Страница:
Все намного проще. Имеются ворота, одна штука, имеется с виду разумное существо при них. А из такого сочетания практически всегда возникает желание получать с входящих и выходящих что-то посущественней, чем «Спасибо, мистер Джок», «Удачи, мистер Джок», и «А ну с дороги, увалень!». И впрямь глупо упускать такую возможность – особенно в тех случаях, когда каждый дюйм исчезающего за горой багрового диска делает собеседника все более склонным к уступкам.
К сожалению, вид моего пустого кошелька вряд ли обрадовал бы мистера Джока. И уж тем более я не собирался просить его «разменять» десять долларов – последнюю зеленую бумажку из-за подкладки шляпы. Вот найдись что-нибудь у гоблов… однако повстречавшие меня зеленошкурые – по крайней мере те из них, что сохранились в относительно целом виде – кошельков при себе не имели. На законный же вопрос: «А где деньги?!», Толстяк ехидно сообщил, что гоблины вообще-то не имеют привычки уносить даже цент из мест, где упомянутую монету можно пропить или хотя бы обменять на спиртное.
Не то чтобы я ему поверил… хотя это и соответствовало моим представлениям о гоблинах… но… Придумал!
– Мистер Джок! Не желаете ли гномского светлого?!
– А?! – Разом позабыв про толпы крадущихся вдоль стен зеленошкурых, стражник перегнулся через парапет… вернее, навалился на него.
– У тебя есть лагер?
Приветливо улыбаясь, я помахал бутылкой.
– Для хороших друзей.
– А-а-а…
– Он вроде как намекает, – пояснил Джоку гоблин, – что человек, пустивший нас в город, враз станет этим самым «хорошим другом».
– Ну, я прям не знаю, – стражник поерзал пузом по бревну. – Вот если бы у меня в руке, – Джок вытянул указанную конечность, зарослям шерсти на которой могла бы позавидовать горилла из бродячего цирка, – вдруг оказалось пиво, я б, конечно, пустил пару своих лучших друзей…
– Так не пойдет! – решительно сказал я. – Забор у вас тут высокий, бутылка может упасть, разбиться. Нет уж, давайте, я вам её лично вручу. По ту сторону ворот.
Впоследствии я часто ловил себя на мысли – узнай Джок, чем в итоге обернется его мелкий проступок, он бы не открыл ворота и за целое море пива.
Впрочем, случись мне в тот момент хоть одним глазком заглянуть в собственное ближайшее будущее – я бы эти ворота за сотню миль стороной обошел!
Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Но – было! В полном замешательстве я подошел поближе и осторожно коснулся тела носком сапога.
– Хочешь пнуть? – Мой жест не остался незамеченным. – Тоже дело. – Гобл одобрительно фыркнул. – Когда еще выпадет шанс хорошенько наподдать наполовину Перворожденному! Шон А’Фейри хоть и надирается регулярно, но так, чтобы до полной отключки – не чаще трех-четырех раз в год.
– Надирается? – тупо повторил я. – Светлый полуэльф – надирается?
– Эй, парень, – уже обойдя эльфа, Толстяк обернулся и озабоченно уставился на меня, – проснись! Здесь тебе не какая-то Атланта или там Виксберг. Это, чтоб на меня Сидящий плюнул, Погребальнец! Ты стоишь перед салуном Хавчика, где наливают, а на той стороне улицы через два дома есть заведение вдовы Мунро, где дают – и это, парень, единственные развлечения в городе!
Наверное, мне сейчас полагалось жалобно проблеять «но как же… ведь это светлый эльф… возвышенное существо». Но глядя на тело в луже, я прокашлялся, сплюнул и тихо попросил:
– Не называй меня «эй-парень».
– Ну а как мне тебя звать, девкой, что ли? – хохотнул гоблин. – Имени-то своего ты мне так и не назвал.
Я задумался.
– Хорошо.
– Хорошо? Это чего, имечко у тебя такое?
– Нет. Хорошо – это значит, можешь и дальше называть меня «эй, парень».
– Лады. Эй-парень, а ты так и собираешься войти внутрь с револьвером в руке?
– Чего я точно не собираюсь, так это позволить одному гоблу смыться… с кучей моего добра.
– Ну, дело твое. – Толстяк перевалил тюк с трофеями с правого плеча на левое, хрюкнул и пнул бедолагу Лакри чуть пониже спины… между ног.
– Хоронить-то тебя по какому обряду?
– Протестантскому. А что?
– Шаман из меня неважный. – Гобл, изогнувшись, озабоченно изучал носок сапога, видимо решая, достаточно ли он грязен для повторного пинка. – Но предсказать кой-чего сумею. А именно: в любого, кто появится на пороге этого салуна с оружием наголо, завсегдатаи сначала всадят фунта два свинца. Ну, а уж после начнут выяснять, умышлял покойник против кого-то из них или нет.
Воображение у меня хорошее и ему не составило труда в красках и деталях нарисовать картину: издырявленный труп, который – может даже и по частям – забрасывают в телегу гробовщика и… бр-р-р!
– Верю, – кое-как выдохнул я, с трудом удержавшись от истового «верую!». – Но… какого же орка ты меня предупредил?!
– Глупость, да?! – усмехнулся гоблин. – Скажем так… есть у меня одна мыслишка.
– Мыслишка?!
– Я тебе как-нибудь потом расскажу, – «пообещал» Толстяк.
– Лучше скажи сейчас, – «попросил» я, качнув для вящей убедительности неубранным пока револьвером.
Впечатления этот аргумент, как и следовало ждать, не произвел.
– Лучше скажи, – куда более угрожающе прорычал гоблин, – мы собираемся заходить в салун или будем торчать перед ним до рассвета?!
Я вздохнул и принялся засовывать «максим» в кобуру.
– Да. Собираемся.
– Тогда открой дверь, – вполне миролюбиво произнес Толстяк. – У меня лапы заняты.
Салун мистера Хавчика не имел какого-то персонального названия – владелец единственного подобного заведения в городке явно счел придумывание такового излишеством. А к ним Хавчик был не склонен – я понял это, едва переступив порог его заведения.
– Закройте чертову дверь!
Судя по громкости, а также высоте источника рева, это был тролль. Точнее сказать я не мог – в салуне было темно! Не считая пары дюймов досок рядом с моими сапогами, единственным светлым пятном была свеча на стойке рядом с кассой.
