По-видимому, хватит времени посекретничать, пора.
— Ваш салат, сэр.
— Спасибо, Роман. Что я ем — кава-киви?
— Да, сэр. Плюс моя небольшая причуда.
— Великолепная идея, Роман. Пусть она и в будущем приходит тебе в голову, непременно.
— Благодарю вас, сэр.
Мейстрал снова принялся за салат. Роман занялся уборкой своих кухонных приспособлений. Мейстрал положил вилку и постучал фальшивым бриллиантом по переднему зубу.
— Роман, — произнес он, — можно мне с тобой посоветоваться?
Роман положил лопатку:
— Сэр. Почту за честь.
Мейстрал заговорил на языке Хосейли. Ему казалось, что на этом языке лучше можно было выразить логику:
— Он в нашей власти, и мы можем изменить ход истории.
— Сэр.
— Это ответственность, какой я никогда бы не пожелал. Мои жизненные интересы, боюсь, всегда были более обыденными. Этот элемент галактической интриги совершенно застал меня врасплох.
— Жизненные обстоятельства разрешения не спрашивают, они складываются сами по себе.
Мейстрал улыбнулся. Это была поговорка Хосейли, и в этом был весь Роман — до мозга костей.
— Очень верно, — согласился Мейстрал. — Обстоятельства сложились так, что я оказался в этой ситуации, и я мог бы, если бы захотел, заставить их сложиться так, чтобы я из нее выпутался.
Роман был явно заинтригован:
— Позволив, чтобы аукцион шел, как получится, а потом продав реликвию тому, кто даст наивысшую цену?
Мейстрал поднял вилку:
— Именно так.
Уши Романа сдвинулись вперед:
— Вы не хотите, чтобы обстоятельства складывались таким образом, сэр?
Мейстрал отвел назад ухе в знак осторожного раздумья. Он разглядывал свой остывающий салат и соображал, как бы ему все это подать. Он мог, конечно, сказать Роману, что Синн и Амалия Йенсен угрожали ему, но это просто приведет к тому, что Роман загорится праведным гневом и станет уговаривать Мейстрала вызывать на дуэль всех, кто попадется под руку. Надо было изыскать другой путь.
— Роман, — сказал Мейстрал, — у меня нет ни малейшего желания нести ответственность за прекращение имперской династии. Это символ цивилизации старшей, чем человечество. Независимо от политики, я чувствую, что не имею права решать: жить Пенджали или умереть.
— Но честь обязывает вас честно вести торговлю.
— Да. — Мейстрал поднял вилку и бесцельно поковырял ей салат. — Видишь, передо мной стоит дилемма, Роман.
— Сэр, я вряд ли гожусь на то, чтобы советовать…
Мейстрал вскинул руки:
— Если не ты, Роман, то кто же?
Ноздри Романа затрепетали от волнения. Мейстралу самому понравилось собственное представление, но он знал, что крик отчаяния был не совсем поддельным. Если он не сумеет уговорить Романа предпринять определенные действия, Пеленг — и, если уж на то пошло, любое другое место — станет для них всех гораздо более опасным местом.
— Сэр, — произнес Роман, — прошу вас, позвольте мне минуту подумать.
— Разумеется, — Мейстрал сделал вид, что снова заинтересовался салатом, и стал следить за Романом из-под полуопущенных век. Нос Хосейли морщился; уши двигались назад, влево, направо; руки размахивали над кухонными приспособлениями. Роман явно с чем-то боролся в душе.
— Сэр, — произнес Роман, — разве нельзя сказать, что некоторые обязанности стоят выше чести, а также что сохранение жизни — одна из них. Далее, нельзя ли сказать, что сохранение жизни само по себе является благородным долгом?
В душе Мейстрала забурлила радость и облегчение. Он тщательно подавил все признаки обуревавших его чувств:
— Что ж… — произнес он.
— Империалисты, разумеется, считают королевскую фамилию саму по себе непреходящим идеалом, каково бы ни было мнение по эту сторону политической границы.
— Роман, — сказал Мейстрал, — но это же будет означать обман наших клиентов.
— Так оно и будет, сэр.
— Это значит обмануть ГРЕГОРА. Человек его происхождения никогда не поймет, что значит для нас идеал Пенджали.
Роман на минуту задумался:
— Это будет сложная задача, сэр.
Мейстрал поднес к губам салфетку.
— Именно поэтому нам следует разработать план сейчас. Пока Грегора нет.
— Триста.
— Четыреста пятьдесят.
— Семьсот.
— Тысяча.
— Я вас не ждал де того, как состоится обмен, юноша. Для вас может быть слишком опасным, если вас здесь увидят.
— Я принял меры предосторожности. Мой босс прислал меня с предложением, генерал.
— Да? Вы меня интригуете.
— М-р Мейстралу нет так уж безразлично, чем кончится это дело, генерал. Он предпочел бы, чтобы одна из сторон — люди — осталась в выигрыше.
Глаза генерала блеснули:
— Вот как? Рассказывайте.
— Тысяча пятьсот.
— Ему они нужны СРАЗУ?
— Наличными, капитан.
— Наличными? Не кредитной карточкой? — Пауза. — Да тут, может, на всей планете столько не наберется.
— Могу вас заверить, что наберется. Даже в самом упорядоченном обществе всегда есть спрос на средства, которые невозможно проследить.
— М-р Романс. Я рад.
— Вы слишком добры, милорд.
— Пожалуйста, разделить со мной бренди.
— К вашим услугам.
— Удивлен быть видеть вас. После угрозы думать, вы спрятаться.
— М-р Мейстрал прислал меня с предложением. Нельзя сказать, чтобы у него не было никаких убеждений в этом вопросе. Он испытывает сентиментальную привязанность к Имперской фамилии и желает им долголетия и успехов.
— Очень интересно. Пожалуйста, сказать еще и продолжать.
— Подождите минутку, юноша.
— Все это на словах выглядит более сложным, чем нужно. Откуда я узнаю, если вы не проведете подмену?
— Криоконтейнер все время будет на виду. Вы сможете наблюдать за ним, и м-р Мейстрал до него не дотронется. Если мы провернем обмен, вы будете знать об этом.
— Но, м-р Романс, простите меня. Насколько мы быть уверены в имперской штука?
— Обширные области Имперской генетики были нанесены на карты, милорд. Я уверен, что непосредственно перед обменом можно провести сравнение.
— Да, босс.
