Уайт Джеймс. Звёздный врач (Космический госпиталь)

   - Риск для пациента возрастает, - резко выговорил Ярренс. Продолжительность операции увеличивается минимум на двадцать процентов. Это желательно?
   Конвей ответил не сразу. Он думал о качестве жизни пациентам случае успеха более простой операции, выполненной в предпочтение более сложной. По сравнению с чрезвычайно сильными и ловкими передними конечностями здорового ФРОБа раздвижные сборные протезы были непрочными и малоэффективными. Кроме того, перенесшие ампутацию худлариане считали протезы неэстетичными и жутко переживали из-за них: ведь только передними конечностями они могли дотянуться до глаз, ими они выполняли прочие тонкие движения, включая и те, что сопутствовали долгой процедуре ухаживания за брачными партнерами. Аутотрансплантация задних конечностей на место передних, невзирая на тяжесть состояния больного, была гораздо предпочтительнее. В случае успеха этой операции ФРОБ мог получить передние конечности, лишь немного уступающие чувствительностью и тонкостью утраченным. А поскольку материал для трансплантации предполагалось взять у этого же пациента, не приходилось волноваться за иммуно-логическую несовместимость или отторжение тканей.
   Худларианская мнемограмма, не унимаясь, твердила Конвею, что он недооценивает риск, а его собственный разум отчаянно метался в поисках методов снижения этого самого риска.
   Он распорядился:
   - К трансплантации приступайте только после окончания операции на черепной коробке и грудной клетке. Если эти этапы не дадут успеха, и трансплантация ни к чему. Не забывайте а как можно более частом промывании кожных покровов и распылении анестетика. В подобных случаях механизм всасывания поврежден за счет общего состояния па...
   - Я в курсе, - оборвал Конвея Ярренс.
   - Не сомневаюсь, - кивнул Конвей. - Ведь вы - реципиент худларианской мнемограммы, не исключено - той же самой, которую получил я. Операция сопряжена с высоким риском, но вы вполне способны с ней справиться. Не сомневаюсь, если бы пациент был в сознании...
   - Он бы тоже не пожелал рисковать, - вновь прервал Конвея Ярренс. - Но если обитающий в моем сознании худларианин придерживается такого мнения, я как хирург обязан высказать от его имени предосторожность. Между тем я согласен, Конвей. Операция желательна.
   Конвей покинул операционный стол, решив польстить Ярренсу тем, что не будет наблюдать за началом операции. Как бы то ни было, инцизия прочнейших кожных покровов ФРОБ больше походила на работу в слесарной мастерской, чем на этап хирургического вмешательства. Тонкими лазерными резаками тут работать было нельзя, поскольку их прижигающий эффект, столь важный при полостных операциях, значительно замедлял процесс заживления по краям надрезов кожи. Приходилось пользоваться кельгианскими скальпелями шестого размера, применение которых требовало как приложения большой физической силы, так и значительной сосредоточенности. Частенько хирургу, орудующему этим скальпелем, грозила большая опасность, нежели больному. Пора было предоставить Ярренсу возможность трудиться, не отвлекаясь, в частности, на разговоры с будущим диагностом. Конвей перебрался к ФРОБу под номером десять.
   С первого же взгляда ему стало ясно, что этому пациенту никогда не вернуться на родину. Пять из шести конечностей худларианина либо оторвались, либо получили такие жуткие переломы, что ни о какой хирургической пластике и речи быть не могло. Мало того: на левом боку несчастного виднелась глубокая резаная рана, вызвавшая нарушение функции органов дыхания. Из-за декомпрессии - пусть и непродолжительной, поскольку пациент был почти мгновенно накрыт спасательной оболочкой, - пострадал второй дыхательный орган, поскольку все жидкости тела тут же устремились к участку туловища, открытому для вакуума. В итоге сохранить жизнь ФРОБу было можно, но при условии, что он будет воздерживаться от каких-либо нагрузок и передвижения.
   Представить себе ФРОБа, которому предписан полный покой, было почти невозможно. То есть в принципе возможно, но это был бы очень несчастный худларианин.