Поправка. В правом углу высветилась пара огоньков… красных. И еще пара – слева у стены. И еще…
В следующий миг в мою спину вонзились сразу четыре клинка, и я упал.
– Ай! Смотри куда прешь, дубина!
– Прошу прощения, э-э…
В темноте определить хотя бы расу барахтавшегося подо мной существа было весьма сложной задачей. Впрочем, истерически-визгливые нотки говорили, что моей жертвой, скорее всего, стала некая «мэм». Или засидевшаяся в девицах «мисс», что, в общем, по неприятности в общении не сильно различается.
– Малявка, это я его толкнул. Извини… ничего не видно из-за проклятого тюка.
– Толстяк?!
Некто по имени Малявка пнуло меня в живот – на удивление болезненно для существа столь маленьких размеров – взлетело вверх… и засветилось, слабым розовато-золотистым сиянием.
– Глазам своим не верю!
Я тоже не верил, однако счел за лучшее промолчать. Конечно, ирландская ночная фея – это не столь уж экзотичное существо, но фея с синяком под глазом и в платьице с ну очень откровенным декольте…
– Толстяк! Ну и ну! Я думала, лапы вашей банды не будет в городке месяц, а то и два!
– Правильно думала.
Исходившее от феи сияние достигло гоблина, вернее, тюка в его лапах, и я смог разглядеть, что за острые предметы потыкались в мою спину. И впрямь клинки… хоть и в ножнах…
– Да? И кого же я вижу, эльфа? И что это за половая тряпка?
– После, Малявка, после. – Гоблин принялся протискиваться между столов. – Сначала нам нужно сдаться Маку.
– Все вы так говорите, – разочарованно прощебетала фея – и погасла.
Удивительно, но и в наступившей темноте я сумел подняться с пола и догнать Толстяка на полпути к стойке, не наступив при этом ни на чью ногу, лапу или другую конечность.
– Сдаться?
– Мак не любит, когда у посетителей слишком уж большой арсенал, – не оборачиваясь, отозвался гобл. – Надпись над стойкой видишь?
– Нет!
– А теперь?
Я так и не понял, что сделал Толстяк. Вроде бы просто щелкнул пальцами у меня перед носом. Но внутри салуна начало светлеть… правда, свет этот имел какой-то странный фиолетовый оттенок.
– Теперь вижу.
Не заметить её было сложно – надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.
– Хорошо. Кста, – шепнул гобл, – нам повезло. Мак в хорошем настроении.
Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».
Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.
Это был гном – крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.
Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку – хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене – там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]
– Дарова, Мак!
– Не твоими молитвами, – голос у гнома оказался слегка шепелявый, – Толстяк. И я не ждал тебя.
На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью – пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.
– Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.
– Тебя давно пора вздернуть.
– В твоих устах это звучит как похвала. Куда скинуть барахло?
– Приложился башкой, зеленый? Дверь справа от стойки, – гном развернулся в указанном направлении, видимо, желая убедиться, что за последние минуты никто не украл эту дверь, а заодно и стену.
– И еще как приложился! – почему-то с радостью подхватил гоблин. – Прикинь, бородавка, я чуть не пробурил этот ыгыгский холм насквозь!
– Раз ты здесь и на лапах, значит, шарахнуло мало, – последние слова гном проворчал уже в спину Толстяка… а затем повернулся и глянул на меня – так, что я очень захотел нырнуть под стол уже сейчас.
– Мистер Хавчик…
– Ты – федеральный маршал?
Сказать, что подобный вопрос был неожиданным, значило бы сильно преуменьшить.
– Нет.
– Я так и думал, – кивнул гном. – Так вот: мистером Хавчиком называют меня только федеральный маршал Исайя и шериф Билл Шарго. Остальные зовут Мак, мистер Мак, старый Мак или, – тут последовало нечто длинное и настолько типично гномское, что я даже и не попытался запомнить хотя бы первые пару слогов.
– Понятно?
– Да, сэр! То есть простите, мистер Мак, – поспешно добавил я.
– Хорошо.
Я немного потянул время. Во-первых, надо было убедиться, что гном действительно сказал все, что пока хотел. Во-вторых же, мне хотелось дождаться возвращения Толстяка, но чертов гобл куда-то запропастился.
– Гоблин, – я кивнул на дверь, за который пропал Толстяк, – сказал, что у его банды был кредит у вас.
Мак начал протирать стаканы. Понаблюдав за этим три стакана подряд и не дождавшись ни ответа бармена, ни возвращения гоблина, я решил сделать еще одну попытку.
– Это правда?
Прежде чем ответить, гном довытирал еще один стакан.
– А твое что за дело?
– Я вроде как их наследник.
Гном принялся за рюмки.
– Раз так, – каждое слово сопровождалось мелодичным «дзынь» очередной выставляемой на прилавок рюмашки, – то ты наверняка озаботился наличием бумажки с печатью нотариуса, где наверху было бы красиво написано: «Завещание». Или… не озаботился?
– Убью чертова гоблина!
Не то чтобы я проорал это на весь салун… правильнее было бы сказать: буркнул в усы… ну, в то, что я называю своими усами за неимением лучшего. Но судя по ухмылке, бармен расслышал эту фразу… и не только бармен.
– Слышь, Мак, ну хватит дергать бобра за это самое! Народ, понимаш, волнуется!
Вышеупомянутый гоблин вдруг обнаружился совсем рядом – так, что я чуть не подпрыгнул. Подкрался, зараза…
– Народ?
– А то! – Коготь гоблина изобразил некую замысловатую фигуру… и указал на меня. – Вот! Разве плохой народ, ы?
– Под народом, Толстяк, – скучающе произнес гном, – подразумевают нечто большее, чем одно-единственное существо.
– Знать не знаю, чего ты там подра – и так далее, – отмахнулся лапой гоблин. – Меньше слышишь о твоей половой жизни, лучше спишь, гы-ы-ы!
Ответ бармена так навсегда и остался для меня загадкой – Мак перешел на гоблинский, кажется, с добавлениями Старой Речи. Судя по тому, с каким вниманием и видимым наслаждением вслушивался в эти звуки Толстяк, речь бармена состояла из отборнейших ругательств.
– Жаль, – коротко подытожил он, когда гейзер имени Мака закончил извергаться.
– Чего? – вновь переходя на человеческий, осведомился гном.
