Тонкий ремешок на кармане рюкзака отсырел и разбух, и мне его никак не расстегнуть. С третьей попытки он все-таки поддается, и я с облегчением чувствую, как прочный моток троса, утяжеленный блоками и карабинами, у меня теперь в правой руке. Я уже просто вспотел и настолько стало жарко от чудовищного напряжения во всем теле, что дождь и ветер в данный момент кажутся чем-то вроде удобного вентилятора в жаркий летний день… Но кровь приливает к голове, и в глазах начинают прыгать темные пятна. Сколько я уже так вишу? Опасный и критический момент, но я знаю, что смогу продержаться еще минуты три, если не больше. Зажав моток троса в зубах, нащупываю необходимый карабин. Поудобней зажав холодный и мокрый металл в руке, отпускаю трос из зубов и тут же защелкиваю карабин на крючке рядом с моим побелевшим кулаком. Левая рука онемела, я ее не чувствую, гляжу на нее как на чужую, как будто кто-то еще, кроме меня, держится за этот крюк… Все, трос закреплен. Ослабляю крайнюю петлю снизу и вытягиваю тросик с еще одним зажимом на себя. Через пару секунд цепляю этот карабин за поясной ремень комбеза, который и рассчитан на подобные альпинистские случаи, имея специальные металлические кольца-петли. Перебросив рюкзак, снова влезаю правым плечом в его широкую лямку. Теперь можно и передохнуть. Крюк должен выдержать, раз уж столько времени продержал на себе не маленький груз.
Уже спокойно гляжу вниз. Менты, .похоже, убрались со двора. Хрен с ними, не до них.. Левой рукой продолжаю держаться за крюк, да мне и трудновато будет ее разжать, она мертвой хваткой вцепилась в крюк. Правой рукой стравливаю трос на нужную длину. Затем цепляю руку в петлю тормозного карабина и прочно в ней закрепляюсь, обхватывая зажим так, как это требуется. Пора вытаскивать ногу. Через минуту я уже завис на руках, упираясь ногами в стену дома, пока цепляю левую кисть в петлю второго блока-зажима. Повиснув на руках вдоль стены, спускаюсь вниз, поочередно отжимая и зажимая два блока. Стальная плетеная нить тросика, поменьше основного, тянется за мной из закрытой катушки от карабина, зацепленного за крюк под крышей. Коснувшись ногами асфальта, дергаю за эту стальную ниточку, предварительно застопорив коробку барабана. Отскакиваю в сторону. Легкий звон упавшего железа на асфальт заглушают рев ветра и шум ливня. Сматываю тросики, то и дело оглядываясь вокруг. Все тихо. Угнанную мной машину полицейские забрали с собой, а жаль… Захожу в парадную. Руки дрожат, как у последнего алкаша. Нужно перекурить. Сигареты почти все отсырели. Руки вытереть нечем, так как на мне все мокрое.
Обсушив пальцы дыханием, нахожу в пачке сухую сигарету и закуриваю. Смотрю на часы.
Ого! Половина второго ночи. Неплохо я тут поболтался на высоте. Выхожу на улицу. В подъезде я вновь начал замерзать в своих насквозь промокших шмутках, а на улице как будто теплее.
Прохожу дворами в надежде увидеть какой-нибудь автомобиль с хозяином внутри. Все тщетно. Ни одной живой души, и даже менты все куда-то подевались. В одном дворе в скверике торчит невысокая бетонная будка с ребристыми металлическими вставками воздухозаборников в боковых стенах. Насколько мне известно, такие будочки являются входами в городскую систему бомбоубежищ. Поковырявшись с нехитрым запором, проникаю внутрь и спускаюсь по лестнице, сваренной из прутьев арматуры, заперев за собой дверь. Спустившись, оказываюсь в бетонной трубе, по которой если и можно идти взрослому человеку, то только на полусогнутых.
Достаю из рюкзака мощный фонарь с водонепроницаемым покрытием. Яркий свет вырывает из темноты перспективу длинного хода по трубе. Что-то быстро прошуршало под ногами. Скорее всего, крыса. На потолке — потеки неизвестного происхождения, почему-то черного цвета .Двигаюсь вперед, моим шагам вторит гулкое эхо. Труба поворачивает влево, и луч фонарика упирается в круглый стальной люк. На штурвальном колесе дверного засова — хитрая распорка с замком, утыкающаяся краями в квадратный бетонный проем. Такие же, только поэстетичней, теперь вешают на рули автомобилей. Поставив фонарик на пол, достаю отмычки и открываю замок. Сняв распорку, поворачиваю колесо до упора, — дверь отворяется. Подняв фонарик и закрыв за собой дверь, иду дальше все по той же бетонной трубе. Прохожу метров тридцать. Снова люк-дверь. Открываю. Короткий переход, и чувствую, что постепенно труба уходит вниз. Воздух здесь сухой и теплый, но не застоявшийся — где-то есть вентиляционные отверстия, обеспечивающие его циркуляцию. Но главная система вентиляции должна находиться глубоко внизу. С поверхности бомбоубежище, рассчитанное на ядерные удары, воздух не забирает.
Во мне разгорается интерес исследователя. Недавно я выступал в амплуа кладоискателя, осталось теперь попробовать себя в роли искателя подземных приключений. Похоже, что с подобными заморочками у меня все в порядке…
Большая прямоугольная бункерная дверь перегораживает проход, который как-то незаметно расширился, и теперь мне не надо пригибаться. Кручу большое штурвальное колесо-засов, — обшитая бронированными листами и, судя по толщине, напичканная внутри свинцовыми пластинами дверь плавно отворяется, — петли хорошо смазаны. Оказываюсь в просторном коридоре. Потолки высокие, и на стенах установлены плафоны, но лампы не горят. Поверху идут плотные ряды кабелей коммуникационной линии. Закрыв за собой дверь, топаю дальше. Коридор разветвляется; теперь передо мной два хода — направо и налево. Выбираю путь влево. Похоже, здесь давно не ступала нога человека — все чисто, сухо, бумажек, мусора и бутылок не наблюдается.
Иду дальше по пологому спуску. Вскоре тоннель вновь разветвляется. На этот раз сворачиваю вправо. Под подошвами моих ботинок иногда громко похрустывают бетонные крошки. Снова массивная бункерная дверь. Открываю ее и тут же выключаю фонарик. Вдалеке замечаю слабый электрический свет. Прикрываю дверь и, опустившись на корточки, снимаю рюкзак. Достаю «бизон», навинчиваю глушитель. Плохо, что не было времени почистить оружие после интенсивной работы. К тому же в него наверняка попала влага.
