Страница:
Несмотря на скифские предметы, присутствие непосредственно скифского импорта, а также наличие местных изделий, по-видимому, позволяет отнести находки Зивие к периоду от 675-го до 625 г. до н. э., когда скифы правили на маннейской территории. Правда, эти даты кажутся слишком ранними для предметов, имеющих точные аналогии в скифских могилах на их родине в России. Проявляющееся в некоторых предметах ассирийское и урартское влияние, как можно предположить, предшествует 612 г., когда мидяне окончательно разбили ассирийцев, и, конечно, 590 г., когда разрушили Кармир-Блур. В ответ на возражения, основанные на скифской хронологии, можно предположить, что скифское искусство, до сих пор воспринимавшееся как порождение степных земель, на самом деле развивалось южнее Кавказа под влиянием Месопотамии в период скифского господства, распространившись в южную часть России в начале VI в. Таким образом, была установлена тесная связь между скифским и иранским искусством. Линии такого развития вполне убедительно подсказываются анализом стиля некоторых предметов, но в большей степени зависят от даты захоронения клада. Даже если сам саркофаг и отдельные предметы его содержимого были выполнены в начале VII в. (до скифского господства), изделия из слоновой кости не могли быть сделаны до правления Ассархаддона, а предметы из Хафантлу, места в трех милях к юго-западу от Зивие, аналогичные пластинам в ассирийском стиле из Зивие, показывают, что мы имеем дело не с обособленными фамильными ценностями. Однако захоронен был клад позднее, в правление Ашшурбанипала (668–626 гг. до н. э.), достаточно поздно, чтобы включить предметы недавно развившегося скифского стиля. Приписывание клада правлению Ассархаддона, кроме того, подсказывается известным поведением этого монарха со скифами. В начале своего правления он сам выдал замуж свою дочь за скифского князя. Хотя нам ничего не известно об истории Зивие в его правление, но до него Саргон II, а после него Ашшурбанипал вели кампании против маннеев и захватили Изибье, Изирту и, вероятно, Зивие и Хафантлу. Наверное, в двух первых городах размещались скифские гарнизоны, поскольку союз между скифами и маннеями при главенстве скифов образовался приблизительно в 675 г. до н. э.
Города Урарту тоже ощутили потрясение от скифского вторжения в последние годы VII в., что подтверждается археологическими данными из Кармир-Блура. Захвату скифами территории вокруг озера Ван непременно предшествовал период мирного сосуществования между урартами, маннеями и их будущими завоевателями.
К пестрой смеси фрагментов искусства и культуры, созданной этими ценными открытиями, примыкают отдельные исторические данные из ассирийских летописей. Оказывается, например, что маннеи, несмотря на их родовую принадлежность, в первые три четверти VIII в. были силой, достаточно могущественной, чтобы отвлекать воинственные устремления Ассирии и Урарту. В век, прошедший между удачными походами против них Саргона II и падением скифских гарнизонов на маннейской территории, мы ничего не слышим о них, как о родовом организме, и, вероятно, предметы Зивие за одним исключением никоим образом не отражают историю самих маннеев. Этим исключением является пластинка из слоновой кости с вырезанным en creux[3] изображением царя, то ли получающим добычу, то ли готовящимся к войне. Он стоит под балдахином, принимая жезлоносца и оружейника с луком и стрелами, в то время как еще одна фигура подводит к нему быка. Скопированное из ассирийского источника (балдахин и священное дерево), это изделие прекрасно воспроизводит иранский стиль. Одежды с длинной бахромой и расшитыми боковыми вставками обнаружены на луристанских кованых изделиях, особенно в ряде золотых и бронзовых поясных пластинок, показывающих процессии фигур на ритуальных церемониях (см. рис. 7), выполненных в одном и том же неотделанном стиле, как на костяных изделиях из Зивие. В них используется набор художественных соглашений, связывающих Луристан и территорию Манна, и в этом свете кажется возможным, что жители этих двух районов в 1-м тысячелетии появились в результате одного и того же перемещения иранского народа. Два иранских племени, вовлеченные в политическую историю Манна и Луристана в VII в., скоро должны были прийти к господству над всем Западным Ираном.