– Что я писать не выучился, – печально вздохнул Толстяк. – Наверняка ведь забуду половину.
– Ничего страшного, – гном зевнул. – Забудешь – приходи в салун, и я с удовольствием освежу твою память.
– Ты лучше расскажи про наши бутылки, – вкрадчиво предложил гобл.
– Запросто. Как только ты расскажешь мне о том, что завтра на пороге не появится Кривоклык с остальными твоими дружками. И, Толстяк, – добавил гном, – постарайся, чтобы этот рассказ был очень убедительным.
– Как ты сказал: «запросто», – фыркнул гоблин и, повернувшись ко мне, произнес: – Эй-парень, расскажи ему… только, ради задницы Сидящего, медленно.
Я последовал его совету, вытащив револьвер – двумя пальцами за рукоять и очень медленно. Гном отставил в сторону тарелку, выудил из-под прилавка шелковый мешочек, из которого, в свою очередь, извлек очки, квадратные, с золотой оправой, – и нацепил их на нос, отчего-то сразу приобретя еще более зловещий вид.
– Да, пожалуй, аргумент из весомых. Что ж это приключилось с вашей бандой, Толстяк?
– С ними приключился я.
Мак удостоил меня взглядом сквозь очки.
– Ты, случаем, не Ваш Паникёр?
Несмотря на изрядную долю иронии в голосе гнома, мое самомнение разом поднялось на добрый десяток пунктов. Мальчишку из глуши даже в шутку редко кто сравнивает с легендарным ганфайтером.
– А что, похож?
– Нет! – резко сказал Мак, разом уронив мою самооценку обратно. – Плащ другой… и город не в руинах.
– Эй, а я знаю, где взять подходящий плащ, – встрял гоблин. – В лавке у Тощего Боба валяется один.
– Верно, – кивнул гном. – Лежит. Гробовщик снял его с типа, которого в прошлый четверг изрешетили охотники за головами.
– Это все мелочи, – пренебрежительно махнул рукой гобл. – Красное на красном все равно незаметно, а дыры от пуль можно и оставить, для улучшения вентиляции, гы-хы-хы!
– Спасибо за заботу, но я пока обойдусь своим.
– Ну как хочешь, – разочарованно вздохнул гоблин. – Мак, так чего с нашими бутылками?
– В любой момент, Толстяк. Но, – гном навел на гобла указательный палец, – если Кривоклык или Дергунчик все же объявятся здесь…
– Разве что в виде зомби, Мак. А у, – гобл хохотнул, – старины Клыка даже с этим будут ба-альшие трудности.
– Тридцать бутылок, Толстяк.
– Мистер Мак, – сказал я, – давайте кое-что проясним. Могу ли я получить эти бутылки в ином виде? Например, ужин, комната с постелью и завтрак?
– Для двоих, – быстро добавил гоблин.
– Для одного!
– Для двоих!
Бармен, облокотившись на локоть, принялся разглядывать ползущую по краю стойки муху.
– Для одного!
– Для двоих!
– Для… Черт! – не выдержал я. – Ну назови хоть одну причину, чтобы я тебя в свою комнату ночевать пустил!
– Сорок пять.
– Сорок пять причин?
– Сорок пять мексиканских долларов, – отозвался гоблин. – Я знаю, где они зашиты, а ты – не знаешь.
– Ха, – неубедительно фыркнул я. – Теперь, когда ты проболтался, найти я и сам смогу.
– Угу, – Толстяк зевнул. – Потратишь всю ночь, изрежешь на лоскутки уйму хороших вещей.
– Да я…
– Тебе как обычно? – осведомился Мак у гоблина минутой позже, явно расценив мое затянувшее молчание как безоговорочную капитуляцию.
– Ну дык.
– А мне, пожалуйста, яичницу с беконом и, – оглянувшись, я убедился, что за соседними столиками никого нет и, понизив тон до шепота, закончил, – стакан молока.
– Есть козье, – гном выглядел совершенно невозмутимо. Можно подумать, его клиенты поголовно состоят в Обществе Трезвости. – Устроит?
Я кивнул, и Мак тут же выставил на стойку стакан, до краев наполненный чем-то белым. Словно бы он знал мой ответ… еще до того, как я переступил порог салуна.
– Эй, а куда делась твоя корова? – заинтересовался гобл. – Позавчера ведь еще была живехонька!
– Дракон.
Услышав ответ гнома, я едва не выронил стакан.
– Че-е-его?! – Толстяк явно испытал схожие чувства. – Да этих тварей тут отродясь не водилось!
– Зеленая мерзкая с виду ящерица с крыльями, – бармен зачем-то посмотрел на потолок. – Три ярда в длину, не считая хвоста. Свалилась в загон и задрала корову мистера Эллисона.
– И твою?
– Нет, – мотнул бородой гном. – Мою пегую и еще пять других убили наши добрые горожане, пока пытались пристрелить метавшуюся по загону тварь.
– А-а-а, – понимающе кивнул гоблин. – Ну, тогда типа мои соболезнования… и еще два стейка.
– Угу.
Больше гном не издал ни звука, но его взгляд весьма доходчиво намекнул – заказ принят, а исполнения его нам лучше дожидаться где-нибудь не за стойкой.
– Сюды. – Гоблин тоже оказался внимательным чтецом взглядов. – Лучший столик.
– Лучший чем?
Как по мне, выбранная Толстяком конструкция выделялась разве что количеством углов да наклоном поверхности.
– Соседом, – ухмыльнувшись, гоблин ткнул большим пальцем за свое плечо. – Здоров, а?
Со спины определить расу храпевшего за соседним столом было сложно – но судя по габаритам этой самой спины, выбирать приходилось между троллем и великаном.
– От входа нас хрен достанешь. В Малыше Роке… – гоблин, развернувшись, с маху врезал Малышу по хребту. Я поперхнулся молоком, Малыш Рок дернул плечом и захрапел дальше, – даже ядро завязнет.
– Это тебя хрен достанешь, – с досадой пробурчал я. С моего-то места вход в салун был виден, как и большая часть зала. Правда, в нашу сторону вроде бы никто не смотрел… но мне вдруг остро захотелось нырнуть под стол… или перезарядить, наконец, револьвер!
После недолгого верчения так-сяк, я вспомнил, как следует крутить шпенек под стволом, чтобы высвободить шомпол, и принялся выбивать гильзы. Одну, вторую… пятую…
– Твою мать! – вырвалось у меня.
