Страница:
Я не хочу писать тебе такие письма. Не думай, я по-прежнему считаю, что ты красивее всех на свете и т.д. и т.п. Это была любовь с первого взгляда. Я сразу понял, что мы созданы друг для друга, и я все время о тебе думаю. Я ещё никогда не влюблялся. Нет, я люблю папу и маму (хотя иногда с ними тяжело, и эти их укоризненные взгляды, если я прошу о чём-нибудь совершенно нормальном: посмотреть «Красного карлика» или «Дно», поиграть в компьютер или сходить на футбол. Они хотят, чтобы я сидел в углу, читал книги, носил натуральный хлопок, сдавал макулатуру и был тише воды ниже травы — как они сами). Я люблю братьев и сестёр (хотя они, как и твой Моголь, настоящие маленькие разбойники — нет, исчадия ада, особенно когда врываются ко мне в спальню, роются в моих вещах и смеются над моей причёской). Я пытаюсь стать крутым хипповым парнем, чтобы ты взглянула на меня и поняла, что я твой господин и ты готова идти за мной на край света. Не думай, я не свихнулся — по крайней мере, ещё сильнее — что-то в этом роде говорит Джульетта. Вы проходите «Ромео и Джульетту»? Мне нравится, только в нашей школе одни парни, так что какому-нибудь бедолаге приходится читать за Джульетту. Я, конечно, попал; все стали покатываться со смеху, и я понял, что моей репутации вот-вот наступит конец. Пришлось свалять дурака и изобразить тонкий визгливый голосок, и учитель очень на меня рассердился. А жаль, он неплохой мужик, даже давал мне читать свои книги. Зато ребята решили, что я приколист, а не придурок, правда, приколистом мне тоже быть не хочется. Но как стать крутым с хилыми мышцами и прыщавой кожей? Мне нет четырнадцати, так что я не могу заработать денег на приличные вещи. Но! НО! Теперь у меня новая причёска. Мама всегда подравнивала меня сама, и это выглядело смехотворно. И я выклянчил у неё денег на парикмахера, сказал, что хочу стать другим человеком. Главное, чтобы стрижка не потеряла форму — чтобы и ты смогла её увидеть. КОГДА ЖЕ МЫ НАКОНЕЦ ВСТРЕТИМСЯ?! Приезжай в любые выходные, правда, братья и сестры повсюду устраивают бардак. Полотенца перепачканы майонезом и горчицей, на столе в гостиной никак не сложится огромный паззл, в ванне плавают утята (пока что резиновые, но от этих детей всего можно ожидать!). И у нас всего одна свободная кровать, напротив постелей Рианны и Лары. Рианна все время мурлычет себе под нос, даже во сне, а Лара может в четыре часа утра забраться в чужую постель со всем ворохом игрушек. Так что мы будем очень-очень рады, но придётся помучаться. Может, всё-таки лучше я приеду к тебе? Мой двоюродный брат встречается с девушкой из Лондонского университета, он ездит к вам чуть ли не каждую пятницу и готов меня подвезти. Здорово, а?! Как насчёт следующих выходных? Хотя мне, может, стоит взаправду надеть шлем. С затемнёнными стёклами. Потому что причёска, прямо скажем, не удалась. Мама только вздохнула и покачала головой. А папа спросил, не связался ли я с шайкой бритоголовых. Братья и сестры так и попадали со смеху. Это ещё что, слышала бы ты, как хохотали в школе. Теперь меня точно считают психом. Ты тоже наверняка будешь смеяться. Так как насчёт следующих выходных, решено? Я буду у тебя часов в восемь-девять, если повезёт добраться без пробок. До скорой встречи!
С огромной-преогромной любовью,
«СЕДЬМОЕ НЕБО»
С огромной-преогромной любовью,
Дэн
Привет, Дэн!
Нет, с выходными ничего не получится, у Магды день рождения, сначала мы посидим у неё, а потом пойдём гулять, но это девичник, и я не могу взять тебя с собой. Да и вообще, думаю, не стоит тебе приезжать, потому что спать у нас тоже негде. (Моголь развалил свободную кровать, осталась только походная раскладушка, а она имеет привычку складываться пополам, стоит прилечь.) Давай лучше подождём до Уэльса, ладно? Ты приедешь туда на Рождество? Мы-то точно, без этого никак, там холод, придётся надевать шесть свитеров сразу, будет идти снег, и окна заледенеют не только снаружи, но и внутри. Семейная традиция, черт бы её побрал! Если ты приедешь, мы, так и быть, сыграем в сэра Эдмунда Хиллари и шерпа Тенцинга.
Л., Элли
Привет, Элли!
До Рождества ещё так далеко! Я приеду через выходные.
С огромной-преогромной-преогромной любовью,
Дэн.
ДЕВЯТЬ НЕОЖИДАННОСТЕЙ
1. С Дэном интересно переписываться.
2. Сигареты на вид лучше, чем на вкус.
3. Сыр на вкус лучше, чем на запах.
4. Когда Моголь спит, он настоящий ангелочек.
5. В одной малюсенькой шоколадке содержится целых 350 калорий.
6. У самых хипповых рок-звёзд оказываются самые уютные и домашние мамули.
7. Вещь, которая в примерочной сидит чудесно, выглядит отвратительно, когда её меряешь дома.
8. А новые туфли, которые не жали в магазине, натирают ноги, как только выходишь на улицу.
9. До самых умных парней очень долго доходят элементарные вещи.
«СЕДЬМОЕ НЕБО»
— Конечно, зови Дэна к нам на выходные, — говорит Анна. — Моголь, ну же! Аккуратней, ты весь в соке.
— Ты меня не слушаешь! — отвечаю я. — Я не хочу, чтобы он приезжал.
— Разве? А мне послышалось, хочешь. — Анна раздевает Моголя догола и закидывает вещи в стиральную машину.
— Я голый, я голый! Элли, смотри, какая у меня штучка! — вопит Моголь, едва не размахивая своими причиндалами.
— Фу. Анна, закинь его постираться, — отвечаю я.
Она стоит на коленях и перебирает корзину с грязным бельём, встряхивая скомканные носки.
— Ты просто завидуешь, что у тебя нет штучки, — говорит Моголь.
— Так ей, — говорит папа, приканчивая утренний кофе. — Не давай женщинам спуску. Все, я двинулся.
— Что так рано? — спрашивает Анна. — Подожди немного, отведёшь Моголя в школу.