   - Предстоят множественные пересадки, - сообщил Старший врач Эдальнет, скосив глаз в сторону приближающегося Конвея. - Если придется пересаживать главный внутренний орган, нет смысла в протезировании. Но я в тревоге, Конвей. Мое худларианское alter ego предлагает мне не прилагать слишком больших усилий к этому пациенту, а мой эгоистичный мельфианский разум диктует необходимость приобретения опыта межвидовой хирургии.
   - Вы слишком строги к себе, - возразил Конвей и задумчиво проговорил:
   - Между тем я искренне рад тому, что в госпитале не поощряются визиты родственников пациентов. Разговор после операции, особенно с таким больным, как этот, крайне тяжел.
   - Если эта перспектива вас сильно удручает, я могу поговорить за вас, поспешил предложить Эдальнет.
   - Благодарю, не нужно, - не без сожаления отказался Конвей. - Это мой долг, никуда не денешься.
   И действительно, куда было деваться? Ведь он сегодня исполнял обязанности Ответственного диагноста.
   - Конечно, - вздохнул Эдальнет. - Надеюсь, материал для пересадки готов?
   - Пациент под номером восемнадцать скончался несколько минут назад, ответил Конвей. - Всасывательные и пищеварительные органы интактны. Имеются три полностью сохранившиеся конечности. Торннастор обеспечит вас дополнительным трансплантационным материалом по мере необходимости. Катастрофа была такая, что без запчастей мы не останемся.
   С этими словами Конвей закрепился у операционного стола рядом с Эдальнетом, и они принялись обсуждать специфические проблемы предстоящей операции, в частности - необходимость осуществления трех глобальных хирургических вмешательств одновременно.
   Из-за локализации ранений у ФРОБа по номером десять система всасывания отказала более чем наполовину. Поддерживающая аппаратура трудилась на полных оборотах, однако состояние купировалось с большим трудом. Нельзя было с уверенностью заявить, что через несколько часов несчастному не станет хуже. Механизм абсорбции худлариан позволял вводить в организм ФРОБ либо питание, либо анестетики, но ни в коем случае и то, и другое одновременно. Поэтому пребывание пациента под наркозом следовало сократить, елико возможно. В то время, как трансплантация конечностей представляла собой относительно несложную процедуру, изъятие пораженного внутреннего органа и такого же здорового от умершего худларианина сулило большие сложности. Это было всего лишь немногим легче, чем сама пересадка.
   Органы абсорбции существ, относящихся к физиологическому классу ФРОБ, были уникальны для теплокровных кислорододышащих существ, обитавших в пределах Галактической Федерации. Уникальны даже притом что, строго говоря, дышать-то худлариане и не дышали. Расположенные под кожей по бокам, эти органы представляли собой большие, полукруглые, чрезвычайно сложные структуры, занимавшие более одной шестой площади туловища. По верхнему краю их разделял позвоночный столб. Эти органы составляли единое целое с кожей, которая в этих участках имела тысячи крошечных устьиц. Их раскрытием и закрытием ведала система произвольной мускулатуры. Сами же органы залегали на глубину до девяти - шестнадцати дюймов.
   Этим органам приходилось выполнять одновременно функции легких и желудка. Смесь воздуха с пищей, которую являла собой плотная супообразная атмосфера Худлара, поступала в них, ее газообразная и твердая части очень быстро перерабатывались, а осадок отправлялся в один биологически менее сложный орган меньшего размера, расположенный в нижней части брюшной полости. Экскременты выделялись из него в виде мелочно-белого выпота.
   Два сердца, расположенные между органами абсорбции и защищенные грудными позвонками, качали кровь с такой скоростью и при таком давлении, что первые попытки оперировать худлариан были чреваты для пациентов высочайшей опасностью. После вхождения Худлара в состав Федерации в хирургии ФРОБ был накоплен значительный опыт, и, что самое главное, убить худларианина было крайне трудно.
   Если, конечно, как в данном случае, он уже не был полумертв.
   Между тем одно большое преимущество у хирургической бригады все-таки имелось. И трансплантация конечностей, и пересадка органов абсорбции представляли собой более или менее поверхностные операции, не требовавшие сверхтонкой работы в области тесных межорганных пространств. На операционном поле могли одновременно трудиться сразу несколько хирургов, возникни такая необходимость. Конвей понимал, что сейчас возле операционной рамы ФРОБа десятого начнется самая оживленная работа в госпитале.
