Уайльд Оскар. Как важно быть серьезным

   Джек. Должен признаться, курю.
   Леди Брэкнелл. Рада слышать. Каждому мужчине нужно какое-нибудь занятие. И так уж в Лондоне слишком много бездельников. Сколько вам лет?
   Джек. Двадцать девять.
   Леди Брэкнелл. Самый подходящий возраст для женитьбы. Я всегда придерживалась того мнения, что мужчина, желающий вступить в брак, должен знать все или ничего. Что вы знаете?
   Джек (после некоторого колебания). Ничего, леди Брэкнелл.
   Леди Брэкнелл. Рада слышать это. Я не одобряю всего, что нарушает естественное неведение. Неведение подобно нежному экзотическому цветку: дотроньтесь до него, и он завянет. Все теории современного образования в корне порочны. К счастью, по крайней мере у нас, в Англии, образование не оставляет никаких следов. Иначе оно было бы чрезвычайно опасно для высших классов и, быть может, привело бы к террористическим актам на Гровенор-сквер. Ваш доход?
   Джек. От семи до восьми тысяч в год.
   Леди Брэкнелл (делая пометки в книжке). В акциях или в земельной ренте?
   Джек. Главным образом в акциях.
   Леди Брэкнелл. Это лучше. Всю жизнь платишь налоги, и после смерти с тебя их берут, а в результате земля не дает ни дохода, ни удовольствия. Правда, она дает положение в обществе, но не дает возможности пользоваться им. Такова моя точка зрения на землю.
   Джек. У меня есть загородный дом, ну, и при нем земля - около полутора тысяч акров; но не это основной источник моего дохода. Мне кажется, что пользу из моего поместья извлекают только браконьеры.
   Леди Брэкнелл. Загородный дом! А сколько в нем спален? Впрочем, это мы выясним позднее. Надеюсь, у вас есть дом и в городе? Такая простая, неиспорченная девушка, как Гвендолен, не может жить в деревне.
   Джек. У меня дом на Белгрэйв-сквер, но его из года в год арендует леди Блоксхэм. Конечно, я могу отказать ей, предупредив за полгода.
   Леди Брэкнелл. Леди Блоксхэм? Я такой не знаю.
   Джек. Она редко выезжает. Она уже довольно пожилая.
   Леди Брэкнелл. Ну, в наше время это едва ли может служить гарантией порядочного поведения. А какой номер на Белгрэйв-сквер?
   Джек. Сто сорок девять.
   Леди Брэкнелл (покачивая головой). Не модная сторона. Так я и знала, что не обойдется без дефекта. Но это легко изменить.
   Джек. Что именно - моду или сторону?
   Леди Брэкнелл (строго). Если понадобится - и то и другое. А каковы ваши политические взгляды?
   Джек. Признаться, у меня их нет. Я либерал-юнионист.
   Леди Брэкнелл. Ну, их можно считать консерваторами. Их даже приглашают на обеды. Во всяком случае на вечера. А теперь перейдем к менее существенному. Родители ваши живы?
   Джек. Нет. Я потерял обоих родителей.
   Леди Брэкнелл. Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих, мистер Уординг, похоже на небрежность. Кто был ваш отец? Видимо, он был человек состоятельный. Был ли он, как выражаются радикалы, представителем крупной буржуазии или же происходил из аристократической семьи?
   Джек. Боюсь, не смогу ответить вам на этот вопрос. Дело в том, леди Брэкнелл, что я неточно выразился, сказав, что я потерял родителей. Вернее было бы сказать, что родители меня потеряли... По правде говоря, я не знаю своего происхождения. Я... найденыш.
   Леди Брэкнелл. Найденыш!
   Джек. Покойный мистер Томас Кардью, весьма добросердечный и щедрый старик, нашел меня и дал мне фамилию Уординг, потому что у него в кармане был тогда билет первого класса до Уординга. Уординг, как вы знаете, морской курорт в Сассексе.
   Леди Брэкнелл. И где же этот добросердечный джентльмен с билетом первого класса до Уординга нашел вас?
   Джек (серьезно). В саквояже.
   Леди Брэкнелл. В саквояже?