— Нет, у меня встреча кое с кем, — отвечает папа, подхватывает одной рукой Моголя и чмокает его в щеку.
— И с кем же? — Анна сжимает кулаки.
— Опять ты за своё. С Джимом Дином, преподавателем графики. Анна, не начинай.
— Это я — не начинай? — говорит Анна. — Все ясно. Иди уже. Только постарайся вернуться вовремя, иначе я снова пропущу занятия.
— Как же мне осточертел твой итальянский. Будто в жизни нет ничего важнее, — говорит папа, выпуская извивающегося Моголя.
— Будто у меня есть что-то ещё, — горько вздыхает Анна. Она суёт ему под нос пару вонючих носков. — Как полна и богата моя жизнь, как насыщена яркими впечатлениями! Чего стоят одни грязные носки. Просто дух захватывает. Может, тебе пора научиться хотя бы расправлять их? Или класть в машину? Ты все играешь в мальчика, так почему бы не начать помогать маме по дому?
— С виду молодая женщина, а в душе старая зануда, — говорит папа и хлопает дверью.
Анна начинает всхлипывать.
— Мам, ты не ушиблась? — волнуется Моголь.
— Иди мойся, — говорю я. — И оденься. — И подталкиваю его к двери.
— Хочу с мамой, — говорит Моголь.
— Не капризничай. Видишь, мама устала. Я сама отведу тебя в школу.
— Вот ещё! Хочу, чтобы меня отвёл папа.
— Так, мелочь пузатая. Шустренько мойся, одевайся и спускайся сюда. И может быть — может быть — я расскажу тебе по пути про Яйкинсов.
— Ух ты! Ладно. Бегу. — Моголь скачет к двери. И тормозит: — Мам? Все прошло?
— Да. Почти. Все прошло, — шмыгает носом Анна. — Беги мыться, шалопай.
Моголь вихрем уносится наверх, распевая:
— Шалопай, шалопай, шалопай!
— Спасибо, — говорит Анна.
— Анна, что у вас случилось?..
— О. Ничего — просто чёрная полоса…
— Анна… — На кухне тишина. Я не смею шевельнуться. — Анна, есть кто-то ещё, да?
Анна резко дёргает головой.
— Кто-то ещё? — Она белеет и смотрит мне в глаза. — Почему ты так говоришь? Ты что-то знаешь? Элли, не молчи.
— Не знаю. Мне так показалось… С папой временами так тяжело, и если ты встретила кого-то на занятиях, это страшно — потому что вы с папой так страшно ругаетесь — но я все пойму. Раньше я всегда защищала папу, но я была маленькой — Анна, если у тебя кто-то появился, обещаю, я не стану тебя винить.
Анна смотрит на меня, не в силах поверить ушам. А затем трясёт головой и горько смеётся. В её глазах все ещё стоят слезы.
— Балда, если кто-то и появился, то не у меня.
— Что? — И тут до меня доходит. — У папы?!
— Не знаю. Он не сознаётся. Но мне так кажется. Иногда я уверена, что он говорит правду, а я все себе придумала. Но иногда я чувствую, что он лжёт, — произносит Анна, закидывая носки и трусы в машину.
— И кто она?
— Его студентка. Не знаю, как её зовут, но я видела их вместе в городе. Буквально висела на нём. Молодая, красивая, пышноволосая блондинка.
— Может, они просто друзья?
— Возможно. Но я видела, как он на неё смотрел. Точно так же, как когда-то на меня.
— Боже, Анна… — Я не знаю, что сказать.
— Прости. — Анна захлопывает дверцу машины и выпрямляется. — Не надо было мне ничего говорить. Наверняка я сама себя накрутила. Просто не могу удержаться. Просто… я так его люблю…
Вот это непонятнее всего. Её слова не выходят у меня из головы, пока я тащу Моголя в школу. Я сочиняю для него бесконечную глупую сказку про Отчаяйнно Яйцевидных Яйкинсов — мама Яйкинс, папа Яйкинс, бабуля и дедуля, сотни маленьких Яйкинсов: Ян, Яцек, Янина, Ядвига, Ясмин… Они спят в яйцевидной спальне, где у каждого Яйкинса своё овальное гнездо, а утром прыгают в дыру в полу и скатываются по жёлобу на кухню, чтобы позавтракать. Едят они только хлопья — о яичнице и речи, конечно, идти не может. А на Пасху к ним приходят их родственники Шоккинсы, которые буквально тают от жары…
Чем дальше, тем глупее становится мой рассказ, но Моголь обожает слушать. Вскоре я перестаю думать о том, что говорю, и переключаюсь на Анну и папу. И почему она до сих пор его любит? Ну, я, положим, тоже его люблю, но он мой папа. А вот мужем я его и представить не могу — особенно, если он и правда начал ходить налево. Наверное, Анна все не так поняла. Ну что может найти в моем отце красивая молодая студентка? Хотя Анна-то нашла. Не понимаю. Бывают ведь мужчины средних лет, которые выглядят на все сто. Но только не папа. Так почему молодые и красивые студентки не влюбляются в молодых и красивых парней, вроде…
Бог мой, это он! Мой Дэн! Кареглазый блондин моей мечты. Я не видела его целую вечность. Он все не появлялся; я упала духом и стала ездить на автобусе. Но вот он идёт навстречу, все ближе и ближе. Он что, смотрит на меня? Точно, так и есть! Что же делать? Я отвожу взгляд. Только бы не покраснеть. Я заливаюсь краской, он приближается…
— Элли! Элли, почему ты замолчала? Что было дальше? — требует Моголь, мотая мою руку так, будто это водяная помпа.
— Погоди минутку, — бормочу я.
— Это нечестно! — кричит Моголь. — Ты обещала!
Он в шаге от меня. Я поднимаю голову — он улыбается, улыбается во весь рот. И кивает головой в сторону Моголя.
— Братишка? — говорит он мне.
Я киваю, не в силах разлепить губы.
— Увидимся, — говорит он и проходит дальше.
— Увидимся, — ошеломлённо шепчу я.
— Элли, кто это? — требовательно спрашивает Моголь.
— Тсс! — шепчу я. — Понятия не имею.
— А почему ты вся красная?
— О боже, я красная?
— Как помидор. Так что было дальше?
И я бормочу на ходу новую сказку из жизни Яйкинсов, как они встретили новое яичко, не простое, а золотое, такое блестящее, что на него нельзя было смотреть без тёмных очков.
