– Кольт, – твердо повторил лектор. – Сорок пятый калибр, ударно-спусковой механизм двойного действия, откидывающийся барабан, одновременное экстрактирование гильз. Что еще нужно? Это – Америка.
Придерживая шляпу, он неспешно спустился с кафедры к студентам и дружелюбно улыбнулся:
– Занятные, прямо скажем, у вас вопросы. Мы в свое время больше латынью увлекались. Латынью, музыкой, велосипедными прогулками… Какие еще темы интересуют будущих историков, помимо культуры доколумбовой Америки?
Встала хрупкая симпатичная девушка и, трогательно смущаясь, сказала:
– Я понимаю, сэр, для археолога главное – это умение выжить в любых ситуациях: в джунглях, в тайге, в пустыне. Нужно уметь маскироваться, оборудовать жилье, добывать пищу, как животную, так и растительную, изготавливать инструменты из подручных средств. Скажите, вы этому где учились, в армии?
Профессор сразу посерьезнел.
– Обязан вас разочаровать, милая леди. Главное для археолога – знать. А для этого прежде всего нужно уметь работать с архивами и в архивах, точнее, не работать, а выживать – очень точно вы сказали, именно выживать. Но не в джунглях, а в библиотеках. Терпение и знания, друзья.
Аудитория расцвела противными скептическими улыбочками.
– Вы с чем-то не согласны, господа?
– Если не владеешь, например, техникой борьбы без оружия или разным там холодным оружием, можешь не выходить из библиотеки, – пробасил мускулистый крутоплечий здоровяк.
Аудитория покивала, целиком согласная. Профессор вновь потрогал шрам на щеке – шрам явно саднил, чесался, мучительно напоминал о себе.
– Надеюсь, вы понимаете, что рукопашному бою учатся не на обзорных лекциях по языческим культурам, – устало возразил он.
– Я в спортзал буду ходить, – хрупкая девушка до сих пор стояла. – В группу женской самозащиты. Потому что ужас как не люблю револьверы…
– Покупай пистолет, – посоветовал неугомонный Джон Ким. – Кстати, профессор, я забыл у вас спросить – почему вы не пользуетесь автоматическим оружием? Кольт ведь пистолеты тоже делает.
– Некоторые мои проблемы совпадают с вашими, – улыбнулся тот краешком рта. – В частности, финансовые. Пусть пистолеты покупают владельцы многочисленных ранчо в Техасе, Гондурасе или Саудовской Аравии. Простите, мисс, вас перебили.
Однако девушка уже села.
– Главное – это сила, – вместо девушки продолжил крутоплечий знаток. – Атлетическая подготовка. Чтобы мышцы были, как железо в спортзале… – он непроизвольно напряг руку, превратив ее в шарнирное шаровидное соединение, и победно спросил. – Я прав, сэр?
Профессор мягко прохаживался по рядам.
– Как вас зовут юноша?
– Боб Макроу, сэр.
– Лично я предпочитаю бокс, дорогой Боб, – он пожал плечами. – По-моему, человечество пока не придумало ничего лучше бокса, по крайней мере, в обсуждаемой сфере деятельности. Вы, юноша, знаете, что такое апперкот?
– Подумаешь, апперкот! – басовито фыркнул Боб.
– Смотрите, мисс, это я для вас говорю, – повернулся профессор к девушке. – Точнее, показываю. Апперкот делается вот так, снизу вверх, – он медленно показал, – снизу вверх, снизу вверх… Запомнили? Если вы попадете таким образом Бобу в подбородок, обязательно снизу, под зубами, он наверняка грохнется в нокаут. Достаточно минимального усилия. Если сбоку в челюсть, то нужно ударить посильнее, но тоже много силы не требуется. В скулу лучше не бейте – только раззадорите его. Бейте первой, мисс, неожиданно и желательно точно, и скептически настроенный к боксу Боб никогда вас не забудет. Если, конечно, очнется.
– Очнусь, без проблем… – помрачнел студент.
– Вы правы в одном, господа. Ради торжества научной истины приходится иногда делать так, чтобы зубы оппонента стукнулись о его же ноздри.
– Чтобы зубы стукнулись о шляпу… – отчетливо прошептал кто-то.
Профессор круто развернулся.
– Кому не нравится моя шляпа? – упруго спросил он.
Ответом была тишина. Невинные взгляды застенчиво уткнулись в учебные столы. «Чего это он?» – зашелестело по аудитории. «Он никогда не снимает свою шляпу, представляешь!» «Врешь!» «Чтоб я доллар потерял!» Тогда профессор подошел к столу спортсмена Боба и попросил с обманчивой кротостью:
– Встаньте, прошу вас.
Тот почему-то испугался:
– Это не я.
Но просьбу выполнил.
– Как вы полагаете, мистер Макроу, какое чувство нужно испытывать к своему сопернику, чтобы победить его? К своему смертельному врагу?
– Ну, ненависть.
– Неправильно. Нужно испытывать нежность, где-то даже любовь. Только так можно слиться с ним в одно целое, понять его мысли, только так можно заранее узнать, какое действие совершит ваш соперник в следующий момент. Вам тоже не нравится моя шляпа?
– Нет, сэр. То есть да. Ну, не в том смысле, что «нет, не нравится», а в том, что «да, нравится».
– Будьте искренни, юноша. И смелее. Попробуйте сбить шляпу с моей головы на пол, прошу вас.
Студент стоял, не двигаясь, глаза его растерянно бегали по аудитории. Он был выше профессора почти на голову.
– Ну же, не бойтесь. Доверьтесь своим желаниям.
Студент неуверенно взмахнул рукой, пытаясь зацепить головной убор своего собеседника, и промахнулся.
