Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис. Адаптация

Уиндем Джон

Адаптация

   Джон Уиндем
   Адаптация
   Перспектива застрять на Марсе не слишком огорчила Мэрилин, во всяком случае поначалу. Она жила в пустыне, неподалеку от места, которое после неудачной посадки "Андромеды" стали называть посадочной площадкой. И когда инженеры сказали, что из-за ограниченных средств обслуживания ремонт продлится по меньшей, мере месяца три, а вернее даже четыре, Мэрилин тоже не удивилась. Самое удивительное, что пассажиры "Андромеды" отделались только порядочной встряской.
   Мэрилин не забеспокоилась и тогда, когда ей объяснили, что в соответствии с простейшими правилами астронавтики "Андромеда" не сможет стартовать раньше чем через восемь месяцев, когда Земля займет более благоприятное положение. Но Мэрилин несколько встревожилась, поняв, что у нее будет ребенок. Марс не казался самым подходящим местом для рождения ребенка.
   Вообще-то Марс ее удивил. Когда Франклину Годэлпину через несколько месяцев после свадьбы предложили работу по освоению территорий "Джэсон майнинг корпорейшн", именно Мэрилин уговорила мужа взять эту работу. Она интуитивно чувствовала, что люди, которые будут первыми на Марсе, в дальнейшем займут там видные места. О самом Марсе, судя по фотографиям, у нее сложилось невысокое мнение. Но она хотела, чтобы ее муж занял видное место, и желала быть рядом с ним. Поскольку разум и сердце были у Франклина в разладе, жена могла перетянуть и туда, и сюда. Но она встала на сторону разума по двум причинам. Во-первых, она опасалась, как бы муж из-за любви к ней не упустил такого случая, а что касается второй причины, приведем собственные слова Мэрилин:
   - Милый, если мы собираемся заводить детей, я хочу дать им все, что мы можем. Тебя я люблю всегда, каким бы ты ни был, но ради детей я хотела бы, чтобы ты стал большим человеком.
   Она настояла, чтобы Франклин принял предложение и взял ее с собой. Мэрилин считала, что она обязана устроить мужа с максимальными удобствами, насколько позволяют суровые условия Марса, а затем собиралась ближайшим кораблем вернуться на Землю. Это должно было занять четыре недели по земному счету. Но ближайшим кораблем и в то же время последним в этой фазе противостояния была "Андромеда".
   Из-за работы у Франклина оставалось мало времени для жены, и будь Марс таким, каким она представляла его раньше, перспектива пробыть там лишнюю неделю смутила бы Мэрилин. Но едва ступив на планету, она в первый же момент сделала неожиданное открытие: фотографии могут быть безукоризненно правдивы по букве и лживы но духу.
   Да, пустыни здесь были, верно. Они простирались на многие мили. Но не было немилосердной жесткости, которую придавали им неподвижные снимки. Была и еще одна особенность, которую не улавливали линзы фотообъективов. Ландшафт жил, все время меняясь в зависимости от теней.
   Неожиданная красота таилась в расцветке песков и скал и далеких округлых гор, и что-то необыкновенное было в темных глубинах безоблачного неба. Среди растений и кустов у кромки каналов попадались цветы, красивее и изящнее земных. Наполовину ушедшие в землю камни древних руин возможно, все, что осталось от громадных дворцов и замков, - были окутаны тайной. Это показалось Мэрилин похожим на картину, которую странник Шелли увидел в античной стране:
   ...Кругом нот ничего... Глубокое молчанье.
   Пустыня мертвая... И небеса над ней.
   Но во всем этом не было ничего зловещего. Мэрилин искала признаки страшных опустошений, отвратительные следы взрывов, разорения, пожаров. До сих пор ей никогда не приходило в голову, что старость мира может прийти мягко, овеянная нежной грустью, подобно опадающей листве.
   Там, на Земле, люди взирали на марсианских добровольцев как на пионеров, штурмующих последнюю космическую границу. На Марсе все это оказалось чепухой. Планета лежала перед людьми спокойная, тихая, беззащитная. Ее спокойствие сводило на нет значительность людских подвигов, превращало отважных героев в грубых нарушителей предсмертной тихой дремоты.
   Марс был в прострации, он медленно клонился к последнему сну. Но он еще не был мертвым. Поверхность вод еще будоражили сезонные приливы и отливы, хотя, как правило, видна была только легкая рябь. Насекомые еще собирали пыльцу цветов. Еще попадались злаки - редкие из-за скудных почв следы былых урожаев, но при надлежащем орошении все опять могло пойти в рост. Были там и трипетсы - яркие искрящиеся существа, то ли насекомые, то ли птицы. По ночам появлялись какие-то маленькие создания. Некоторые из них мяукали - почти как котята. А временами, когда на небе появлялись обе луны Марса, мелькали тени, похожие на мартышек. Очень часто был слышен самый характерный из марсианских звуков - звон медноколокольцев. Их твердые лепестки, сверкающие, как полированный металл, при малейшем дуновении разреженного воздуха начинали звенеть, и вот уже вся пустыня тихонько звенела крошечными цимбалами.
   Сведения об обычаях здешних народов были слишком скудны. Носились слухи о маленьких группах на далеком юге, по-видимому, человекообразных, но серьезные исследования откладывались из-за отсутствия транспорта, приспособленного к разреженной марсианской атмосфере.
   Да, здесь проходила своего рода граница, только тут не было места доблести, потому что помимо тихой старости сражаться было почти не с чем. За пределами делового поселения землян Марс оставался страной покоя.
   - Мне здесь нравится, - сказала Мэрилин. - Это грустный мир, но он не наводит грусти. Такими бывают песни - иногда. Это успокаивает, умиротворяет.
   Франклин был больше озабочен положением Мэрилин, чем она сама, и во всем обвинял себя. Его тревога слегка раздражала ее.
   - Что толку искать, кто виноват? - говорила она. - Нужно примириться с положением и принять всевозможные меры предосторожности.
   Доктор колонии поддержал ее. Джеймс Форбс был молодым врачом, отнюдь не костоправом. Поэтому он был на своем месте там, где можно было ожидать чего-то необычного, где чуждые условия требовали внимательного изучения. Он взялся за работу на Марсе, потому что это было интересно. Его линия поведения сводилась к тому, чтобы считаться с фактами и подбадривать пациентку. Он отказывался придавать событию особую значительность.
   - Но о чем беспокоиться, - заверил он всех. - Еще на заре истории женщины рожали детей в намного более неподходящих местах и в неподходящее время - и давайте покончим с этим делом. Нет никаких оснований ожидать ненормальностей.
   Он прибегнул к профессиональной лжи с уверенностью, которая придавала ей особую убедительность. Только и дневнике он позволял себе с тревогой рассуждать о воздействии пониженной гравитации и давления воздуха, о резких перепадах температур, возможности неведомых инфекций и других опасных факторах.
   Мэрилин мало беспокоило, что она лишена удобств, имевшихся у нее дома. Вместе со своей прислугой Элен, цветной девушкой, которая помогала ей и составляла компанию, Мэрилин занималась шитьем и мелкими домашними делами. Марс сохранял в ее глазах свое очарование, умиротворял ее. У нее было такое ощущение, что рядом с ней старый умный советчик, который видел слишком много смертей и родов, чтобы волноваться из-за очередных, еще одних.
   Дженнесса - дочь Мэрилин - родилась без особых приключений ночью, когда пустыня лежала в лунном свете холодная и такая тихая, что только редкий случайный звон медноколокольцев нарушал ее безмолвие. Дженнесса была первым земным ребенком, рожденным на Марсе, и совершенно нормальным ребенком - шесть с половиной фунтов, и все, как полагается.
