Страница:
– Но как же все-таки быть с Ахметом? – настаивала Трейси. – Вам не кажется?..
– Не беспокойтесь, – успокаивающе прервала ее Нарсэл. – Ахмет-эффенди сам сильно недолюбливает Майлса, поэтому не в его интересах раскрывать вашу тайну. Все сейчас будут молча ждать… что вы предпримете. За исключением, возможно, Мюрата.
Трейси представила себе это тягостное ожидание, в то время как все все знают, и картина не очень обрадовала ее. Они дошли до киоска, и Нарсэл отправилась в лабораторию продолжать колдовать над духами. Трейси поднялась в кабинет Майлса, встревоженная мыслями о том, что почти все время, пока она находится в Стамбуле, люди, которым она доверяла меньше всего, знали, что она сестра Анабель. Перед смертью Анабель, должно быть, на самом деле была сама не своя, раз открыла свою тайну.
Тот факт, что Майлс еще не знал, кто она, успокаивал слабо. Это означало всего лишь то, что она не может тянуть бесконечно с решительным разговором, потому что кто-нибудь мог ее опередить. И все же она не может прямо сейчас рассказать ему, что Анабель была ее сестрой. Этот разговор необходимо немного отложить, чтобы он не отправил ее домой в тот самый момент, когда она только начала хоть немного разбираться в отношениях, царящих в этом доме.
Сейчас ее дальнейшая судьба находилась в руках Мюрата Эрима. Как же трудно смотреть в лицо человеку, которого она и так уже достаточно сильно разозлила своим обманом, да еще просить у него об услуге. Трейси печально думала, что впереди ее не ждет ничего хорошего.
9
– Не беспокойтесь, – успокаивающе прервала ее Нарсэл. – Ахмет-эффенди сам сильно недолюбливает Майлса, поэтому не в его интересах раскрывать вашу тайну. Все сейчас будут молча ждать… что вы предпримете. За исключением, возможно, Мюрата.
Трейси представила себе это тягостное ожидание, в то время как все все знают, и картина не очень обрадовала ее. Они дошли до киоска, и Нарсэл отправилась в лабораторию продолжать колдовать над духами. Трейси поднялась в кабинет Майлса, встревоженная мыслями о том, что почти все время, пока она находится в Стамбуле, люди, которым она доверяла меньше всего, знали, что она сестра Анабель. Перед смертью Анабель, должно быть, на самом деле была сама не своя, раз открыла свою тайну.
Тот факт, что Майлс еще не знал, кто она, успокаивал слабо. Это означало всего лишь то, что она не может тянуть бесконечно с решительным разговором, потому что кто-нибудь мог ее опередить. И все же она не может прямо сейчас рассказать ему, что Анабель была ее сестрой. Этот разговор необходимо немного отложить, чтобы он не отправил ее домой в тот самый момент, когда она только начала хоть немного разбираться в отношениях, царящих в этом доме.
Сейчас ее дальнейшая судьба находилась в руках Мюрата Эрима. Как же трудно смотреть в лицо человеку, которого она и так уже достаточно сильно разозлила своим обманом, да еще просить у него об услуге. Трейси печально думала, что впереди ее не ждет ничего хорошего.
9
Майлс уже не рисовал, а сидел за столом, что-то читал и делал пометки карандашом. Едва удостоив Трейси взглядом, он не стал расспрашивать ее о причинах столь долгого отсутствия.
Трейси была рада потихоньку вернуться к работе, не привлекая его внимания. Она до сих пор не могла прийти в себя после разговора с Нарсэл, с удивлением обнаружив, что больше всего ее царапнули слова Нарсэл о том, что и ее не миновали чары Майлса Рэдберна.
Это, конечно, было смешно. Трейси редко верила Анабель, когда та ругала мужа, и поэтому с самого начала постаралась относиться к нему беспристрастно. Но несмотря на это, с первой же минуты знакомства между ними возникла неприязнь. Особенно неприятно Трейси было узнать об истинных чувствах, которые он питал к ее сестре. Сегодня Рэдберн несколько раз удивил ее и оставил в абсолютной растерянности, но это еще не означало, что она могла попасть под его обаяние, как Анабель в первые дни замужества, прежде чем ее постигло разочарование.
Сейчас Трейси гораздо больше волновала другая проблема: как объяснить причину своего приезда, скрыв при этом, что она сестра Анабель? Пребывая в уверенности, что никто не знал и не знает о ее существовании, она очень удобно устроилась в нише, из которой теперь не знала, как выбраться.
– Если вы и дальше собираетесь сидеть под столом в этой неудобной позе, – нарушил молчание Майлс Рэдберн, – прошу вас, по крайней мере, перестать так жалобно вздыхать. Я не могу думать из-за ваших вздохов. Если хотите, найдем вам стул. Может, это поможет.
Трейси не могла заставить себя встретиться с ним взглядом. Роль, которую она играла в этом доме, была сыграна, маска сорвана, и пусть он еще не знает об этом, но именно от него может исходить самая большая опасность для нее.
Майлс вышел в салон, взял круглый стол, покрытый бархатной скатертью, и внес его в кабинет. Трейси выбрала самый твердый из четырех стульев и последовала за ним. Он поставил стол на пустое место с выражением сердитого нетерпения на лице, а Трейси придвинула стул. Собрав побольше бумаг и рисунков из-под длинного стола, девушка села спиной к Майлсу и принялась за работу. Она изо всех сил старалась дышать не слишком громко и заставляла себя думать только о турецких мозаиках.
Так они проработали в абсолютном молчании несколько часов. Наконец Майлс Рэдберн отложил в сторону книгу и начал что-то быстро писать. В шестом часу он собрал несколько исписанных листков бумаги и принес их Трейси.
– Надеюсь, вы умеете печатать? – осведомился художник. – В этом случае вам удастся доказать свою полезность и перепечатать для меня это, когда у вас будет время. Там в углу стоит пишущая машинка… с английским шрифтом. Должен признаться: вы вызвали у меня чувство вины в отношении текстовой части рукописи. Если вы собираетесь по-настоящему обосноваться во «Взгляде», вам нужно доказать, что здесь вы проводили время не зря.
Трейси была несказанно удивлена.
– Я перепечатаю их прямо сейчас, – кивнула она и всмотрелась в его почерк, чтобы быть уверенной, что разберет его. Извилистый почерк Майлса Рэдберна был, впрочем, ей знаком. Она вспомнила, что уже видела его тогда, в гостинице.
– А я сейчас сделаю перерыв, – сообщил Майлс. – Хочу как следует прогуляться перед ужином у Сильваны.
Он на мгновение остановился у ее стула, как будто ожидая, что она посмотрит на него. Трейси вспомнила, что Майлс с неохотой оставлял ее одну в кабинете.