Я доставляю Моголя в школу и бреду по направлению к своей. Конечно, я опоздаю, но где тут спешить. Мне просто необходимо посмаковать наш разговор. Как он сказал: «Увидимся». Мне не послышалось. Я его не придумала. Он прошёл рядом, он заговорил со мной, он сказал: «Увидимся». То есть — «До встречи!» Или даже — «Я хочу с тобой встретиться!»
Ох, а как я хочу с тобой встретиться, сил нет.
И теперь настоящий Дэн с его мольбами о встрече кажется таким далёким. Я даже не так волнуюсь за папу и Анну. Вот он, самый волшебный миг моей жизни. Я чувствую себя… Джульеттой.
Как бы мне хотелось набраться храбрости и прогулять школу, бродить весь день по городу во власти волшебного чувства. И все же я плетусь в класс и получаю серьёзный нагоняй за опоздание. Надин все ещё дуется и держится в стороне, а на физкультуре мы замечаем у неё на шее новый засос, куда ниже прежнего. Мы с Магдой пялимся на него, пока Надин второпях натягивает футболку.
— На что это вы уставились? — спрашивает Надин.
— Надин! А то ты не знаешь, — говорит Магда. — Накорми как следует своего Лайама, прежде чем идти гулять. Кажется, он всякий раз откусывает от тебя приличный кусок.
— Не лезь куда не просят, хорошо? — говорит Надин.
Магда пожимает плечами и выплывает из раздевалки. Я остаюсь. Надин чувствует, что я не ушла, но наклоняется и долго ковыряется со шнурками. Волосы падают вниз, и я вижу белую как снег кожу пробора. В детстве мы играли в парикмахера, и мне очень нравилось расчёсывать её длинные мягкие волосы, так непохожие на мои жёсткие пружинки.
— Надючка-гадючка, — тихо говорю я. Прозвище из далёкого детства.
Она поднимает голову — и внезапно передо мной прежняя Надин.
— Элька-сарделька, — говорит она.
— Ой, Надин, — вздыхаю я. — Давай помиримся.
— А я и не ссорилась.
— Только дулась и злилась.
— Сама виновата, зачем было болтать.
— Я не хотела, прости меня. Я чуть не откусила свой длинный язык. Не веришь? — Я высовываю язык и делаю вид, что собираюсь его прикусить. От старательности я вонзаю зубы, не успев остановиться. — Ай!
— Элли, ты чокнутая! — Надин быстро меня обнимает. — Мир, мир.
— Слава богу. Мне так плохо, когда мы в ссоре, — говорю я, пытаясь успокоить ноющий язык. — А с Магдой ты не помиришься?
— Если только она прекратит донимать меня с Лайамом. Ей просто завидно, ещё бы, такой красавчик, в сто раз лучше её Грега.
— Я все слышала! — восклицает Магда, которая пришла проверить, куда я запропастилась. И смеётся: — Сознаюсь, где-то ты права. Он даст Грегу сто очков вперёд в том, что касается внешности. И когда я увидела Лайама в первый раз, чуть не лопнула от зависти. Но потом… Как же ты не понимаешь, Надин, он тебя просто использует.
— Вот и нет. Он меня любит. Когда мы вместе, он от меня оторваться не может, — говорит Надин.
— Правильно, ему нужен только секс. Больше ничего. Он тебя даже никуда не водит — только по кустам.
— Не знаешь — не говори. В субботу он ведёт меня в «Седьмое небо», — говорит Надин. — Ему удалось достать бесплатные билеты.
— Ух ты! «Седьмое небо»! — восклицаю я. Новый клуб, крутое злачное место. Все спят и видят, как бы туда попасть. И никому из знакомых пока не повезло.
— А как же мой день рождения? — обижается Магда. — Я думала, вы придёте ко мне. А потом мы втроём куда-нибудь сходим.
— Точно, — виновато вздыхает Надин. — Магда, я и забыла! Но билеты действительны только на субботу. Что же делать?
— Проехали, — великодушно заявляет Магда. — Иди в клуб. Нельзя упускать возможность попасть в «Седьмое небо». Слушайте! Элли, может, тоже пойдём? Я вытрясу из отца деньги. Не волнуйся, Надин, мы тебе не помешаем. Будем держаться с стороне от тебя и твоего Дракулы.
— Вот уж точно Дракула! — восклицает Надин и хохочет.
Наконец-то все наладилось. Снова мир. И мы идём в «Седьмое небо»!
Интересно, блондин моей мечты ходит по клубам???
Надин скажет родителям, что идёт к Магде. Мне и врать не нужно — но о том, что мы пойдём в «Седьмое небо», я папе с Анной говорить не собираюсь. Папа любит строить из себя продвинутого родителя, но я знаю, что он не отпустит меня, даже если я зальюсь горькими слезами. Газеты не первую неделю кричат о полуночных драках, о девицах, попавших в больницу от передозировки наркотиков, и о всяких прочих ужасах. Я говорю, что у Магды намечается скромный девичник и что я останусь у неё на ночь.
— И что ты наденешь? — интересуется папа. — Надеюсь, не ту крошечную футболку?
Он явился на целых полчаса раньше обычного, так что Анна собирается идти на занятия. Папа пытается вести себя так, будто утром ничего не произошло.
— Пора обновить гардероб, Элли. Держи. — Он протягивает мне двадцатку. И понимает, что этого недостаточно. Он роется в бумажнике. — Совсем нет денег. Почему бы тебе не пойти с Анной, у неё кредитка? — И смотрит на Анну. — Пройдитесь по магазинам, девочки.
Анна явно напряжена. Я пугаюсь, что она начнёт новый скандал — мол, папа хочет откупиться от проблем — и мне ничего не достанется. Но внезапно она пожимает плечами:
— Почему бы и нет? Элли, завтра вечером идём кутить.
— Пап, сможешь прийти пораньше и посидеть с Моголем? — прошу я. — С ним толком ничего не выберешь.
Ну вот. Папу я заняла. Теперь он не сможет тайком умчаться на свидание. Анна благодарно кивает мне.
Оказывается, с Анной весело ходить по магазинам. Почти как с Магдой и Надин. Мы крутимся вокруг молодёжных прилавков, она примеряет на себя роскошные модные новинки и вертится у зеркала в коротеньких майках, открывающих пупок. Я покатываюсь со смеху, Анна хихикает — мы словно подружки. Но затем я пытаюсь присоединиться к веселью, влезаю в узкую мини-юбку — и понимаю, что совершила большую ошибку. Я сама — ошибка. Большая. Жирная.
