Удовиченко Диана. Эффект искажения

   Сергей вбежал в комнату Даши. Сестра сидела за столом, прямо напротив окна.
   – Ложись! – выкрикнул он, хватая девушку в охапку и бросаясь на пол.
   Вместе с разбуженным и спрыгнувшим с кровати Мурзой они выбрались в коридор и уселись под стеной. Сергей вытянул из кармана телефон:
   – Перестрелка на улице Морских Героев! Возле четырнадцатого дома!
   Перепуганная Даша, дрожа, схватила кота в охапку и прижалась щекой к плечу брата. Она не понимала, что происходит на улице, и ей казалось, что от неизвестности становится еще страшнее. Однако сумей она увидеть перестрелку и разглядеть ее участников, это повергло бы ее в ужас.
   Люди в спортивных куртках растянулись цепью, сосредоточенно обстреливая сквер и даже не пытаясь как-то обезопасить себя от пуль противника. В середине стоял добродушный гигант, выручивший Дашу этим вечером. Только теперь, с обрезом в руках, он утратил все свое добродушие, и выглядел слегка располневшим Терминатором. Темные непрозрачные очки, неизвестно зачем водруженные на лицо посреди ночи, лишь усиливали сходство. По обе стороны от него застыли парни, сопровождавшие богатыря в кафе. Эти были вооружены автоматами. Троица хладнокровно поливала огнем кусты, огрызавшиеся одиночными выстрелами.
   Казалось, «спортсмены» могут торжествовать победу, но вдруг из-за трансформаторной будки в полусотне метров от дома выскочили люди в черных плащах. Пока несколько человек отвлекали противника, принимая огонь на себя, основные силы отряда пошли в обход. Извиваясь, совершая невероятные прыжки и сальто, с нечеловеческой ловкостью уклоняясь от пуль и одновременно умудряясь стрелять, «черные» неслись к дому. Длинные распахнутые одеяния хлопали под осенним ветром, развеваясь за спиной, словно кожистые крылья. Последними бежали два похожих, как близнецы, китайца, так напугавшие Дашу этим вечером.
   Маленький, юркий, длинноволосый азиат, подскочив к гиганту, вооруженному винчестером, почти в упор выстрелил ему в грудь. Бронежилет принял пулю, мужик, несмотря на мощный удар, даже не покачнулся и ответил выстрелом. Китаец совершил текучее движение, выгнулся так, словно у него не было костей, и увернулся от пули. Потом остановился, замер, раскинув руки, будто собирался взлететь, вдруг напружинился и чудесным образом прямо с места взвился ввысь, подпрыгнув выше головы противника. Перебирая ногами, он как будто отталкивался от воздуха и пытался перелететь через гиганта. Богатырь стремительно вскинул обрез и, не целясь, выстрелил. Череп китайца взорвался фонтаном мозга, крови и осколков кости, обезглавленное тело, слабо подергиваясь, кулем свалилось на асфальт.
   Бритая голова здоровяка, словно париком, украсилась свалившимся сверху куском черепа, с которого свисали черные волосы, лицо покрыли красно-белые ошметки. Сдернув волосы и отбросив прочь заляпанные мозгом очки, гигант развернулся на сто восемьдесят градусов и выстрелил.
   Воспользовавшись неразберихой, один из азиатов пробрался к дому и с разгону взбежал по стене до второго этажа. Как когтями вцепляясь длинными пальцами в щели между кирпичами, распластался по стене и быстро пополз вверх, забирая вправо, к Дашиному окну. Издали китаец напоминал то ли огромную белку, то ли невероятных размеров жука. Выстрел остановил его, когда до окна оставалось не больше метра. Продырявленное насквозь тело еще немного повисело, отчаянно цепляясь за стену, и рухнуло на козырек подъезда. На белом кирпиче осталась живописная кровяная клякса.
   Между тем остальные китайцы, пытавшиеся прорваться к подъезду, падали один за другим. Среди русских тоже имелись потери: на асфальте лежали четыре трупа с простреленными головами. Вдали засветились огни фар. Заметив их, близнецы тихо свистнули, и азиаты отступили к скверу, не забыв прихватить с собою изуродованные тела собратьев. Оставили только того, который упал на карниз. Внизу заурчали моторы, и череда черных джипов выкатилась на объездную дорогу.
   По знаку бритоголового бойцы быстро подобрали трупы, не поленившись снять с карниза застреленного китайца, и вместе с телами погибших скрылись в подъезде.