— Мне придется сегодня ночью отлучиться по делу. Пожалуйста, не говори Роману, что меня не будет.
Смешок:
— Хорошо, босс. Как скажете.
— Две тысячи сто.
— Роман?
— Сэр?
— Я отлучусь из дома на эту ночь. Уверен, ты понимаешь, зачем.
Пауза.
— Да, сэр. Вам потребуется моя помощь?
— У меня есть подозрение, что в банке спермы Пеленг-сити древняя охранная сигнализация.
— Как вам угодно, сэр.
— Пожалуйста, не говори Грегору, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— Ни в коем случае не скажу, сэр.
— Две тысячи пятьсот.
— Две тысячи восемьсот пятьдесят.
Имперская реликвия стояла, поблескивая, на столе Мейстрала. Он только что вернулся из своего рейда в банк спермы и все еще был едет в маскировочный костюм. Его стянутые волосы были зачесаны наверх. На глазах были усилители изображения; руки упрятаны в перчатки, обнаруживавшие поток энергии. В доме царило безмолвие, не считая сигналов робота — последнего из оставшихся, возившегося в дальнем коридоре.
Перед Мейстралом находилось оборудование для хранения и содержания в сохранности спермы Хосейли. Сам он никакой спермы не крал, ему пришлось использовать подлинный образец императорской с нанесенными на карту генами Пенджали, иначе сделкам, которые он заключил, грозил провал.
Мейстрал тщательно проследил узор, нанесенный на реликвию. Пульсация электронов отдавалась в его висках.
Мейстрал подумал о своем плане, и где-то, в потаенной части его сознания вспыхнул страх. Он без нужды все усложняет. И существенно увеличивает грозящую ему опасность.
В мозгу Мейстрала формировались схемы. Инструменты ловко двигались в его руках.
Раздался щелчок. Часть реликвии стала вращаться. Как только холод коснулся воздуха, мороз нарисовал тонкие узоры на гравировке.
Реликвия была открыта и отдана на милость Мейстрала.
12
— Ваш салат, сэр.
— Спасибо, Роман. Что я ем — кава-киви?
— Да, сэр. Плюс моя небольшая причуда.
— Великолепная идея, Роман. Пусть она и в будущем приходит тебе в голову, непременно.
— Благодарю вас, сэр.
Мейстрал снова принялся за салат. Роман занялся уборкой своих кухонных приспособлений. Мейстрал положил вилку и постучал фальшивым бриллиантом по переднему зубу.
— Роман, — произнес он, — можно мне с тобой посоветоваться?
Роман положил лопатку:
— Сэр. Почту за честь.
Мейстрал заговорил на языке Хосейли. Ему казалось, что на этом языке лучше можно было выразить логику:
— Он в нашей власти, и мы можем изменить ход истории.
— Сэр.
— Это ответственность, какой я никогда бы не пожелал. Мои жизненные интересы, боюсь, всегда были более обыденными. Этот элемент галактической интриги совершенно застал меня врасплох.
— Жизненные обстоятельства разрешения не спрашивают, они складываются сами по себе.
Мейстрал улыбнулся. Это была поговорка Хосейли, и в этом был весь Роман — до мозга костей.
— Очень верно, — согласился Мейстрал. — Обстоятельства сложились так, что я оказался в этой ситуации, и я мог бы, если бы захотел, заставить их сложиться так, чтобы я из нее выпутался.
Роман был явно заинтригован:
— Позволив, чтобы аукцион шел, как получится, а потом продав реликвию тому, кто даст наивысшую цену?
Мейстрал поднял вилку:
— Именно так.
Уши Романа сдвинулись вперед:
— Вы не хотите, чтобы обстоятельства складывались таким образом, сэр?
Мейстрал отвел назад ухе в знак осторожного раздумья. Он разглядывал свой остывающий салат и соображал, как бы ему все это подать. Он мог, конечно, сказать Роману, что Синн и Амалия Йенсен угрожали ему, но это просто приведет к тому, что Роман загорится праведным гневом и станет уговаривать Мейстрала вызывать на дуэль всех, кто попадется под руку. Надо было изыскать другой путь.
— Роман, — сказал Мейстрал, — у меня нет ни малейшего желания нести ответственность за прекращение имперской династии. Это символ цивилизации старшей, чем человечество. Независимо от политики, я чувствую, что не имею права решать: жить Пенджали или умереть.
— Но честь обязывает вас честно вести торговлю.
— Да. — Мейстрал поднял вилку и бесцельно поковырял ей салат. — Видишь, передо мной стоит дилемма, Роман.
— Сэр, я вряд ли гожусь на то, чтобы советовать…
Мейстрал вскинул руки:
— Если не ты, Роман, то кто же?
Ноздри Романа затрепетали от волнения. Мейстралу самому понравилось собственное представление, но он знал, что крик отчаяния был не совсем поддельным. Если он не сумеет уговорить Романа предпринять определенные действия, Пеленг — и, если уж на то пошло, любое другое место — станет для них всех гораздо более опасным местом.
— Сэр, — произнес Роман, — прошу вас, позвольте мне минуту подумать.
— Разумеется, — Мейстрал сделал вид, что снова заинтересовался салатом, и стал следить за Романом из-под полуопущенных век. Нос Хосейли морщился; уши двигались назад, влево, направо; руки размахивали над кухонными приспособлениями. Роман явно с чем-то боролся в душе.
— Сэр, — произнес Роман, — разве нельзя сказать, что некоторые обязанности стоят выше чести, а также что сохранение жизни — одна из них. Далее, нельзя ли сказать, что сохранение жизни само по себе является благородным долгом?
В душе Мейстрала забурлила радость и облегчение. Он тщательно подавил все признаки обуревавших его чувств:
— Что ж… — произнес он.
— Империалисты, разумеется, считают королевскую фамилию саму по себе непреходящим идеалом, каково бы ни было мнение по эту сторону политической границы.
— Роман, — сказал Мейстрал, — но это же будет означать обман наших клиентов.
— Так оно и будет, сэр.
— Это значит обмануть ГРЕГОРА. Человек его происхождения никогда не поймет, что значит для нас идеал Пенджали.
Роман на минуту задумался:
— Это будет сложная задача, сэр.
Мейстрал поднес к губам салфетку.
— Именно поэтому нам следует разработать план сейчас. Пока Грегора нет.
— Триста.
— Четыреста пятьдесят.
— Семьсот.
— Тысяча.
— Я вас не ждал де того, как состоится обмен, юноша. Для вас может быть слишком опасным, если вас здесь увидят.