– Хотите, чтобы я тоже прервалась? – спросила она.
– В этом нет необходимости, если хотите еще поработать, – покачал головой Рэдберн, достал из кармана ключ и положил на стол перед Трейси. – Я нашел второй ключ от этой комнаты. Можете взять его себе, если хотите. Когда будете уходить, закройте балконную дверь и заприте входную. Тогда никто не сможет уничтожить результаты вашего труда.
Трейси посмотрела на него удивленно. Майлс Рэдберн явно изменил свое отношение к ней, ее опять кольнуло чувство вины.
– Что вы имели в виду, когда говорили о полтергейсте? Кто, по-вашему, сделал это?
– Полтергейст столь же подходящее слово для определения злого шутника, как и все остальные. Может, теперь проделки закончатся. Я не понимаю, почему кто-то старается запугать вас и заставить уехать. Впрочем давайте забудем об этом. Скорее всего это на самом деле безвредные, хотя и злые шутки.
Трейси удивилась, вспомнив, как и Майлс, и Нарсэл говорили о том, что Анабель сильно запугали и довели до отчаяния. К тому же он не знал о существовании причины, по которой кто-то мог хотеть заставить ее уехать…
Майлс вышел из кабинета, оставив ее печатать и размышлять о его неожиданно вспыхнувшей доброте и участии к ней. Он, похоже, искренне беспокоился о ее будущем во «Взгляде» и даже старался помочь ей в то время, как она только и делала, что строила против него козни и обманывала. Когда Майлс Рэдберн узнает всю правду, его гнев будет неудержим. Намеки Нарсэл на то, что она влюбилась в Рэдберна, вызывали у нее только смех, но, тем не менее, Трейси обнаружила, что может пока не обращать внимания на гнев Майлса Рэдберна. Она уже сталкивалась с тяжелыми сторонами его характера, однако перенести его презрение она будет не в силах. Трейси отвергла эту мысль с отвращением и сама же удивилась: а что это я?.. Разве мне это не все равно?
После его ухода Трейси закрыла двери на балкон на защелку. Она перепечатывала страницы, написанные Рэдберном, и время от времени с беспокойством поглядывала на открытую входную дверь. Однажды она перестала печатать на несколько секунд, и ей показалось, что в салоне слышатся тихие шаги. Трейси быстро подошла к двери и выглянула из кабинета, но никого не увидела.
Наконец Трейси закончила печатать и вернулась к себе. Она была рада компании Ясемин, которая юркнула в комнату. Трейси знала теперь, что всем обитателям дома, за исключением Майлса, известно, кто она такая, и поэтому чувствовала себя намного более одинокой, чем раньше, и вдвойне более уязвимой. У любого обитателя дома могла возникнуть мысль, что Трейси Хаббард приехала сюда только потому, что Анабель что-то ей рассказала, что она идет по каком-то горячему следу. Они не могли знать, как мало информации сообщила ей Анабель, чтобы попытаться во всем разобраться. Только упоминание о черном янтаре, какой-то тайне и полный отчаяния крик Анабель. «Я не хочу умирать!» – крикнула она в трубку… и отправилась на Босфор в лодке, зная, что не справится с течением.
К этому времени Ясемин уже привыкла к ней. Она позволяла гладить и ласкать себя и в конце концов устроилась подремать на коленях у Трейси, как бы предлагая вариант дружбы. Они тихо сидели вдвоем до тех пор, пока Халида не принесла поднос с ужином и запиской от Нарсэл.
Нарсэл писала, что Мюрат заработался допоздна в своей лаборатории и будет ужинать там. Поэтому она предложила Трейси поужинать пораньше в своей комнате. В девять часов начнется званый ужин у Сильваны, и слуги будут заняты. Нарсэл поговорила с братом, и он согласился встретиться с Трейси в полдевятого. Она должна будет прийти в жилые помещения, которые разделяли брат и сестра Эримы. Он будет ждать ее там.
Трейси была рада, что не увидит за ужином доктора Эрима. Так что теперь на какое-то время ей необходимо прогнать страх перед этой встречей и найти способ как-то скоротать время.
Они с Ясемин вновь поужинали вместе. После ужина Трейси взяла одну из книг, которые прислал Майлс, и принялась читать об Оттоманской империи, о легендах и скандалах, которыми были наполнены те дни. Ей на глаза попалась довольно неприятная история, которую Нарсэл рассказала во время первой переправы через Босфор на пароме: о женщинах из гарема, которых топили в Босфоре у Сераглио, когда они надоедали или попадали в немилость к правящему султану. В истории остался один султан, который отличился, полностью обновив таким способом свой гарем. Он приказал зашить сто наложниц в мешки, привязать к мешкам камни и кинуть женщин в Босфор. Позже какой-то ныряльщик нашел в том месте трупы ста женщин, словно стоящих на дне в облепивших их тела мешках. Колыхались их длинные волосы, казалось, они танцевали какой-то жуткий танец.
Этот рассказ подействовал на Трейси ужасно, и она задрожала от страха в комнате, окна которой выходили на Босфор. Когда стемнело, девушка вновь вышла на балкон, чтобы полюбоваться ночным пейзажем. Она напомнила себе, что времена Оттоманской Порты давно прошли и что Стамбул сейчас не более опасный и неприятный город, чем любой другой из известных ей.
По темным водам скользили рыбацкие лодки, светились огни, которые, по рассказам Нарсэл, должны были привлечь рыбу. Над водой отчетливо разносились голоса, время от времени к ночным звукам прибавлялся гудок парохода. На противоположном берегу темнели башни одинокой громады Румели Хизара на фоне вечернего неба.
Трейси не покидали мысли об Анабель, хотя она и понимала, что лучше бы ей сейчас хотя бы на время забыть о ней.
Она даже обрадовалась, когда подошло время встречи с доктором Эримом. Сейчас любое действие радовало ее. Она расчесала волосы до блеска и подкрасила губы губной помадой. Потом сделала последний штрих к своему вечернему туалету и надела клипсы с синими камнями, подарок Нарсэл. Чтобы понравиться Мюрату? – с усмешкой спросила себя Трейси. Или просто для того, чтобы защититься от дурного глаза?
Брат Нарсэл ждал ее в их общей гостиной. Когда он открыл дверь, Трейси заметила, что он разложил большую часть своей коллекции на поверхности резного стола из черного дерева. Мюрат держал в руках маленькую японскую глазурованную чашку. Он вертел ее в пальцах и гладил, как четки. Трейси заметила в нем типичную для жителей Востока любовь к неодушевленным предметам, которая удовлетворялась не столько разглядыванием их, но главным образом дотрагиванием.
