Страница:
— А по нему и не скажешь, — простодушно удивился Оливер. — Сегодня утром он все больше наблюдал. Правда, когда этот тип Тамалти начал махать ножом, он действовал довольно быстро. Вернее, меня заставил действовать.
Мэр не обратил внимания на слова Оливера. Он думал о своем.
— Хорошо бы вам отправиться прямо к нему, — спустя минуту заговорил Клершоу. — Возможно, как Верховный судья он ничего пока не сможет сделать. Но он же писал в своей статье, что закон должен объяснять действия людей, а не ограничивать их. Мне эта мысль нравится, да и сам судья, наверное, приятный человек. Да. Мы так и сделаем. Поезжайте к нему, адрес у меня есть, а я попытаю счастья в Министерстве внутренних дел. На Уайтхолле я к секретарю скорее всего не пробьюсь, попробую поймать его дома. Если и там толку не будет…
— А вы всерьез рассчитываете? — скептически поинтересовался Оливер.
После довольно долгой паузы мэр тихо ответил:
— Конечно, не рассчитываю. Похоже, нам придется побегать, прежде чем мы чего-нибудь добьемся. Поэтому я и хочу выяснить позицию Верховного судьи. Если он на нашей стороне, лучшей поддержки и желать не приходится.
Оливер попытался представить крупную, значительную фигуру лорда Эргли во главе армии Рича, идущей на штурм Лондона. Образ лишь мелькнул в его сознании, но он успел подумать, что Верховный судья стал бы достойным знаменем мятежа, создал бы видимость законности, и тогда это уже не мятеж, это — восстание. Только вряд ли лорд Эргли станет этим заниматься.
С подобными мыслями Донкастер оказался выдворенным из машины напротив дома судьи. Мэр укатил, оставив его разглядывать дверь, за которой скрывался Английский Закон.
«Может, его и дома нет, — подумал Оливер. — Не станет он сидеть дома, когда вокруг такие дела…» Эта мысль придала ему уверенности, и он позвонил. Впрочем, надеждам его не суждено было сбыться. Служанка, выяснив имя посетителя и предложив ему присесть, отправилась доложить.
— Донкастер? — удивленно переспросил лорд Эргли и посмотрел на Хлою. — Я не знаю, стоит ли… Впрочем, да, пожалуй.
— Он был там сегодня утром, — сказала Хлоя, заглядывая в блокнот. — Я на всякий случай переписала всех присутствовавших — Я иногда думаю, — улыбнулся судья, — что люди совершенно не понимают закона причин и следствий. Все, что вы делаете, тут же находит подтверждение. Вот вы утром записали Донкастера — пожалуйста, он явился. Вот влип бедняга! Интересно, с чем он пожаловал?
До прихода Оливера они решали, как Хлоя будет добираться домой. Девушка собиралась возвращаться на автобусе, а лорд Эргли хотел подвезти ее. Когда Хлоя решительно отказалась, он предложил позвонить кому-нибудь, чтобы не идти одной. «Раз уж вы не можете остаться здесь», — добавил он. Этот вариант тоже не годился. Слуги не догадывались о сложности ситуации, к тому же у Хлои не было самого необходимого, чтобы ночевать в чужом доме. Теперь она раздумывала, стоит ли звонить Линдсею. Во-первых, она плохо обошлась с ним в последнюю встречу, во-вторых, он наверняка работает. С другой стороны, почему бы и не доставить ему удовольствие?
— Но тогда придется рассказать ему, — подумала вслух Хлоя.
— Газеты уже постарались и почти все сделали за вас, — отозвался судья. — Да и почему бы вашему другу… — он махнул рукой, показывая, что не видит необходимости и дальше хранить их тайну.
«Иногда долг оборачивается удовольствием, — подумала Хлоя, глядя на судью, — и наоборот, удовольствие иногда выглядит как долг». Да, у Френка выдалась не самая лучшая суббота, а в воскресенье они и вовсе не увиделись. Хлоя просидела весь день дома в ожидании звонка от лорда Эргли.
Все-таки она позвонила Френку, без особого энтузиазма попросила заехать за ней и вернулась в кабинет мрачнее тучи. Именно в этот момент и объявился Оливер.
— Давайте я его сначала расспрошу, — предложила Хлоя, — а потом провожу к вам. А мне все равно ждать Френка, подожду внизу.
Вот так всегда, думала она. Вечно она ждет кого-то или чего-то внизу, пока великие мира сего совещаются в кабинетах и гостиных. Может, Френк еще и не приедет, тогда она удерет одна, пока они там будут разбираться с этим Донкастером. Сколько бы ей подождать для приличия?
Однако лорд Эргли рассудил иначе.
— Проводите мистера Донкастера к нам сюда, — попросил он служанку. — Скоро должен прийти мистер Линдсей, ведите и его сюда тоже. Если у этого молодого человека приватный разговор, — обратился он к Хлое, — мы перейдем в гостиную, а вы без помех введете вашего друга в курс дела.
Расскажите ему все, что сочтете нужным. Если вы все помните, конечно. Я уже начинаю путаться. Интересно, как там в Бирмингеме дела? Если Пондон вернулся, ему не миновать объяснений с полицией. А-а, мистер Донкастер!.. Ну, почему же? Мы ведь только сегодня виделись. А это — мисс Барнет, если помните. Она-то вас точно не забыла. Присаживайтесь.
— Весьма признателен, — пробормотал Оливер, садясь.
— Ну и утречко у вас выдалось, не так ли? — продолжал судья. — К стыду своему, я так и не уяснил, чью сторону вы поддерживали на переговорах. Вы ведь прибыли вместе с мистером Шилдрейком?
Оливер поудобнее устроился в кресле.
— Я на стороне народа, — торжественно изрек он. — Я — декларация их прав, я — их суверенная воля, я… — он замешкался, отыскивая очередное слово, понял, что иссяк, и, запинаясь, закончил:
— Я — народ.
Лорд Эргли уловил перемену тона и серьезно поинтересовался:
— А как здесь оказался народ? Мне о нем не докладывали.
Оливер пустился в объяснения. Поначалу он чувствовал себя дурак дураком, но постепенно воодушевился, особенно когда заметил повязку из черного шелка на руке девушки и сообразил, что она отказалась вылечить руку с помощью камня. Он вспомнил, как здорово она опрокинула профессора и напала на этого неприятного типа, на сэра Джайлса. А сэр Джайлс остался в министерстве вместе с Шилдрейком после того, как всех остальных выставили вон. А народ возроптал, требуя жизни и здоровья от волшебного камня, который прикарманила полиция, подкупленная американцем.