— Я принял меры предосторожности. Мой босс прислал меня с предложением, генерал.
— Да? Вы меня интригуете.
— М-р Мейстралу нет так уж безразлично, чем кончится это дело, генерал. Он предпочел бы, чтобы одна из сторон — люди — осталась в выигрыше.
Глаза генерала блеснули:
— Вот как? Рассказывайте.
— Тысяча пятьсот.
— Ему они нужны СРАЗУ?
— Наличными, капитан.
— Наличными? Не кредитной карточкой? — Пауза. — Да тут, может, на всей планете столько не наберется.
— Могу вас заверить, что наберется. Даже в самом упорядоченном обществе всегда есть спрос на средства, которые невозможно проследить.
— М-р Романс. Я рад.
— Вы слишком добры, милорд.
— Пожалуйста, разделить со мной бренди.
— К вашим услугам.
— Удивлен быть видеть вас. После угрозы думать, вы спрятаться.
— М-р Мейстрал прислал меня с предложением. Нельзя сказать, чтобы у него не было никаких убеждений в этом вопросе. Он испытывает сентиментальную привязанность к Имперской фамилии и желает им долголетия и успехов.
— Очень интересно. Пожалуйста, сказать еще и продолжать.
— Подождите минутку, юноша.
— Все это на словах выглядит более сложным, чем нужно. Откуда я узнаю, если вы не проведете подмену?
— Криоконтейнер все время будет на виду. Вы сможете наблюдать за ним, и м-р Мейстрал до него не дотронется. Если мы провернем обмен, вы будете знать об этом.
— Но, м-р Романс, простите меня. Насколько мы быть уверены в имперской штука?
— Обширные области Имперской генетики были нанесены на карты, милорд. Я уверен, что непосредственно перед обменом можно провести сравнение.
— Да, босс.
— Мне придется сегодня ночью отлучиться по делу. Пожалуйста, не говори Роману, что меня не будет.
Смешок:
— Хорошо, босс. Как скажете.
— Две тысячи сто.
— Роман?
— Сэр?
— Я отлучусь из дома на эту ночь. Уверен, ты понимаешь, зачем.
Пауза.
— Да, сэр. Вам потребуется моя помощь?
— У меня есть подозрение, что в банке спермы Пеленг-сити древняя охранная сигнализация.
— Как вам угодно, сэр.
— Пожалуйста, не говори Грегору, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— Ни в коем случае не скажу, сэр.
— Две тысячи пятьсот.
— Две тысячи восемьсот пятьдесят.
Имперская реликвия стояла, поблескивая, на столе Мейстрала. Он только что вернулся из своего рейда в банк спермы и все еще был едет в маскировочный костюм. Его стянутые волосы были зачесаны наверх. На глазах были усилители изображения; руки упрятаны в перчатки, обнаруживавшие поток энергии. В доме царило безмолвие, не считая сигналов робота — последнего из оставшихся, возившегося в дальнем коридоре.
Перед Мейстралом находилось оборудование для хранения и содержания в сохранности спермы Хосейли. Сам он никакой спермы не крал, ему пришлось использовать подлинный образец императорской с нанесенными на карту генами Пенджали, иначе сделкам, которые он заключил, грозил провал.
Мейстрал тщательно проследил узор, нанесенный на реликвию. Пульсация электронов отдавалась в его висках.
Мейстрал подумал о своем плане, и где-то, в потаенной части его сознания вспыхнул страх. Он без нужды все усложняет. И существенно увеличивает грозящую ему опасность.
В мозгу Мейстрала формировались схемы. Инструменты ловко двигались в его руках.
Раздался щелчок. Часть реликвии стала вращаться. Как только холод коснулся воздуха, мороз нарисовал тонкие узоры на гравировке.
Реликвия была открыта и отдана на милость Мейстрала.
12
Уверенные в своих снах, существа-метаниты в Зоопарке Пеленг-Сити вели свою медлительную жизнь, скользя по замороженному аммониевому морю. Хотя у них определенно имелся язык и ограниченный интеллект, лица, наблюдавшие за ними, не были уверены, признать ли у них существование подлинного интеллекта. Изолированные от внешнего мира, где они немедленно превратились в пар, существа ползали на скорости скольжения по их обиталищу, поглощая пищу и друг друга, порождая отбросы и новых индивидуумов. Их восприятие было ограничено звуком и прикосновением, и они были счастливы в своем замкнутом мирке, если не считать раздражающего контакта с забавными маньяками из внешнего мира.
Те, кто следили за ними по мониторам зоопарка, были бы немало удивлены, обнаружив, что метановые существа отказывают им в реальном существовании. Вместо этого метаниты были убеждены, что странные пульсации, направленные к ним из громкоговорителей, были формой согласованной галлюцинации, непроизвольного побочного продукта их собственных вибрирующих фантазий. На протяжении большей части своей истории метаниты вели длительную драматическую работу — строили возвышенную, замысловатую мозаику, абстрактную, как опера, страстную, как любовный роман, наполненную богами и чертями, юмором и философией, недоумением и странностью, и вся она сама себя комментировала и критиковала по ходу действия. Нескончаемая работа стала жить своей собственной сложной жизнью, повороты сюжета этого романа самым непредсказуемым образом возникали из, казалось бы, простейших драматических приемов, ростки нового проникновения в характеры с поразительной регулярностью прорезались даже у персонажей столь давнего происхождения, что их рождение совпадало по времени с рождением их создателей.
Попытки общения с метанитами в аммониевом море, казалось, были просто аспектами этого спонтанно возникающего нового проникновения. Это, заключили существа, — новая интенсивная форма галлюцинаций, и они начали долгую дискуссию о характере их собственного подсознания, недоумевая, откуда берутся такие мысли, дискуссию, которая (и по сию пору) не завершена. Объяснения графа Квика по поводу образа жизни Мейстрала слегка потрясли маленькую колонию метанитов; возможно, концепция «вора» могла быть включена в Великое Произведение, возможно, — нет. Концепция предполагала материальную собственность, которой у метанитов не было и которой они не смогли бы манипулировать, даже в том случае, если бы таковая имелась. Понятие собственности казалось по меньшей мере радикальными упражнениями в философии предположений. Подсознание метанитов, заключили существа, оказывалось на поверку более изобретательным, чем они предполагали ранее.