 
   Из истории рода делла Торре
   Милан, год 1180 от Рождества Христова
   Едва не охрипнув от безумного смеха, Паоло с трудом оторвался от созерцания своего отражения, подошел к окну, за которым занимался яркий летний рассвет. Теперь солнечные лучи больше не причиняли боли, и дневное недомогание ушло. Более того, он никогда не чувствовал себя таким… здоровым, полным сил, как сейчас. «Оказывается, чтобы жить без страданий, нужно было умереть», – с горькой усмешкой подумал Паоло. В том, что он мертв, в общепринятом понимании этого слова, мертв с человеческой точки зрения, граф не сомневался.
   Мертв и одинок… Он сам этой ночью убил всех своих близких: детей, племянников, любимую женщину… Но почему-то его ничуть не терзало раскаяние, при взгляде на окоченевшее тело мадонны Анджелики в сердце не возникало ни капли боли, а в душе не находилось сожаления о совершенном. В душе? А есть ли у него теперь душа? Быть может, в нем нет свойственных людям чувств потому, что нет и души – так сбывается братнино проклятие? Но кто он тогда? Ходячий мертвец?
   – Не похоже, – прошептал Паоло.
   Ведь он ощущает грусть одиночества, а вернее, страх перед тем, что ждет его впереди – без верных слуг, без поддержки и помощи. Он обладает разумом и памятью, способностью страдать. Это ли не свойства души? Что же тогда с ним происходит? И как выжить теперь, избежать человеческого возмездия за жестокие убийства? Ведь когда в Милане узнают, во что он превратился, – сюда придет весь город во главе со святыми отцами, чтобы сжечь живого мертвеца.
   В дверь робко постучали. Паоло вздрогнул и отпрянул к окну, решив, что сбываются его предчувствия. Сейчас в опочивальню ворвется толпа: солдаты с пиками, чернь, вооруженная дрекольем, а впереди – люди в черных рясах. Его схватят и потащат на костер, а быть может, сожгут вместе с домом, сочтя проклятым само обиталище злодея.
   Граф, охваченный ужасом, оглядывался в поисках путей к отступлению. Скрипнула дверь, но вместо разгневанных горожан в комнату на цыпочках вошли Руджеро и Луиджи. Робко помявшись у двери, отыскали взглядами прижавшегося к стене Паоло. Толкнув Луиджи локтем в бок, худощавый чернокнижник опустился на колени. Слуга тяжеловесно рухнул рядом.
   – Наш господин… – благоговейно произнес колдун, – мы пришли, чтобы служить вам, господин…
   Еще не до конца оправившись от пережитого страха и не понимая, что происходит, Паоло молчал. Медленно текли минуты, безмолвие затягивалось. Луиджи ссутулил широкие плечи, всем своим видом выражая покорность, Руджеро с обожанием взирал на графа. Оба они словно чего-то ожидали. Наконец чернокнижник робко заговорил:
   – Мы позволили себе прибрать в замке, господин. Простите, что без вашего повеления. Но нам показалось, что так будет лучше…
   – Спрятали мертвяков в подвале, – без обиняков пояснил простоватый Луиджи. – Позже зароем потихоньку. А кровь со стен и пола мы смыли.
   Граф приводил мысли в порядок. Выходило, он не одинок. У него осталось двое верных слуг. Но теперь перед ними уродливое чудовище. Что же заставило этих людей не убежать в ужасе, взывая о помощи, а вернуться, рискуя жизнями? Преданность? Да, оба были преданы своему спасителю, как дворовые псы. Того графа делла Торре, которому они служили, уже нет: изменилась не только внешняя оболочка, но и сама сущность. И если Луиджи, в силу своей тупости, мог этого не понять, то хитроумный Руджеро наверняка все просчитал. Тогда что же? Насколько Паоло знал этих душегубов, они сейчас блюли свою выгоду.
   – Почему вы хотите мне служить? – прямо спросил он.
   – Мы желаем бессмертия, господин, – низко склонив голову, ответил чернокнижник.
   – Бессмертия, – подтвердил слуга, тараща маленькие глазки и выразительно шевеля широкими кустистыми бровями.
   – Но разве я могу дать вам его?
   Худощавое, тонкое лицо Руджеро осветила счастливая улыбка, в больших черных глазах появился фанатичный блеск:
   – Это в вашей власти, господин. Вы обладаете огромным могуществом.
   – Но кто я? – вдруг разозлившись на слуг, говоривших непонятные вещи, бешено выкрикнул Паоло. – Кто я или что? Скажи, если знаешь!