   Джек (очень серьезно). Да, леди Брэкнелл. Я был найден в саквояже довольно большом черном кожаном саквояже с прочными ручками, - короче говоря, в самом обыкновенном саквояже.
   Леди Брэкнелл. И где именно этот мистер Джеме или Томас Кардью нашел этот самый обыкновенный саквояж?
   Джек. В камере хранения на вокзале Виктория. Ему выдали этот саквояж по ошибке вместо его собственного.
   Леди Брэкнелл. В камере хранения на вокзале Виктория?
   Джек. Да, на Брайтонской платформе.
   Леди Брэкнелл. Платформа не имеет значения. Мистер Уординг, должна вам признаться, я несколько смущена тем, что вы мне сообщили. Родиться или пусть даже воспитываться в саквояже, независимо от того, какие у него ручки, представляется мне забвением всех правил приличия. Это напоминает мне худшие эксцессы времен французской революции. Я полагаю, вам известно, к чему привело это злосчастное возмущение. А что касается места, где был найден саквояж" то хотя камера хранения и может хранить тайны нарушения общественной морали - что, вероятно, и бывало не раз, - но едва ли она может обеспечить прочное положение в обществе.
   Джек. Но что же мне делать? Не сомневайтесь, что я готов на все, лишь бы обеспечить счастье Гвендолен.
   Леди Брэкнелл. Я очень рекомендую вам, мистер Уординг, как можно скорей обзавестись родственниками - постараться во что бы то ни стало достать себе хотя бы одного из родителей - все равно, мать или отца, - и сделать это еще до окончания сезона.
   Джек. Но, право же, я не знаю, как за это взяться Саквояж я могу предъявить в любую минуту. Он у меня в гардеробной, в деревне. Может быть, этого вам будет достаточно, леди Брэкнелл?
   Леди Брэкнелл. Мне, сэр! Какое это имеет отношение ко мне? Неужели вы воображаете, что мы с лордом Брэкнелл допустим, чтобы наша единственная дочь - девушка, на воспитание которой положено столько забот, - была отдана в камеру хранения и обручена с саквояжем? Прощайте, мистер Уординг! (Исполненная негодования, величаво выплывает из комнаты.)
   Джек. Прощайте!
   В соседней комнате Алджернон играет свадебный марш.
   Джек (в бешенстве подходит к дверям.) Бога ради, прекрати эту идиотскую музыку, Алджернон! Ты совершенно невыносим.
   Музыка обрывается, и, улыбаясь, вбегает Алджернон.
   Алджернон. А что, разве не вышло, дружище? Неужели Гвендолен отказала тебе? С ней это бывает. Она всем отказывает. Такой уж у нее характер.
   Джек. Нет! С Гвендолен все в порядке. Что касается Гвендолен, то мы можем считать себя помолвленными. Ее мамаша - вот в чем загвоздка. Никогда не видывал такой мегеры... Я, собственно, не знаю, что такое мегера, но леди Брэкнелл сущая мегера. Во всяком случае, она чудовище, и вовсе не мифическое, а это гораздо хуже... Прости меня, Алджернон, я, конечно, не должен был так отзываться при тебе о твоей тетке.
   Алджернон. Дорогой мой, обожаю, когда так отзываются о моих родных. Это единственный способ как-то примириться с их существованием. Родственники скучнейший народ, они не имеют ни малейшего понятия о том, как надо жить, и никак не могут догадаться, когда им следует умереть.
   Джек. Ну, это чепуха!
   Алджернон. Нисколько.
   Джек. Я вовсе не намерен с тобой спорить. Ты всегда обо всем споришь.
   Алджернон. Да все на свете для этого и создано.
   Джек. Ну, знаешь ли, если так считать, то лучше застрелиться... (Пауза.) А ты не думаешь, Алджи, что лет через полтораста Гвендолен станет очень похожа на свою мать?
   Алджернон. Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия.
   Джек. Это что, остроумно?
   Алджернон. Это отлично сказано и настолько же верно, насколько любой афоризм нашего цивилизованного века.
   Джек. Я сыт по горло остроумием. Теперь все остроумны. Шага нельзя ступить, чтобы не встретить умного человека; Это становится поистине общественным бедствием. Чего бы я не дал за несколько настоящих дураков. Но их нет.