Прячу фонарик и, закинув рюкзак за плечи, мягко крадусь в направлении желтого пятна света. Кто там может быть? Проверяющий от службы гражданской безопасности? Ремонтники? Бродяги? Вопросов тьма, а ответ впереди, там, где свет. Иду вперед. Голосов ничьих пока не слышу, и это немного успокаивает. Источник света уже близко, он где-то сбоку, а тоннель ведет дальше в темноту. Вижу проем без дверей и оказываюсь в небольшом узком коридорчике, освещенном тусклыми лампами в запыленных плафонах.
Десяток осторожных шагов, и заглядываю в проем в стене, — большое эвакуационное помещение с откидными кроватями; в самом его конце имеется выход влево, и оттуда доносятся чьи-то негромкие голоса. Держу «бизон» наготове и, подкравшись к проему, прислушиваюсь.
— …а потом Чиж как винтанул по кустам, а у тех, в машине, только челюсти поотпадали!..
Когда рассказчик замолкает, слышится приглушенный смех нескольких человек.
— Где эти, бля, придурки ползают?! — говорит раздраженно чей-то грубый голос.
— Да не волнуйся, Михалыч, — отвечает S ему кто-то с ноткой уважения в голосе. — Чинарик все правильно сделает.
— Посмотрим, — недовольно буркает грубый голос.
— А вот, братаны, новый анекдот! Мне Леха вчера приколол, так я чуть не уссался! — слышится еще один веселый голос. — В Москве, бля, на заправку мерсятина шестисотая подкатывает, ну и в очередь встает. С понтом, культурные!.. Ну вот, бля… А впереди мерса еще две тачки очереди дожидаются. Ну, эти не навороченные, а такие, на хрен, попроще. Ну и тут, короче, — «гранд чероки» и без базара в нагляк подкатывает, влезает вперед. Ну вот… Короче, из джипа двое быков выползают, и, ясный хрен, все на рыжье, на пальцах, на понтах и глазами стригут по ближним тачкам, мол, кто не в масть рискнет хавальник открыть. Ясное дело, те, что попроще, в жопу уткнулись и в сторону дышат. Тут, бля, в мерсятине стеклышко тихо так опускается и ручка такая, с лапкой что колесо мерса, на борт, а на ней брюликов карат на тридцать… И из мерса рычат: «Эй, там, на „уазике"! Свалили на хрен!!»
Раздается дружный гогот. Смеется даже тот, кого назвали Михалычем.
На данный момент картина мне ясна. Местные бандюганы облюбовали городское бомбоубежище для обтяпывания своих дел. Не могу сказать, что парни плохо соображают. Место тихое, уединенное, и вряд ли посторонние здесь часто .бывают. Вроде бы пора и сматываться отсюда подальше, но что-то удерживает меня. В первую очередь, пожалуй, мысль, что неплохо бы переодеться в другие шмутки. Мысль очень интересная. Тем более что, судя по голосам, бандюганов человек четверо, не больше.
— …новый русский приходит в Швейцарии в банк, — продолжает травить все тот же весельчак. — Приводят его к пахану, ну, к главному банкиру. Ну, вот… Ну и наш трет, значит: «Дайте, мол, кредит сто баксов, а я вам свой „кадиллак" оставлю в залог на год. Ну, бля, у банкира шары на лоб: ни хера себе кредит! За „кадиллак" всего-то сто долларов просят. В общем, базара нет — дали нашему братану кредит сто долларов под три процента годовых. Ну, бля… А через год новый русский опять прилетает в Швейцарию, идет в банк, отдает сто баксов и сверху три процента и свою тачку забирает. Тут банкир не выдержал и к нашему: так, мол, и так, открой секрет, как можно что-то прокрутить серьезное за сто долларов? Ну, бля, они ж там врубаются за бугром, что наши пацаны хоть и не базарят как они, и жрут с ножа, а мозги имеют все-таки покруче… Ну, вот, а наш уже литряк на грудь принял в самолете и ржет над банкиром: „Да, херня, братан, просто где я другую такую дешевую стоянку на год найду?“
За стеной — снова хохот. Дело прошлое, анекдот и мне понравился. Что-что, а голова у русских работает, где можно хапнуть на халяву без проблем.
За стенкой слышно оживление и топот ног. Кто-то приехал из тех, кого здесь ждали. Черт! Сколько их тут собирается?
— Вот, Михалыч, — слышу голос кого-то из прибывших, — доставили в целости и сохранности. За целку не ручаюсь, а так — даже почти не помяли…
Слышно похохатывание в среде собравшихся.
— Долго ездили! — ворчит Михалыч. — Тебя, Чинар, посылать — себе с нервами дороже будет.
— Да, бля буду, Михалыч! — оправдывается голос. — Пока мы эту шкуру пасли, пока взяли!.. А тут погода — охереть можно. Ветрюга, ливень, и мусора в городе как с цепи сорвались. Им кто-то, видно, на хвост нехило наступил, так они до сих пор на всех кидаются! Нас, бля, тормознули — хорошо, Толик в наряде попался… Эта падла заорать хотела, так он вид сделал, что мы шмару пьяную трахать везем. Предупредил…
— Ладно, хорош бакланить!.. — прерывает его Михалыч. — А ты, че, красавица, так жмешься? Ну-ка, давай-ка сюда подгребай!
Стою, прислушиваясь. Видимо, боевики Михалыча кого-то захватили, и этот «кто-то» — девушка. Надо же, какой я сообразительный, ну просто Шерлок Холмс. Девушки пока не слышно.
—Как думаешь, киска, сколько нам твой дядька должен отвалить за то, чтобы ты домой вернулась? — ехидно спрашивает Михалыч.
Боевики ржут. Девушка молчит.
— Что молчишь? — веселится главарь. — Пол-лимона зашлет зеленью, тогда, глядишь, может, и выйдешь отсюда.
Слышна быстрая возня, затем вскрик.
— Убери руки! Подонок!! — доносится до меня девичий голос.
— Заткнись, сука! — рявкает Михалыч. Слышен глухой звук удара и падение тела на пол.
— Укусила, падла! — злится главарь.
— Давай ее, Михалыч, на круг пустим, — предлагает кто-то из его людей. — У меня «шары» умат стоят. Я ей «шоколадку» на немецкий крест разнесу!..
— Заткни метлу! — рявкает Михалыч. — Чинар!
— Да, Михалыч! — с готовностью отзывается тот, к кому обратился главарь.
— Бери своих и шементом к Елагину! Передашь, что Темный за его племянницу подарок хочет. Пол-лимона грандов — и она дома. Лавэ чтоб завтра было! Куда привозить — сам знаешь.
— Понял, Михалыч…
— Стой! Завтра к пяти часам! В десять минут шестого от этой сучки только помада останется!
— Понял, Михалыч!
— Хули понял! Дергай давай!!