– Что вы как мочалка на веревке, – спокойно сказал профессор. – Еще раз, пожалуйста.
Молодой человек попробовал еще раз – резко, в полную силу. Но почему-то опять промахнулся. Потеряв равновесие, он едва не кувырнулся через свой же столик.
– Что здесь происходит? – раздался удивленный возглас.
Дверной проем занимала туша декана.
Аудитория молчала.
– Итак, что происходит? – повторил вопрос декан. – Я спросил вас, доктор Джонс.
– Мы разбираем некоторые из ритуалов древних ацтеков, – как ни в чем не бывало сказал лектор. – Например, Танец Ветра – ритуал, в конце которого танцору отрубали сначала руки, затем голову.
– Я был в коридоре, ждал, что вы вот-вот закончите занятие, но потом решил зайти, – неприязненно объяснил декан. – Сожалею, если помешал. Когда освободитесь, профессор, зайдите ко мне в офис, неожиданно возникло очень важное дело.
Гость торжественно покинул помещение.
– Действительно, я вас слегка задержал, – лектор посмотрел на часы. – Сейчас закончим. Простой эксперимент, который мы провели с мистером Робертом, надеюсь, убедил вас, леди и джентльмены, в моих чувствах ко всем вам. Мне помогла нежность. Надеюсь также, что и преимущества бокса теперь не вызовут у кого-либо сомнений. Но все же хочу в заключение повторить вполне очевидную мысль. Вы, как я подозреваю, несколько превратно представляете себе работу археолога. Романтика наших поисков, друзья, совсем не в том, чтобы опередить всех и найти клад, а в том, чтобы опередить всех и первому найти истину.
Он возвратился на кафедру и надел очки.
– Ну что ж… Поздравляю всех присутствующих с началом учебного сезона. Рад, что вы успешно решили проблему оплаты обучения и проживания в кампусе. До встречи в следующий раз, господа.
Он уперся руками о кафедру и строгим взглядом осмотрел аудиторию.
– Разрешите, сэр? – руку подняла девушка, сидевшая за столиком в первом ряду.
– Разумеется, мисс…
– Сара Бартоломью, сэр. Вот у меня записано: «Пятое Небо, как стержневое понятие космогонических концепций древних ацтеков.» Я не ошиблась? Пятое, а не седьмое?
– Пятое Небо – это то место, где мы с вами обитаем, мисс Бартоломью, – улыбнулся лектор. – Есть у него и другое название: Пятое Солнце, или Солнце Движения, Наоллин. История Вселенной, господа, делится на пять великих Солнц. Первым было Солнце Ночи, оно изображалось в виде головы кошки и воплощало царство безнадежности. Вторым было Солнце Дыхания – чистый дух, возрождающий жизнь. Затем Солнце Огня и Солнце Воды. Надеюсь, вы понимаете, что все это миф, современная наука несколько по иному видит возникновение нашего мира.
– Профессор, а когда Вы расскажете о каком-то там Змее? – спросил пухлый круглощекий коротышка, помещавшийся возле окна. – Я, кстати, люблю драконов. А Вы верите в драконов, профессор?
– Ваше имя, юноша?
– Джек. То есть Джон Ким, а что?
– В следующий раз шутить будете в коридоре, мистер Ким. Что касается Крылатого Змея или Кецалькоатля, Змея-В-Перьях, то этот персонаж – центральный в цикле наших лекций. Он присутствует во всех культурах Центральной Америки, – Кукулькана на языке майя, Кукумаца на языке киче, – так что мы уделим ему достаточно внимания. И самому божеству, и жрецам, носившим то же имя. В качестве дополнительного материала могу рассказать вам также о географии земель, составлявших владения Крылатого Змея. Удивительные страны, господа…
– Я знаю, – кинул реплику студент из средних рядов. – Разрешите, сэр?
– Вы уже что-то знаете? – широко улыбнулся лектор. – Прошу вас, сэр.
Студент встал.
– Я там был. Ну, в этой долине. У моего отца в Мексике ранчо есть. Пирамиды видел, «проспект мертвых», мне очень понравилось…
– Пирамиды Солнца и Луны?
– Наверное.
– Завидую вашему отцу. А вы, значит, решили учиться у нас, мистер… э-э…
Студент почему-то покраснел.
– Я хочу сначала стать историком, – ответил он невпопад, зато с неодолимой силой искреннего упрямства. – На юридический я потом пойду.
– Да-да, любопытно, – согласился лектор. – Юристом вы обязательно станете… Итак, еще вопросы?
Студент, отец которого имел ранчо в Мексике, все не садился:
– Вы сами были в тех местах, профессор? Вы ведь археолог, я прав?
Аудитория зашумела. Было ясно, что эта тема интересует присутствующих гораздо больше, чем мифические Солнца и драконы, придуманные невежественными индейцами. «А правда, что вы все лето в джунглях воевали?» – послышались возгласы. «Он только что с самолета, и сразу на лекцию, точно тебе говорю… А зимой он из Магриба привез Коран, который еще Харун-аль-Рашиду принадлежал… А теперь вы куда поедете, профессор?» Лектор снял очки, молча подошел к окну и замер, долгим взглядом изучая проснувшийся университетский городок. Его лицо отвердело. Что он видел в этот момент, было неизвестно, но аудитория вдруг стихла, замерла вместе с ним.
– Разрешите, сэр?
– Да? – спросил лектор.
Сара Бартоломью встала.
– Не могли бы вы нам рассказать… – звонким голосом отличницы начала она.
– Да? – повторил он, не оборачиваясь.
– Извините, пожалуйста, – тихо сказала девушка и села.
– Я был южнее, – неохотно сообщил он, поглаживая свежий шрам на щеке. – В Гватемале.
Студенты вновь ожили.