   Алджернон. Они есть. Сколько угодно.
   Джек. Хотел бы повстречаться с ними. О чем они говорят?
   Алджернон. Дураки? Само собой, об умных людях.
   Джек. Какие дураки!
   Алджернон. А кстати, ты сказал Гвендолен всю правду про то, что ты Эрнест в городе и Джек в деревне?
   Джек (покровительственным тоном). Дорогой мой, вся правда - это совсем не то, что следует говорить красивой, милой, очаровательной девушке. Что у тебя за превратные представления о том, как вести себя с женщиной!
   Алджернон. Единственный способ вести себя с женщиной - это ухаживать за ней, если она красива, или за другой, если она некрасива.
   Джек. Ну, это чепуха!
   Алджернон. А все-таки как быть с твоим братцам? С беспутным Эрнестом?
   Джек. Не пройдет недели, и я навсегда разделаюсь с ним. Я объявлю, что он умер в Париже от апоплексического удара. Ведь многие скоропостижно умирают от удара, не так ли?
   Алджернон. Да, но это наследственное, мой милый. Это поражает целые семьи. Не лучше ли острая простуда?
   Джек. А ты уверен, что острая простуда - это не наследственное?
   Алджернон. Ну конечно, уверен.
   Джек. Хорошо. Мой бедный брат Эрнест скоропостижно скончался в Париже от острой простуды. И кончено.
   Алджернон. Но мне казалось, ты говорил... Ты говорил, что мисс Кардью не на шутку заинтересована твоим братом Эрнестом? Как она перенесет такую утрату?
   Джек. Ну, это не важно. Сесили, смею тебя уверить, не мечтательница. У нее превосходный аппетит, она любит большие прогулки и вовсе не примерная ученица.
   Алджернон. А мне хотелось бы познакомиться с Сесили.
   Джек. Постараюсь этого не допустить. Она очень хорошенькая, и ей только что исполнилось восемнадцать.
   Алджернон. А ты сказал Гвендолен, что у тебя есть очень хорошенькая воспитанница, которой только что исполнилось восемнадцать?
   Джек. К чему разглашать такие подробности? Сесили и Гвендолен непременно подружатся. Поручусь чем угодно, что через полчаса после встречи они назовут друг друга сестрами.
   Алджернон. Женщины приходят к этому только после того, как обзовут друг друга совсем иными именами. Ну, а теперь, дружище, надо сейчас же переодеться. Иначе мы не захватим хорошего столика у Виллиса. Ведь уже скоро семь.
   Джек (раздраженно). У тебя постоянно скоро семь.
   Алджернон. Ну да, я голоден.
   Джек. А когда ты не бываешь голоден?
   Алджернон. Куда мы после обеда? В театр?
   Джек. Нет, ненавижу слушать глупости.
   Алджернон. Ну тогда в клуб.
   Джек. Ни за что. Ненавижу болтать глупости.
   Алджернон. Ну тогда к десяти в варьете.
   Джек. Не выношу смотреть глупости. Уволь!
   Алджернон. Ну так что же нам делать?
   Джек. Ничего.
   Алджернон. Это очень трудное занятие. Но я не против того, чтобы потрудиться, если только это не ради какой-то цели.
   Входит Лэйн.
   Лэйн. Мисс Ферфакс.
   Входит Гвендолен. Лэйн уходит.
   Алджернон. Гвендолен! Какими судьбами?
   Гвендолен. Алджи, пожалуйста, отвернись. Я должна по секрету поговорить с мистером Уордингом.
   Алджернон. Знаешь, Гвендолен, в сущности, я не должен разрешать тебе этого.
   Гвендолен. Алджи, ты всегда занимаешь аморальную позицию по отношению к самым простым вещам. Ты еще слишком молод для этого.
   Алджернон отходит к камину.
   Джек. Любимая!
