Уильямсон Джек. Это мрачнее, чем вы думаете

   — Объясните сейчас… — но она уже повесила трубку.
   Интересно, что Ровена имела в виду? Бэрби никак не мог понять, чем было вызвано ее странное предостережение… разве что из-за того инцидента с Турком, бросившимся на котенка.
   Сколько он ее помнил, Ровена Мондрик всегда была подвержена приступам меланхолии. Обычно спокойная и уверенная, как любой зрячий, в такие минуты она забывала и о своей музыке, и о друзьях, предпочитая им общество своей громадной овчарки и холод серебряных украшений.
   Ее странности, решил Бэрби, наверное, уходили корнями в те давние трагические события в Африке. И смерть Мондрика разбередила полузабытые страхи. Он подъедет к ней утром… хотя бы, чтобы немного успокоить. Надо не забыть прихватить с собой пару новых пластинок для проигрывателя, который подарили ей Сэм и Нора.
   Но сейчас пора было ехать на свидание с Април Белл.
   Бар в «Кноб Хил» представлял собой полукруглый зал с зеркальными стенами. Тусклое и какое-то мрачное красное освещение. Зеленые кожаные кресла с хромированными подлокотниками. Угловатые и неудобные. Общее впечатление — прилизанности и неуютной жесткости. И вполне возможно, — решил Бэрби, — что так и было задумано, чтобы заставить ничего не подозревающих клиентов покупать все новую и новую выпивку. Иначе здесь не расслабишься.
   Из-за маленького столика под аркой кроваво-красного стекла ему улыбалась Април Белл. Белая меховая шубка была небрежно брошена на соседнее кресло. Она, как это ни странно, выглядела абсолютно комфортно, словно вся эта намеренно неуютная атмосфера ни в малейшей степени ее не беспокоила. Овальное лицо Април Белл отражало удовлетворенность, как у объевшейся сметаной кошки.
   Ее весьма смелое темно-зеленое вечернее платье прекрасно подчеркивало изумрудную зелень ее таинственных глаз. Бэрби даже в голову не пришло надеть фрак, и теперь он чувствовал себя неловко в сером прошлогоднем деловом костюме, к тому же еще слишком свободно сидящем на его долговязой фигуре. Но Април, похоже, не обратила на это внимания, и уже через минуту Бэрби и думать забыл, во что и как он одет. Все его мысли устремились на то, что с таким успехом скрывали под собой белые меха. Белая, ухоженная кожа казалась до невозможности желанной, однако Бэрби почему-то вспомнил о предостережении Ровены…
   — Я бы хотела что-нибудь выпить, — проворковала девушка.
   Бэрби послушно заказал пару дайкири.
   Он смотрел на нее через столик. Она была так близко, что Бэрби даже ощущал аромат ее духов. Официант еще даже не принес напитки, а Бэрби уже опьянел от блеска рыжих волос, удлиненных внимательных глаз, теплого обаяния радостной улыбки и той жизненной силы, которую излучало совершенное тело этой необыкновенной девушки.
   Под бархатистой лаской ее чуть хрипловатого голоса Бэрби хотелось забыть обо всех своих подозрениях. Но он не мог себе этого позволить. Он обязан был узнать правду… Только так он сможет, наконец-то, разрешить бушующий в нем конфликт между светлой надеждой и смутно ощущаемым ужасом.
   По дороге Бэрби пытался как-то выстроить план своего «расследования». Самое главное, ему казалось — выяснить мотив убийства. Если Април Белл действительно не была знакома с доктором Мондриком и не имела ни малейшей причины желать ему зла, то все дальнейшие рассуждения просто теряли всякий смысл. И что, если присутствие на аэродроме котенка и в самом деле вызвало приведший к смерти приступ аллергии? Подобная трагическая случайность вряд ли заинтересует стражей закона. Не смутит она и самого Бэрби. Случайность
   — она и есть случайность.