   Эдальнет принялся инструктировать хирургических сестер, а Конвей отправился взглянуть на ФРОБа сорок третьего, мало-помалу начиная свыкаться со своей руководящей ролью. К этому чувству он привык за годы продвижения по ступеням врачебной иерархии. Чем выше ступень - тем больше ответственности и авторитета. Между тем Конвей понимал, что Эдальнет, один из лучших Старших врачей в госпитале, медик крайне ответственный, в случае чего не растеряется и позовет его ассистировать.
   Беглый осмотр ФРОБа сорок третьего позволил заключить, что состояние пациента более или менее удовлетворительное. У него сохранились все шесть конечностей, и притом безо всяких переломов. Пористая кожа в области органов абсорбции не пострадала. Похоже, целыми остались и черепная коробка, и позвоночник, хотя этому худларианину довелось в момент катастрофы находиться в отсеке модуля, принявшего на себя главный удар. В истории болезни коротко упоминалось о том, что данного худларианина заслонил собой другой ФРОБ, получивший тяжелейшие травмы.
   Однако жертва товарища - а скорее всего супруга - ФРОБа сорок третьего была напрасна. Прямо под одной из срединных конечностей Конвей разглядел герметизирующий колпачок, накрытый повязкой. Под повязкой располагалась глубокая колотая рана, нанесенная металлическим стержнем, проткнувшим кожу ФРОБа, словно тупое копье. В результате была прорвана стенка матки (во время катастрофы ФРОБ пребывал в женской ипостаси и вынашивал ребенка). На счастье, металлический стержень не задел крупные кровеносные сосуды и на долю дюйма не добрался до сердца.
   Невзирая на то что треклятый стержень прошел всего в нескольких дюймах от спины плода, состояние ребенка было вполне удовлетворительным. Сердце худларианки само по себе не пострадало, но конец стержня нарушил приток крови к сердечной мышце, и притом нарушил необратимо. Сердечную деятельность поддерживали с помощью аппаратуры жизнеобеспечения, но тем не менее сердце худларианки могло в любое мгновение остановиться. Нужна была срочная пересадка. Конвей вздохнул, предвидя новые серьезные огорчения.
   - Материал для пересадки можно взять у ФРОБа восемнадцатого, - сказал Конвей Хоссантиру, Старшему врачу-тралтану, возглавлявшему хирургическую бригаду. - Так или иначе мы забираем у него органы абсорбции и все интактные конечности. Возьмем и сердце - ведь теперь он не станет возражать.
   Хоссантир уставился на Конвея всеми четырьмя глазами и сказал:
   - Вы совершенно правы, если учесть, что восемнадцатый и сорок третий были супругами.
   - Я этого не знал, - смущенно проговорил Конвей, почувствовав в словах тралтана упрек. Тралтаны в отличие от худлариан к покойникам относились чрезвычайно трепетно. - Какой у вас план? - спросил Конвей.
   Хоссантир намеревался пока не извлекать из тела худларианки металлический стержень. Его наружную часть отпилили спасатели, дабы облегчить транспортировку раненой, но удалять стержень целиком не стали, дабы не осложнить и без того плачевное состояние пациентки. В данное время дальний конец стержня выполнял в некотором роде полезную функцию - сдерживал кровоизлияние. Хоссантир собирался первым делом зашить надорванную матку, чтобы затем производить пересадку сердца без риска навредить плоду.
   Конечно, рана располагалась далеко не в непосредственной близости от сердца, однако все же довольно близко для того, чтобы ее можно было расширить и тем самым избавить пациентку от дополнительного травмирования, связанного с произведением сечения грудной клетки.
   Когда тралтан закончил изложение своих соображений, Конвей окинул взглядом хирургическую бригаду, дрейфующую в невесомости около операционной рамы. Мельфианин, двое орлигиан и еще один тралтан - младшие хирурги, пять медсестер-кельгианок и две ианки. Все они молча смотрели на Конвея. А он знал, что Старшие врачи крайне болезненно относятся даже к мнимым поползновениям в отношении их авторитета и особенно тяжело воспринимают распоряжения, которые им дают из-за того, что они что-то упустили. Кельгианское alter ego Конвея убеждало его назвать вещи своими именами, а тралтанское уговаривало изыскать дипломатичный подход.
