Тюрин Александр Владимирович. Повесть о тихом ужасе

   Комната распалась, как карточный домик, и Летягин закачался на поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по воздуху струек красной жидкости.
   Красноглаз пронесся, как серфингист на прибойной волне, по позвоночнику и вломился в его мозг. Но Летягин ударом непонятной ему силы задержал зверя и прыгнул "с места" в горло воронки. Сумерки, отражения, - все смешалось. Где-то позади остался звенящий женский крик:
   - Не трогайте его, он очень болен!
   И крепкие мужские слова, и единая фраза:
   - Придурок за чужой счет.
   Летягин пришел в себя только на улице.
   Хотя дверь была закрыта, он понял, что дома кто-то есть - хотя бы по тому, как проворачивался ключ в замке. Кроме того, не слишком сильно, но пахло сапогами.
   "Неужели все-таки лейтенант Батищев... Сейчас войду и трахну его табуреткой, и пусть меня расстреляют. Так даже лучше. Наденут на голову полосатую шапочку и вмажут по ней из "Макарова". Это вам не то, что прямо по оголенному человеческому затылку палить. Все же приятно, что заодно сдохнут две гадины - Красноглаз и Резон".
   Но был и другой запах - аромат ночных насекомоядных цветов. "А все-таки не зря я в вампиры пошел. Нюх у меня явно прогрессирует".
   На прожженном сигаретами диване лежала она.
   Бывшая законная супруга так умела слушать, что он стал считать, что умеет говорить. Так любила изящные искусства, что он мог кинуть мозолистую купюру на какую-нибудь китайскую тарелку и не припомнить это потом. Профессорская дочка, вышедшая замуж за полудеревенского паренька среднего ума и внешних данных, который, даже вернувшись из рейса, напоминал приехавшего с городской ярмарки крестьянина.
   Он поймал себя на том, что думает о ней только хорошее, но разве не ее бросили в грузовик вместе с белобрысыми финскими диванами четыре ражих мужика? Он еще хотел что-то пообещать, а она махнула рукой, трогайте, мол, чего его слушать.
   Сейчас она проснулась, приподняла голову, посмотрела куда-то в сторону. Волосы заметно светлее, и вообще она кажется ему лучше, чем даже в самый первый вечер их знакомства.
   - Ничего себе явление... Как сон, как утренний туман... Ты чего-то забыла у меня, Нина?
   - Ехидничать не разучился, - сказала, а потом уж взглянула на него. Ты симпатичный, хотя и совершенно опустившийся.
   - Могла бы добавить "в мое отсутствие". Но дело не в этом, Нина. Объективно я достаточно гадок. Приязнь ко мне - действие зова.
   - Зов предков, да? Насмотрелся про Тарзана.
   - Видик ты забрала.
   - Хватит. Я просто пришла к тебе.
   Он сел рядом. Они взялись за руки.
   - Между прочим, я тебе помогла. Здесь вертелись какие-то люди и милиционер впридачу. Ломать дверь собирались, что ли. Я им сказала, чтоб все убирались, жена пришла.
   - Тебя боятся, Нина, потому что ты не боишься. Ты свободный человек.
   - Я и тебе вольную дам. Не пожалеешь.
   - Не знаю, стоит ли со мной возиться, Нина. У меня появились не лучшие черты.
   - Я тоже не стояла на месте.
   Ее пальцы легли на его шею, тонкие нежные пальцы - только вот любовь к длинным коготкам у нее не исчезла. Нет, пожалуй, коготки слишком длинноваты, они даже царапают его. Но не скажешь этого женщине, которая тебя целует. Можно и потерпеть - главное, они вспомнили...
   А когда ее пальцы стали умелыми пальцами убийцы, а знающий взгляд Летягина увидел губы, вытянувшиеся в стальную трубку, которая вошла в его лопнувшую под ухом плоть, он уже не мог пошевелиться. Разве что привстал. Но тут ему показалось, что на него навалилась гора, и он обмяк...
   Забрезжил свет. Какой-то человек сидел рядом и елозил по его лицу мокрой тряпкой. Летягин поперхнулся и чихнул.
