Страница:
— Этот мир может катиться к... — начал он.
— И Пророчество исполнится, — закончил Гаральд.
Удар попал в цель. Джорам резко втянул воздух, лицо залила краска, карие глаза вспыхнули. Он снова пугающе напомнил Сарьону того юнца, который выковал Темный Меч. Сарьон хотел было вмешаться, опасаясь, что Джорам ударит принца, но покончил с этим делом Симкин.
— Слушайте, если вы собираетесь драться, то в другом месте, ладно? — Он снова зевнул во весь рот. — День был ужасно утомительный, если не сказать, мучительный, и я страшно устал. Я приглушу свет. — Все огни в комнате замигали и погасли. Комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь мерцающими углями затухающего камина. — Пожалуйста, звените саблями потише.
Откуда-то возник оранжевый ночной колпак, проплыл по воздуху и опустился на голову Симкина. Уютно свернувшись среди подушек, молодой человек тут же уснул.
Резко отвернувшись, Джорам пошел к дверям.
Гаральд немного постоял, глядя в спину Джораму. Он явно хотел что-то сказать, но никак не мог решиться. Он посмотрел на отца Сарьона, который нетерпеливо махнул рукой. Тогда Гаральд все же поспешил за Джорамом и преградил ему дорогу к двери.
— Прости за то, что я продолжаю эту тему. Могу только представить, как это мучает тебя каждый день.
Положив руку на плечо принца, Джорам попытался было его отпихнуть.
— Джорам, послушай! — настаивал Гаральд, и Джорам остановился, услышав в его голосе заботу и сочувствие, которые подействовали на него куда сильнее, чем дружеская рука на плече. — Подумай об этом как следует! — продолжал принц. — Почему вдруг Симкина так стало заботить состояние Гвен или твое, а? Он же никогда ни о ком не заботился. Так что же он так настаивает, чтобы ты пошел туда завтра утром?
— Он всегда такой! — нетерпеливо сказал Джорам. — Он и прежде мне помогал. Может, даже жизнь мне спас...
— Джорам, — решительно перебил его принц. — Это может оказаться ловушкой. Там вас не только призраки могут поджидать. Подумай об этом. Я весь день об этом размышлял. Как Симкин мог понять речь врагов? Это невозможно даже благодаря одному из его «талантов»! Как он мог понять, о чем ему говорят, если только ему не сказали, что именно он должен говорить?
В зале было темно. Прежде чем уйти спать, слуги приглушили все магические огни. Шары в затянутых паутиной углах светились холодным белым огнем, от чего становились похожими на звезды, которые некогда, словно светлячки, летали по дому, а потом попались в сети домашних пауков. Вдалеке — похоже, в маленькой столовой — послышался глухой удар, потом треск. Отец Сарьон подумал, уж не бродит ли снова по дому несчастный граф Девон.
Джорам до сих пор ничего не ответил. Сарьон смотрел на его лицо, бледное и холодное, словно луна, и по его задумчивому выражению мог сказать, что последние доводы, по крайней мере, возымели хоть какое-то действие. Принц Гаральд, тоже заметив это, счел разумным уйти.
И Сарьон не сказал ни слова. Он должен был признаться себе, что боится заговорить. По-прежнему выбитый из колеи недавним испытанием, каталист не осмеливался сделать хоть что-нибудь, чтобы не допустить еще большей ошибки. Он мог только надеяться, что зерно сомнения, которое заронил Гаральд в душу Джорама, пустит корни и разрастется.
Оно, похоже, упало на плодородную почву. Тяжело вздохнув, Джорам уже хотел было вернуться, когда из недр подушек послышался приглушенный и чуть заплетающийся голос:
— Доверься своему шуту...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— И Пророчество исполнится, — закончил Гаральд.
Удар попал в цель. Джорам резко втянул воздух, лицо залила краска, карие глаза вспыхнули. Он снова пугающе напомнил Сарьону того юнца, который выковал Темный Меч. Сарьон хотел было вмешаться, опасаясь, что Джорам ударит принца, но покончил с этим делом Симкин.
— Слушайте, если вы собираетесь драться, то в другом месте, ладно? — Он снова зевнул во весь рот. — День был ужасно утомительный, если не сказать, мучительный, и я страшно устал. Я приглушу свет. — Все огни в комнате замигали и погасли. Комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь мерцающими углями затухающего камина. — Пожалуйста, звените саблями потише.
Откуда-то возник оранжевый ночной колпак, проплыл по воздуху и опустился на голову Симкина. Уютно свернувшись среди подушек, молодой человек тут же уснул.
Резко отвернувшись, Джорам пошел к дверям.
Гаральд немного постоял, глядя в спину Джораму. Он явно хотел что-то сказать, но никак не мог решиться. Он посмотрел на отца Сарьона, который нетерпеливо махнул рукой. Тогда Гаральд все же поспешил за Джорамом и преградил ему дорогу к двери.
— Прости за то, что я продолжаю эту тему. Могу только представить, как это мучает тебя каждый день.
Положив руку на плечо принца, Джорам попытался было его отпихнуть.
— Джорам, послушай! — настаивал Гаральд, и Джорам остановился, услышав в его голосе заботу и сочувствие, которые подействовали на него куда сильнее, чем дружеская рука на плече. — Подумай об этом как следует! — продолжал принц. — Почему вдруг Симкина так стало заботить состояние Гвен или твое, а? Он же никогда ни о ком не заботился. Так что же он так настаивает, чтобы ты пошел туда завтра утром?
— Он всегда такой! — нетерпеливо сказал Джорам. — Он и прежде мне помогал. Может, даже жизнь мне спас...
— Джорам, — решительно перебил его принц. — Это может оказаться ловушкой. Там вас не только призраки могут поджидать. Подумай об этом. Я весь день об этом размышлял. Как Симкин мог понять речь врагов? Это невозможно даже благодаря одному из его «талантов»! Как он мог понять, о чем ему говорят, если только ему не сказали, что именно он должен говорить?
В зале было темно. Прежде чем уйти спать, слуги приглушили все магические огни. Шары в затянутых паутиной углах светились холодным белым огнем, от чего становились похожими на звезды, которые некогда, словно светлячки, летали по дому, а потом попались в сети домашних пауков. Вдалеке — похоже, в маленькой столовой — послышался глухой удар, потом треск. Отец Сарьон подумал, уж не бродит ли снова по дому несчастный граф Девон.
Джорам до сих пор ничего не ответил. Сарьон смотрел на его лицо, бледное и холодное, словно луна, и по его задумчивому выражению мог сказать, что последние доводы, по крайней мере, возымели хоть какое-то действие. Принц Гаральд, тоже заметив это, счел разумным уйти.