– На каких раскопках вы работали сэр? – включился в беседу следующий собеседник. – На могильнике или на городище?
– Я был не на раскопках. Расскажу как-нибудь в другой раз, договорились?
– Я уже ходил в экспедицию, в июле нанимался, – с гордостью сказал студент. – На Эри ходил. Думал, меня на расчистку поставят, а в результате два месяца отвалы note 1просеивал. Говорят, вы что-то интересное привезли, профессор?
Лектор медленно, тщательнейше поправил широкополую шляпу, ладно сидевшую голове, – он вел лекцию, не снимая головного убора, – после чего развернулся к своим ученикам.
– Милый юноша, вы собираетесь стать действующим археологом?
– Да, сэр.
– Тогда рекомендую вам никогда не задавать подобных вопросов.
– Спасибо, сэр.
– А сколько за это платят? – тут же заинтересовался кто-то.
– Некоторые платят за это жизнью, – буднично ответил профессор.
Наступило общее молчание. Громко скрипела авторучка: мисс Бартоломью что-то аккуратно записывала.
– У меня вопрос, – нарушил тягостную паузу пухлый малыш Джон Ким, он же Джек. – Вернее, проблема.
– Разумеется, юноша.
– Я ведь тоже стану археологом, как вы.
– Не рекомендую, – улыбнулся профессор. – Это чертово занятие не любит веселых людей, а вы, судя по всему, веселый человек. Впрочем, отговаривать также не смею.
– Я следующим летом обязательно поеду в экспедицию, только пока не понял куда. Поэтому я и хотел спросить. Вот мне предлагают подержанный «Айвер Джонсон», парень один продает. Как вы думаете, а?
– Револьвер «Ай-джи»?
– Ну, да.
– Добротное оружие. Подражание системам Смиту-Вессону, если вы не знаете. Почему бы не приобрести оригинал?
– Дорого, сэр.
– Действительно, проблема, – хмыкнул лектор. – Я вас очень хорошо понимаю, мистер Ким. Можете принести мне покупку, я проверю, что вам подсунули. Но, конечно, не на занятия. Найдете меня в кампусе.
Из задних рядов раздался голос:
– А вы сами какой револьвер предпочитаете, профессор?
– Кольт, – сказал профессор. – Только Кольт.
– Недавно Смит-Вессон изобрел новый револьвер, называется «Магнум». В тридцать пятом году. Калибра только какого-то странного – 0.357 дюйма. Между прочим, жуткая штука, слыхали?
– Во-первых, не револьвер, а патрон «0.357 Магнум», который на самом деле 38-го калибра, во-вторых, отнюдь не господа Смит и Вессон из Спрингфилда его изобрели. Да, согласен, патрон мощный. Но и модель револьвера под него слишком тяжела. И рукоятка мне не нравится, щечки какие-то нелепые…
– Вы отрицаете научный прогресс, профессор? – со сдержанным ехидством поинтересовался прыщавый наглец, сидевший под портретом Вашингтона.
– Я отрицаю модные веяния, мистер… впрочем познакомимся позже. Мода – удел слабоумных. Я уверен, что новоявленный «Магнум» не проживет и десятка лет, а если вы не согласны, то лет через пятнадцать мы можем вернуться к этому разговору.
– Да разве Смит-Вессоны делают у нас в Иллинойсе? note 2– удивился кто-то.
– В штате Массачусетс. Там тоже есть город Спрингфилд, к вашему сведению.
– Какое оружие лучше брать на раскопки, военное или гражданское? Мы вчера спорили насчет «Бульдогов»…
– Кольт, – твердо повторил лектор. – Сорок пятый калибр, ударно-спусковой механизм двойного действия, откидывающийся барабан, одновременное экстрактирование гильз. Что еще нужно? Это – Америка.
Придерживая шляпу, он неспешно спустился с кафедры к студентам и дружелюбно улыбнулся:
– Занятные, прямо скажем, у вас вопросы. Мы в свое время больше латынью увлекались. Латынью, музыкой, велосипедными прогулками… Какие еще темы интересуют будущих историков, помимо культуры доколумбовой Америки?
Встала хрупкая симпатичная девушка и, трогательно смущаясь, сказала:
– Я понимаю, сэр, для археолога главное – это умение выжить в любых ситуациях: в джунглях, в тайге, в пустыне. Нужно уметь маскироваться, оборудовать жилье, добывать пищу, как животную, так и растительную, изготавливать инструменты из подручных средств. Скажите, вы этому где учились, в армии?
Профессор сразу посерьезнел.
– Обязан вас разочаровать, милая леди. Главное для археолога – знать. А для этого прежде всего нужно уметь работать с архивами и в архивах, точнее, не работать, а выживать – очень точно вы сказали, именно выживать. Но не в джунглях, а в библиотеках. Терпение и знания, друзья.
Аудитория расцвела противными скептическими улыбочками.
– Вы с чем-то не согласны, господа?
– Если не владеешь, например, техникой борьбы без оружия или разным там холодным оружием, можешь не выходить из библиотеки, – пробасил мускулистый крутоплечий здоровяк.
Аудитория покивала, целиком согласная. Профессор вновь потрогал шрам на щеке – шрам явно саднил, чесался, мучительно напоминал о себе.
– Надеюсь, вы понимаете, что рукопашному бою учатся не на обзорных лекциях по языческим культурам, – устало возразил он.
– Я в спортзал буду ходить, – хрупкая девушка до сих пор стояла. – В группу женской самозащиты. Потому что ужас как не люблю револьверы…
– Покупай пистолет, – посоветовал неугомонный Джон Ким. – Кстати, профессор, я забыл у вас спросить – почему вы не пользуетесь автоматическим оружием? Кольт ведь пистолеты тоже делает.