Когда Мюрат Эрим пригласил ее в комнату, Трейси обратила внимание на то, что его настроение улучшилось по сравнению с тем, каким он было за завтраком. Сейчас на его смуглом лице читалась какая-то мягкая, почти трогательная печаль. Она вновь отметила про себя, что он очень недурен собой, прекрасно двигается… ценит и понимает женщин.
– Прежде всего… я должен извиниться, – начал Мюрат. – Сегодня утром у меня было очень плохое настроение и, боюсь, я вел себя грубо с вами.
– У вас были все основания сердиться, – откровенно призналась Трейси. – Я вела себя глупо.
Доктор придвинул ей стул и положил на него подушки. Когда Трейси села, он сказал:
– Вы вольны вести себя так, как считаете нужным. Но мне очень не нравится, что вас привез сюда Рэдберн, прекрасно зная, что вы сестра Анабель, и скрыл этот факт от нас.
– О нет! – быстро покачала головой Трейси. – Мистер Рэдберн ничего об этом не знает. Поэтому я и решила попросить вас ничего не говорить ему.
Мюрат Эрим молчал, пристально глядя на маленькую чашку, которую держал в руках, потом поставил ее на столик рядом с маленьким латунным Буддой.
– Этот вопрос требует некоторого обсуждения, – наконец ответил он. – Я хотел бы разобраться в этом деле. В нем для меня много еще неясного и непонятного.
– Я не уверена, что смогу все объяснить, – призналась Трейси. – Боюсь, я действовала чаще всего импульсивно. Когда появился шанс поехать в Турцию, я побоялась сказать мистеру Хорнрайту, что была сестрой жены Майлса Рэдберна. Он мог бы подумать, что я, вместо того чтобы ускорить работу над книгой, буду тормозить ее.
Мюрат серьезно кивнул, наблюдая за Трейси со смущающей пристальностью. Неожиданно он встал и подвинул торшер ближе так, чтобы свет падал на ее лицо. Как на допросе, мрачно подумала Трейси! Его следующие слова удивили ее.
– Нет… не могу найти в вашем лице ничего общего между вами и Анабель. Вы абсолютно не похожи на нее.
– Все правильно, мы с Анабель абсолютно не похожи, – согласилась Трейси. – Людей это постоянно удивляло. А мне всегда хотелось быть похожей на нее. Я никогда не встречала девушки прекраснее Анабель.
Мюрат Эрим не стал ни отрицать ее слов, ни как-то корректировать их, он сделал самое неожиданное – широко улыбнулся.
– Я могу понять, как трудно любой девушке сравнивать себя с Анабель. Но, мне кажется, вам не стоит и пытаться это делать, вы очень привлекательны, особенно когда выглядите женственно, а эти клипсы, которые на вас сегодня, придают вам милую женственность.
Разговор принял столь неожиданный для Трейси оборот, что она застыла в изумлении.
И вновь мягкая улыбка Мюрата Эрима как бы приподняла завесу печали, которая окружила его этим вечером.
– Вас удивляет, что я сказал вам комплимент? Но почему? Я просто говорю, что думаю. Но позвольте все же дать вам один совет: по-моему, вам следует быть раскованнее и, может, немного более модно одеваться.
– Я все равно никогда не смогу быть такой, как Анабель, – возразила Трейси.
– Да это и не нужно. Надеюсь, вы извините меня за то, что я позволил себе судить вслух о вашей внешности, но, поверьте, я сделал это только потому, что желаю вам добра. Нарсэл может многому вас научить в этом отношении.
Трейси вспомнила, как Майлс сдернул с нее клипсы, потому что считал, что они не идут ей, и это воспоминание вызвало у нее улыбку. Она больше не сердилась на него за это. Трейси просто показалось смешным, что в один и тот же день двое мужчин отнеслись абсолютно противоположно к танцующим синим клипсам.
Ее внезапная улыбка, наверное, задела мужское самолюбие Мюрата, потому что он слегка обиженно мигнул. В то же самое мгновение из-за стеклянных дверей веранды дома на холме донесся очень громкий взрыв смеха. Трейси посмотрела в окно и увидела, что весь второй этаж киоска ярко освещен. Каждый раз, когда на ужин прибывал новый гость, до них долетали смех и громкие голоса.
Мюрат Эрим сердито нахмурился, быстро встал и нервно задернул шторы.
– Она вечно развлекается, – с осуждением произнес он. – Она знает, кажется, всех в Стамбуле. На этот ужин приехал французский посол и несколько высокопоставленных правительственных чиновников. Сегодня вечером она будет показывать свое новое приобретение – самовар, хвастаться, чтобы еще раз доказать, как она умна, какой у нее хороший вкус. А ведь самовар не может принадлежать ей.
Трейси поймала его на слове.
– Вы хотите сказать, что он должен быть возвращен в музей?
– Конечно. Хотя Сильвана и имеет немалые связи в высоких кругах и ей разрешат похранить его у себя какое-то время. Но я имел в виду не это.
Он заколебался, будто решал, стоит ли продолжать. Потом вновь бросил на Трейси пристальный внимательный взгляд, который так отличался от взгляда Майлса Рэдберна. Холодный взгляд Майлса, казалось, скользил по поверхности и не проникал на глубину, словно он почти не видел человека, на которого смотрел. Глаза же красивого турка стремились проникнуть прямо в душу человека, на которого он смотрел. Трейси с беспокойством подумала, что от доктора Эрима будет нелегко что-нибудь скрыть.
Мюрат отодвинул от стола резной стул и развернул его так, чтобы можно было сидеть на нем, как бы верхом, положив руки на спинку. Усевшись таким образом, он испытующе взглянул на Трейси.
– Я вам объясню, почему эта женщина не обладает никакими правами на самовар. Она украла его у Анабель Рэдберн.
Трейси внезапно насторожилась и затаила дыхание. Она ждала продолжения.
Мюрат так пристально следил за ее реакцией, словно даже ее молчание могло что-то ему сообщить.
– Может, я употребил слишком сильное выражение, но именно ваша сестра отыскала этот самовар в одной лавчонке на базаре. Он был весь в пыли, и никто не обращал на него внимания. Знаете, нам всем казалось, что самовар будто откровенничает с ней. Ей удалось раскопать историю самовара, и эта история настолько очаровала ее, что она немедленно захотела, чтобы Майлс купил ей самовар. А лавочник догадался, что ему повезло и что он обладает настоящим сокровищем. Поэтому он и заломил совершенно фантастическую цену. Рэдберну было наплевать на сам самовар и его богатую историю, и он не собирался платить за него такие бешеные деньги. Он отказался даже торговаться. Ему не хотелось потворствовать безумным капризам жены. Он заявил Анабель, что не смог купить самовар. Через несколько месяцев самовар исчез, и Анабель пришлось прекратить поездки в Стамбул, во время которых она любовалась им. Мы знали об этом, но не говорили ее мужу.