– Ы? – заглянув под стол, гобл увидел гильзы. – А-а-а, вот чего. Так ты не знал, что «Громовой Кот» пятизарядный?
– А ты, выходит, знал? – огрызнулся я, чувствуя, как запоздало начинают дрожать колени. Провести несколько часов рядом с гоблином, имея в качестве страховки револьвер с пустым барабаном… да уж, шутка из разряда: кому расскажи, черта с два поверят!
– Знал.
– Тогда какого орка…
– Не был уверен, что выстрелы точно посчитал, – объяснил Толстяк. – Ты палил, Три Когтя палил, а у меня в башке после взрыва каждый ваш выстрел по три раза эхом грохотал.
Глава 2
К сожалению, вид моего пустого кошелька вряд ли обрадовал бы мистера Джока. И уж тем более я не собирался просить его «разменять» десять долларов – последнюю зеленую бумажку из-за подкладки шляпы. Вот найдись что-нибудь у гоблов… однако повстречавшие меня зеленошкурые – по крайней мере те из них, что сохранились в относительно целом виде – кошельков при себе не имели. На законный же вопрос: «А где деньги?!», Толстяк ехидно сообщил, что гоблины вообще-то не имеют привычки уносить даже цент из мест, где упомянутую монету можно пропить или хотя бы обменять на спиртное.
Не то чтобы я ему поверил… хотя это и соответствовало моим представлениям о гоблинах… но… Придумал!
– Мистер Джок! Не желаете ли гномского светлого?!
– А?! – Разом позабыв про толпы крадущихся вдоль стен зеленошкурых, стражник перегнулся через парапет… вернее, навалился на него.
– У тебя есть лагер?
Приветливо улыбаясь, я помахал бутылкой.
– Для хороших друзей.
– А-а-а…
– Он вроде как намекает, – пояснил Джоку гоблин, – что человек, пустивший нас в город, враз станет этим самым «хорошим другом».
– Ну, я прям не знаю, – стражник поерзал пузом по бревну. – Вот если бы у меня в руке, – Джок вытянул указанную конечность, зарослям шерсти на которой могла бы позавидовать горилла из бродячего цирка, – вдруг оказалось пиво, я б, конечно, пустил пару своих лучших друзей…
– Так не пойдет! – решительно сказал я. – Забор у вас тут высокий, бутылка может упасть, разбиться. Нет уж, давайте, я вам её лично вручу. По ту сторону ворот.
Впоследствии я часто ловил себя на мысли – узнай Джок, чем в итоге обернется его мелкий проступок, он бы не открыл ворота и за целое море пива.
Впрочем, случись мне в тот момент хоть одним глазком заглянуть в собственное ближайшее будущее – я бы эти ворота за сотню миль стороной обошел!
* * *
Прямо перед крыльцом салуна раскинулась здоровая, ярда четыре в поперечнике, лужа – само по себе изрядное чудо по нынешней жаре. Но замереть соляным столбом заставил меня вовсе не вид грязной воды, а существо, валявшееся в ней. Даже со спины было совершенно ясно, что на краю лужи храпит, то и дело пуская пузыри, самый настоящий светлый эльф.Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Но – было! В полном замешательстве я подошел поближе и осторожно коснулся тела носком сапога.
– Хочешь пнуть? – Мой жест не остался незамеченным. – Тоже дело. – Гобл одобрительно фыркнул. – Когда еще выпадет шанс хорошенько наподдать наполовину Перворожденному! Шон А’Фейри хоть и надирается регулярно, но так, чтобы до полной отключки – не чаще трех-четырех раз в год.
– Надирается? – тупо повторил я. – Светлый полуэльф – надирается?
– Эй, парень, – уже обойдя эльфа, Толстяк обернулся и озабоченно уставился на меня, – проснись! Здесь тебе не какая-то Атланта или там Виксберг. Это, чтоб на меня Сидящий плюнул, Погребальнец! Ты стоишь перед салуном Хавчика, где наливают, а на той стороне улицы через два дома есть заведение вдовы Мунро, где дают – и это, парень, единственные развлечения в городе!
Наверное, мне сейчас полагалось жалобно проблеять «но как же… ведь это светлый эльф… возвышенное существо». Но глядя на тело в луже, я прокашлялся, сплюнул и тихо попросил:
– Не называй меня «эй-парень».
– Ну а как мне тебя звать, девкой, что ли? – хохотнул гоблин. – Имени-то своего ты мне так и не назвал.
Я задумался.
– Хорошо.
– Хорошо? Это чего, имечко у тебя такое?
– Нет. Хорошо – это значит, можешь и дальше называть меня «эй, парень».
– Лады. Эй-парень, а ты так и собираешься войти внутрь с револьвером в руке?
– Чего я точно не собираюсь, так это позволить одному гоблу смыться… с кучей моего добра.
– Ну, дело твое. – Толстяк перевалил тюк с трофеями с правого плеча на левое, хрюкнул и пнул бедолагу Лакри чуть пониже спины… между ног.
– Хоронить-то тебя по какому обряду?
– Протестантскому. А что?
– Шаман из меня неважный. – Гобл, изогнувшись, озабоченно изучал носок сапога, видимо решая, достаточно ли он грязен для повторного пинка. – Но предсказать кой-чего сумею. А именно: в любого, кто появится на пороге этого салуна с оружием наголо, завсегдатаи сначала всадят фунта два свинца. Ну, а уж после начнут выяснять, умышлял покойник против кого-то из них или нет.
Воображение у меня хорошее и ему не составило труда в красках и деталях нарисовать картину: издырявленный труп, который – может даже и по частям – забрасывают в телегу гробовщика и… бр-р-р!
– Верю, – кое-как выдохнул я, с трудом удержавшись от истового «верую!». – Но… какого же орка ты меня предупредил?!
– Глупость, да?! – усмехнулся гоблин. – Скажем так… есть у меня одна мыслишка.
– Мыслишка?!
– Я тебе как-нибудь потом расскажу, – «пообещал» Толстяк.
– Лучше скажи сейчас, – «попросил» я, качнув для вящей убедительности неубранным пока револьвером.
Впечатления этот аргумент, как и следовало ждать, не произвел.
– Лучше скажи, – куда более угрожающе прорычал гоблин, – мы собираемся заходить в салун или будем торчать перед ним до рассвета?!