– Некоторые мои проблемы совпадают с вашими, – улыбнулся тот краешком рта. – В частности, финансовые. Пусть пистолеты покупают владельцы многочисленных ранчо в Техасе, Гондурасе или Саудовской Аравии. Простите, мисс, вас перебили.
Однако девушка уже села.
– Главное – это сила, – вместо девушки продолжил крутоплечий знаток. – Атлетическая подготовка. Чтобы мышцы были, как железо в спортзале… – он непроизвольно напряг руку, превратив ее в шарнирное шаровидное соединение, и победно спросил. – Я прав, сэр?
Профессор мягко прохаживался по рядам.
– Как вас зовут юноша?
– Боб Макроу, сэр.
– Лично я предпочитаю бокс, дорогой Боб, – он пожал плечами. – По-моему, человечество пока не придумало ничего лучше бокса, по крайней мере, в обсуждаемой сфере деятельности. Вы, юноша, знаете, что такое апперкот?
– Подумаешь, апперкот! – басовито фыркнул Боб.
– Смотрите, мисс, это я для вас говорю, – повернулся профессор к девушке. – Точнее, показываю. Апперкот делается вот так, снизу вверх, – он медленно показал, – снизу вверх, снизу вверх… Запомнили? Если вы попадете таким образом Бобу в подбородок, обязательно снизу, под зубами, он наверняка грохнется в нокаут. Достаточно минимального усилия. Если сбоку в челюсть, то нужно ударить посильнее, но тоже много силы не требуется. В скулу лучше не бейте – только раззадорите его. Бейте первой, мисс, неожиданно и желательно точно, и скептически настроенный к боксу Боб никогда вас не забудет. Если, конечно, очнется.
– Очнусь, без проблем… – помрачнел студент.
– Вы правы в одном, господа. Ради торжества научной истины приходится иногда делать так, чтобы зубы оппонента стукнулись о его же ноздри.
– Чтобы зубы стукнулись о шляпу… – отчетливо прошептал кто-то.
Профессор круто развернулся.
– Кому не нравится моя шляпа? – упруго спросил он.
Ответом была тишина. Невинные взгляды застенчиво уткнулись в учебные столы. «Чего это он?» – зашелестело по аудитории. «Он никогда не снимает свою шляпу, представляешь!» «Врешь!» «Чтоб я доллар потерял!» Тогда профессор подошел к столу спортсмена Боба и попросил с обманчивой кротостью:
– Встаньте, прошу вас.
Тот почему-то испугался:
– Это не я.
Но просьбу выполнил.
– Как вы полагаете, мистер Макроу, какое чувство нужно испытывать к своему сопернику, чтобы победить его? К своему смертельному врагу?
– Ну, ненависть.
– Неправильно. Нужно испытывать нежность, где-то даже любовь. Только так можно слиться с ним в одно целое, понять его мысли, только так можно заранее узнать, какое действие совершит ваш соперник в следующий момент. Вам тоже не нравится моя шляпа?
– Нет, сэр. То есть да. Ну, не в том смысле, что «нет, не нравится», а в том, что «да, нравится».
– Будьте искренни, юноша. И смелее. Попробуйте сбить шляпу с моей головы на пол, прошу вас.
Студент стоял, не двигаясь, глаза его растерянно бегали по аудитории. Он был выше профессора почти на голову.
– Ну же, не бойтесь. Доверьтесь своим желаниям.
Студент неуверенно взмахнул рукой, пытаясь зацепить головной убор своего собеседника, и промахнулся.
– Что вы как мочалка на веревке, – спокойно сказал профессор. – Еще раз, пожалуйста.
Молодой человек попробовал еще раз – резко, в полную силу. Но почему-то опять промахнулся. Потеряв равновесие, он едва не кувырнулся через свой же столик.
– Что здесь происходит? – раздался удивленный возглас.
Дверной проем занимала туша декана.
Аудитория молчала.
– Итак, что происходит? – повторил вопрос декан. – Я спросил вас, доктор Джонс.
– Мы разбираем некоторые из ритуалов древних ацтеков, – как ни в чем не бывало сказал лектор. – Например, Танец Ветра – ритуал, в конце которого танцору отрубали сначала руки, затем голову.
– Я был в коридоре, ждал, что вы вот-вот закончите занятие, но потом решил зайти, – неприязненно объяснил декан. – Сожалею, если помешал. Когда освободитесь, профессор, зайдите ко мне в офис, неожиданно возникло очень важное дело.
Гость торжественно покинул помещение.
– Действительно, я вас слегка задержал, – лектор посмотрел на часы. – Сейчас закончим. Простой эксперимент, который мы провели с мистером Робертом, надеюсь, убедил вас, леди и джентльмены, в моих чувствах ко всем вам. Мне помогла нежность. Надеюсь также, что и преимущества бокса теперь не вызовут у кого-либо сомнений. Но все же хочу в заключение повторить вполне очевидную мысль. Вы, как я подозреваю, несколько превратно представляете себе работу археолога. Романтика наших поисков, друзья, совсем не в том, чтобы опередить всех и найти клад, а в том, чтобы опередить всех и первому найти истину.
Он возвратился на кафедру и надел очки.
– Ну что ж… Поздравляю всех присутствующих с началом учебного сезона. Рад, что вы успешно решили проблему оплаты обучения и проживания в кампусе. До встречи в следующий раз, господа.
2. СЕНТЯБРЬСКИЕ НАСТРОЕНИЯ
Истории бывают короткие – длиной в одну человеческую жизнь, и длинные – в одну бесконечную ночь. Истории бывают смешные, страшные и странные, добрые и злые. Наконец самое главное – они бывают достоверными и придуманными.
Эта история – настоящая.