И Сарьон не сказал ни слова. Он должен был признаться себе, что боится заговорить. По-прежнему выбитый из колеи недавним испытанием, каталист не осмеливался сделать хоть что-нибудь, чтобы не допустить еще большей ошибки. Он мог только надеяться, что зерно сомнения, которое заронил Гаральд в душу Джорама, пустит корни и разрастется.
Оно, похоже, упало на плодородную почву. Тяжело вздохнув, Джорам уже хотел было вернуться, когда из недр подушек послышался приглушенный и чуть заплетающийся голос:
— Доверься своему шуту...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПАДЕНИЕ
В особняке лорда Самуэлса, как почти во всех домах знати и среднего класса Тимхаллана, была домашняя часовня. Хотя все подобные часовни были в целом похожи, некоторые все же сильно отличались от остальных, но не высотой сводов и наличием или отсутствием полированного розового дерева. В некоторых домах часовня становилась сердцем жилища. Там все — хозяин и хозяйка, дети и слуги (перед Олмином ведь все равны) — ежедневно собирались для молитвы под предводительством домашнего каталиста. Эти часовни были полны Жизни. Дерево блестело от постоянного использования. Стеклянные витражные окна с символами Олмина и Девяти Таинств сверкали на утреннем солнце. По ночам часовни наполнялись мягким светом, льющимся из магических светильников. В их приглушенном сиянии душа отдыхала и хотелось тихо молиться и медитировать. В таком мирном, красивом месте легко было верить в Олмина. Легко было разговаривать с ним и слышать его ответы.
Покойный граф Девон, владевший этим домом до лорда Самуэлса, был человеком глубоко религиозным. При нем часовня была полна Жизни и света, но после его смерти, как и весь дом, пребывала в заброшенном состоянии. Мебель была затянута черными чехлами, витражные окна закрыты ставнями. Когда лорд Самуэлс въехал в дом, он открыл его внешнему миру, но часовня осталась закрытой. Он избегал ее из-за гнева и горечи утраты любимой дочери. Лорд Самуэлс был не из тех людей, что грозят Олмину кулаком и клянутся, что никогда не будут с ним разговаривать. Просто у него в душе что-то умерло. Когда слуги спросили его, не хочет ли он снова открыть часовню, лорд не раздумывая ответил: «А зачем?»
Потому резные двери из розового дерева были заперты, окна темны и безжизненны. Магическая печать, наложенная на дверь, была очень крепкой, и отцу Сарьону пришлось затратить немало мысленных усилий, чтобы снять ее. Наконец ему это удалось, но он ослаб настолько, что, войдя, упал на ближайшую скамью. Он не привык тратить столько собственной Жизни.
Скамьи были покрыты толстым слоем пыли, полы тоже. Вообще все в часовне было покрыто непонятно откуда взявшейся пылью. Поднеся поближе к ней маленький шар магического света, Сарьон увидел, что она красноватая и пахнет чем-то сладким. Аналитический разум каталиста сразу же заработал, радуясь этому пустячному делу, чтобы отвлечься чем-нибудь и избавиться от напряжения. Высоко подняв шар, Сарьон едва мог различить деревянные потолочные балки у себя над головой. Он решил, что они были магическим образом сделаны из кедра. В отличие от остальных деревянных деталей часовни они оставались грубыми и неполированными, возможно, для усиления аромата. Значит, это древесная труха.
Решив эту проблему, Сарьон вздохнул и инстинктивно потер усталые глаза. Он тут же об этом пожалел, поскольку в них попала труха. Заморгав, он отер слезящиеся глаза рукавом.
«Надо пойти спать», — напомнил он себе. Он страшно устал и понимал — вспомнив последние предупреждения Телдары, — что не должен так неразумно тратить свою силу. Но он понимал и то, что уснуть не сможет. Он боялся заснуть. Страх медленно овладевал им, цепенящий, как то страшное заклинание, которое прежде превратило его плоть в камень. Все это началось вечером, когда у него возникло ощущение сдавливающей руки, что не дала ему остановить Джорама, удержать его от похода в храм.
Это было глупо, это было опасно. Нет надежды для Гвендолин. Некроманты исчезли. Да и будь они еще в этом мире, Сарьон сомневался, что они могли бы ей помочь. Он мог бы убедить в этом Джорама. Если бы они с Гаральдом действовали вместе, то, несомненно, сумели бы отговорить Джорама идти туда, рисковать собственной жизнью и жизнью своей жены.
Он не должен идти! Ни в коем случае!
Опустив голову на руку, лежавшую на спинке передней скамейки, Сарьон содрогнулся в приступе страха. Он попытался проанализировать свое состояние, как проанализировал состав пыли. Он попытался найти причину этого страха, чтобы разобраться с ним на рациональной основе. Но он не мог ее найти. Это был безликий, безымянный ужас, и чем сильнее каталист пытался вывести его на свет, тем темнее становилось у него на душе. Такое Сарьону приходилось переживать не впервые — он до сих пор не мог забыть тот страх, который испытал при первом цепенящем ударе заклинания, от которого его плоть стала медленно обращаться в камень.
Но все это было пустяком по сравнению с тем страхом, который сковывал его сейчас. Сарьон никогда не испытывал такого ощущения потери и отчаяния. Но когда первая волна ужаса начала спадать, душу его наполнили мир и радость. Он принял правильное решение, ведь он сам убедился, что его самопожертвование глубоко тронуло Джорама, что свет его любви разогнал тьму в душе юноши. Это сознание поддерживало каталиста в дни и ночи его бесконечного бдения. Хотя он не примирился с Богом, он нашел мир в себе самом.
Или так ему показалось. Темный Меч разрубил каменную плоть — и его покой тоже.
У Сарьона заболели руки, и, посмотрев вниз, он понял, что машинально, просто для устойчивости, вцепился в край скамьи. Он попытался успокоиться, но страх не ушел.
— Завтра битва, — пробормотал каталист себе под нос. — Слишком многое зависит от ее исхода! Наши жизни! Существование нашего мира! Какой ужас, если мы проиграем!
— Какой ужас, если вы победите.
Кто это сказал? Сарьон расслышал эти слова так четко, как будто говоривший стоял рядом с ним, но он мог поклясться, что был один. Дрожа, он огляделся по сторонам.
— Кто здесь? — дрожащим голосом произнес он.
Ответа не было. Может, он и не слышал ничего? В часовне не было ни души, да и во всем доме, наверное, все спят.