Я вздохнул и принялся засовывать «максим» в кобуру.
– Да. Собираемся.
– Тогда открой дверь, – вполне миролюбиво произнес Толстяк. – У меня лапы заняты.
Салун мистера Хавчика не имел какого-то персонального названия – владелец единственного подобного заведения в городке явно счел придумывание такового излишеством. А к ним Хавчик был не склонен – я понял это, едва переступив порог его заведения.
– Закройте чертову дверь!
Судя по громкости, а также высоте источника рева, это был тролль. Точнее сказать я не мог – в салуне было темно! Не считая пары дюймов досок рядом с моими сапогами, единственным светлым пятном была свеча на стойке рядом с кассой.
Поправка. В правом углу высветилась пара огоньков… красных. И еще пара – слева у стены. И еще…
В следующий миг в мою спину вонзились сразу четыре клинка, и я упал.
– Ай! Смотри куда прешь, дубина!
– Прошу прощения, э-э…
В темноте определить хотя бы расу барахтавшегося подо мной существа было весьма сложной задачей. Впрочем, истерически-визгливые нотки говорили, что моей жертвой, скорее всего, стала некая «мэм». Или засидевшаяся в девицах «мисс», что, в общем, по неприятности в общении не сильно различается.
– Малявка, это я его толкнул. Извини… ничего не видно из-за проклятого тюка.
– Толстяк?!
Некто по имени Малявка пнуло меня в живот – на удивление болезненно для существа столь маленьких размеров – взлетело вверх… и засветилось, слабым розовато-золотистым сиянием.
– Глазам своим не верю!
Я тоже не верил, однако счел за лучшее промолчать. Конечно, ирландская ночная фея – это не столь уж экзотичное существо, но фея с синяком под глазом и в платьице с ну очень откровенным декольте…
– Толстяк! Ну и ну! Я думала, лапы вашей банды не будет в городке месяц, а то и два!
– Правильно думала.
Исходившее от феи сияние достигло гоблина, вернее, тюка в его лапах, и я смог разглядеть, что за острые предметы потыкались в мою спину. И впрямь клинки… хоть и в ножнах…
– Да? И кого же я вижу, эльфа? И что это за половая тряпка?
– После, Малявка, после. – Гоблин принялся протискиваться между столов. – Сначала нам нужно сдаться Маку.
– Все вы так говорите, – разочарованно прощебетала фея – и погасла.
Удивительно, но и в наступившей темноте я сумел подняться с пола и догнать Толстяка на полпути к стойке, не наступив при этом ни на чью ногу, лапу или другую конечность.
– Сдаться?
– Мак не любит, когда у посетителей слишком уж большой арсенал, – не оборачиваясь, отозвался гобл. – Надпись над стойкой видишь?
– Нет!
– А теперь?
Я так и не понял, что сделал Толстяк. Вроде бы просто щелкнул пальцами у меня перед носом. Но внутри салуна начало светлеть… правда, свет этот имел какой-то странный фиолетовый оттенок.
– Теперь вижу.
Не заметить её было сложно – надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.
– Хорошо. Кста, – шепнул гобл, – нам повезло. Мак в хорошем настроении.
Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».
Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.
Это был гном – крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.
Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку – хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене – там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]
– Дарова, Мак!
– Не твоими молитвами, – голос у гнома оказался слегка шепелявый, – Толстяк. И я не ждал тебя.
На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью – пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.
– Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.
– Тебя давно пора вздернуть.
– В твоих устах это звучит как похвала. Куда скинуть барахло?
– Приложился башкой, зеленый? Дверь справа от стойки, – гном развернулся в указанном направлении, видимо, желая убедиться, что за последние минуты никто не украл эту дверь, а заодно и стену.
– И еще как приложился! – почему-то с радостью подхватил гоблин. – Прикинь, бородавка, я чуть не пробурил этот ыгыгский холм насквозь!
– Раз ты здесь и на лапах, значит, шарахнуло мало, – последние слова гном проворчал уже в спину Толстяка… а затем повернулся и глянул на меня – так, что я очень захотел нырнуть под стол уже сейчас.
– Мистер Хавчик…
– Ты – федеральный маршал?
Сказать, что подобный вопрос был неожиданным, значило бы сильно преуменьшить.
– Нет.
– Я так и думал, – кивнул гном. – Так вот: мистером Хавчиком называют меня только федеральный маршал Исайя и шериф Билл Шарго. Остальные зовут Мак, мистер Мак, старый Мак или, – тут последовало нечто длинное и настолько типично гномское, что я даже и не попытался запомнить хотя бы первые пару слогов.
– Понятно?
– Да, сэр! То есть простите, мистер Мак, – поспешно добавил я.
– Хорошо.
Я немного потянул время. Во-первых, надо было убедиться, что гном действительно сказал все, что пока хотел. Во-вторых же, мне хотелось дождаться возвращения Толстяка, но чертов гобл куда-то запропастился.
– Гоблин, – я кивнул на дверь, за который пропал Толстяк, – сказал, что у его банды был кредит у вас.
Мак начал протирать стаканы. Понаблюдав за этим три стакана подряд и не дождавшись ни ответа бармена, ни возвращения гоблина, я решил сделать еще одну попытку.
– Это правда?
Прежде чем ответить, гном довытирал еще один стакан.
– А твое что за дело?
– Я вроде как их наследник.
Гном принялся за рюмки.
– Раз так, – каждое слово сопровождалось мелодичным «дзынь» очередной выставляемой на прилавок рюмашки, – то ты наверняка озаботился наличием бумажки с печатью нотариуса, где наверху было бы красиво написано: «Завещание». Или… не озаботился?
– Убью чертова гоблина!
Не то чтобы я проорал это на весь салун… правильнее было бы сказать: буркнул в усы… ну, в то, что я называю своими усами за неимением лучшего. Но судя по ухмылке, бармен расслышал эту фразу… и не только бармен.
– Слышь, Мак, ну хватит дергать бобра за это самое! Народ, понимаш, волнуется!
Вышеупомянутый гоблин вдруг обнаружился совсем рядом – так, что я чуть не подпрыгнул. Подкрался, зараза…
– Народ?
– А то! – Коготь гоблина изобразил некую замысловатую фигуру… и указал на меня. – Вот! Разве плохой народ, ы?
– Под народом, Толстяк, – скучающе произнес гном, – подразумевают нечто большее, чем одно-единственное существо.
