Уэйс Маргарет. Битва близнецов

   Он сидел с матерью в ее последнюю ночь. Держа мать за тонкую руку, он смотрел, как ее ввалившиеся, лихорадочно блестящие глаза следят за чудесами, вызванными к жизни сорвавшимися с цепи магическими силами.
   Этой ночью Рейстлин поклялся себе страшной клятвой, что никогда не позволит никому и ничему — ни своему брату-близнецу, ни сводной сестре, ни магии, ни судьбе, ни даже богам — играть собой так, как это было с его матерью.
   Он сам, и только сам поведет себя по жизни, поведет туда, куда ему будет нужно.
   Он поклялся себе в этом самой страшной клятвой, связавшей его на всю жизнь, но он был еще мальчишкой, который остался один в темноте подле умирающей матери. Он слышал ее последний судорожный вздох и чувствовал, как последняя дрожь пробежала по тонким, таким же, как у него самого, пальцам. Сжимая эти пальцы, он плакал и все умолял ее сквозь слезы:
   — Мама, вернись домой… вернись домой!
   Теперь, в Замане, эти слова были обращены к нему. Они дразнили и испытывали, смеялись и молили, разогревали его гнев и холодили душу. Они звенели в ушах, эхом отдавались в голове, словно звучали надтреснутые колокола — не в тон, не в лад, невпопад. Чувствуя, что голова его вот-вот разлетится от боли, Рейстлин сильно ударился лбом о стену.
   Однажды Рейстлин видел, как Ариакас пытал пленного рыцаря, заперев его внутри звонницы. Ночь напролет темные жрецы звонили в колокола, вознося хвалу своей Королеве. Наутро рыцарь был найден мертвым, а на его перекошенном лице навеки застыла гримаса ужаса — ужаса столь бесконечного и глубокого, что даже привычные к жестокости палачи поспешили поскорее избавиться от трупа.
   Рейстлин чувствовал себя примерно так же — запертым внутри своей собственной колокольни, колокола судьбы на которой вызванивали и вбивали ему в череп его же собственные слова, предвещавшие его судьбу: «Вернись домой, вернись домой!». Шатаясь, крепко сжимая голову руками, Рейстлин отчаянно пытался заставить их замолчать, но его усилия ни к чему не привели…
   Оглушенный и ослепленный болью, маг решил убежать от них. Пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, он бродил по коридорам магической крепости, понятия не имея, где находится, ища только одного — спасения. В конце концов он наступил на полу собственного плаща и, запутавшись в ней, с размаху упал на колени.
   Из его кармана выпал какой-то круглый предмет, выпал и покатился по каменному полу. Глядя на него, Рейстлин ахнул от страха и гнева. Это было еще одно свидетельство его поражения — разбитый, треснутый, бесполезный Глаз Дракона. Рейстлин бросился за ним, но шар будто специально избегал его растопыренных пальцев, катясь по каменным плитам и подпрыгивая на выбоинах.
   Рейстлин полз за ним на четвереньках, и в конце концов шар остановился. Со свирепым горловым рычанием маг протянул к нему скрюченные пальцы и вдруг замер.
   Глаза его широко открылись от изумления. Он увидел, куда он забрел, и теперь отпрянул, дрожа.
   Перед ним возникли Великие Врата.
   Они были точно такими же, как в Палантасской Башне Высшего Волшебства — огромная овальная дверь, стоявшая на небольшом возвышении, с причудливым орнаментом на ней — изображением Пятиглавого Дракона. Пять обращенных к центру двери голов разевали пасти в неслышном гимне Владычице Тьмы.
   Врата в Палантасской Башне были заперты; никто не мог открыть их снаружи, сделать это можно было только изнутри, из самой Бездны, из того места, которое никто и никогда не покидал против воли Владычицы Тьмы. Эта Врата тоже были замкнуты, однако с этой стороны войти в них могли двое — идущие рука об руку Белый Жрец Бесконечного Добра и Черный Маг, воплощающий в себе Бесконечное Зло.