— Я просто устал, — сказал себе Сарьон, стирая рукавом капли холодного пота со лба. — Это все шутки воображения.
Он попытался встать, заставляя свое тело подняться, но оно не слушалось — все та же невидимая рука не пускала. А потом, поманив его, она указала ему, куда смотреть.
Сарьон как наяву увидел последствия битвы: все — все! — чужаки лежали мертвыми. Прон-альбан при помощи своей магии рыли огромную могилу. Тела, которые удалось собрать и которые не были растерзаны и сожраны кентаврами, стаскивали в нее, забрасывали землей. Все следы их существования — как отцов, мужей, братьев, друзей — были стерты с лица мира. Пройдет сто лет, и никто не будет о них помнить.
Но сам Тимхаллан не забудет. Ни дерево, ни травинка, ни цветок не вырастут на этой братской могиле — лишь сорняки и ядовитые травы. Они станут бичом этой земли. Их яд медленно и верно расползется по всему миру, и все в нем погибнет.
— Но есть ли выбор? — воскликнул Сарьон. — Смерть? Да, смерть! У нас нет выбора! Пророчество! Пророчество исполнилось! Ты не дал нам выбора!
Рука, державшая его, внезапно ослабила хватку, и Сарьон ощутил Присутствие. Необычайно мощное, Оно наполняло часовню так, что стены были готовы рухнуть. И в то же время Оно проникло во все мельчайшие частицы окружающего, вплоть до древесной трухи, падавшей с потолка. Оно было огнем и водой, Оно обжигало и успокаивало его. Он исполнился благоговейным трепетом и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях. Оно было любящим, и Сарьону захотелось опустить усталую голову на Его ладонь, моля о прощении.
О прощении за что?
За то, что все они — карты в огромной вселенской игре, в которую ради забавы играет единственный игрок?
За страдания и гонения, за то, что они очутились на краю пропасти?
Снова зазвучал суровый голос:
— Ты не понимаешь. Ты не можешь понять разума Божьего.
— Нет! — прошептал Сарьон. — Я не понимаю! И я больше не хочу быть твоей забавой. Я отвергаю тебя! Я отрекаюсь от тебя!
Сарьон с трудом поднялся и, спотыкаясь, вышел из часовни. Оказавшись снаружи, он захлопнул дверь и привалился к ней, судорожно дыша и всхлипывая. Но, стоя так и подпирая собой дверь, он понимал, что не сможет запереть Присутствие в часовне. Он больше не может отвергать его, как не может отвергать собственное бытие. Оно было повсюду. Вокруг него...
Внутри него...
Сарьон прижал руку к груди, как будто пытался защитить свое сердце.
Покойный граф Девон, владевший этим домом до лорда Самуэлса, был человеком глубоко религиозным. При нем часовня была полна Жизни и света, но после его смерти, как и весь дом, пребывала в заброшенном состоянии. Мебель была затянута черными чехлами, витражные окна закрыты ставнями. Когда лорд Самуэлс въехал в дом, он открыл его внешнему миру, но часовня осталась закрытой. Он избегал ее из-за гнева и горечи утраты любимой дочери. Лорд Самуэлс был не из тех людей, что грозят Олмину кулаком и клянутся, что никогда не будут с ним разговаривать. Просто у него в душе что-то умерло. Когда слуги спросили его, не хочет ли он снова открыть часовню, лорд не раздумывая ответил: «А зачем?»
Потому резные двери из розового дерева были заперты, окна темны и безжизненны. Магическая печать, наложенная на дверь, была очень крепкой, и отцу Сарьону пришлось затратить немало мысленных усилий, чтобы снять ее. Наконец ему это удалось, но он ослаб настолько, что, войдя, упал на ближайшую скамью. Он не привык тратить столько собственной Жизни.
Скамьи были покрыты толстым слоем пыли, полы тоже. Вообще все в часовне было покрыто непонятно откуда взявшейся пылью. Поднеся поближе к ней маленький шар магического света, Сарьон увидел, что она красноватая и пахнет чем-то сладким. Аналитический разум каталиста сразу же заработал, радуясь этому пустячному делу, чтобы отвлечься чем-нибудь и избавиться от напряжения. Высоко подняв шар, Сарьон едва мог различить деревянные потолочные балки у себя над головой. Он решил, что они были магическим образом сделаны из кедра. В отличие от остальных деревянных деталей часовни они оставались грубыми и неполированными, возможно, для усиления аромата. Значит, это древесная труха.
Решив эту проблему, Сарьон вздохнул и инстинктивно потер усталые глаза. Он тут же об этом пожалел, поскольку в них попала труха. Заморгав, он отер слезящиеся глаза рукавом.
«Надо пойти спать», — напомнил он себе. Он страшно устал и понимал — вспомнив последние предупреждения Телдары, — что не должен так неразумно тратить свою силу. Но он понимал и то, что уснуть не сможет. Он боялся заснуть. Страх медленно овладевал им, цепенящий, как то страшное заклинание, которое прежде превратило его плоть в камень. Все это началось вечером, когда у него возникло ощущение сдавливающей руки, что не дала ему остановить Джорама, удержать его от похода в храм.
Это было глупо, это было опасно. Нет надежды для Гвендолин. Некроманты исчезли. Да и будь они еще в этом мире, Сарьон сомневался, что они могли бы ей помочь. Он мог бы убедить в этом Джорама. Если бы они с Гаральдом действовали вместе, то, несомненно, сумели бы отговорить Джорама идти туда, рисковать собственной жизнью и жизнью своей жены.
Он не должен идти! Ни в коем случае!
Опустив голову на руку, лежавшую на спинке передней скамейки, Сарьон содрогнулся в приступе страха. Он попытался проанализировать свое состояние, как проанализировал состав пыли. Он попытался найти причину этого страха, чтобы разобраться с ним на рациональной основе. Но он не мог ее найти. Это был безликий, безымянный ужас, и чем сильнее каталист пытался вывести его на свет, тем темнее становилось у него на душе. Такое Сарьону приходилось переживать не впервые — он до сих пор не мог забыть тот страх, который испытал при первом цепенящем ударе заклинания, от которого его плоть стала медленно обращаться в камень.
Но все это было пустяком по сравнению с тем страхом, который сковывал его сейчас. Сарьон никогда не испытывал такого ощущения потери и отчаяния. Но когда первая волна ужаса начала спадать, душу его наполнили мир и радость. Он принял правильное решение, ведь он сам убедился, что его самопожертвование глубоко тронуло Джорама, что свет его любви разогнал тьму в душе юноши. Это сознание поддерживало каталиста в дни и ночи его бесконечного бдения. Хотя он не примирился с Богом, он нашел мир в себе самом.