— Да какая же ты жирная, Элли! Ты совершенно нормальная, — уверяет Анна.
Ей-то хорошо, мисс Сушёный Кузнечик. А я скорее Жирный Жук. Каракатица.
— Что же мне надеть? — переживаю я.
Сто первая модель летит на полку. Я хочу что-то новое, стильное и современное — но все сидит на мне отвратительно.
— Ты смотришь вещи на тощих и плоских девиц, — говорит Анна. — К твоей фигуре не пойдут узкие топы и короткие юбки.
— И что мне остаётся? Напялить мешок для мусора?
— Сейчас подберём то, что нужно, — обещает Анна.
И ей удаётся! Она находит длинную юбку-стрейч в обтяжку. Я боюсь, это прошлый век — но сзади оказывается замечательный сексуальный разрез, а с атласной блузкой она смотрится — ух ты! Нет слов! Я больше не я, не глупая толстая пигалица. Я выгляжу взрослой. Лет на пятнадцать. Даже на шестнадцать.
— Анна, блеск! — говорю я. — Но цена!
— Подумаешь, — отвечает Анна. — Гулять так гулять.
Себе она покупает короткую яркую юбочку, полный контраст с повседневными джинсами и ковбойкой молодой мамочки. Анна не кажется в ней старше. Наоборот — гораздо моложе.
— Нам нужны парадные туфли, — говорит она.
И мы ковыляем вокруг примерочной на высоченных каблуках, то и дело спотыкаясь. А потом тянемся к одинаковым чёрным замшевым туфлям с ремешками.
— Так и быть, забирай себе, — соглашается Анна.
— Так не честно. Ты их первая углядела, тебе и носить.
— Редко встретишь таких дружных сестёр, — смеётся продавщица.
— А мы и не сестры, — отвечает Анна. — Хотя иногда и правда как сестры.
— Мы… подруги, — добавляю я. И — на этот вечер — вполне искренне.
В результате мы обе покупаем по паре чёрных туфель с ремешками и отплясываем всю дорогу домой так, что натираем мозоли.
Анна такая милая, мне даже совестно, что приходится ей лгать, но ничего не поделаешь — если я заикнусь о «Седьмом небе», она в тот же миг превратится в злую мачеху и скажет: «Только через мой труп».
И в субботу я отправляюсь к Магде. Дома царит веселье. Видели бы вы её подарки! А ведь родители вовсе не купаются в деньгах. Магда получает личный видеомагнитофон, атласную блузку вроде моей, только совсем обтягивающую, огромного плюшевого зайца, кружевную ночнушку, большую коробку шоколада, яркую помаду и лак, кучу новых дисков, духи, цепочку и громадную корзину всякой ароматической всячины.
Надин присылает открытку: «Друзья навек», — чтобы показать, что мы окончательно помирились. А внутри — гиперсексуальные чёрные шортики. Я вручаю самодельную открытку: Магда на пьедестале, окружённая толпой поклонников — не только Грег, его друзья и бедолага Адам, но даже учитель истории мистер Лейнс (интересный мужчина средних лет), её любимые актёры и музыканты. Магда в восторге — я ничуть не приукрашиваю. Второй подарок я тоже приготовила сама. С помощью Анны. Магде всегда нравился Куки из «Улицы Сезам», который постоянно жуёт печенье, так что я испекла гору разных печений, с шоколадом, изюмом и вишней, охладила и положила в праздничную коробку. Она не пропускает воздух, и печенье может храниться очень долго. Впрочем, пока мы играли в комнате Магды и смотрели видеомагнитофон, лопали их одно за другим, и остались только крошки.
Хорошо, что новая юбка оказалась с резинкой на поясе: мама Магды приготовила потрясающий пирог, крем-брюле, бисквитный торт, торт с печеньем и бананами — а ещё запечённую лососину, французский пирог с начинкой, курицу и сардельки на шпажках…
— Да уж, в «Седьмом небе» лучше не напиваться, а то быть серьёзной беде! — шепчет Магда.
Но меня начинает подташнивать без всякой выпивки. И вовсе не от обжорства. Мне расхотелось идти в «Седьмое небо». Надо отстоять в очереди, чтобы туда попасть, а вышибала у двери меряет каждого подозрительным взглядом. Если решит, что ты мала, недостаточно стильна или просто не вписываешься — выставит вон.
Мне уже не хочется внутрь — но ещё больше не хочется, чтобы дали от ворот поворот!
— Элли, идём! Что ты остановилась? — спрашивает Магда.
— Ноги натёрла, — говорю я. У меня уже сводит пальцы. А разрез на юбке не такой уж и большой, она жмёт в коленях. — Магда… а вдруг нас не пустят?
— Ещё как пустят. Положись на меня, — говорит Магда.
— Мы там никого не знаем.
— Ну и что? Познакомимся, — говорит Магда. — И потом, мы знаем Надин.
Мы встаём в хвост очереди, и я сразу же чувствую себя неловко. Перед нами компания высоких ослепительных девиц в шикарной одежде, с килограммами косметики на лице. Я ощущаю себя маленькой серой мышкой.
— Обалдеть, трансвеститы! — шепчет Магда, толкая меня в бок.
Я моргаю и разглядываю девиц. Точно, наштукатуренные парни в мини-юбках. А рядом обычные голубые, накачанные, в узких футболках и обтягивающих кожаных брюках. А чуть поодаль хохочут над чем-то коротко стриженные лесбиянки с проколотыми ноздрями.
— Кажется, сегодня тут вечер для голубых, — шепчу я. — Магда, по-моему, нам не стоит идти с ними, глупо получится.
— Расслабься, крошка. Это наш вечер, — говорит Магда, кивая в сторону парней, стоящих далеко перед нами. — А они ничего. И явно не голубые. Да смотри, тут полно нормальных парочек. Ты не видишь Дракулу и Надин?
Я их не вижу. Вокруг шикарные люди, клубные тусовщики, я ощущаю себя маленькой и неуклюжей. Очередь уже подходит, и я боюсь, что вышибала вот-вот процедит: «Вы что, смеётесь надо мной? Брысь отсюда, идите учиться!» — и тогда я уползу внутрь замшевой туфельки, как в раковину, и умру на месте.
Но Магда обворожительно ему подмигивает, он ухмыляется и кивает нам на дверь — вот и всё. Не могу поверить, что у неё получилось!