Неизвестные в истории 2-го тысячелетия племенные названия «мадаи» и «парсуа», неразделимые для греков мидяне и персы, впервые появились в ассирийских исторических летописях IX в. до н. э. Правители этих двух племен платили дань Ассирии в правление Салманасара III (869–824 гг. до н. э.), и в то время, по-видимому, парсуа располагались южнее и юго-западнее озера Урмия, а мадаи – юго-восточнее восточных склонов гор Курдистана, распространяясь на восток на северо-западное плато, несколько севернее области, называвшейся Мидией во времена Ахеменидов. Тем временем парсуа переместились вниз по хребту Загроса и сформировали второй анклав в Центральном Загросе, на территориях, которыми предполагала править Ассирия (рис. 14). Саргон II установил ассирийские гарнизоны внутри территории парсуа, главным из которых был Хархар («крепость Саргона»), находившийся недалеко от современного Хамадана. Однако во времена Саргона парсуа уже занимали долины у подножия Бахтиарских гор, западнее Шустара и северо-восточнее Суз, неподалеку от эламской территории Аншана. Этот новый район поселения они называли Парсумаш. Постепенно здесь поселилась основная масса парсуа и в конце концов отобрала территорию Аншана у ослабевшего Эламского царства. Но в 692 г. мы все еще слышим о Парсумаше и Аншане, сражающихся как союзники против царя Ассирии Синаххериба.
Рис. 14. Ассирия и Персия в VIII–VII вв. до н. э.
Пользуясь при каждом удобном случае слабостью Салманасара V (727–722), мидяне становились все более важным фактором ассирийской политики. Однако очень маловероятно, чтобы до правления Саргона их примитивная племенная организация позволила провести какую-либо согласованную политическую акцию. Мы знаем, что местный мидийский вождь Дайукку, противостоявший Саргону в 715 г. до н. э., считался достаточно могущественным, чтобы заслужить высылку в один из контролируемых ассирийцами городов в Сирии. Вероятно, это был Деиок, первым, согласно Геродоту, объединивший Мидий-ское царство и основавший Экбатану. В чем конкретно заключались достижения Дайукку, каковы были его отношения с парсуа и был ли в действительности он вообще мидянином – ничего этого мы не знаем. Но после правления Саргона, в 702 г. до н. э. мидийский царь Укшатар (по-гречески Киаксар) напал на ассирийский гарнизон в Хархаре.
Сложности с непокорным народом Манна могли заставить ассирийцев в правление Ассархаддона собирать припасы и лошадей из Мадая. До этого главным источником снабжения являлась Замуа, но хотя она всегда была лояльной к Ассирии, с восточных границ этой провинции угрожали маннеи. Постоянно, со времен набегов Салманасара, операции на территории Мадая были опасными, хотя Тиглатпаласар III (746–728) собирал с нее дань. Но теперь кажется, что ассирийское вмешательство в дела мидян для них абсолютно нежелательно, поскольку, когда силы Ассархаддона начали проникать на их территорию, между этими кампаниями три вождя сами появились в Ниневии, желая добиться помощи ассирийцев против мятежников у себя на родине. Это были Уппис из Партакки, Занасанна из Партукки и Раматайя из Уруказарбарны. Первое из названий, Партакка, вероятно, обозначает зарождавшуюся центральную иранскую провинцию, позднее называвшуюся Парфией, но ее расположение в то время неизвестно. Все эти территории находились значительно дальше контролируемых Ассирией Замуа и Парсумаша, и просьба ассирийской защиты, исходящая из страны, населенной, очевидно, мидянами, и уплата значительной дани наводят на мысль, что объединение мидян при Деиоке, о котором рассказывает Геродот, было домыслом более поздних времен. В 676 г. до н. э. ассирийцы вторглись на территорию мидян вплоть до горы Бикни (Демавенд, северо-восточнее Тегерана) в местности Патушарри, а между 676-м и 673 г. набеги на эту территорию стали интенсивнее. Конечно, очень вероятно, что путь ассирийских армий лежал к югу от территории Мадая, но без вмешательства мидян и киммерийцев, разумеется, не могло обойтись.