   Гвендолен. Эрнест, мы никогда не сможем пожениться. Судя по выражению маминого лица, этому не бывать. Теперь родители очень редко считаются с тем, что говорят им дети. Былое уважение к юности быстро отмирает. Какое-либо влияние на маму я утратила уже в трехлетнем возрасте. Но даже если она помешает нам стать мужем и женой и я выйду еще за кого-нибудь, и даже не один раз, - ничто не сможет изменить моей вечной любви к вам.
   Джек. Гвендолен, дорогая!
   Гвендолен. История вашего романтического происхождения, которую мама рассказала мне в самом непривлекательном виде, потрясла меня до глубины души. Ваше имя мне стало еще дороже. А ваше простодушие для меня просто непостижимо. Ваш городской адрес в Олбени у меня есть. А какой ваш адрес в деревне?
   Джек. Поместье Вултон. Хартфордшир.
   Алджернон, который прислушивается к разговору, улыбается и записывает адрес на манжете. Потом берет со стола железнодорожное расписание.
   Гвендолен. Надеюсь, почтовая связь у вас налажена. Возможно, нам придется прибегнуть к отчаянным мерам. Это, конечно, потребует серьезного обсуждения. Я иуду сноситься с вами ежедневно.
   Джек. Душа моя!
   Гвендолен. Сколько вы еще пробудете в городе?
   Джек. До понедельника.
   Гвендолен. Прекрасно! Алджи, можешь повернуться.
   Алджернон. А я уже повернулся.
   Гвендолен. Можешь также позвонить.
   Джек. Вы позволите мне проводить вас до кареты, дорогая?
   Гвендолен. Само собой.
   Джек (вошедшему Лэйну). Я провожу мисс Ферфакс.
   Лэйн. Слушаю, сэр.
   Джек и Гвендолен уходят. Лэйн держит на подносе несколько писем. Видимо, это счета, потому что Алджернон, взглянув на конверты, рвет их на кусочки.
   Алджернон. Стакан хересу, Лэйн.
   Лэйн. Слушаю, сэр.
   Алджернон. Завтра, Лэйн, я отправляюсь бенберировать.
   Лэйн. Слушаю, сэр.
   Алджернон. Вероятно, я не вернусь до понедельника. Уложите фрак, смокинг и все для поездки к мистеру Бенбери.
   Лэйн. Слушаю, сэр. (Подает херес.)
   Алджернон. Надеюсь, завтра будет хорошая погода, Лэйн.
   Лэйн. Погода никогда не бывает хорошей, сэр.
   Алджернон. Лэйн, вы законченный пессимист.
   Лэйн. Стараюсь по мере сил, сэр.
   Входит Джек. Лэйн уходит.
   Джек. Вот разумная, мыслящая девушка. Единственная в моей жизни.
   Алджернон без удержу хохочет.
   Джек. Чего ты так веселишься?
   Алджернон. Просто вспомнил о бедном мистере Бенбери.
   Джек. Если ты не одумаешься, Алджи, помяни мое слово, попадешь ты с этим Бенбери в переделку!
   Алджернон. А мне это как раз нравится. Иначе скучно было бы жить на свете.
   Джек. Какая чушь, Алджи. От тебя слышишь одни глупости.
   Алджернон. А от кого их не услышишь?
   Джек с возмущением глядит на него, потом выходит. Алджернон закуривает папироску, читает адрес на манжете и улыбается.
   Занавес
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
   Сад в поместье м-ра Уординга. Серая каменная лестница ведет к дому. По-старомодному распланированный сад, полный роз. Время - июль. В тени большого тиса соломенные стулья, стол, заваленный книгами. Мисс Призм сидит за столом. Сесили в глубине поливает цветы.
   Мисс Призм. Сесили, Сесили! Такое утилитарное занятие, как поливка цветов, это скорее обязанность Мольтона, чем ваша. Особенно сейчас, когда вас ожидают интеллектуальные наслаждения. Ваша немецкая грамматика у вас на столе. Раскройте страницу пятнадцатую. Мы повторим вчерашний урок.
   Сесили (подходя очень медленно). Но я ненавижу немецкий. Противный язык. После немецкого урока у меня всегда ужасный вид.
   Мисс Призм. Дитя мое, вы знаете, как озабочен ваш опекун тем, чтобы вы продолжали свое образование. Уезжая вчера в город, он особенно обращал мое внимание на немецкий язык. И каждый раз, уезжая в город, он напоминает о немецком языке.