Мюрат достал сигарету и закурил.
– Вы не курите? Это хорошо. Турецкие женщины, как и турецкие мужчины, сейчас курят слишком много. Нарсэл курит… Сильвана тоже курит. А мне это не особенно нравится. Но вернемся к самовару. Анабель перестала упрашивать Майлса купить его, и несколько последних дней перед самой ее смертью в доме царил покой. И только совсем недавно я узнал, что Сильвана ездила в Стамбул и купила самовар, прекрасно зная, как хотела его иметь Анабель. Она попросила лавочника спрятать его и решила привезти домой, когда миссис Рэдберн забудет о нем и свыкнется с потерей.
После смерти вашей сестры Сильвана не стала немедленно перевозить самовар домой, опасаясь, что он вызовет у Майлса печальные воспоминания о ссоре, причиной которой он послужил. Но сейчас ей надоело скрывать свое сокровище, и она решила показать его всем. Сильвана не такая уж великая ценительница произведений искусств, какой хочет казаться. Она просто относится к тем людям, которые хотят иметь то, что нравится другим.
Значит, Нарсэл неправильно истолковала отношение брата к самовару, подумала Трейси. Она считала, что он завидует Сильване.
– Мне очень не нравится, что этот самовар, приносящий зло, появился в доме моего отца, – мрачно сообщил Мюрат. – Хотя, возможно, с самого начала судьба распорядилась, чтобы он попал именно в этот дом.
– И вы верите в это? – удивленно поинтересовалась Трейси.
Он слегка напряженно улыбнулся.
– Я не только ученый, но прежде всего – турок. А турки – очень эмоциональные люди, мисс Хаббард, хотя внешне мы можем казаться стойкими и сдержанными. Да, мы не такие вспыльчивые, как греки, живущие среди нас. Но мы слишком долго жили с идеей кисмета, [9]чтобы наш образ мышления не приобрел немного фаталистический уклон. Может, именно эта черта характера и мешает некоторым нашим согражданам успешно делать карьеру. Хотя, мне кажется, постепенно турки учатся брать быка за рога и не ждут, когда это сделает за них Аллах. Может, и я смогу кое-что сделать с этим самоваром.
– Чтобы он не принес в дом несчастья? – осведомилась Трейси.
Мюрат Эрим покачал головой.
– Вы шутите. Да, вы абсолютно не похожи на Анабель. Она верила в существование зла так же, как в реалии современного мира.
– По-моему, Анабель верила и в добро, – быстро вставила Трейси. – Она любила дарить радость людям, окружавшим ее. Когда она была молода, везде, где бы она ни появлялась, воцарялись счастье и веселье. Анабель искренне считала счастье чем-то осязаемым и думала, что его можно держать в руках. Поэтому счастье и давалось ей.
– И тем не менее, однажды она разжала пальцы и выпустила его… – возразил Мюрат.
Трейси не хотелось продолжать этот разговор. Она решила, что настало время заняться тем, из-за чего она и встретилась с Эримом, – заставить его дать обещание молчать.
– Я уже говорила, что пришла сюда попросить вас об одном одолжении. Не рассказывайте мистеру Рэдберну, что я сестра Анабель. Или, по крайней мере, подождите об этом рассказывать.
– Мне не нравится Майлс Рэдберн, – ответил Мюрат. – Так что мне наплевать, будет он знать о том, что вы сестра его жены, или не будет. В этом деле имеется единственное «но»: он гость в этом доме, а даже нежелательный гость имеет кое-какие права. Может, вы все-таки объясните мне, почему приехали в Стамбул под вымышленным предлогом и почему до сих пор не хотите, чтобы он знал, что вы сестра его жены.
Трейси Хаббард изо всех сил попыталась говорить как можно более спокойно.
– Будет лучше, если я сама все ему расскажу, но не прямо сейчас, а чуть позже. Если я стану ему необходимой в его работе, может, он разрешит мне остаться.
– А почему вы так хотите остаться?
– Потому что мне необходимо выполнить мое поручение, – ответила Трейси, понимая, что начинает немного упрямиться.
– Ясно. Вы продолжаете водить меня по кругу. Может, это и не мое дело. Ну ладно… У меня есть кое-что интересное для вас. – Он направился к шкафу, где находились остатки его коллекции, взял оттуда небольшой пузырек и протянул его Трейси. Пузырек был закрыт очень плотной пробкой, в нем плескалась светлая жидкость.
– Это духи, – объяснил Мюрат. – Если хотите, можете открыть их.
Трейси вытащила пробку и вдохнула тонкий аромат. В нем чувствовалась сладость, но не чрезмерная, навязчивая и вызывающая тошноту, а легкая, едва уловимая, ускользающая. Еще Трейси уловила запах какой-то зелени, напомнивший ей прохладный уголок какого-нибудь леса. С деревьев свисает мох, растут пышные папоротники, согреваемые с трудом пробивающимися сквозь густую листву лучами солнца.
– Эту формулу придумала Анабель, – пояснил Мюрат Эрим. – Она открыла мне ее. В основе лежит дубовый мох, чуть-чуть иланг-иланга [10]и кое-какие другие составляющие. Вашу сестру заинтересовала работа Сильваны с духами, но после первых же попыток моя невестка отказалась ее учить. Руки Анабель двигались так быстро, и она оказалась такой беспечной, что быстро разбила немало посуды и оборудования Сильваны. После этого только Нарсэл объясняла ей изредка, как и что нужно делать. Для Анабель смешивание духов казалось игрой, и, по-моему, она обладала к этой игре кое-какими способностями. Для того чтобы поддержать ее интерес, я заказал Анабель духи… для дамы, которую описал ей. В результате появился этот маленький пузырек. Можете взять его себе, если хотите. Дама была, естественно, выдумана и во многом похожа на саму Анабель.
После того как Трейси закрыла пузырек пробкой, в воздухе еще некоторое время витало легкое благоухание. Оно было таким же неуловимым и веселым, как и сама Анабель когда-то. От этой мысли к горлу Трейси подступил комок, который она не могла проглотить. Доктор Эрим наблюдал за ней с выражением мягкой печали на лице, и ей внезапно показалось, что она поняла значение всего того, что произошло сегодня вечером в этой комнате.
– Вы любили мою сестру, не так ли? – спросила она.