В самом деле, что может быть естественнее? Был сентябрь. Ветреная чикагская осень, когда с Мичигана приносит по утрам гадкую муть, состоящую из остатков тумана, перемешанных с пароходными отрыжками, когда чудовищная громада Трибюн-тауэра прячется в тяжелом небе, когда даже особняки «Золотого берега» и негритянские трущобы «Бронзового города» объединяются в тщетных попытках стряхнуть струпья умершего лета.
1938-й год. Тревожный 1938-й. Благодаря мучительным усилиям властей, Чикаго забыло кровавые беспорядки, случившиеся в день поминовения note 3год назад, когда рабочие «Рипаблик стил» сцепились с полицией. Благополучные, казалось бы, Соединенные Штаты Америки, едва оправившись от Великой Депрессии, вновь неудержимо скатывались к кризису, вдруг перестав реагировать на «новый курс» президента Рузвельта. Окончательно погасла еле тлевшая мечта о грядущем Просперити note 4. Совсем недавно, в мае, Конгресс создал новую комиссию – по расследованию антиамериканской деятельности, – призванную хоть как-то улучшить состояние духа нации. В комиссию, разумеется, вошли компетентные и морально безупречные политики. В остальном же мире вообще черт знает что творилось. Страшная война в Испании, аншлюс Австрии Германией, претензии Германии на чешские Судеты, невероятные по масштабам и обвинениям судебные процессы в Москве, расчленение Китая японскими войсками…
И настроение у профессора Джонса было под стать времени года. Вернулся из экспедиции, потеряв двоих друзей, истратив чужие деньги, а привез только никчемную керамику да нефритового каймана. То есть практически вернулся ни с чем. Что может быть естественнее? Профессор Джонс был невезучим человеком – уникально, фантастически, неизлечимо невезучим. По крайней мере, сам он в этом нисколько не сомневался. И просьбу декана заглянуть в офис факультетского руководства он воспринял соответственно – с пониманием, с мудрым спокойствием. Очередная неприятность? Что ж, ему не привыкать.
Декан встретил его сидя. Впрочем, на мгновение приподнял тучное тело – вежливости ради.
– Откровенно говоря, – решительно начал он, – мне кажется, что вы даете студентам слишком уж спорный, непроверенный материал, доктор Джонс.
– Почему непроверенный? – возразил Джонс, без приглашения подсаживаясь к столу. – Уверяю вас, я объездил всю Месоамерику…
– Вот именно, доктор. Ваш курс составлен на основе собственных исследований. Когда вы намерены опубликовать их, чтобы все было, как положено?
– В течение двух-трех месяцев.
– Через два месяца я вынужден буду навести справки в университетской типографии, как вы выполняете свое обещание.
– Вы позвали меня, чтобы обсудить программу моего курса? – прямо спросил доктор Джонс.
– Что? – спохватился декан. – Ах, нет, конечно. Хотя, если снова быть откровенным, насчет вашего курса у меня есть определенное беспокойство. Вероятно, мне следовало бы поинтересоваться, сколько лекций вы намерены прочитать, прежде чем в очередной раз исчезнете.
Профессор Джонс грустно улыбнулся:
– До конца семестра в моих планах нет ничего, что могло бы вас огорчить.
– Хотелось бы верить. Знаете, мы тут здорово поволновались из-за вашей задержки, уже всерьез подбирали замену. Не сочтите за резкость, но сказать вам кое-что неприятное я все-таки должен. Видите ли, доктор… То, что прощалось вашему отцу, может не сойти с рук Джонсу-младшему, вы меня понимаете?
– Не нужно называть меня «младшим», – сдержанно попросил гость.
– Почему? – искренне удивился хозяин кабинета. – Боже мой, Инди, ну почему вы этого так не любите? Ваш отец – большой ученый, что всем прекрасно известно, точнее сказать – был большим ученым, и я не вижу причин, которые мешают вам добавлять к фамилии гордую приставку…
– Джонса-младшего нет, – раздельно произнес гость, рывком встав. – Равно как и «старшего». Я – Джонс. Просто – Джонс. Послушайте, шеф, неужели меня вызвали ради того, чтобы отчитать, как мальчишку?
Декан также встал и застегнул все пуговицы своего пиджака:
– Собственно, вас вызвал не я, доктор Джонс. Меня просили передать, что вас срочно ждут у ректора. Пришли какие-то господа, очень похоже, что из полиции, они хотят с вами побеседовать.
– Срочно, говорите? – хмыкнул Джонс. – Если ректор спросит, где я так задержался, я непременно перескажу ему наш разговор.
– У вас неприятности, доктор? Зачем вы могли понадобиться полиции?
– У меня все о'кей.
– Значит, не хотите объяснить мне, в чем дело? – спросил декан, пристально глядя в лицо подчиненного.
Пришла очередь удивляться Джонсу.
– Мои неприятности, а они у меня, разумеется, есть, никаким образом не связаны с полицией.
– Надеюсь, на факультет не ляжет пятно, – вздохнул декан. – Очень надеюсь, доктор Джонс. Иначе даже и не знаю, что с вами делать…
Гость молча повернулся, сделал несколько шагов и оставил кабинет хозяину.
В коридорах было тихо: шли занятия. «Срочно…» – думал профессор Джонс, перемещаясь по свежевыкрашенным магистралям главного корпуса. "Терпеть не могу всяких там «срочно»… – размышлял он, приветствуя попадающихся навстречу коллег. «Полиция…» – катал он языком во рту малоприятное слово. «Терпеть не могу полицию…»
В самом деле, зачем он понадобился полиции? С этой грозной инстанций у него вроде бы не должно быть точек пересечения. А может, господа вовсе не из полиции? – похолодело у профессора в груди. Может, они из налоговой инспекции? Вот некстати! Впрочем, господа из налоговой инспекции всегда некстати. Неужели что-то связанное с магрибским проектом? Вот ведь не везет…
В офисе ректора его действительно ждали. Два человека – в штатском – энергично поднялись ему навстречу, а ректор с облегчением сказал:
– Это он, господа.