   Столь невероятное сочетание было специально предусмотрено великими магами, которые надеялись таким образом навсегда запечатать эти страшные Врата, ведущие в Царство Тьмы и Бессмертия.
   Обычный смертный, глядя в эти Врата, не увидел бы ничего, кроме непроницаемой, кромешной тьмы.
   Но Рейстлин давно уже не был простым смертным. С каждым днем он становился все ближе и ближе к своей богине и подчинял себе силы все более могущественные.
   Все его помыслы были направлены на одно, и теперь маг словно завис между двумя мирами. Глядя на закрытые Врата, он почти проникал взглядом сквозь эту тьму!
   Для него мрак не был сплошным…
   С трудом оторвавшись от созерцания Врат, Рейстлин снова сосредоточился на Глазе Дракона.
   «Как он вообще выскользнул из кармана?» — подумал маг сердито. Он держал шар глубоко в секретном кармане своего плаща и теперь недоумевал, как так получилось, что эта волшебная вещица убежала от него. Пораскинув мозгами, Рейстлин усмехнулся самому себе — он знал ответ. Каждый Глаз Дракона был наделен сильнейшим инстинктом самосохранения. Например, этот шар — из Истара, он заставил короля эльфов Лорака похитить себя и увезти в Сильванести, чтобы Глаз Дракона не был уничтожен в Катаклизме. Потом, когда Лорак сошел с ума и шар не мог его больше использовать, он снова поменял хозяина и привязался к Рейстлину. Это он сохранил жизнь молодому магу на пороге библиотеки Астинуса.
   Это он сговорился с Фистандантилусом, чтобы доставить Рейстлина к Владычице Тьмы. Теперь же, почувствовав грозящую ему опасность, Глаз Дракона стремился бежать и от Рейстлина.
   Но Рейстлин не собирался этого допустить! Протянув руку, он быстрым движением схватил шар.
   Раздался пронзительный визг…
   Врата открывались.
   Рейстлин поднял голову. Врата открывались, но совсем не для того, чтобы пропустить его внутрь. Они открывались, чтобы предупредить, устрашить его, показав дерзкому магу, какое наказание его ждет в случае проигрыша.
   Стоя на коленях и прижимая к груди Глаз Дракона, Рейстлин почувствовал присутствие Великой Такхизис, Владычицы Тьмы, которая медленно вставала перед ним. Потрясенный, он благоговейно склонился к ее ногам.
   — Это твой жребий, — прошелестел у него в голове знакомый голос. — Судьба твоей матери станет и твоей. Поглощенный собственной магией, ты навсегда останешься у нее в плену. Даже смерть будет казаться тебе желанной и сладостной, но и в этом тебе будет отказано.
   Рейстлин повалился на каменные плиты. Его трясло. Точно так же вздрагивало тело Фистандантилуса, когда он прикасался к нему алым рубином. Голова мага лежала на каменном полу. Так же она лежала на плахе во сне, преследовавшем его много ночей подряд. Рейстлин почти готов был признать свое поражение…
   Но в нем оставались еще силы. Когда-то давно магистр Ложи Белых Мантий Пар-Салиан получил приказ богов найти достаточно могущественного мага, который мог бы помочь им справиться с растущим злом Владычицы Тьмы. Великий Пар-Салиан долго искал и наконец остановил свой выбор на Рейстлине. В душе молодого мага он разглядел такой запас сил, какого не было ни у кого. Пока Рейстлин был молод, его возможности напоминали бесформенную и холодную глыбу железа, но магистр надеялся, что раскаленное горнило боли, страданий, честолюбие и война сумеют превратить мягкое железо в закаленную сталь. И он не ошибся…
   Рейстлин поднял голову с холодного камня.