Выражение добродушия на лице Мюрата Эрима мгновенно сменилось настороженностью. Трейси встала и быстро сказала:
– Мне очень понравились эти духи. Спасибо вам за них. Но, прошу вас, позвольте мне самой рассказать мистеру Рэдберну, кто я, ладно? Если вы согласны, я не буду больше отнимать у вас времени.
– Хорошо, – согласился доктор Эрим, продолжая настороженно смотреть на нее. – Пусть будет так, как вы хотите.
Он проводил Трейси до двери, но не открыл ее сразу, а остановился, взявшись за ручку.
– Прежде чем уйти, пожалуйста, ответьте на один вопрос: почему вас так заинтересовали четки из черного янтаря и почему, несмотря на этот интерес, вы отложили их в сторону?
Доктор Эрим чересчур много замечал, чересчур много чувствовал… Только сейчас Трейси поняла, что он с ней сделал. Мюрат усыпил ее бдительность своим фальшивым сочувствием, комплиментами и советами, а когда она расслабилась, задал тот вопрос, ради ответа на который, собственно, и был затеян весь разговор.
– Не понимаю, о чем вы, – растерянно пробормотала Трейси. – Мне безразличен черный янтарь…
– И тем не менее, вы хотели взять именно янтарные четки. Я читал в ваших глазах это желание, и мне стало любопытно.
Румянец на щеках выдавал волнение Трейси, но она не могла ни открыть дверь, пока он держал ручку, ни ответить ему.
– Очень странно, – задумчиво произнес Мюрат. – У вас с сестрой были общие вкусы. Помню, когда я предложил Анабель выбрать любые четки из своей коллекции, она сразу же выбрала четки именно из черного янтаря. Интересно, почему? Может, вы получили от своей сестры какое-то известие, связанное с ними, незадолго до ее смерти? А может, вы вообще приехали сюда из-за них?
Трейси была рада потихоньку вернуться к работе, не привлекая его внимания. Она до сих пор не могла прийти в себя после разговора с Нарсэл, с удивлением обнаружив, что больше всего ее царапнули слова Нарсэл о том, что и ее не миновали чары Майлса Рэдберна.
Это, конечно, было смешно. Трейси редко верила Анабель, когда та ругала мужа, и поэтому с самого начала постаралась относиться к нему беспристрастно. Но несмотря на это, с первой же минуты знакомства между ними возникла неприязнь. Особенно неприятно Трейси было узнать об истинных чувствах, которые он питал к ее сестре. Сегодня Рэдберн несколько раз удивил ее и оставил в абсолютной растерянности, но это еще не означало, что она могла попасть под его обаяние, как Анабель в первые дни замужества, прежде чем ее постигло разочарование.
Сейчас Трейси гораздо больше волновала другая проблема: как объяснить причину своего приезда, скрыв при этом, что она сестра Анабель? Пребывая в уверенности, что никто не знал и не знает о ее существовании, она очень удобно устроилась в нише, из которой теперь не знала, как выбраться.
– Если вы и дальше собираетесь сидеть под столом в этой неудобной позе, – нарушил молчание Майлс Рэдберн, – прошу вас, по крайней мере, перестать так жалобно вздыхать. Я не могу думать из-за ваших вздохов. Если хотите, найдем вам стул. Может, это поможет.
Трейси не могла заставить себя встретиться с ним взглядом. Роль, которую она играла в этом доме, была сыграна, маска сорвана, и пусть он еще не знает об этом, но именно от него может исходить самая большая опасность для нее.
Майлс вышел в салон, взял круглый стол, покрытый бархатной скатертью, и внес его в кабинет. Трейси выбрала самый твердый из четырех стульев и последовала за ним. Он поставил стол на пустое место с выражением сердитого нетерпения на лице, а Трейси придвинула стул. Собрав побольше бумаг и рисунков из-под длинного стола, девушка села спиной к Майлсу и принялась за работу. Она изо всех сил старалась дышать не слишком громко и заставляла себя думать только о турецких мозаиках.
Так они проработали в абсолютном молчании несколько часов. Наконец Майлс Рэдберн отложил в сторону книгу и начал что-то быстро писать. В шестом часу он собрал несколько исписанных листков бумаги и принес их Трейси.
– Надеюсь, вы умеете печатать? – осведомился художник. – В этом случае вам удастся доказать свою полезность и перепечатать для меня это, когда у вас будет время. Там в углу стоит пишущая машинка… с английским шрифтом. Должен признаться: вы вызвали у меня чувство вины в отношении текстовой части рукописи. Если вы собираетесь по-настоящему обосноваться во «Взгляде», вам нужно доказать, что здесь вы проводили время не зря.
Трейси была несказанно удивлена.
– Я перепечатаю их прямо сейчас, – кивнула она и всмотрелась в его почерк, чтобы быть уверенной, что разберет его. Извилистый почерк Майлса Рэдберна был, впрочем, ей знаком. Она вспомнила, что уже видела его тогда, в гостинице.
– А я сейчас сделаю перерыв, – сообщил Майлс. – Хочу как следует прогуляться перед ужином у Сильваны.
Он на мгновение остановился у ее стула, как будто ожидая, что она посмотрит на него. Трейси вспомнила, что Майлс с неохотой оставлял ее одну в кабинете.
– Хотите, чтобы я тоже прервалась? – спросила она.
– В этом нет необходимости, если хотите еще поработать, – покачал головой Рэдберн, достал из кармана ключ и положил на стол перед Трейси. – Я нашел второй ключ от этой комнаты. Можете взять его себе, если хотите. Когда будете уходить, закройте балконную дверь и заприте входную. Тогда никто не сможет уничтожить результаты вашего труда.
Трейси посмотрела на него удивленно. Майлс Рэдберн явно изменил свое отношение к ней, ее опять кольнуло чувство вины.
– Что вы имели в виду, когда говорили о полтергейсте? Кто, по-вашему, сделал это?
– Полтергейст столь же подходящее слово для определения злого шутника, как и все остальные. Может, теперь проделки закончатся. Я не понимаю, почему кто-то старается запугать вас и заставить уехать. Впрочем давайте забудем об этом. Скорее всего это на самом деле безвредные, хотя и злые шутки.
Трейси удивилась, вспомнив, как и Майлс, и Нарсэл говорили о том, что Анабель сильно запугали и довели до отчаяния. К тому же он не знал о существовании причины, по которой кто-то мог хотеть заставить ее уехать…
Майлс вышел из кабинета, оставив ее печатать и размышлять о его неожиданно вспыхнувшей доброте и участии к ней. Он, похоже, искренне беспокоился о ее будущем во «Взгляде» и даже старался помочь ей в то время, как она только и делала, что строила против него козни и обманывала. Когда Майлс Рэдберн узнает всю правду, его гнев будет неудержим. Намеки Нарсэл на то, что она влюбилась в Рэдберна, вызывали у нее только смех, но, тем не менее, Трейси обнаружила, что может пока не обращать внимания на гнев Майлса Рэдберна. Она уже сталкивалась с тяжелыми сторонами его характера, однако перенести его презрение она будет не в силах. Трейси отвергла эту мысль с отвращением и сама же удивилась: а что это я?.. Разве мне это не все равно?