   Сесили. Дорогой дядя Джек такой серьезный! Иногда я боюсь, что он не совсем здоров.
   Мисс Призм (выпрямляясь). Ваш опекун совершенно здоров, и строгость его поведения особенно похвальна в таком сравнительно молодом человеке. Я не знаю никого, кто превосходил бы его в сознании долга и ответственности.
   Сесили. Может быть, поэтому он и скучает, когда мы остаемся тут втроем.
   Мисс Призм. Сесили! Вы меня удивляете. У мистера Уординга много забот. Праздная и легкомысленная болтовня ему не к лицу. Вы же знаете, какие огорчения доставляет ему его несчастный младший брат.
   Сесили. Я хотела бы, чтобы дядя позволил этому несчастному младшему брату хоть иногда гостить у нас. Мы бы могли оказать на него хорошее влияние, мисс Призм. Я уверена, что вы, во всяком случае, могли бы. Вы знаете немецкий и геологию, а такие познания могут перевоспитать человека. (Что-то записывает в своем дневнике.)
   Мисс Призм (покачивая головой). Не думаю, чтобы даже я могла оказать влияние на человека, который, по словам собственного брата, обладает таким слабым и неустойчивым характером. Да я и не уверена, что взялась бы за его исправление. Я вовсе не одобряю современной мании мгновенно превращать дурного человека в хорошего. Что он посеял, пускай и пожнет. Закройте ваш дневник, Сесили. Вообще вам совсем не следует вести дневник.
   Сесили. Я веду дневник для того, чтобы поверять ему самые удивительные тайны моей жизни. Без записей я, вероятно, позабыла бы их.
   Мисс Призм. Память, моя милая, - вот дневник, которого у нас никто не отнимет.
   Сесили. Да, но обычно запоминаются события, которых на самом деле не было и не могло быть. Я думаю, именно памяти мы обязаны трехтомными романами, которые нам присылают из библиотеки.
   Мисс Призм. Не хулите трехтомные романы, Сесили. Я сама когда-то сочинила такой роман.
   Сесили. Нет, в самом деле, мисс Призм? Какая вы умная! И, надеюсь, конец был несчастливый? Я не люблю романов со счастливым концом. Они меня положительно угнетают.
   Мисс Призм. Для хороших там все кончалось хорошо, а для плохих - плохо. Это называется беллетристикой.
   Сесили. Может быть, и так. Но это несправедливо. А ваш роман был напечатан?
   Мисс Призм. Увы! Нет. Рукопись, к несчастью, была мною утрачена.
   Сесили делает удивленный жест.
   Мисс Призм. Я хочу сказать - забыта, потеряна. Но примемся за работу, дитя мое, время уходит у нас на пустые разговоры.
   Сесили (с улыбкой). А вот и доктор Чезюбл идет к нам.
   Мисс Призм (встав и идя навстречу). Доктор Чезюбл! Как приятно вас видеть!
   Входит каноник Чезюбл.
   Чезюбл. Ну, как мы сегодня поживаем? Надеюсь, вы в добром здравии, мисс Призм?
   Сесили. Мисс Призм только что жаловалась на головную боль. Мне кажется, ей помогла бы небольшая прогулка с вами, доктор.
   Мисс Призм. Сесили! Но я вовсе не жаловалась на головную боль.
   Сесили. Да, мисс Призм, но я чувствую, что голова у вас болит. Когда вошел доктор Чезюбл, я думала как раз об этом, а не об уроке немецкого языка.
   Чезюбл. Надеюсь, Сесили, что вы внимательно относитесь к вашим урокам?
   Сесили. Боюсь, что не очень.
   Чезюбл. Не понимаю. Если бы мне посчастливилось быть учеником мисс Призм, я бы не отрывался от ее уст.
   Мисс Призм негодует.
   Чезюбл. Я говорю метафорически - моя метафора заимствована у пчел. Да! Мистер Уординг, я полагаю, еще не вернулся из города?
   Мисс Призм. Мы ждем его не раньше понедельника.