   Бэрби не хотелось думать о других вариантах. Эта рыжеволосая девушка, так обворожительно ему улыбавшаяся, казалось, предлагала Бэрби то, о чем не мог и мечтать одинокий, разочаровавшийся в жизни журналист. И ему вовсе не хотелось за просто так отказываться от вновь пробудившейся в нем мечты. Ему хотелось понравиться Април Белл.
   И совсем не хотелось находить мотив для убийства. Ему ужасно не хотелось узнать, что Април Белл и в самом деле могла желать доктору Мондрику смерти. И, однако, неразгаданные тайны этого странного дня не давали Бэрби покоя. Они отбрасывали зловещую тень на беспечную улыбку сидевшей напротив девушки…
   О каком это «древнем враге человечества» упоминал доктор Мондрик? Кто дожидается появления «Черного Мессии»?
   Что, если Април Белл — член какой-то тайной организации? В безумном послевоенном мире, где народы, расы и враждебные идеологии отчаянно сражались за существование, когда каждый день ученые придумывали все новые и новые страшные виды оружия, поверить в это было совсем не трудно.
   Предположим, что Мондрик и его помощники во время своей долгой экспедиции в раздираемой военными конфликтами Азии обнаружили какие-то материалы, раскрывающие личности и цели заговорщиков? Обнаружили и привезли с собой в зеленом деревянном ящике. Принимая все мыслимые меры предосторожности… прекрасно понимая опасность, полностью избежать которой они не смогут… его друзья попытались публично разоблачить преступников. И прежде, чем доктор Мондрик успел объяснить суть нависшей над миром угрозы, он был уже мертв.
   А убила его Април Белл… Бэрби некуда было деваться от леденящего кровь вывода. Несчастный случай или преднамеренное убийство — орудием его стал черный котенок, принесенный девушкой к самолету в элегантной сумочке из змеиной кожи.
   Официант принес бокалы с дайкири, и Април снова улыбнулась. Она была рядом, теплая и живая, и Бэрби изо всех сил пытался забыть о своих подозрениях. В конце концов, убеждал он сам себя, все это совершенно невероятно. В мире, где убийцы всех мастей с успехом использовали и ножи, и яды, и автоматические винтовки, ни один уважающий себя профессионал на станет всерьез рассчитывать на молекулы с кошачьей шерсти, которые ветер донесет до предполагаемой жертвы. Ни один современный убийца не рискнет положиться ни на красную ленточку, стягивающую горло черного котенка, ни на стальную иглу заколки, пронзающую маленькое кошачье сердце.
   Разве что…
   Бэрби потряс головой и, со смущенной улыбкой подняв бокал, чокнулся с Април Белл. Чем больше он думал о загадочных обстоятельствах, окружавший смерть доктора Мондрика, тем более зловещими они казались…
   Бэрби решительно вознамерился, отложив тягостные раздумья, приятно провести вечер в обществе самой необыкновенной женщины, какую ему когда-либо доводилось встречать.
   А что, если она ведьма?
   То есть, быстро поправился он, что если она, желая убить старого Мондрика, пыталась осуществить свой замысел, задушив маленького Фифи? Господи, как же ему надоела его жизнь! Восемьдесят часов в неделю в этой проклятой желтой газетенке Престона Троя, за мизерное жалованье, которого в обрез хватает на квартиру, еду и выпивку. А пил он в последнее время столько… Април Белл, даже если она и возомнила себя ведьмой, могла оказаться более привлекательным будущим.
   Мелодично зазвенели бокалы. В улыбающихся глазах девушки Бэрби прочитал вызов.
   — Ну, и за что мы пьем, Бэрби?
   Он наклонился над маленьким восьмиугольным столиком.
   — За нашу встречу, — от волнения у него перехватило дыхание. — Пожалуйста, Април… мне хочется получше вас узнать. Мне все интересно: где вы были, и что там делали. И кто ваши родители, и кто друзья. И о чем вы мечтаете, и что любите есть на завтрак.
   Ее красные губы искривились в хитрой кошачьей улыбке.
   — Пора бы знать, Бэрби — шарм женщины в ее загадочности.
   Он не мог не заметить безукоризненную ровность и белизну ее зубов. Они напомнили ему о том странном рассказе По, где мужчине все время хотелось вырвать зубы своей возлюбленной. Мотнув головой, Бэрби отогнал эту невесть к чему возникшую ассоциацию. Он снова поднял бокал. Внезапно его рука дрогнула, и коктейль выплеснулся ему прямо на пальцы.
   — Когда непознанного слишком много, — осторожно ставя бокал на место, сказал Бэрби, — это вызывает тревогу. По правде говоря, я вас немножко побаиваюсь.
   — Правда? — спросила она, глядя, как он вытирает руку носовым платком. На губах ее играла хитрая усмешка, словно Април было известно нечто, Бэрби пока неведомое. — Ну что вы, Бэрби. Из нас двоих вы куда более опасны.
   Бэрби смущенно уставился в стол. Он не понимал, на что намекает Април Белл. До этого дня Бэрби полагал, что знает женщин… даже слишком хорошо знает. Но эта девушка совершенно сбивала его с толку.
   — Видите ли, Бэрби, — ее голос потешался над ним тайным знанием, скрытым смехом… — я пыталась создать для себя образ. И вы меня очень порадовали, приняв его за реальность. Вы же не захотите, чтобы я отказалась от своей маленькой иллюзии?
   — Захочу, — серьезно ответил он. — Ну, пожалуйста, Април.
   Она кивнула, и красные огоньки заиграли в ее рыжих волосах.
   — Ну хорошо, Бэрби, — промурлыкала Април. — Только для вас. Так и быть, подниму разрисованный занавес.
   Она поставила бокал и облокотилась на столик. Белая округлость плеч и груди девушки была теперь совсем рядом. Бэрби казалось, что он даже различает природный запах ее тела — легкий сухой аромат. Ее соблазнительно хрипловатый голос стал тихим, под стать его настроению.
   — На самом деле я дочь самого обыкновенного фермера, — сказала она. — Я родилась неподалеку от Кларендона. Мои родители держали молочную ферму чуть выше по реке, сразу за железнодорожным мостом. Мне каждое утро приходилось идти целую милю до школьного автобуса.
   На ее губах появилась кривая усмешка.
   — Ну что, Бэрби, достаточно я развеяла мою драгоценную иллюзию?
   — Ты ее даже не поколебала, — покачал головой он. — Пожалуйста, продолжай.
   Ее белое выразительное лицо казалось обеспокоенным.
   — Пожалуйста, Вилли, — тихо попросила она. — Мне не хотелось бы рассказывать о себе… во всяком случае, вот так сразу. Иллюзия — это моя раковина. Без нее я беспомощна и, честно говоря, не так уж и красива. Не заставляйте меня ломать с таким трудом созданный образ. Я могу не понравиться вам такой, какая я есть на самом деле.
   — Это вряд ли, — мрачно усмехнулся он. — Но ты продолжай. Мне все еще страшно.
   Нахмурившись, она пригубила свой дайкири. Зеленые глаза девушки больше не смеялись. Они испытующе глядели на Бэрби. Потом Април Белл рассмеялась.
   — Все это довольно грустно и не слишком приятно, — сказала она. — И не говори потом, что я тебя не предупреждала…
   — Ладно, не буду, — легко согласился Бэрби. — Мне хочется тебя узнать… чтобы ты мне понравилась еще больше.
   — Надеюсь, что так, — усмехнулась она. — Ну, ладно, сам напросился…
   Гримаса отвращения на миг искривила ее лицо.
   — Мои родители не могли ужиться вместе… в этом-то и корень всех наших бед, — она говорила словно через силу, хрипло и неровно. — Мой отец… пожалуй, нет смысла чересчур вдаваться в подробности. В общем, мне было девять лет, когда мы с мамой уехали в Калифорнию. Остальные дети остались с отцом.
   Она нервно осушила бокал.