Топот ног. Боевики умчались.
— А ты, падла, — не унимается Михалыч, злобствуя, — смотри, сука, как кусила! Думаешь, выйдешь отсюда?! Заебешься пыль глотать! А ну-ка, держите ее! — командует он своим парням.
Слышны шарканье ног, кряхтенье, злобный мат и отчаянный крик девушки:
— Пустите, гады! Уйдите от меня! Уйдите! Ма-ма!!!
«Ну, ладно, мальчики, повеселились и будет», — бормочу я себе под нос, врываясь в соседнее помещение.
Боевики, видимо, сидели на кроватях, которые так и остались откинутыми. В центре четверо в кожаных куртках, склонившись над девушкой, держали ее за руки и за ноги, распяв на полу. Платье на ней задрано. Между девичьих бедер стоит на коленях спиной ко мне бугай в клетчатой рубашке и джинсах. Рывком своих мощных лап он раздирает на девушке колготки и трусики. Приятели следят.
Щелчок предохранителя «бизона», и стриженые головы одна за другой разлетаются, как спелые арбузы. Михалыч откатывается к стене и замирает, вжимаясь в пол и закрывая голову руками.
Девушка, векочив на ноги, несется ко мне с безумными от ужаса глазами. Она смотрит на меня, потом резко оборачивается, и взгляд ее падает на кровать, где рядом с коричневым пиджаком лежит пистолет Макарова. Девушка бросается к оружию. Я не удерживаю ее. Схватив пистолет, она довольно умело сбрасывает предохранитель, резко передергивает затвор. На пол летит патрон, который был до этого в стволе. Девчонка не теряет времени на проверку. Следующий «масленок» уже в казеннике. До Михалыча три шага — девушка целится в него.
— Смотри, гад, на меня! — говорит она спокойным голосом.
Тот поднимает голову. Вижу, что мужику становится довольно хреново от того, что он видит. Приподнявшись, он упирается спиной в стену и вытягивает руку в направлении девушки. Меня он, кажется, не замечает.
— Ты че? Да все нормально, дуреха! Я же пошутил! — хрипит он срывающимся голосом.
Гремит выстрел. Михалыч с изумлением смотрит, как у него на животе расплывается темно-алое пятно.
— Смотри на меня! — требует девчонка. Михалыч поднимает голову. Изо рта его уже течет кровь.
Еще один выстрел, и снова в живот.
— Что ж ты делаешь? — хрипит Михалыч, на губах у него лопаются розовые пузыри.
Три выстрела подряд. Грудь Михалыча залита кровью. Все помещение уже провоняло сгоревшим порохом.
«Хль-хль-хль», — издает Михалыч звуки, отрыгивая кровь и заваливаясь на бок, дергает ногами, выгибаясь в агонии.
Девчонка подходит к Михалычу почти вплотную и разряжает весь остаток магазина ему в голову. Звинькают, рикошетя, пули, пробив голову и ударяясь о бетонный пол. Воцаряется тишина. Девушка, нагнувшись, сдирает с ног остатки колготок и подбирает с пола разорванные трусики. Я стою, опустив «бизон», и про себя удивляюсь ее спокойствию. Подойдя ко мне, она произносит тихо:
— Спасибо. Нам нужно уходить…
Пистолет с ушедшим на стопор затвором она продолжает сжимать в правой руке, а трусики-в левой. Выходим в коридор. Я веду ее тем же путем, каким пришел сюда.
— Подожди, — говорит она, останавливаясь.
Поворачиваюсь к ней. Глаза у нее закатываются, и я еле успеваю ее подхватить. Девчонка «улетела» в глубокий обморок. Разряженный пистолет выпадает у нее из руки и с гулким стуком ударяется о бетон. «Вот теперь порядок, теперь норма», — говорю я мысленно, опускаясь на колено и поддерживая девушку. Даже я, видавший всякое, был ошарашен тем, с каким хладнокровием юная леди расстреляла матерого бандита. Как будто она только этим всю жизнь и занималась… Но обморок ставит все на свои места. Страх и ненависть толкнули ее на решительные действия, но вот опасность миновала, и передо мной обычная слабая женщина. Прячу пистолет и обрывки одежды в рюкзак и жду, когда она придет в себя.
Теперь я могу ее рассмотреть. Это невысокая, но идеально сложенная блондинка с длинными распущенными волосами. Зеленое, с блестками, платье выгодно оттеняет восхитительный загар, покрывающий ее шелковистую кожу. Аккуратно рукавом стираю брызги крови с ее лица.
Девушка начинает приходить в себя. Через минуту она уже полностью отдает себе отчет в том, что произошло.
— Я убила его?
Голос у нее мягкий и глубокий.
— Лично у меня на этот счет нет никаких сомнений, — говорю ей, слегка усмехаясь. — Вы все сделали правильно.
Девушка грустно качает головой и опускает глаза.
— Это ужасно… — тихо произносит она.
— Ерунда, не берите в голову, — пытаюсь ее ободрить. — Во всяком случае, они бы с вами не церемонились, а выйти отсюда живой и невредимой шансов у вас практически не было.
— Я понимаю это… Но все равно мне очень тяжело.
— Пройдет… Нам нужно уходить отсюда, — серьезно говорю ей. — Могут вернуться те, посланные к вашему дяде или кем он там вам приходится…
Девушка кивает:
— Да. У меня из родственников здесь только мой дядя. Я уже полгода как уехала из Москвы и живу здесь…
— Как вас зовут? — прерываю ее.
— Анжела…
— Давайте так, Анжела… Вы помните, откуда вас привели сюда?
Девушка кивает и с моей помощью поднимается на ноги.
— Да, помню. Но… Я не хочу туда возвращаться. — Она с отвращением смотрит на дверной проем, откуда льется тусклый свет. Я ее прекрасно понимаю, но нам нужно идти именно в ту сторону, откуда в любой момент могут появиться посланцы уже несуществующего главаря.
— Мы можем пройти этим ходом… — показываю рукой на темнеющий тоннель впереди.
— Что вы хотите сделать? — спрашивает она, пристально глядя на свои руки, как будто видит их в первый раз в жизни. Этими руками она только что убила человека…
— Вернутся те, кого он посылал… — объясняю я, — а вас там нет…
Анжела смотрит на меня с ужасом:
— Вы и их собираетесь тоже?.. — не договаривает она.
— А вам бы хотелось, чтобы они снова попытались вас изнасиловать?
Анжела гадливо морщится.
— Никогда! — вырывается у нее, и я вижу, что она ищет взглядом пистолет. Усмехаюсь.
— Тогда пойдемте, — говорю я твердо и достаю фонарик.