К 672 г. до н. э. Ассархаддон, видимо, достиг уровня подлинной стабильности на своих восточных границах, но пророческие тексты показывают, что с 674 г. начала расти его озабоченность деятельностью некоего Каштарити, который решил объединять маннейские, мидийские и недавно прибывшие киммерийские силы и, более того, угрожал и так слабым гарантиям дани из страны Манна. По-видимому, Каштарити царствовал в местности Kap-Каши в центральном Загросе, где основное население оставалось касситским. На достаточных основаниях современные ученые установили, что это был не кто иной, как Геродотов Фраорт и сын Киаксара, о котором говорили как о первом царе, подчинившем персов мидянам. Каштарити отобрал у Ассирии Дур-Энлиль и Шарру-Икби, два главных маннейских города, и правил страной Манна, пока кампания Ашшурбанипала после 660 г. до н. э. не восстановила там ассирийское господство. О покорении Фраортом вождя парсуа Теиспа современных данных у нас нет, но, судя по обстоятельствам отношений Кира с Ашшурбанипалом, о которых будет упомянуто в следующей главе, это вполне правдоподобно.
Рис. 15. Покрытая глазурью шкатулка, найденная в Сузах. Приблизительно 700 г. до н. э. Высота – около 6 дюймов.
Начальные столкновения между ассирийцами и мидянами наблюдались на территории, простиравшейся от Каспийского моря до Персидского залива. В них были вовлечены Урарту и Элам, а страна Манна использовалась урартами и мидянами в качестве марионетки, в то время как скифы очень ловко пользовались преимуществом текущей ситуации, главным образом помогая киммерийцам.
Эти обстоятельства объясняют смесь стилей в образцах из Зивие, и мы должны иметь их в виду при поисках начал специфического индийского искусства. В чем же тогда состоит значение основных предметов клада Зивие, пекторали в форме полумесяца и трапециевидных пластин, которые нельзя отнести ни к ассирийским, ни к урартским, скифским или маннейским источникам? Если мы не желаем идти проторенным путем, не стоит ли нам отнести их к искусству мидян, пребывавших до этого момента в тени, или к искусству парсуа, к чьей территории в Центральном Загросе мы можем предположительно приписать луристанские ситулы, фаянсовые пластинки и шкатулки из Суз и Чога-Замби-ля, для которых характерен тот же самый звериный стиль (см. рис. 8)? Несомненно, на этой стадии нам не следует утверждать категорически наличие специфической мидийской формы искусства, хотя ситулы, фаянс и золотые пластины Зивие безусловно разделяют одинаково эклектическое отношение к ассирийским источникам, показывают одних и тех же мифических зверей, имеют один стиль проходящих рядов животных (рис. 15). И конечно, на блюдах Зивие, луристанских ситулах и пластинах изображение грудных клеток животных в виде вогнутых треугольников, прикрепленных сверху к тазу «кнопкой», – это изощренность, которая, как мы увидим, будет продолжаться на начальной стадии ахеменидского искусства. Кажется вероятным, что мидийское искусство возникло в этом «смешанном стиле», который мы находим в Северном и Центральном Загросе.
Рис. 16. Мидяне, несущие дань, выгравированные по краю бронзового саркофага из Зивие.
О внешнем виде и одежде мидян в этот ранний период ассирийское искусство оставило нам общее, но не лишенное противоречий изображение. Рельефы Саргонидов показывают их людьми среднего роста, коротко стриженными, носящими плащи из овчины или накидки из шкуры леопарда. На них зашнурованные сапоги, доходящие до икры ноги, остроконечные шапки с широкими лентами на лбу или падающими тремя складками – короче говоря, обычная одежда людей, живущих в холодных районах. Люди с очень похожей внешностью в бахромчатых (на шерстяной подкладке) и пятнистых (из шкуры леопарда) накидках выгравированы по краю бронзового саркофага, в котором был найден клад Зивие (рис. 16).
Глава 3
Города Урарту тоже ощутили потрясение от скифского вторжения в последние годы VII в., что подтверждается археологическими данными из Кармир-Блура. Захвату скифами территории вокруг озера Ван непременно предшествовал период мирного сосуществования между урартами, маннеями и их будущими завоевателями.