После его ухода Трейси закрыла двери на балкон на защелку. Она перепечатывала страницы, написанные Рэдберном, и время от времени с беспокойством поглядывала на открытую входную дверь. Однажды она перестала печатать на несколько секунд, и ей показалось, что в салоне слышатся тихие шаги. Трейси быстро подошла к двери и выглянула из кабинета, но никого не увидела.
Наконец Трейси закончила печатать и вернулась к себе. Она была рада компании Ясемин, которая юркнула в комнату. Трейси знала теперь, что всем обитателям дома, за исключением Майлса, известно, кто она такая, и поэтому чувствовала себя намного более одинокой, чем раньше, и вдвойне более уязвимой. У любого обитателя дома могла возникнуть мысль, что Трейси Хаббард приехала сюда только потому, что Анабель что-то ей рассказала, что она идет по каком-то горячему следу. Они не могли знать, как мало информации сообщила ей Анабель, чтобы попытаться во всем разобраться. Только упоминание о черном янтаре, какой-то тайне и полный отчаяния крик Анабель. «Я не хочу умирать!» – крикнула она в трубку… и отправилась на Босфор в лодке, зная, что не справится с течением.
К этому времени Ясемин уже привыкла к ней. Она позволяла гладить и ласкать себя и в конце концов устроилась подремать на коленях у Трейси, как бы предлагая вариант дружбы. Они тихо сидели вдвоем до тех пор, пока Халида не принесла поднос с ужином и запиской от Нарсэл.
Нарсэл писала, что Мюрат заработался допоздна в своей лаборатории и будет ужинать там. Поэтому она предложила Трейси поужинать пораньше в своей комнате. В девять часов начнется званый ужин у Сильваны, и слуги будут заняты. Нарсэл поговорила с братом, и он согласился встретиться с Трейси в полдевятого. Она должна будет прийти в жилые помещения, которые разделяли брат и сестра Эримы. Он будет ждать ее там.
Трейси была рада, что не увидит за ужином доктора Эрима. Так что теперь на какое-то время ей необходимо прогнать страх перед этой встречей и найти способ как-то скоротать время.
Они с Ясемин вновь поужинали вместе. После ужина Трейси взяла одну из книг, которые прислал Майлс, и принялась читать об Оттоманской империи, о легендах и скандалах, которыми были наполнены те дни. Ей на глаза попалась довольно неприятная история, которую Нарсэл рассказала во время первой переправы через Босфор на пароме: о женщинах из гарема, которых топили в Босфоре у Сераглио, когда они надоедали или попадали в немилость к правящему султану. В истории остался один султан, который отличился, полностью обновив таким способом свой гарем. Он приказал зашить сто наложниц в мешки, привязать к мешкам камни и кинуть женщин в Босфор. Позже какой-то ныряльщик нашел в том месте трупы ста женщин, словно стоящих на дне в облепивших их тела мешках. Колыхались их длинные волосы, казалось, они танцевали какой-то жуткий танец.
Этот рассказ подействовал на Трейси ужасно, и она задрожала от страха в комнате, окна которой выходили на Босфор. Когда стемнело, девушка вновь вышла на балкон, чтобы полюбоваться ночным пейзажем. Она напомнила себе, что времена Оттоманской Порты давно прошли и что Стамбул сейчас не более опасный и неприятный город, чем любой другой из известных ей.
По темным водам скользили рыбацкие лодки, светились огни, которые, по рассказам Нарсэл, должны были привлечь рыбу. Над водой отчетливо разносились голоса, время от времени к ночным звукам прибавлялся гудок парохода. На противоположном берегу темнели башни одинокой громады Румели Хизара на фоне вечернего неба.
Трейси не покидали мысли об Анабель, хотя она и понимала, что лучше бы ей сейчас хотя бы на время забыть о ней.
Она даже обрадовалась, когда подошло время встречи с доктором Эримом. Сейчас любое действие радовало ее. Она расчесала волосы до блеска и подкрасила губы губной помадой. Потом сделала последний штрих к своему вечернему туалету и надела клипсы с синими камнями, подарок Нарсэл. Чтобы понравиться Мюрату? – с усмешкой спросила себя Трейси. Или просто для того, чтобы защититься от дурного глаза?
Брат Нарсэл ждал ее в их общей гостиной. Когда он открыл дверь, Трейси заметила, что он разложил большую часть своей коллекции на поверхности резного стола из черного дерева. Мюрат держал в руках маленькую японскую глазурованную чашку. Он вертел ее в пальцах и гладил, как четки. Трейси заметила в нем типичную для жителей Востока любовь к неодушевленным предметам, которая удовлетворялась не столько разглядыванием их, но главным образом дотрагиванием.
Когда Мюрат Эрим пригласил ее в комнату, Трейси обратила внимание на то, что его настроение улучшилось по сравнению с тем, каким он было за завтраком. Сейчас на его смуглом лице читалась какая-то мягкая, почти трогательная печаль. Она вновь отметила про себя, что он очень недурен собой, прекрасно двигается… ценит и понимает женщин.
– Прежде всего… я должен извиниться, – начал Мюрат. – Сегодня утром у меня было очень плохое настроение и, боюсь, я вел себя грубо с вами.
– У вас были все основания сердиться, – откровенно призналась Трейси. – Я вела себя глупо.
Доктор придвинул ей стул и положил на него подушки. Когда Трейси села, он сказал:
– Вы вольны вести себя так, как считаете нужным. Но мне очень не нравится, что вас привез сюда Рэдберн, прекрасно зная, что вы сестра Анабель, и скрыл этот факт от нас.
– О нет! – быстро покачала головой Трейси. – Мистер Рэдберн ничего об этом не знает. Поэтому я и решила попросить вас ничего не говорить ему.
Мюрат Эрим молчал, пристально глядя на маленькую чашку, которую держал в руках, потом поставил ее на столик рядом с маленьким латунным Буддой.
– Этот вопрос требует некоторого обсуждения, – наконец ответил он. – Я хотел бы разобраться в этом деле. В нем для меня много еще неясного и непонятного.
– Я не уверена, что смогу все объяснить, – призналась Трейси. – Боюсь, я действовала чаще всего импульсивно. Когда появился шанс поехать в Турцию, я побоялась сказать мистеру Хорнрайту, что была сестрой жены Майлса Рэдберна. Он мог бы подумать, что я, вместо того чтобы ускорить работу над книгой, буду тормозить ее.