Идем по темному тоннелю, который круто забирает вправо. Метров через двадцать повернув влево, вижу впереди слабый свет. Анжела молча идет со мной рядом.
— Кто вы? — вдруг спрашивает она негромко.
Каблучки ее туфель предательски цокают на все подземелье.
— Наверно, это сейчас не так и важно. Для вас я тот человек, который оказался в нужное время в нужном месте…
Девушка молча обдумывает мой уклончивый ответ. Входим в освещенную часть тоннеля.
— Кажется, нам нужно вон туда, — показывает она рукой вперед. — Сначала будет поворот налево, а потом долгий подъем… но он пологий. Потом два шлюза и — выход на улицу через какой-то то ли склад старый, то ли ангар, но пустой… Я не поняла, там темно было…
Дорогу она запомнила хорошо.
— За вас, Анжела, действительно выплатили бы такую сумму? — удивляюсь я. Девушка фыркает:
— Они приехали из Москвы и, видно, связались с местной бандой. Чинарик этот — он из местных. А моя сестричка… — девушка еще раз фыркает. — Скорее всего, она кому-то наболтала, что я уехала к своему дяде в Красноярск, а он тут крупный бизнесмен, миллионер. У меня ведь были неприятности в Москве. Там за мной увивался один тип… Все бы ничего, но только он самый настоящий бандит, и у него целая армия таких же, как он. Он меня просто достал своей наглостью, и я его послала подальше… Тогда он стал мне угрожать, и я решила уехать. А то этот Белый…
— Кто-кто? — удивляюсь я. — Андрей Викентьевич? С фамилией, похожей на имя его подручного?
Девушка смотрит на меня с удивлением, не понимая, кто же я такой, что знаю ее московских знакомых.
— Да. У его помощника имя — Гарик… — подтверждает она. — А вы их знаете?
— Знал… А как Гарик?
Девушка улыбается:
— Гарик — это совсем другое. Он, может, с мужиками и крут, но с женщинами наивен, как ребенок. Да у него и жена такая… Тихая, хорошенькая и скромная. Он от нее без ума. Я Олю хорошо знаю…
Ну что ж, еще раз убеждаюсь, что в Гарике я не ошибся.
— Вы можете смело ехать в Москву, — заявляю ей уверенно. — Белого убили в его собственном доме у Истринского водохранилища… Гарик сейчас заправляет всеми делами. Думаю, у вас, Анжела, с ним проблем не будет.
— Правда?! — как-то по-детски доверчиво спрашивает она.
Молча киваю.
— Но кто же вы?
— Спросите у Гарика о нашей прогулке как-то вечером из бильярдной к его друзьям, — отвечаю ей.
Девушка молчит, но я чувствую, что она запомнила мой ответ. Мы уже почти у цели. Пройдены две шлюзовые двери, и длинная финишная прямая заставляет идти, согнувшись в три погибели. Впрочем, это касается только меня. Девушка лишь слегка пригибается.
— Так вы не ответили насчет своего дяди, — говорю ей, не оборачиваясь. Анжела фыркает:
— Мне предоставлена здесь однокомнатная квартира. Разумеется, на время. Это все, что дядя для меня сделал. Денег он мне никогда не предлагал, да я и сама не просила. Я работаю пока танцовщицей в местном элитном клубе. Нахалов, конечно, много, но в основном публика респектабельная и за рамки не выходит. Так что я сама зарабатываю себе на жизнь. А дядя не даст им ни копейки и вряд ли пальцем пошевелит, чтобы меня найти. Пропала так пропала… Баба с возу — кобыле легче…
Неплохой родственник у девушки, хотя, возможно, она и сгущает краски. Впрочем, это ее дело. Наконец выбираемся наружу и оказываемся в помещении, напоминающем ангар, только стены здесь выложены кирпичом. С потолка льются потоки воды, ветер завывает в строительных конструкциях, и от непросохшей одежды и перепада температур меня невольно передергивает.
Показываю Анжеле на большую груду битого кирпича в дальнем углу. Ворота в той стороне. Выключаю фонарик.
— Нам придется посидеть здесь и подождать… — говорю ей и веду девушку за собой.
Выбираю уголок посуше, но чтобы не было видно от входа. Быстро сооружаю из кирпичей нечто вроде скамейки. Сняв с себя ветровку, надеваю ее на Анжелу. Она благодарно улыбается. Присаживаемся. Груда колотого силикатного кирпича надежно прикрывает нас. К тому же в этом углу почти нет ветра.
— Что здесь за место? — интересуюсь у девушки.
Она зябко жмется ко мне. Положив автомат себе на колени, обнимаю ее одной рукой. От девушки приятно пахнет жасмином, и сейчас ее пушистые волосы нежно щекочут мне лицо.
— Кажется, какое-то заброшенное производство… — отвечает она, уткнувшись мне в грудь носом. Чувствую, что ее слегка знобит. Возможно, от холода, а может, это нервы.
— Не волнуйтесь, — говорю ей как можно мягче. — Скоро поедете домой…
Девушка согласно кивает. На улице слышен шум автомобильного двигателя.
— Сидите здесь тихо, что бы ни случилось, не вылезайте, пока все не закончится… — говорю ей. Отстранившись, поднимаюсь и бегом пересекаю пространство ангара. Останавливаюсь за высоким металлическим щитком от какого-то станка.
Слышно, как скрипят ржавые петли металлической калитки в воротах. В щель вижу, что в ангар входят три человека. Парни быстро приближаются. Оружия в руках у них нет. Когда посланцы Михалыча проходят мимо моего укрытия, выступаю им навстречу, держа «бизон» наготове.
— Чинарик? — спрашиваю идущего впереди высокого худого парня.
Троица в растерянности застывает на месте.
— Я… — удивленно тянет он. — А ты кто?.. Это вопрос мне задают постоянно. Я уже привык на него не отвечать. Усмехаясь, подхожу ближе.
— Привет хотел тебе передать… От Анжелы.
— Атас, пацаны! — гаркает Чинарик и, отскочив назад, тут же падает на пол, одновременно выхватывая пистолет.
Его парни так же резво отпрыгивают в разные стороны. «Неплохо для любителей», — оцениваю реакцию боевиков, но мой «бизон» уже в работе. Чинарик судорожно выгибается под ударами пуль. Достаю еще одного боевика, — он, в момент своей перегруппировки стоя на четвереньках, получает три пули в голову. Последнему почти удалось вытащить пистолет, но скинуть его с предохранителя он не успевает. Горячий свинец отбрасывает парня к стене, по которой он и сползает на пол.
Возвращаюсь за Анжелой. Девушка сидит в углу, спрятав лицо в ладони.