Внутри грандиозно, дух захватывает. Синий, как ночное небо, потолок, усеянный яркими звёздами и огнями, громкая музыка, под ногами клубятся облака дыма — все так невероятно, что я больше не я, я модная тусовщица, я пришла отрываться. Мы с Магдой быстро проходим по залу, ища Надин, но её не видно. Магда хватает меня за запястье и вытаскивает на танцпол. Я вполне сносно танцую, но обычно стесняюсь, мне всё кажется, что все разглядывают мой толстый зад. Но тут меня подхватывает ритм, я двигаюсь вместе с толпой, я сливаюсь с толпой. Я и есть толпа. Все мы одно целое — и это фантастическое ощущение.
В конце концов мы выдыхаемся и двигаемся к бару. Магда заказывает две водки с клюквенным соком, но бармен отвечает ей — мечтать не вредно. И мы пьём простой сок. Так даже лучше освежает.
А затем к нам подваливает взрослый парень и начинает увиваться вокруг Магды, наклоняясь и нашёптывая что-то ей на ухо. Моё сердце отчаянно колотится. Что мне делать, если она встанет и уйдёт с ним? Но Магда лишь качает головой, и парень исчезает.
— Что он от тебя хотел? — спрашиваю я.
— А, хотел толкнуть нам «экстази» и прочую дрянь, — отвечает Магда.
— Да ты что?! — Я поражённо смотрю вслед настоящему наркодельцу.
— Подумаешь. Я ясно дала ему понять, что мы этим не увлекаемся.
А народ явно увлекается. Чем ближе к полуночи, тем больше вокруг ребят с расширенными зрачками и застывшим взглядом, устремлённым в никуда. Внезапно девушка прямо рядом с нами опускается на пол и начинает рыдать.
Я смотрю на неё и думаю, не станет ли ей плохо. И внезапно «Седьмое небо» теряет весь свой лоск. Надин по-прежнему не видно. Может, она передумала?
Мы снова идём танцевать, я стёрла все ноги, приходится снять туфли, но я боюсь, что они затеряются, если я брошу их на полу. Я держу их за ремешки, и они болтаются в руке. Странный у меня, наверное, вид. Я до смерти устала. Да и Магда, похоже, тоже.
А потом далеко впереди, на другой стороне зала, я, кажется, замечаю знакомую светловолосую голову. Блондин моей мечты! А может, и нет, отсюда не разглядеть. В зале полно потрясающих светловолосых парней, но мне кажется, на этот раз это действительно он — только его уже загородила толпа.
— Может, взглянем, что в той стороне? — беспечно говорю я Магде, стараясь не выдать волнение. Но приходится вопить ей в самое ухо, чтобы перекричать музыку.
Мы уже почти подбираемся туда, где мелькнула знакомая голова, как вдруг замечаем Надин. Она извивается как безумная, тёмные волосы мотаются во все стороны, глаза огромные, чёрные, застывшие.
— Чего она наглоталась?! — ахает Магда.
— Ты меня не слушаешь! — отвечаю я. — Я не хочу, чтобы он приезжал.
— Разве? А мне послышалось, хочешь. — Анна раздевает Моголя догола и закидывает вещи в стиральную машину.
— Я голый, я голый! Элли, смотри, какая у меня штучка! — вопит Моголь, едва не размахивая своими причиндалами.
— Фу. Анна, закинь его постираться, — отвечаю я.
Она стоит на коленях и перебирает корзину с грязным бельём, встряхивая скомканные носки.
— Ты просто завидуешь, что у тебя нет штучки, — говорит Моголь.
— Так ей, — говорит папа, приканчивая утренний кофе. — Не давай женщинам спуску. Все, я двинулся.
— Что так рано? — спрашивает Анна. — Подожди немного, отведёшь Моголя в школу.
— Нет, у меня встреча кое с кем, — отвечает папа, подхватывает одной рукой Моголя и чмокает его в щеку.
— И с кем же? — Анна сжимает кулаки.
— Опять ты за своё. С Джимом Дином, преподавателем графики. Анна, не начинай.
— Это я — не начинай? — говорит Анна. — Все ясно. Иди уже. Только постарайся вернуться вовремя, иначе я снова пропущу занятия.
— Как же мне осточертел твой итальянский. Будто в жизни нет ничего важнее, — говорит папа, выпуская извивающегося Моголя.
— Будто у меня есть что-то ещё, — горько вздыхает Анна. Она суёт ему под нос пару вонючих носков. — Как полна и богата моя жизнь, как насыщена яркими впечатлениями! Чего стоят одни грязные носки. Просто дух захватывает. Может, тебе пора научиться хотя бы расправлять их? Или класть в машину? Ты все играешь в мальчика, так почему бы не начать помогать маме по дому?
— С виду молодая женщина, а в душе старая зануда, — говорит папа и хлопает дверью.
Анна начинает всхлипывать.
— Мам, ты не ушиблась? — волнуется Моголь.
— Иди мойся, — говорю я. — И оденься. — И подталкиваю его к двери.
— Хочу с мамой, — говорит Моголь.
— Не капризничай. Видишь, мама устала. Я сама отведу тебя в школу.
— Вот ещё! Хочу, чтобы меня отвёл папа.
— Так, мелочь пузатая. Шустренько мойся, одевайся и спускайся сюда. И может быть — может быть — я расскажу тебе по пути про Яйкинсов.
— Ух ты! Ладно. Бегу. — Моголь скачет к двери. И тормозит: — Мам? Все прошло?
— Да. Почти. Все прошло, — шмыгает носом Анна. — Беги мыться, шалопай.
Моголь вихрем уносится наверх, распевая:
— Шалопай, шалопай, шалопай!
— Спасибо, — говорит Анна.
— Анна, что у вас случилось?..
— О. Ничего — просто чёрная полоса…
— Анна… — На кухне тишина. Я не смею шевельнуться. — Анна, есть кто-то ещё, да?
Анна резко дёргает головой.
— Кто-то ещё? — Она белеет и смотрит мне в глаза. — Почему ты так говоришь? Ты что-то знаешь? Элли, не молчи.
— Не знаю. Мне так показалось… С папой временами так тяжело, и если ты встретила кого-то на занятиях, это страшно — потому что вы с папой так страшно ругаетесь — но я все пойму. Раньше я всегда защищала папу, но я была маленькой — Анна, если у тебя кто-то появился, обещаю, я не стану тебя винить.
Анна смотрит на меня, не в силах поверить ушам. А затем трясёт головой и горько смеётся. В её глазах все ещё стоят слезы.
— Балда, если кто-то и появился, то не у меня.