   - Даже при хирургическом расширении раны, - осторожно проговорил Конвей, доступ к операционному полю будет ограничен - Естественно, - отозвался Хоссантир Конвей решил выразиться более определенно - Одновременно оперировать смогут не более двух хирургов, - продолжал он, - поэтому большая часть бригады будет простаивать.
   - Безусловно, - ответил Хоссантир.
   - А Старшему врачу Эдальнету, - решительно заявил Конвей, - нужна помощь.
   Хоссантир скосил два глаза в сторону соседней операционной рамы после чего быстро отрядил двух хирургов-орлигиан и тралтана на помощь к Эдальнету и сказал им, то они могут распоряжаться, в случае необходимости, медсестрами - Я проявил непростительный эгоизм и невнимательность, - сказал Хоссантир Конвею. - Благодарю вас за то, что вы столь тактично намекнули мне на это упущение в присутствии моих подчиненных. Но прошу вас, в будущем постарайтесь выражаться более прямо. В настоящее время я являюсь носителем кельгианской мнемограммы и не обижусь на любые посягательства на мой авторитет. Честно говоря, я очень рад тому, что вы здесь, Конвей. У меня не такой уж большой опыт в полостной хирургии худлариан.
   "Если бы я рассказал вам о своем опыте, - с тоской подумал Конвей, - вы бы так не радовались".
   Но неожиданно для самого себя он вдруг улыбнулся, вспомнив о том, как однажды О'Мара, в свойственной ему сардонической манере, отозвался о назначении диагноста в операционной. По его мнению, функция диагноста здесь носила большей частью характер психологический, и отводились ему большей частью волнения, переживания и взятие на себя ответственности, которая оказывалась не по плечу подчиненным.
   Переходя от одного операционного стола к другому, от него - к третьему, Конвей вспоминал о первых годах своей работы после производства в Старшие врачи, о том, как ревностно он относился к порученной работе и сопряженной с ней ответственности. Работая под наблюдением диагностов, он то и дело пытался доказать им, что они ему вовсе не нужны. Порой ему это удавалось, поскольку надзор за его работой был либо минимален, либо отсутствовал вовсе. Но случалось и такое, что Торннастор или еще кто-то из диагностов буквально дышал ему в затылок во время операций. Это жутко раздражало Конвея, но между тем бывало, что именно вмешательство диагностов спасало и жизнь пациента, и карьеру новоиспеченного Старшего врача, просто-таки одержимого энтузиазмом.
   И как только диагностам удавалось наблюдать за ходом операции, непосредственно в них не участвуя, предлагать альтернативные варианты процедур, снабжать подчиненных поэтапными инструкциями? Конвей этого не понимал, ему это казалось почти невозможным.
   Между тем часы текли, и Конвей исправно исполнял свои почти невозможные обязанности - сновал от Ярренса к Эдальнету, а от него - к Хоссантиру, не забывал взглянуть и на процесс изъятия органов у покойного ФРОБа восемнадцатого - а дело это требовало ювелирной точности, по сложности не уступало пересадке. Не все ему нравилось, но он большей частью молчал и советы давал только тогда, когда о них просили. Все трое Старших врачей справлялись с работой недурно, Конвей уделял им свое внимание поровну, но все же с наибольшей тревогой наблюдал за Хоссантиром. Именно у его пациентки могли возникнуть самые серьезные осложнения.
   И они возникли - на пятом часу операции. К этому времени уже была завершена ликвидация последствий черепно-мозговой травмы и произведено восстановление целостности артерий у ФРОБа под номером три и полным ходом шла пересадка конечностей. ФРОБу десятому трансплантировали органы абсорбции и купировали явления декомпрессии и теперь приступили к длительной микрохирургии, связанной с трансплантацией конечностей. Посему Конвей, естественно, вернулся к операционной раме, у которой священнодействовал Хоссантир - в данный момент он приступил к начальному этапу пересадки сердца.
   И вдруг из операционной раны с бесшумным взрывом хлынула худларианская кровь.