   Огненная ненависть и ярость Владычицы бушевали вокруг него. Пот потек по спине Рейстлина, а при каждом вздохе словно огонь обжигал его легкие. Такхизис мучила его, высмеивала, дразнила Рейстлина его же собственными словами и воспоминаниями, она смеялась над ним точно так же, как смеялись над слабым и хрупким Рейстлином многие. И все же, хотя тело его содрогалось от страха, какого он не испытывал еще ни разу в жизни, душа мага ликовала.
   В растерянности он попытался проанализировать причины этого странного несоответствия. Рейстлин попробовал справиться с собой и страшным напряжением сил, после которого он почувствовал себя слабым и разбитым, заставил замолчать звенящие в голове слова, которые произносились уже не его собственным голосом, а голосом его матери. Он закрыл глаза и перестал видеть насмешливую улыбку Черной Королевы.
   Тьма окружила его, и в этой прохладной тьме он почувствовал страх своей богини.
   Она боялась… боялась его!
   Рейстлин медленно поднялся на ноги. Горячие ветры продолжали веять из Врат, раздувая его черный плащ, так что маг казался самому себе окруженным грозовыми тучами. Но теперь он мог смотреть прямо сквозь Врата. Прищурившись, маг разглядывал страшную дверь с мрачной кривой улыбкой. Затем он взмахнул рукой и швырнул Глаз Дракона прямо в нее.
   Ударившись о невидимую стену, шар разлетелся вдребезги. Раздался высокий, едва слышный визг, и над головой Рейстлина захлопали, зашелестели огромные черные крылья. С протяжным воем крылья превратились в дым и были унесены горячим ветром.
   Могучие силы бились в жилах Рейстлина, силы, которых он никогда раньше в себе не ощущал. Осознание слабости противника подействовало на мага, как терпкое молодое вино. Магия, чистая магия, вырвавшись из тесного пространства мозга, заполнила его сердце и растеклась по жилам горячей, хмельной волной.
   Накопленные за века знания и силы теперь принадлежали ему, Рейстлину… и Фистандантилусу!
   Внезапно Рейстлин услышал чистый и высокий зов трубы. Музыка ее голоса была холодна, как воздух на заснеженных вершинах далекой гномьей страны.
   Звенящий призыв эхом отдался в его голове и изгнал оттуда все посторонние звуки и голоса. Труба призывала Рейстлина перейти черту и вступить во мрак, даря ему власть над самой смертью.
   Но Рейстлин заколебался. Он не хотел торопиться и входить через Врата сейчас. Он предпочел бы немного подождать, но готов был перейти в Бездну в любую минуту, если понадобится. Появление кендера означало, что ход времени можно изменить, направив историю по иному руслу, а смерть гнома-механика защищала его от того, что какое-то магическое устройство — наподобие того, из-за которого погиб Фистандантилус, — будет включено в самый неподходящий момент и помешает его планам осуществиться.
   Время пришло.
   Рейстлин в последний раз глянул на Врата и, слегка поклонившись Владычице Тьмы, развернулся и стремительно зашагал прочь.

***

   Крисания стояла на коленях в своей комнате и молилась.
   Вернувшись из подземелья, где лежал больной кендер, жрица хотела было снова лечь, но какое-то неясное предчувствие, наполнившее ее, помешало ей уснуть.
   Кругом стояла полнейшая тишина, словно все живое затаило дыхание.
   Предчувствие становилось все острее. Нет, пытаться заснуть бесполезно. Крисания вся была в напряжении и чувствовала себя бодрой, как никогда прежде.
   Небо за окном было наполнено светом. Во тьме сверкали яркие звезды, а серебряная луна Солинари светилась, словно изогнутый кинжал. Несмотря на то что окно было довольно узким, Крисания ясно видела каждый предмет в своей комнате.
   Вещи и мебель казались ей живыми, затаившимися в ожидании каких-то важных событий.