Или так ему показалось. Темный Меч разрубил каменную плоть — и его покой тоже.
У Сарьона заболели руки, и, посмотрев вниз, он понял, что машинально, просто для устойчивости, вцепился в край скамьи. Он попытался успокоиться, но страх не ушел.
— Завтра битва, — пробормотал каталист себе под нос. — Слишком многое зависит от ее исхода! Наши жизни! Существование нашего мира! Какой ужас, если мы проиграем!
— Какой ужас, если вы победите.
Кто это сказал? Сарьон расслышал эти слова так четко, как будто говоривший стоял рядом с ним, но он мог поклясться, что был один. Дрожа, он огляделся по сторонам.
— Кто здесь? — дрожащим голосом произнес он.
Ответа не было. Может, он и не слышал ничего? В часовне не было ни души, да и во всем доме, наверное, все спят.
— Я просто устал, — сказал себе Сарьон, стирая рукавом капли холодного пота со лба. — Это все шутки воображения.
Он попытался встать, заставляя свое тело подняться, но оно не слушалось — все та же невидимая рука не пускала. А потом, поманив его, она указала ему, куда смотреть.
Сарьон как наяву увидел последствия битвы: все — все! — чужаки лежали мертвыми. Прон-альбан при помощи своей магии рыли огромную могилу. Тела, которые удалось собрать и которые не были растерзаны и сожраны кентаврами, стаскивали в нее, забрасывали землей. Все следы их существования — как отцов, мужей, братьев, друзей — были стерты с лица мира. Пройдет сто лет, и никто не будет о них помнить.
Но сам Тимхаллан не забудет. Ни дерево, ни травинка, ни цветок не вырастут на этой братской могиле — лишь сорняки и ядовитые травы. Они станут бичом этой земли. Их яд медленно и верно расползется по всему миру, и все в нем погибнет.
— Но есть ли выбор? — воскликнул Сарьон. — Смерть? Да, смерть! У нас нет выбора! Пророчество! Пророчество исполнилось! Ты не дал нам выбора!
Рука, державшая его, внезапно ослабила хватку, и Сарьон ощутил Присутствие. Необычайно мощное, Оно наполняло часовню так, что стены были готовы рухнуть. И в то же время Оно проникло во все мельчайшие частицы окружающего, вплоть до древесной трухи, падавшей с потолка. Оно было огнем и водой, Оно обжигало и успокаивало его. Он исполнился благоговейным трепетом и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях. Оно было любящим, и Сарьону захотелось опустить усталую голову на Его ладонь, моля о прощении.
О прощении за что?
За то, что все они — карты в огромной вселенской игре, в которую ради забавы играет единственный игрок?
За страдания и гонения, за то, что они очутились на краю пропасти?
Снова зазвучал суровый голос:
— Ты не понимаешь. Ты не можешь понять разума Божьего.
— Нет! — прошептал Сарьон. — Я не понимаю! И я больше не хочу быть твоей забавой. Я отвергаю тебя! Я отрекаюсь от тебя!
Сарьон с трудом поднялся и, спотыкаясь, вышел из часовни. Оказавшись снаружи, он захлопнул дверь и привалился к ней, судорожно дыша и всхлипывая. Но, стоя так и подпирая собой дверь, он понимал, что не сможет запереть Присутствие в часовне. Он больше не может отвергать его, как не может отвергать собственное бытие. Оно было повсюду. Вокруг него...
Внутри него...
Сарьон прижал руку к груди, как будто пытался защитить свое сердце.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ОКО НЕДРЕМАННОЕ
Сарьон отчаянно пытался выбраться из бездны, в которую он рухнул. Отвесные стены поднимались по обе стороны, заслоняя небо. Бурная река, бежавшая по дну ущелья, грозила поглотить его. Лозы оплелись вокруг его ног, деревья тянули к нему свои сучья-клешни, чтобы не дать ему выбраться. Он брел, одинокий и всеми покинутый, ища выход. И внезапно он увидел его! Расщелина в отвесной скальной стене, луч света и клочок залитого светом синего неба. Подъем показался ему легким, силы вернулись к нему. Он поспешил туда.
Поначалу это и правда оказалось легко, и вскоре дно пропасти осталось позади. К несчастью, синее небо не становилось ближе. Потом он осознал, что чем выше поднимается, тем круче становится скала. На стены стало труднее подниматься. Из пещер налетели черные нетопыри. Они набрасывались на него, вынуждая отцепиться от скалы, и он боялся полететь вниз, в ущелье. Но он держался из последних сил и наконец достиг вершины. Сделав отчаянный рывок, он выполз на край ущелья и уставился в огромное немигающее Око.
Прижавшись лицом к камням, Сарьон прикрыл голову, чтобы скрыться от Ока. Но он знал, что спрятаться ему не удастся нигде.
— Встань, каталист! — сказал голос.
Сарьон поднял голову. Рядом с ним стояло дерево. Запахнувшись в свои одежды, Сарьон полез в гущу ветвей и, прикрытый зеленой листвой, облегченно вздохнул. Око не сможет найти его здесь. Но только успел он об этом подумать, как листья побурели и начали один за другим осыпаться. Око снова нашло его. Затем под его ногой сломалась ветка, потом другая.
— Отец! — Кто-то тряс его за плечо, — Пора вставать.
Резко проснувшись, Сарьон схватился за чью-то руку, и земля ушла у него из-под ног. Подхватившие его руки были крепкими, и он с благодарностью держался за них. Рука, однако, отпустила его, и каталист упал на подушки, чувствуя, насколько он устал и истерзан — как будто на самом деле взбирался на утес.
Джорам подошел к окну и распахнул ставни. Холодный резкий свет белого солнца устремился в комнату, заставив Сарьона прищуриться.
— Который час? — спросил он.
— Час до полудня. Ты проспал все утро, а у нас сегодня много дел.
— Проспал? Я... прости, — сказал Сарьон, садясь. Голова кружилась. Он отвернулся от солнца. Неужели это и есть Око? И оно следит за ним?
Чушь какая! Это всего лишь сон.
Поднявшись, Сарьон умылся холодной водой и торопливо оделся, сознавая, что нетерпение Джорама растет. Он расхаживал по комнате со своим обычным суровым видом. Сарьон отметил, что Джорам одет по-дорожному. Поверх белых одежд был наброшен серый плащ. Хотя Сарьон и не видел Темного Меча, он знал, что Джорам скрывает его на спине.