К пестрой смеси фрагментов искусства и культуры, созданной этими ценными открытиями, примыкают отдельные исторические данные из ассирийских летописей. Оказывается, например, что маннеи, несмотря на их родовую принадлежность, в первые три четверти VIII в. были силой, достаточно могущественной, чтобы отвлекать воинственные устремления Ассирии и Урарту. В век, прошедший между удачными походами против них Саргона II и падением скифских гарнизонов на маннейской территории, мы ничего не слышим о них, как о родовом организме, и, вероятно, предметы Зивие за одним исключением никоим образом не отражают историю самих маннеев. Этим исключением является пластинка из слоновой кости с вырезанным en creux[3] изображением царя, то ли получающим добычу, то ли готовящимся к войне. Он стоит под балдахином, принимая жезлоносца и оружейника с луком и стрелами, в то время как еще одна фигура подводит к нему быка. Скопированное из ассирийского источника (балдахин и священное дерево), это изделие прекрасно воспроизводит иранский стиль. Одежды с длинной бахромой и расшитыми боковыми вставками обнаружены на луристанских кованых изделиях, особенно в ряде золотых и бронзовых поясных пластинок, показывающих процессии фигур на ритуальных церемониях (см. рис. 7), выполненных в одном и том же неотделанном стиле, как на костяных изделиях из Зивие. В них используется набор художественных соглашений, связывающих Луристан и территорию Манна, и в этом свете кажется возможным, что жители этих двух районов в 1-м тысячелетии появились в результате одного и того же перемещения иранского народа. Два иранских племени, вовлеченные в политическую историю Манна и Луристана в VII в., скоро должны были прийти к господству над всем Западным Ираном.
Неизвестные в истории 2-го тысячелетия племенные названия «мадаи» и «парсуа», неразделимые для греков мидяне и персы, впервые появились в ассирийских исторических летописях IX в. до н. э. Правители этих двух племен платили дань Ассирии в правление Салманасара III (869–824 гг. до н. э.), и в то время, по-видимому, парсуа располагались южнее и юго-западнее озера Урмия, а мадаи – юго-восточнее восточных склонов гор Курдистана, распространяясь на восток на северо-западное плато, несколько севернее области, называвшейся Мидией во времена Ахеменидов. Тем временем парсуа переместились вниз по хребту Загроса и сформировали второй анклав в Центральном Загросе, на территориях, которыми предполагала править Ассирия (рис. 14). Саргон II установил ассирийские гарнизоны внутри территории парсуа, главным из которых был Хархар («крепость Саргона»), находившийся недалеко от современного Хамадана. Однако во времена Саргона парсуа уже занимали долины у подножия Бахтиарских гор, западнее Шустара и северо-восточнее Суз, неподалеку от эламской территории Аншана. Этот новый район поселения они называли Парсумаш. Постепенно здесь поселилась основная масса парсуа и в конце концов отобрала территорию Аншана у ослабевшего Эламского царства. Но в 692 г. мы все еще слышим о Парсумаше и Аншане, сражающихся как союзники против царя Ассирии Синаххериба.
Пользуясь при каждом удобном случае слабостью Салманасара V (727–722), мидяне становились все более важным фактором ассирийской политики. Однако очень маловероятно, чтобы до правления Саргона их примитивная племенная организация позволила провести какую-либо согласованную политическую акцию. Мы знаем, что местный мидийский вождь Дайукку, противостоявший Саргону в 715 г. до н. э., считался достаточно могущественным, чтобы заслужить высылку в один из контролируемых ассирийцами городов в Сирии. Вероятно, это был Деиок, первым, согласно Геродоту, объединивший Мидий-ское царство и основавший Экбатану. В чем конкретно заключались достижения Дайукку, каковы были его отношения с парсуа и был ли в действительности он вообще мидянином – ничего этого мы не знаем. Но после правления Саргона, в 702 г. до н. э. мидийский царь Укшатар (по-гречески Киаксар) напал на ассирийский гарнизон в Хархаре.