Нам не следует испытывать излишнего чувства превосходства. Физические горизонты метанитов могут быть ограничены, но их умственная деятельность более живая. Надо еще учитывать, как опыт метанитов может быть принят в качестве парадигмы нашего собственного опыта. Мы, как и существа, приближающиеся к нулевой температуре, живем, окружив себя концептуальными стенами собственного изобретения, и имя им — легион: религиозный скептицизм, идеология, собственность, Высокий Обычай — право же, Высокий Обычай — это намеренный отказ от некоторых форм опыта в пользу других, считающихся более возвышенными или достойными. Высокий Обычай, по крайней мере, признает свою ограниченность. Совокупность опыта, борьба корпоративного существования и вселенная… похоже, ни одно культурное или идеологическое здание не может хорошо обращаться с макрокосмом. У метанитов есть свои иллюзии, и они, кажется, вполне счастливы ими. Это больше, чем то, на что могут претендовать многие из нас.
У Пааво Куусинена возникло сильное ощущение, что он похож на существо, окруженное стенами, но не собственного изобретения, и он стал уже подумывать, а не были ли события последних дней на самом деле неким странным порождением его больного ума. Он был взбешен целым днем наблюдения за людьми, жившими, казалось, самой обыкновенной жизнью, — как, после прошедших нескольких дней все могли вести себя так нормально? В конце концов, Куусинен забросил свои наблюдения и отправился проводить вечер в отель. По крайней мере, это даст ему возможность принять ванну и переодеться. Его номер, казалось, был слегка удивлен его поведением — он не был в нем почти два дня.
Поднявшись, Куусинен заказал себе завтрак и стал сканировать компьютером номера в поисках развития дальнейших событий. Полиция оставалась в недоумении, Мейстрал оставался в номере у Николь, и — Куусинен навострил уши — Николь объявила, что Мейстрал будет сопровождать ее в этот вечер на прощальном балу в честь отбытия Диадемы. Куусинен порылся в оставленной ему почте, обнаружил приглашение в компьютерном хранилище и потребовал, чтобы его (а заодно и полоску магнитного кода, с помощью которой он пройдет через службу безопасности Диадемы) распечатали.
По крайней мере, сегодня вечером он будет иметь возможность на всех посмотреть. Возможно, их поведение ему что-то подскажет.
— Надеюсь, вы извините нас, лейтенант.
— Разумеется, мадам.
Лейтенант Наварр поклонился, обнюхал уши Николь и Мейстрала и вышел из гостиной Николь в ее будуар. Дверь за ним затворилась. Николь смотрела на Мейстрала сияющими глазами. Он улыбнулся:
— Новый роман, миледи?
Николь сделала гримаску:
— Я же сказала, что ты слишком хорошо меня знаешь, разве нет?
— Он ПРОВЕЛ здесь две ночи. Оставаться ему не было никакой необходимости — он мог уйти, не прибегая к маскировке, под своим собственным лицом. А теперь я застаю вас вдвоем, когда вы заканчиваете завтракать.
Николь взяла Мейстрала под руку и вздохнула:
— Он поразительный человек. У него необыкновенная память — он ничего не забывает. Ясность его воспоминаний — это потрясающе. И он действительно что-то делал, Дрейк. Спасал чужие жизни, рисковал собственной. Он делал все это, пока я совершала турне перед камерами. С ним все было по-настоящему.
— Желаю счастья, Николь.
Она рассмеялась:
— Спасибо, Дрейк. Ты знаешь, я очень рада видеть тебя целым и невредимым.
Мейстрал улыбнулся и поцеловал ее:
— Я счастлив быть целым, миледи.
— Заказать второй завтрак?
— Нет, спасибо, я уже поел.
— Вот. Садись рядом со мной.
Мейстрал подобрал какой-то факс и лениво пробежал по его строчкам, отдавая роботу:
— Пьеса, Николь?
Она слегка улыбнулась:
— Вот именно. Лейтенант Наварр сказал, что я в ней буду хороша.
Мейстрал бросил взгляд на Николь:
— Он прав?
— Это изумительная роль. Персонаж — манипулятор, и она играет по меньшей мере полдюжины сильных ролей, просто заставляя другие персонажи поступать так, как она хочет.
— Ты будешь это играть?
— Персонаж не первой молодости. А как только начинаешь исполнять роли зрелых женщин, уже не можешь повернуть все вспять и играть инженю.
— Но ты будешь ее играть, да?
— Думаю, да. — Николь закусила нижнюю губу. — Интересно, готова ли я к этому. Роль требует такого размаха.
Мейстрал взял ее руку и сжал ее:
— Смелее.
Николь слабо улыбнулась:
— Да, я буду играть. ЗНАЮ, что буду. Но я бы еще немножко попсиховала по поводу этого решения, если тебе все равно. Мне противно думать, что я его приняла его.
— Пока ты психуешь, миледи, разреши кое-что тебе показать. — Мейстрал откинул с запястья кружева, сунул руку в карман и, вынув ее, продемонстрировал на ладони два маленьких криогенных флакона. Он повернул запястье, показал Николь обратную сторону кисти, затем снова повернул руку. На ладони был только один флакон. Николь одобрительно кивнула.
— Очень хорошо, — произнесла она. Мейстрал снова проделал те же движения, и на его ладони вновь появились два флакона.
— Как вы думаете, миледи, — спросил он, — могли бы вы обучиться этому к сегодняшнему вечеру?
Николь приняла суровый вид:
— Я не участвую ни в каких заговорах, Мейстрал, если не знаю, в чем они состоят. Даже ради тебя, Дрейк.
Он поклонился ей, а флаконы то появлялись, то исчезали в его пальцах:
— Естественно, ты должна знать, миледи, — сказал он. — Однако я должен предупредить тебя, чтобы ты не рассказывала ничего из того, что я скажу, лейтенанту Наварру. Если он хоть что-нибудь узнает, ему придется вызвать на дуэль половину из присутствующих на балу сегодня вечером. — Мейстрал взглянул на Николь и улыбнулся, предвидя ее реакцию, а флаконы все танцевали в его руках. — На карту поставлена не больше, не меньше, как Судьба Цивилизации.