   В задумчивости Крисания стала рассматривать небо вычерчивая в нем знакомые созвездия. Вот Гилеан, Бог Книги, вот его Чаша Равновесия, вот Великая Такхизис и Всебесцветная Драконица. А вот и Паладайн — Отважный Воин, и его Платиновый Дракон. Две луны — Солинари Божий Глаз и Лунитари Ночная Свеча — медленно плыли в вышине. За ними, разбросанные по черному бархату неба, перемигивались созвездия второстепенных богов и мерцающие искры планет.
   Где-то там была и черная луна — луна, увидеть которую могли только его глаза.
   Крисания стояла у окна до тех пор, пока не замерзли пальцы, которые она положила на каменный подоконник. Осознав, что дрожит от холода, она повернулась к кровати с твердым намерением поспать хоть немного…
   Но ночь продолжала сдержанно вздыхать, словно говоря ей: «Подожди… подожди еще чуть-чуть».
   А потом она услышала звук трубы. Высокий, чистый, переливчатый, он пронзил ее сердце победным гимном, отчего ее кровь быстрее побежала по жилам.
   Дверь в ее комнату со стуком отворилась.
   Крисания не удивилась. Теперь ей стало понятно, чего она ждала, стоя у окна, почему не ложилась. Он пришел, и она спокойно повернулась к нему.
   Рейстлин стоял на пороге, и его силуэт четко вырисовывался на фоне освещенного факелами коридора. Но не хуже, чем факелами, лицо мага освещалось его собственным светом, порочным светом его души, подобно темной заре поднимавшимся откуда-то из-под черных складок его мантии.
   Словно что-то подтолкнуло Крисанию. Обернувшись к окну, она увидела в небесах мерцающую тем же нечистым светом Нуитари — черную луну.
   Кровь бросилась ей в голову, и жрица прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением и унять сердцебиение. Затем, когда силы вернулись к ней, Крисания посмотрела на стоящего перед ней Рейстлина.
   И почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Она видала его всяким — охваченным магическим экстазом, сражающимся с неудачами и с самой смертью, но еще ни разу она не видела его во всей полноте и величии его темного могущества и силы. Печать древних знаний и тысячелетней мудрости лежала на его челе, а теперь оно так изменилось, что Крисания едва его узнавала.
   — Пора, Крисания, — сказал маг, протягивая руки. Крисания протянула ему свои. Ее пальцы замерзли, и прикосновение Рейстлина буквально обожгло ее.
   — Я боюсь, — прошептала жрица. Рейстлин притянул ее ближе.
   — Не надо бояться, — сказал он. — Я вижу ясно — Паладайн с нами. Это моя богиня — Владычица Тьма — должна бояться. И она боится. Я чувствую ее страх. Ты и я — вместе мы пересечем границу времен и вступим в Царство Смерти. Вместе мы станем сражаться с Тьмой и заставим Такхизис пасть на колени!
   Маг обнял Крисанию и прижал к груди. Его губы нашли рот жрицы и закрыли его поцелуем.
   Крисания закрыла глаза и позволила магическому огню — тому, что пожирает тела мертвых, — охватить и свое тело, которое представлялось ей всего лишь холодным, жалким, испуганным, простой скорлупой из белых одежд, в которую она пряталась все эти годы.
   Рейстлин чуть отстранился и провел пальцем по ее губам и подбородку, заставив жрицу приподнять голову и заглянуть прямо себе в глаза. В них Крисания увидела самою себя, отраженную зеркалом его души, — себя, окруженную аурой слепящего и чистого белого света. Она увидела себя прекрасной, обожаемой, любимой. Она увидела себя вестницей правды и справедливости, навеки закрывающей путь в этот мир горю, отчаянию и страху.
   — Благословен будь, Паладайн! — прошептала жрица.
   — Благословен, — согласился Рейстлин. — Я снова должен защитить тебя заклятием, подобным тому, какое я дал тебе, чтобы пройти сквозь Шойканову Рощу.