– Знать не знаю, чего ты там подра – и так далее, – отмахнулся лапой гоблин. – Меньше слышишь о твоей половой жизни, лучше спишь, гы-ы-ы!
Ответ бармена так навсегда и остался для меня загадкой – Мак перешел на гоблинский, кажется, с добавлениями Старой Речи. Судя по тому, с каким вниманием и видимым наслаждением вслушивался в эти звуки Толстяк, речь бармена состояла из отборнейших ругательств.
– Жаль, – коротко подытожил он, когда гейзер имени Мака закончил извергаться.
– Чего? – вновь переходя на человеческий, осведомился гном.
– Что я писать не выучился, – печально вздохнул Толстяк. – Наверняка ведь забуду половину.
– Ничего страшного, – гном зевнул. – Забудешь – приходи в салун, и я с удовольствием освежу твою память.
– Ты лучше расскажи про наши бутылки, – вкрадчиво предложил гобл.
– Запросто. Как только ты расскажешь мне о том, что завтра на пороге не появится Кривоклык с остальными твоими дружками. И, Толстяк, – добавил гном, – постарайся, чтобы этот рассказ был очень убедительным.
– Как ты сказал: «запросто», – фыркнул гоблин и, повернувшись ко мне, произнес: – Эй-парень, расскажи ему… только, ради задницы Сидящего, медленно.
Я последовал его совету, вытащив револьвер – двумя пальцами за рукоять и очень медленно. Гном отставил в сторону тарелку, выудил из-под прилавка шелковый мешочек, из которого, в свою очередь, извлек очки, квадратные, с золотой оправой, – и нацепил их на нос, отчего-то сразу приобретя еще более зловещий вид.
– Да, пожалуй, аргумент из весомых. Что ж это приключилось с вашей бандой, Толстяк?
– С ними приключился я.
Мак удостоил меня взглядом сквозь очки.
– Ты, случаем, не Ваш Паникёр?
Несмотря на изрядную долю иронии в голосе гнома, мое самомнение разом поднялось на добрый десяток пунктов. Мальчишку из глуши даже в шутку редко кто сравнивает с легендарным ганфайтером.
– А что, похож?
– Нет! – резко сказал Мак, разом уронив мою самооценку обратно. – Плащ другой… и город не в руинах.
– Эй, а я знаю, где взять подходящий плащ, – встрял гоблин. – В лавке у Тощего Боба валяется один.
– Верно, – кивнул гном. – Лежит. Гробовщик снял его с типа, которого в прошлый четверг изрешетили охотники за головами.
– Это все мелочи, – пренебрежительно махнул рукой гобл. – Красное на красном все равно незаметно, а дыры от пуль можно и оставить, для улучшения вентиляции, гы-хы-хы!
– Спасибо за заботу, но я пока обойдусь своим.
– Ну как хочешь, – разочарованно вздохнул гоблин. – Мак, так чего с нашими бутылками?
– В любой момент, Толстяк. Но, – гном навел на гобла указательный палец, – если Кривоклык или Дергунчик все же объявятся здесь…
– Разве что в виде зомби, Мак. А у, – гобл хохотнул, – старины Клыка даже с этим будут ба-альшие трудности.
– Тридцать бутылок, Толстяк.
– Мистер Мак, – сказал я, – давайте кое-что проясним. Могу ли я получить эти бутылки в ином виде? Например, ужин, комната с постелью и завтрак?
– Для двоих, – быстро добавил гоблин.
– Для одного!
– Для двоих!
Бармен, облокотившись на локоть, принялся разглядывать ползущую по краю стойки муху.
– Для одного!
– Для двоих!
– Для… Черт! – не выдержал я. – Ну назови хоть одну причину, чтобы я тебя в свою комнату ночевать пустил!
– Сорок пять.
– Сорок пять причин?
– Сорок пять мексиканских долларов, – отозвался гоблин. – Я знаю, где они зашиты, а ты – не знаешь.
– Ха, – неубедительно фыркнул я. – Теперь, когда ты проболтался, найти я и сам смогу.
– Угу, – Толстяк зевнул. – Потратишь всю ночь, изрежешь на лоскутки уйму хороших вещей.
– Да я…
– Тебе как обычно? – осведомился Мак у гоблина минутой позже, явно расценив мое затянувшее молчание как безоговорочную капитуляцию.
– Ну дык.
– А мне, пожалуйста, яичницу с беконом и, – оглянувшись, я убедился, что за соседними столиками никого нет и, понизив тон до шепота, закончил, – стакан молока.
– Есть козье, – гном выглядел совершенно невозмутимо. Можно подумать, его клиенты поголовно состоят в Обществе Трезвости. – Устроит?
Я кивнул, и Мак тут же выставил на стойку стакан, до краев наполненный чем-то белым. Словно бы он знал мой ответ… еще до того, как я переступил порог салуна.
– Эй, а куда делась твоя корова? – заинтересовался гобл. – Позавчера ведь еще была живехонька!
– Дракон.
Услышав ответ гнома, я едва не выронил стакан.
– Че-е-его?! – Толстяк явно испытал схожие чувства. – Да этих тварей тут отродясь не водилось!
– Зеленая мерзкая с виду ящерица с крыльями, – бармен зачем-то посмотрел на потолок. – Три ярда в длину, не считая хвоста. Свалилась в загон и задрала корову мистера Эллисона.
– И твою?
– Нет, – мотнул бородой гном. – Мою пегую и еще пять других убили наши добрые горожане, пока пытались пристрелить метавшуюся по загону тварь.
– А-а-а, – понимающе кивнул гоблин. – Ну, тогда типа мои соболезнования… и еще два стейка.
– Угу.
Больше гном не издал ни звука, но его взгляд весьма доходчиво намекнул – заказ принят, а исполнения его нам лучше дожидаться где-нибудь не за стойкой.
– Сюды. – Гоблин тоже оказался внимательным чтецом взглядов. – Лучший столик.
– Лучший чем?
Как по мне, выбранная Толстяком конструкция выделялась разве что количеством углов да наклоном поверхности.
– Соседом, – ухмыльнувшись, гоблин ткнул большим пальцем за свое плечо. – Здоров, а?
Со спины определить расу храпевшего за соседним столом было сложно – но судя по габаритам этой самой спины, выбирать приходилось между троллем и великаном.