Итак, их было двое. Один – щуплый лысоватый блондинчик, похожий на всех американцев сразу. Неопределенного возраста, впрочем, ближе к зрелому, чем к молодому. Второй – баскетбольных габаритов дебил, очень напоминающий какого-то актера – из тех, что играют вышибал в увеселительных заведениях. Очень веско они выглядели, дополняя друг друга, как огонь и вода, как свет и тьма, как жизнь и смерть. Налоговая инспекция такими компаниями не ходит, – мельком подумал вошедший, – так что опасения были напрасны…
– Вы Генри Джонс? – первым заговорил маленький. Очевидно, главным был он.
– Доктор Индиана Джонс. К вашим услугам, господа.
Крепыш вопросительно оглянулся на ректора:
– Мне нужен профессор Генри Джонс, сэр, – он заглянул в записную книжку и добавил. – Исторический факультет, кафедра индейских культур. Работает у вас такой или нет?
Ректор вдруг засуетился – как-то сразу, неподобающе:
– Боже мой, это он и есть! Видите ли, в силу определенных причин, неизвестных мне, но, вероятно, вполне уважительных, доктор Джонс не любит имя «Генри», – руководитель университета растерянно улыбнулся.
– Так-так, – покивал головой человек. – Значит, второе имя – «Индиана»… – он сделал пометку в своей записной книжке. – Индиана – это по названию штата, мистер Джонс? В моих сведениях указано, что вы родом из Старфорда, штат Иллинойс, 1898 года рождения, в двадцать пятом году окончили чикагский университет, остались здесь же работать, получили магистра, затем доктора… Мои сведения точны?
– С вашего позволения, я сохраню в тайне, откуда взялось имя Индиана, – сухо известил доктор Джонс.
– Сохраните в тайне? – неприятно удивился человек. – Зачем? Впрочем, ваше дело. Итак… – он вновь оглянулся на ректора.
– Да-да, – сказал тот. – Вы, полагаю, простите меня, господа, но я вынужден ненадолго отлучиться. Работа, знаете ли, не ждет.
Он удалился. Доктор Джонс посмотрел ему вслед и спросил:
– Вы из ФБР, что ли?
– Сержант! – не потрудившись ответить, маленький кивнул своему дебилообразному спутнику. Тот, ни слова не говоря, переместился к выходу, выглянул в коридор, затем прикрыл дверь и застыл по стойке «вольно». Он жевал резинку, отрешенно двигая челюстями.
– И чтобы никто не вошел, – распорядился главный. Вдруг протянул руку доктору Джонсу, широко улыбнувшись. – Здравствуйте, профессор. Извините, что пришлось таким вот образом вас побеспокоить. Дело в том, что у нас есть к вам вопрос чрезвычайной важности.
– Вы из ФБР? – повторился Джонс.
– Военная разведка. Подразделение «Сигма» при ВВС. Я – руководитель подразделения майор Питерс. Уильям Питерс, сэр. Итак, к сути, мистер Джонс.
– У нас есть разведка? – по-детски заинтересовался профессор археологии. – Здесь, в Штатах?
– Нет сомнений, – серьезно ответил майор Питерс. – У немцев – РСХА, у русских – НКВД, а у вас есть мы. Присядем, пожалуй.
Разведчик естественно и непринужденно сел за стол ректора. После чего продолжил:
– Нас интересует вот что. Когда вы в последний раз видели профессора Иглвуда?
– Кого? – не понял Джонс.
– Иглвуда. Насколько нам известно, вы его ассистент. Или, по крайне мере, были его ассистентом, не правда ли?
– Я? – спросил Джонс, недоуменно вскинув брови. Даже пальцем указал сам на себя – для ясности.
– Вы хотите сказать, что наши сведения не точны? – неодобрительно нахмурился разведчик.
– Не знаю я никакого Иглвуда, – Джонс также нахмурился. – Я давно вышел из возраста, когда был чьим-то ассистентом. Я, мистер Питерс, работаю на себя, ассистирую себе и одновременно руковожу сам собой. Темы моих исследований совершенно самостоятельны, это всем известно, уверяю вас.
– А в прошлом? Вы упомянули, что все-таки были в том возрасте, когда…
– Хотя, постойте, – сказал Джонс. – Существовал такой человек. Но это попросту невозможно, – добавил он и засмеялся.
– Я вас слушаю, продолжайте.
– Каково полное имя вашего «профессора Иглвуда»?
– Абрахам Иглвуд.
– Абрахам? – челюсть Джонса на мгновение отвисла. – Но ведь Эйб… В общем, здесь какая-то ошибка, майор.
– Может, и ошибка, – согласился разведчик. – Ошибки иногда случаются в нашей работе.
– Во-первых, Эйб давным-давно умер, еще до того, как я родился. Во-вторых, этот человек не имел никакого отношения ни к археологии, ни к университетам, ни к науке вообще. Собственно, первого вполне достаточно, чтобы я не мог с ним видеться, вы не согласны?
– Подробнее, пожалуйста.
– О чем?
– Об Абрахаме Иглвуде.
– Родственник по материнской линии, – пожал плечами Джонс. – Давно умерший, как я уже сказал. Двоюродный брат матери, работал механиком в мастерской игрушек. Я запомнил его имя, потому что в далеком детстве от этого дяди мне досталось в наследство огромное количество ломаных игрушек, иначе, конечно, знать бы не знал об этом своем родственнике. А в чем дело, майор? Объясните вы наконец?
Эта история – настоящая.