— Значит, ты все же решил идти в храм, — тихо сказал Сарьон. Сидя на краю постели, он стал надевать башмаки, и, когда наклонился, у него снова закружилась голова.
— Нечего было решать. Заранее было понятно, что я туда пойду. — Джорам заметил, что Сарьон отдыхает, ничего не делая. — Поспеши, каталист! — Он раздраженно показал рукой на свет, лившийся из окна. — Мы должны попасть туда к сегодняшнему полудню, не завтрашнему! Ты сказал, что пойдешь с нами. Ты вправду туда собирался? Или ты просто время тянешь, чтобы удержать меня?
— Я иду с тобой, — медленно проговорил Сарьон, поднимая взгляд на Джорама. — Ты мог бы и не спрашивать, сын мой. Разве я дал тебе повод усомниться во мне?
— Ты священник. Этого уже достаточно, — хмыкнул Джорам и направился к двери.
Встав на ноги, Сарьон последовал за ним.
— Джорам, что случилось? — спросил он, ласково прикоснувшись к рукаву его белого одеяния. — Ты на себя не похож!
— Я как никогда похож на себя нынче утром, каталист! — ответил Джорам, вырвав руку у Сарьона. Увидев встревоженный взгляд священника, Джорам помедлил, его суровое лицо смягчилось. Проведя рукой по густым черным волосам, он встряхнул головой. — Прости меня, отец, — со вздохом сказал он. — Я почти не спал. И, думаю, мне еще много ночей не спать. Я хочу одного: пойти в тот храм и найти спасение для Гвендолин! Ты готов?
— Да, и я понимаю, каково тебе, Джорам, — начал было Сарьон, — но...
Джорам нетерпеливо перебил его:
— Нет времени, отец! Мы должны найти Гвен и уйти, прежде чем Гаральд или кто еще из этих глупцов сумеет остановить меня!
Лицо его стало жестким. Сарьон уставился на Джорама, изумляясь этой перемене.
«Но почему это меня удивляет? — печально спросил он себя. — Я же видел, как все это развивалось. Я видел, как пламя кузницы разгоралось в его глазах. Как будто все эти годы, мучения и тяготы, научившие его состраданию, ушли без следа, и это его плоть превратилась в камень, не моя».
Пропасть, из которой Сарьон только что выбрался, снова разверзлась перед ним. Каждый шаг приближал его к краю. Но ведь должен же быть и обратный путь! Нужно обернуться, чтобы увидеть его!
Чья-то рука больно схватила его за плечо.
— Ты куда, каталист? Пора идти!
— Прошу тебя, подумай! — взмолился Сарьон. — Должен быть и иной путь, Джорам!
Пламя кузни вспыхнуло, опалив священника.
— У тебя есть выбор, отец, — язвительно ответил Джорам. — Идти со мной или остаться. Что выбираешь?
Выбор! Сарьон чуть не рассмеялся. Он видел тропку, уводящую от пропасти. Ее перегораживали камни, засыпавшие ее много лет назад. Уйти было некуда.
— Я иду, — сказал каталист, потупив голову.
Белое солнце впервые за много дней заливало светом дом лорда Самуэлса. Ослепительно яркое, отражаясь от поверхности тающего снега, оно не грело и не радовало. Сад казался восхитительным под белым покрывалом, но красота эта была смертельной. Растения замерзли и оделись коркой снега. Под весом льда отламывались толстые ветви деревьев. Гигантские стволы трескались пополам.
Несмотря на холодную погоду, люди заполнили улицу возле дома лорда Самуэлса, желая хоть краешком глаза увидеть Джорама, и спрашивали у тех, кто пришел раньше, нет ли новостей. Дом с самого рассвета начали посещать Мастера войны, ариэли, главы гильдий, Альбанара и прочие. Подготовка к войне шла полным ходом.
Внутри, в одном из бальных залов на верхнем этаже, поспешно переделанном в Военный зал, собрались лорд Самуэлс, принц, кардинал Радисовик, несколько представителей знати и Мастера войны.
Принц Гаральд, разложив на большом столе перед собой карты, объяснял свой план собравшимся предводителям. Он и не замечал, что в зале так же холодно, как на улице.
— Мы нанесем удар ночью, нападем с наступлением темноты, когда они уснут, и застигнем их врасплох. Мы должны будем показаться им продолжением жуткого кошмара, так что первыми вступят в дело Мастера иллюзий. Граф Марат, вы поведете своих людей сюда, — Гаральд показал на скопление палаток, изображение которых появилось под его пальцами. — А вы...
— Прошу прощения, принц Гаральд, — спокойным голосом перебил его граф Марат. — Ваши планы прекрасны, но наш предводитель — император. Я пришел сюда, чтобы обсудить с ним кое-какие проблемы. Где он?
Принц Гаральд быстро глянул на одного из Дуук-тсарит, который парил в углу. В ответ капюшон чуть шевельнулся. Нахмурившись, Гаральд снова повернулся к графу. Марат был не один. Многие другие из мерилонских Альбанара согласно кивали.
— Император не спал последние две ночи, — холодно продолжил принц Гаральд. — Поскольку я пытаюсь обсуждать с вами именно его план, я не думаю, что его присутствие здесь столь необходимо. Однако, — добавил он, видя, что граф готов возражать, — я послал за ним Мосию. Император придет сюда...
Его перебил стук в закрытую дверь Военного зала. Гаральд кивнул, и один из Дуук-тсарит снял магическую печать с дверей. Все повернулись к дверям, собравшиеся уже готовы были поклониться императору. Но это оказался только Мосия. Один.
— Где Джор... император? — спросил Гаральд.
— Он... он прислал меня с известием, — заикаясь, проговорил Мосия, быстро глянув на Гаральда.
— Он прислал меня с известием, ваше высочество, — поправил его кардинал Радисовик, но Мосия словно не услышал этих слов. Он продолжал пристально смотреть на принца Гаральда.
— Оно... хм... конфиденциальное, ваше высочество. — Он шевельнул рукой, показывая, чтобы принц отошел к окну.
Принц Гаральд выпрямился.
— Послание? — раздраженно бросил он. — Ты сказал ему, что он нам нужен не позже чем через полчаса? Он что... ладно. Извините, милорды.
Не глядя на вельмож, болтающих друг с другом, Мосия быстро подошел к большому стеклянному окну. Принц Гаральд и Самуэлс последовали за ним. Альбанара с подозрением следили за каждым их движением.
— Ваше высочество! — тихо сказал Мосия. — Уже почти полдень.
— Я не спрашивал, который час, — рявкнул Гаральд.