Все это и еще много сверх того Оливер большой грудой вывалил к ногам Верховного судьи.
— Я все-таки не совсем понял, — осторожно произнес лорд Эргли, когда Оливер замолчал, — почему вы решили, что я не одобряю действий правительства?
— Ну, мне показалось, сэр, что вы одобряете действия мисс Барнет, — с легким смущением объяснил Оливер.
— Я всегда одобряю действия мисс Барнет, — ответил судья. — Я не могу себе позволить пользоваться услугами секретаря, действий которого не одобряю. Но, одобряя действия мисс Барнет, я и не думал выражать неодобрение действиям правительства.
— Но, может быть, именно в этом случае… сэр? — нерешительно предположил Оливер.
Верховный судья покачал головой.
— Нет-нет. Во-первых, я не знаю их действий. Во-вторых, одобрять или не одобрять правительство — не моя прерогатива, я имею дело только с конкретными людьми и только на основании Закона. Я — всего лишь седло, мистер Донкастер, а вовсе не конь, и уж, конечно, не Россинант.
— А если перед седлом предстанет сам Дон Кихот? — подхватил Оливер.
— Если он будет продолжать в том же духе, то до этого дело не дойдет, — сухо ответил лорд Эргли. — Но если даже и так, то будь он Дон Кихот, Дон Жуан или Сид Компеадор — все едино. У меня нет ни глаз, чтобы смотреть, ни рта, чтобы говорить, одни законы.
— А если на этот случай законы не писаны? — настаивал Оливер.
— Так не бывает, — заявил судья. — Можно неверно применить или истолковать закон, можно соблазниться посторонними вещами и хитрыми речами, но любое недоразумение между людьми может быть разрешено при условии равенства перед законом. А в основе нашего закона — чистый душевный порыв…
— Мистер Линдсей! — провозгласила служанка, открывая двери.
Хлоя порывисто встала навстречу Френку. Оливеру вдруг почудилось, что последняя сентенция судьи обратилась в жизнь. Хлоя прошла совсем рядом с его креслом, и он машинально повторил про себя слова судьи, пытаясь вспомнить их первоначальный смысл. Потом обернулся и спросил:
— Разве утренние события не содержали конкретных действий со стороны мисс Барнет?
Верховный судья нахмурился. Чего доброго, этот Донкастер начнет комментировать любое движение Хлои. Впрочем, вопрос был задан четко, и ему пришлось отвечать.
— В данном случае я могу выступать лишь как частное лицо, — внимательно глядя на Оливера, произнес судья. — И как частное лицо я считаю Джайлса Тамалти практически вне закона. — Судья поднялся и протянул руку Френку Линдсею.
Вспоминая последовавшие за тем полчаса, Хлоя неизменно краснела. Наверное, виноват был Донкастер, явившийся слишком поздно, или Френк, пришедший слишком рано. Его оторвали от любимых ведомостей, чтобы отвезти Хлою домой, а она не хотела уходить, не услышав продолжения разговора с Донкастером. Но если остаться, надо же объяснить Френку, в чем дело. А как объяснишь, если Донкастер сидит тут же? У Френка такой скучный вид… И сколько можно спрашивать, чем, где и как она поранила руку! К тому же лорд Эргли собирался поговорить с Донкастером наедине, а это и вовсе не входило в ее планы.
Она представила молодых людей друг другу и довольно ловко (лорд Эргли терпеливо улыбнулся) попыталась ввести в разговор общего знакомого — Шилдрейка. Но призрак распада на две половины, витавший над собравшимися, заставил ее примерно четверть часа спустя все же начать приготовления к отъезду. Сложив аккуратно два листа бумаги, Хлоя открыла сумочку и вздрогнула, увидев белый шелковый платок лорда Эргли, в который она еще утром завернула камень.
Воспользовавшись длинным риторическим периодом в разговоре, девушка чуть сдвинула ткань, и таинственный предмет предстал перед ней без покровов. Мертвый, бесполезный, белый камень, подумала она. Искорки из золотых стали желтыми, а в черных крапинках лишь больная фантазия могла усмотреть сходство с начертанием Божьего имени. Хлоя резко опустила руку, намереваясь снова укутать камень, и поняла, что не может пошевелить пальцами. В чем дело? Может быть, этим поступком она оскорбила камень? Простое действие вдруг обрело глубину. Что она сейчас совершит? Просто завернет камень в платок и уберет с глаз долой, или совершит ритуал облечения покровом?.. Никто ничего не заметил, но Хлоя чувствовала, как вокруг сгустилось ожидание, терпеливое, бесконечное ожидание выбора.
«Трусиха бестолковая!» — выругала она себя и со всем возможным почтением снова завернула камень.
Как ни тянула она с приготовлениями, пришлось уходить, не дождавшись появления в доме у Ланкастерских ворот мэра города Рича. Он был встречен должным образом и немедленно препровожден наверх. Оливер торопливо представил Клершоу Верховному судье и тут же спросил:
— Ну как?
— Пришлось напомнить министру внутренних дел, — медленно проговорил Клершоу, — что магистрат Рича выбирало не правительство, а народ.
— Ну и?..
— Я не сразу добрался до него, а когда мы, наконец, встретились, господин министр попытался отделаться от меня, заявив, что вопрос, мол, рассматривается. Мне пришлось объяснить, что за порядок в городе отвечаю я, и если они намерены темнить и дальше, последствия могут стать непредсказуемыми. Мы долго пререкались, и в конце концов я пообещал предоставить все ресурсы мэрии в распоряжение возмущенного народа, какие бы конституционные формы это возмущение ни приняло, если правительство не найдет удовлетворительного решения. Я особенно подчеркнул: «конституционные формы»… Так мы ни до чего и не договорились. Я ушел, еще раз напомнив напоследок, что мэра избирает народ.
Глава 11
Мэр не обратил внимания на слова Оливера. Он думал о своем.
— Хорошо бы вам отправиться прямо к нему, — спустя минуту заговорил Клершоу. — Возможно, как Верховный судья он ничего пока не сможет сделать. Но он же писал в своей статье, что закон должен объяснять действия людей, а не ограничивать их. Мне эта мысль нравится, да и сам судья, наверное, приятный человек. Да. Мы так и сделаем. Поезжайте к нему, адрес у меня есть, а я попытаю счастья в Министерстве внутренних дел. На Уайтхолле я к секретарю скорее всего не пробьюсь, попробую поймать его дома. Если и там толку не будет…
— А вы всерьез рассчитываете? — скептически поинтересовался Оливер.