— Пойдем быстрее… — говорю ей. Выходим на улицу. Перед входом стоит черная, сливающаяся с сумерками «девятка». Дверцы открыты, но ключа в зажигании нет. Возвращаться в ангар за ключом мне не хочется. Ударом автомата разбиваю пластмассовое покрытие рулевой колонки и, отыскав нужные проводки, соединяю их. Как только двигатель заводится, разъединяю проводки, чтобы нормально работал генератор.
— Куда ехать? — спрашиваю у Анжелы. Та все еще пребывает в прострации.
— Анжела!! — зову ее.
— Езжайте, я покажу, — очнувшись, отвечает она.
Глава двадцать девятая
Уже спокойно гляжу вниз. Менты, .похоже, убрались со двора. Хрен с ними, не до них.. Левой рукой продолжаю держаться за крюк, да мне и трудновато будет ее разжать, она мертвой хваткой вцепилась в крюк. Правой рукой стравливаю трос на нужную длину. Затем цепляю руку в петлю тормозного карабина и прочно в ней закрепляюсь, обхватывая зажим так, как это требуется. Пора вытаскивать ногу. Через минуту я уже завис на руках, упираясь ногами в стену дома, пока цепляю левую кисть в петлю второго блока-зажима. Повиснув на руках вдоль стены, спускаюсь вниз, поочередно отжимая и зажимая два блока. Стальная плетеная нить тросика, поменьше основного, тянется за мной из закрытой катушки от карабина, зацепленного за крюк под крышей. Коснувшись ногами асфальта, дергаю за эту стальную ниточку, предварительно застопорив коробку барабана. Отскакиваю в сторону. Легкий звон упавшего железа на асфальт заглушают рев ветра и шум ливня. Сматываю тросики, то и дело оглядываясь вокруг. Все тихо. Угнанную мной машину полицейские забрали с собой, а жаль… Захожу в парадную. Руки дрожат, как у последнего алкаша. Нужно перекурить. Сигареты почти все отсырели. Руки вытереть нечем, так как на мне все мокрое.
Обсушив пальцы дыханием, нахожу в пачке сухую сигарету и закуриваю. Смотрю на часы.
Ого! Половина второго ночи. Неплохо я тут поболтался на высоте. Выхожу на улицу. В подъезде я вновь начал замерзать в своих насквозь промокших шмутках, а на улице как будто теплее.
Прохожу дворами в надежде увидеть какой-нибудь автомобиль с хозяином внутри. Все тщетно. Ни одной живой души, и даже менты все куда-то подевались. В одном дворе в скверике торчит невысокая бетонная будка с ребристыми металлическими вставками воздухозаборников в боковых стенах. Насколько мне известно, такие будочки являются входами в городскую систему бомбоубежищ. Поковырявшись с нехитрым запором, проникаю внутрь и спускаюсь по лестнице, сваренной из прутьев арматуры, заперев за собой дверь. Спустившись, оказываюсь в бетонной трубе, по которой если и можно идти взрослому человеку, то только на полусогнутых.
Достаю из рюкзака мощный фонарь с водонепроницаемым покрытием. Яркий свет вырывает из темноты перспективу длинного хода по трубе. Что-то быстро прошуршало под ногами. Скорее всего, крыса. На потолке — потеки неизвестного происхождения, почему-то черного цвета .Двигаюсь вперед, моим шагам вторит гулкое эхо. Труба поворачивает влево, и луч фонарика упирается в круглый стальной люк. На штурвальном колесе дверного засова — хитрая распорка с замком, утыкающаяся краями в квадратный бетонный проем. Такие же, только поэстетичней, теперь вешают на рули автомобилей. Поставив фонарик на пол, достаю отмычки и открываю замок. Сняв распорку, поворачиваю колесо до упора, — дверь отворяется. Подняв фонарик и закрыв за собой дверь, иду дальше все по той же бетонной трубе. Прохожу метров тридцать. Снова люк-дверь. Открываю. Короткий переход, и чувствую, что постепенно труба уходит вниз. Воздух здесь сухой и теплый, но не застоявшийся — где-то есть вентиляционные отверстия, обеспечивающие его циркуляцию. Но главная система вентиляции должна находиться глубоко внизу. С поверхности бомбоубежище, рассчитанное на ядерные удары, воздух не забирает.
Во мне разгорается интерес исследователя. Недавно я выступал в амплуа кладоискателя, осталось теперь попробовать себя в роли искателя подземных приключений. Похоже, что с подобными заморочками у меня все в порядке…
Большая прямоугольная бункерная дверь перегораживает проход, который как-то незаметно расширился, и теперь мне не надо пригибаться. Кручу большое штурвальное колесо-засов, — обшитая бронированными листами и, судя по толщине, напичканная внутри свинцовыми пластинами дверь плавно отворяется, — петли хорошо смазаны. Оказываюсь в просторном коридоре. Потолки высокие, и на стенах установлены плафоны, но лампы не горят. Поверху идут плотные ряды кабелей коммуникационной линии. Закрыв за собой дверь, топаю дальше. Коридор разветвляется; теперь передо мной два хода — направо и налево. Выбираю путь влево. Похоже, здесь давно не ступала нога человека — все чисто, сухо, бумажек, мусора и бутылок не наблюдается.
Иду дальше по пологому спуску. Вскоре тоннель вновь разветвляется. На этот раз сворачиваю вправо. Под подошвами моих ботинок иногда громко похрустывают бетонные крошки. Снова массивная бункерная дверь. Открываю ее и тут же выключаю фонарик. Вдалеке замечаю слабый электрический свет. Прикрываю дверь и, опустившись на корточки, снимаю рюкзак. Достаю «бизон», навинчиваю глушитель. Плохо, что не было времени почистить оружие после интенсивной работы. К тому же в него наверняка попала влага.
Прячу фонарик и, закинув рюкзак за плечи, мягко крадусь в направлении желтого пятна света. Кто там может быть? Проверяющий от службы гражданской безопасности? Ремонтники? Бродяги? Вопросов тьма, а ответ впереди, там, где свет. Иду вперед. Голосов ничьих пока не слышу, и это немного успокаивает. Источник света уже близко, он где-то сбоку, а тоннель ведет дальше в темноту. Вижу проем без дверей и оказываюсь в небольшом узком коридорчике, освещенном тусклыми лампами в запыленных плафонах.
Десяток осторожных шагов, и заглядываю в проем в стене, — большое эвакуационное помещение с откидными кроватями; в самом его конце имеется выход влево, и оттуда доносятся чьи-то негромкие голоса. Держу «бизон» наготове и, подкравшись к проему, прислушиваюсь.
— …а потом Чиж как винтанул по кустам, а у тех, в машине, только челюсти поотпадали!..
Когда рассказчик замолкает, слышится приглушенный смех нескольких человек.