В воздухе над бальной залой торжественно парили идеограммы «Счастливого пути» и «Грустно расставаться», не обращая внимания на танцующие информационные шары. На антигравитационном балконе под потолком оркестр играл музыку, под которую удобно было прохаживаться и быть замеченным. Под оркестром два персонификатора Элвиса насмерть зарезали друг друга. Этьен стоял в парадном алом костюме, теребя пальцами эфес своей рапиры (напоминание о его дуэли) и вежливо зевал в лицо своим поклонникам. Николь была одета в чуть старомодное черное платье с кринолином, открывавшее ее великолепные белые плечи Она парировала вопросы о Дрейке Мейстрале с привычной легкостью. Политики и местные знаменитости парились в ярком свете, застенчивые искали альковы и парили у чащи с пуншем; другие сбились в кучки, лицом к стене — например, в одном конце зала — империалистическая группа, или, в другом конце группа Созвездия. Каждая группа дружно хмурилась, бросала сердитые взгляды и переступала ногами.
А между ним находилась еще одна группа. Мейстрал, Грегор и Роман, смотревшие всем в лицо, открыто и не стесняясь. Каждый из них улыбался, и каждый — по причинам, известным только ему самому.
— Да, мне больше не нужна эта стекляшка, слава Добродетелям. Все шрамы прошли. — Скрывая зевок.
— Я вижу, вы сегодня вооружены. Вы получили еще один вызов?
Сердитый взгляд.
— Боюсь, что я не могу здесь оставаться. Я не обсуждаю таких вещей.
— Николь. — Мейстрал ласково обнюхал Николь, затем поцеловал ей руку. Шары столпились вокруг них, чтобы лучше видеть. Николь, улыбаясь, разговаривала пониженным голосом. Ее губы, к полному бешенству любителей читать по губам на видео, едва шевелились.
— Я попросила оркестр сыграть «Паломничество к коричному храму» в два раза длиннее, чем обычно. Надеюсь, этого будет достаточно.
— Благодарю вас, мадам. Полагаю, что это прекрасно подойдет. — Мейстрал обернулся к своему окружению. — Николь, могу я представить моего помощника Романа?
— Счастлива снова видеть вас, мой дорогой. — И для камеры: — Разумеется, мы старые друзья.
Обмен обнюхиванием:
— Это большая честь для меня, мадам. Вы сегодня просто прелестны.
— Благодарю вас, роман. Вы хорошо выглядите.
— Вы очень добры, что это заметили, мадам.
— Николь, — произнес Мейстрал, — позволь представить тебе моего младшего помощника, м-ра Грегора Нормана.
— М-р Норман.
— Ах. Очарован. Мадам. — Грегор, для которого появление женщины, воплощавшей годы страстных желаний юности, оказалось слишком большим испытанием, рванулся вперед и схватил руку Николь своей влажной ладонью. Уверенно повернув руку, Николь избежала опасности вывихнуть локоть. Ее улыбка оставалась спокойной. Она повернулась к Роману. Грегор смигнул пот, заливавший ему глаза, и молча обругал себя.
— Надеюсь, вы придете меня повидать до моего отъезда. Возможно, завтра утром.
Язык Романа перекатывался во рту:
— Буду счастлив, если только я не понадоблюсь м-ру Мейстралу.
Мейстрал снисходительно улыбнулся. Его никогда не переставала слегка забавлять взаимная привязанность, существовавшая между Николь и его слугой.
— Разумеется, можешь идти, Роман, — произнес он, — то есть, это в случае, если кто-нибудь из нас доживет до утра.
— Эта женщина, Йенсен, тоже здесь.
— Я видел ее, графиня.
— Мне не нравится эта последняя военная хитрость, барон. Мне она представляется излишне сложной.
— Мейстрал пожелал продолжать жить здесь, в Созвездии. В ином случае Империя не получит предпочтения.
— Но вы ему доверяете.
— И да, и нет, — барон поколебался. — Он знает, что произойдет, если он нас разочарует.
— Да. — В голосе графини послышалось удовлетворенное рычание. — Если он боится, он наш слуга. Остальное не имеет значения.
— Империалисты тоже здесь, Амалия.
— Да, Пьетро. — Амалия улыбнулась. — Империалистов ждет разочарование. Это мне всегда больше всего нравится.
— Кажется, ты в хорошем настроении.
— А почему бы и нет? Мы победили. И, судя по репортажам, погибший империалист оказался тем, кого я бы предпочла видеть мертвым. — Минутная задумчивость. — Разумеется, я никому не желала смерти.
— Конечно. Я понимаю, что ты хотела сказать.
— А та, которая была действительно… в общем, симпатичная… она жива. — Амалия улыбнулась и взяла Пьетро за руку. — Кроме того, когда все это кончится, у нас будут свои планы.
— Лейтенант Наварр?
— Да, м-р… боюсь, что моя память, сэр?..
— Куусинен. Ваш самый покорный слуга.
— Разумеется. Прошу вас, извините меня.
— О, конечно. Последние дни, должно быть, были напряженными.
Наварр беспокойно огляделся. Он все еще часто то и дело оглядывался через плечо, ища угрозу — бешеных кукол, размахивающих волшебными палочками и все в таком роде.
— Да, — отозвался он. — Верно.
— Интересно, есть ли какие-нибудь новости о том, кто был напавший на вас?
— Выяснилось, что он был дезертиром из имперской армии. Похоже, никто понятия не имеет, как он здесь оказался и что, по его мнению, творил. Подозреваю, что это существо было сумасшедшим.
— Несомненно. А про его сообщника ничего не говорят?
— Сообщника, сэр?
— Если ваш дезертир был одним из Шалунов, замешанных в похищении мисс Йенсен, значит, у него был партнер.
Наварр снова оглянулся через плечо. Он увидел Николь и улыбнулся, чувствуя, как кровь быстрее побежала по жилам.
— Я сам этому удивлялся, — сказал он. — Конечно, служба безопасности здесь — высший класс.
— Разумеется.
— И все же я рад, что я на этой планете ненадолго.
— Ваш покорность, джентльмены.
— Граф Квик. К вашим услугам.
— Мисс Никольс. Очень приятно мне видеть вас.
— Благодарю вас, милорд. Вы меня извините?
— Разумеетси. — Граф повернулся к Роману и Мейстралу. — Мы заняться делом?
Николь сунула правую руку в кринолин, ощутила прикосновение криогенного флакончика. Она поупражнялась в фокусе, раз, другой. Походя, кивнула Этьену и снова проделала фокус. Ее сердце билось быстрее обычного — она подумала, не бросается ли в глаза ее нервозность.
К такого рода представлениям она не привыкла. От этого же зависели жизни.