   Теперь мой поцелуй будет защищать тебя при переходе через Врата.
   Крисания затрепетала. Маг снова прижал ее к себе и коснулся губами высокого чистого лба.. Острая боль пронзила все тело Крисании и достала до самого сердца, так что она поморщилась. И все же она смолчала. Рейстлин улыбнулся ей.
   — Идем.
   Они покинули комнату на легких крыльях произнесенного быстрым шепотом заклятья за несколько мгновений до того, как красные лучи Лунитари проникли в комнату сквозь окно — словно кровь, стекающая с узкого серпа Солинари в подставленную чашу черной луны.

Глава 15

   — А что у нас с провиантскими обозами? — спросил Карамон усталым голосом человека, который заранее знает ответ.
   — Никаких известий, — ответил Гэрик, избегая взгляда предводителя. — Но… мы еще ждем.
   — Они не придут. Они попали в засаду, и ты об этом знаешь, — устало улыбнулся гигант.
   — Зато мы нашли воду, — неуверенно сообщил молодой рыцарь, тщетно пытаясь придать своему голосу оптимистическую тональность. Взглянув на расстеленную на столе карту, он начертил небольшой кружок внутри крошечного зеленого пятнышка на пергаменте.
   Карамон фыркнул.
   — Колодец, который к полудню бывает уже пуст. О да, за ночь он снова наполняется, да только эта вода на вкус ничуть не лучше лошадиного пота. Должно быть, в него проникает морская вода.
   — И все же ее можно пить, — возразил Гэрик. — Правда, нам пришлось выдавать людям строго ограниченные порции и поставить вокруг колодца стражу, однако не похоже, чтобы он внезапно высох.
   — Ну хорошо, — вздохнул Карамон, приглаживая пятерней свои длинные вьющиеся волосы. — Скоро у нас будет не так много воинов, чтобы мы не смогли напоить их вволю водой из этой дыры.
   В комнате было тепло и душно. Кто-то из слуг перестарался — набил камин дровами и поджег прежде, чем привыкший спать под открытым небом Карамон успел его остановить. Теперь гиганту приходилось держать окна открытыми, чтобы в помещение проникло хоть немного морозного чистого воздуха, однако бушевавшее в очаге пламя продолжало поджаривать его с одного бока.
   — Сколько солдат дезертировало сегодня? — спросил Карамон.
   Гэрик смущенно откашлялся.
   — Около… около сотни, — признался он неохотно.
   — Вот как? Куда же они все направляются? В Паке Таркас?
   — Да. Мы так считаем.
   — Что еще новенького? — мрачно спросил Карамон, всем своим видом показывая, что ничего хорошего он не ждет. — Я вижу, у тебя есть что еще сказать. Выкладывай… — И он строго посмотрел на молодого человека.
   Гэрик покраснел. В эти минуты ему очень хотелось, чтобы ложь не противоречила Кодексу чести Ордена, который он ставил для себя превыше всего. И все же, как он готов был без раздумий отдать жизнь за своего предводителя, так же он готов был и солгать, лишь бы избавить Карамона от боли и разочарований.
   Он едва не сделал этого, но в последний момент заколебался, а когда поднял глаза, то понял — Карамон знает.
   — Варвары? — спросил предводитель. Гэрик, не ответив, потупился.
   — Все?
   — Увы. Все до одного.
   Карамон закрыл глаза. Затем он вздохнул, снял с карты небольшую деревянную фишку, обозначавшую место дислокации его людей, и принялся задумчиво вертеть ее в пальцах. Внезапно Карамон громко выругался и швырнул фигурку в огонь. Минуту спустя он успокоился.
   — Я не обвиняю их вождя и его людей, — проговорил он. — Темному Ковылю нелегко было принять такое решение, и так же нелегко им будет вернуться назад.