Сложности с непокорным народом Манна могли заставить ассирийцев в правление Ассархаддона собирать припасы и лошадей из Мадая. До этого главным источником снабжения являлась Замуа, но хотя она всегда была лояльной к Ассирии, с восточных границ этой провинции угрожали маннеи. Постоянно, со времен набегов Салманасара, операции на территории Мадая были опасными, хотя Тиглатпаласар III (746–728) собирал с нее дань. Но теперь кажется, что ассирийское вмешательство в дела мидян для них абсолютно нежелательно, поскольку, когда силы Ассархаддона начали проникать на их территорию, между этими кампаниями три вождя сами появились в Ниневии, желая добиться помощи ассирийцев против мятежников у себя на родине. Это были Уппис из Партакки, Занасанна из Партукки и Раматайя из Уруказарбарны. Первое из названий, Партакка, вероятно, обозначает зарождавшуюся центральную иранскую провинцию, позднее называвшуюся Парфией, но ее расположение в то время неизвестно. Все эти территории находились значительно дальше контролируемых Ассирией Замуа и Парсумаша, и просьба ассирийской защиты, исходящая из страны, населенной, очевидно, мидянами, и уплата значительной дани наводят на мысль, что объединение мидян при Деиоке, о котором рассказывает Геродот, было домыслом более поздних времен. В 676 г. до н. э. ассирийцы вторглись на территорию мидян вплоть до горы Бикни (Демавенд, северо-восточнее Тегерана) в местности Патушарри, а между 676-м и 673 г. набеги на эту территорию стали интенсивнее. Конечно, очень вероятно, что путь ассирийских армий лежал к югу от территории Мадая, но без вмешательства мидян и киммерийцев, разумеется, не могло обойтись.
К 672 г. до н. э. Ассархаддон, видимо, достиг уровня подлинной стабильности на своих восточных границах, но пророческие тексты показывают, что с 674 г. начала расти его озабоченность деятельностью некоего Каштарити, который решил объединять маннейские, мидийские и недавно прибывшие киммерийские силы и, более того, угрожал и так слабым гарантиям дани из страны Манна. По-видимому, Каштарити царствовал в местности Kap-Каши в центральном Загросе, где основное население оставалось касситским. На достаточных основаниях современные ученые установили, что это был не кто иной, как Геродотов Фраорт и сын Киаксара, о котором говорили как о первом царе, подчинившем персов мидянам. Каштарити отобрал у Ассирии Дур-Энлиль и Шарру-Икби, два главных маннейских города, и правил страной Манна, пока кампания Ашшурбанипала после 660 г. до н. э. не восстановила там ассирийское господство. О покорении Фраортом вождя парсуа Теиспа современных данных у нас нет, но, судя по обстоятельствам отношений Кира с Ашшурбанипалом, о которых будет упомянуто в следующей главе, это вполне правдоподобно.
Начальные столкновения между ассирийцами и мидянами наблюдались на территории, простиравшейся от Каспийского моря до Персидского залива. В них были вовлечены Урарту и Элам, а страна Манна использовалась урартами и мидянами в качестве марионетки, в то время как скифы очень ловко пользовались преимуществом текущей ситуации, главным образом помогая киммерийцам.
Эти обстоятельства объясняют смесь стилей в образцах из Зивие, и мы должны иметь их в виду при поисках начал специфического индийского искусства. В чем же тогда состоит значение основных предметов клада Зивие, пекторали в форме полумесяца и трапециевидных пластин, которые нельзя отнести ни к ассирийским, ни к урартским, скифским или маннейским источникам? Если мы не желаем идти проторенным путем, не стоит ли нам отнести их к искусству мидян, пребывавших до этого момента в тени, или к искусству парсуа, к чьей территории в Центральном Загросе мы можем предположительно приписать луристанские ситулы, фаянсовые пластинки и шкатулки из Суз и Чога-Замби-ля, для которых характерен тот же самый звериный стиль (см. рис. 8)? Несомненно, на этой стадии нам не следует утверждать категорически наличие специфической мидийской формы искусства, хотя ситулы, фаянс и золотые пластины Зивие безусловно разделяют одинаково эклектическое отношение к ассирийским источникам, показывают одних и тех же мифических зверей, имеют один стиль проходящих рядов животных (рис. 15). И конечно, на блюдах Зивие, луристанских ситулах и пластинах изображение грудных клеток животных в виде вогнутых треугольников, прикрепленных сверху к тазу «кнопкой», – это изощренность, которая, как мы увидим, будет продолжаться на начальной стадии ахеменидского искусства. Кажется вероятным, что мидийское искусство возникло в этом «смешанном стиле», который мы находим в Северном и Центральном Загросе.