Мюрат серьезно кивнул, наблюдая за Трейси со смущающей пристальностью. Неожиданно он встал и подвинул торшер ближе так, чтобы свет падал на ее лицо. Как на допросе, мрачно подумала Трейси! Его следующие слова удивили ее.
– Нет… не могу найти в вашем лице ничего общего между вами и Анабель. Вы абсолютно не похожи на нее.
– Все правильно, мы с Анабель абсолютно не похожи, – согласилась Трейси. – Людей это постоянно удивляло. А мне всегда хотелось быть похожей на нее. Я никогда не встречала девушки прекраснее Анабель.
Мюрат Эрим не стал ни отрицать ее слов, ни как-то корректировать их, он сделал самое неожиданное – широко улыбнулся.
– Я могу понять, как трудно любой девушке сравнивать себя с Анабель. Но, мне кажется, вам не стоит и пытаться это делать, вы очень привлекательны, особенно когда выглядите женственно, а эти клипсы, которые на вас сегодня, придают вам милую женственность.
Разговор принял столь неожиданный для Трейси оборот, что она застыла в изумлении.
И вновь мягкая улыбка Мюрата Эрима как бы приподняла завесу печали, которая окружила его этим вечером.
– Вас удивляет, что я сказал вам комплимент? Но почему? Я просто говорю, что думаю. Но позвольте все же дать вам один совет: по-моему, вам следует быть раскованнее и, может, немного более модно одеваться.
– Я все равно никогда не смогу быть такой, как Анабель, – возразила Трейси.
– Да это и не нужно. Надеюсь, вы извините меня за то, что я позволил себе судить вслух о вашей внешности, но, поверьте, я сделал это только потому, что желаю вам добра. Нарсэл может многому вас научить в этом отношении.
Трейси вспомнила, как Майлс сдернул с нее клипсы, потому что считал, что они не идут ей, и это воспоминание вызвало у нее улыбку. Она больше не сердилась на него за это. Трейси просто показалось смешным, что в один и тот же день двое мужчин отнеслись абсолютно противоположно к танцующим синим клипсам.
Ее внезапная улыбка, наверное, задела мужское самолюбие Мюрата, потому что он слегка обиженно мигнул. В то же самое мгновение из-за стеклянных дверей веранды дома на холме донесся очень громкий взрыв смеха. Трейси посмотрела в окно и увидела, что весь второй этаж киоска ярко освещен. Каждый раз, когда на ужин прибывал новый гость, до них долетали смех и громкие голоса.
Мюрат Эрим сердито нахмурился, быстро встал и нервно задернул шторы.
– Она вечно развлекается, – с осуждением произнес он. – Она знает, кажется, всех в Стамбуле. На этот ужин приехал французский посол и несколько высокопоставленных правительственных чиновников. Сегодня вечером она будет показывать свое новое приобретение – самовар, хвастаться, чтобы еще раз доказать, как она умна, какой у нее хороший вкус. А ведь самовар не может принадлежать ей.
Трейси поймала его на слове.
– Вы хотите сказать, что он должен быть возвращен в музей?
– Конечно. Хотя Сильвана и имеет немалые связи в высоких кругах и ей разрешат похранить его у себя какое-то время. Но я имел в виду не это.
Он заколебался, будто решал, стоит ли продолжать. Потом вновь бросил на Трейси пристальный внимательный взгляд, который так отличался от взгляда Майлса Рэдберна. Холодный взгляд Майлса, казалось, скользил по поверхности и не проникал на глубину, словно он почти не видел человека, на которого смотрел. Глаза же красивого турка стремились проникнуть прямо в душу человека, на которого он смотрел. Трейси с беспокойством подумала, что от доктора Эрима будет нелегко что-нибудь скрыть.
Мюрат отодвинул от стола резной стул и развернул его так, чтобы можно было сидеть на нем, как бы верхом, положив руки на спинку. Усевшись таким образом, он испытующе взглянул на Трейси.
– Я вам объясню, почему эта женщина не обладает никакими правами на самовар. Она украла его у Анабель Рэдберн.
Трейси внезапно насторожилась и затаила дыхание. Она ждала продолжения.
Мюрат так пристально следил за ее реакцией, словно даже ее молчание могло что-то ему сообщить.
– Может, я употребил слишком сильное выражение, но именно ваша сестра отыскала этот самовар в одной лавчонке на базаре. Он был весь в пыли, и никто не обращал на него внимания. Знаете, нам всем казалось, что самовар будто откровенничает с ней. Ей удалось раскопать историю самовара, и эта история настолько очаровала ее, что она немедленно захотела, чтобы Майлс купил ей самовар. А лавочник догадался, что ему повезло и что он обладает настоящим сокровищем. Поэтому он и заломил совершенно фантастическую цену. Рэдберну было наплевать на сам самовар и его богатую историю, и он не собирался платить за него такие бешеные деньги. Он отказался даже торговаться. Ему не хотелось потворствовать безумным капризам жены. Он заявил Анабель, что не смог купить самовар. Через несколько месяцев самовар исчез, и Анабель пришлось прекратить поездки в Стамбул, во время которых она любовалась им. Мы знали об этом, но не говорили ее мужу.
Мюрат достал сигарету и закурил.
– Вы не курите? Это хорошо. Турецкие женщины, как и турецкие мужчины, сейчас курят слишком много. Нарсэл курит… Сильвана тоже курит. А мне это не особенно нравится. Но вернемся к самовару. Анабель перестала упрашивать Майлса купить его, и несколько последних дней перед самой ее смертью в доме царил покой. И только совсем недавно я узнал, что Сильвана ездила в Стамбул и купила самовар, прекрасно зная, как хотела его иметь Анабель. Она попросила лавочника спрятать его и решила привезти домой, когда миссис Рэдберн забудет о нем и свыкнется с потерей.
После смерти вашей сестры Сильвана не стала немедленно перевозить самовар домой, опасаясь, что он вызовет у Майлса печальные воспоминания о ссоре, причиной которой он послужил. Но сейчас ей надоело скрывать свое сокровище, и она решила показать его всем. Сильвана не такая уж великая ценительница произведений искусств, какой хочет казаться. Она просто относится к тем людям, которые хотят иметь то, что нравится другим.
Значит, Нарсэл неправильно истолковала отношение брата к самовару, подумала Трейси. Она считала, что он завидует Сильване.
– Мне очень не нравится, что этот самовар, приносящий зло, появился в доме моего отца, – мрачно сообщил Мюрат. – Хотя, возможно, с самого начала судьба распорядилась, чтобы он попал именно в этот дом.