Затем, когда до него дошло, он внезапно замолчал, невольно посмотрев на магические стеклянные часы, стоявшие на каминной полке. Заточенное внутри них маленькое солнышко почти достигло зенита и ярко мерцало на вершине арки над крохотным миром.
— Проклятье! — тихо выругался принц, отвернувшись к окну и сцепив руки за спиной. — Я-то думал, что отговорил его идти!
— Возможно, он просто по саду прогуливается, — предположил лорд Самуэлс.
— Я смотрел! Там его нет! И отца Сарьона с Гвендолин тоже нет! — Подойдя к принцу Гаральду, Мосия сделал вид, что с интересом рассматривает сад. — Что еще хуже, — прошептал он, — Симкин тоже пропал!
— Лорд Самуэлс, допросите слуг, — тихо приказал Гаральд. — Спросите, не видел ли кто из них нынче утром Джорама или Сарьона. Постарайтесь это сделать без особого шума, — добавил он, но было слишком поздно.
Прежде чем он успел остановить его, растерянный лорд бросился через весь зал, зовя слуг. Собравшиеся смотрели на него, их лица на глазах мрачнели.
— Принц Гаральд! — громко крикнул граф Марат. — Я требую объяснений! Что происходит? Где император?
— Где император? — подхватили остальные его крик. Начался хаос, все заговорили разом, и никто никого не слушал.
— Тихо! — наконец взревел Гаральд, и суматоха улеглась. — По-вашему, нас эльфы одурачили, что ли? — сурово добавил он. — Мосия только что сказал мне, что супруга императора нынче утром очень плохо себя почувствовала и что он не желает ее покидать. Лорд Самуэлс только что послал слуг за Телдарами. Также лорд Самуэлс сказал, что завтрак подан. Предлагаю вам воспользоваться случаем и поесть. После завтрака император присоединится к нам. Милорды, прошу вас пройти туда. Слуги вас проводят. Я присоединюсь к вам через минуту.
Обменявшись мрачными взглядами и продолжая тихо переругиваться, вельможи и Мастера войны Мерилона медленно покинули комнату. Тех, кто намеревался остаться, колдуны принца Гаральда вежливо, но твердо выставили. Как только все ушли, принц сделал знак Дуук-тсарит запечатать дверь.
— Ждите снаружи, — приказал колдунам Гаральд. — Кроме лорда Самуэлса, никого не впускать.
Солнце сияло сквозь окна, заливая мраморный пол и освещая разложенные на столе карты. Все молчали. Радисовик вопросительно смотрел на принца, но Гаральд, перебирая карты, старательно избегал его взгляда. Мосия очень старался стоять и ждать спокойно, но все равно нервно переминался с ноги на ногу, вытирая о свою форму лучника вспотевшие ладони. Когда появился лорд Самуэлс, ведя за собой покрасневшую служанку, все вздохнули с облегчением.
Смущенная присутствием принца, служанка поначалу двух слов связать не могла. Так что Гаральду понадобилось несколько минут, чтобы своим обычным вежливым и ласковым обращением успокоить девушку и заставить ее отвечать на вопросы.
Да, она видела императора. Она меняла постели поутру, когда увидела, как Джорам в сером дорожном плаще вошел в комнату отца Сарьона. Чуть позже она заметила, как они оба выходят из комнаты и идут по коридору. Она слышала, как они разговаривали с леди Гвендолин. Да, император казался нервным и раздраженным, но ведь все в доме так же себя чувствуют. Она сама так встревожена, чудом не умерла от разрыва сердца. Да, теперь она припоминает, что отец Сарьон был очень взволнован. Он был очень бледен и шел так, словно его собирались изгнать за Грань. Еще утром она говорила повару, мол, страшные то были времена. Нет, она не может припомнить щеголеватого молодого человека с бородкой, которая ему так идет, и вообще он вчера столько ей наговорил, что она надеется никогда больше от него такого не услышать, иначе она не сдержится и скажет ему пару ласковых.
— Спасибо, милочка, — перебил ее принц Гаральд.
Поклонившись и искоса глянув на Мосию, девушка удалилась. Дуук-тсарит сразу же снова запечатали комнату.
— Что ж, дело ясное, — тяжело вздохнул Гаральд. — Джорам отправился к Храму, взяв с собой Гвен и отца Сарьона.
— Храм? Какой храм, ваше высочество? — спросил заинтересованный кардинал Радисовик.
— Храм некромантов.
— Да спасет их Олмин! — истово воскликнул кардинал, осенив себя знаком против зла.
— Простите, ваше святейшество, но мне кажется, что Олмина тут будет мало, — сказал Мосия. — Мне кажется, что и нам следует туда пойти. По-моему, это ловушка. Не так ли, ваше высочество?
— Не знаю! — отрезал Гаральд, мрачно расхаживая по комнате. — Симкинова басня о Нате или Нэйте — явное вранье, но настолько правдоподобное, что Джорам вполне мог этому поверить. И другие тоже, должен добавить. — Он глянул на лорда Самуэлса, который стоял в стороне, невидящими глазами глядя в сад.
— Если моя дочь некромантка, то только в этом Храме она может найти помощь! — с искаженным мукой лицом повернулся к принцу лорд. — Если мы совершим ошибку и вломимся туда, ваше высочество, мы можем все погубить.
— Или спасти их жизни! — возразил Мосия. — Мы можем попасть туда по Коридору, ваше высочество, просто проверим, все ли там в порядке! В конце концов, Симкин был с врагом!
Поначалу это и правда оказалось легко, и вскоре дно пропасти осталось позади. К несчастью, синее небо не становилось ближе. Потом он осознал, что чем выше поднимается, тем круче становится скала. На стены стало труднее подниматься. Из пещер налетели черные нетопыри. Они набрасывались на него, вынуждая отцепиться от скалы, и он боялся полететь вниз, в ущелье. Но он держался из последних сил и наконец достиг вершины. Сделав отчаянный рывок, он выполз на край ущелья и уставился в огромное немигающее Око.
Прижавшись лицом к камням, Сарьон прикрыл голову, чтобы скрыться от Ока. Но он знал, что спрятаться ему не удастся нигде.
— Встань, каталист! — сказал голос.
Сарьон поднял голову. Рядом с ним стояло дерево. Запахнувшись в свои одежды, Сарьон полез в гущу ветвей и, прикрытый зеленой листвой, облегченно вздохнул. Око не сможет найти его здесь. Но только успел он об этом подумать, как листья побурели и начали один за другим осыпаться. Око снова нашло его. Затем под его ногой сломалась ветка, потом другая.
— Отец! — Кто-то тряс его за плечо, — Пора вставать.