О внешнем виде и одежде мидян в этот ранний период ассирийское искусство оставило нам общее, но не лишенное противоречий изображение. Рельефы Саргонидов показывают их людьми среднего роста, коротко стриженными, носящими плащи из овчины или накидки из шкуры леопарда. На них зашнурованные сапоги, доходящие до икры ноги, остроконечные шапки с широкими лентами на лбу или падающими тремя складками – короче говоря, обычная одежда людей, живущих в холодных районах. Люди с очень похожей внешностью в бахромчатых (на шерстяной подкладке) и пятнистых (из шкуры леопарда) накидках выгравированы по краю бронзового саркофага, в котором был найден клад Зивие (рис. 16).
Глава 3
Создатели империи
Прошло не так-то много времени, и эти отдельные стычки привели мидян в крепкие тиски ассирийских войск. Власть Фраорта (Хшатриты, Каштарити в ассирийских текстах) была недолговечной: новое племя, происходившее от парсуа, вскоре одержало победу над южной ветвью персов в Парсумаше. Их вождем был Хакаманиш, прародитель, именем которого назвали линию Хакаманиша, или Ахемена, как называли его греки, а со времени его внука Ариарамны до нас дошла первая историческая надпись на персидском языке (выполненная клинописью), касающаяся Ахеменидов (рис. 17). В ней дается родословная Ариарамны, его брата Кураша (Кира I) и их отца Чишпиша (Теиспа) от Хакаманиша. Сам Теисп в этой надписи носит титулы «великого царя, царя Аншана» (Анзана) – эламское название для области, расположенной к северу и востоку от Суз в современном Хузистане. Возможно, имя Теисп совпадает с именем Теушпы, одного киммерийского вождя, упомянутого в летописи Ассархаддона 678 г. Термины надписи Ариарамны не оставляют сомнений: хотя эта территория была центром вотчины дома Ахеменидов, до времени Теиспа ее покорили далеко не полностью. Вероятно, парсуа все еще двигались на юг и захватили эту территорию у эламитов. Более того, Ариарамна многозначительно записывает, как бог Ахура-Мазда дал ему Парсу, страну «великую лошадьми, великую людьми», и тем самым впервые сообщает по-персидски имя высшего бога арийцев. Эта надпись также указывает, что Ариарамна завладел территорией к юго-востоку от Парсумаша и Аншана, землей Парсы (современная провинция Фарс вокруг Шираза). Своему брату Киру он дает лишь титул отца «царь Аншана», оставляя себе почетное звание «царя царей, царя Парсы». Неизвестно, при каких обстоятельствах после смерти Теиспа между двумя его сыновьями были поделены территории парсуа. Разделение, выраженное в этой надписи из Экбатаны, – если это действительно запись тех времен, а не более поздняя подделка, – согласуется с титулами, приведенными затем в летописи Набонида.
Рис. 17. Золотая пластина с надписью Ариарамны древнеперсидским клинописным шрифтом, найденная в Хамадане.
Территориальные притязания Ариарамны вне области Парсумаш-Аншан и Парсы на юге получили серьезный отпор от коалиции северных мидян со скифами и киммерийцами при Фраорте-Каштарити, который, как было сказано ранее, подчинил Ахеменида Теиспа. Объединенные мидийско-киммерийско-скифские силы прочесали южные территории и среди других вещей вывезли золотую табличку Ариарамны с надписью в важный мидийский центр Экбатану (или Агамтану в ассирийской клинописи, современный город Хамадан). Фраорт сформировал антиассирийскую коалицию и встретил поражение и смерть от армии Ашшурбанипала в 653 г. до н. э.