   — Мы не получали алиментов, — в ее голосе звучала горечь. — Мама снова взяла свою девичью фамилию. Она пошла работать, чтобы мы не умерли с голоду. Официанткой, буфетчицей, продавщицей, стенографисткой… Статистом в массовках. Потом ей предложили какие-то мелкие роли. Но все равно, ей здорово доставалось. Она жила для меня и учила не повторять ее ошибок.
   — Мама была не слишком высокого мнения о мужчинах — и боюсь, не без оснований. Ей хотелось, чтобы я всегда могла за себя постоять. Она сделала меня… ну, скажем так… волчицей, — блеснули в неуверенной улыбке ровные белоснежные зубы. — И вот я здесь. Мама помогла мне получить образование. И все эти годы она каким-то чудом еще ухитрялась выплачивать страховку. Когда она умерла, мне досталось несколько тысяч долларов. Со временем они кончатся, и если я сделаю так, как она меня учила…
   Она поморщилась. Потом попыталась улыбнуться.
   — Вот такие дела, Вилли. Я хищница, ищущая добычу. — Она резко отодвинула пустой бокал — жест, показавшийся Бэрби одновременно и нервным, и вызывающим. — И как я теперь тебе нравлюсь?
   Бэрби даже заерзал в кресле под пронзительным взглядом этих слегка раскосых глаз. К его неописуемому облегчению, к их столику подошел официант, и Бэрби поспешно заказал еще пару дайкири.
   Тихо, с легкой издевкой в голосе — то ли над своим спутником, то ли над собой — Април Белл спросила:
   — Ну что, теперь, когда ты узнал печальную правду, ты стал меньше меня бояться?
   Бэрби постарался улыбнуться.
   — Для коварной хищницы, — как мог небрежно ответил он, — ты превосходно вооружена. Мне остается только сожалеть, что репортеры «Стар»
   — не слишком привлекательная дичь. — Голос Бэрби стал серьезным. — Но боюсь я совсем другого.
   Бэрби, не отрываясь, глядел на Април Белл. И ему показалось, что после его слов она чуть заметно напряглась. Ее зеленые глаза слегка прищурились. Даже ее запах, как ему почудилось, стал немного другим — словно эта девушка была настоящий хищницей, волчицей, изготовившейся к прыжку за маленьким ресторанным столиком. Хищницей, настороженной и смертоносной.
   — Ну? — нетерпеливо спросила она. — Чего же ты боишься?
   Одним глотком Бэрби осушил свой бокал. Его пальцы нервно забарабанили по столу… Он обратил внимание на то, какими большими и волосатыми казались его руки рядом с белыми ручками Април. Его разум восстал против невыносимого конфликта между безумной надеждой и столь же безумными сомнениями. Ему до смерти захотелось сказать всю правду.
   — Април…
   Он заставил себя остановиться. Белое лицо Април Белл стало холодным и неприступным. В хищно прищуренных глазах вспыхнула тревога…. Словно девушка уже знала, о чем он хочет ее спросить. Бэрби заставил себя продолжать.
   — Април… это касается того, что произошло в аэропорту. — Он наклонился над столом. Ему почему-то снова стало холодно. Внезапно голос Бэрби стал жестким, обвиняющим. — Ты убила того черного котенка. Я нашел его труп. Ты сделала это, чтобы вызвать смерть доктора Мондрика.
   Бэрби ожидал услышать возмущенные возражения. Он приготовился к испепеляющей ярости. От всего сердца он надеялся встретить искреннее непонимание его обвинений — это если какой-то юный живодер украл и убил маленького Фифи. И Бэрби просто-напросто растерялся, когда Април Белл вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
   Закусив губу, он смотрел на рыжее великолепие ее волос. Боль и отчаяние девушки, словно острый нож, пронзали ему сердце. Он не переносил слез. Все его подозрения внезапно показались Бэрби глупыми и надуманными. И угораздило же его упомянуть того несчастного котенка!
   — Април, — растерянно забормотал он. — Ну, не надо… Я не хотел…
   Подняв голову, она молча посмотрела на Бэрби. Большие, темные и такие серьезные глаза… И слезы, текущие по ее щекам. Она чуть заметно кивнула
   — усталый, безнадежный кивок полного поражения.
   — Значит, тебе все известно.
   Это было утверждение, а не вопрос.
   Бэрби хотел взять Април за руки, но та поспешно отстранилась. Она сидела и смотрела ему в глаза. Сидела и ждала, покорная и одновременно отважная, в потеках от расплывшейся косметики… Не прячась за иллюзиями. Не пытаясь создавать никакого образа… Или все это было только умелой игрой?
   — Я ничего не знаю, — поспешно сказал сбитый с толку Бэрби. — Это кошмар какой-то… слишком много всего, чего я не понимаю. И не могу объяснить. Я… — он судорожно сглотнул. — Я не хотел сделать тебе больно. Поверь мне, Април, пожалуйста. Ты мне нравишься… очень нравишься. Но… ты же знаешь, как умер Мондрик.
   Она опустила заплаканные глаза. Вынула из зеленой кожаной сумочки, изумительно подходящей по цвету к ее платью и глазам, маленький носовой платочек. Вытерла слезы. Быстро, почти незаметно, припудрила щеки. Пригубила свой коктейль… но Бэрби заметил, как дрожал в ее руках бокал.
   — Да, Вилли, — наконец, серьезно сказала она. — Ты меня раскусил… Наверно, больше нет смысла водить тебя за нос. Мне трудно сказать правду, да и тебя это наверняка расстроит.
   — Видишь ли, Бэрби, я ведьма.
   Бэрби даже привстал, и тут же плюхнулся обратно в кресло. Он недоверчиво посмотрел в ее серьезное лицо и, словно не веря своим ушам, затряс головой.
   — Что ты имеешь в виду, — с третьей попытки выдавил он.
   — Только то, что я тебе сказала, — спокойно ответила Април Белл. — Я не рассказала тебе, из-за чего поссорились мои родители… Не смогла. Но суть в том, что еще девочкой я почувствовала в себе ведьму. И об этом узнал мой отец. Моя мать… она всегда об этом знала и, как могла, защищала меня. Если бы не она, отец бы меня просто-напросто убил. Вот потому-то он нас тогда и прогнал.

5. СЕКРЕТ ПОД ВУАЛЬЮ

   Април Белл наклонилась над столиком. Она говорила негромко, и ее чуть раскосые глаза, словно оценивая его реакцию, пристально следили за ошарашенным Бэрби.
   А он сидел, не в силах пошевелиться, задыхаясь, как после доброй порции виски, ничего не чувствуя, но заранее зная, что сейчас по телу разольется тепло. Он сглотнул и снова обрел способность дышать. Потом неуверенно кивнул. Бэрби даже и не пытался заговорить… он был не готов оспаривать признание девушки, но в то же время и не мог вот так просто ей поверить.
   На ее озабоченном лице появилась неуверенная улыбка.
   — Понимаешь, — продолжала она, — мама была второй женой моего отца. Она ему в дочки годилась. Я знаю, мать никогда его не любила… я так и не поняла, почему она за него вышла. Отвратительный, грубый тип, и вечно без денег. Мама явно не придерживалась правил, которые потом пыталась привить мне.
   Бэрби потянулся за сигаретой. Ему не хотелось прерывать девушку, которая наверняка бы замолчала, поняв, насколько взволновал его этот рассказ. Бэрби надо было чем-то занять нервно дрожащие руки. Он предложил сигарету Април, но она только покачала головой.
   — Моя мать любила какого-то другого человека — она не называла его имени. Может, в этом и кроется объяснение ее странного брака. Как, впрочем, и ее отношения к мужчинам. Во всяком случае, мой отец никогда не делал ничего такого, за что его можно было бы полюбить. Я не знаю, догадывался ли он о том, другом мужчине. Но, во всяком случае, он сомневался, что я его дочь — это мне известно совершенно точно.
   Стараясь не показывать, как дрожат его руки, Бэрби зажег сигарету.
   — Отец был очень строг, — продолжала девушка. — Настоящий пуританин. Он не стал священником — не мог полностью согласиться ни с одной церковью, ни с одной сектой. Он проповедовал свою собственную, суровую веру на улицах, на рынке, везде, где ему удавалось найти хоть пару-тройку слушателей. Он считал себя праведником, пытающимся отвратить мир от греха. На самом деле он был чудовищно жесток.
   — Во всяком случае, по отношению ко мне.
   Старая боль тенью легла на лицо девушки.
   — Видишь ли, я была не по годам развитым ребенком. К трем годам я уже умела немного читать. Я понимала людей. Порой я чувствовала, что люди собираются сделать. Чувствовала, что вот-вот должно произойти. У отца были и другие дети, от первого брака. И ему совсем не нравилось, что я умнее своих старших братьев и сестер. Умнее тех, кого он считал порождением своей плоти и крови.
   Она слабо улыбнулась.
   — Мне кажется, я тогда была весьма хорошенькая… во всяком случае, так всегда говорила моя мать. Без сомнения, я была избалованной и заносчивой, и порой не слишком считалась с остальными. Я вечно ссорилась с кем-либо из старших детей, и мать всегда принимала мою сторону. Ну, конечно, все они были куда сильнее меня, но, мне кажется, я ухитрялась здорово им досаждать.
   Ее лицо стало белее мела.
   — И отцу тоже, — прошептала она. — Я любила дразнить его своими рыжими волосами. И моя мама, и отец — оба были темноволосыми, а тот, другой мужчина, теперь я в этом уверена, наверняка был рыжим. Но тогда я знала только то, что цвет моих волос приводит его в бешенство. Мне только-только исполнилось пять лет, когда он впервые назвал меня ведьмой… и, вырвав из рук матери, выпорол своим длинным кнутом.
   Ее глаза были сухим. Бэрби они казались жесткими, как изумруды, полными старой, но не забытой, ненависти. Лицо Април, за исключением алых полумесяцев ее губ, было белым, как волчий мех на спинке соседнего кресла. В голосе ее звучала горечь — так, наверно, шептал обжигающе сухой ветер над пустыней Ала-шан.
   — Отец всегда ненавидел меня. И дети его тоже… Нет, сама я никогда не считала себя его дочерью. Они ненавидели меня, потому что я была другой. Не такой, как они. Я была красивее любой из девчонок и сообразительнее любого из парней. Кроме того, я умела делать то, что не мог ни один из них. Да… они ненавидели меня потому, что уже тогда я была ведьмой.
   Април Белл яростно кивнула.
   — Они все объединились против меня… все, кроме моей мамы. Мне приходилось постоянно защищаться, ну, и когда представлялся удобный момент, я не оставалась в долгу. О ведьмах я узнала из Библии — перед каждым завтраком, обедом или ужином отец читал вслух какую-нибудь главу. А потом еще и декламировал бесконечное благодарение… и только потом позволял приниматься за еду. Я спрашивала, что умели делать ведьмы. Кое-что мне рассказала мама, но больше всего я узнала от старой повивальной бабки, появившейся у нас в доме, когда рожала моя старшая и уже успевшая выйти замуж «сестра». Странная это была старуха! К семи годам я начала понемногу практиковаться в том, что мне удалось узнать.
   Затаив дыхание, не зная, верить или нет, Бэрби слушал этот рассказ.
   — Я начинала с мелочей, — прошептала она. — Как, наверно, учится любой ребенок. Первый серьезный случай произошел несколько позже, когда мне почти исполнилось девять. У моего брата Гарри был пес по кличке Тайк. И почему-то этот Тайк тоже ненавидел меня. Он рычал, когда я пыталась его погладить… совсем как сегодня тот жуткий пес жены Мондрика. Еще один знак, — говорил мой отец, — что я ведьма, посланная Богом в его дом в наказание за грехи.