— Что? — И тут до меня доходит. — У папы?!
— Не знаю. Он не сознаётся. Но мне так кажется. Иногда я уверена, что он говорит правду, а я все себе придумала. Но иногда я чувствую, что он лжёт, — произносит Анна, закидывая носки и трусы в машину.
— И кто она?
— Его студентка. Не знаю, как её зовут, но я видела их вместе в городе. Буквально висела на нём. Молодая, красивая, пышноволосая блондинка.
— Может, они просто друзья?
— Возможно. Но я видела, как он на неё смотрел. Точно так же, как когда-то на меня.
— Боже, Анна… — Я не знаю, что сказать.
— Прости. — Анна захлопывает дверцу машины и выпрямляется. — Не надо было мне ничего говорить. Наверняка я сама себя накрутила. Просто не могу удержаться. Просто… я так его люблю…
Вот это непонятнее всего. Её слова не выходят у меня из головы, пока я тащу Моголя в школу. Я сочиняю для него бесконечную глупую сказку про Отчаяйнно Яйцевидных Яйкинсов — мама Яйкинс, папа Яйкинс, бабуля и дедуля, сотни маленьких Яйкинсов: Ян, Яцек, Янина, Ядвига, Ясмин… Они спят в яйцевидной спальне, где у каждого Яйкинса своё овальное гнездо, а утром прыгают в дыру в полу и скатываются по жёлобу на кухню, чтобы позавтракать. Едят они только хлопья — о яичнице и речи, конечно, идти не может. А на Пасху к ним приходят их родственники Шоккинсы, которые буквально тают от жары…
Чем дальше, тем глупее становится мой рассказ, но Моголь обожает слушать. Вскоре я перестаю думать о том, что говорю, и переключаюсь на Анну и папу. И почему она до сих пор его любит? Ну, я, положим, тоже его люблю, но он мой папа. А вот мужем я его и представить не могу — особенно, если он и правда начал ходить налево. Наверное, Анна все не так поняла. Ну что может найти в моем отце красивая молодая студентка? Хотя Анна-то нашла. Не понимаю. Бывают ведь мужчины средних лет, которые выглядят на все сто. Но только не папа. Так почему молодые и красивые студентки не влюбляются в молодых и красивых парней, вроде…
Бог мой, это он! Мой Дэн! Кареглазый блондин моей мечты. Я не видела его целую вечность. Он все не появлялся; я упала духом и стала ездить на автобусе. Но вот он идёт навстречу, все ближе и ближе. Он что, смотрит на меня? Точно, так и есть! Что же делать? Я отвожу взгляд. Только бы не покраснеть. Я заливаюсь краской, он приближается…
— Элли! Элли, почему ты замолчала? Что было дальше? — требует Моголь, мотая мою руку так, будто это водяная помпа.
— Погоди минутку, — бормочу я.
— Это нечестно! — кричит Моголь. — Ты обещала!
Он в шаге от меня. Я поднимаю голову — он улыбается, улыбается во весь рот. И кивает головой в сторону Моголя.
— Братишка? — говорит он мне.
Я киваю, не в силах разлепить губы.
— Увидимся, — говорит он и проходит дальше.
— Увидимся, — ошеломлённо шепчу я.
— Элли, кто это? — требовательно спрашивает Моголь.
— Тсс! — шепчу я. — Понятия не имею.
— А почему ты вся красная?
— О боже, я красная?
— Как помидор. Так что было дальше?
И я бормочу на ходу новую сказку из жизни Яйкинсов, как они встретили новое яичко, не простое, а золотое, такое блестящее, что на него нельзя было смотреть без тёмных очков.
Я доставляю Моголя в школу и бреду по направлению к своей. Конечно, я опоздаю, но где тут спешить. Мне просто необходимо посмаковать наш разговор. Как он сказал: «Увидимся». Мне не послышалось. Я его не придумала. Он прошёл рядом, он заговорил со мной, он сказал: «Увидимся». То есть — «До встречи!» Или даже — «Я хочу с тобой встретиться!»
Ох, а как я хочу с тобой встретиться, сил нет.
И теперь настоящий Дэн с его мольбами о встрече кажется таким далёким. Я даже не так волнуюсь за папу и Анну. Вот он, самый волшебный миг моей жизни. Я чувствую себя… Джульеттой.
Как бы мне хотелось набраться храбрости и прогулять школу, бродить весь день по городу во власти волшебного чувства. И все же я плетусь в класс и получаю серьёзный нагоняй за опоздание. Надин все ещё дуется и держится в стороне, а на физкультуре мы замечаем у неё на шее новый засос, куда ниже прежнего. Мы с Магдой пялимся на него, пока Надин второпях натягивает футболку.
— На что это вы уставились? — спрашивает Надин.
— Надин! А то ты не знаешь, — говорит Магда. — Накорми как следует своего Лайама, прежде чем идти гулять. Кажется, он всякий раз откусывает от тебя приличный кусок.
— Не лезь куда не просят, хорошо? — говорит Надин.
Магда пожимает плечами и выплывает из раздевалки. Я остаюсь. Надин чувствует, что я не ушла, но наклоняется и долго ковыряется со шнурками. Волосы падают вниз, и я вижу белую как снег кожу пробора. В детстве мы играли в парикмахера, и мне очень нравилось расчёсывать её длинные мягкие волосы, так непохожие на мои жёсткие пружинки.
— Надючка-гадючка, — тихо говорю я. Прозвище из далёкого детства.
Она поднимает голову — и внезапно передо мной прежняя Надин.
— Элька-сарделька, — говорит она.
— Ой, Надин, — вздыхаю я. — Давай помиримся.
— А я и не ссорилась.
— Только дулась и злилась.
— Сама виновата, зачем было болтать.
— Я не хотела, прости меня. Я чуть не откусила свой длинный язык. Не веришь? — Я высовываю язык и делаю вид, что собираюсь его прикусить. От старательности я вонзаю зубы, не успев остановиться. — Ай!
— Элли, ты чокнутая! — Надин быстро меня обнимает. — Мир, мир.
— Слава богу. Мне так плохо, когда мы в ссоре, — говорю я, пытаясь успокоить ноющий язык. — А с Магдой ты не помиришься?
— Если только она прекратит донимать меня с Лайамом. Ей просто завидно, ещё бы, такой красавчик, в сто раз лучше её Грега.