   - Очухался? Видишь, брат, до чего лирика доводит, - человек говорил уверенно и назидательно. - Рассечения тканей, конечно, нет. Отек, правда, случился из-за сильной тяги. Ничего, рассосется.
   - Кто это меня?
   - Кто-кто... Жена твоя Нина тебя же и обработала. А я Трофим Терентьевич. Гиену у Головастика помнишь? Скажу тебе без лишней скромности, знаток метаморфизма. Я тебя научу этому ремеслу.
   - Не надо мне вашего вампирского ремесла! Я неспособный.
   - Не прибедняйся. Нинуля-то освоила. Ценный теперь кадр, только увлекающийся, может и до дна выпить. А ты, Жора, кстати, невкусный оказался. Плохо Ниночке стало, едва успела SOS послать. Хорошо, что сегодня я дежурю... На работу-то пойдешь? Я пиджак тебе зашил и ботинки почистил.
   - Э... Обложили меня, Трофим Терентьевич...
   - Сейчас пойдем прямо на твою работу и посмотрим, кто тебя там обложил. А дальше - многое зависит от твоей сознательности. Не поймешь, что ты вампир, окажешься в _яме_. Я тебе сразу скажу - туда попадать не стоит.
   - В яму не стоит, - эхом отозвался Летягин и попробовал на вкус слова Трофима. - Только какой я вампир?. Вы же тянете у людей кровь. Можно сказать, жизненную основу.
   - Ты скользишь по поверхности вещей, сынок. Человеку всегда легче, когда у него забирают лишнюю тяжесть, избыток. Ведь берут-то не просто так, а чтобы вернуть, претворив соответственно в духовные и материальные ценности.
   Звучало убедительно. Летягин не умел спорить, однако сопротивлялся:
   - Вы можете внести инфекцию... СПИД...
   - Кто угодно, только не мы. Все организованные вампиры обязаны применять пространственную развертку доноров, то есть бесконтактный сбор кровяной массы. Все контактные способы запрещены законом, за этим строго следят. Даже за некачественную обработку, приведшую к отекам, мы строго и персонально наказываем. Это древняя и прекрасная культура общения. Вот например, Дубилова...
   - Черт с ней, - фыркнул Летягин.
   - Ты людьми не бросайся, Георгий, - строго произнес Трофим. - Ты настройся на нее, стань своим, прислушайся к тому, что томит ее сердце, чего ждет ее разум. Не распыляйся, улови главный дефицит. А потом тяни. Дай ей кусочек того, что она хочет. Хотя бы пообещай. Все это нужно, чтобы донор снял психическую защиту, раскрылся. Будьте-нате - придет волна, и донор станет доступным для кровосбора.
   - Получается, человека вы ломаете?!
   - Диалектики в тебе мало. Никто ведь не сломается, пока не захочет. Ведь донор глухо и бессловесно жаждет пожертвовать частицу от себя на мировой прогресс. Поэтому с такой готовностью покоряется вампирскому зову. Тут уж не теряйся!" Ищи более энергоемкий и менее затратный морфовариант, например, упыря зубатого, зверя-вурдалака или хомо вампирикус...
   - И где ж эти варианты сидят, почему их физики не видят?
   - У нас другая наука - вампирика.
   - А что, толстая пиявка с двумя отверстиями, это ваше достижение? ехидно спросил Летягам.
   - До такой пиявки тебе мыться и мыться, - честно предупредил Трофим. Пока что ты только потребляешь энергию и знания, ничего не давая взамен вампирскому кругу.
   - Сколько можно выпить крови у одного человека? - решил уточнить сломленный железной логикой Летягин.
   - Стоп... Еще скажи - выхлебать. У тебя речь неотесанного деревенского упыря, - укорил Трофим. - Специалисты до уровня зверя-вурдалака и выше говорят: взять валорис I. А есть еще валорис II, валорис III, фитовалорисы - из области растительных соков, и, наконец, натурвалорис... Мечта поэта, энергия, несущая планетарный, космический порядок, - Трофим умолк и несколько раз ударил кулаком по своей ладони. - И его возьмем, никуда не денется... А теперь отвечу на твой наивный вопрос. Для нас не существует понятие "можно". Нужно! Сколько организм требует, столько и нужно. Дозирование очень скоро дойдет до автоматизма... А теперь ищи, умойся. Тебя ждет роскошь человеческого общения.