Резко проснувшись, Сарьон схватился за чью-то руку, и земля ушла у него из-под ног. Подхватившие его руки были крепкими, и он с благодарностью держался за них. Рука, однако, отпустила его, и каталист упал на подушки, чувствуя, насколько он устал и истерзан — как будто на самом деле взбирался на утес.
Джорам подошел к окну и распахнул ставни. Холодный резкий свет белого солнца устремился в комнату, заставив Сарьона прищуриться.
— Который час? — спросил он.
— Час до полудня. Ты проспал все утро, а у нас сегодня много дел.
— Проспал? Я... прости, — сказал Сарьон, садясь. Голова кружилась. Он отвернулся от солнца. Неужели это и есть Око? И оно следит за ним?
Чушь какая! Это всего лишь сон.
Поднявшись, Сарьон умылся холодной водой и торопливо оделся, сознавая, что нетерпение Джорама растет. Он расхаживал по комнате со своим обычным суровым видом. Сарьон отметил, что Джорам одет по-дорожному. Поверх белых одежд был наброшен серый плащ. Хотя Сарьон и не видел Темного Меча, он знал, что Джорам скрывает его на спине.
— Значит, ты все же решил идти в храм, — тихо сказал Сарьон. Сидя на краю постели, он стал надевать башмаки, и, когда наклонился, у него снова закружилась голова.
— Нечего было решать. Заранее было понятно, что я туда пойду. — Джорам заметил, что Сарьон отдыхает, ничего не делая. — Поспеши, каталист! — Он раздраженно показал рукой на свет, лившийся из окна. — Мы должны попасть туда к сегодняшнему полудню, не завтрашнему! Ты сказал, что пойдешь с нами. Ты вправду туда собирался? Или ты просто время тянешь, чтобы удержать меня?
— Я иду с тобой, — медленно проговорил Сарьон, поднимая взгляд на Джорама. — Ты мог бы и не спрашивать, сын мой. Разве я дал тебе повод усомниться во мне?
— Ты священник. Этого уже достаточно, — хмыкнул Джорам и направился к двери.
Встав на ноги, Сарьон последовал за ним.
— Джорам, что случилось? — спросил он, ласково прикоснувшись к рукаву его белого одеяния. — Ты на себя не похож!
— Я как никогда похож на себя нынче утром, каталист! — ответил Джорам, вырвав руку у Сарьона. Увидев встревоженный взгляд священника, Джорам помедлил, его суровое лицо смягчилось. Проведя рукой по густым черным волосам, он встряхнул головой. — Прости меня, отец, — со вздохом сказал он. — Я почти не спал. И, думаю, мне еще много ночей не спать. Я хочу одного: пойти в тот храм и найти спасение для Гвендолин! Ты готов?
— Да, и я понимаю, каково тебе, Джорам, — начал было Сарьон, — но...
Джорам нетерпеливо перебил его:
— Нет времени, отец! Мы должны найти Гвен и уйти, прежде чем Гаральд или кто еще из этих глупцов сумеет остановить меня!
Лицо его стало жестким. Сарьон уставился на Джорама, изумляясь этой перемене.
«Но почему это меня удивляет? — печально спросил он себя. — Я же видел, как все это развивалось. Я видел, как пламя кузницы разгоралось в его глазах. Как будто все эти годы, мучения и тяготы, научившие его состраданию, ушли без следа, и это его плоть превратилась в камень, не моя».
Пропасть, из которой Сарьон только что выбрался, снова разверзлась перед ним. Каждый шаг приближал его к краю. Но ведь должен же быть и обратный путь! Нужно обернуться, чтобы увидеть его!
Чья-то рука больно схватила его за плечо.
— Ты куда, каталист? Пора идти!
— Прошу тебя, подумай! — взмолился Сарьон. — Должен быть и иной путь, Джорам!
Пламя кузни вспыхнуло, опалив священника.
— У тебя есть выбор, отец, — язвительно ответил Джорам. — Идти со мной или остаться. Что выбираешь?
Выбор! Сарьон чуть не рассмеялся. Он видел тропку, уводящую от пропасти. Ее перегораживали камни, засыпавшие ее много лет назад. Уйти было некуда.
— Я иду, — сказал каталист, потупив голову.
Белое солнце впервые за много дней заливало светом дом лорда Самуэлса. Ослепительно яркое, отражаясь от поверхности тающего снега, оно не грело и не радовало. Сад казался восхитительным под белым покрывалом, но красота эта была смертельной. Растения замерзли и оделись коркой снега. Под весом льда отламывались толстые ветви деревьев. Гигантские стволы трескались пополам.
Несмотря на холодную погоду, люди заполнили улицу возле дома лорда Самуэлса, желая хоть краешком глаза увидеть Джорама, и спрашивали у тех, кто пришел раньше, нет ли новостей. Дом с самого рассвета начали посещать Мастера войны, ариэли, главы гильдий, Альбанара и прочие. Подготовка к войне шла полным ходом.
Внутри, в одном из бальных залов на верхнем этаже, поспешно переделанном в Военный зал, собрались лорд Самуэлс, принц, кардинал Радисовик, несколько представителей знати и Мастера войны.
Принц Гаральд, разложив на большом столе перед собой карты, объяснял свой план собравшимся предводителям. Он и не замечал, что в зале так же холодно, как на улице.
— Мы нанесем удар ночью, нападем с наступлением темноты, когда они уснут, и застигнем их врасплох. Мы должны будем показаться им продолжением жуткого кошмара, так что первыми вступят в дело Мастера иллюзий. Граф Марат, вы поведете своих людей сюда, — Гаральд показал на скопление палаток, изображение которых появилось под его пальцами. — А вы...
— Прошу прощения, принц Гаральд, — спокойным голосом перебил его граф Марат. — Ваши планы прекрасны, но наш предводитель — император. Я пришел сюда, чтобы обсудить с ним кое-какие проблемы. Где он?
Принц Гаральд быстро глянул на одного из Дуук-тсарит, который парил в углу. В ответ капюшон чуть шевельнулся. Нахмурившись, Гаральд снова повернулся к графу. Марат был не один. Многие другие из мерилонских Альбанара согласно кивали.
— Император не спал последние две ночи, — холодно продолжил принц Гаральд. — Поскольку я пытаюсь обсуждать с вами именно его план, я не думаю, что его присутствие здесь столь необходимо. Однако, — добавил он, видя, что граф готов возражать, — я послал за ним Мосию. Император придет сюда...
Его перебил стук в закрытую дверь Военного зала. Гаральд кивнул, и один из Дуук-тсарит снял магическую печать с дверей. Все повернулись к дверям, собравшиеся уже готовы были поклониться императору. Но это оказался только Мосия. Один.