   Глава 15
   Хоссантир издал непереводимый звук. Зажатые в его верхних конечностях инструменты с длинными рукоятками невероятно медленно двигались в залитом кровью операционном поле. Его ассистент, действия которого разнервничавшемуся Конвею тоже показались ужасно медлительными, тампонировал рану, но никак не мог найти кровоточащий сосуд. Конвей был приучен к тому, чтобы в таких экстренных ситуациях не медлить. Он и не медлил. Он с места сдвинуться не мог.
   Его руки, его несуразные пятипалые землянские, совершенно чужие руки, жутко дрожали. А его размноженное сознание отчаянно пыталось понять, как унять эту дрожь.
   Он знал: такое случается с медиками - реципиентами чересчур большого числа мнемограмм. Однако подобное не должно было слишком часто происходить с доктором, метившим в диагносты. Конвей отчаянно пытался призвать к порядку разбушевавшиеся фрагменты своего разума. Он мысленно призывал на помощь О'Мару, который терпеть не мог особ, мыслящих неупорядоченно. Он вспоминал об инструктаже Главного психолога - тот говорил о том, что собой представляют мнемограммы, и, что самое главное - о том, чего они собой не представляют.
   Каковы бы ни были субъективные ощущения Конвея, его разумом не до конца овладели чужеродные личности, обитавшие в его сознании. Просто-напросто его человеческий разум впитал колоссальный объем инопланетянской информации и обрел возможность этой информацией пользоваться. Но убедить себя в этом Конвею было страшно трудно, притом что все медики - доноры полученных им мнемограмм наперебой засыпали его собственными идеями о том, как поступить в теперешней экстренной ситуации.
   Все идеи были хороши - в особенности те, что были высказаны мельфианским и тралтанским гостями сознания Конвея. Однако для претворения этих идей в жизнь требовались клешни ЭЛНТ или передние конечности ФГЛИ, а не человеческие пальцы, а Конвей жаждал ринуться в бой, наделенный неадекватным органическим оружием.
   Мельфианин, ассистент Хоссантира, который, как, впрочем, все и вся около операционного стола, был напрочь забрызган кровью, торопливо протараторил:
   - Я ничего не вижу. Лицевая пластина... Одна из сестер поспешно протерла лицевую пластину шлема мельфианина в области глаз, но брызги крови снова ее залепили. Мало этого - кровью залило и лампочки, которыми были оборудованы введенные в рану инструменты.
   Шлем Хоссантира был целиком прозрачен, кровью залило только его переднюю часть. Взглянув на Конвея глазом, расположенным на затылке, тралтан сказал:
   - Нам нужен ассистент, Конвей. Не могли бы вы предложить... - Хоссантир умолк, заметив, как дрожат руки у Конвея. - Вам плохо?
   Конвей медленно сжал кулаки - ему любые движения сейчас казались невыразимо медленными - и ответил:
   - Это пройдет.
   И добавил про себя: "Надеюсь".
   Между тем оккупанты сознания Конвея униматься не желали. Он всеми силами пытался прислушиваться только к кому-нибудь одному из них, стараясь руководствоваться принципом "разделяй и властвуй", но и это не помогало. Все до одного доноры мнемограмм лезли с терапевтическими и хирургическими советами, и все эти советы были небесполезны в сложившейся ситуации, и каждый из них требовал немедленной реакции. Не проталкивалась и не лезла вперед единственная гостья разума Конвея - случайно попавшая туда гоглесканка Коун, но от этого никакого толку не было. Однако почему-то именно в этот уголок неудержимо тянуло разум Конвея, к этой робкой, но мужественной инопланетянке. Казалось, он тонул и пытался ухватиться за край некоего психологического плота.
   Присутствие личности Коун было совсем не похоже на резкие, интенсивные, искусственно усиленные впечатления, возникавшие вследствие наличия мнемограмм. Конвей обнаружил, что сосредоточился на запечатленном его сознанием отпечатке памяти малютки гоглесканки, хотя Коун при виде такого числа странных, пугающих созданий, сгрудившихся возле операционного стола, была бы близка к панике. Но что интересно: в памяти гоглесканки остались и сведения о работе Конвея в госпитале, которые он невольно передал ей во время случайного телепатического обмена на Гоглеске. В некотором роде Коун была подготовлена к такому зрелищу. Кроме того, она принадлежала к расе индивидуалистов, старательно избегавших и контакта с другими , существами, и их влияния.