После довольно долгой паузы мэр тихо ответил:
— Конечно, не рассчитываю. Похоже, нам придется побегать, прежде чем мы чего-нибудь добьемся. Поэтому я и хочу выяснить позицию Верховного судьи. Если он на нашей стороне, лучшей поддержки и желать не приходится.
Оливер попытался представить крупную, значительную фигуру лорда Эргли во главе армии Рича, идущей на штурм Лондона. Образ лишь мелькнул в его сознании, но он успел подумать, что Верховный судья стал бы достойным знаменем мятежа, создал бы видимость законности, и тогда это уже не мятеж, это — восстание. Только вряд ли лорд Эргли станет этим заниматься.
С подобными мыслями Донкастер оказался выдворенным из машины напротив дома судьи. Мэр укатил, оставив его разглядывать дверь, за которой скрывался Английский Закон.
«Может, его и дома нет, — подумал Оливер. — Не станет он сидеть дома, когда вокруг такие дела…» Эта мысль придала ему уверенности, и он позвонил. Впрочем, надеждам его не суждено было сбыться. Служанка, выяснив имя посетителя и предложив ему присесть, отправилась доложить.
— Донкастер? — удивленно переспросил лорд Эргли и посмотрел на Хлою. — Я не знаю, стоит ли… Впрочем, да, пожалуй.
— Он был там сегодня утром, — сказала Хлоя, заглядывая в блокнот. — Я на всякий случай переписала всех присутствовавших — Я иногда думаю, — улыбнулся судья, — что люди совершенно не понимают закона причин и следствий. Все, что вы делаете, тут же находит подтверждение. Вот вы утром записали Донкастера — пожалуйста, он явился. Вот влип бедняга! Интересно, с чем он пожаловал?
До прихода Оливера они решали, как Хлоя будет добираться домой. Девушка собиралась возвращаться на автобусе, а лорд Эргли хотел подвезти ее. Когда Хлоя решительно отказалась, он предложил позвонить кому-нибудь, чтобы не идти одной. «Раз уж вы не можете остаться здесь», — добавил он. Этот вариант тоже не годился. Слуги не догадывались о сложности ситуации, к тому же у Хлои не было самого необходимого, чтобы ночевать в чужом доме. Теперь она раздумывала, стоит ли звонить Линдсею. Во-первых, она плохо обошлась с ним в последнюю встречу, во-вторых, он наверняка работает. С другой стороны, почему бы и не доставить ему удовольствие?
— Но тогда придется рассказать ему, — подумала вслух Хлоя.
— Газеты уже постарались и почти все сделали за вас, — отозвался судья. — Да и почему бы вашему другу… — он махнул рукой, показывая, что не видит необходимости и дальше хранить их тайну.
«Иногда долг оборачивается удовольствием, — подумала Хлоя, глядя на судью, — и наоборот, удовольствие иногда выглядит как долг». Да, у Френка выдалась не самая лучшая суббота, а в воскресенье они и вовсе не увиделись. Хлоя просидела весь день дома в ожидании звонка от лорда Эргли.
Все-таки она позвонила Френку, без особого энтузиазма попросила заехать за ней и вернулась в кабинет мрачнее тучи. Именно в этот момент и объявился Оливер.
— Давайте я его сначала расспрошу, — предложила Хлоя, — а потом провожу к вам. А мне все равно ждать Френка, подожду внизу.
Вот так всегда, думала она. Вечно она ждет кого-то или чего-то внизу, пока великие мира сего совещаются в кабинетах и гостиных. Может, Френк еще и не приедет, тогда она удерет одна, пока они там будут разбираться с этим Донкастером. Сколько бы ей подождать для приличия?
Однако лорд Эргли рассудил иначе.
— Проводите мистера Донкастера к нам сюда, — попросил он служанку. — Скоро должен прийти мистер Линдсей, ведите и его сюда тоже. Если у этого молодого человека приватный разговор, — обратился он к Хлое, — мы перейдем в гостиную, а вы без помех введете вашего друга в курс дела.
Расскажите ему все, что сочтете нужным. Если вы все помните, конечно. Я уже начинаю путаться. Интересно, как там в Бирмингеме дела? Если Пондон вернулся, ему не миновать объяснений с полицией. А-а, мистер Донкастер!.. Ну, почему же? Мы ведь только сегодня виделись. А это — мисс Барнет, если помните. Она-то вас точно не забыла. Присаживайтесь.
— Весьма признателен, — пробормотал Оливер, садясь.
— Ну и утречко у вас выдалось, не так ли? — продолжал судья. — К стыду своему, я так и не уяснил, чью сторону вы поддерживали на переговорах. Вы ведь прибыли вместе с мистером Шилдрейком?
Оливер поудобнее устроился в кресле.
— Я на стороне народа, — торжественно изрек он. — Я — декларация их прав, я — их суверенная воля, я… — он замешкался, отыскивая очередное слово, понял, что иссяк, и, запинаясь, закончил:
— Я — народ.
Лорд Эргли уловил перемену тона и серьезно поинтересовался:
— А как здесь оказался народ? Мне о нем не докладывали.
Оливер пустился в объяснения. Поначалу он чувствовал себя дурак дураком, но постепенно воодушевился, особенно когда заметил повязку из черного шелка на руке девушки и сообразил, что она отказалась вылечить руку с помощью камня. Он вспомнил, как здорово она опрокинула профессора и напала на этого неприятного типа, на сэра Джайлса. А сэр Джайлс остался в министерстве вместе с Шилдрейком после того, как всех остальных выставили вон. А народ возроптал, требуя жизни и здоровья от волшебного камня, который прикарманила полиция, подкупленная американцем.
Все это и еще много сверх того Оливер большой грудой вывалил к ногам Верховного судьи.
— Я все-таки не совсем понял, — осторожно произнес лорд Эргли, когда Оливер замолчал, — почему вы решили, что я не одобряю действий правительства?
— Ну, мне показалось, сэр, что вы одобряете действия мисс Барнет, — с легким смущением объяснил Оливер.
— Я всегда одобряю действия мисс Барнет, — ответил судья. — Я не могу себе позволить пользоваться услугами секретаря, действий которого не одобряю. Но, одобряя действия мисс Барнет, я и не думал выражать неодобрение действиям правительства.
— Но, может быть, именно в этом случае… сэр? — нерешительно предположил Оливер.