   Летягин стал драить запущенную физиономию, а Трофим тем временем читал вслух из чудом завалявшегося тома "Брокгауза":
   - "Вампир, слово неизвестного происхождения..." И не стыдно им! Надо было узнать... "На Запад пришло из Германии, куда, в свою очередь, перенято было от славян..." Слышь, Георгий, все от нас тянут... "Двояко произносится: вампир и упырь..." Ну, козлы! Ведь упыри - это чистые контактники, а вампиры - специалисты бесконтактного слизывания... А вот... Мертвецы, дескать, встают из могил, высасывают кровь у спящих людей. Дешевое повидло... Думали нас унизить, а сами пообделались. Могилой окрестили девятимерную среду, в которой возбуждается волна преобразований. Стыдно! Есть прекрасное слово: "воронка". Эти грязные завистники мертвецом называют человека, пробуждающегося к новой жизни! И доноры - не спящие, а успокоенные посредством зова. Отрезать голову, пронзить осиновым колом, это они умеют...
   - Не плачьте, лучше попейте кровушки, Трофим Терентьевич, - стал утешать расстроившегося вампира Летягин. - Все утрясется, сами еще отрежете...
   2. И ОН ТОЖЕ
   Давно известно: если вы зашли в комнату, а находящиеся в ней люди резко стихли, словно выключенное вдруг радио, значит, они говорили о вас.
   Летягин еще за дверью услышал, как сослуживцы на разные лады склоняют его имя. Но дальше народная примета пробуксовала - встретили его появление не молчанием, а смехом и криками: "браво", "бис". В комнате были Лукреция Андреевна, экономист, Галина, ведущий специалист, Николай Евсеевич, начальник сектора, и некоторые другие лица.
   Когда Летягин приблизился к Николаю Евсеевичу на расстояние удара, тот встал, чтобы иметь над подчиненным физическое превосходство в росте.
   - Мы должны стремиться к выполнению плана. А вы, Летягин, уподобляетесь...
   - Тому танцору, - подсказал кто-то.
   - Тому танцору, - повторил Николай Евсеевич, - которому... - он запнулся и сел, грозно прищурив один глаз, - идите и пишите месячный отчет.
   Съежившийся Летягин жалким шагом пошел на свое место.
   Трофим уже был здесь. Под видом связиста, проводящего новую линию, он ковырялся в стенах, сыпал штукатуркой и поигрывал мягкими согласными в конце слов.
   Галина, не вставая и не поворачивая головы, сказала, в частности:
   - Летягин, я не хочу из-за вас краснеть. Я делала базовые программы, и люди могут подумать, что система не работает из-за моих ошибок.
   Лукреция Андреевна, подскочив, сказала, в частности:
   - У сектора от вас одни неприятности. Приходят люди с утра до вечера и говорят: "А Летягин обещал, обещал, обещал..."
   Летягин уже не различал слов, до него доходил только их общий смысл: не способен и виновен.
   - Ну-ка, милый, сходи до параши. А потом расскажешь, что видел, Трофим подтолкнул его к выходу. - Далеко не убегай, сейчас будет опера, это Трофим уже сказал за дверью. - Я тебе маленькую накачку сделаю, чтобы твой глаз завострился.
   Шлепнула легкая волна, Летягин заглянул в комнату и стал незримым свидетелем.
   Николай Евсеевич неустанно повторял, что не в Летягине дело, Летягин только симптом, и Лукреции Андреевне есть тут о чем подумать, Лукреция Андреевна, вы же запустили работу с клиентом, и Галине меньше бы в зеркало смотреть, для нас и так сойдет - не целоваться... Сами бы и моделировали среду, только для этого надо иметь желание и представление...
   Летягин опытным глазом приметил, что Лукреция Андреевна и Галина уже не шевелятся, остальные тупо разглядывают свои ногти или переписывают с одной бумажки на другую.