— Где эти, бля, придурки ползают?! — говорит раздраженно чей-то грубый голос.
— Да не волнуйся, Михалыч, — отвечает S ему кто-то с ноткой уважения в голосе. — Чинарик все правильно сделает.
— Посмотрим, — недовольно буркает грубый голос.
— А вот, братаны, новый анекдот! Мне Леха вчера приколол, так я чуть не уссался! — слышится еще один веселый голос. — В Москве, бля, на заправку мерсятина шестисотая подкатывает, ну и в очередь встает. С понтом, культурные!.. Ну вот, бля… А впереди мерса еще две тачки очереди дожидаются. Ну, эти не навороченные, а такие, на хрен, попроще. Ну и тут, короче, — «гранд чероки» и без базара в нагляк подкатывает, влезает вперед. Ну вот… Короче, из джипа двое быков выползают, и, ясный хрен, все на рыжье, на пальцах, на понтах и глазами стригут по ближним тачкам, мол, кто не в масть рискнет хавальник открыть. Ясное дело, те, что попроще, в жопу уткнулись и в сторону дышат. Тут, бля, в мерсятине стеклышко тихо так опускается и ручка такая, с лапкой что колесо мерса, на борт, а на ней брюликов карат на тридцать… И из мерса рычат: «Эй, там, на „уазике"! Свалили на хрен!!»
Раздается дружный гогот. Смеется даже тот, кого назвали Михалычем.
На данный момент картина мне ясна. Местные бандюганы облюбовали городское бомбоубежище для обтяпывания своих дел. Не могу сказать, что парни плохо соображают. Место тихое, уединенное, и вряд ли посторонние здесь часто .бывают. Вроде бы пора и сматываться отсюда подальше, но что-то удерживает меня. В первую очередь, пожалуй, мысль, что неплохо бы переодеться в другие шмутки. Мысль очень интересная. Тем более что, судя по голосам, бандюганов человек четверо, не больше.
— …новый русский приходит в Швейцарии в банк, — продолжает травить все тот же весельчак. — Приводят его к пахану, ну, к главному банкиру. Ну, вот… Ну и наш трет, значит: «Дайте, мол, кредит сто баксов, а я вам свой „кадиллак" оставлю в залог на год. Ну, бля, у банкира шары на лоб: ни хера себе кредит! За „кадиллак" всего-то сто долларов просят. В общем, базара нет — дали нашему братану кредит сто долларов под три процента годовых. Ну, бля… А через год новый русский опять прилетает в Швейцарию, идет в банк, отдает сто баксов и сверху три процента и свою тачку забирает. Тут банкир не выдержал и к нашему: так, мол, и так, открой секрет, как можно что-то прокрутить серьезное за сто долларов? Ну, бля, они ж там врубаются за бугром, что наши пацаны хоть и не базарят как они, и жрут с ножа, а мозги имеют все-таки покруче… Ну, вот, а наш уже литряк на грудь принял в самолете и ржет над банкиром: „Да, херня, братан, просто где я другую такую дешевую стоянку на год найду?“
За стеной — снова хохот. Дело прошлое, анекдот и мне понравился. Что-что, а голова у русских работает, где можно хапнуть на халяву без проблем.
За стенкой слышно оживление и топот ног. Кто-то приехал из тех, кого здесь ждали. Черт! Сколько их тут собирается?
— Вот, Михалыч, — слышу голос кого-то из прибывших, — доставили в целости и сохранности. За целку не ручаюсь, а так — даже почти не помяли…
Слышно похохатывание в среде собравшихся.
— Долго ездили! — ворчит Михалыч. — Тебя, Чинар, посылать — себе с нервами дороже будет.
— Да, бля буду, Михалыч! — оправдывается голос. — Пока мы эту шкуру пасли, пока взяли!.. А тут погода — охереть можно. Ветрюга, ливень, и мусора в городе как с цепи сорвались. Им кто-то, видно, на хвост нехило наступил, так они до сих пор на всех кидаются! Нас, бля, тормознули — хорошо, Толик в наряде попался… Эта падла заорать хотела, так он вид сделал, что мы шмару пьяную трахать везем. Предупредил…
— Ладно, хорош бакланить!.. — прерывает его Михалыч. — А ты, че, красавица, так жмешься? Ну-ка, давай-ка сюда подгребай!
Стою, прислушиваясь. Видимо, боевики Михалыча кого-то захватили, и этот «кто-то» — девушка. Надо же, какой я сообразительный, ну просто Шерлок Холмс. Девушки пока не слышно.
—Как думаешь, киска, сколько нам твой дядька должен отвалить за то, чтобы ты домой вернулась? — ехидно спрашивает Михалыч.
Боевики ржут. Девушка молчит.
— Что молчишь? — веселится главарь. — Пол-лимона зашлет зеленью, тогда, глядишь, может, и выйдешь отсюда.
Слышна быстрая возня, затем вскрик.
— Убери руки! Подонок!! — доносится до меня девичий голос.
— Заткнись, сука! — рявкает Михалыч. Слышен глухой звук удара и падение тела на пол.
— Укусила, падла! — злится главарь.
— Давай ее, Михалыч, на круг пустим, — предлагает кто-то из его людей. — У меня «шары» умат стоят. Я ей «шоколадку» на немецкий крест разнесу!..
— Заткни метлу! — рявкает Михалыч. — Чинар!
— Да, Михалыч! — с готовностью отзывается тот, к кому обратился главарь.
— Бери своих и шементом к Елагину! Передашь, что Темный за его племянницу подарок хочет. Пол-лимона грандов — и она дома. Лавэ чтоб завтра было! Куда привозить — сам знаешь.
— Понял, Михалыч…
— Стой! Завтра к пяти часам! В десять минут шестого от этой сучки только помада останется!
— Понял, Михалыч!
— Хули понял! Дергай давай!!
Топот ног. Боевики умчались.
— А ты, падла, — не унимается Михалыч, злобствуя, — смотри, сука, как кусила! Думаешь, выйдешь отсюда?! Заебешься пыль глотать! А ну-ка, держите ее! — командует он своим парням.
Слышны шарканье ног, кряхтенье, злобный мат и отчаянный крик девушки:
— Пустите, гады! Уйдите от меня! Уйдите! Ма-ма!!!
«Ну, ладно, мальчики, повеселились и будет», — бормочу я себе под нос, врываясь в соседнее помещение.
Боевики, видимо, сидели на кроватях, которые так и остались откинутыми. В центре четверо в кожаных куртках, склонившись над девушкой, держали ее за руки и за ноги, распяв на полу. Платье на ней задрано. Между девичьих бедер стоит на коленях спиной ко мне бугай в клетчатой рубашке и джинсах. Рывком своих мощных лап он раздирает на девушке колготки и трусики. Приятели следят.
Щелчок предохранителя «бизона», и стриженые головы одна за другой разлетаются, как спелые арбузы. Михалыч откатывается к стене и замирает, вжимаясь в пол и закрывая голову руками.
Девушка, векочив на ноги, несется ко мне с безумными от ужаса глазами. Она смотрит на меня, потом резко оборачивается, и взгляд ее падает на кровать, где рядом с коричневым пиджаком лежит пистолет Макарова. Девушка бросается к оружию. Я не удерживаю ее. Схватив пистолет, она довольно умело сбрасывает предохранитель, резко передергивает затвор. На пол летит патрон, который был до этого в стволе. Девчонка не теряет времени на проверку. Следующий «масленок» уже в казеннике. До Михалыча три шага — девушка целится в него.
— Смотри, гад, на меня! — говорит она спокойным голосом.
Тот поднимает голову. Вижу, что мужику становится довольно хреново от того, что он видит. Приподнявшись, он упирается спиной в стену и вытягивает руку в направлении девушки. Меня он, кажется, не замечает.
— Ты че? Да все нормально, дуреха! Я же пошутил! — хрипит он срывающимся голосом.
Гремит выстрел. Михалыч с изумлением смотрит, как у него на животе расплывается темно-алое пятно.
— Смотри на меня! — требует девчонка. Михалыч поднимает голову. Изо рта его уже течет кровь.
Еще один выстрел, и снова в живот.
— Что ж ты делаешь? — хрипит Михалыч, на губах у него лопаются розовые пузыри.
Три выстрела подряд. Грудь Михалыча залита кровью. Все помещение уже провоняло сгоревшим порохом.
«Хль-хль-хль», — издает Михалыч звуки, отрыгивая кровь и заваливаясь на бок, дергает ногами, выгибаясь в агонии.
Девчонка подходит к Михалычу почти вплотную и разряжает весь остаток магазина ему в голову. Звинькают, рикошетя, пули, пробив голову и ударяясь о бетонный пол. Воцаряется тишина. Девушка, нагнувшись, сдирает с ног остатки колготок и подбирает с пола разорванные трусики. Я стою, опустив «бизон», и про себя удивляюсь ее спокойствию. Подойдя ко мне, она произносит тихо:
— Спасибо. Нам нужно уходить…
Пистолет с ушедшим на стопор затвором она продолжает сжимать в правой руке, а трусики-в левой. Выходим в коридор. Я веду ее тем же путем, каким пришел сюда.
— Подожди, — говорит она, останавливаясь.
Поворачиваюсь к ней. Глаза у нее закатываются, и я еле успеваю ее подхватить. Девчонка «улетела» в глубокий обморок. Разряженный пистолет выпадает у нее из руки и с гулким стуком ударяется о бетон. «Вот теперь порядок, теперь норма», — говорю я мысленно, опускаясь на колено и поддерживая девушку. Даже я, видавший всякое, был ошарашен тем, с каким хладнокровием юная леди расстреляла матерого бандита. Как будто она только этим всю жизнь и занималась… Но обморок ставит все на свои места. Страх и ненависть толкнули ее на решительные действия, но вот опасность миновала, и передо мной обычная слабая женщина. Прячу пистолет и обрывки одежды в рюкзак и жду, когда она придет в себя.
Теперь я могу ее рассмотреть. Это невысокая, но идеально сложенная блондинка с длинными распущенными волосами. Зеленое, с блестками, платье выгодно оттеняет восхитительный загар, покрывающий ее шелковистую кожу. Аккуратно рукавом стираю брызги крови с ее лица.
Девушка начинает приходить в себя. Через минуту она уже полностью отдает себе отчет в том, что произошло.
— Я убила его?
Голос у нее мягкий и глубокий.
— Лично у меня на этот счет нет никаких сомнений, — говорю ей, слегка усмехаясь. — Вы все сделали правильно.
Девушка грустно качает головой и опускает глаза.
— Это ужасно… — тихо произносит она.
— Ерунда, не берите в голову, — пытаюсь ее ободрить. — Во всяком случае, они бы с вами не церемонились, а выйти отсюда живой и невредимой шансов у вас практически не было.
— Я понимаю это… Но все равно мне очень тяжело.
— Пройдет… Нам нужно уходить отсюда, — серьезно говорю ей. — Могут вернуться те, посланные к вашему дяде или кем он там вам приходится…
Девушка кивает:
— Да. У меня из родственников здесь только мой дядя. Я уже полгода как уехала из Москвы и живу здесь…
— Как вас зовут? — прерываю ее.
— Анжела…
— Давайте так, Анжела… Вы помните, откуда вас привели сюда?
Девушка кивает и с моей помощью поднимается на ноги.
— Да, помню. Но… Я не хочу туда возвращаться. — Она с отвращением смотрит на дверной проем, откуда льется тусклый свет. Я ее прекрасно понимаю, но нам нужно идти именно в ту сторону, откуда в любой момент могут появиться посланцы уже несуществующего главаря.
— Мы можем пройти этим ходом… — показываю рукой на темнеющий тоннель впереди.
— Что вы хотите сделать? — спрашивает она, пристально глядя на свои руки, как будто видит их в первый раз в жизни. Этими руками она только что убила человека…
— Вернутся те, кого он посылал… — объясняю я, — а вас там нет…
Анжела смотрит на меня с ужасом:
— Вы и их собираетесь тоже?.. — не договаривает она.
— А вам бы хотелось, чтобы они снова попытались вас изнасиловать?
Анжела гадливо морщится.
— Никогда! — вырывается у нее, и я вижу, что она ищет взглядом пистолет. Усмехаюсь.
— Тогда пойдемте, — говорю я твердо и достаю фонарик.
Идем по темному тоннелю, который круто забирает вправо. Метров через двадцать повернув влево, вижу впереди слабый свет. Анжела молча идет со мной рядом.
— Кто вы? — вдруг спрашивает она негромко.
Каблучки ее туфель предательски цокают на все подземелье.
— Наверно, это сейчас не так и важно. Для вас я тот человек, который оказался в нужное время в нужном месте…
Девушка молча обдумывает мой уклончивый ответ. Входим в освещенную часть тоннеля.
— Кажется, нам нужно вон туда, — показывает она рукой вперед. — Сначала будет поворот налево, а потом долгий подъем… но он пологий. Потом два шлюза и — выход на улицу через какой-то то ли склад старый, то ли ангар, но пустой… Я не поняла, там темно было…
Дорогу она запомнила хорошо.
— За вас, Анжела, действительно выплатили бы такую сумму? — удивляюсь я. Девушка фыркает:
— Они приехали из Москвы и, видно, связались с местной бандой. Чинарик этот — он из местных. А моя сестричка… — девушка еще раз фыркает. — Скорее всего, она кому-то наболтала, что я уехала к своему дяде в Красноярск, а он тут крупный бизнесмен, миллионер. У меня ведь были неприятности в Москве. Там за мной увивался один тип… Все бы ничего, но только он самый настоящий бандит, и у него целая армия таких же, как он. Он меня просто достал своей наглостью, и я его послала подальше… Тогда он стал мне угрожать, и я решила уехать. А то этот Белый…
— Кто-кто? — удивляюсь я. — Андрей Викентьевич? С фамилией, похожей на имя его подручного?
Девушка смотрит на меня с удивлением, не понимая, кто же я такой, что знаю ее московских знакомых.
— Да. У его помощника имя — Гарик… — подтверждает она. — А вы их знаете?
— Знал… А как Гарик?
Девушка улыбается:
— Гарик — это совсем другое. Он, может, с мужиками и крут, но с женщинами наивен, как ребенок. Да у него и жена такая… Тихая, хорошенькая и скромная. Он от нее без ума. Я Олю хорошо знаю…
Ну что ж, еще раз убеждаюсь, что в Гарике я не ошибся.
— Вы можете смело ехать в Москву, — заявляю ей уверенно. — Белого убили в его собственном доме у Истринского водохранилища… Гарик сейчас заправляет всеми делами. Думаю, у вас, Анжела, с ним проблем не будет.
— Правда?! — как-то по-детски доверчиво спрашивает она.
Молча киваю.
— Но кто же вы?
— Спросите у Гарика о нашей прогулке как-то вечером из бильярдной к его друзьям, — отвечаю ей.
Девушка молчит, но я чувствую, что она запомнила мой ответ. Мы уже почти у цели. Пройдены две шлюзовые двери, и длинная финишная прямая заставляет идти, согнувшись в три погибели. Впрочем, это касается только меня. Девушка лишь слегка пригибается.
— Так вы не ответили насчет своего дяди, — говорю ей, не оборачиваясь. Анжела фыркает:
— Мне предоставлена здесь однокомнатная квартира. Разумеется, на время. Это все, что дядя для меня сделал. Денег он мне никогда не предлагал, да я и сама не просила. Я работаю пока танцовщицей в местном элитном клубе. Нахалов, конечно, много, но в основном публика респектабельная и за рамки не выходит. Так что я сама зарабатываю себе на жизнь. А дядя не даст им ни копейки и вряд ли пальцем пошевелит, чтобы меня найти. Пропала так пропала… Баба с возу — кобыле легче…
Неплохой родственник у девушки, хотя, возможно, она и сгущает краски. Впрочем, это ее дело. Наконец выбираемся наружу и оказываемся в помещении, напоминающем ангар, только стены здесь выложены кирпичом. С потолка льются потоки воды, ветер завывает в строительных конструкциях, и от непросохшей одежды и перепада температур меня невольно передергивает.
Показываю Анжеле на большую груду битого кирпича в дальнем углу. Ворота в той стороне. Выключаю фонарик.
— Нам придется посидеть здесь и подождать… — говорю ей и веду девушку за собой.
Выбираю уголок посуше, но чтобы не было видно от входа. Быстро сооружаю из кирпичей нечто вроде скамейки. Сняв с себя ветровку, надеваю ее на Анжелу. Она благодарно улыбается. Присаживаемся. Груда колотого силикатного кирпича надежно прикрывает нас. К тому же в этом углу почти нет ветра.
— Что здесь за место? — интересуюсь у девушки.
Она зябко жмется ко мне. Положив автомат себе на колени, обнимаю ее одной рукой. От девушки приятно пахнет жасмином, и сейчас ее пушистые волосы нежно щекочут мне лицо.
— Кажется, какое-то заброшенное производство… — отвечает она, уткнувшись мне в грудь носом. Чувствую, что ее слегка знобит. Возможно, от холода, а может, это нервы.
— Не волнуйтесь, — говорю ей как можно мягче. — Скоро поедете домой…
Девушка согласно кивает. На улице слышен шум автомобильного двигателя.
— Сидите здесь тихо, что бы ни случилось, не вылезайте, пока все не закончится… — говорю ей. Отстранившись, поднимаюсь и бегом пересекаю пространство ангара. Останавливаюсь за высоким металлическим щитком от какого-то станка.
Слышно, как скрипят ржавые петли металлической калитки в воротах. В щель вижу, что в ангар входят три человека. Парни быстро приближаются. Оружия в руках у них нет. Когда посланцы Михалыча проходят мимо моего укрытия, выступаю им навстречу, держа «бизон» наготове.
— Чинарик? — спрашиваю идущего впереди высокого худого парня.
Троица в растерянности застывает на месте.
— Я… — удивленно тянет он. — А ты кто?.. Это вопрос мне задают постоянно. Я уже привык на него не отвечать. Усмехаясь, подхожу ближе.
— Привет хотел тебе передать… От Анжелы.
— Атас, пацаны! — гаркает Чинарик и, отскочив назад, тут же падает на пол, одновременно выхватывая пистолет.
Его парни так же резво отпрыгивают в разные стороны. «Неплохо для любителей», — оцениваю реакцию боевиков, но мой «бизон» уже в работе. Чинарик судорожно выгибается под ударами пуль. Достаю еще одного боевика, — он, в момент своей перегруппировки стоя на четвереньках, получает три пули в голову. Последнему почти удалось вытащить пистолет, но скинуть его с предохранителя он не успевает. Горячий свинец отбрасывает парня к стене, по которой он и сползает на пол.
Возвращаюсь за Анжелой. Девушка сидит в углу, спрятав лицо в ладони.
— Пойдем быстрее… — говорю ей. Выходим на улицу. Перед входом стоит черная, сливающаяся с сумерками «девятка». Дверцы открыты, но ключа в зажигании нет. Возвращаться в ангар за ключом мне не хочется. Ударом автомата разбиваю пластмассовое покрытие рулевой колонки и, отыскав нужные проводки, соединяю их. Как только двигатель заводится, разъединяю проводки, чтобы нормально работал генератор.
— Куда ехать? — спрашиваю у Анжелы. Та все еще пребывает в прострации.
— Анжела!! — зову ее.
— Езжайте, я покажу, — очнувшись, отвечает она.
Глава двадцать девятая
До дома Анжелы добираемся без приключений. «Девятку» я бросаю в соседнем дворе.
Анжела приглашает меня зайти. Квартира у нее обставлена со вкусом и чисто по-женски. Уже из прихожей чувствуется аромат девичьей спальни.
Анжела приглашает меня зайти. Квартира у нее обставлена со вкусом и чисто по-женски. Уже из прихожей чувствуется аромат девичьей спальни.