Николь бросила взгляд через зал на лейтенанта Наварра. Си был отчетливо виден: высокий, меднокожий, одетый в траур. У Николь было такое чувство, что он гораздо лучше справился бы с такого рода интригой, в конце концов, он был человеком действия. Лейтенант разговаривал с человеком, одетым по имперской моде, лицо которого было чем-то знакомо. Наварр бросил взгляд через плечо, увидел Николь и кивнул. Ей сразу стало легче на душе.
Николь выполнила фокус безупречно — лучший из всех, какие она проделывала до сих пор.
Она улыбнулась в ответ Наварру и двинулась дальше в сопровождении плывущих серебряных шаров.
Генерал Джералд возвышался над толпой, его мощная грудь была вся в медалях. Он сурово глянул сверху вниз на Мейстрала и быстро обнюхал его шею. Мейстрал ответил на приветствие, его уши были отведены назад, вел он себя так же сухо, как и генерал. Тот повернулся к Грегору.
— Мы готовы, юноша?
Грегор поклонился, подметая пол кружевными манжетами:
— К вашим услугам, генерал.
Генерал Джералд нахмурился. Как бы ни старался этот юнец вести себя по-другому, было в нем что-то такое, что делало его определенно НЕ-У.
— Что ж, к делу, — проворчал генерал.
Графиня Анастасия стояла неподвижно, как статуя, и следила за Романом глазами, похожими на застывший аммоний. Язык барона Синна удовлетворенно перекатывался:
— Определенно принадлежит Имперской династии.
В небольшой комнате раздался мелодичный голос графа Квика:
— Значит, удовлетворение?
— Да, милорд. — Барон Синн отдал флакон Роману, а тот вынул карманный пистолет.
— Отойдите назад, пожалуйста, милорд барон, — произнес Роман и быстро стерилизовал анализатор, уничтожив остатки спермы Нниса Шестьдесят первого, находившиеся в устройстве. Он поклонился барону: — Ваш покорный слуга, — произнес он.
Барон взвесил на руке небольшую кожаную сумку с наличными:
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Роман отвесил церемонный поклон:
— Мы снова встретимся, милорд, в роли паломников к Коричному Храму.
Роман и граф Квик удалились. Графиня взяла барона под руку:
— Это слишком сложно, — сказала она.
— У нас нет выбора. Поступи мы по-другому, и это поставит под угрозу Имперскую Реликвию.
Те, кто следили за ними по мониторам зоопарка, были бы немало удивлены, обнаружив, что метановые существа отказывают им в реальном существовании. Вместо этого метаниты были убеждены, что странные пульсации, направленные к ним из громкоговорителей, были формой согласованной галлюцинации, непроизвольного побочного продукта их собственных вибрирующих фантазий. На протяжении большей части своей истории метаниты вели длительную драматическую работу — строили возвышенную, замысловатую мозаику, абстрактную, как опера, страстную, как любовный роман, наполненную богами и чертями, юмором и философией, недоумением и странностью, и вся она сама себя комментировала и критиковала по ходу действия. Нескончаемая работа стала жить своей собственной сложной жизнью, повороты сюжета этого романа самым непредсказуемым образом возникали из, казалось бы, простейших драматических приемов, ростки нового проникновения в характеры с поразительной регулярностью прорезались даже у персонажей столь давнего происхождения, что их рождение совпадало по времени с рождением их создателей.
Попытки общения с метанитами в аммониевом море, казалось, были просто аспектами этого спонтанно возникающего нового проникновения. Это, заключили существа, — новая интенсивная форма галлюцинаций, и они начали долгую дискуссию о характере их собственного подсознания, недоумевая, откуда берутся такие мысли, дискуссию, которая (и по сию пору) не завершена. Объяснения графа Квика по поводу образа жизни Мейстрала слегка потрясли маленькую колонию метанитов; возможно, концепция «вора» могла быть включена в Великое Произведение, возможно, — нет. Концепция предполагала материальную собственность, которой у метанитов не было и которой они не смогли бы манипулировать, даже в том случае, если бы таковая имелась. Понятие собственности казалось по меньшей мере радикальными упражнениями в философии предположений. Подсознание метанитов, заключили существа, оказывалось на поверку более изобретательным, чем они предполагали ранее.
Нам не следует испытывать излишнего чувства превосходства. Физические горизонты метанитов могут быть ограничены, но их умственная деятельность более живая. Надо еще учитывать, как опыт метанитов может быть принят в качестве парадигмы нашего собственного опыта. Мы, как и существа, приближающиеся к нулевой температуре, живем, окружив себя концептуальными стенами собственного изобретения, и имя им — легион: религиозный скептицизм, идеология, собственность, Высокий Обычай — право же, Высокий Обычай — это намеренный отказ от некоторых форм опыта в пользу других, считающихся более возвышенными или достойными. Высокий Обычай, по крайней мере, признает свою ограниченность. Совокупность опыта, борьба корпоративного существования и вселенная… похоже, ни одно культурное или идеологическое здание не может хорошо обращаться с макрокосмом. У метанитов есть свои иллюзии, и они, кажется, вполне счастливы ими. Это больше, чем то, на что могут претендовать многие из нас.
У Пааво Куусинена возникло сильное ощущение, что он похож на существо, окруженное стенами, но не собственного изобретения, и он стал уже подумывать, а не были ли события последних дней на самом деле неким странным порождением его больного ума. Он был взбешен целым днем наблюдения за людьми, жившими, казалось, самой обыкновенной жизнью, — как, после прошедших нескольких дней все могли вести себя так нормально? В конце концов, Куусинен забросил свои наблюдения и отправился проводить вечер в отель. По крайней мере, это даст ему возможность принять ванну и переодеться. Его номер, казалось, был слегка удивлен его поведением — он не был в нем почти два дня.
Поднявшись, Куусинен заказал себе завтрак и стал сканировать компьютером номера в поисках развития дальнейших событий. Полиция оставалась в недоумении, Мейстрал оставался в номере у Николь, и — Куусинен навострил уши — Николь объявила, что Мейстрал будет сопровождать ее в этот вечер на прощальном балу в честь отбытия Диадемы. Куусинен порылся в оставленной ему почте, обнаружил приглашение в компьютерном хранилище и потребовал, чтобы его (а заодно и полоску магнитного кода, с помощью которой он пройдет через службу безопасности Диадемы) распечатали.
По крайней мере, сегодня вечером он будет иметь возможность на всех посмотреть. Возможно, их поведение ему что-то подскажет.
— Надеюсь, вы извините нас, лейтенант.