Верховный судья покачал головой.
— Нет-нет. Во-первых, я не знаю их действий. Во-вторых, одобрять или не одобрять правительство — не моя прерогатива, я имею дело только с конкретными людьми и только на основании Закона. Я — всего лишь седло, мистер Донкастер, а вовсе не конь, и уж, конечно, не Россинант.
— А если перед седлом предстанет сам Дон Кихот? — подхватил Оливер.
— Если он будет продолжать в том же духе, то до этого дело не дойдет, — сухо ответил лорд Эргли. — Но если даже и так, то будь он Дон Кихот, Дон Жуан или Сид Компеадор — все едино. У меня нет ни глаз, чтобы смотреть, ни рта, чтобы говорить, одни законы.
— А если на этот случай законы не писаны? — настаивал Оливер.
— Так не бывает, — заявил судья. — Можно неверно применить или истолковать закон, можно соблазниться посторонними вещами и хитрыми речами, но любое недоразумение между людьми может быть разрешено при условии равенства перед законом. А в основе нашего закона — чистый душевный порыв…
— Мистер Линдсей! — провозгласила служанка, открывая двери.
Хлоя порывисто встала навстречу Френку. Оливеру вдруг почудилось, что последняя сентенция судьи обратилась в жизнь. Хлоя прошла совсем рядом с его креслом, и он машинально повторил про себя слова судьи, пытаясь вспомнить их первоначальный смысл. Потом обернулся и спросил:
— Разве утренние события не содержали конкретных действий со стороны мисс Барнет?
Верховный судья нахмурился. Чего доброго, этот Донкастер начнет комментировать любое движение Хлои. Впрочем, вопрос был задан четко, и ему пришлось отвечать.
— В данном случае я могу выступать лишь как частное лицо, — внимательно глядя на Оливера, произнес судья. — И как частное лицо я считаю Джайлса Тамалти практически вне закона. — Судья поднялся и протянул руку Френку Линдсею.
Вспоминая последовавшие за тем полчаса, Хлоя неизменно краснела. Наверное, виноват был Донкастер, явившийся слишком поздно, или Френк, пришедший слишком рано. Его оторвали от любимых ведомостей, чтобы отвезти Хлою домой, а она не хотела уходить, не услышав продолжения разговора с Донкастером. Но если остаться, надо же объяснить Френку, в чем дело. А как объяснишь, если Донкастер сидит тут же? У Френка такой скучный вид… И сколько можно спрашивать, чем, где и как она поранила руку! К тому же лорд Эргли собирался поговорить с Донкастером наедине, а это и вовсе не входило в ее планы.
Она представила молодых людей друг другу и довольно ловко (лорд Эргли терпеливо улыбнулся) попыталась ввести в разговор общего знакомого — Шилдрейка. Но призрак распада на две половины, витавший над собравшимися, заставил ее примерно четверть часа спустя все же начать приготовления к отъезду. Сложив аккуратно два листа бумаги, Хлоя открыла сумочку и вздрогнула, увидев белый шелковый платок лорда Эргли, в который она еще утром завернула камень.
Воспользовавшись длинным риторическим периодом в разговоре, девушка чуть сдвинула ткань, и таинственный предмет предстал перед ней без покровов. Мертвый, бесполезный, белый камень, подумала она. Искорки из золотых стали желтыми, а в черных крапинках лишь больная фантазия могла усмотреть сходство с начертанием Божьего имени. Хлоя резко опустила руку, намереваясь снова укутать камень, и поняла, что не может пошевелить пальцами. В чем дело? Может быть, этим поступком она оскорбила камень? Простое действие вдруг обрело глубину. Что она сейчас совершит? Просто завернет камень в платок и уберет с глаз долой, или совершит ритуал облечения покровом?.. Никто ничего не заметил, но Хлоя чувствовала, как вокруг сгустилось ожидание, терпеливое, бесконечное ожидание выбора.
«Трусиха бестолковая!» — выругала она себя и со всем возможным почтением снова завернула камень.
Как ни тянула она с приготовлениями, пришлось уходить, не дождавшись появления в доме у Ланкастерских ворот мэра города Рича. Он был встречен должным образом и немедленно препровожден наверх. Оливер торопливо представил Клершоу Верховному судье и тут же спросил:
— Ну как?
— Пришлось напомнить министру внутренних дел, — медленно проговорил Клершоу, — что магистрат Рича выбирало не правительство, а народ.
— Ну и?..
— Я не сразу добрался до него, а когда мы, наконец, встретились, господин министр попытался отделаться от меня, заявив, что вопрос, мол, рассматривается. Мне пришлось объяснить, что за порядок в городе отвечаю я, и если они намерены темнить и дальше, последствия могут стать непредсказуемыми. Мы долго пререкались, и в конце концов я пообещал предоставить все ресурсы мэрии в распоряжение возмущенного народа, какие бы конституционные формы это возмущение ни приняло, если правительство не найдет удовлетворительного решения. Я особенно подчеркнул: «конституционные формы»… Так мы ни до чего и не договорились. Я ушел, еще раз напомнив напоследок, что мэра избирает народ.
Глава 11
Первый отказ Хлои Барнет
Выйдя из автобуса вместе с Френком, Хлоя представила себе ближайшие четверть часа и тяжело вздохнула. Она не очень уверенно предложила Френку возвращаться (вряд ли он сумел правильно истолковать ее неуверенность), а когда из этого ничего не вышло, с тоской подчинилась желанию Френка немедленно обсудить все самым тщательным образом. Молчать уже не имело смысла. Субботняя прогулка, воскресные газеты, сегодняшний разговор у судьи — какие уж тут секреты! Хлоя считала, что хорошо знает Френка.
Она сразу уловила в его голосе нотку беспокойства и решила, что он тревожится за нее. Но вскоре ей пришлось усомниться в этом.
— Значит, он показывает тебе что-то в твоем собственном сознании? — спросил Френк, когда они повернули за угол.
— Ну конечно, — кивнула Хлоя. — Во всяком случае, сознание сэра Джайлса он открыл лорду Эргли.
Минуты две Френк напряженно думал о чем-то.
— То есть он может рассказывать? — спросил он.
Хлоя нахмурилась.
— Что рассказывать? — не поняла она.
— Ну ты же можешь забыть что-нибудь или вовсе не знать, — объяснил Френк. — А он тебе возьмет и расскажет.
Это даже проще, чем показывать чужие мысли.
— Да, наверное, может, — неуверенно согласилась Хлоя.