— Я все слышала! — восклицает Магда, которая пришла проверить, куда я запропастилась. И смеётся: — Сознаюсь, где-то ты права. Он даст Грегу сто очков вперёд в том, что касается внешности. И когда я увидела Лайама в первый раз, чуть не лопнула от зависти. Но потом… Как же ты не понимаешь, Надин, он тебя просто использует.
— Вот и нет. Он меня любит. Когда мы вместе, он от меня оторваться не может, — говорит Надин.
— Правильно, ему нужен только секс. Больше ничего. Он тебя даже никуда не водит — только по кустам.
— Не знаешь — не говори. В субботу он ведёт меня в «Седьмое небо», — говорит Надин. — Ему удалось достать бесплатные билеты.
— Ух ты! «Седьмое небо»! — восклицаю я. Новый клуб, крутое злачное место. Все спят и видят, как бы туда попасть. И никому из знакомых пока не повезло.
— А как же мой день рождения? — обижается Магда. — Я думала, вы придёте ко мне. А потом мы втроём куда-нибудь сходим.
— Точно, — виновато вздыхает Надин. — Магда, я и забыла! Но билеты действительны только на субботу. Что же делать?
— Проехали, — великодушно заявляет Магда. — Иди в клуб. Нельзя упускать возможность попасть в «Седьмое небо». Слушайте! Элли, может, тоже пойдём? Я вытрясу из отца деньги. Не волнуйся, Надин, мы тебе не помешаем. Будем держаться с стороне от тебя и твоего Дракулы.
— Вот уж точно Дракула! — восклицает Надин и хохочет.
Наконец-то все наладилось. Снова мир. И мы идём в «Седьмое небо»!
Интересно, блондин моей мечты ходит по клубам???
Надин скажет родителям, что идёт к Магде. Мне и врать не нужно — но о том, что мы пойдём в «Седьмое небо», я папе с Анной говорить не собираюсь. Папа любит строить из себя продвинутого родителя, но я знаю, что он не отпустит меня, даже если я зальюсь горькими слезами. Газеты не первую неделю кричат о полуночных драках, о девицах, попавших в больницу от передозировки наркотиков, и о всяких прочих ужасах. Я говорю, что у Магды намечается скромный девичник и что я останусь у неё на ночь.
— И что ты наденешь? — интересуется папа. — Надеюсь, не ту крошечную футболку?
Он явился на целых полчаса раньше обычного, так что Анна собирается идти на занятия. Папа пытается вести себя так, будто утром ничего не произошло.
— Пора обновить гардероб, Элли. Держи. — Он протягивает мне двадцатку. И понимает, что этого недостаточно. Он роется в бумажнике. — Совсем нет денег. Почему бы тебе не пойти с Анной, у неё кредитка? — И смотрит на Анну. — Пройдитесь по магазинам, девочки.
Анна явно напряжена. Я пугаюсь, что она начнёт новый скандал — мол, папа хочет откупиться от проблем — и мне ничего не достанется. Но внезапно она пожимает плечами:
— Почему бы и нет? Элли, завтра вечером идём кутить.
— Пап, сможешь прийти пораньше и посидеть с Моголем? — прошу я. — С ним толком ничего не выберешь.
Ну вот. Папу я заняла. Теперь он не сможет тайком умчаться на свидание. Анна благодарно кивает мне.
Оказывается, с Анной весело ходить по магазинам. Почти как с Магдой и Надин. Мы крутимся вокруг молодёжных прилавков, она примеряет на себя роскошные модные новинки и вертится у зеркала в коротеньких майках, открывающих пупок. Я покатываюсь со смеху, Анна хихикает — мы словно подружки. Но затем я пытаюсь присоединиться к веселью, влезаю в узкую мини-юбку — и понимаю, что совершила большую ошибку. Я сама — ошибка. Большая. Жирная.
— Да какая же ты жирная, Элли! Ты совершенно нормальная, — уверяет Анна.
Ей-то хорошо, мисс Сушёный Кузнечик. А я скорее Жирный Жук. Каракатица.
— Что же мне надеть? — переживаю я.
Сто первая модель летит на полку. Я хочу что-то новое, стильное и современное — но все сидит на мне отвратительно.
— Ты смотришь вещи на тощих и плоских девиц, — говорит Анна. — К твоей фигуре не пойдут узкие топы и короткие юбки.
— И что мне остаётся? Напялить мешок для мусора?
— Сейчас подберём то, что нужно, — обещает Анна.
И ей удаётся! Она находит длинную юбку-стрейч в обтяжку. Я боюсь, это прошлый век — но сзади оказывается замечательный сексуальный разрез, а с атласной блузкой она смотрится — ух ты! Нет слов! Я больше не я, не глупая толстая пигалица. Я выгляжу взрослой. Лет на пятнадцать. Даже на шестнадцать.
— Анна, блеск! — говорю я. — Но цена!
— Подумаешь, — отвечает Анна. — Гулять так гулять.
Себе она покупает короткую яркую юбочку, полный контраст с повседневными джинсами и ковбойкой молодой мамочки. Анна не кажется в ней старше. Наоборот — гораздо моложе.
— Нам нужны парадные туфли, — говорит она.
И мы ковыляем вокруг примерочной на высоченных каблуках, то и дело спотыкаясь. А потом тянемся к одинаковым чёрным замшевым туфлям с ремешками.
— Так и быть, забирай себе, — соглашается Анна.
— Так не честно. Ты их первая углядела, тебе и носить.
— Редко встретишь таких дружных сестёр, — смеётся продавщица.
— А мы и не сестры, — отвечает Анна. — Хотя иногда и правда как сестры.
— Мы… подруги, — добавляю я. И — на этот вечер — вполне искренне.
В результате мы обе покупаем по паре чёрных туфель с ремешками и отплясываем всю дорогу домой так, что натираем мозоли.
Анна такая милая, мне даже совестно, что приходится ей лгать, но ничего не поделаешь — если я заикнусь о «Седьмом небе», она в тот же миг превратится в злую мачеху и скажет: «Только через мой труп».
И в субботу я отправляюсь к Магде. Дома царит веселье. Видели бы вы её подарки! А ведь родители вовсе не купаются в деньгах. Магда получает личный видеомагнитофон, атласную блузку вроде моей, только совсем обтягивающую, огромного плюшевого зайца, кружевную ночнушку, большую коробку шоколада, яркую помаду и лак, кучу новых дисков, духи, цепочку и громадную корзину всякой ароматической всячины.