   Николай Евсеевич мягко, по-кошачьи, прыгнул к Лукреции Андреевне, впился и, делая жевательные движения, стал подбираться к яремной вене. Несколько капель валориса I слетело на пол, и он, воровато озираясь, размазал их ногой.
   - Фу, моральный урод. Взгрызся, будто в котлету, - поморщился Трофим. Позорит нас как класс.
   Следующей на очереди была Галина. Но она повела себя беспокойно. Под клыком заерзала, попыталась посмотреть, что ей мешает, долго крутилась...
   - Маленькая неряшливость ведет за собой большую ошибку, - принялся рассуждать Трофим. - Не довел ведь до полного оцепенения. Нельзя внушать донору, что он беспросветно виноват. Должна быть оставлена надежда, что в него верят.
   - Галина теперь его ненавидеть будет...
   - Что ты! Акт произошел слишком быстро. Просто при общении с ним будет возникать непонятное напряжение. Дама она нервная и этого топтуна к себе уже не подпустит... Насосался гад всех валорисов! - не без зависти отметил Трофим. - Но, кажется, недолго длилось счастье дяди Коли...
   Из смежной комнаты появился Петр Петрович, начальник отдела, и поманил к себе в кабинет Николая Евсеевича.
   - Вот она, централизация. Не для себя старался, - злорадно прошептал Трофим, - смотри, какие рожи корчит.
   И действительно - лицо Николая Евсеевича выражало "последнее прости". Летягин хмыкнул.
   - Твоя афиша не лучше была перед тем, как он тебя сегодня приголубил, напомнил Трофим.
   - Как?..
   - Уже. И так будет всегда, пока блеять не перестанешь и не начнешь рыкать в ночи. А теперь пошли к следующей двери и полюбуемся Петром Петровичем.
   Петр Петрович немало говорил о летягиновщине и сей феномен не ставил в вину Николаю Евсеевичу, но постоянный рефрен: "Вам не стоило полагаться на собственные силы, ведь и у вас они не безграничны" отражался на лице начальника сектора тенью беспомощности и покорности. Голова Николая Евсеевича стала никнуть, а нос у Петра Петровича - удлиняться и утончаться. Когда процесс увенчался созданием хоботка, на виске у младшего начальника расцвел и, тихо побулькивая, раскрылся красный тюльпан. Как большой шмель старший начальник опустил хоботок в чашечку и втянул столько крови, что стал шире в плечах, и расстегнул, отдуваясь, пуговицы пиджака.
   - Плохой солдат, а хорошо стреляет, - восхитился Трофим.
   Николай Евсеевич очнулся и, окрашенный в цвета свежего трупа, выслушал еще несколько интересных мыслей по коренному изменению работы сектора, которые не так давно были его собственными.
   Глядя на шатающегося и бредущего по коридору Николая Евсеевича, Трофим сказал:
   - Почему бы тебе не поменяться с ним местами? Не все же этим вампирам-самоучкам пустошить тебя, Георгий, Лукреции бегать в пятьдесят пять, как девочка, за счет твоей энергии, а Галине тыкать тебя в нос твоими же идеями. Она же сперла у тебя концепций на целую диссертацию!
   - Слушайте, если все - кровопийцы, то почему тянут валорис друг у друга? - спросил Летягин. - И есть ли смысл становиться в ваши ряды?
   - Смысл есть, - стал терпеливо объяснять Трофим. - Они - несознательные и неорганизованные упыри, у которых существует замеченная тобой пищевая пирамида. Да, нижняя ступень служит провизией для верхней, и так далее. Будь уверен, что Петра Петровича скоро вызовут на коврик и там отведают... Слышь, уже звонят... На эти неформальные гастрономические отношения накладываются уже формальные, документированные. Структура управления! Лабуда, одним словом. А мы, сознательные вампиры-профессионалы, создали все условия, чтобы ты вошел полноправным членом в наш вампирский круг, где валорис каждого неприкосновенен и где дозволен только один вид работы - с донорами, а доноры не являются членами круга... А теперь пошли добивать Николая Евсеевича. Он и так уже огорошен, обрабатывать его долго не надо, - и Трофим потянул Летягина за собой.
   Начальник сектора метался в курительной комнате возле туалета.
   Летягин неожиданно для себя заговорил. Растерялся, задергался, но быстро сообразил, что его языком молотит Резон. Сопротивляться было бесполезно. Резон подчинялся Трофиму.
   - Николай Евсеевич, я сейчас готовлю докладную записку от вашего имени заместителю директора по науке. В ней говорится о том, что начальник отдела систематически третирует наше подразделение, не дает ему творческой свободы и на фоне нашей подавленности создает миф о своей компетентности. Позитивная часть записки содержит предложение о выделении нашего сектора в отдел перспективных исследований со свободной тематикой. Как вы думаете, кто может возглавить этот отдел?
   Летягин заметил, как в Николае Евсеевиче происходит исполненный надежд бросок из грязи в князя, лишающий его осторожности.
   - Ну, конечно же, вы! А начальником лаборатории, вашим замом, буду я. Ваши идеи не должны пропадать, на вас не должны наживаться...
   Голова Николая Евсеевича стала клониться.
   - Вот что зов делает, - шепнул Трофим.
   - Мы будем заключать договора, будем продавать ноу-хау. Симпозиум в Италии... Бабье лето на Лозанском озере...
   Николай Евсеевич замер в полном оцепенении. Курительная комната рассыпалась, начсектора превратился в сочащуюся кровью сетку.
   - Ну все, Летягин, - пришел твой час, - молвил Трофим. - Теперь не отвертишься. Тебе его нисколько не жалко, факт. Вдобавок ты голоден.
   И Летягин все понял. Подошла волна. Красноглаз завладел его мозгами.
   Но от первого же глотка крови Летягина затошнило. Он сделал знак руками, мол, не могу.
   - Пройдет! - заорал Трофим. - Где твоя воля, спортивный характер! Вспомни Сеул, Барселону.
   Но вампир-новичок отдался конвульсиям. Николай Евсеевич тем временем открыл глаза, увидел потусторонний провал вместо лица Летягина, еще ничего не понял, но уже испугался, затряс челюстью.
   - Что будет?! - схватился за голову Трофим. - Сейчас он опомнится, взовьется, как ракета.
   Так оно и случилось. Николай Евсеевич глубоко вздохнул и заорал:
   - Убивают!
   Опытный вампир успел перехватить его за штанину.
   - Держи "корову" или ты уже, считай, на нарах! - рявкнул Трофим.
   Безучастный доселе Летягин прыгнул за убегающим начальником и, ухватив его за шиворот, попытался удержать на месте. Николай Евсеевич ловко вывернулся из пиджака и стал вылезать из рубашки. Летягин уже не знал, как его скрутить, но тут подоспевший Трофим схватил беглеца за лоб и швырнул бедолагу на пол курилки. Николай Евсеевич понял, что спасения нет, и приник щекой к половицам, кося страдальческий глаз на мучителей.
   - Прямо умирающий лебедь, - справедливо подметил Трофим и, отключив начсектора ударом ладони по основанию черепа, стал торопливо ловить сгустки крови, вылетавшие из лопнувшего запястья донора; наскоро закончив это дело, он мотнул головой. - Эй, производитель хлопот, подсоби.
   Вдвоем они посадили сверхтяжелого от бесчувствия Николая Евсеевича на стул, после чего Трофим несколько раз произнес ему в ухо:
   - Мы - твои друзья. Летягин - сама надежда, он свой человек. И еще. Откроешь глаза, только когда встанешь на ноги.
   Трофим скрылся в туалете, а Николай Евсеевич закряхтел, поднялся, потер лицо и, как после сна, членораздельно сказал:
   - Спасибо Георгий Тимофеевич, за проделанную работу. Давайте вашу записку, я подпишу. И отправляйте ее прямиком к замдиректора... У вас валидола нет?
   Летягин выскочил в коридор и устремился в обиталище сектора за помощью дам.
   Трофим взял его под руку, которую Летягин угрюмо вырывал.
   - Ну ладно, ладно, отправим туда Лукрецию, пусть пощекочет его... Меня самого чуть Кондрат не хватил... А ты хитрец, Летягин. Проверить меня, небось, хотел. Или взаправду тебе дурно стало?