   Горные гномы наверняка перекрыли все перевалы в горах — именно поэтому обозы так нас и не нагнали. Варварам придется пробиваться с боем. Да пребудет с ними милость их богов…
   Карамон некоторое время молчал, затем стиснул кулаки.
   — Будь проклят Рейстлин! — выругался он. — Будь проклят мой брат!
   Гэрик неуверенно переступил с ноги на ногу. Взгляд его обежал комнату, словно он боялся, что черный маг может возникнуть из пустоты в любом ее углу.
   — Ну хорошо, — сказал Карамон, выпрямляясь и возвращаясь к изучению карт.
   — Проклятьями делу не поможешь. Теперь единственный выход, насколько я понимаю, — оставаться на равнинах со всеми силами, какие еще остались в нашем распоряжении. Нужно выманить гномов на себя, вынудить их сражаться на открытой местности, чтобы мы могли использовать против них кавалерию. Конечно, теперь мы уже никогда не сможем пробиться в Торбардин, — добавил Карамон с горечью. — Теперь мы можем только попытаться отступить в Паке Таркас с минимальными потерями. Там мы будем в относительной безопасности, а потом…
   — Предводитель, — один из стражников, стоявших у дверей, вошел в комнату и слегка покраснел, поняв, что перебил своего начальника. — Прошу прощения.
   Прибыл гонец.
   — Впусти.
   В дверях показался молодой человек, одежда и волосы которого были покрыты толстым слоем дорожной пыли. Лицо его раскраснелось от холодного ветра, и он, с завистью поглядев на огонь, все же шагнул вперед, чтобы вручить Карамону письмо.
   — Садись, согрейся. — Карамон махнул рукой в сторону очага. — Я рад, что хоть кто-то может оценить эту жару по достоинству. К тому же у меня есть предчувствие, что новости, которые ты нам доставил, не из приятных.
   — Благодарю. — Гонец уже устраивался у очага, протягивая руки к огню. — Новости у меня такие — гномы холмов ушли.
   — Ушли? — с изумлением повторил Карамон, вскакивая на ноги. — Куда ушли?
   Не может быть, чтобы они вернулись…
   — Они пошли на Торбардин. — Гонец заколебался. — И рыцари вместе с ними.
   — Это безумие!
   Карамон с такой силой ударил кулаком по столу, что деревянные фишки на карте подпрыгнули вверх и раскатились в разные стороны. Потом его лицо снова стало мрачным.
   — Это Рейстлин! — прорычал он. — Мой трижды проклятый брат!
   — Нет, — подсказал гонец. — Это были девары. Меня же просили передать тебе вот это.
   Он вынул из сумки свернутый в трубку пергамент и вручил его Карамону.
   Предводитель быстро взломал печать.
   Предводитель Карамон!
   Я только что узнал от лазутчиков-деваров, что ворота Торбардина откроются, когда зазвучит труба. Мы планируем совершить быстрый марш и застать горных гномов врасплох. Выйдя на рассвете, мы достигнем крепости к вечеру. Мне очень жаль, что у меня не было времени известить тебя о нашем плане. Мои люди уверяют меня, что вы получите свою долю военной добычи, даже если прибудете позже. Да осветит свет Реоркса ваши топоры.
   Регар Огненный Горн.
   Память Карамона немедленно вернулась к испачканному кровью куску пергамента, который он держал в руках совсем недавно. «Маг предал вас…» — было написано на нем.
   — Девары! — Карамон оскалился. — Лазутчики!.. Да, они шпионят, да только не в нашу пользу. Изменники, но только не своему народу!
   — Ловушка! — ахнул Гэрик, также вскакивая.