   Чезюбл. Да, верно, ведь он предпочитает проводить воскресные дни в Лондоне. Не в пример его несчастному младшему брату, он не из тех, для кого единственная цель - развлечения. Но я не стану больше мешать Эгерии и ее ученице.
   Мисс Призм. Эгерия? Меня зовут Петиция, доктор.
   Чезюбл (отвешивая поклон). Классическая аллюзия, не более того; заимствована из языческих авторов. Я, без сомнения, увижу вас вечером в церкви?
   Мисс Призм. Я все-таки, пожалуй, немножко пройдусь с вами, доктор. Голова у меня действительно побаливает, и прогулка мне поможет.
   Чезюбл. С удовольствием, мисс Призм, с величайшим удовольствием. Мы пройдем до школы и обратно.
   Мисс Призм. Восхитительно! Сесили, в мое отсутствие вы приготовите политическую экономию. Главу о падении рупии можете опустить. Это чересчур злободневно. Даже финансовые проблемы имеют драматический резонанс. (Уходит по дорожке, сопровождаемая доктором Чезюблом.)
   Сесили (хватает одну книгу за другой и швыряет их обратно на стол). Ненавижу политическую экономию! Ненавижу географию. Ненавижу, ненавижу немецкий.
   Входит Мерримен с визитной карточкой на подносе.
   Мерримен. Сейчас со станции прибыл мистер Эрнест Уординг. С ним его чемоданы.
   Сесили (берет карточку и читает). "Мистер Эрнест Уординг, Б-4, Олбени, зап.". Несчастный брат дяди Джека! Вы ему сказали, что мистер Уординг в Лондоне?
   Мерримен. Да, мисс. Он, по-видимому, очень огорчился. Я заметил, что вы с мисс Призм сейчас в саду. Он сказал, что хотел бы побеседовать с вами.
   Сесили. Просите мистера Эрнеста Уординга сюда. Я думаю, надо сказать экономке, чтобы она приготовила для него комнату.
   Мерримен. Слушаю, мисс. (Уходит.)
   Сесили. Никогда в жизни я не встречала по-настоящему беспутного человека! Мне страшно. А вдруг он такой же, как все?
   Входит Алджернон, очень веселый и добродушный.
   Сесили. Да, такой же!
   Алджернон (приподнимая шляпу). Так это вы моя маленькая кузина Сесили?
   Сесили. Тут какая-то ошибка. Я совсем не маленькая. Напротив, для своих лет я даже слишком высока.
   Алджернон несколько смущен.
   Сесили. Но я действительно ваша кузина Сесили. А вы, судя по визитной карточке, брат дяди Джека, кузен Эрнест, мой беспутный кузен Эрнест.
   Алджернон. Но я вовсе не беспутный, кузина. Пожалуйста, не думайте, что я беспутный.
   Сесили. Если это не так, то вы самым непозволительным образом вводили нас в заблуждение. Надеюсь, вы не ведете двойной жизни, прикидываясь беспутным, когда на самом деле вы добродетельны. Это было бы лицемерием.
   Алджернон (глядя на нее с изумлением). Гм! Конечно, я бывал весьма легкомысленным.
   Сесили. Очень рада, что вы это признаете.
   Алджернон. Если вы уж заговорили об этом, должен признаться, что шалил я достаточно.
   Сесили. Не думаю, что вам следует этим хвастаться, хотя, вероятно, это вам доставляло удовольствие.
   Алджернон. Для меня гораздо большее удовольствие быть здесь, с вами.
   Сесили. Я вообще не понимаю, как вы здесь очутились. Дядя Джек вернется только в понедельник.
   Алджернон. Очень жаль. Я должен уехать в понедельник первым же поездом. У меня деловое свидание, и мне очень хотелось бы... избежать его.
   Сесили. А вы не могли бы избежать его где-нибудь в Лондоне?
   Алджернон. Нет, свидание назначено в Лондоне.
   Сесили. Конечно, я понимаю, как важно не выполнить деловое обещание, если хочешь сохранить чувство красоты и полноты жизни, но все-таки вам лучше дождаться приезда дяди Джека. Я знаю, он хотел поговорить с вами относительно вашей эмиграции.
   Алджернон. Относительно чего?