   - Вас проверять не надо. Вы - гад патентованный, - процедил Георгий. А я сейчас с вами человека до инфаркта довел. Не хочу!..
   - И я тоже не хотел, а пришлось, - миролюбиво сказал Трофим. - Сегодня ты опередил Евсеича, с моей, правда, помощью, завтра опередишь Батищева, только уже сам, - Трофим посторонился, пропуская в курилку Лукрецию и Галину, - Ишь, раскудахтались... Опередишь Батищева, но перед этим обработаешь Екатерину Марковну. Обеспечишь, так сказать, тылы. Глядишь, и не страшно тебе станет. Как будет валориса вдоволь, так и заживешь по-человечески. Да, по-моему, ты все уже давно понял и просто дразнишь меня.
   - Но есть же варианты! Что-то может быть иначе!
   - Есть только вампирические варианты. Иначе только яма, окно в мир забвения. Привлечет тебя Батищев по делу Потыкина, в КПЗ придумают инструмент, которым ты Василия "откупорил", Николай Евсеевич подлечится и начнет тебя запихивать руками и ногами в любую дыру...
   - Вы - ожившие мои страхи, - вдруг вывел помудревший Летягин.
   - Мы - твой оживший разум, - отбился Трофим.
   3. ЯМА
   У двери с надписью "Екатерина Марковна Ивушкина" издергавшийся Летягин заплакал. А из-за двери послышался осторожный голос:
   - Кто здесь плачет?
   - Летягин, - сказал Летягин. - Вы меня еще помните, Екатерина Марковна? Я от вас сбежал. Теперь извиниться хочу.
   - А взятку давать не будете?
   - Вам рад бы, да нечем.
   - Верю.
   Дверь отворилась. Екатерина Марковна стояла в простом ситцевом халатике, на шее и руках проглядывали заповедные жилки.
   "Открыла дверь, хотя живет одна, - значит, зов по-прежнему инициализирует валентность", - прикинул Резон.
   "Это вам не прокуратура, где плотность населения - один мент на один метр", - заболтал Красноглаз.
   - Взятку, похоже, вам уже не собрать, - оглядев печального Летягина, сказала Екатерина Марковна. - Почему бы нам не попить чая? - И, пропуская его вперед, добавила. - А ведь, знаете, я и без звонка почувствовала, что кто-то за дверью стоит. Я всегда это чувствую. Бывает, маются под дверью и не звонят. Страшновато... Однажды я не выдержала, открыла - а там огромная собака.
   - Вы ее в следующий раз шваброй или ведром. А лучше - не подходите к двери, повесьте табличку "Трибунал". И прейскурант. Расстрел в 24 часа, расстрел на месте и так далее, - Летягин мысленно добавил: "И мне-то пуще всего открывать нельзя". - Екатерина Марковна, спасибо за то, что вы меня отстаиваете.
   - Я вас не отстаиваю. Просто мы сейчас больше человеческим фактором занимаемся.
   "Вот видите - зря надеялись на взаимоотношения. Вы ей всего лишь фактор", - обратил внимание Резон.
   "Да не теряй ты времени на эту мурку - столько зажигалок кругом ходит. Выбирай угол атаки!" - рявкнул нетерпеливый Красноглаз.
   - Екатерина Марковна, самое большое мое желание, чтобы потребовали для меня правосудия именно вы, а не кто другой. Если, конечно, я кого-нибудь выпью или ударю насмерть десятидневным сырком.
   "Странная у вас манера ухаживать, хотя кто его знает..." - растерялся Резон.
   - Не рисуйтесь, Летягин, на самом деле вы - типичная жертва. Поэтому я и позволила вам так распуститься. Но если с вами что-нибудь случится... она встала из-за стала, - я буду мстить вот этими руками, - и протянула Летягину узкие ладошки.
   - Разрешите поблагодарить, - он взял эти ладошки, похожие на лодочки, своими, как выражалась Нина, граблями и прижал к груди.
   Екатерина Марковна закрыла глаза.