   Луиджи в страхе съежился и прикрыл голову огромными волосатыми ручищами. Чернокнижник не испугался и мягко проговорил:
   – Простите меня, господин. Но я думал, что вы уже догадались. Без сомнения, вы – стрикс. Высший стрикс.
   Руджеро высказал вслух то, что ускользающей, еще не оформившейся идеей пряталось в разуме Паоло. Он, который интересовался чернокнижием, алхимией, науками о ядах, читал запрещенные церковью трактаты о нежити и нечисти и мечтал вызвать демона, не сумел распознать в себе проклятое существо. Ничего удивительного: истории и легенды о детях ночи были расплывчатыми, неясными, часто противоречили друг другу, к тому же Паоло никогда не ставил перед собою цель изучать именно стриксов.
   Стрикс. Стрикс… граф мысленно повторял это слово, привыкая к своей новой ипостаси, пытаясь осознать, что несет с собою такая перемена сущности. Пока ясно было одно: ему предстоит долгий путь, полный опасностей, труда и отчаянной борьбы за выживание. И начать следует прямо сейчас, обезопасив свой дом.
   – Где фра Никколо?
   – А в своей комнате, – зачастил обрадованный переменой хозяйского настроения Луиджи, – я ж его еще ночью там запер.
   – Так это благодаря тебе я не погиб там, в коридоре…
   Широкая, с грубыми чертами физиономия слуги расплылась в довольной ухмылке:
   – Да, господин…
   – Это я послал его, – торопливо вставил Руджеро, – когда увидел, что вашей светлости нужна помощь.
   – Эх, и трусил же я! – воскликнул слуга. – А он и говорит, мол, такой случай не каждому выпадает, чтобы бессмертными стать. Надо господину помочь. Иди, говорит, и выбей дурь из святоши.
   – Мы не решились убить фра Никколо без вашего приказа, господин, – перебил чернокнижник, – но потом, когда вы отдыхали, мы зашли к священнику и вынесли из комнаты все, что так или иначе могло бы вам повредить.
   – Хорошо. Я доволен. Встаньте, – медленно проговорил Паоло. – А теперь, Луиджи, убери здесь, – он кивнул на труп мадонны Анджелики.
   – Слушаюсь, господин!
   Слуга поднялся с колен, ухватил покойницу за ноги и поволок к двери. Юбки непристойно задрались почти до пояса, обнажая покрытое трупными пятнами тело. Граф брезгливо поморщился и отвернулся. Заметив на лице хозяина недовольство, Руджеро шикнул на слугу. Тот, оправив на мадонне Анджелике платье, легко поднял покойницу, закинул ее на плечо и вышел из комнаты.
   Паоло проницательно взглянул на чернокнижника:
   – Благодарю тебя за верную службу.
   – Могу ли я надеяться, господин? – снова упав на колени и молитвенно сложив ладони, прошептал тот.
   Граф отлично понимал, почему колдун так жаждет бессмертия. Руджеро страдал тяжелой болезнью сердца, и только эликсиры из редких лечебных трав, которые он составлял в лаборатории Паоло, поддерживали в нем жизнь. Но случались дни, когда лекарства не помогали, и тогда чернокнижник, с посиневшими губами, одолеваемый слабостью и болями в груди, лежал, стараясь не шевелиться, чтобы не давать сердцу лишней работы. Руджеро было всего двадцать пять лет, но он успел натворить много зла: продавал яды женам, желавшим избавиться от надоевших мужей, и мужьям, решившим извести опостылевших жен. Помогал жидам-ростовщикам расправляться с недобросовестными должниками, а по заказу должников наводил порчу на излишне навязчивых ростовщиков. На его совести было множество загубленных жизней и судеб. Как все грешники, колдун боялся смерти, а как все ученые, стремился к вечному познанию. Таков был Руджеро.
   Луиджи, обычный грабитель-душегуб, имел свои резоны добиваться бессмертия. Глупый, темный крестьянин, неспособный к философскому взгляду на вещи, мнил бесконечную жизнь самым великим благом.
   Только почему эти двое считают, что Паоло способен даровать им желаемое? Легенды гласят: стрикс укусом превращает жертву в свое подобие. Но все, чью кровь он выпил этой ночью, мертвы. Паоло вспомнил страшный голос из своего видения: «На гибель роду человеческому да пребудет с тобою дар и право преображения». Значит ли это, что он действительно может обратить человека в стрикса? Даже если и так, граф не имел понятия о том, как это делается. Хотя и признаваться в неведении не собирался: ему как никогда нужны были эти люди. Так пусть питают надежды, пусть служат ему в ожидании награды.
   – Я подарю тебе бессмертие, – произнес он, твердо глядя в лихорадочно блестящие глаза Руджеро, – Но ты должен заработать его.
   – Что нужно сделать, господин? – Чернокнижник подполз на коленях, прижался губами к забрызганному кровью башмаку, сомнамбулически пробормотал: – Приказывай! Я стану твоим слугой, рабом, верным псом…
   – Для начала ступай в библиотеку и подготовь для меня все имеющиеся книги о стриксах, – решил Паоло. – Да по дороге прикажи Луиджи согреть воды и подать чистую одежду. Мне надо… привести себя в порядок. И пусть покормит фра Никколо.
   Паоло не собирался убивать священника, во всяком случае, пока.
   – Слушаюсь, господин! Быть может, вам пригодятся и мои скромные познания? Я очень много читал о стриксах и счастлив быть вам полезным.
   – Посмотрим, – милостиво кивнул граф. – Ты старательный помощник.
   Руджеро встал и, пятясь, беспрестанно кланяясь, вышел из опочивальни. Вскоре силач Луиджи притащил в комнату деревянную бадью и принялся наполнять ее теплой водою.
   Скинув жесткую от засохшей крови одежду, Паоло блаженно погрузился в воду, которая тут же помутнела и приобрела темно-красный цвет. К удивлению графа, он слабо ощущал прикосновение влаги к коже, наслаждаясь скорее самим осознанием того, что тело очищается от грязи. Луиджи суетился вокруг бадьи, желая угодить хозяину, смотрел заискивающе и преданно. Паоло снова задался вопросом: почему его новый облик не вызывает у слуг ужаса? Ведь его лицо поистине отвратительно. Или же…
   – Луиджи, – вкрадчиво спросил он, – скажи, как я, по-твоему, выгляжу? Только отвечай правду! Помни: я всегда распознаю ложь.
   Здоровяк остановился как вкопанный, долго моргал, протирая глаза, потом пригляделся графу и совершенно искренне проговорил:
   – Как по мне, господин, вы ничуть не изменились. Как были красавцем, орлом, так и остались, только побледнели чуток. Но я человек простой, мог чего и не приметить. Уж тогда простите великодушно, милостивый мой господин…
   – И мое лицо не кажется тебе странным?
   – Лицо как лицо, – откликнулся Луиджи, – глаза такие… цветом вроде как кожура спелой лещины. Нос великоват да горбат, уж не обессудьте, господин. Губы…
   – Достаточно, – прервал его Паоло, – теперь подай мне зеркало.
   Слуга с поклоном поднес серебряный круг, граф бросил на него один мимолетный взгляд, приказал:
   – Убрать.
   Отражение в зеркале не изменилось. Паоло по-прежнему видел чудовище. Но и Луиджи не лгал, не посмел бы. Как такое может быть?
   – Унеси в кладовую, – произнес Паоло, – и убери зеркала из всех комнат. Нет… одно оставь и спрячь в лаборатории.
   У него появилась интересная идея.
   Луиджи вышел. Погрузившись по шею в воду, граф прикрыл глаза и предался размышлениям. Итак, он стрикс. Слуга Зверя, богопротивная тварь, дитя ночи, гнусная нежить, враг рода людского… и могущественное, бессмертное существо. Так стоит ли, получив такой великолепный дар, сокрушаться о потере человеческой сущности? Перед ним – целая вечность. Наслаждения и победы, путешествия и бесконечное познание мира.
   Паоло рассмеялся. Это лишь мечты. Сейчас он не знает возможностей своей новой ипостаси, не понимает сути происходящих с ним изменений, а значит, пока уязвим. Наука – вот что даст ответ на все вопросы. Недаром, пока Амедео воевал и занимался политикой, Паоло корпел над книгами. И где сейчас старший брат? Пожалуй, подеста Милана проклятием оказал своему убийце хорошую услугу.
   Но для занятий наукой нужны время и спокойствие, а значит, следует сделать так, чтобы окружающий мир не тревожил его. Церковь и стража не должны заметить произошедшего в доме делла Торре. А как волку спрятаться от собак в стае овец? Только натянув овечью шкуру. Он, Паоло, должен вести себя как человек, жить как человек и выглядеть как человек.