В самом деле, что может быть естественнее? Был сентябрь. Ветреная чикагская осень, когда с Мичигана приносит по утрам гадкую муть, состоящую из остатков тумана, перемешанных с пароходными отрыжками, когда чудовищная громада Трибюн-тауэра прячется в тяжелом небе, когда даже особняки «Золотого берега» и негритянские трущобы «Бронзового города» объединяются в тщетных попытках стряхнуть струпья умершего лета.
1938-й год. Тревожный 1938-й. Благодаря мучительным усилиям властей, Чикаго забыло кровавые беспорядки, случившиеся в день поминовения note 3год назад, когда рабочие «Рипаблик стил» сцепились с полицией. Благополучные, казалось бы, Соединенные Штаты Америки, едва оправившись от Великой Депрессии, вновь неудержимо скатывались к кризису, вдруг перестав реагировать на «новый курс» президента Рузвельта. Окончательно погасла еле тлевшая мечта о грядущем Просперити note 4. Совсем недавно, в мае, Конгресс создал новую комиссию – по расследованию антиамериканской деятельности, – призванную хоть как-то улучшить состояние духа нации. В комиссию, разумеется, вошли компетентные и морально безупречные политики. В остальном же мире вообще черт знает что творилось. Страшная война в Испании, аншлюс Австрии Германией, претензии Германии на чешские Судеты, невероятные по масштабам и обвинениям судебные процессы в Москве, расчленение Китая японскими войсками…
И настроение у профессора Джонса было под стать времени года. Вернулся из экспедиции, потеряв двоих друзей, истратив чужие деньги, а привез только никчемную керамику да нефритового каймана. То есть практически вернулся ни с чем. Что может быть естественнее? Профессор Джонс был невезучим человеком – уникально, фантастически, неизлечимо невезучим. По крайней мере, сам он в этом нисколько не сомневался. И просьбу декана заглянуть в офис факультетского руководства он воспринял соответственно – с пониманием, с мудрым спокойствием. Очередная неприятность? Что ж, ему не привыкать.
Декан встретил его сидя. Впрочем, на мгновение приподнял тучное тело – вежливости ради.
– Откровенно говоря, – решительно начал он, – мне кажется, что вы даете студентам слишком уж спорный, непроверенный материал, доктор Джонс.
– Почему непроверенный? – возразил Джонс, без приглашения подсаживаясь к столу. – Уверяю вас, я объездил всю Месоамерику…
– Вот именно, доктор. Ваш курс составлен на основе собственных исследований. Когда вы намерены опубликовать их, чтобы все было, как положено?
– В течение двух-трех месяцев.
– Через два месяца я вынужден буду навести справки в университетской типографии, как вы выполняете свое обещание.
– Вы позвали меня, чтобы обсудить программу моего курса? – прямо спросил доктор Джонс.
– Что? – спохватился декан. – Ах, нет, конечно. Хотя, если снова быть откровенным, насчет вашего курса у меня есть определенное беспокойство. Вероятно, мне следовало бы поинтересоваться, сколько лекций вы намерены прочитать, прежде чем в очередной раз исчезнете.
Профессор Джонс грустно улыбнулся:
– До конца семестра в моих планах нет ничего, что могло бы вас огорчить.
– Хотелось бы верить. Знаете, мы тут здорово поволновались из-за вашей задержки, уже всерьез подбирали замену. Не сочтите за резкость, но сказать вам кое-что неприятное я все-таки должен. Видите ли, доктор… То, что прощалось вашему отцу, может не сойти с рук Джонсу-младшему, вы меня понимаете?
– Не нужно называть меня «младшим», – сдержанно попросил гость.
– Почему? – искренне удивился хозяин кабинета. – Боже мой, Инди, ну почему вы этого так не любите? Ваш отец – большой ученый, что всем прекрасно известно, точнее сказать – был большим ученым, и я не вижу причин, которые мешают вам добавлять к фамилии гордую приставку…
– Джонса-младшего нет, – раздельно произнес гость, рывком встав. – Равно как и «старшего». Я – Джонс. Просто – Джонс. Послушайте, шеф, неужели меня вызвали ради того, чтобы отчитать, как мальчишку?
Декан также встал и застегнул все пуговицы своего пиджака:
– Собственно, вас вызвал не я, доктор Джонс. Меня просили передать, что вас срочно ждут у ректора. Пришли какие-то господа, очень похоже, что из полиции, они хотят с вами побеседовать.
– Срочно, говорите? – хмыкнул Джонс. – Если ректор спросит, где я так задержался, я непременно перескажу ему наш разговор.
– У вас неприятности, доктор? Зачем вы могли понадобиться полиции?
– У меня все о'кей.
– Значит, не хотите объяснить мне, в чем дело? – спросил декан, пристально глядя в лицо подчиненного.
Пришла очередь удивляться Джонсу.
– Мои неприятности, а они у меня, разумеется, есть, никаким образом не связаны с полицией.
– Надеюсь, на факультет не ляжет пятно, – вздохнул декан. – Очень надеюсь, доктор Джонс. Иначе даже и не знаю, что с вами делать…
Гость молча повернулся, сделал несколько шагов и оставил кабинет хозяину.
В коридорах было тихо: шли занятия. «Срочно…» – думал профессор Джонс, перемещаясь по свежевыкрашенным магистралям главного корпуса. "Терпеть не могу всяких там «срочно»… – размышлял он, приветствуя попадающихся навстречу коллег. «Полиция…» – катал он языком во рту малоприятное слово. «Терпеть не могу полицию…»
В самом деле, зачем он понадобился полиции? С этой грозной инстанций у него вроде бы не должно быть точек пересечения. А может, господа вовсе не из полиции? – похолодело у профессора в груди. Может, они из налоговой инспекции? Вот некстати! Впрочем, господа из налоговой инспекции всегда некстати. Неужели что-то связанное с магрибским проектом? Вот ведь не везет…
В офисе ректора его действительно ждали. Два человека – в штатском – энергично поднялись ему навстречу, а ректор с облегчением сказал:
– Это он, господа.