   "Дядя Жора, организм готов. Блокируй пути отхода, зажимай в эмоциональный угол", - наяривал Красноглаз.
   - Екатерина Марковна, как вы отнесетесь к тому, что я могу внезапно измениться? - неожиданно спросил Летягин.
   - Хорошо. То есть плохо, - с закрытыми глазами прошептала она. Вообще-то вам лучше быть самим собой...
   Волна уже подходила. Летягин встряхнул Екатерину Марковну:
   - Вызывайте милицию! Ведь я недвусмысленно собираюсь пить вашу кровь.
   Она открыла глаза, она видела теперь все и была в полном сознании.
   "Мы пропали, - зарыдали монстры, - проклятая истеричка Летягин".
   - Нет, не вызову. Правосудие может оказаться просто машиной. Пейте мою кровь, - Екатерина Марковна расстегнула верхнюю пуговку и откинула голову назад, - и делайте это всегда, когда вам надо. Стану я заслуженный донор республики.
   - Я вам нравлюсь, - прохрипел непослушным ртом Летягин. - Не обращайте внимания. Это действие зова.
   - Нравитесь? - она рассмеялась. - Давайте же, если вы не трус!
   "Желание дамы - закон, Георгий Тимофеевич", - галантно сказал Резон.
   "Елки, первый раз такое", - растрогался Красноглаз.
   Комната пошла щелями, в нее проник сумеречный свет воронки. Летягину стало труднее стоять на ногах - на нем повис Красноглаз, тянул...
   "Прости меня. Катя, - мысленно сказал Летягин. - Они сломали меня".
   И вдруг она откликнулась, мысли передавались ему через ее руки: "Кажется, я вижу, вижу твоими глазами. Мы можем держаться. Не теряй меня..."
   И она не стала красным кустом, а он не стал зверем. А Красноглаза и Резона, двух тварей, унесло вниз.
   Вдвоем они видели загон - цепь вампиров, между которыми незрячими овоидами катались люди, пока не исчезали в чавкающей, словно живое существо, горловине. А потом воронка задрожала и рассыпалась. Летягин воссоединил взглядом комнату Екатерины Марковны и ощутил какое-то напряжение сзади. Резко обернулся...
   Крадучись, к ним подходил Трофим с выдвинутой вперед челюстью. Мгновенно лицо вампира приняло дружелюбное выражение.
   - Ай, а я хотел поиграть в "угадайку". Ну, извините, извините, я не знал, что у вас тут прорыв на любовном фронте.
   Екатерина Марковна смутилась и отошла к окну.
   Трофим вывел Летягина на лестничную площадку.
   - Ты что же, не собираешься ее пить?
   - Нет, - сплюнул ему на ботинок Летягин.
   - Тогда это сделаю я. Трофим Терентьевич всегда крайний.
   - Какое тебе дело? - с угрозой произнес Летягин. - Возвращайся к Головастику, к своему Сергею Петровичу, и скажи, пусть меня карает, но ее оставит в покое.
   - Какие мы благородные, - дурашливо залепетал Трофим, а потом басисто добавил. - Она для нас ключевая фигура. Хотя бы не мешай... Или пример Потыкина до тебя еще не дошел?
   - Значит, с ним вы поработали, - Летягин почувствовал, что у него есть сила и даже немного уверенности; сжал кулаком горсть мелочи из кармана и ударил Трофима по физиономии.
   Трофим упал.
   - Ой, выбил, паскуда, - Трофим выплюнул зуб. - Ну я тебя за то потопчу всласть.
   - Я же ваш ученик, можно сказать, - бодрясь, сыронизировал Летягин.
   - Ты плохой ученик, двоечник. А двоечников я ем.
   Рядом с Летягиным прошла мощная волна. Трофим заерзал, потом его закрутило, он прижался к перилам. Лоб поехал назад, а нижняя часть лица вперед, озаряясь охотничьим блеском зубов-кинжалов. Пиджак лопнул, как воздушный шарик, и за головой вырос здоровый бугор. Башмаки треснули, и из них показались когти, придав Трофиму немного нищенский вид. Пятки и основания ладоней оторвались от пола и стали вытягиваться, а уши, наоборот, исчезли.