   Для начала необходимо объяснить исчезновение всей семьи и слуг. Это нетрудно. Богатый и знатный господин сумеет скрыть то, что не предназначено для чужих любопытных глаз. Нужно лишь правильно распустить слухи, проверять их никто не станет. Чернь боится знати, а власти и церковь вмешиваются, только когда у них появляются серьезные подозрения.
   Что дальше? Верные люди. Как можно больше верных людей, которые станут слугами, помощниками, опорой и в случае необходимости защитой. Нужен клан. Семья – вот главная сила каждого миланца. Он создаст новую семью, многочисленную, крепкую, покорную его воле, построенную на взаимной выгоде, и станет ее главой, патриархом…
   В комнату вошел Луиджи, почтительно неся на вытянутых руках белоснежную шелковую камизу, пурпурную котту^[8] с широкими рукавами, красные башмаки и расшитый золотом пояс.
   Одевшись, Паоло прошел в библиотеку, которою по праву гордился. Собрание книг семьи делла Торре считалось одним из самых богатых не только в Милане, но и во всей Италии. В основу его легла знаменитая библиотека Карла Великого – покровителя наук и ученых. Увы, внуки императора Запада не обладали ни тягой к знаниям, ни стремлением к миру и развалили созданное им государство. Все начинания Карла были заброшены, а любовно собранная библиотека пылилась в дворцовых подвалах. Спустя двести лет предок Паоло, граф Федерико делла Торре, выкупил собрание за огромные деньги. В каждом поколении семьи делла Торре был хотя бы один рыцарь, предпочитавший книгу мечу, поэтому библиотека бережно сохранялась и приумножалась. Здесь были труды великих греческих и римских философов, пространные трактаты ученых и множество богословских фолиантов. А за потайной дверцей прятались запрещенные книги пера демонологов, колдунов и чернокнижников.
   Сейчас несколько толстых пыльных томов аккуратной стопкой высились на широком массивном столе. Стоявший рядом Руджеро при появлении графа снова переломился в низком поклоне. «Надо сказать ему, чтобы не выказывал подобострастие так явно, – поморщившись, подумал Паоло. – Когда-нибудь он станет частью семьи делла Торре».
   Когда-нибудь, но не теперь. Даже если он узнает, как обращать людей в стриксов, с изменением придется погодить. Во время собственной инициации он убил двадцать пять человек. Страшно подумать, что может натворить терзаемый голодом гигант Луиджи. Нет, прежде чем плодить детей ночи, нужно понять, как обуздывать их жажду крови.
   Паоло уселся за стол, чернокнижник услужливо подвинул фолиант, заранее раскрытый на нужной странице.
   – «Сочинение аббата Джакомо Рилло о нежити кровососущей – носферату и о средствах убиения ее», – пояснил Руджеро.
   Граф углубился в чтение. В этом труде подробно описывались виды стриксов, их повадки, места обитания. Автор утверждал, что принимал участие в охоте на них, и рассказывал о ритуалах, помогающих убить или изгнать стрикса. Чем дальше читал Паоло, тем большее изумление вызывал у него этот трактат.
   – Хм. Скажи, Руджеро, а что, дикие розы и шиповник в самом деле могут остановить стрикса?
   – Пока я знаком лишь с теорией, мой господин, – тонко усмехнулся колдун, – но это утверждение представляется мне спорным. Не думаю, что обычные цветы могут как-то навредить слуге самого Зверя. Разве что уколют палец?
   – А чеснок? Почему именно он?
   – Автор предполагает, что дело в обостренном нюхе, коим обладают стриксы. Якобы запах чеснока слишком ядрен для их чувствительных носов, потому и вызывает гибель. Но мне кажется, это просто миф, придуманный для успокоения черни. Мол, обвешивайте жилище чесноком, и стриксы вам не страшны. Впрочем, если мой господин желает сам удостовериться в безвредности или вреде всех этих растений, стоит только обратить меня. И я согласен испытать их действие на себе.
   – Позже, – бросил Паоло, возвращаясь к трактату. – А это что за нелепость? Лошади, рассыпанное просо, девственницы… при чем здесь они? Зачем ты дал мне эту глупую книгу?
   – Но аббат Рилло считается одним из основоположников современной науки о стриксах.
   Пожав плечами, граф перелистнул несколько страниц и вслух прочел:
   – «Самый надежный способ убиения живущих во тьме. Если в селении или городе завелся стрикс, следует отыскать его убежище. Днем носферату спят в своих гробах, а гробы сии прячут в местах укромных. Идти в берлогу стрикса следует только днем, ибо свет божий губителен для тварей ночи. Открыв гроб, пронзи острым осиновым колом самое сердце носферату, затем, отрубив голову, набей рот ее чесноком и брось в текучую воду. Тело же разрежь на мелкие куски и зарой в разных местах, на освященной земле. На каждом захоронении посади дикие розы или шиповник, политые святой водой»… Руджеро, но это чудовищно! Поистине самый страшный монстр – человек. Кстати, что скажешь об осине?
   – Не думаю, что это дерево отличается особыми свойствами. Осина знаменита лишь тем, что на ней якобы повесился Иуда. Не вижу, как сие обстоятельство может влиять на стриксов.
   – Что же тогда для них смертельно? Разумеется, кроме распятия, молитвы, действие которых я ощутил на себе, и описанного многомудрым аббатом способа? Хотел бы я посмотреть на того, кто выживет после такого глумления…
   – Я могу только предполагать, господин. Но склоняюсь в пользу серебра. Как ученый, вы знаете, что этот удивительный металл обладает чудесными свойствами – к примеру, предохраняет воду от загнивания и делает ее целебною для ран. Потому во все времена и у всех народов серебро считалось священным. Скорее всего, именно оно способно нанести стриксу вред.
   – Допустим. Какие еще труды достойны внимания?
   – Вот писание какого-то безымянного монаха – «Причины становления стриксом».
   Паоло пробежался взглядом по ровным строкам, выведенным мелким, бисерным почерком. Чем дальше он читал, тем недоуменнее становилось выражение его лица.
   «Есть много причин становления стриксом, уместно же поделить их на три вида: действия и события, произошедшие при жизни, действия и события, произошедшие после смерти и врожденные предрасположения. Вид первый. Кто грешно живет, не соблюдая заповеди Божьи, тот может стать стриксом. Священники, изменившие вере, тоже превращаются в ночную нежить. Стриксизм может одолеть человека, словно порча, если он наслан колдуном или чернокнижником. Нельзя есть мясо животных, коих зарезал волк, – сие кратчайший путь к обращению в тварь ночную…»
   – Что за несуразица? – бормотал Паоло.
   «… Вид второй. Убивший себя, тем самым презревший запрет Господа, прощен не будет во веки веков и непременно станет стриксом. Также может восстать и сосать кровь людей утопленник или убитый душегубом. Неотмщенное убийство – частая причина того, что покойник, жаждущий мести, становится носферату и бродит по земле в поисках обидчика. Если кто обкрадет мертвеца, то мертвец тот тоже не упокоится, а превратится в тварь ночную. Становятся стриксами те, чье тело не захоронено подобающим образом, по христианскому обычаю и в освященной земле. А если через гроб с покойником перепрыгнет животное или упадет на него тень, то обращение неизбежно. Главная же причина становления кровососущей нежитью – смерть от клыков стрикса…»
   Усмехнувшись, Паоло пролистал чуть дальше.
   «Вид третий. Предрасположения врожденные или приобретенные в материнской утробе. Есть младенцы, уже во чреве матери ставшие оскверненными, обреченные быть стриксами. Если зачаты в святой праздник, когда благочестивым христианам положено молиться и славить Господа, а не предаваться плотскому греху. Если рождены в святой праздник, тем самым оскверняя его грязью женского лона. Также опасности стать носферату подвержен седьмой сын седьмого сына отца своего… – Граф даже крякнул, пытаясь понять логику витиеватой фразы. – Если младенец умер, не будучи окрещенным, он превратится в нежить. Подвержены стриксизму дети, слишком рано отнятые от материнской груди или вскормленные чужою женщиною. Следует помнить, что плод в утробе беззащитен и уязвим для воздействия нечисти. Посему женщина во время беременности не должна выходить из дома, блюдя себя и свое дитя от дурного глаза, и кушать как можно больше соленой пищи. Соль не любезна нечисти. А если, будучи на сносях, увидит мать стрикса, то и младенец родится стриксом. Отличить обычное дитя от носферату трудно, иной раз невозможно. Но случается, что сущность проявляет себя с рождения, и тогда на свет появляются поистине ужасные уродцы. Хвост, зубы, лишние соски, волосы на теле, красные родинки, заячья губа – суть приметы стрикса. Младенцев с такими признаками следует сразу после рождения нести к священнику, дабы провел обряд крещения. В храме Божьем отродье умрет в корчах, не выдержав силы креста. Тело такого ребенка надлежит сжечь, а пепел бросить в текучую воду…»