   Гораздо более других гостей сознания Конвея Коун знала, как игнорировать чужое поведение и мнение.
   Руки Конвея мгновенно перестали дрожать, безудержный гомон инопланетных медиков у него в мозгу стих и превратился в еле слышный шепот, на который можно было и наплевать при желании. Конвей громко постучал по панцирю мельфианина - ассистента Хоссантира.
   - Прошу вас, отойдите и оставьте инструменты на месте, - распорядился он и, обратившись к Хоссантиру, добавил:
   - Кровотечением залито все операционное поле, увеличители изображения и источники света на инструментах. Кровью забрызгивает и лицевые пластины наших шлемов при непосредственном приближении к пациентке. Мы должны...
   - Отсосы не работают, Конвей, - прервал его Хоссантир. - И не заработают, пока кровотечение не будет остановлено в месте его источника. Но мы не видим источника!
   - ..использовать сканеры, - спокойно продолжал Конвей, сжав в пальцах рукоятки зажима, приспособленные для клешней мельфианина, - длинные полые конусы, - ваши глаза и мои руки.
   Наблюдать за операционным полем естественным путем было невозможно, поэтому Конвей предложил Хоссантиру воспользоваться двумя сканерами, расставленными как можно дальше один от другого и под таким углом, чтобы можно было видеть операционное поле сразу в двух ракурсах.
   Тем самым можно было добиться точного стереоскопического" изображения. Конвей намеревался работать вслепую, руководствуясь комментариями Хоссантира, который подсказывал бы ему, куда продвинуть зажим. Как только Конвей доберется до источника кровотечения, он зажмет кровоточащий сосуд, а дальше все пойдет обычным путем. Хоссантиру предстояло пережить несколько неприятных минут; он должен был смотреть на дисплеи сканеров всеми четырьмя глазами сразу, невообразимо раскосив их в стороны. Конвей извинился перед тралтаном за то, что тому на некоторое время придется отвлечься от непосредственного участия в операции, чтобы и сканеры, и прозрачный колпак его шлема не забрызгала кровь.
   - Наверное, косоглазым останусь, - вздохнул Хоссантир, - ну да ладно, это ничего.
   Никому из alter ego Конвея мысль о косом четырехглазом слоноподобном тралтане смешной не показалась. К счастью, сдавленный человеческий смех транслятор переводить не стал.
   И собственные руки, и инструменты казались Конвею ужасно тяжелыми и неуклюжими, и не только потому, что он работал зажимом, рассчитанным на мельфианина. Поле нивелировки гравитации, окружавшее его, на пациентку, естественно, не распространялось, поэтому все, что находилось в контакте с операционным полем, весило в четыре раза больше, чем на самом деле. Тралтан включил сканеры и словесно препровождал Конвея к искомому сосуду - источнику массивного кровотечения. Учитывая повышенное давление крови у худлариан, Конвей ожидал сопротивления при зажиме сосуда.
   Сопротивления он никакого не ощутил, а кровь все хлестала и хлестала.
   Одному из его alter ego как-то раз довелось столкнуться с несколько сходной ситуацией во время трансплантации органа существу, совершенно непохожему на ФРОБ, - крошке нидианину, у которого артериальное давление и близко не стояло к худларианскому. В том случае кровь тоже фонтанировала, а не текла пульсирующим потоком, как это обычно происходит при артериальном кровотечении, да и повреждение сосуда было механическим, а не следствием хирургической ошибки.
   Конвей не был уверен в том, что сейчас все обстоит именно так, но некая часть его сознания в этом просто не сомневалась, и Конвей решил ее послушаться.
   - Отключите аппарат искусственного сердца, - решительно распорядился он. Остановите приток крови.
   - Так мы только предотвратим кровопотерю, - возразил Хоссантир, - но остановка кровотока более чем на несколько минут может закончиться смертью пациентки.
   - Отключайте, - тоном не терпящим возражений повторил Конвей.
   Через несколько секунд ярко-алый фонтан осел. Кровотечение прекратилось. Медсестра протерла лицевую пластину шлема Конвея, а Хоссантир отсосом убрал остатки крови с операционного поля. Для того, чтобы увидеть, что произошло, сканеры не требовались.