   — Да, и мы сунулись в нее, как глупые кролики, — пробормотал Карамон, думая о другом пойманном кролике — том, которого его брат держал в руках, а потом отпустил на волю. — Немудрено, что они так легко сдали Паке Таркас. Для них это была невеликая потеря, коли они всегда могут забрать его обратно, особенно если защитники погибнут. Наши солдаты дезертировали сотнями, потом ушли варвары, а теперь гномы холмов отправились штурмовать Торбардин, имея у себя в тылу воинов-деваров. Могу себе представить, что начнется, когда прозвучат трубы и ворота откроются…
   За окнами раздался высокий и чистый зов трубы, и Карамон вздрогнул. Он никак не мог понять, слышит ли он этот звук на самом деле, или это ему просто почудилось. Перед его глазами как наяву возникла страшная картина: девары медленно, незаметно рассредоточиваются среди гномов Регара, вклиниваясь между ними и расчленяя боеспособные отряды на маленькие, разрозненные кучки. Потом их руки медленно поползут к рукояткам топоров, молотов, мечей… и зазвучит труба.
   Большинство гномов холмов так и не узнают, кто и откуда на них напал, и погибнут, не успев нанести ни единого ответного удара.
   Карамону показалось, что он слышит крики, топот подбитых железом тяжелых башмаков, звон оружия и хриплые, бессвязные вопли низких гномьих голосов. Эти звуки доносились так явственно, словно воображаемая битва кипела тут же, за дверью…
   Карамон был так поглощен своим видением, что обратил внимание на бледное лицо Гэрика чисто случайно. Выхватив меч, молодой рыцарь прыгнул к входным дверям с криком, который мигом вернул гиганта к действительности. Круто обернувшись через плечо, Карамон увидел ворвавшуюся в коридор толпу темных гномов. Сверкнула сталь.
   — Измена! — завопил Гэрик.
   — Назад! — прогремел Карамон. — Не выходи из комнаты! Рыцари ушли — мы одни в крепости. Запри дверь!
   Карамон прыгнул вслед за Гэриком и отшвырнул молодого человека назад.
   — Эй вы, там! Сюда! — крикнул Карамон, обращаясь к стражникам, которые отчаянно сражались перед дверьми в комнату.
   Схватив одного из солдат за руку, Карамон потянул его на себя, одновременно опуская меч на голову вырвавшегося вперед девара. Шлем гнома развалился, как горшок из необожженной глины, и на руку Карамона выплеснулась горячая кровь.
   Но он не обратил на это никакого внимания. Протолкнув стражника себе за спину, Карамон всей своей тяжестью бросился на набившихся в коридор деваров, кромсая их огромным мечом.
   — Назад, идиот! — рявкнул он второму часовому, который еще несколько мгновений колебался, а затем выполнил приказ.
   Яростная атака Карамона произвела желаемое действие. Напор его гигантского тела застал темных гномов врасплох. Многие, потеряв равновесие, упали, а остальные в страхе попятились. Но паника была недолгой. Заметив, что противник приходит в себя и снова собирается с силами, гигант подумал об отступлении.
   — Берегись! — крикнул Гэрик, стоявший в дверном проеме с мечом в руке.
   Карамон повернулся и попытался отступить в комнату, где он был в относительной безопасности, но поскользнулся в луже крови на полу и упал, едва не вывихнув колено.
   С диким воем девары ринулись на него.
   — Внутрь! — заорал Карамон Гэрику во всю силу своих легких. — Заприте дверь, забаррикадируйтесь…
   Остальные его слова заглушил победный клич темных гномов, навалившихся на предводителя сразу вдесятером.
   — Карамон!
   Проклиная себя за медлительность и чувствуя, как обливается кровью сердце, Гэрик атаковал гномов. Удар молота пришелся ему по левому плечу, и рука рыцаря бессильно повисла. «Хорошо, что я держу меч в правой», — равнодушно подумал он, не чувствуя боли. Взмах мечом, и один из гномов упал как подкошенный, а его голова, отделившись от тела, откатилась в сторону.
   Затем над самой головой Гэрика сверкнул топор. Рыцарь машинально пригнулся, но это не спасло бы его, не промахнись гном на полпальца. В следующее мгновение девар упал — это один из часовых атаковал его сзади.