   Сесили. Вашей эмиграции. Он поехал покупать вам дорожный костюм.
   Алджернон. Никогда не поручил бы Джеку покупать мне костюм. Он не способен выбрать даже галстук.
   Сесили. Но вам едва ли понадобятся галстуки. Ведь дядя Джек отправляет вас в Австралию.
   Алджернон. В Австралию! Лучше на тот свет!
   Сесили. Да, в среду за обедом он сказал, что вам предстоит выбирать между этим светом, тем светом и Австралией.
   Алджернон. Вот как! Но сведения, которыми я располагаю об Австралии и том свете, не очень заманчивы. Для меня и этот свет хорош, кузина.
   Сесили. Да, но достаточно ли вы хороши для него?
   Алджернон. Боюсь, что нет. Поэтому я и хочу, чтобы вы взялись за мое исправление. Это могло бы стать вашим призванием, - конечно, если б вы этого захотели, кузина.
   Сесили. Боюсь, что сегодня у меня на это нет времени.
   Алджернон. Ну тогда хотите, чтобы я сам исправился сегодня же?
   Сесили. Едва ли это вам по силам. Но почему не попробовать?
   Алджернон. Непременно попробую. Я уже чувствую, что становлюсь лучше.
   Сесили. Но вид у вас стал хуже.
   Алджернон. Это потому, что я голоден.
   Сесили. Ах, как это мне не пришло в голову! Конечно, тот, кто собирается возродиться к новой жизни, нуждается в регулярном и здоровом питании. Пройдемте в дом.
   Алджернон. Благодарю вас. Но можно мне цветок в петлицу? Без цветка в петлице мне и обед не в обед.
   Сесили. Марешаль Ниель? (Берется за ножницы.)
   Алджернон. Нет, лучше пунцовую.
   Сесили. Почему? (Срезает пунцовую розу.)
   Алджернон. Потому что вы похожи на пунцовую розу, Сесили.
   Сесили. Я думаю, вам не следует так говорить со мной. Мисс Призм никогда со мной так не говорит.
   Алджернон. Значит, мисс Призм просто близорукая старушка.
   Сесили вдевает розу ему в петлицу.
   Алджернон. Вы на редкость хорошенькая девушка, Сесили.
   Сесили. Мисс Призм говорит, что красота - это только ловушка.
   Алджернон. Это ловушка, в которую с радостью попался бы всякий здравомыслящий человек.
   Сесили. Ну, я вовсе не хотела бы поймать здравомыслящего человека. О чем с ним разговаривать?
   Они уходят в дом. Возвращаются мисс Призм и доктор Чезюбл.
   Мисс Призм. Вы слишком одиноки, дорогой доктор. Вам следовало бы жениться. Мизантроп - это я еще понимаю, но женотропа понять не могу.
   Чезюбл (филологическое чувство которого потрясено). Поверьте, я не заслуживаю такого неологизма. Как теория, так и практика церкви первых веков христианства высказывались против брака.
   Мисс Призм (нравоучительно). Поэтому церковь первых веков христианства и не дожила до нашего времени. И вы, должно быть, не отдаете себе отчета, дорогой доктор, что, упорно отказываясь от женитьбы, человек является всеобщим соблазном. Мужчинам следует быть осмотрительнее, слабых духом безбрачие способно сбить с пути истинного.
   Чезюбл. Но разве женатый мужчина менее привлекателен?
   Мисс Призм. Женатый мужчина привлекателен только для своей жены.
   Чезюбл. Увы, даже для нее, как говорят, не всегда.
   Мисс Призм. Это зависит от интеллектуального уровня женщины. Зрелый возраст в этом смысле всего надежней. Спелости можно довериться. А молодые женщины - это еще зеленый плод.
   Доктор Чезюбл делает удивленный жест.
   Мисс Призм. Я говорю агрикультурно. Моя метафора заимствована из садоводства. Но где же Сесили?
   Чезюбл. Может быть, она тоже пошла пройтись до школы и обратно?
   Из глубины сада медленно приближается Джек. Он облачен в глубокий траур, с крепом на шляпе и в черных перчатках.
   Мисс Призм. Мистер Уординг!