– От входа нас хрен достанешь. В Малыше Роке… – гоблин, развернувшись, с маху врезал Малышу по хребту. Я поперхнулся молоком, Малыш Рок дернул плечом и захрапел дальше, – даже ядро завязнет.
– Это тебя хрен достанешь, – с досадой пробурчал я. С моего-то места вход в салун был виден, как и большая часть зала. Правда, в нашу сторону вроде бы никто не смотрел… но мне вдруг остро захотелось нырнуть под стол… или перезарядить, наконец, револьвер!
После недолгого верчения так-сяк, я вспомнил, как следует крутить шпенек под стволом, чтобы высвободить шомпол, и принялся выбивать гильзы. Одну, вторую… пятую…
– Твою мать! – вырвалось у меня.
– Ы? – заглянув под стол, гобл увидел гильзы. – А-а-а, вот чего. Так ты не знал, что «Громовой Кот» пятизарядный?
– А ты, выходит, знал? – огрызнулся я, чувствуя, как запоздало начинают дрожать колени. Провести несколько часов рядом с гоблином, имея в качестве страховки револьвер с пустым барабаном… да уж, шутка из разряда: кому расскажи, черта с два поверят!
– Знал.
– Тогда какого орка…
– Не был уверен, что выстрелы точно посчитал, – объяснил Толстяк. – Ты палил, Три Когтя палил, а у меня в башке после взрыва каждый ваш выстрел по три раза эхом грохотал.
Глава 2
Когда оно вошло, я как раз вкладывал в «максима» последний патрон и поэтому сначала защелкнул барабан, а лишь затем поднял голову – и едва не обмочился от ужаса.
Дверь уже закрылась, но клянусь Господом, я с легкостью разглядел бы его и без гоблинского колдовства – ведь вошедший в салун был во сто крат чернее самой Тьмы. Зловещая фигура, чье одеяние беспрерывно шевелилось, словно по салуну гулял смерч, а в провале под капюшоном горели не глаза – о нет, это были две частицы адского пламени, которые сразу же потянулись ко мне незримыми холодными щупальцами, чтобы вырвать из тела душу и утащить её в…
Все, что я успел – это поднять револьвер и выстрелить.
Я не промахнулся. Орк меня свари, я видел дыру в этих черных лохмотьях… и следующую дыру, в двери, сквозь которую был ясно виден свет из окна напротив.
Но исчадие Мрака даже не пошатнулось. Оно медленно вытянуло в мою сторону правую руку…
…и завизжало, словно ужаленная осой девчонка.
– Он в меня выстрелил!
– Он вовсе не это хотел, – сообщил почему-то из-за моей спины Толстяк. – Правда, эй-парень?
– Да?! Да?! Перемать эладийская, если в ком-то не хотят проделать дыру, в него разве палят из пушки?!
– Успокойся, Хьюи, – примирительно буркнул бармен. – Вечно ты поднимаешь вой из-за мелочей.
– Мелочей! – взвизгнуло чучело. – Он стрелял в меня!
– В тебя почти все в первый раз стреляют, – возразил гном. – На твоем месте я бы давно привык.
– Но ты не на моем чертовом месте!
– Поставь ему пива, – наклонившись к моему плечу, шепнул Толстяк. – Иначе его не заткнуть.
– Бармен! Пива… э-э… этому… э-э… вот ему, за мой счет.
Заполучив себе в, гхм, лохмотья кружку с пенным верхом, пугало разом убавило тон до едва слышного бормотания и утащилось с добычей в дальний угол.
– С тебя три доллара!
– Что-о-о!
– Пятьдесят центов за пиво и два с половиной – за дыру в двери. – Подошедший к столику гном выложил передо мной нечто прямоугольное, отлично выделанной кожи, на котором чуть выше тисненных золотом рун зеленела небрежно нацарапанная мелом – и уже полустершаяся – надпись: «Мяню».
– Прейскурант на последней странице. Читать умеешь или озвучить?
– Умею.
Я осторожно раскрыл «мяню», и в конце действительно нашел «Прейскурант на специфические услуги, как-то:
1. Отмывание крови с пола – 75 центов.
2. Отмывание крови со стены – 85 центов.
3. Отмывание крови с потолка – доллар и двадцать центов.
4. Соскребание мозгов – 3,50 за засохшие, свежие принимаются как деликатес по 1.55 за унцию.
5. Дыра в стене от дроби – 4,20
6. Дыра пулевая – 2,50, скидка за опт начиная с десяти.
7. Дыра от ядра…
8. Взрыв динамитной шашки…»
Список был длинный – чувствовалась проявленная при его составлении гномская обстоятельность – а завершало его весьма «ободряющее» заявление о том, что «раненым предоставляется отсрочка платежа и скидки до 15 %».
– Эй, Хавчик, а чего это цены так подскочили?! – Гобл, выгнув шею, также разглядывал «прейскурант». – Месяц назад дыра от пули была всего по два двадцать.
– Инфляция, – лаконично сообщил гном.
– Чего?!
– Все дорожает.
– Ладно, – вздохнул я, – добавьте к общему счету.
Оставалось лишь надеяться, что пуля не натворила дел на противоположной стороне улицы. Кто знает, какие там расценки на дыру в стене, в портрете любимого дедушки Джо или, упаси Господь, в самом дедушке Джо.
– И, Толстяк, – тихо произнес я, когда гном отошел обратно за стойку. – Хочу попросить кое о чем.
– Ы?
– У гоблов отличный слух, верно?
– Ы? Говори громче, эй-парень, я после сегодняшнего трам-тара-рама малость глуховат.
– Не мог бы ты, – я повысил голос, – предупреждать меня всякий раз, когда на пороге объявится кто-то вроде этого… Хьюи.
– Несложная работенка, эй-парень. – Гобл сверкнул клыками. – Хьюи у нас один такой. Местная достопримечательность, эта… как его… уникум!
Странно, подумал я. Мистер Небьюл, учитель воскресной школы, тоже иной раз именовал некоторых учеников этим самым уникумом, но… я покосился в угол, где скрючилась над пивом черная тень. Сходства с Тимом Перкинсом не было и в помине, равно как и с Мэгги Лав.
В любом случае от гобла я хотел добиться кое-чего другого.
– Я имел в виду: предупреждать, когда в салун войдет кто-то, выглядящий опасным, но по кому вовсе не стоит стрелять. Так понятно?
– Угы, яснее ясного, – кивнул Толстяк. – Предупреждаю.