– И вы верите в это? – удивленно поинтересовалась Трейси.
Он слегка напряженно улыбнулся.
– Я не только ученый, но прежде всего – турок. А турки – очень эмоциональные люди, мисс Хаббард, хотя внешне мы можем казаться стойкими и сдержанными. Да, мы не такие вспыльчивые, как греки, живущие среди нас. Но мы слишком долго жили с идеей кисмета, [9]чтобы наш образ мышления не приобрел немного фаталистический уклон. Может, именно эта черта характера и мешает некоторым нашим согражданам успешно делать карьеру. Хотя, мне кажется, постепенно турки учатся брать быка за рога и не ждут, когда это сделает за них Аллах. Может, и я смогу кое-что сделать с этим самоваром.
– Чтобы он не принес в дом несчастья? – осведомилась Трейси.
Мюрат Эрим покачал головой.
– Вы шутите. Да, вы абсолютно не похожи на Анабель. Она верила в существование зла так же, как в реалии современного мира.
– По-моему, Анабель верила и в добро, – быстро вставила Трейси. – Она любила дарить радость людям, окружавшим ее. Когда она была молода, везде, где бы она ни появлялась, воцарялись счастье и веселье. Анабель искренне считала счастье чем-то осязаемым и думала, что его можно держать в руках. Поэтому счастье и давалось ей.
– И тем не менее, однажды она разжала пальцы и выпустила его… – возразил Мюрат.
Трейси не хотелось продолжать этот разговор. Она решила, что настало время заняться тем, из-за чего она и встретилась с Эримом, – заставить его дать обещание молчать.
– Я уже говорила, что пришла сюда попросить вас об одном одолжении. Не рассказывайте мистеру Рэдберну, что я сестра Анабель. Или, по крайней мере, подождите об этом рассказывать.
– Мне не нравится Майлс Рэдберн, – ответил Мюрат. – Так что мне наплевать, будет он знать о том, что вы сестра его жены, или не будет. В этом деле имеется единственное «но»: он гость в этом доме, а даже нежелательный гость имеет кое-какие права. Может, вы все-таки объясните мне, почему приехали в Стамбул под вымышленным предлогом и почему до сих пор не хотите, чтобы он знал, что вы сестра его жены.
Трейси Хаббард изо всех сил попыталась говорить как можно более спокойно.
– Будет лучше, если я сама все ему расскажу, но не прямо сейчас, а чуть позже. Если я стану ему необходимой в его работе, может, он разрешит мне остаться.
– А почему вы так хотите остаться?
– Потому что мне необходимо выполнить мое поручение, – ответила Трейси, понимая, что начинает немного упрямиться.
– Ясно. Вы продолжаете водить меня по кругу. Может, это и не мое дело. Ну ладно… У меня есть кое-что интересное для вас. – Он направился к шкафу, где находились остатки его коллекции, взял оттуда небольшой пузырек и протянул его Трейси. Пузырек был закрыт очень плотной пробкой, в нем плескалась светлая жидкость.
– Это духи, – объяснил Мюрат. – Если хотите, можете открыть их.
Трейси вытащила пробку и вдохнула тонкий аромат. В нем чувствовалась сладость, но не чрезмерная, навязчивая и вызывающая тошноту, а легкая, едва уловимая, ускользающая. Еще Трейси уловила запах какой-то зелени, напомнивший ей прохладный уголок какого-нибудь леса. С деревьев свисает мох, растут пышные папоротники, согреваемые с трудом пробивающимися сквозь густую листву лучами солнца.
– Эту формулу придумала Анабель, – пояснил Мюрат Эрим. – Она открыла мне ее. В основе лежит дубовый мох, чуть-чуть иланг-иланга [10]и кое-какие другие составляющие. Вашу сестру заинтересовала работа Сильваны с духами, но после первых же попыток моя невестка отказалась ее учить. Руки Анабель двигались так быстро, и она оказалась такой беспечной, что быстро разбила немало посуды и оборудования Сильваны. После этого только Нарсэл объясняла ей изредка, как и что нужно делать. Для Анабель смешивание духов казалось игрой, и, по-моему, она обладала к этой игре кое-какими способностями. Для того чтобы поддержать ее интерес, я заказал Анабель духи… для дамы, которую описал ей. В результате появился этот маленький пузырек. Можете взять его себе, если хотите. Дама была, естественно, выдумана и во многом похожа на саму Анабель.
После того как Трейси закрыла пузырек пробкой, в воздухе еще некоторое время витало легкое благоухание. Оно было таким же неуловимым и веселым, как и сама Анабель когда-то. От этой мысли к горлу Трейси подступил комок, который она не могла проглотить. Доктор Эрим наблюдал за ней с выражением мягкой печали на лице, и ей внезапно показалось, что она поняла значение всего того, что произошло сегодня вечером в этой комнате.
– Вы любили мою сестру, не так ли? – спросила она.
Выражение добродушия на лице Мюрата Эрима мгновенно сменилось настороженностью. Трейси встала и быстро сказала:
– Мне очень понравились эти духи. Спасибо вам за них. Но, прошу вас, позвольте мне самой рассказать мистеру Рэдберну, кто я, ладно? Если вы согласны, я не буду больше отнимать у вас времени.
– Хорошо, – согласился доктор Эрим, продолжая настороженно смотреть на нее. – Пусть будет так, как вы хотите.
Он проводил Трейси до двери, но не открыл ее сразу, а остановился, взявшись за ручку.
– Прежде чем уйти, пожалуйста, ответьте на один вопрос: почему вас так заинтересовали четки из черного янтаря и почему, несмотря на этот интерес, вы отложили их в сторону?
Доктор Эрим чересчур много замечал, чересчур много чувствовал… Только сейчас Трейси поняла, что он с ней сделал. Мюрат усыпил ее бдительность своим фальшивым сочувствием, комплиментами и советами, а когда она расслабилась, задал тот вопрос, ради ответа на который, собственно, и был затеян весь разговор.
– Не понимаю, о чем вы, – растерянно пробормотала Трейси. – Мне безразличен черный янтарь…
– И тем не менее, вы хотели взять именно янтарные четки. Я читал в ваших глазах это желание, и мне стало любопытно.
Румянец на щеках выдавал волнение Трейси, но она не могла ни открыть дверь, пока он держал ручку, ни ответить ему.
– Очень странно, – задумчиво произнес Мюрат. – У вас с сестрой были общие вкусы. Помню, когда я предложил Анабель выбрать любые четки из своей коллекции, она сразу же выбрала четки именно из черного янтаря. Интересно, почему? Может, вы получили от своей сестры какое-то известие, связанное с ними, незадолго до ее смерти? А может, вы вообще приехали сюда из-за них?