   Однажды Тайк меня укусил. Гарри засмеялся и назвал меня мерзкой маленькой ведьмочкой. Он пообещал в следующий раз натравить на меня своего пса. Возможно, он так шутил… не знаю… Но я тогда сказала, что докажу ему, какая я на самом деле ведьма. Я заявила, что убью Тайка, наложив на него заклятие. И я сделала все, что смогла.
   — Я припомнила все, что мне рассказывала повивальная бабка. Я придумала маленькое заклинание о смерти Тайка и повторяла его каждый день во время молитвы. Я собрала шерсть с его подстилки, плюнула на нее и сожгла в плите на кухне. А потом стала ждать, когда Тайк умрет.
   — Ты была еще ребенком, — прошептал Бэрби, пытаясь как-то сгладить болезненность старых воспоминаний. — Ты просто играла.
   — На следующей неделе Тайк взбесился, — негромко сказала она. Отцу пришлось его пристрелить.
   Эти тихие слова оглушили Бэрби, словно удар грома.
   — Случайное совпадение, — пробормотал он, заерзав в кресле.
   — Возможно, — улыбка на миг озарила ее лицо. Как будто девушку веселили его предположения. — Но я так не думаю. — И снова на ее лицо легла тень давней горечи и обиды. — Я поверила в свою силу. И Гарри поверил. И отец, когда Гарри рассказала ему о моей угрозе. Я побежала к маме, но отец поймал меня и снова выпорол.
   Ее длинные пальцы подняли бокал, но, повертев его в руках, она, так и не попробовав, поставила коктейль обратно на стол.
   — Отец тогда здорово меня отлупил. Я потом еле ходила. И мне казалось, что он чудовищно несправедлив. Отец бил меня, а я кричала, что отомщу. И я попыталась отомстить. Как только он меня отпустил, я пробралась в коровник и вырвала немного шерсти у трех лучших коров и у быка, которого отец только недавно купил для своего стада. Я опять поплевала на эту шерсть и сожгла ее за амбаром. Там же закопала пепел. Я сочинила новое заклинание.
   Ее глаза печально глядели в глубину полутемного бара.
   — Примерно через неделю бык сдох.
   — Совпадение, — еле слышно прошептал Бэрби. — Должно быть, просто совпадение.
   Красные губы искривились в иронической усмешке.
   — Ветеринар сказал, что у быка было заражение крови, — тихо сказала она. — Пару дней спустя сдохли и те три коровы, и лучшая годовалая телка, и пара молодых волов. Отец припомнил мои угрозы, а Гарри видел, как я копала за амбаром. В общем, отец порол меня, пока я не созналась, что действительно пыталась погубить его скот.
   Внезапно, с кошачьей грацией, она одним глотком выпила свой коктейль. Ее зеленые глаза смотрели прямо на Бэрби — пустые и безжизненные, словно она видела перед собой не дорогой бар, а нечто совсем иное. Пальцы Април Белл нервно крутили бокал. Хрустнула тонкая ножка, и стеклянная чаша, ударившись об пол, со звоном разлетелась на мелкие кусочки. Ничего не замечая, девушка хрипло продолжила:
   — Это была страшная ночь. Отец отправил всех остальных детей в дом своей замужней дочери… чтобы они не замарались общением с ведьмой и не навлекли на себя гнев Господен. Остались только он сам и мы с матерью. Вместе молиться, — так сказал отец, — и дабы я вкусила должное воздаяние за свои грехи.
   Ее пальцы нервно крутили обломанную ножку бокала.
   — Никогда не забуду ту ночь. Мама плакала и пыталась вымолить для меня прощение. Она взывала к милосердию… Я помню ее на коленях, на дощатом полу, у ног отца, словно он какое-то сердитое божество. Но он не обращал внимания на ее мольбу. Он ходил взад-вперед по нашей маленькой темной комнатенке, выкрикивал вопросы, обвинял нас с матерью и при свете масляной лампы читал нам из Библии. Снова и снова он повторял эту ужасную фразу: «Ворожеи не оставляй в живых» ¹.