Думаю, минут через пять я бы все же понял, что гобл не шутил – разве что издевался. Я все же не тупой. Но сейчас в моем распоряжении оказалась лишь пара секунд. Затем около нашего стола объявился лишний стул, а на нём – примерно триста фунтов костей, мышц, усов, черной кожаной куртки, многократно переломанного носа и очень скверного настроения. По многочисленным шрамам – от подбородка до макушки начисто выбритого черепа – можно было бы легко представить отдельные подробности карьеры нашего гостя. Впрочем, узнавать их я сейчас хотел, пожалуй, меньше всего. Мне вполне хватило понимания того факта, что подсевшего к нам человека явно тяготила предстоящая необходимость разговаривать – общение посредством кулаков и револьвера было для него привычнее.
Дверь уже закрылась, но клянусь Господом, я с легкостью разглядел бы его и без гоблинского колдовства – ведь вошедший в салун был во сто крат чернее самой Тьмы. Зловещая фигура, чье одеяние беспрерывно шевелилось, словно по салуну гулял смерч, а в провале под капюшоном горели не глаза – о нет, это были две частицы адского пламени, которые сразу же потянулись ко мне незримыми холодными щупальцами, чтобы вырвать из тела душу и утащить её в…
Все, что я успел – это поднять револьвер и выстрелить.
Я не промахнулся. Орк меня свари, я видел дыру в этих черных лохмотьях… и следующую дыру, в двери, сквозь которую был ясно виден свет из окна напротив.
Но исчадие Мрака даже не пошатнулось. Оно медленно вытянуло в мою сторону правую руку…
…и завизжало, словно ужаленная осой девчонка.
– Он в меня выстрелил!
– Он вовсе не это хотел, – сообщил почему-то из-за моей спины Толстяк. – Правда, эй-парень?
– Да?! Да?! Перемать эладийская, если в ком-то не хотят проделать дыру, в него разве палят из пушки?!
– Успокойся, Хьюи, – примирительно буркнул бармен. – Вечно ты поднимаешь вой из-за мелочей.
– Мелочей! – взвизгнуло чучело. – Он стрелял в меня!
– В тебя почти все в первый раз стреляют, – возразил гном. – На твоем месте я бы давно привык.
– Но ты не на моем чертовом месте!
– Поставь ему пива, – наклонившись к моему плечу, шепнул Толстяк. – Иначе его не заткнуть.
– Бармен! Пива… э-э… этому… э-э… вот ему, за мой счет.
Заполучив себе в, гхм, лохмотья кружку с пенным верхом, пугало разом убавило тон до едва слышного бормотания и утащилось с добычей в дальний угол.
– С тебя три доллара!
– Что-о-о!
– Пятьдесят центов за пиво и два с половиной – за дыру в двери. – Подошедший к столику гном выложил передо мной нечто прямоугольное, отлично выделанной кожи, на котором чуть выше тисненных золотом рун зеленела небрежно нацарапанная мелом – и уже полустершаяся – надпись: «Мяню».
– Прейскурант на последней странице. Читать умеешь или озвучить?
– Умею.
Я осторожно раскрыл «мяню», и в конце действительно нашел «Прейскурант на специфические услуги, как-то:
1. Отмывание крови с пола – 75 центов.
2. Отмывание крови со стены – 85 центов.
3. Отмывание крови с потолка – доллар и двадцать центов.
4. Соскребание мозгов – 3,50 за засохшие, свежие принимаются как деликатес по 1.55 за унцию.
5. Дыра в стене от дроби – 4,20
6. Дыра пулевая – 2,50, скидка за опт начиная с десяти.
7. Дыра от ядра…
8. Взрыв динамитной шашки…»
Список был длинный – чувствовалась проявленная при его составлении гномская обстоятельность – а завершало его весьма «ободряющее» заявление о том, что «раненым предоставляется отсрочка платежа и скидки до 15 %».
– Эй, Хавчик, а чего это цены так подскочили?! – Гобл, выгнув шею, также разглядывал «прейскурант». – Месяц назад дыра от пули была всего по два двадцать.
– Инфляция, – лаконично сообщил гном.
– Чего?!
– Все дорожает.
– Ладно, – вздохнул я, – добавьте к общему счету.
Оставалось лишь надеяться, что пуля не натворила дел на противоположной стороне улицы. Кто знает, какие там расценки на дыру в стене, в портрете любимого дедушки Джо или, упаси Господь, в самом дедушке Джо.
– И, Толстяк, – тихо произнес я, когда гном отошел обратно за стойку. – Хочу попросить кое о чем.
– Ы?
– У гоблов отличный слух, верно?
– Ы? Говори громче, эй-парень, я после сегодняшнего трам-тара-рама малость глуховат.
– Не мог бы ты, – я повысил голос, – предупреждать меня всякий раз, когда на пороге объявится кто-то вроде этого… Хьюи.
– Несложная работенка, эй-парень. – Гобл сверкнул клыками. – Хьюи у нас один такой. Местная достопримечательность, эта… как его… уникум!
Странно, подумал я. Мистер Небьюл, учитель воскресной школы, тоже иной раз именовал некоторых учеников этим самым уникумом, но… я покосился в угол, где скрючилась над пивом черная тень. Сходства с Тимом Перкинсом не было и в помине, равно как и с Мэгги Лав.
В любом случае от гобла я хотел добиться кое-чего другого.
– Я имел в виду: предупреждать, когда в салун войдет кто-то, выглядящий опасным, но по кому вовсе не стоит стрелять. Так понятно?
– Угы, яснее ясного, – кивнул Толстяк. – Предупреждаю.
Думаю, минут через пять я бы все же понял, что гобл не шутил – разве что издевался. Я все же не тупой. Но сейчас в моем распоряжении оказалась лишь пара секунд. Затем около нашего стола объявился лишний стул, а на нём – примерно триста фунтов костей, мышц, усов, черной кожаной куртки, многократно переломанного носа и очень скверного настроения. По многочисленным шрамам – от подбородка до макушки начисто выбритого черепа – можно было бы легко представить отдельные подробности карьеры нашего гостя. Впрочем, узнавать их я сейчас хотел, пожалуй, меньше всего. Мне вполне хватило понимания того факта, что подсевшего к нам человека явно тяготила предстоящая необходимость разговаривать – общение посредством кулаков и револьвера было для него привычнее.