— Где Джор... император? — спросил Гаральд.
— Он... он прислал меня с известием, — заикаясь, проговорил Мосия, быстро глянув на Гаральда.
— Он прислал меня с известием, ваше высочество, — поправил его кардинал Радисовик, но Мосия словно не услышал этих слов. Он продолжал пристально смотреть на принца Гаральда.
— Оно... хм... конфиденциальное, ваше высочество. — Он шевельнул рукой, показывая, чтобы принц отошел к окну.
Принц Гаральд выпрямился.
— Послание? — раздраженно бросил он. — Ты сказал ему, что он нам нужен не позже чем через полчаса? Он что... ладно. Извините, милорды.
Не глядя на вельмож, болтающих друг с другом, Мосия быстро подошел к большому стеклянному окну. Принц Гаральд и Самуэлс последовали за ним. Альбанара с подозрением следили за каждым их движением.
— Ваше высочество! — тихо сказал Мосия. — Уже почти полдень.
— Я не спрашивал, который час, — рявкнул Гаральд.
Затем, когда до него дошло, он внезапно замолчал, невольно посмотрев на магические стеклянные часы, стоявшие на каминной полке. Заточенное внутри них маленькое солнышко почти достигло зенита и ярко мерцало на вершине арки над крохотным миром.
— Проклятье! — тихо выругался принц, отвернувшись к окну и сцепив руки за спиной. — Я-то думал, что отговорил его идти!
— Возможно, он просто по саду прогуливается, — предположил лорд Самуэлс.
— Я смотрел! Там его нет! И отца Сарьона с Гвендолин тоже нет! — Подойдя к принцу Гаральду, Мосия сделал вид, что с интересом рассматривает сад. — Что еще хуже, — прошептал он, — Симкин тоже пропал!
— Лорд Самуэлс, допросите слуг, — тихо приказал Гаральд. — Спросите, не видел ли кто из них нынче утром Джорама или Сарьона. Постарайтесь это сделать без особого шума, — добавил он, но было слишком поздно.
Прежде чем он успел остановить его, растерянный лорд бросился через весь зал, зовя слуг. Собравшиеся смотрели на него, их лица на глазах мрачнели.
— Принц Гаральд! — громко крикнул граф Марат. — Я требую объяснений! Что происходит? Где император?
— Где император? — подхватили остальные его крик. Начался хаос, все заговорили разом, и никто никого не слушал.
— Тихо! — наконец взревел Гаральд, и суматоха улеглась. — По-вашему, нас эльфы одурачили, что ли? — сурово добавил он. — Мосия только что сказал мне, что супруга императора нынче утром очень плохо себя почувствовала и что он не желает ее покидать. Лорд Самуэлс только что послал слуг за Телдарами. Также лорд Самуэлс сказал, что завтрак подан. Предлагаю вам воспользоваться случаем и поесть. После завтрака император присоединится к нам. Милорды, прошу вас пройти туда. Слуги вас проводят. Я присоединюсь к вам через минуту.
Обменявшись мрачными взглядами и продолжая тихо переругиваться, вельможи и Мастера войны Мерилона медленно покинули комнату. Тех, кто намеревался остаться, колдуны принца Гаральда вежливо, но твердо выставили. Как только все ушли, принц сделал знак Дуук-тсарит запечатать дверь.
— Ждите снаружи, — приказал колдунам Гаральд. — Кроме лорда Самуэлса, никого не впускать.
Солнце сияло сквозь окна, заливая мраморный пол и освещая разложенные на столе карты. Все молчали. Радисовик вопросительно смотрел на принца, но Гаральд, перебирая карты, старательно избегал его взгляда. Мосия очень старался стоять и ждать спокойно, но все равно нервно переминался с ноги на ногу, вытирая о свою форму лучника вспотевшие ладони. Когда появился лорд Самуэлс, ведя за собой покрасневшую служанку, все вздохнули с облегчением.
Смущенная присутствием принца, служанка поначалу двух слов связать не могла. Так что Гаральду понадобилось несколько минут, чтобы своим обычным вежливым и ласковым обращением успокоить девушку и заставить ее отвечать на вопросы.
Да, она видела императора. Она меняла постели поутру, когда увидела, как Джорам в сером дорожном плаще вошел в комнату отца Сарьона. Чуть позже она заметила, как они оба выходят из комнаты и идут по коридору. Она слышала, как они разговаривали с леди Гвендолин. Да, император казался нервным и раздраженным, но ведь все в доме так же себя чувствуют. Она сама так встревожена, чудом не умерла от разрыва сердца. Да, теперь она припоминает, что отец Сарьон был очень взволнован. Он был очень бледен и шел так, словно его собирались изгнать за Грань. Еще утром она говорила повару, мол, страшные то были времена. Нет, она не может припомнить щеголеватого молодого человека с бородкой, которая ему так идет, и вообще он вчера столько ей наговорил, что она надеется никогда больше от него такого не услышать, иначе она не сдержится и скажет ему пару ласковых.
— Спасибо, милочка, — перебил ее принц Гаральд.
Поклонившись и искоса глянув на Мосию, девушка удалилась. Дуук-тсарит сразу же снова запечатали комнату.
— Что ж, дело ясное, — тяжело вздохнул Гаральд. — Джорам отправился к Храму, взяв с собой Гвен и отца Сарьона.
— Храм? Какой храм, ваше высочество? — спросил заинтересованный кардинал Радисовик.
— Храм некромантов.
— Да спасет их Олмин! — истово воскликнул кардинал, осенив себя знаком против зла.
— Простите, ваше святейшество, но мне кажется, что Олмина тут будет мало, — сказал Мосия. — Мне кажется, что и нам следует туда пойти. По-моему, это ловушка. Не так ли, ваше высочество?
— Не знаю! — отрезал Гаральд, мрачно расхаживая по комнате. — Симкинова басня о Нате или Нэйте — явное вранье, но настолько правдоподобное, что Джорам вполне мог этому поверить. И другие тоже, должен добавить. — Он глянул на лорда Самуэлса, который стоял в стороне, невидящими глазами глядя в сад.
— Если моя дочь некромантка, то только в этом Храме она может найти помощь! — с искаженным мукой лицом повернулся к принцу лорд. — Если мы совершим ошибку и вломимся туда, ваше высочество, мы можем все погубить.
— Или спасти их жизни! — возразил Мосия. — Мы можем попасть туда по Коридору, ваше высочество, просто проверим, все ли там в порядке! В конце концов, Симкин был с врагом!