Итак, их было двое. Один – щуплый лысоватый блондинчик, похожий на всех американцев сразу. Неопределенного возраста, впрочем, ближе к зрелому, чем к молодому. Второй – баскетбольных габаритов дебил, очень напоминающий какого-то актера – из тех, что играют вышибал в увеселительных заведениях. Очень веско они выглядели, дополняя друг друга, как огонь и вода, как свет и тьма, как жизнь и смерть. Налоговая инспекция такими компаниями не ходит, – мельком подумал вошедший, – так что опасения были напрасны…
– Вы Генри Джонс? – первым заговорил маленький. Очевидно, главным был он.
– Доктор Индиана Джонс. К вашим услугам, господа.
Крепыш вопросительно оглянулся на ректора:
– Мне нужен профессор Генри Джонс, сэр, – он заглянул в записную книжку и добавил. – Исторический факультет, кафедра индейских культур. Работает у вас такой или нет?
Ректор вдруг засуетился – как-то сразу, неподобающе:
– Боже мой, это он и есть! Видите ли, в силу определенных причин, неизвестных мне, но, вероятно, вполне уважительных, доктор Джонс не любит имя «Генри», – руководитель университета растерянно улыбнулся.
– Так-так, – покивал головой человек. – Значит, второе имя – «Индиана»… – он сделал пометку в своей записной книжке. – Индиана – это по названию штата, мистер Джонс? В моих сведениях указано, что вы родом из Старфорда, штат Иллинойс, 1898 года рождения, в двадцать пятом году окончили чикагский университет, остались здесь же работать, получили магистра, затем доктора… Мои сведения точны?
– С вашего позволения, я сохраню в тайне, откуда взялось имя Индиана, – сухо известил доктор Джонс.
– Сохраните в тайне? – неприятно удивился человек. – Зачем? Впрочем, ваше дело. Итак… – он вновь оглянулся на ректора.
– Да-да, – сказал тот. – Вы, полагаю, простите меня, господа, но я вынужден ненадолго отлучиться. Работа, знаете ли, не ждет.
Он удалился. Доктор Джонс посмотрел ему вслед и спросил:
– Вы из ФБР, что ли?
– Сержант! – не потрудившись ответить, маленький кивнул своему дебилообразному спутнику. Тот, ни слова не говоря, переместился к выходу, выглянул в коридор, затем прикрыл дверь и застыл по стойке «вольно». Он жевал резинку, отрешенно двигая челюстями.
– И чтобы никто не вошел, – распорядился главный. Вдруг протянул руку доктору Джонсу, широко улыбнувшись. – Здравствуйте, профессор. Извините, что пришлось таким вот образом вас побеспокоить. Дело в том, что у нас есть к вам вопрос чрезвычайной важности.
– Вы из ФБР? – повторился Джонс.
– Военная разведка. Подразделение «Сигма» при ВВС. Я – руководитель подразделения майор Питерс. Уильям Питерс, сэр. Итак, к сути, мистер Джонс.
– У нас есть разведка? – по-детски заинтересовался профессор археологии. – Здесь, в Штатах?
– Нет сомнений, – серьезно ответил майор Питерс. – У немцев – РСХА, у русских – НКВД, а у вас есть мы. Присядем, пожалуй.
Разведчик естественно и непринужденно сел за стол ректора. После чего продолжил:
– Нас интересует вот что. Когда вы в последний раз видели профессора Иглвуда?
– Кого? – не понял Джонс.
– Иглвуда. Насколько нам известно, вы его ассистент. Или, по крайне мере, были его ассистентом, не правда ли?
– Я? – спросил Джонс, недоуменно вскинув брови. Даже пальцем указал сам на себя – для ясности.
– Вы хотите сказать, что наши сведения не точны? – неодобрительно нахмурился разведчик.
– Не знаю я никакого Иглвуда, – Джонс также нахмурился. – Я давно вышел из возраста, когда был чьим-то ассистентом. Я, мистер Питерс, работаю на себя, ассистирую себе и одновременно руковожу сам собой. Темы моих исследований совершенно самостоятельны, это всем известно, уверяю вас.
– А в прошлом? Вы упомянули, что все-таки были в том возрасте, когда…
– Хотя, постойте, – сказал Джонс. – Существовал такой человек. Но это попросту невозможно, – добавил он и засмеялся.
– Я вас слушаю, продолжайте.
– Каково полное имя вашего «профессора Иглвуда»?
– Абрахам Иглвуд.
– Абрахам? – челюсть Джонса на мгновение отвисла. – Но ведь Эйб… В общем, здесь какая-то ошибка, майор.
– Может, и ошибка, – согласился разведчик. – Ошибки иногда случаются в нашей работе.
– Во-первых, Эйб давным-давно умер, еще до того, как я родился. Во-вторых, этот человек не имел никакого отношения ни к археологии, ни к университетам, ни к науке вообще. Собственно, первого вполне достаточно, чтобы я не мог с ним видеться, вы не согласны?
– Подробнее, пожалуйста.
– О чем?
– Об Абрахаме Иглвуде.
– Родственник по материнской линии, – пожал плечами Джонс. – Давно умерший, как я уже сказал. Двоюродный брат матери, работал механиком в мастерской игрушек. Я запомнил его имя, потому что в далеком детстве от этого дяди мне досталось в наследство огромное количество ломаных игрушек, иначе, конечно, знать бы не знал об этом своем родственнике. А в чем дело, майор? Объясните вы наконец?