Хотя Парса потерпела поражение от Мидии, Кир по-прежнему продолжал господствовать в Парсумаше и Аншане и, установив свою независимость от Мидии после смерти Фраорта, платил дань Ашшурбанипалу в Ниневию, хотя в действительности симпатизировал не ассирийцам, а мятежному царю Шамашшумукину из Вавилона. Кир не мог рассчитывать на значительную ассирийскую поддержку против исходившей от Мидии угрозы царству парсуа, и после смерти Ашшурбанипала в 626 г. новая и лучше оснащенная армия мидян, организованная Киаксаром II, сыном и преемником Фраорта, покорила парсуа и повела осаду ассирийской столицы Ниневии. Согласно Геродоту, чья хронология по этому эпизоду кажется невероятной, осада мидянами Ниневии должна была чрезмерно затянуться. На этот раз неуверенный в своих союзниках-скифах Киаксар увидел, что его тылам угрожает новое скифское вторжение, выплеснувшееся на Иранское нагорье. Скифская тактика сокрушительных ударов была такова, что, согласно Геродоту, Киаксара вынудили в течение двадцати восьми лет откупаться от них данью. К 612 г. до н. э. Киаксар оказался в состоянии захватить ассирийскую Ниневию и навязать свои условия мира царю Вавилона Набополассару, который присоединился к мидянам в последние годы осады Ниневии. Как только Киаксар победил в Харране ассирийского генерала Ашшурубаллита, он покорил всю Месопотамию и, после удачной кампании в Армении, где Урартское царство было ослаблено нашествием скифов, весь сектор суши от реки Галис на севере до Суз на юге стал принадлежать ему. Хотя Лидия на анатолийском фланге и Халдея на юге Месопотамии оставались непокоренными, Киаксара можно действительно считать создателем Мидийской империи, первой иранской империи кочевников, известной на древнем Ближнем Востоке. Единственные соперничающие линии, претендующие на лидерство в этой империи, роды Ариарамны и его брата Кира, то есть «персы», оставались в вассальной зависимости.
Именно в брачном союзе между дочерью Астиага, сына и преемника Киаксара на троне Мидии, и Камбисом, сыном Кира, «царем царей, царем Аншана» (хотя и вассалом), появился на свет Кир П. В 559 г. до н. э. он стал вассальным царем Аншана и с 547 г. назывался в вавилонских хрониках царем Парсы. Он улучшил военный потенциал персидских племен как и для своего соперника в Экбатане, так и с целью показать вассальную зависимость ветви Ариарамны, чью территорию завоевал или он сам, или Камбис I, возвел новый царский город на территории Фарса. Это был первый ахеменидский город Пасаргады, построенный, вероятно, на территории племени с таким же названием и не обязательно связанный с родовым именем «парсуа» (рис. 18). Кир открыто искал союзников против Мидии. Подходящим и действительно добровольным союзником стал Набонид (Набунаид), узурпатор трона Навуходоносора.
Что касается Набонида, его союз с Киром был предписан богами. Оставив правление Вавилоном в руках Валтасара (играющего заметную роль в Книге пророка Даниила), Набонид выступил в Сирию, в то время как Кир повел войну против Астиага, слабовольного человека, чьи действия были затруднены переходом двух лучших его военачальников на сторону Кира. Результат был предсказуем: Набонид захватил почти все западные земли до сирийского побережья, а персы разграбили Экбатану и вывезли ее сокровища в Пасаргады.
Рис. 18. Скульптура гения на портале сторожевого дома (дворец R) в Пасаргадах. Высота – около 81/2 футов.
Существовали две причины, по которым союз Вавилона с Ахеменидами не мог устоять после этих побед. Первая состояла в том, что близкое этническое родство между персами и покоренными мидянами обрекало новое международное равновесие на неустойчивость: как только персы завоевали Мидию, они обнаружили, что контролируют Мидийскую империю, включающую значительную часть месопотамской территории, относящуюся к сфере интересов Вавилона. Второй причиной был упадок Вавилона и огромная заинтересованность Набонида в завоевании Аравии, где он решил жить. Таким образом, Кир должен был неизбежно и очень скоро поглотить Вавилонию.
Территориальные притязания Ариарамны вне области Парсумаш-Аншан и Парсы на юге получили серьезный отпор от коалиции северных мидян со скифами и киммерийцами при Фраорте-Каштарити, который, как было сказано ранее, подчинил Ахеменида Теиспа. Объединенные мидийско-киммерийско-скифские силы прочесали южные территории и среди других вещей вывезли золотую табличку Ариарамны с надписью в важный мидийский центр Экбатану (или Агамтану в ассирийской клинописи, современный город Хамадан). Фраорт сформировал антиассирийскую коалицию и встретил поражение и смерть от армии Ашшурбанипала в 653 г. до н. э.
Хотя Парса потерпела поражение от Мидии, Кир по-прежнему продолжал господствовать в Парсумаше и Аншане и, установив свою независимость от Мидии после смерти Фраорта, платил дань Ашшурбанипалу в Ниневию, хотя в действительности симпатизировал не ассирийцам, а мятежному царю Шамашшумукину из Вавилона. Кир не мог рассчитывать на значительную ассирийскую поддержку против исходившей от Мидии угрозы царству парсуа, и после смерти Ашшурбанипала в 626 г. новая и лучше оснащенная армия мидян, организованная Киаксаром II, сыном и преемником Фраорта, покорила парсуа и повела осаду ассирийской столицы Ниневии. Согласно Геродоту, чья хронология по этому эпизоду кажется невероятной, осада мидянами Ниневии должна была чрезмерно затянуться. На этот раз неуверенный в своих союзниках-скифах Киаксар увидел, что его тылам угрожает новое скифское вторжение, выплеснувшееся на Иранское нагорье. Скифская тактика сокрушительных ударов была такова, что, согласно Геродоту, Киаксара вынудили в течение двадцати восьми лет откупаться от них данью. К 612 г. до н. э. Киаксар оказался в состоянии захватить ассирийскую Ниневию и навязать свои условия мира царю Вавилона Набополассару, который присоединился к мидянам в последние годы осады Ниневии. Как только Киаксар победил в Харране ассирийского генерала Ашшурубаллита, он покорил всю Месопотамию и, после удачной кампании в Армении, где Урартское царство было ослаблено нашествием скифов, весь сектор суши от реки Галис на севере до Суз на юге стал принадлежать ему. Хотя Лидия на анатолийском фланге и Халдея на юге Месопотамии оставались непокоренными, Киаксара можно действительно считать создателем Мидийской империи, первой иранской империи кочевников, известной на древнем Ближнем Востоке. Единственные соперничающие линии, претендующие на лидерство в этой империи, роды Ариарамны и его брата Кира, то есть «персы», оставались в вассальной зависимости.
Именно в брачном союзе между дочерью Астиага, сына и преемника Киаксара на троне Мидии, и Камбисом, сыном Кира, «царем царей, царем Аншана» (хотя и вассалом), появился на свет Кир П. В 559 г. до н. э. он стал вассальным царем Аншана и с 547 г. назывался в вавилонских хрониках царем Парсы. Он улучшил военный потенциал персидских племен как и для своего соперника в Экбатане, так и с целью показать вассальную зависимость ветви Ариарамны, чью территорию завоевал или он сам, или Камбис I, возвел новый царский город на территории Фарса. Это был первый ахеменидский город Пасаргады, построенный, вероятно, на территории племени с таким же названием и не обязательно связанный с родовым именем «парсуа» (рис. 18). Кир открыто искал союзников против Мидии. Подходящим и действительно добровольным союзником стал Набонид (Набунаид), узурпатор трона Навуходоносора.
Что касается Набонида, его союз с Киром был предписан богами. Оставив правление Вавилоном в руках Валтасара (играющего заметную роль в Книге пророка Даниила), Набонид выступил в Сирию, в то время как Кир повел войну против Астиага, слабовольного человека, чьи действия были затруднены переходом двух лучших его военачальников на сторону Кира. Результат был предсказуем: Набонид захватил почти все западные земли до сирийского побережья, а персы разграбили Экбатану и вывезли ее сокровища в Пасаргады.
Существовали две причины, по которым союз Вавилона с Ахеменидами не мог устоять после этих побед. Первая состояла в том, что близкое этническое родство между персами и покоренными мидянами обрекало новое международное равновесие на неустойчивость: как только персы завоевали Мидию, они обнаружили, что контролируют Мидийскую империю, включающую значительную часть месопотамской территории, относящуюся к сфере интересов Вавилона. Второй причиной был упадок Вавилона и огромная заинтересованность Набонида в завоевании Аравии, где он решил жить. Таким образом, Кир должен был неизбежно и очень скоро поглотить Вавилонию.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента