Страница:
Медаль прибыла тихо, по почте, в понедельник утром на имя мистера Мэтью Гора. К сожалению, я не смог ее перехватить. Мэри расписалась за Мэтью, и, когда мы, мужчины, вошли в столовую, пакетик лежал у его тарелки.
Мэтью взглянул на него, окаменел и долго не отрывал взгляда. Потом принялся за корнфлекс. Я тщетно пытался переглянуться с Мэри. Она наклонилась к сыну через стол.
– Что ты не откроешь? - подбодрила его она.
Он посмотрел снова, взгляд его заметался по столу и встретился с выжидательным взглядом Мэри. Медленно, неохотно Мэтью взял нож и взрезал пакет. На стол выпала красная кожаная коробочка. Мэтью снова заколебался, нехотя открыл ее и застыл, глядя на золотой диск, сверкающий на синем бархате.
– Не надо мне… - буркнул он.
На сей раз я поймал взгляд Мэри и едва заметно покачал головой. Нижняя губа Мэтью чуть-чуть отвисла и задрожала.
– Это нечестно!.. - начал он. - Нас Чокки спас… Это неправда, папа…
Он все глядел на медаль, опустив голову. Меня пронзило воспоминание об ударах, которые не забываешь и взрослым. Открыть, что в этом мире воздают почести не тем, кому надо, - как раз такой удар. Ценности сместились, надежное пошатнулось, золото стало медью, правда - неправдой.
Мэтью вскочил и, ничего не видя, выбежал из комнаты. Медаль поблескивала золотом в коробочке, на столе.
Я взял ее. По краю, кругом, красовалось полное название Общества, потом шли всякие завитушки в довольно современном стиле, а в центре мальчик и девочка, держась за руки, смотрели на восходящее солнце, которое сияло вовсю.
Я перевернул медаль. Та сторона была проще. Надпись, окаймленная лаврами, - и больше ничего.
Наверху:
ПРИСУЖДАЕТСЯ
ниже, другим шрифтом:
МЭТЬЮ ГОРУ
и еще ниже:
ЗА ПОДВИГ
Я протянул ее Мэри. Она внимательно все рассмотрела и положила медаль на место.
– Какой стыд, что он ее так принял!
Я сунул коробочку в карман.
– Жаль, что она пришла сейчас, - сказал я. - Подержу ее, отдам позже.
Мэри, кажется, хотела возразить, но тут явилась Полли, которая очень боялась опоздать в школу. Перед уходом я зашел к Мэтью, но его уже не было, а учебники лежали на столе.
Вернулся он в седьмом часу, сразу после меня.
– Где ж ты был? - спросил я.
– Гулял.
Я покачал головой.
– Знаю, - кивнул он.
Больше мы не говорили. Мы оба все поняли и так.
Глава 10
Глава 11
Мэтью взглянул на него, окаменел и долго не отрывал взгляда. Потом принялся за корнфлекс. Я тщетно пытался переглянуться с Мэри. Она наклонилась к сыну через стол.
– Что ты не откроешь? - подбодрила его она.
Он посмотрел снова, взгляд его заметался по столу и встретился с выжидательным взглядом Мэри. Медленно, неохотно Мэтью взял нож и взрезал пакет. На стол выпала красная кожаная коробочка. Мэтью снова заколебался, нехотя открыл ее и застыл, глядя на золотой диск, сверкающий на синем бархате.
– Не надо мне… - буркнул он.
На сей раз я поймал взгляд Мэри и едва заметно покачал головой. Нижняя губа Мэтью чуть-чуть отвисла и задрожала.
– Это нечестно!.. - начал он. - Нас Чокки спас… Это неправда, папа…
Он все глядел на медаль, опустив голову. Меня пронзило воспоминание об ударах, которые не забываешь и взрослым. Открыть, что в этом мире воздают почести не тем, кому надо, - как раз такой удар. Ценности сместились, надежное пошатнулось, золото стало медью, правда - неправдой.
Мэтью вскочил и, ничего не видя, выбежал из комнаты. Медаль поблескивала золотом в коробочке, на столе.
Я взял ее. По краю, кругом, красовалось полное название Общества, потом шли всякие завитушки в довольно современном стиле, а в центре мальчик и девочка, держась за руки, смотрели на восходящее солнце, которое сияло вовсю.
Я перевернул медаль. Та сторона была проще. Надпись, окаймленная лаврами, - и больше ничего.
Наверху:
ПРИСУЖДАЕТСЯ
ниже, другим шрифтом:
МЭТЬЮ ГОРУ
и еще ниже:
ЗА ПОДВИГ
Я протянул ее Мэри. Она внимательно все рассмотрела и положила медаль на место.
– Какой стыд, что он ее так принял!
Я сунул коробочку в карман.
– Жаль, что она пришла сейчас, - сказал я. - Подержу ее, отдам позже.
Мэри, кажется, хотела возразить, но тут явилась Полли, которая очень боялась опоздать в школу. Перед уходом я зашел к Мэтью, но его уже не было, а учебники лежали на столе.
Вернулся он в седьмом часу, сразу после меня.
– Где ж ты был? - спросил я.
– Гулял.
Я покачал головой.
– Знаю, - кивнул он.
Больше мы не говорили. Мы оба все поняли и так.
Глава 10
Несколько дней - до пятницы - событий не было. В пятницу я заработался, пообедал в городе и домой вернулся часам к десяти. Мэри кому-то звонила. Как раз, когда я вошел, она нажимала на рычаг, не кладя трубки.
– Его нет, - сказала она. - Обзваниваю больницы.
Мэри позвонила еще два-три раза; список ее кончился, и она положила трубку. Я достал виски.
– Выпей, - сказал я. - Лучше будет.
Она с благодарностью выпила.
– В полицию сообщила?
– Да. Сначала я позвонила в школу. Он ушел оттуда вовремя. Ну, я позвонила в участок, сказала приметы. Обещали сообщить, если будут новости, - она выпила еще. - Дэвид, Дэвид! Спасибо хоть ты пришел. Я себе такое воображала… Знаешь, раньше мне казалось: только бы кончился Чокки! А теперь вот он замкнулся. Ничего не говорит, даже мне… И ушел куда-то в понедельник… Ты не думаешь…
Я сел к ней и взял ее руку.
– Конечно, нет. И ты не думай.
– Он так замкнулся…
– Это ведь все-таки удар. Он привык к своему Чокки. Теперь надо как-то приспосабливаться - но он старается…
– Ты правда так считаешь? Ты не утешаешь меня?
– Ну что ты! Если б мы сморозили какую-нибудь глупость, он бы ушел недели две назад, а он и не собирался. Он мучился, бедняга, но уходить не хотел. Это точно.
Мэри вздохнула:
– Дай Бог.. да, надеюсь, ты прав. Но тогда я совсем ничего не понимаю. Он же знал, что с нами будет. Он же не злой.
– Да, - согласился я. - Это меня и беспокоит.
Утром мы позвонили в полицию; они посочувствовали нам, но ничего нового не сказали.
– Его, наверное, похитили, - предположила Полли. - Подсунут записку, потребуют огромный выкуп.
– Вряд ли, - отвечал я, - да и не можем мы дать огромный выкуп.
Молчание мучило ее, она ерзала и наконец сказала снова:
– Когда похитили Копытце, его хотели сделать боевым пони…
– Помолчи, - сказал я. - А не можешь - иди к себе.
Полли укоризненно взглянула на меня и сердито вышла из комнаты.
– А может, напишем в газеты? - предложила Мэри. - Они так хотели взять у него интервью.
– Сама знаешь, что будет. "Юный художник исчез", "Где ангел?" и прочее.
– Бог с ними, только б его найти.
– Ладно, попробую, - сказал я.
В воскресенье утром зазвонил телефон. Я схватил трубку.
– Мистер Гор?
– Да.
– Моя фамилия Боллот. Вы меня не знаете, но наши дети вместе учатся. Сейчас прочитал в газете. Какой ужас! Как там, ничего нового?
– Ничего.
– Вот что, мой Лоуренс говорит, что видел вашего Мэтью в ту пятницу. Он разговаривал недалеко от школы с каким-то типом в машине - кажется, "мерседес". Лоуренсу показалось, что они спорили. Потом ваш Мэтью сел в машину, и они поехали.
– Спасибо вам, мистер Боллот. Большое спасибо. Я сейчас позвоню в полицию.
– Вы думаете, это… Да, наверное. Ну, они его быстро найдут.
Но они его не нашли. В понедельник газеты писали о нем радио говорило, телефон звонил все время, а новостей не было.
Никто не подтвердил истории, рассказанной Боллотом, сам он твердо стоял на своем. Расспросы в школе ничего не дали - в тот день никого из мальчиков не подвозили на машине. Значит, это был Мэтью.
Зачем его красть? Для чего? Если бы нам грозили. требовали выкупа, и то было бы лучше. А так - он исчез неизвестно куда, и мы могли думать что угодно. Я видел, что Мэри все хуже и хуже с каждым днем, и с ужасом ждал, что она вот-вот сорвется.
Неделя тянулась без конца. Особенно долгим было воскресенье, а потом.
В девятом часу, во вторник, на перекрестке в Бирмингеме остановился мальчик, воззрился на полисмена и терпеливо ждал, пока тот его заметит. Управившись с потоком машин, полисмен склонился к нему:
– Привет, сынок! Что случилось?
– Простите, сэр, - сказал мальчик. - Я, кажется, заблудился. А это очень жаль, потому что мне не на что вернуться домой.
Полисмен покачал головой.
– Плохо дело, - посочувствовал он. - А где ты живешь?
– В Хиндмере, - ответил мальчик.
Полисмен посмотрел на него с внезапным интересом.
– А как тебя зовут? - осторожно справился он.
– Мэтью, - ответил мальчик. - Мэтью Гор.
– Ах ты черт! - сказал полисмен. - Стой, где стоишь, Мэтью! Стой и не двигайся!
Он вынул микрофон из нагрудного кармана, нажал кнопку и что-то сказал. Минуты через две рядом с ним остановилась полицейская машина.
– Это тебе подали, - сказал полисмен. - Отвезут домой.
– Спасибо вам большое, сэр, - сказал Мэтью, уважавший полицию.
Они привезли его часов в шесть. Мэри позвонила мне, и я поспешил домой. Вызвали мы и Эйкота.
Мэтью, явно подружившийся с полицейскими, пригласил их зайти, но они сослались на служебные обязанности. Тогда Мэтью поблагодарил их, мы их поблагодарили, и они уехали, чуть не столкнувшись со следующей машиной. Водитель отрекомендовался полицейским хирургом, и мы вошли в дом.
Мы выпили; минут через десять доктор Прост что-то мягко сказал Мэри, и она увела Мэтью, несмотря на его заявление, что его уже кормили в полиции.
– Прежде всего, - сказал Прост, когда дверь за ними закрылась, - вы можете наконец успокоиться. Он в полном порядке, мы ничего не нашли. Он даже не напуган. В жизни не слышал о таком безвредном похищении. Вам нечего опасаться, что это подействует на его здоровье или психику. Однако кое-что я должен отметить. Потому я и хотел вас видеть, доктор Эйкот. Первое - ему делали инъекции. Больше десяти, в оба предплечья. Что ему вводили, абсолютно неясно. Повторяю, это не оказало никакого воздействия, состояние - превосходное. И все же надо за ним последить. Беспокоиться нет оснований, тем не менее, доктор, примите это к сведению.
Эйкот кивнул.
– Второе особенно странно. Мэтью убежден, что попал в катастрофу и сломал ногу. Правую. Он говорит, что она была "в гипсе" и там, "в лечебнице", его вылечили новым, ускоренным способом. На ноге действительно есть слабое раздражение - от гипса. Мы сделали рентген ноги, но не нашли и следов перелома.
Он помолчал, хмуро глядя на стакан, потом залпом выпил виски.
– Обращались с ним, по-видимому, прекрасно. "В лечебнице", по его словам, все его любили и успокаивали. По-видимому, они все продумали и всячески старались не напугать мальчика. Ему и в голову не пришло, что его похитили. Он только удивлялся, почему вы с миссис Гор не приходите и не отвечаете на его письма. И еще он удивился, что его высадили в Бирмингеме. Впечатление такое, что кто-то хотел убрать его на десять дней, - он пристально взглянул на меня. - Если вы знаете или подозреваете кого-нибудь, советую вам сообщить полиции.
Я покачал головой:
– Совершенно не понимаю, зачем его похищали. Чепуха какая-то.
Прост пожал плечами:
– Что ж, другого объяснения придумать не могу, - и больше об этом не говорил, хоть явно со мной не согласился.
Потом врачи посовещались и ушли вместе. Эйкот обещал утром зайти.
Мэтью, Мэри и Полли были на кухне. Видимо, в полиции кормили не очень сытно.
Я сел и закурил.
– Расскажи-ка нам все, Мэтью, - попросил я.
– Еще раз? - испугался он.
– Нам ты не рассказывал, - напомнил я.
Мэтью набрал воздуху.
– Ну, шел я из школы, а этот "мерседес" меня обогнал и остановился впереди. Вышел какой-то дядя и смотрит туда-сюда, как будто что-то ищет, - начал он.
Мужчина увидел Мэтью и вроде бы хотел заговорить с ним, но стеснялся. Однако когда Мэтью проходил мимо, он спросил:
– Простите, не могли бы вы нам помочь? Мы ищем Дэншем-роуд, а здесь нет табличек.
– Пожалуйста, - ответил Мэтью. - Сверните направо, а потом еще через два квартала - налево. Это Олд-лейн, а за перекрестком она называется Дэншем-роуд.
– Спасибо, - сказал мужчина, пошел на место и вдруг обернулся. - А не могли бы вы нам сказать, где тут живет мистер Гор?
Конечно, Мэтью сказал и согласился, чтоб его подвезли. Дальше он помнит только, что проснулся в больнице.
– Почему ты решил, что это больница? - спросила Мэри.
– Ну, очень похоже, - сказал Мэтью. - Я думаю, они как раз такие. Белая кровать и вокруг все белое, пусто и очень чисто. И сестра сидит, тоже очень чистая.
Он понял, что не может пошевелить ногой, а сестра сказала, чтоб он не шевелил, потому что нога сломана, и спросила, не больно ли ему. Он сказал, что не больно. Она сказала "хорошо" и объяснила, что ему кололи какое-то обезболивающее и лечат его новым способом, от которого очень быстро срастаются кости, особенно детские.
Доктора там тоже были, штуки три - в белых халатах, как по телевизору - очень хорошие, веселые. Кололи его все время. Сперва ему не нравилось, а потом ничего, привык. Что поделаешь, ведь ноге-то становилось лучше!
Иногда он скучал, но ему давали книги. Радио у них не было, они так и сказали, зато пластинок было много. Кормили просто здорово.
Одно плохо: что мы к нему не ходили.
– Мы бы сразу пришли! - сказала Мэри. - Мы же не знали, где ты.
– Они сказали, вы знаете, - возразил Мэтью. - А я вам два раза писал.
– Никто нам не сообщал, и писем мы никаких не получали, - сказал я. - А какой их адрес?
– Эпфорд Хауз, Уонерш, под Гилдфордом, - быстро сказал Мэтью.
– Ты в полиции его назвал?
– Да.
Видел он только свою палату. За окном был луг, а дальше - изгородь и высокие деревья. Позавчера сняли гипс и сказали, что все в порядке, завтра он поедет домой.
Выехали они затемно - он не знает, в котором часу, потому что часов там не было. Он попрощался с сестрой. Один доктор, на этот раз без халата, повел его вниз, к машине. Они в нее сели, и доктор сказал, что свет лучше зажечь, а шторку опустить, чтоб шоферу не мешало. Когда машина тронулась, он вынул колоду карт и стал показывать фокусы. Потом достал два термоса: кофе - для себя и какао - для Мэтью. А потом Мэтью заснул.
Проснулся он от холода. Машина стояла, было светло. Он приподнялся и увидел, что никого с ним нет, а машина - не та, другая, и стоит она неизвестно где. Он вышел. По улице шли люди и не замечали его.
Дойдя до угла, он увидел табличку; улицы не запомнил, но очень удивился, что сверху написано: "Город Бирмингем". Перед ним была улица побольше, а прямо напротив - кафе. Он понял, что хочет есть, пошарил в карманах и ничего не нашел. Оставалось одно - посоветоваться с полисменом.
– Правильно, - одобрил я.
– Да… - неуверенно сказал Мэтью. - Правда, они потом очень много спрашивали.
– Домой везли в полицейской машине? - спросила Полли. - Без наручников?
– В трех машинах, - ответил Мэтью. - Сперва в свой участок и там спрашивали. Потом - сюда, в наш, и тоже спрашивали и покормили. А потом - домой.
– Везет тебе! - позавидовала Полли. - Когда украли Копытце, пришлось нанять вагон для лошадей. Это очень дорого.
– Украли… - повторил Мэтью. - А разве… - он замолчал и глубоко задумался. - Разве меня украли, папа?
– Похоже на то, - сказал я.
– Но ведь они… они… они были очень хорошие. Они меня вылечили. Они совсем не похожи на воров! - Мэтью снова задумался, потом спросил: - По-твоему, все это липа? Я ногу не ломал?
Я кивнул.
– Нет, не может быть, - сказал он. - Гипс правда был и вообще… - он подумал снова. - Чего меня-то красть? - он помолчал. - Ты много выложил, папа?
Я опять покачал головой:
– Ничего я не платил.
– Значит, это не похищение, - заключил он.
– Ты устал, - вмешалась Мэри, - поцелуй меня, и бегите оба наверх. Мы к вам зайдем.
Дверь за ними закрылась. Мэри посмотрела на меня. Потом опустила голову на стол и заплакала в первый раз с тех пор, как Мэтью пропал.
– Его нет, - сказала она. - Обзваниваю больницы.
Мэри позвонила еще два-три раза; список ее кончился, и она положила трубку. Я достал виски.
– Выпей, - сказал я. - Лучше будет.
Она с благодарностью выпила.
– В полицию сообщила?
– Да. Сначала я позвонила в школу. Он ушел оттуда вовремя. Ну, я позвонила в участок, сказала приметы. Обещали сообщить, если будут новости, - она выпила еще. - Дэвид, Дэвид! Спасибо хоть ты пришел. Я себе такое воображала… Знаешь, раньше мне казалось: только бы кончился Чокки! А теперь вот он замкнулся. Ничего не говорит, даже мне… И ушел куда-то в понедельник… Ты не думаешь…
Я сел к ней и взял ее руку.
– Конечно, нет. И ты не думай.
– Он так замкнулся…
– Это ведь все-таки удар. Он привык к своему Чокки. Теперь надо как-то приспосабливаться - но он старается…
– Ты правда так считаешь? Ты не утешаешь меня?
– Ну что ты! Если б мы сморозили какую-нибудь глупость, он бы ушел недели две назад, а он и не собирался. Он мучился, бедняга, но уходить не хотел. Это точно.
Мэри вздохнула:
– Дай Бог.. да, надеюсь, ты прав. Но тогда я совсем ничего не понимаю. Он же знал, что с нами будет. Он же не злой.
– Да, - согласился я. - Это меня и беспокоит.
Утром мы позвонили в полицию; они посочувствовали нам, но ничего нового не сказали.
– Его, наверное, похитили, - предположила Полли. - Подсунут записку, потребуют огромный выкуп.
– Вряд ли, - отвечал я, - да и не можем мы дать огромный выкуп.
Молчание мучило ее, она ерзала и наконец сказала снова:
– Когда похитили Копытце, его хотели сделать боевым пони…
– Помолчи, - сказал я. - А не можешь - иди к себе.
Полли укоризненно взглянула на меня и сердито вышла из комнаты.
– А может, напишем в газеты? - предложила Мэри. - Они так хотели взять у него интервью.
– Сама знаешь, что будет. "Юный художник исчез", "Где ангел?" и прочее.
– Бог с ними, только б его найти.
– Ладно, попробую, - сказал я.
В воскресенье утром зазвонил телефон. Я схватил трубку.
– Мистер Гор?
– Да.
– Моя фамилия Боллот. Вы меня не знаете, но наши дети вместе учатся. Сейчас прочитал в газете. Какой ужас! Как там, ничего нового?
– Ничего.
– Вот что, мой Лоуренс говорит, что видел вашего Мэтью в ту пятницу. Он разговаривал недалеко от школы с каким-то типом в машине - кажется, "мерседес". Лоуренсу показалось, что они спорили. Потом ваш Мэтью сел в машину, и они поехали.
– Спасибо вам, мистер Боллот. Большое спасибо. Я сейчас позвоню в полицию.
– Вы думаете, это… Да, наверное. Ну, они его быстро найдут.
Но они его не нашли. В понедельник газеты писали о нем радио говорило, телефон звонил все время, а новостей не было.
Никто не подтвердил истории, рассказанной Боллотом, сам он твердо стоял на своем. Расспросы в школе ничего не дали - в тот день никого из мальчиков не подвозили на машине. Значит, это был Мэтью.
Зачем его красть? Для чего? Если бы нам грозили. требовали выкупа, и то было бы лучше. А так - он исчез неизвестно куда, и мы могли думать что угодно. Я видел, что Мэри все хуже и хуже с каждым днем, и с ужасом ждал, что она вот-вот сорвется.
Неделя тянулась без конца. Особенно долгим было воскресенье, а потом.
В девятом часу, во вторник, на перекрестке в Бирмингеме остановился мальчик, воззрился на полисмена и терпеливо ждал, пока тот его заметит. Управившись с потоком машин, полисмен склонился к нему:
– Привет, сынок! Что случилось?
– Простите, сэр, - сказал мальчик. - Я, кажется, заблудился. А это очень жаль, потому что мне не на что вернуться домой.
Полисмен покачал головой.
– Плохо дело, - посочувствовал он. - А где ты живешь?
– В Хиндмере, - ответил мальчик.
Полисмен посмотрел на него с внезапным интересом.
– А как тебя зовут? - осторожно справился он.
– Мэтью, - ответил мальчик. - Мэтью Гор.
– Ах ты черт! - сказал полисмен. - Стой, где стоишь, Мэтью! Стой и не двигайся!
Он вынул микрофон из нагрудного кармана, нажал кнопку и что-то сказал. Минуты через две рядом с ним остановилась полицейская машина.
– Это тебе подали, - сказал полисмен. - Отвезут домой.
– Спасибо вам большое, сэр, - сказал Мэтью, уважавший полицию.
Они привезли его часов в шесть. Мэри позвонила мне, и я поспешил домой. Вызвали мы и Эйкота.
Мэтью, явно подружившийся с полицейскими, пригласил их зайти, но они сослались на служебные обязанности. Тогда Мэтью поблагодарил их, мы их поблагодарили, и они уехали, чуть не столкнувшись со следующей машиной. Водитель отрекомендовался полицейским хирургом, и мы вошли в дом.
Мы выпили; минут через десять доктор Прост что-то мягко сказал Мэри, и она увела Мэтью, несмотря на его заявление, что его уже кормили в полиции.
– Прежде всего, - сказал Прост, когда дверь за ними закрылась, - вы можете наконец успокоиться. Он в полном порядке, мы ничего не нашли. Он даже не напуган. В жизни не слышал о таком безвредном похищении. Вам нечего опасаться, что это подействует на его здоровье или психику. Однако кое-что я должен отметить. Потому я и хотел вас видеть, доктор Эйкот. Первое - ему делали инъекции. Больше десяти, в оба предплечья. Что ему вводили, абсолютно неясно. Повторяю, это не оказало никакого воздействия, состояние - превосходное. И все же надо за ним последить. Беспокоиться нет оснований, тем не менее, доктор, примите это к сведению.
Эйкот кивнул.
– Второе особенно странно. Мэтью убежден, что попал в катастрофу и сломал ногу. Правую. Он говорит, что она была "в гипсе" и там, "в лечебнице", его вылечили новым, ускоренным способом. На ноге действительно есть слабое раздражение - от гипса. Мы сделали рентген ноги, но не нашли и следов перелома.
Он помолчал, хмуро глядя на стакан, потом залпом выпил виски.
– Обращались с ним, по-видимому, прекрасно. "В лечебнице", по его словам, все его любили и успокаивали. По-видимому, они все продумали и всячески старались не напугать мальчика. Ему и в голову не пришло, что его похитили. Он только удивлялся, почему вы с миссис Гор не приходите и не отвечаете на его письма. И еще он удивился, что его высадили в Бирмингеме. Впечатление такое, что кто-то хотел убрать его на десять дней, - он пристально взглянул на меня. - Если вы знаете или подозреваете кого-нибудь, советую вам сообщить полиции.
Я покачал головой:
– Совершенно не понимаю, зачем его похищали. Чепуха какая-то.
Прост пожал плечами:
– Что ж, другого объяснения придумать не могу, - и больше об этом не говорил, хоть явно со мной не согласился.
Потом врачи посовещались и ушли вместе. Эйкот обещал утром зайти.
Мэтью, Мэри и Полли были на кухне. Видимо, в полиции кормили не очень сытно.
Я сел и закурил.
– Расскажи-ка нам все, Мэтью, - попросил я.
– Еще раз? - испугался он.
– Нам ты не рассказывал, - напомнил я.
Мэтью набрал воздуху.
– Ну, шел я из школы, а этот "мерседес" меня обогнал и остановился впереди. Вышел какой-то дядя и смотрит туда-сюда, как будто что-то ищет, - начал он.
Мужчина увидел Мэтью и вроде бы хотел заговорить с ним, но стеснялся. Однако когда Мэтью проходил мимо, он спросил:
– Простите, не могли бы вы нам помочь? Мы ищем Дэншем-роуд, а здесь нет табличек.
– Пожалуйста, - ответил Мэтью. - Сверните направо, а потом еще через два квартала - налево. Это Олд-лейн, а за перекрестком она называется Дэншем-роуд.
– Спасибо, - сказал мужчина, пошел на место и вдруг обернулся. - А не могли бы вы нам сказать, где тут живет мистер Гор?
Конечно, Мэтью сказал и согласился, чтоб его подвезли. Дальше он помнит только, что проснулся в больнице.
– Почему ты решил, что это больница? - спросила Мэри.
– Ну, очень похоже, - сказал Мэтью. - Я думаю, они как раз такие. Белая кровать и вокруг все белое, пусто и очень чисто. И сестра сидит, тоже очень чистая.
Он понял, что не может пошевелить ногой, а сестра сказала, чтоб он не шевелил, потому что нога сломана, и спросила, не больно ли ему. Он сказал, что не больно. Она сказала "хорошо" и объяснила, что ему кололи какое-то обезболивающее и лечат его новым способом, от которого очень быстро срастаются кости, особенно детские.
Доктора там тоже были, штуки три - в белых халатах, как по телевизору - очень хорошие, веселые. Кололи его все время. Сперва ему не нравилось, а потом ничего, привык. Что поделаешь, ведь ноге-то становилось лучше!
Иногда он скучал, но ему давали книги. Радио у них не было, они так и сказали, зато пластинок было много. Кормили просто здорово.
Одно плохо: что мы к нему не ходили.
– Мы бы сразу пришли! - сказала Мэри. - Мы же не знали, где ты.
– Они сказали, вы знаете, - возразил Мэтью. - А я вам два раза писал.
– Никто нам не сообщал, и писем мы никаких не получали, - сказал я. - А какой их адрес?
– Эпфорд Хауз, Уонерш, под Гилдфордом, - быстро сказал Мэтью.
– Ты в полиции его назвал?
– Да.
Видел он только свою палату. За окном был луг, а дальше - изгородь и высокие деревья. Позавчера сняли гипс и сказали, что все в порядке, завтра он поедет домой.
Выехали они затемно - он не знает, в котором часу, потому что часов там не было. Он попрощался с сестрой. Один доктор, на этот раз без халата, повел его вниз, к машине. Они в нее сели, и доктор сказал, что свет лучше зажечь, а шторку опустить, чтоб шоферу не мешало. Когда машина тронулась, он вынул колоду карт и стал показывать фокусы. Потом достал два термоса: кофе - для себя и какао - для Мэтью. А потом Мэтью заснул.
Проснулся он от холода. Машина стояла, было светло. Он приподнялся и увидел, что никого с ним нет, а машина - не та, другая, и стоит она неизвестно где. Он вышел. По улице шли люди и не замечали его.
Дойдя до угла, он увидел табличку; улицы не запомнил, но очень удивился, что сверху написано: "Город Бирмингем". Перед ним была улица побольше, а прямо напротив - кафе. Он понял, что хочет есть, пошарил в карманах и ничего не нашел. Оставалось одно - посоветоваться с полисменом.
– Правильно, - одобрил я.
– Да… - неуверенно сказал Мэтью. - Правда, они потом очень много спрашивали.
– Домой везли в полицейской машине? - спросила Полли. - Без наручников?
– В трех машинах, - ответил Мэтью. - Сперва в свой участок и там спрашивали. Потом - сюда, в наш, и тоже спрашивали и покормили. А потом - домой.
– Везет тебе! - позавидовала Полли. - Когда украли Копытце, пришлось нанять вагон для лошадей. Это очень дорого.
– Украли… - повторил Мэтью. - А разве… - он замолчал и глубоко задумался. - Разве меня украли, папа?
– Похоже на то, - сказал я.
– Но ведь они… они… они были очень хорошие. Они меня вылечили. Они совсем не похожи на воров! - Мэтью снова задумался, потом спросил: - По-твоему, все это липа? Я ногу не ломал?
Я кивнул.
– Нет, не может быть, - сказал он. - Гипс правда был и вообще… - он подумал снова. - Чего меня-то красть? - он помолчал. - Ты много выложил, папа?
Я опять покачал головой:
– Ничего я не платил.
– Значит, это не похищение, - заключил он.
– Ты устал, - вмешалась Мэри, - поцелуй меня, и бегите оба наверх. Мы к вам зайдем.
Дверь за ними закрылась. Мэри посмотрела на меня. Потом опустила голову на стол и заплакала в первый раз с тех пор, как Мэтью пропал.
Глава 11
Это было во вторник.
В среду доктор Эйкот зашел к нам, как обещал. Он очень внимательно осмотрел Мэтью и сказал, что все в полном порядке и нет никаких оснований пропускать завтра школу.
В этот же день Мэри позвонила своей сестре и сообщила ей, что Мэтью не совсем здоров. Ей пришлось довольно долго объяснять, что ему еще не под силу семейное нашествие.
В четверг Мэтью отправился в школу и вернулся очень гордый - ведь вся страна волновалась о нем; правда, он жалел, что не может рассказать ничего интересного.
Еще в пятницу все было в порядке.
К вечеру Мэри устала и ушла наверх в начале одиннадцатого. Я остался внизу - хотел поработать, чтобы освободить субботу и воскресенье.
В двенадцатом часу я услышал стук в дверь. Мэтью просунул голову в щелку и осторожно огляделся.
– Мама легла? - спросил он.
Я кивнул:
– Уже давно, Да и тебе пора.
– Вот и хорошо, - сказал он и тщательно прикрыл за собой дверь. Он был в халате и шлепанцах, волосы его стояли Дыбом, и я подумал, что ему приснился страшный сон.
– Что с тобой?
Он оглянулся, словно хотел проверить, закрыта ли дверь.
– Там Чокки.
Я приуныл.
– А я-то надеялся, что он ушел! - сказал я.
Теперь кивнул Мэтью.
– Он и ушел. А сейчас вернулся. Он хочет тебе что-то рассказать.
Я вздохнул. Так хорошо было думать, что с этим покончено! Однако Мэтью был очень серьезен и немного расстроен. Я закурил сигарету и откинулся на спинку кресла.
– Так, - сказал я. - Что же именно?
Мэтью как будто и не слышал. Он глядел в пространство. Но он заметил, что я помрачнел.
– Прости, папа. Я сейчас. - Он снова уставился в пустоту. Лицо его менялось, он кивал, но молчал - словно я смотрел телевизор с выключенным звуком. Наконец он кивнул последний раз и произнес не совсем уверенно:
– Хорошо. Попробую.
Потом взглянул на меня и объяснил:
– Он говорит, это будет очень долго, если он скажет мне, а я - тебе. Понимаешь, я не всегда могу подыскать слова. Ты понимаешь?
– Кажется, да, - отвечал я. - Многие люди бились над этим. У тебя это вроде перевода. Трудное дело!
– Да, - решительно кивнул Мэтью. - Вот Чокки и считает, что лучше ему прямо говорить с тобой.
– А! - сказал я. - Что ж, пусть попробует. А мне что делать?
– Нет, не как со мной, по-другому. Не знаю почему - наверное, так не со всеми выходит. С тобой не выйдет, и он попробует по-другому.
– Как же? - поинтересовался я.
– Ну, это я буду говорить, то есть - он через меня… Как с рисованием… - не очень связно объяснил Мэтью.
– А… - сказал я, на сей раз неуверенно. Я растерялся, не все понимал, не знал, соглашаться ли. - Не знаю… Ты-то сам что думаешь?..
– Я тоже не знаю, - перебил он. - А вот Чокки знает, что все выйдет, и я ему верю. Он всегда оказывается прав в таких делах.
Мне было не по себе, словно меня втягивали в какое-то сомнительное дело, вроде медиумического сеанса.
– Вот что, - решил я. - Если это долго, ты лучше ложись. Теплее будет.
– Ладно, - сказал Мэтью.
И мы пошли наверх. Он лег, я сел рядом в кресле. Мне было не по себе; я чувствовал, что не надо бы все это допускать и, будь Мэри здесь, она бы воспротивилась. Оставалось одно: надеяться, что в кровати Мэтью сразу заснет.
Он положил голову на подушку и закрыл глаза.
– Ни о чем не буду думать, - сказал он.
– Послушай, Мэтью, - не сразу ответил я, - разве ты сам?.. - но я не кончил: глаза его открылись снова. Они глядели не на меня, они никуда не глядели. Губы его дрогнули, зашевелились беззвучно, и голос его сказал:
– Говорит Чокки.
Это не было похоже на сеанс. Мэтью не бледнел и дышал ровно, только смотрел в одну точку.
Голос продолжал:
– Я хочу вам кое-что объяснить. Это нелегко, ведь Мэтью не все понимает, а его… - он помедлил, - словарный запас очень простой, небольшой, да и не все слова, что он употребляет, ему понятны. - Голос был его, Мэтью, манера говорить - чужая. Казалось, рекордсмена по бегу заставили бежать в мешке. Зачарованный, помимо воли, я ответил:
– Говорите. Я постараюсь понять.
– Я хочу поговорить с вами, потому что я больше не вернусь. Вам будет приятно это слышать, а другой половине его родителя… то есть маме… будет еще приятнее. Она меня боится. Она считает, что я порчу Мэтью, и это она зря. Вы понимаете?
– Кажется, да, - осторожно ответил я. - А может, вы лучше скажете мне, кто вы и что и почему вы здесь?
– Я - исследователь, то есть разведчик… миссионер… нет, я учитель. Я здесь, чтобы учить.
– Вот оно что! Чему же именно?
Он помолчал.
– У Мэтью нет для этого слов… он их не понимает.
– Не все вам удается?
– Да, не все. Мэтью слишком молод. Его слова просты для сложных идей. Когда я думаю о математике или о физике, он не понимает. Даже с числами плохо.
Я передаю как можно подробнее нашу беседу, но передать ее дословно нельзя. Простые слова шли легко, на словах посложнее голос нередко запинался. Кроме того, он часто искал слово, находил приблизительно, уточнял, а иногда совсем не мог найти, и мы оставались ни с чем. Наконец, мне приходилось пробиваться сквозь любимые словечки Мэтью, не совсем подходящие к теме: "так", "вроде", "вот", "ну"; и сейчас я передам не точно все, а скорее главное, суть -. то, что Чокки хотел рассказать мне и что я понял.
Я догадался сразу, что разговор мне предстоит нелегкий. Мэтью лежал передо мной, говорил, а лицо его не двигалось, глаза глядели в пустоту, он был безжизненней, чем кукла чревовещателя, и смотреть на него было так тяжело, что я не всегда как следует вникал в слова. Чтобы сосредоточиться, я выключил свет. Кроме того, я трусливо надеялся, что в темноте он заснет.
– Слушаю, - сказал я во мрак. - Вы - миссионер, учитель, разведчик. Откуда же вы?
– Издалека.
– Какое же расстояние до тех мест?
– Не знаю. Много, много парсеков.
– 0-го! - сказал я.
– Меня послали узнать, что у вас за планета.
– Так, так… А зачем это знать?
– Во-первых, мы хотели выяснить, можно ли извлечь из нее пользу. Понимаете, мы - очень старый народ, наш мир куда старше вашего. Мы давно поняли: чтобы выжить, нам нужны новые планеты. На путешествие со скоростью света уходит слишком много времени. Наугад лететь не стоит. Планет - миллионы, и случайно найти подходящую - бесконечно малый шанс.
И вот мы посылаем разведчика… исследователя… У разума нет массы, и на такое путешествие не нужно время. Разведчик сообщает, что и как. Если он говорит, что планета подходящая, посылают других - проверить. Если и они ее похвалят, астрономы начинают искать, где она. Если до нее не так уж далеко, добраться можно, посылают космический корабль. Это редко бывает. Четыре раза за вашу тысячу лет. И мы нашли всего две планеты.
– Понимаю. А когда же нам ждать вас?
– Ваша планета не подходит. Другой такой нет, здесь очень красиво, но для нас холодно и воды слишком много. И еще есть причины, почему она - не для нас. Я сразу это понял.
– Зачем же вы тут оставались? Почему не искали другой планеты, получше?
Чокки терпеливо ответил:
– Мы - исследователи. Насколько я знаю, мы - единственные исследователи во Вселенной. Мы долго считали что жизнь может быть только у нас. Потом нашли несколько других таких планет. Еще дольше мы думали, что разум есть только у нас, что мы - крохотный, немыслимый островок разума в пустом, огромном мире… И снова узнали, что ошиблись. Разумная жизнь встречается редко… Очень редко… реже всего. Но это самая большая ценность. Только она дает миру смысл. Она - священна, ее надо беречь. Без нее нет начала, нет конца, ничего нет, кроме бессмысленного хаоса.
Вот мы и должны поддерживать все формы разумной жизни. Мы должны раздувать в пламя любую искру разума. Если разум в оковах - надо сломать их. Если разуму трудно - надо ему помочь. Если разум высок - надо самим поучиться. Потому я и остался.
Все это показалось мне возвышенным, хотя и слегка высокопарным.
– К какой же из этих разновидностей, - спросил я, - вы относите нас?
Голос Чокки, то есть голос Мэтью, ответил сразу:
– У вас разум сдавлен, ему тесно. За последнее время вы сами сломали несколько стенок, и это уже неплохо для вашего возраста. Сейчас вы застряли в колее примитивной техники.
– А мы думаем, что она очень быстро развивается.
– Да. Вы за сто лет неплохо разобрались в электричестве. Но все у вас такое громоздкое, отдача так мала… А ваши двигатели внутреннего сгорания - просто ужас: грязные, вредные, и машины какие-то варварские, опасные…
Я прервал его:
– Вы уже говорили это Мэтью. Но ведь у нас есть атомная энергия.
– В самом элементарном виде. Вы медленно учитесь. А главное - вы еще слишком зависите от Солнца.
– От Солнца?
– Да. Все, что у вас есть, идет от его излучений. Прямое излучение сохраняет вам жизнь, и растит вам пищу, и дает воду; оно могло бы поддерживать вас миллионы лет. Но разуму мало просто выжить. Чтоб развиваться и расти, ему нужна энергия.
Недавно вы научились использовать накопленную энергию вашего Солнца - так называемое горючее - и зовете это прогрессом. Это не прогресс. Прогресс - движение к цели. А какую цель вы поставили?
Вы не знаете. Может быть, вы идете по кругу? Вы и правда по нему идете, истощая свои запасы. Истощите - и очутитесь там, где были до их открытия. Это не прогресс, а мотовство. Конечно, горючее использовать надо. Клад под спудом пользы не приносит. Но использовать - не расточать. С его помощью надо производить другой, лучший вид энергии.
Да, вы имеете некоторое представление об атомной энергии, и вы ее, конечно, изучите глубже. Но кроме нее у вас почти ничего нет на будущее. Вы тратите чуть ли не все, чтобы строить машины, пожирающие энергию все быстрее; а источники ее у вас ограниченны. Конец один, и он вполне ясен.
– Не спорю, - согласился я. - Так что же нам делать?
– Пока не поздно, используйте ваши ресурсы, чтобы овладеть неисчерпаемым источником энергии. Только тогда вы выйдете из порочного круга. Кончится ваше одиночество, увеличатся возможности для творчества - ведь источник бесконечной энергии и возможности дает бесконечные.
– Так… - сказал я. - Более или менее понятно. А что ж это за источник?
– Космическая радиация. Ее можно использовать.
Я подумал и сказал:
– Странно, что в мире, где кишат ученые, никто ею не занимается.
– Странно, что двести лет никто не подозревал о возможностях электричества; так и тут, с иксом.
– С чем?
– У Мэтью нет таких слов. Он не может это понять.
Я опять помолчал, потом спросил:
– Значит, вы - здесь, чтоб подарить нам новый вид энергии. Зачем это вам?
– Я уже сказал. Разумная жизнь редка. Каждая ее форма должна поддерживать другую. Более того: некоторые формы должны дополнять друг друга. Кто знает, какие возможности кроются в них? Сегодня мы поможем вам с чем-нибудь справиться, а позже вы так разовьетесь, что поможете нам или еще кому-нибудь. Использование икса - только начало, мы многому можем вас научить. Но и это освободит ваш мир от многих тягот, расчистит путь.
– Значит, вкладываете капитал в рискованное предприятие?
– Можно сказать иначе: если учитель не хочет, чтоб ученик его догнал, все будет стоять на месте.
Он говорил еще, и тут мне стало скучно. Мне никак не удавалось увести его от общего к частному, очень уж он увлекся своей миссией. А я хотел узнать, почему из миллионов людей он выбрал Мэтью и "вселился" в него. Наконец мне удалось добиться ответа.
В среду доктор Эйкот зашел к нам, как обещал. Он очень внимательно осмотрел Мэтью и сказал, что все в полном порядке и нет никаких оснований пропускать завтра школу.
В этот же день Мэри позвонила своей сестре и сообщила ей, что Мэтью не совсем здоров. Ей пришлось довольно долго объяснять, что ему еще не под силу семейное нашествие.
В четверг Мэтью отправился в школу и вернулся очень гордый - ведь вся страна волновалась о нем; правда, он жалел, что не может рассказать ничего интересного.
Еще в пятницу все было в порядке.
К вечеру Мэри устала и ушла наверх в начале одиннадцатого. Я остался внизу - хотел поработать, чтобы освободить субботу и воскресенье.
В двенадцатом часу я услышал стук в дверь. Мэтью просунул голову в щелку и осторожно огляделся.
– Мама легла? - спросил он.
Я кивнул:
– Уже давно, Да и тебе пора.
– Вот и хорошо, - сказал он и тщательно прикрыл за собой дверь. Он был в халате и шлепанцах, волосы его стояли Дыбом, и я подумал, что ему приснился страшный сон.
– Что с тобой?
Он оглянулся, словно хотел проверить, закрыта ли дверь.
– Там Чокки.
Я приуныл.
– А я-то надеялся, что он ушел! - сказал я.
Теперь кивнул Мэтью.
– Он и ушел. А сейчас вернулся. Он хочет тебе что-то рассказать.
Я вздохнул. Так хорошо было думать, что с этим покончено! Однако Мэтью был очень серьезен и немного расстроен. Я закурил сигарету и откинулся на спинку кресла.
– Так, - сказал я. - Что же именно?
Мэтью как будто и не слышал. Он глядел в пространство. Но он заметил, что я помрачнел.
– Прости, папа. Я сейчас. - Он снова уставился в пустоту. Лицо его менялось, он кивал, но молчал - словно я смотрел телевизор с выключенным звуком. Наконец он кивнул последний раз и произнес не совсем уверенно:
– Хорошо. Попробую.
Потом взглянул на меня и объяснил:
– Он говорит, это будет очень долго, если он скажет мне, а я - тебе. Понимаешь, я не всегда могу подыскать слова. Ты понимаешь?
– Кажется, да, - отвечал я. - Многие люди бились над этим. У тебя это вроде перевода. Трудное дело!
– Да, - решительно кивнул Мэтью. - Вот Чокки и считает, что лучше ему прямо говорить с тобой.
– А! - сказал я. - Что ж, пусть попробует. А мне что делать?
– Нет, не как со мной, по-другому. Не знаю почему - наверное, так не со всеми выходит. С тобой не выйдет, и он попробует по-другому.
– Как же? - поинтересовался я.
– Ну, это я буду говорить, то есть - он через меня… Как с рисованием… - не очень связно объяснил Мэтью.
– А… - сказал я, на сей раз неуверенно. Я растерялся, не все понимал, не знал, соглашаться ли. - Не знаю… Ты-то сам что думаешь?..
– Я тоже не знаю, - перебил он. - А вот Чокки знает, что все выйдет, и я ему верю. Он всегда оказывается прав в таких делах.
Мне было не по себе, словно меня втягивали в какое-то сомнительное дело, вроде медиумического сеанса.
– Вот что, - решил я. - Если это долго, ты лучше ложись. Теплее будет.
– Ладно, - сказал Мэтью.
И мы пошли наверх. Он лег, я сел рядом в кресле. Мне было не по себе; я чувствовал, что не надо бы все это допускать и, будь Мэри здесь, она бы воспротивилась. Оставалось одно: надеяться, что в кровати Мэтью сразу заснет.
Он положил голову на подушку и закрыл глаза.
– Ни о чем не буду думать, - сказал он.
– Послушай, Мэтью, - не сразу ответил я, - разве ты сам?.. - но я не кончил: глаза его открылись снова. Они глядели не на меня, они никуда не глядели. Губы его дрогнули, зашевелились беззвучно, и голос его сказал:
– Говорит Чокки.
Это не было похоже на сеанс. Мэтью не бледнел и дышал ровно, только смотрел в одну точку.
Голос продолжал:
– Я хочу вам кое-что объяснить. Это нелегко, ведь Мэтью не все понимает, а его… - он помедлил, - словарный запас очень простой, небольшой, да и не все слова, что он употребляет, ему понятны. - Голос был его, Мэтью, манера говорить - чужая. Казалось, рекордсмена по бегу заставили бежать в мешке. Зачарованный, помимо воли, я ответил:
– Говорите. Я постараюсь понять.
– Я хочу поговорить с вами, потому что я больше не вернусь. Вам будет приятно это слышать, а другой половине его родителя… то есть маме… будет еще приятнее. Она меня боится. Она считает, что я порчу Мэтью, и это она зря. Вы понимаете?
– Кажется, да, - осторожно ответил я. - А может, вы лучше скажете мне, кто вы и что и почему вы здесь?
– Я - исследователь, то есть разведчик… миссионер… нет, я учитель. Я здесь, чтобы учить.
– Вот оно что! Чему же именно?
Он помолчал.
– У Мэтью нет для этого слов… он их не понимает.
– Не все вам удается?
– Да, не все. Мэтью слишком молод. Его слова просты для сложных идей. Когда я думаю о математике или о физике, он не понимает. Даже с числами плохо.
Я передаю как можно подробнее нашу беседу, но передать ее дословно нельзя. Простые слова шли легко, на словах посложнее голос нередко запинался. Кроме того, он часто искал слово, находил приблизительно, уточнял, а иногда совсем не мог найти, и мы оставались ни с чем. Наконец, мне приходилось пробиваться сквозь любимые словечки Мэтью, не совсем подходящие к теме: "так", "вроде", "вот", "ну"; и сейчас я передам не точно все, а скорее главное, суть -. то, что Чокки хотел рассказать мне и что я понял.
Я догадался сразу, что разговор мне предстоит нелегкий. Мэтью лежал передо мной, говорил, а лицо его не двигалось, глаза глядели в пустоту, он был безжизненней, чем кукла чревовещателя, и смотреть на него было так тяжело, что я не всегда как следует вникал в слова. Чтобы сосредоточиться, я выключил свет. Кроме того, я трусливо надеялся, что в темноте он заснет.
– Слушаю, - сказал я во мрак. - Вы - миссионер, учитель, разведчик. Откуда же вы?
– Издалека.
– Какое же расстояние до тех мест?
– Не знаю. Много, много парсеков.
– 0-го! - сказал я.
– Меня послали узнать, что у вас за планета.
– Так, так… А зачем это знать?
– Во-первых, мы хотели выяснить, можно ли извлечь из нее пользу. Понимаете, мы - очень старый народ, наш мир куда старше вашего. Мы давно поняли: чтобы выжить, нам нужны новые планеты. На путешествие со скоростью света уходит слишком много времени. Наугад лететь не стоит. Планет - миллионы, и случайно найти подходящую - бесконечно малый шанс.
И вот мы посылаем разведчика… исследователя… У разума нет массы, и на такое путешествие не нужно время. Разведчик сообщает, что и как. Если он говорит, что планета подходящая, посылают других - проверить. Если и они ее похвалят, астрономы начинают искать, где она. Если до нее не так уж далеко, добраться можно, посылают космический корабль. Это редко бывает. Четыре раза за вашу тысячу лет. И мы нашли всего две планеты.
– Понимаю. А когда же нам ждать вас?
– Ваша планета не подходит. Другой такой нет, здесь очень красиво, но для нас холодно и воды слишком много. И еще есть причины, почему она - не для нас. Я сразу это понял.
– Зачем же вы тут оставались? Почему не искали другой планеты, получше?
Чокки терпеливо ответил:
– Мы - исследователи. Насколько я знаю, мы - единственные исследователи во Вселенной. Мы долго считали что жизнь может быть только у нас. Потом нашли несколько других таких планет. Еще дольше мы думали, что разум есть только у нас, что мы - крохотный, немыслимый островок разума в пустом, огромном мире… И снова узнали, что ошиблись. Разумная жизнь встречается редко… Очень редко… реже всего. Но это самая большая ценность. Только она дает миру смысл. Она - священна, ее надо беречь. Без нее нет начала, нет конца, ничего нет, кроме бессмысленного хаоса.
Вот мы и должны поддерживать все формы разумной жизни. Мы должны раздувать в пламя любую искру разума. Если разум в оковах - надо сломать их. Если разуму трудно - надо ему помочь. Если разум высок - надо самим поучиться. Потому я и остался.
Все это показалось мне возвышенным, хотя и слегка высокопарным.
– К какой же из этих разновидностей, - спросил я, - вы относите нас?
Голос Чокки, то есть голос Мэтью, ответил сразу:
– У вас разум сдавлен, ему тесно. За последнее время вы сами сломали несколько стенок, и это уже неплохо для вашего возраста. Сейчас вы застряли в колее примитивной техники.
– А мы думаем, что она очень быстро развивается.
– Да. Вы за сто лет неплохо разобрались в электричестве. Но все у вас такое громоздкое, отдача так мала… А ваши двигатели внутреннего сгорания - просто ужас: грязные, вредные, и машины какие-то варварские, опасные…
Я прервал его:
– Вы уже говорили это Мэтью. Но ведь у нас есть атомная энергия.
– В самом элементарном виде. Вы медленно учитесь. А главное - вы еще слишком зависите от Солнца.
– От Солнца?
– Да. Все, что у вас есть, идет от его излучений. Прямое излучение сохраняет вам жизнь, и растит вам пищу, и дает воду; оно могло бы поддерживать вас миллионы лет. Но разуму мало просто выжить. Чтоб развиваться и расти, ему нужна энергия.
Недавно вы научились использовать накопленную энергию вашего Солнца - так называемое горючее - и зовете это прогрессом. Это не прогресс. Прогресс - движение к цели. А какую цель вы поставили?
Вы не знаете. Может быть, вы идете по кругу? Вы и правда по нему идете, истощая свои запасы. Истощите - и очутитесь там, где были до их открытия. Это не прогресс, а мотовство. Конечно, горючее использовать надо. Клад под спудом пользы не приносит. Но использовать - не расточать. С его помощью надо производить другой, лучший вид энергии.
Да, вы имеете некоторое представление об атомной энергии, и вы ее, конечно, изучите глубже. Но кроме нее у вас почти ничего нет на будущее. Вы тратите чуть ли не все, чтобы строить машины, пожирающие энергию все быстрее; а источники ее у вас ограниченны. Конец один, и он вполне ясен.
– Не спорю, - согласился я. - Так что же нам делать?
– Пока не поздно, используйте ваши ресурсы, чтобы овладеть неисчерпаемым источником энергии. Только тогда вы выйдете из порочного круга. Кончится ваше одиночество, увеличатся возможности для творчества - ведь источник бесконечной энергии и возможности дает бесконечные.
– Так… - сказал я. - Более или менее понятно. А что ж это за источник?
– Космическая радиация. Ее можно использовать.
Я подумал и сказал:
– Странно, что в мире, где кишат ученые, никто ею не занимается.
– Странно, что двести лет никто не подозревал о возможностях электричества; так и тут, с иксом.
– С чем?
– У Мэтью нет таких слов. Он не может это понять.
Я опять помолчал, потом спросил:
– Значит, вы - здесь, чтоб подарить нам новый вид энергии. Зачем это вам?
– Я уже сказал. Разумная жизнь редка. Каждая ее форма должна поддерживать другую. Более того: некоторые формы должны дополнять друг друга. Кто знает, какие возможности кроются в них? Сегодня мы поможем вам с чем-нибудь справиться, а позже вы так разовьетесь, что поможете нам или еще кому-нибудь. Использование икса - только начало, мы многому можем вас научить. Но и это освободит ваш мир от многих тягот, расчистит путь.
– Значит, вкладываете капитал в рискованное предприятие?
– Можно сказать иначе: если учитель не хочет, чтоб ученик его догнал, все будет стоять на месте.
Он говорил еще, и тут мне стало скучно. Мне никак не удавалось увести его от общего к частному, очень уж он увлекся своей миссией. А я хотел узнать, почему из миллионов людей он выбрал Мэтью и "вселился" в него. Наконец мне удалось добиться ответа.