— Разумеется, мадам.
Лейтенант Наварр поклонился, обнюхал уши Николь и Мейстрала и вышел из гостиной Николь в ее будуар. Дверь за ним затворилась. Николь смотрела на Мейстрала сияющими глазами. Он улыбнулся:
— Новый роман, миледи?
Николь сделала гримаску:
— Я же сказала, что ты слишком хорошо меня знаешь, разве нет?
— Он ПРОВЕЛ здесь две ночи. Оставаться ему не было никакой необходимости — он мог уйти, не прибегая к маскировке, под своим собственным лицом. А теперь я застаю вас вдвоем, когда вы заканчиваете завтракать.
Николь взяла Мейстрала под руку и вздохнула:
— Он поразительный человек. У него необыкновенная память — он ничего не забывает. Ясность его воспоминаний — это потрясающе. И он действительно что-то делал, Дрейк. Спасал чужие жизни, рисковал собственной. Он делал все это, пока я совершала турне перед камерами. С ним все было по-настоящему.
— Желаю счастья, Николь.
Она рассмеялась:
— Спасибо, Дрейк. Ты знаешь, я очень рада видеть тебя целым и невредимым.
Мейстрал улыбнулся и поцеловал ее:
— Я счастлив быть целым, миледи.
— Заказать второй завтрак?
— Нет, спасибо, я уже поел.
— Вот. Садись рядом со мной.
Мейстрал подобрал какой-то факс и лениво пробежал по его строчкам, отдавая роботу:
— Пьеса, Николь?
Она слегка улыбнулась:
— Вот именно. Лейтенант Наварр сказал, что я в ней буду хороша.
Мейстрал бросил взгляд на Николь:
— Он прав?
— Это изумительная роль. Персонаж — манипулятор, и она играет по меньшей мере полдюжины сильных ролей, просто заставляя другие персонажи поступать так, как она хочет.
— Ты будешь это играть?
— Персонаж не первой молодости. А как только начинаешь исполнять роли зрелых женщин, уже не можешь повернуть все вспять и играть инженю.
— Но ты будешь ее играть, да?
— Думаю, да. — Николь закусила нижнюю губу. — Интересно, готова ли я к этому. Роль требует такого размаха.
Мейстрал взял ее руку и сжал ее:
— Смелее.
Николь слабо улыбнулась:
— Да, я буду играть. ЗНАЮ, что буду. Но я бы еще немножко попсиховала по поводу этого решения, если тебе все равно. Мне противно думать, что я его приняла его.
— Пока ты психуешь, миледи, разреши кое-что тебе показать. — Мейстрал откинул с запястья кружева, сунул руку в карман и, вынув ее, продемонстрировал на ладони два маленьких криогенных флакона. Он повернул запястье, показал Николь обратную сторону кисти, затем снова повернул руку. На ладони был только один флакон. Николь одобрительно кивнула.
— Очень хорошо, — произнесла она. Мейстрал снова проделал те же движения, и на его ладони вновь появились два флакона.
— Как вы думаете, миледи, — спросил он, — могли бы вы обучиться этому к сегодняшнему вечеру?
Николь приняла суровый вид:
— Я не участвую ни в каких заговорах, Мейстрал, если не знаю, в чем они состоят. Даже ради тебя, Дрейк.
Он поклонился ей, а флаконы то появлялись, то исчезали в его пальцах:
— Естественно, ты должна знать, миледи, — сказал он. — Однако я должен предупредить тебя, чтобы ты не рассказывала ничего из того, что я скажу, лейтенанту Наварру. Если он хоть что-нибудь узнает, ему придется вызвать на дуэль половину из присутствующих на балу сегодня вечером. — Мейстрал взглянул на Николь и улыбнулся, предвидя ее реакцию, а флаконы все танцевали в его руках. — На карту поставлена не больше, не меньше, как Судьба Цивилизации.
В воздухе над бальной залой торжественно парили идеограммы «Счастливого пути» и «Грустно расставаться», не обращая внимания на танцующие информационные шары. На антигравитационном балконе под потолком оркестр играл музыку, под которую удобно было прохаживаться и быть замеченным. Под оркестром два персонификатора Элвиса насмерть зарезали друг друга. Этьен стоял в парадном алом костюме, теребя пальцами эфес своей рапиры (напоминание о его дуэли) и вежливо зевал в лицо своим поклонникам. Николь была одета в чуть старомодное черное платье с кринолином, открывавшее ее великолепные белые плечи Она парировала вопросы о Дрейке Мейстрале с привычной легкостью. Политики и местные знаменитости парились в ярком свете, застенчивые искали альковы и парили у чащи с пуншем; другие сбились в кучки, лицом к стене — например, в одном конце зала — империалистическая группа, или, в другом конце группа Созвездия. Каждая группа дружно хмурилась, бросала сердитые взгляды и переступала ногами.
А между ним находилась еще одна группа. Мейстрал, Грегор и Роман, смотревшие всем в лицо, открыто и не стесняясь. Каждый из них улыбался, и каждый — по причинам, известным только ему самому.
— Да, мне больше не нужна эта стекляшка, слава Добродетелям. Все шрамы прошли. — Скрывая зевок.
— Я вижу, вы сегодня вооружены. Вы получили еще один вызов?
Сердитый взгляд.
— Боюсь, что я не могу здесь оставаться. Я не обсуждаю таких вещей.
— Николь. — Мейстрал ласково обнюхал Николь, затем поцеловал ей руку. Шары столпились вокруг них, чтобы лучше видеть. Николь, улыбаясь, разговаривала пониженным голосом. Ее губы, к полному бешенству любителей читать по губам на видео, едва шевелились.
— Я попросила оркестр сыграть «Паломничество к коричному храму» в два раза длиннее, чем обычно. Надеюсь, этого будет достаточно.
— Благодарю вас, мадам. Полагаю, что это прекрасно подойдет. — Мейстрал обернулся к своему окружению. — Николь, могу я представить моего помощника Романа?
— Счастлива снова видеть вас, мой дорогой. — И для камеры: — Разумеется, мы старые друзья.
Обмен обнюхиванием:
— Это большая честь для меня, мадам. Вы сегодня просто прелестны.
— Благодарю вас, роман. Вы хорошо выглядите.
— Вы очень добры, что это заметили, мадам.
— Николь, — произнес Мейстрал, — позволь представить тебе моего младшего помощника, м-ра Грегора Нормана.
— М-р Норман.
— Ах. Очарован. Мадам. — Грегор, для которого появление женщины, воплощавшей годы страстных желаний юности, оказалось слишком большим испытанием, рванулся вперед и схватил руку Николь своей влажной ладонью. Уверенно повернув руку, Николь избежала опасности вывихнуть локоть. Ее улыбка оставалась спокойной. Она повернулась к Роману. Грегор смигнул пот, заливавший ему глаза, и молча обругал себя.
— Надеюсь, вы придете меня повидать до моего отъезда. Возможно, завтра утром.
Язык Романа перекатывался во рту:
— Буду счастлив, если только я не понадоблюсь м-ру Мейстралу.
Мейстрал снисходительно улыбнулся. Его никогда не переставала слегка забавлять взаимная привязанность, существовавшая между Николь и его слугой.
— Разумеется, можешь идти, Роман, — произнес он, — то есть, это в случае, если кто-нибудь из нас доживет до утра.
— Эта женщина, Йенсен, тоже здесь.
— Я видел ее, графиня.
— Мне не нравится эта последняя военная хитрость, барон. Мне она представляется излишне сложной.
— Мейстрал пожелал продолжать жить здесь, в Созвездии. В ином случае Империя не получит предпочтения.
— Но вы ему доверяете.
— И да, и нет, — барон поколебался. — Он знает, что произойдет, если он нас разочарует.
— Да. — В голосе графини послышалось удовлетворенное рычание. — Если он боится, он наш слуга. Остальное не имеет значения.
— Империалисты тоже здесь, Амалия.
— Да, Пьетро. — Амалия улыбнулась. — Империалистов ждет разочарование. Это мне всегда больше всего нравится.
— Кажется, ты в хорошем настроении.
— А почему бы и нет? Мы победили. И, судя по репортажам, погибший империалист оказался тем, кого я бы предпочла видеть мертвым. — Минутная задумчивость. — Разумеется, я никому не желала смерти.
— Конечно. Я понимаю, что ты хотела сказать.
— А та, которая была действительно… в общем, симпатичная… она жива. — Амалия улыбнулась и взяла Пьетро за руку. — Кроме того, когда все это кончится, у нас будут свои планы.
— Лейтенант Наварр?
— Да, м-р… боюсь, что моя память, сэр?..
— Куусинен. Ваш самый покорный слуга.
— Разумеется. Прошу вас, извините меня.
— О, конечно. Последние дни, должно быть, были напряженными.
Наварр беспокойно огляделся. Он все еще часто то и дело оглядывался через плечо, ища угрозу — бешеных кукол, размахивающих волшебными палочками и все в таком роде.
— Да, — отозвался он. — Верно.
— Интересно, есть ли какие-нибудь новости о том, кто был напавший на вас?
— Выяснилось, что он был дезертиром из имперской армии. Похоже, никто понятия не имеет, как он здесь оказался и что, по его мнению, творил. Подозреваю, что это существо было сумасшедшим.
— Несомненно. А про его сообщника ничего не говорят?
— Сообщника, сэр?
— Если ваш дезертир был одним из Шалунов, замешанных в похищении мисс Йенсен, значит, у него был партнер.
Наварр снова оглянулся через плечо. Он увидел Николь и улыбнулся, чувствуя, как кровь быстрее побежала по жилам.
— Я сам этому удивлялся, — сказал он. — Конечно, служба безопасности здесь — высший класс.
— Разумеется.
— И все же я рад, что я на этой планете ненадолго.
— Ваш покорность, джентльмены.
— Граф Квик. К вашим услугам.
— Мисс Никольс. Очень приятно мне видеть вас.
— Благодарю вас, милорд. Вы меня извините?
— Разумеетси. — Граф повернулся к Роману и Мейстралу. — Мы заняться делом?
Николь сунула правую руку в кринолин, ощутила прикосновение криогенного флакончика. Она поупражнялась в фокусе, раз, другой. Походя, кивнула Этьену и снова проделала фокус. Ее сердце билось быстрее обычного — она подумала, не бросается ли в глаза ее нервозность.
К такого рода представлениям она не привыкла. От этого же зависели жизни.
Николь бросила взгляд через зал на лейтенанта Наварра. Си был отчетливо виден: высокий, меднокожий, одетый в траур. У Николь было такое чувство, что он гораздо лучше справился бы с такого рода интригой, в конце концов, он был человеком действия. Лейтенант разговаривал с человеком, одетым по имперской моде, лицо которого было чем-то знакомо. Наварр бросил взгляд через плечо, увидел Николь и кивнул. Ей сразу стало легче на душе.
Николь выполнила фокус безупречно — лучший из всех, какие она проделывала до сих пор.
Она улыбнулась в ответ Наварру и двинулась дальше в сопровождении плывущих серебряных шаров.
Генерал Джералд возвышался над толпой, его мощная грудь была вся в медалях. Он сурово глянул сверху вниз на Мейстрала и быстро обнюхал его шею. Мейстрал ответил на приветствие, его уши были отведены назад, вел он себя так же сухо, как и генерал. Тот повернулся к Грегору.
— Мы готовы, юноша?
Грегор поклонился, подметая пол кружевными манжетами:
— К вашим услугам, генерал.
Генерал Джералд нахмурился. Как бы ни старался этот юнец вести себя по-другому, было в нем что-то такое, что делало его определенно НЕ-У.
— Что ж, к делу, — проворчал генерал.
Графиня Анастасия стояла неподвижно, как статуя, и следила за Романом глазами, похожими на застывший аммоний. Язык барона Синна удовлетворенно перекатывался:
— Определенно принадлежит Имперской династии.
В небольшой комнате раздался мелодичный голос графа Квика:
— Значит, удовлетворение?
— Да, милорд. — Барон Синн отдал флакон Роману, а тот вынул карманный пистолет.
— Отойдите назад, пожалуйста, милорд барон, — произнес Роман и быстро стерилизовал анализатор, уничтожив остатки спермы Нниса Шестьдесят первого, находившиеся в устройстве. Он поклонился барону: — Ваш покорный слуга, — произнес он.
Барон взвесил на руке небольшую кожаную сумку с наличными:
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Роман отвесил церемонный поклон:
— Мы снова встретимся, милорд, в роли паломников к Коричному Храму.
Роман и граф Квик удалились. Графиня взяла барона под руку:
— Это слишком сложно, — сказала она.
— У нас нет выбора. Поступи мы по-другому, и это поставит под угрозу Имперскую Реликвию.