   Но в дальнейшем дела пошли несколько хуже. Опасения доктора Форбса насчет чужеродной инфекции оказались обоснованными. Несмотря на всяческие предосторожности, возникли осложнения. С одними расправились при помощи пенициллина и сульфамидов, но другие не поддавались лекарствам. Мэрилин, у которой поначалу, казалось, было все хорошо, слабела и затем слегла всерьез.
   И у ребенка не все шло, как полагается. Так что, когда отремонтированная "Андромеда" наконец стартовала, матери и дочери не было на корабле. Но через несколько дней с Земли должен был прилететь другой корабль. Перед его прибытием доктор решил объяснить Франклину положение дол.
   - У меня нет оснований быть в восторге от ребенка, - сказал он. Девочка не прибавляет в весе, как следовало бы. Она растет, но недостаточно. Совершенно ясно, что здешние условия для нее не годятся. Она может и выжить, но я не берусь угадать, как это скажется на ее конституции. Ей нужны нормальные земные условия и как можно-скорее.
   Франклин нахмурился.
   - А мать?
   - Боюсь, что миссис Годэлпин не сможет выдержать путешествие. В ее нынешнем положении и после столь долгого пребывания при пониженной гравитации сомневаюсь, чтобы она вынесла перегрузку.
   Франклин смотрел мрачно, все еще не желая понять происходящее.
   - Так вы хотите сказать?..
   - Да, вот именно. Для вашей жены это путешествие было бы роковым. И роковым для вашей дочери будет пребывание здесь.
   Выход был только один. И когда прибыла "Аврора" - следующий корабль, решено было не откладывать. Для Элен и ребенка взяли места, и в последнюю неделю 1994 года они поднялись на борт.
   Родители следили за отправлением "Авроры" из своего дома. Кровать Мэрилин была пододвинута вплотную к окну. Франклин сидел на постели, держа жену за руку. Оба они видели, как ракета взмыла вверх, поднялась на узком языке пламени и описала дугу, пока не превратилась в мерцающую точку на темном марсианском небе. Пальцы Мэрилин крепко обхватили руку мужа. Он обнял ее и поцеловал:
   - Все будет хорошо, дорогая. Через несколько месяцев ты снова увидишь ее.
   Мэрилин погладила его по щеке, но не сказала ничего.
   Прошло почти семнадцать лет, прежде чем об "Авроре" услышали снова, но Мэрилин этого уже не узнала. Меньше чем через два месяца она успокоилась навеки в марсианских песках, и над ее могилой нежно звенели медноколокольцы.
   Когда Франклин покидал Марс, доктор Форбс был единственным из числа первооткрывателей, кто еще оставался здесь. Они пожали друг другу руки у трапа, ведущего в недра новейшего из ядерных кораблей. Доктор сказал:
   - Вот уже пять лет я наблюдал за тем, как ты работаешь и все время перерабатываешь. Ты не старался выжить. Но выжил. Теперь поезжай домой и живи. Ты это заслужил.
   Франклин оторвал взгляд от буйно растущего порта Джиллингтон, который за несколько лет превратился из временного поселения в целый город и продолжал расти.
   - А как же с тобой? Ты здесь дольше, чем я.
   - Но у меня было несколько отпусков. И достаточно долгих, чтобы дома осмотреться и понять - то, что меня по-настоящему интересует, - тут, на Марсе.
   Он мог бы добавить еще про второй отпуск, который был настолько долгим, что он успел найти невесту, жениться и привезти ее сюда, но он только сказал:
   - Кроме того, я работал, но не перерабатывал.
   На этот раз Франклин окинул взглядом просторы за пределами колонии, поля, теперь окаймленные каналами. Там был маленький холмик, отмеченный простым камнем.
   - Ты еще молод. И жизнь у тебя в долгу, - сказал доктор.
   Франклин, казалось, не расслышал, но доктор знал, что это не так.
   - И ты в долгу у жизни, - продолжал он. - Своим сопротивлением ты только приносишь вред себе самому. Мы должны приспосабливаться к жизни.
   - Интересно... - начал Франклин, но доктор взял его за руку:
   - Не надо так. Ты много работал, чтобы забыть. Теперь ты должен начать заново.
   - Ты же знаешь, что никаких обломков "Авроры" не находили, - сказал Франклин.
   Доктор тихо вздохнул. Кораблей, исчезнувших бесследно, было больше, чем тех, которые оставили следы.
   - Начать заново, - твердо повторил он.
   Громкоговоритель произнес: "Все на борт! Все на борт!"
   Доктор Форбс провожал глазами друга до самого входного люка. Он немного удивился, почувствовав прикосновение к своей руке, и заметил рядом жену.
   - Бедняга! - мягко сказала она. - Может быть, когда он вернется домой...
   - Может быть, - сказал доктор с сомнением. И добавил: - Желая быть добрым, я был жесток. Я обязан был сделать все возможное, чтобы разрушить эту ложную надежду и освободить его. Но... в общем я не смог.
   - Да, - согласилась она. - Ты не мог дать ничего взамен. Но где-нибудь дома, на Земле, найдется же какая-то женщина. Будем надеяться, что вскоре он встретит ее.
   Дженнесса оторвалась от задумчивого изучения собственной руки и посмотрела на чужую руку - с серо-голубыми пальцами.
   - Я так непохожа на тебя, - со вздохом сказала Дженнесса. - Почему я так непохожа, Телта?
   - Все непохожи друг на друга, - сказала Телта, прервав свое занятие: она нарезала в чашку ломтиками бледные круглые плоды. Их глаза встретились: фарфорово-голубые на белом лице вопрошающе смотрели в темные зрачки на топазовом фоне. Появилась маленькая морщинка между изящными серебряными бровями женщины, пристально изучавшей ребенка. - Все непохожи: и я, и Тоти, и Мелга. Так уж мы устроены.
   - Но я совсем непохожая. Не такая, как они.
   - Не думаю, чтоб ты так уж отличалась от тех, среди которых ты родилась, - сказала Телта, возвращаясь к своим ломтикам.
   - А я и маленькая уже была такой?
   - Да, дорогая.
   Дженнесса задумалась.
   - А откуда приходят дети?
   Телта объяснила. Дженнесса презрительно сказала:
   - Я не это имею в виду. Откуда приходят такие, как я? Непохожие?
   - Я не знаю. Но это, должно быть, где-то далеко, очень далеко.
   - Где-нибудь на поверхности? Там, где холодно?
   - Гораздо дальше. - Телта задумалась на мгновение, затем добавила: - Ты бывала наверху в одном из куполов, когда снаружи все темно? Ты видела, как мерцают звезды?
   - Да, Телта.
   - Ну вот, должно быть, ты пришла с одной из этих мерцающих точек. Но никто не знает, с которой.
   - Это правда, Телта?
   - Правда.
   Дженнесса сидела тихо, думая о бесконечном ночном небе с мириадами звезд.
   - Но почему я не умерла на холоде?
   - Ты была близка к тому, дорогая. Тоти нашел тебя вовремя.
   - И я была совсем одна?
   - Нет, дорогая. Тебя держала на руках твоя мать. Она закутала тебя во все, что могла, только бы уберечь от холода. Холод ее одолел. Когда Тоти нашел ее, она еще чуть-чуть шевелилась. Она указала на тебя и шепнула: "Дженнесса! Дженнесса!" Вот мы и решили, что это твое имя.
   Телта остановилась, вспоминая, как Тоти, ее муж, принес дитя с поверхности планеты вниз, в живительное тепло; ребенок согрелся, и дело пошло на лад. Еще несколько минут сыграли бы роковую роль. Холод страшная вещь. Телта вздрогнула, припоминая рассказ Тоти о том, чем это все обернулось для несчастной черной матери, по она ничего не сказала девочке.
   Озадаченная Дженнесса нахмурилась.
   - Но как я пришла? Я _упала_ со звезды?
   - Нет, дорогая. Тебя привез корабль.
   Однако слово "корабль" ничего но значило для Дженнессы.
   Все это было трудно объяснить ребенку. И самой-то Телте трудно было в это поверить. Ее жизненный опыт был ограничен тем, что ее окружало. Поверхность планеты представлялась ей негостеприимным, страшным местом, царством зубчатых скал и убийственного холода. Она видела ее, только находясь в защищенном куколе. Книги по истории рассказывали ей о других мирах, где было достаточно тепло, чтобы жить на поверхности планеты, и о том, что ее собственный народ пришел с такой планеты много поколений назад. Она верила, что это правда, и все же это не было для нее реальностью. Между ней и жизнью на поверхности планеты стояло более пятидесяти поколений предков. Такому стародавнему трудно выглядеть реальным. Тем не менее Телта рассказала Дженнессе историю своего народа в надежде, что это немного утешит девочку.
   - С какой звезды они прилетели? С той же, что и я? - хотело знать дитя.
   Но Телта не могла ответить.
   - Не думаю, что с той же. Когда тебя начали выхаживать доктора, они сказали, что ты, вероятно, родом из большого мира.
   - Они долго меня выхаживали?
   - Очень.
   - Из-за холода?
   - Из-за холода и из-за многого другого. Но в конце концов они сделали так, чтобы ты могла здесь жить. Им пришлось работать очень много и немало помудрить. Не раз мы думали, что потеряем тебя.
   - Но что они сделали?
   - Я мало в этом понимаю. Но, видишь ли, ты предназначена для другого мира. Должно быть, это такой мир, где все больше, воздух гуще, влага обильной, температура выше и пища другая - множество всего, о чем ты узнаешь, когда станешь старше. Так что они помогли тебе приспособиться к здешним условиям.
   Дженнесса задумалась над ее словами.
   - Это было очень хорошо с их стороны, - сказала она, - но они были не очень добрыми, правда?
   Телта посмотрела на нее с удивлением.
   - Дорогая, ты неблагодарна. Что ты имеешь в виду?
   - Если они могли сделать все это, почему же они не сделали меня похожей на других? Почему оставили меня белой, вот такой? Почему они но дали мне таких чудесных волос, как у тебя, вместо этой желтой дряни?
   - Дорогая, да у тебя чудесные волосы. Они как прекрасные золотые нити.
   - Но они не такие, как у других. Они непохожие. Я хочу быть, как другие. А я урод.
   Телта смотрела на нее в горестном затруднении.
   - Быть другой породы - это еще не значит быть уродом, - сказала она.
   - Нет, значит, если таких больше нет. А я не хочу быть непохожей на других. Я это ненавижу, - сказала Дженнесса.
   Мужчина медленно поднимался по мраморным ступеням Клуба Первооткрывателей. Это был человек средних лет, но передвигался он с неуклюжей неуверенностью, присущей старикам. Швейцар поглядел на него с сомнением, затем лицо его прояснилось.
   - Добрый вечер, доктор Форбс, - сказал он.
   Форбс улыбнулся.
   - Добрый вечер, Роджерс. У тебя хорошая память. Ведь прошло двенадцать лет.
   Они поболтали несколько минут, затем доктор ушел, сказавши, что будет ожидать гостя в курительной. Он сидел там уже минут десять, когда в дверях появился Франклин Годэлпин с протянутой рукой. Они начали разговор за рюмкой, затем перешли в столовую.
   - Итак, наконец-то ты дома и увенчан медицинскими наградами, - сказал Франклин.
   - Забавное ощущение, - сказал Форбс. - Прошло целых восемнадцать лет. Я прожил там почти год, прежде чем ты приехал.