Она никак не могла взять в толк, к чему он клонит, и это раздражало ее.
— И, ты говоришь, его можно разделить? — спросил Френк после приличной паузы.
— Нет, нельзя! — отрезала Хлоя. — На это способны только такие негодяи, как сэр Джайлс.
Опять возникла пауза. Этот заикающийся разговор действовал Хлое на нервы.
— Давай-ка лучше поговорим о чем-нибудь другом, — предложила она. — У тебя ведь до экзаменов месяц остался?
Я так надеюсь, что ты сдашь?
— Наверное, ты не захочешь одолжить мне камень? — небрежно спросил Френк, как будто и не слышал ее вопроса.
— Что? Камень? — Хлоя в изумлении уставилась на него. — О Боже, зачем?
— Ну как же, — бодрым тоном начал Френк, — раз он может проделывать такие штуки с сознанием, он ведь может и на память воздействовать, верно? Например, помочь вспомнить что-нибудь… не понимаешь? — Он помедлил немного. — Экзамены — жутко несправедливая вещь. В конце концов, нельзя же все знать или помнить. А вдруг в самый ответственный момент забудешь какой-нибудь факт или формулировку? Тогда — все, пиши пропало. Никто не будет спрашивать, можешь ты это вспомнить или нет. Если бы помнил, сам бы и сказал. А ты и забыл-то по одной-единственной причине: испугался или растерялся, допустим. Я бы и думать не стал о каком-то серьезном преимуществе на экзаменах, но ведь это… как таблетка от головной боли. Знаешь, многие пользуются всякими мнемоническими правилами, чтобы запомнить получше какую-нибудь ерунду, а это была бы просто более надежная система не забывать в нужный момент.
— Перестань, Френк, — оборвала его Хлоя, — скажи просто: чего ты хочешь?
— Да я же тебе говорю, — удивился Френк. — Не одолжишь ли мне камень? А после экзаменов я верну.
— Нет, нет, не могу, — поспешно проговорила Хлоя. — Извини, Френк, правда не могу.
— Ну, раз не хочешь, то и ладно, — покладисто отозвался Френк. — Но, может, тогда сделаешь для меня еще один? Ты же знаешь, мне очень важно сдать этот чертов экзамен. Я просто представить себе не могу, что будет, если я провалюсь.
— По-моему, пойдешь пересдавать, — с растущим раздражением ответила Хлоя.
«Конечно, Френк не понимает, — твердила она себе, — да и не может понять. Он же не знает всего. И никто не понимает, а я — вообще меньше всех».
— Да, наверное, — обескураженный таким бесчувственным ответом, произнес Френк. — Но все-таки согласись, намного лучше сдать сразу. Это дало бы мне приличные шансы, а через год будет совсем не то.
Хлоя попробовала исправить положение.
— Френк, милый, я терпеть не могу поступать с друзьями по-свински, но я действительно не могу… не могу так с камнем.
— А что тут плохого? — не отступал Френк. — Сама посуди, ведь пишут же люди себе что-нибудь для памяти. На Экзаменах нервничаешь и поэтому вполне можешь забыть что-нибудь. А это вроде… ну, вроде успокоительного.
— О господи! Да когда же это кончится? — неожиданно почти простонала Хлоя.
Френк очень удивился и, видимо, обиделся.
— Как будто, я не так уж много и попросил, — проговорил он. — Я думал, ты и в самом деле хочешь, чтобы я сдал.
Неужели ты думаешь, я стал бы предлагать тебе что-то нечестное? Камень не дает мне никаких преимуществ. Это простая страховка. Если бы была возможность, все бы так сделали.
— Да наплевать мне на «всех»! — в сердцах воскликнула Хлоя. — Меня совершенно не волнует, честно это, справедливо, или как ты там еще говоришь. Френк, ну пойми же, дело совсем не в этом. Мы не можем использовать камень таким образом.
— Но почему? — искренне удивился Френк. — Ведь он действительно может все это делать. Разве твой судья им не пользовался?
— Он же не для себя!
— Я же не прошу, чтобы ты им пользовалась для себя.
Если ты одолжишь его мне или сделаешь для меня еще один, никакого эгоизма в этом не будет, — настаивал Френк. — Я же думал, ты хочешь, чтобы я сдал… Только, по-моему, тебе до этого и дела нет.
— Не надо, Френк! — взмолилась Хлоя.
— А что я могу сделать, если это именно так и выглядит, — продолжал Френк, введенный в заблуждение ее тоном. — Ты вовсе не рвешься помогать людям, только я никак не пойму — почему? Сама-то ты никогда не упускала удачной возможности, а мне, значит, нельзя. Думаю, если бы тебя увольняли с работы, например, ты бы им быстренько воспользовалась.
— Нет! — негодующе воскликнула Хлоя. — Даже если бы я с голода умирала, и то бы не стала им пользоваться.
— Ах, не надо этих драматических эффектов, — с досадой произнес Френк.
Дальше они шли молча. В какой-то момент их руки разъединились и, кажется, никто из них этого не заметил. Хлоя шла налегке, но маленькая сумочка казалась ей невообразимо тяжелой, ведь там, завернутый в платок судьи, лежал кусочек Непостижимого Протовещества. Камень словно подтрунивал над ней из своего укрытия.
«Ну-ка, выброси меня, — нашептывал он, — просто выброси в канаву. Стоит ли из-за меня переживать все эти неприятности? «
Хлоя размышляла. Здравый смысл подсказывал ей, что Френк едва ли одобрил бы такой странный во всех отношениях поступок. Да и кто она такая, чтобы бросать камни?
«Но я же — твой, — продолжал искушать камень, — твой собственный, и ничей больше. Так почему бы тебе не избавиться от меня? Выброси, и дело с концом. А то в другом пробросаешься: Френка упустишь». Откуда-то из глубины памяти всплыли слова… «Моих друзей и возлюбленных… — как это там говорилось? Кажется, так:
— удалил Ты от меня, и глаза мои не видят знающих меня…»11 Нет, она не хотела обойтись с Френком так же, — Милый мой, — нежно сказала она Френку, — ну не сердись. Я постараюсь сделать все, что могу.
— Это не правда, Хлоя, — холодно отозвался Френк. — Ты не захотела выполнить даже такой простой просьбы… Да ладно. Это ведь твой камень. Только не стоит обещать всего, если отказываешь в ерунде. Уж это-то ты могла бы сделать, а вот не захотела.
«Ну, ну, — подзуживал все тот же голос, — сделай! Вот удобный момент. Ты же не обязана знать, как поступают в подобных случаях. Сделай это, и станешь ему настоящим другом».
Дружба… Дружба — это серьезно. Почему бы и не сделать ради дружбы то, чего не сделала бы для себя? Правда, это может разбить ей сердце… Так не в этом ли дело? Не жалеет ли она себя, отказывая ему в просьбе? Новый ход ее мыслей вполне допускал, что именно наущением камня Френк снова повторил с обидой в голосе:
— Да, вот именно. Можешь, а не делаешь, потому что не хочешь.
— Ну и прекрасно! — Хлоя решила стоять насмерть. — Могу, а не хочу! И давай покончим на этом. Ты можешь идти, я тебя не держу. Иди, иди, а то я скоро смотреть на тебя не смогу.
— Я бы предпочел убедиться, что ты добралась до дома благополучно, — официальным тоном ответил Френк.
— А я не хочу, чтобы ты убеждался! — Хлоя чувствовала, что еще немного — и с ней начнется истерика. — Правда, Френк, уходи, сделай одолжение.
— Знаешь, как-то это не правильно, — нерешительно возразил он. — Я на самом деле не понимаю, почему ты отказываешься. Я же говорю, здесь нет ничего плохого.
— Знаю, знаю, слышала, — скороговоркой произнесла Хлоя. — До свидания. Я тебе завтра позвоню.
— Ну ладно, до свидания, — пробормотал Френк, глядя вслед Хлое и удивляясь собственному состоянию. «Вот уж никогда бы не подумал, что Хлоя может так меня довести, — удивился он про себя. — Надо же, как нелепо получилось. Впрочем, ничего удивительного. Когда это женщины рассуждали здраво? Я, правда, считал ее умнее многих… Что такого? Подумаешь, всего и дела-то: попросил о ерундовом одолжении! Я же не какой-нибудь случайный прохожий, она ведь сама давала понять, что я ей нравлюсь. Эх, вечно одно и то же — всяк заботится только о себе».
Размышляя о несоответствиях человеческой природы, он побрел назад, к остановке у Хайгейтского холма. Френк честно пытался понять Хлою, но и на этот раз вынужден был признать, что логика ее поступков ускользает от него. Если она ему друг, а у него были основания считать ее даже больше, чем другом, она не должна была отказывать ему в помощи. Он не сразу поверил в камень и его чудодейственные свойства, но выпавшая из воздуха миссис Шилдрейк и воскресные газеты вкупе с таинственным почтением к этому предмету со стороны Верховного судьи в конце концов преодолели его скептицизм. С помощью довольно расплывчатых мыслей о рентгеновском излучении, кварцевых стеклах, магнетизме и психоанализе он придал существованию камня некоторую наукообразность, а присочинив неизвестное излучение, воздействующее на нервные функции организма, легко смирился с чудесными исцелениями и чтением мыслей. Вот только перемещения в пространстве… Да, нервные функции здесь, конечно, не помогут…
Его раздумья прервал знакомый голос. Френк поднял голову и узнал давнего приятеля.
— А-а, привет, Карнеги, — уныло поздоровался он.
Альберт Карнеги всегда немножко раздражал Френка своей совершенно неиссякаемой жизнерадостностью.
— Ты отчего такой мрачный? — весело поинтересовался Карнеги. — Какие такие несчастья на тебя свалились?
— Да нет у меня никаких несчастий. С чего ты взял? — вяло возразил Френк.
— Ну, извини коли так, — легко согласился Альберт. — Уж больно вид у тебя унылый.
— А-а, все из-за этих проклятых экзаменов, — махнул рукой Френк. — Перезанимался, наверно…
— Пройдусь-ка я с тобой, пожалуй, — решил Альберт. — Давно тебя не видел. Как там мисс Барнет поживает?
— Вроде нормально, — кисло сообщил Френк. — Но она влезла в дела с этим камнем, про который писали газеты, и нервничает из-за этого.
— Ты шутишь? — присвистнул Альберт— Тот самый камень, который всех лечит?
— Насколько я понял, он вообще с кем угодно творит что угодно. Можешь хоть летать, хоть прыгать, хоть у соседа в голове читать. Так они говорят, но крайней мере.
— Летать! — поразился его собеседник.
— Ну я не знаю, как еще назвать способность попадать из одного места в другое практически моментально. Видишь ли, такие штуки у меня на глазах происходили, можешь мне поверить, это правда.
— Ты хочешь сказать, что видел, как человек при помощи камня движется по воздуху? — изумился Альберт.
— Я видел, как женщина появилась из воздуха там, где ее за секунду до этого не было, — уточнил Френк, — а Хлоя вообще наблюдала, как это делается. Ее патрон, лорд Эргли, путешествовал таким манером. Звучит, вроде, нелепо, но ты же читал газеты, а я и сам кое-что видел, и Хлоя мне рассказывала. Не знаю, что и думать.
Карнеги некоторое время молча шагал рядом с Френком. Строй его мыслей отчасти повторял размышления Монтегю и Шилдрейка. В этом не было ничего странного, если учесть, что работал он в управлении Национального транспортного союза. Слова Френка заставили его подумать: а что, если, — именно если, потому что такого, конечно, не может быть, — что, если во всех этих россказнях есть хоть какое-то рациональное зерно? Тогда это может заинтересовать Председателя их союза. Его ведь самым непосредственным образом касаются любые проблемы, связанные с транспортом, а здесь, похоже, проблемы предстояли немалые. А если камень не один и даже не два?
— По-моему, это несерьезно, — небрежно заметил он. — Камней-то — один-два, не больше?
— Ты не понимаешь, — ответил Линдсей, все еще нее силах оторваться от своих переживаний, — неважно, сколько камней… — и он, довольный тем, что попался внимательный слушатель, путая свои желания, фантазии и достоверные факты, выложил Карнеги все, услышанное в доме судьи и позже от Хлои.
— Ну, понимаешь теперь, — закончил он, — я ведь просил о сущей безделице, и для нее это было вовсе нетрудно, и плохого в этом ничего не было.
Она сразу уловила в его голосе нотку беспокойства и решила, что он тревожится за нее. Но вскоре ей пришлось усомниться в этом.
— Значит, он показывает тебе что-то в твоем собственном сознании? — спросил Френк, когда они повернули за угол.
— Ну конечно, — кивнула Хлоя. — Во всяком случае, сознание сэра Джайлса он открыл лорду Эргли.
Минуты две Френк напряженно думал о чем-то.
— То есть он может рассказывать? — спросил он.
Хлоя нахмурилась.
— Что рассказывать? — не поняла она.
— Ну ты же можешь забыть что-нибудь или вовсе не знать, — объяснил Френк. — А он тебе возьмет и расскажет.
Это даже проще, чем показывать чужие мысли.
— Да, наверное, может, — неуверенно согласилась Хлоя.
Она никак не могла взять в толк, к чему он клонит, и это раздражало ее.
— И, ты говоришь, его можно разделить? — спросил Френк после приличной паузы.
— Нет, нельзя! — отрезала Хлоя. — На это способны только такие негодяи, как сэр Джайлс.
Опять возникла пауза. Этот заикающийся разговор действовал Хлое на нервы.
— Давай-ка лучше поговорим о чем-нибудь другом, — предложила она. — У тебя ведь до экзаменов месяц остался?
Я так надеюсь, что ты сдашь?
— Наверное, ты не захочешь одолжить мне камень? — небрежно спросил Френк, как будто и не слышал ее вопроса.
— Что? Камень? — Хлоя в изумлении уставилась на него. — О Боже, зачем?
— Ну как же, — бодрым тоном начал Френк, — раз он может проделывать такие штуки с сознанием, он ведь может и на память воздействовать, верно? Например, помочь вспомнить что-нибудь… не понимаешь? — Он помедлил немного. — Экзамены — жутко несправедливая вещь. В конце концов, нельзя же все знать или помнить. А вдруг в самый ответственный момент забудешь какой-нибудь факт или формулировку? Тогда — все, пиши пропало. Никто не будет спрашивать, можешь ты это вспомнить или нет. Если бы помнил, сам бы и сказал. А ты и забыл-то по одной-единственной причине: испугался или растерялся, допустим. Я бы и думать не стал о каком-то серьезном преимуществе на экзаменах, но ведь это… как таблетка от головной боли. Знаешь, многие пользуются всякими мнемоническими правилами, чтобы запомнить получше какую-нибудь ерунду, а это была бы просто более надежная система не забывать в нужный момент.
— Перестань, Френк, — оборвала его Хлоя, — скажи просто: чего ты хочешь?
— Да я же тебе говорю, — удивился Френк. — Не одолжишь ли мне камень? А после экзаменов я верну.
— Нет, нет, не могу, — поспешно проговорила Хлоя. — Извини, Френк, правда не могу.
— Ну, раз не хочешь, то и ладно, — покладисто отозвался Френк. — Но, может, тогда сделаешь для меня еще один? Ты же знаешь, мне очень важно сдать этот чертов экзамен. Я просто представить себе не могу, что будет, если я провалюсь.
— По-моему, пойдешь пересдавать, — с растущим раздражением ответила Хлоя.
«Конечно, Френк не понимает, — твердила она себе, — да и не может понять. Он же не знает всего. И никто не понимает, а я — вообще меньше всех».
— Да, наверное, — обескураженный таким бесчувственным ответом, произнес Френк. — Но все-таки согласись, намного лучше сдать сразу. Это дало бы мне приличные шансы, а через год будет совсем не то.
Хлоя попробовала исправить положение.
— Френк, милый, я терпеть не могу поступать с друзьями по-свински, но я действительно не могу… не могу так с камнем.
— А что тут плохого? — не отступал Френк. — Сама посуди, ведь пишут же люди себе что-нибудь для памяти. На Экзаменах нервничаешь и поэтому вполне можешь забыть что-нибудь. А это вроде… ну, вроде успокоительного.
— О господи! Да когда же это кончится? — неожиданно почти простонала Хлоя.
Френк очень удивился и, видимо, обиделся.
— Как будто, я не так уж много и попросил, — проговорил он. — Я думал, ты и в самом деле хочешь, чтобы я сдал.
Неужели ты думаешь, я стал бы предлагать тебе что-то нечестное? Камень не дает мне никаких преимуществ. Это простая страховка. Если бы была возможность, все бы так сделали.
— Да наплевать мне на «всех»! — в сердцах воскликнула Хлоя. — Меня совершенно не волнует, честно это, справедливо, или как ты там еще говоришь. Френк, ну пойми же, дело совсем не в этом. Мы не можем использовать камень таким образом.
— Но почему? — искренне удивился Френк. — Ведь он действительно может все это делать. Разве твой судья им не пользовался?
— Он же не для себя!
— Я же не прошу, чтобы ты им пользовалась для себя.
Если ты одолжишь его мне или сделаешь для меня еще один, никакого эгоизма в этом не будет, — настаивал Френк. — Я же думал, ты хочешь, чтобы я сдал… Только, по-моему, тебе до этого и дела нет.
— Не надо, Френк! — взмолилась Хлоя.
— А что я могу сделать, если это именно так и выглядит, — продолжал Френк, введенный в заблуждение ее тоном. — Ты вовсе не рвешься помогать людям, только я никак не пойму — почему? Сама-то ты никогда не упускала удачной возможности, а мне, значит, нельзя. Думаю, если бы тебя увольняли с работы, например, ты бы им быстренько воспользовалась.
— Нет! — негодующе воскликнула Хлоя. — Даже если бы я с голода умирала, и то бы не стала им пользоваться.
— Ах, не надо этих драматических эффектов, — с досадой произнес Френк.
Дальше они шли молча. В какой-то момент их руки разъединились и, кажется, никто из них этого не заметил. Хлоя шла налегке, но маленькая сумочка казалась ей невообразимо тяжелой, ведь там, завернутый в платок судьи, лежал кусочек Непостижимого Протовещества. Камень словно подтрунивал над ней из своего укрытия.
«Ну-ка, выброси меня, — нашептывал он, — просто выброси в канаву. Стоит ли из-за меня переживать все эти неприятности? «
Хлоя размышляла. Здравый смысл подсказывал ей, что Френк едва ли одобрил бы такой странный во всех отношениях поступок. Да и кто она такая, чтобы бросать камни?
«Но я же — твой, — продолжал искушать камень, — твой собственный, и ничей больше. Так почему бы тебе не избавиться от меня? Выброси, и дело с концом. А то в другом пробросаешься: Френка упустишь». Откуда-то из глубины памяти всплыли слова… «Моих друзей и возлюбленных… — как это там говорилось? Кажется, так:
— удалил Ты от меня, и глаза мои не видят знающих меня…»11 Нет, она не хотела обойтись с Френком так же, — Милый мой, — нежно сказала она Френку, — ну не сердись. Я постараюсь сделать все, что могу.
— Это не правда, Хлоя, — холодно отозвался Френк. — Ты не захотела выполнить даже такой простой просьбы… Да ладно. Это ведь твой камень. Только не стоит обещать всего, если отказываешь в ерунде. Уж это-то ты могла бы сделать, а вот не захотела.
«Ну, ну, — подзуживал все тот же голос, — сделай! Вот удобный момент. Ты же не обязана знать, как поступают в подобных случаях. Сделай это, и станешь ему настоящим другом».
Дружба… Дружба — это серьезно. Почему бы и не сделать ради дружбы то, чего не сделала бы для себя? Правда, это может разбить ей сердце… Так не в этом ли дело? Не жалеет ли она себя, отказывая ему в просьбе? Новый ход ее мыслей вполне допускал, что именно наущением камня Френк снова повторил с обидой в голосе:
— Да, вот именно. Можешь, а не делаешь, потому что не хочешь.
— Ну и прекрасно! — Хлоя решила стоять насмерть. — Могу, а не хочу! И давай покончим на этом. Ты можешь идти, я тебя не держу. Иди, иди, а то я скоро смотреть на тебя не смогу.
— Я бы предпочел убедиться, что ты добралась до дома благополучно, — официальным тоном ответил Френк.
— А я не хочу, чтобы ты убеждался! — Хлоя чувствовала, что еще немного — и с ней начнется истерика. — Правда, Френк, уходи, сделай одолжение.
— Знаешь, как-то это не правильно, — нерешительно возразил он. — Я на самом деле не понимаю, почему ты отказываешься. Я же говорю, здесь нет ничего плохого.
— Знаю, знаю, слышала, — скороговоркой произнесла Хлоя. — До свидания. Я тебе завтра позвоню.
— Ну ладно, до свидания, — пробормотал Френк, глядя вслед Хлое и удивляясь собственному состоянию. «Вот уж никогда бы не подумал, что Хлоя может так меня довести, — удивился он про себя. — Надо же, как нелепо получилось. Впрочем, ничего удивительного. Когда это женщины рассуждали здраво? Я, правда, считал ее умнее многих… Что такого? Подумаешь, всего и дела-то: попросил о ерундовом одолжении! Я же не какой-нибудь случайный прохожий, она ведь сама давала понять, что я ей нравлюсь. Эх, вечно одно и то же — всяк заботится только о себе».
Размышляя о несоответствиях человеческой природы, он побрел назад, к остановке у Хайгейтского холма. Френк честно пытался понять Хлою, но и на этот раз вынужден был признать, что логика ее поступков ускользает от него. Если она ему друг, а у него были основания считать ее даже больше, чем другом, она не должна была отказывать ему в помощи. Он не сразу поверил в камень и его чудодейственные свойства, но выпавшая из воздуха миссис Шилдрейк и воскресные газеты вкупе с таинственным почтением к этому предмету со стороны Верховного судьи в конце концов преодолели его скептицизм. С помощью довольно расплывчатых мыслей о рентгеновском излучении, кварцевых стеклах, магнетизме и психоанализе он придал существованию камня некоторую наукообразность, а присочинив неизвестное излучение, воздействующее на нервные функции организма, легко смирился с чудесными исцелениями и чтением мыслей. Вот только перемещения в пространстве… Да, нервные функции здесь, конечно, не помогут…
Его раздумья прервал знакомый голос. Френк поднял голову и узнал давнего приятеля.
— А-а, привет, Карнеги, — уныло поздоровался он.
Альберт Карнеги всегда немножко раздражал Френка своей совершенно неиссякаемой жизнерадостностью.
— Ты отчего такой мрачный? — весело поинтересовался Карнеги. — Какие такие несчастья на тебя свалились?
— Да нет у меня никаких несчастий. С чего ты взял? — вяло возразил Френк.
— Ну, извини коли так, — легко согласился Альберт. — Уж больно вид у тебя унылый.
— А-а, все из-за этих проклятых экзаменов, — махнул рукой Френк. — Перезанимался, наверно…
— Пройдусь-ка я с тобой, пожалуй, — решил Альберт. — Давно тебя не видел. Как там мисс Барнет поживает?
— Вроде нормально, — кисло сообщил Френк. — Но она влезла в дела с этим камнем, про который писали газеты, и нервничает из-за этого.
— Ты шутишь? — присвистнул Альберт— Тот самый камень, который всех лечит?
— Насколько я понял, он вообще с кем угодно творит что угодно. Можешь хоть летать, хоть прыгать, хоть у соседа в голове читать. Так они говорят, но крайней мере.
— Летать! — поразился его собеседник.
— Ну я не знаю, как еще назвать способность попадать из одного места в другое практически моментально. Видишь ли, такие штуки у меня на глазах происходили, можешь мне поверить, это правда.
— Ты хочешь сказать, что видел, как человек при помощи камня движется по воздуху? — изумился Альберт.
— Я видел, как женщина появилась из воздуха там, где ее за секунду до этого не было, — уточнил Френк, — а Хлоя вообще наблюдала, как это делается. Ее патрон, лорд Эргли, путешествовал таким манером. Звучит, вроде, нелепо, но ты же читал газеты, а я и сам кое-что видел, и Хлоя мне рассказывала. Не знаю, что и думать.
Карнеги некоторое время молча шагал рядом с Френком. Строй его мыслей отчасти повторял размышления Монтегю и Шилдрейка. В этом не было ничего странного, если учесть, что работал он в управлении Национального транспортного союза. Слова Френка заставили его подумать: а что, если, — именно если, потому что такого, конечно, не может быть, — что, если во всех этих россказнях есть хоть какое-то рациональное зерно? Тогда это может заинтересовать Председателя их союза. Его ведь самым непосредственным образом касаются любые проблемы, связанные с транспортом, а здесь, похоже, проблемы предстояли немалые. А если камень не один и даже не два?
— По-моему, это несерьезно, — небрежно заметил он. — Камней-то — один-два, не больше?
— Ты не понимаешь, — ответил Линдсей, все еще нее силах оторваться от своих переживаний, — неважно, сколько камней… — и он, довольный тем, что попался внимательный слушатель, путая свои желания, фантазии и достоверные факты, выложил Карнеги все, услышанное в доме судьи и позже от Хлои.
— Ну, понимаешь теперь, — закончил он, — я ведь просил о сущей безделице, и для нее это было вовсе нетрудно, и плохого в этом ничего не было.