Надин присылает открытку: «Друзья навек», — чтобы показать, что мы окончательно помирились. А внутри — гиперсексуальные чёрные шортики. Я вручаю самодельную открытку: Магда на пьедестале, окружённая толпой поклонников — не только Грег, его друзья и бедолага Адам, но даже учитель истории мистер Лейнс (интересный мужчина средних лет), её любимые актёры и музыканты. Магда в восторге — я ничуть не приукрашиваю. Второй подарок я тоже приготовила сама. С помощью Анны. Магде всегда нравился Куки из «Улицы Сезам», который постоянно жуёт печенье, так что я испекла гору разных печений, с шоколадом, изюмом и вишней, охладила и положила в праздничную коробку. Она не пропускает воздух, и печенье может храниться очень долго. Впрочем, пока мы играли в комнате Магды и смотрели видеомагнитофон, лопали их одно за другим, и остались только крошки.
Хорошо, что новая юбка оказалась с резинкой на поясе: мама Магды приготовила потрясающий пирог, крем-брюле, бисквитный торт, торт с печеньем и бананами — а ещё запечённую лососину, французский пирог с начинкой, курицу и сардельки на шпажках…
— Да уж, в «Седьмом небе» лучше не напиваться, а то быть серьёзной беде! — шепчет Магда.
Но меня начинает подташнивать без всякой выпивки. И вовсе не от обжорства. Мне расхотелось идти в «Седьмое небо». Надо отстоять в очереди, чтобы туда попасть, а вышибала у двери меряет каждого подозрительным взглядом. Если решит, что ты мала, недостаточно стильна или просто не вписываешься — выставит вон.
Мне уже не хочется внутрь — но ещё больше не хочется, чтобы дали от ворот поворот!
— Элли, идём! Что ты остановилась? — спрашивает Магда.
— Ноги натёрла, — говорю я. У меня уже сводит пальцы. А разрез на юбке не такой уж и большой, она жмёт в коленях. — Магда… а вдруг нас не пустят?
— Ещё как пустят. Положись на меня, — говорит Магда.
— Мы там никого не знаем.
— Ну и что? Познакомимся, — говорит Магда. — И потом, мы знаем Надин.
Мы встаём в хвост очереди, и я сразу же чувствую себя неловко. Перед нами компания высоких ослепительных девиц в шикарной одежде, с килограммами косметики на лице. Я ощущаю себя маленькой серой мышкой.
— Обалдеть, трансвеститы! — шепчет Магда, толкая меня в бок.
Я моргаю и разглядываю девиц. Точно, наштукатуренные парни в мини-юбках. А рядом обычные голубые, накачанные, в узких футболках и обтягивающих кожаных брюках. А чуть поодаль хохочут над чем-то коротко стриженные лесбиянки с проколотыми ноздрями.
— Кажется, сегодня тут вечер для голубых, — шепчу я. — Магда, по-моему, нам не стоит идти с ними, глупо получится.
— Расслабься, крошка. Это наш вечер, — говорит Магда, кивая в сторону парней, стоящих далеко перед нами. — А они ничего. И явно не голубые. Да смотри, тут полно нормальных парочек. Ты не видишь Дракулу и Надин?
Я их не вижу. Вокруг шикарные люди, клубные тусовщики, я ощущаю себя маленькой и неуклюжей. Очередь уже подходит, и я боюсь, что вышибала вот-вот процедит: «Вы что, смеётесь надо мной? Брысь отсюда, идите учиться!» — и тогда я уползу внутрь замшевой туфельки, как в раковину, и умру на месте.
Но Магда обворожительно ему подмигивает, он ухмыляется и кивает нам на дверь — вот и всё. Не могу поверить, что у неё получилось!
Внутри грандиозно, дух захватывает. Синий, как ночное небо, потолок, усеянный яркими звёздами и огнями, громкая музыка, под ногами клубятся облака дыма — все так невероятно, что я больше не я, я модная тусовщица, я пришла отрываться. Мы с Магдой быстро проходим по залу, ища Надин, но её не видно. Магда хватает меня за запястье и вытаскивает на танцпол. Я вполне сносно танцую, но обычно стесняюсь, мне всё кажется, что все разглядывают мой толстый зад. Но тут меня подхватывает ритм, я двигаюсь вместе с толпой, я сливаюсь с толпой. Я и есть толпа. Все мы одно целое — и это фантастическое ощущение.
В конце концов мы выдыхаемся и двигаемся к бару. Магда заказывает две водки с клюквенным соком, но бармен отвечает ей — мечтать не вредно. И мы пьём простой сок. Так даже лучше освежает.
А затем к нам подваливает взрослый парень и начинает увиваться вокруг Магды, наклоняясь и нашёптывая что-то ей на ухо. Моё сердце отчаянно колотится. Что мне делать, если она встанет и уйдёт с ним? Но Магда лишь качает головой, и парень исчезает.
— Что он от тебя хотел? — спрашиваю я.
— А, хотел толкнуть нам «экстази» и прочую дрянь, — отвечает Магда.
— Да ты что?! — Я поражённо смотрю вслед настоящему наркодельцу.
— Подумаешь. Я ясно дала ему понять, что мы этим не увлекаемся.
А народ явно увлекается. Чем ближе к полуночи, тем больше вокруг ребят с расширенными зрачками и застывшим взглядом, устремлённым в никуда. Внезапно девушка прямо рядом с нами опускается на пол и начинает рыдать.
Я смотрю на неё и думаю, не станет ли ей плохо. И внезапно «Седьмое небо» теряет весь свой лоск. Надин по-прежнему не видно. Может, она передумала?
Мы снова идём танцевать, я стёрла все ноги, приходится снять туфли, но я боюсь, что они затеряются, если я брошу их на полу. Я держу их за ремешки, и они болтаются в руке. Странный у меня, наверное, вид. Я до смерти устала. Да и Магда, похоже, тоже.
А потом далеко впереди, на другой стороне зала, я, кажется, замечаю знакомую светловолосую голову. Блондин моей мечты! А может, и нет, отсюда не разглядеть. В зале полно потрясающих светловолосых парней, но мне кажется, на этот раз это действительно он — только его уже загородила толпа.
— Может, взглянем, что в той стороне? — беспечно говорю я Магде, стараясь не выдать волнение. Но приходится вопить ей в самое ухо, чтобы перекричать музыку.
Мы уже почти подбираемся туда, где мелькнула знакомая голова, как вдруг замечаем Надин. Она извивается как безумная, тёмные волосы мотаются во все стороны, глаза огромные, чёрные, застывшие.
— Чего она наглоталась?! — ахает Магда.