   - Да, ты заработал отдых. Доставили нас туда другие, но то, что мы там строили и выстояли, - это Твоя заслуга.
   - Там было чему поучиться. Да и сейчас есть.
   Форбсу не была присуща ложная скромность. Он как никто отчетливо видел плоды своей трудной работы. В известном смысле его детищем был и человек, сидящий напротив. Франклин Годэлпин был теперь могуществен, он олицетворял собою "Джэсон майнинг корпорейшн". Но без медиков, которые приспособили людей для Марса, а Марс - для людей, вся деятельность "Джэсон корпорейшн" свернулась бы много лет назад. Так что Форбс чувствовал себя в некотором роде ответственным за Франклина.
   - Ты так и не женился? - спросил он.
   Франклин покачал головой.
   - Нет.
   - Тебе нужно жениться. Я уже об этом говорил, помнить? Ты должен иметь жену и семью. Еще не поздно.
   Франклин снова покачал головой.
   - Я еще не рассказал тебе о своих новостях, - проговорил он. - Есть известия о Дженнессе.
   Форбс уставился на него. Никогда в жизни он не слыхал ничего более невероятного.
   - Известия? - осторожно повторил он. - Что это значит?
   Франклин объяснил:
   - Все эти годы я давал объявления насчет "Авроры". Отзывались главным образом пустословы или те, кто считал меня достаточно безумным, чтобы платить просто так, за пустые слова.
   Но вот с полгода назад ко мне приехал владелец отеля для космонавтов из Чикаго. У него незадолго перед тем умер человек, который хотел облегчить душу, прежде чем уйти из мира. Владелец отеля передал мне то, что слышал сам.
   Умирающий клялся, что "Аврора" не погибла в космосе, как считалось. Он сказал, что его зовут Дженкинсом и что он сам был на борту, поэтому знает все. По его словам, на "Авроре" через несколько дней после старта был бунт, потому что капитан решил по прибытии на Землю передать часть команды в руки полиции за какие-то неустановленные преступления. Когда бунтовщики взяли верх, их поддержали все, за исключением одного или двух офицеров, и курс был изменен. Я не знаю, какой у них был план, по сделали они вот что: поднялись над плоскостью эклиптики, перепрыгнули через пояс астероидов и направились к Юпитеру.
   У владельца отеля создалось впечатление, что бунтовщики были не столько бесчеловечными бандитами, сколько людьми, впавшими в отчаяние из-за притеснений. Они могли выбросить офицеров и пассажиров за борт, поскольку так или иначе их все равно бы приговорили к повешению. Но они не пошли на такой шаг. Вместо этого, подобно другим пиратам в прошлом, они предпочли высадить большую часть пассажиров и предоставили им спасаться, кто как может.
   По словам Дженкинса, для высадки была выбрана Европа - второй спутник Юпитера, район двадцатой параллели, и было это в марте или апреле 1995 года, Высаженная группа состояла из двенадцати человек, в нее входила и цветная девушка, ухаживавшая за белым младенцем.
   Франклин сделал передышку.
   - Владелец отеля выглядел безупречно честным человеком. Умирающему не имело смысла лгать. И, проверяя корабельные списки, я нашел в команде "Авроры" космонавта по имени Ивэн Дэвид Дженкинс.
   Годэлпин закончил рассказ со скрытым торжеством и выжидающе поглядел на собеседника. Но на лице доктора не отразилось энтузиазма.
   - Европа? - повторил он задумчиво. И покачал головой.
   Франклин нахмурился.
   - И больше тебе нечего сказать?
   - Нет! - медленно произнес Форбс. - Но я должен сказать одно: более чем невероятно, почти невозможно, чтобы девочка могла выжить.
   - "Почти" - не значит "совсем". Я собираюсь все выяснить. Один из наших исследовательских кораблей сейчас на пути к Европе.
   Форбс снова покачал головой.
   - Было бы разумнее его отозвать.
   Франклин уставился на него:
   - После всех этих лет? Когда наконец появилась надежда...
   Доктор спокойно смотрел на него:
   - Мои два мальчика на следующей неделе собираются опять на Марс, сказал он.
   - Не вижу связи.
   - Но она есть. У ребят все время болят мышцы. Постоянное напряжение утомляет их, они не могут ни работать, ни наслаждаться жизнью. Их изводит повышенная влажность. Мальчики жалуются, что наш воздух для них - словно густой суп. С тех пор как они сюда приехали, у них не проходит катар. Есть и другие причины. Так что они намерены вернуться.
   - А ты остаешься? Это тяжко.
   - Еще тяжелее для Энни. Она обожает мальчиков. Но такова жизнь.
   - Ну и что?
   - Значит, все дело в условиях. Когда мы создаем новую жизнь, она пластична. Независима. Мы сами не можем жить чужой жизнью с той же легкостью, как и своей собственной. Мы можем разве что понять, какие условия для ее формирования наилучшие и какой путь здесь для нас наилучший. Если же события ускользают из-под нашего контроля, то происходит одно из двух: либо новое существо приспосабливается к условиям, либо нет, и тогда это означает смерть.
   Мы с легкостью рассуждаем о покорении тех или иных естественных барьеров, но понаблюдай за действиями человеческими и обнаружишь, что гораздо чаще покоряемся мы сами.
   Мои мальчики приспособились к марсианским условиям. Земля для них не подходит. А Энни и я некоторое время выносили Марс, но мы, взрослые, не способны к полной адаптации. И вот мы должны либо вернуться домой, либо остаться на Марсе и рано умереть.
   - Ты полагаешь... ты думаешь, что Дженнесса...
   - Я не знаю, что именно могло случиться, но я об этом думал. И не уверен, что ты вообще об этом думал...
   - Кое о чем я думал за эти семнадцать лет...
   - Точнее сказать, "мечтал", да? - Доктор мягко посмотрел на него, немного наклонив голову набок. - Некогда, во времена оны, наш с тобой предок вышел из воды на сушу. Он начал приспосабливаться и приспособился настолько, что уже не смог вернуться к своим родичам обратно в море. Такой процесс мы условились называть прогрессивным. Это неотделимо от жизни. Если ты остановишь этот процесс, ты остановишь жизнь.
   - С точки зрения философской, может, это звучит и убедительно, но я не интересуюсь абстракциями. Меня интересует моя дочь.
   - А как ты полагаешь, твоя дочь очень интересуется тобой? Я понимаю, это бессердечно, но, я вижу, у тебя в голове засела идея родственной близости. Ты путаешь обычаи цивилизации с законами природы. Может, и все мы более или менее грешим этим.
   - Не понимаю, что ты хочешь сказать.
   - Откровенно говоря: если Дженнесса выжила, она стала чужой, более чужой, чем любой чужестранец Земли.
   - Там было одиннадцать других - они могли научить ее цивилизованному поведению и языку.
   - Если хоть кто-то из них выжил. Предположим, что они не выжили или она как-то оказалась с ними разлучена. Достоверно известны случаи с детьми, которых вырастили волки, леопарды и даже антилопы, и никто из этих детей не превратился хотя бы в слабое подобие выдуманного Тарзана. Все остались неполноценными людьми. Адаптация работает в обе стороны - и туда, и сюда.
   - Даже если она жила с дикарями, она сможет выучиться.
   Доктор Форбс пристально взглянул на него.
   - Я не думаю, что ты читал много книг по антропологии. Первым делом она забыла бы основы известной ей культуры. Посмотри на другие расы здесь, на Земле, и спроси себя, возможно ли это? Конечно, можно навести внешний лоск. Но не более... - он пожал плечами.
   - И все же есть голос крови...
   - Так ли? Если ты повстречаешь своего прадедушку, что у вас будет общего? Узнаешь ли ты его вообще?
   Но Франклин был упрям: