– Негусто.
– Так просветите меня, черт бы вас побрал!
– С удовольствием, – спокойно кивнул полукровка. – Только будьте любезны, поднесите к вашим очаровательным черным глазам бинокль – как и всякий хороший урок, мой будет наглядным. Итак, – продолжил он, дождавшись выполнения своего указания. – Для начала обратите внимание на одинокого пловца в двух сотнях ярдов от берега. Несчастный пытается угнаться за шлюпкой, но сотоварищи вовсе не горят желанием его дожидаться… и правильно делают, между прочим. А плавник, который его настигает, принадлежит как раз песчаной акуле… футов десять в длину… ага!
– Он отбился! – возбужденно выкрикнула Роника.
– Да, но к нему приближаются еще четыре плавника, – хладнокровно заметил Уин. – Так что предлагаю не досматривать финал, а перевести взгляд чуть правее…
– Холера! – Побледневшая наемница опустила бинокль. – Ну и тварь.
– Белая смерть, она же большая белая акула, – наставительно сказал Малыш. – Несет с собой такую же верную и быструю смерть, как гильотина. А в длину порой достигает дюжины ярдов… так что это еще был далеко не самый крупный экземпляр.
– Д-дерьмо…
Со стороны лагуны донеслось частое хлопанье выстрелов.
– Зря жгут патроны, – прокомментировал полукровка. – Эти милые создания поживучее иного оборотня, и для того, чтобы справиться с ними, нужны пушки побольше… – Гном осекся, озабоченно глядя на выросший из воды пенный столб.
– Парни на шхунах пустили в ход динамит, – заметила Роника. – И не без успеха. Гляди!
Последнее относилось, видимо, к огромной акуле, проглотившей динамитную связку, едва та коснулась воды. Три секунды спустя на месте треугольного плавника вырос очередной столб огня и пены.
– Признаюсь, – тревожно выдохнул Уин, – об этом я как-то не подумал.
– Думаете, им удастся совладать с этими тварями?
– В смысле, перебить их? Нет, что вы! На каждую убитую акулу приплывут три новых… а на разорванную взрывом, пожалуй, и все десять. Я, – гном вздохнул еще раз, – беспокоюсь за наши раковины – они такие хрупкие и нежные…
– Д-дерьмо, – вновь повторила наемница, глядя, как со стороны прохода в рифе появляются все новые и новые треугольные плавники. – Ну, греби же… о, черт!
– Еще сотней футов правее, – невозмутимо продолжил Малыш, – с ныряльщиками пытается познакомиться стая мако. Мако, да будет вам известно, вполне достойный родственник большой белой… одна из самых сильных, быстроходных и свирепых акул. Я однажды нашел в брюхе мако почти целую взрослую меч-рыбу, а нападать на меч-рыбу мало кто…
Последние слова полукровки были заглушены отчаянным воплем.
– Шлюпка!
– Ага, – Уин медленно подкручивал колесико настройки. – Парни с островов Гильберта утверждают, что в их водах обитает некая рокеа – акула, которая нападает на лодки так же привычно, как волк на овечью отару. Не знаю, кого именно они так обзывают, но то, что акулы порой атакуют даже небольшие ко… Ого! Видели, как щепки брызнули?
– Вторая… – хрипло прошептала Роника.
– Похоже, это были тигровые, – сказал Малыш. – Сейчас… ну да, тигровые. Ужасно прожорливые твари, не брезгуют даже своими собственными сородичами. Чего только у них в брюхе не находили… помню, из одной мы вынули оленьи рога, сапог, собачий ошейник с поводком и консервированные бобы в банке.
– Уин… как вам удалось приманить этих порождений преисподней? Какое-нибудь местное колдовство, подаренное тестем-шаманом? Я не знала, что гномы настолько сильны в магии.
– Гномы не очень сильны в магии, – усмехнулся Уин. – То, что вы видите сейчас перед собой – результат действия одного нехитрого механизма… и того самого поросенка, которого мы с вами с изрядным аппетитом умяли вчера за ужином. Девять его братцев пока еще похрюкают… на тот случай, если наши друзья окажутся непонятливыми и сегодняшний урок придется повторить. Впрочем, я в этом сомневаюсь – они уже лишились почти всех своих ныряльщиков.
– Не поняла. При чем тут поросенок…
– Кровь, – лаконично пояснил полукровка. – Акулы в этом смысле дадут сто очков форы любому вампиру, кровь в воде они чуют за полмили. И впадают от этого запаха в совершеннейшее бешенство.
– В обычном-то состоянии они не так уж и опасны, как и другие хищники, нападают, лишь когда голодны. Правда, – задумчиво добавил Малыш, – голодны они почти всегда.
– Д-дерьмо! – в третий раз повторила мисс Тамм.
– Да будет вам сквернословить, – обводя взглядом лагуну, довольно произнес Малыш, – вместо планировавшейся вами массовой бойни мы имеем всего-то два десятка трупов и двух-трех калек. Вдобавок рассказы оставшихся в живых создадут этой лагуне такую мрачную славу, что ни один ловец жемчуга не осмелится сунуться сюда еще лет пять. И все это за столь символическую плату! Положительно, редко когда удается так минимизировать расходы.
Поднявшаяся на ноги наемница одарила ухмыляющегося гнома неприязненным взглядом.
– А знаете что, Уин, – медленно произнесла она. – Меня от вас и ваших рассуждений блевать тянет.
– Вот как? – озадаченно пробормотал полукровка, глядя вслед удаляющейся мисс Тамм. – Хм. Все-таки вы, люди, удивительно нерациональные существа. Даже лучшие из вас.
Где-то между Непалом, Хинганом и северным Китаем.
Темным колдунам иметь замок положено по статусу. Правда, в последнее время этот замок все чаще и чаще имеет вид уютного особнячка в лондонском или парижском пригороде. С другой стороны, если уж превратности судьбы вынудили тебя устроить свое обиталище в месте, где оценить архитектурные изыски могут лишь гималайские горные тролли-йети и ничуть не менее дикие гималайские горные гномы, то почему бы и не поддаться ностальгии и не вспомнить, какими были эти замки прежде? И не сотворить Джахор – семь черных башен, осиновыми кольями пронзающих низкое небо над плато…
– Гнейс, ты сам додумался до столь дурацкой метафоры или вычитал ее в одном из своих вульгарных романчиков?
– Вампирам по статусу не положено испытывать страх, – напомнил себе Гнейс. – Страх, гнев, ненависть, любовь и прочие эмоции – это удел низших, жалких существ с предыдущей ступени эволюции. Истинный разум холоден и постоянен, и он должен быть выше, выше…
Напоминание помогло плохо. Вернее, оно не помогло вовсе. Вампиру было очень страшно. Он слишком хорошо знал, кто сидит в массивном, с высокой спинкой, похожем на трон кресле перед ним, и слишком хорошо представлял, что сидящий способен сотворить с ним одним лишь мановением пальца… даже без повода, просто так, повинуясь капризу, внезапной смене настроения, – прецеденты подобных перепадов имелись в изобилии.
Страх холодным липким потом сочился сквозь кожу, страх разъедал мозг вампира, как освященная вода могла бы разъесть его плоть, но все же Гнейсу удавалось сдержать его, удавалось не позволить затаившемуся внутри воющему клубку вырваться наружу. Пока – удавалось.
– Прошу прощения, монсеньор?
– Посмотри сам, – кресло бесшумно скользнуло вбок, и скрываемый прежде его высокой спинкой поток света заставил вампира болезненно сощуриться. – Разве к ним подходит именование «колья»? Свечи, оплавленные свечи черного, как сажа адских котлов, воска! Вот о чем думал я, когда творил Джахор!
– Еще раз прошу простить меня, монсеньор. – Вампир нечасто решался возразить сидящему в кресле. К сожалению, постоянное соглашательство тоже таило в себе зерна опасности, ибо тупых и покорных исполнителей своих замыслов Хозяин мог набрать/призвать/сотворить в изобилии, а ранг ближнего и доверенного слуги требовал от своего обладателя большего. – Мне все же кажется, что оплавившиеся свечи выглядят несколько по-иному…
– Ну хорошо, пусть это будут слегка оплавившиеся свечи! – с легким раздражением произнес сидящий в кресле. – В любом случае, я вызвал тебя не для того, чтобы обсуждать тонкости архитектурных стилей. Подойди ближе!
Занимавший большую часть стола магический прибор был не чем иным, как привычным спутником чародеев, колдунов и прочих представителей волшебного цеха, хрустальным шаром. Правда, шаром, увеличенным до размеров аквариума и сменившим округлость форм на нетрадиционные, но зато куда менее искажающие изображение грани.
Впрочем, посторонний наблюдатель, случись ему в сей миг оказаться в личном кабинете владыки Джахора, вряд ли сумел бы оценить качество выдаваемого «шаром» изображения – ибо изображение это более всего напоминало вышивку гоблина… или, правильнее будет сказать, то, что могло бы получиться, завладей какой-нибудь гобл дюжиной мотков разноцветной пряжи.
Вампир, однако, к числу посторонних наблюдателей не относился.
– Предвидите проблемы с Планом, монсеньор?
– Предвижу! – фыркнул его собеседник. – Как же… нет, я их предсказываю! Я их, орк побери, прогнозирую! Видишь эту красную черту? Видишь, где она проходит?!
– Да, – после короткой заминки произнес вампир, – счесть эту близость иначе как опасной было бы…
– Опасной?! Да она попросту перечеркивает весь План! Крест на нем ставит!
Упоминание о ненавистном символе заставило вампира зябко поежиться.
– Вероятно, нам… то есть, я хотел сказать, вам, монсеньор, необходимо принять меры по заблаговременной нейтрализации данного… э-э, негативного воздействия…
– Да уж! Мысль, преисполненная глубины!
– Но…
– Может, у тебя даже имеются идеи, как именно нейтрализовать источник этого самого «э-э, негативного воздействия»?! – язвительно осведомился хозяин кабинета и замка. – Если таковые и впрямь наличествуют, выкладывай, не стесняйся… и не сомневайся, выслушаю с огромным интересом – ведь все мои собственные попытки за последние два века, как тебе преотлично известно, особым успехом не увенчались.
– Монсеньор, испытанное средство…
– Нет!
После этого в кабинете воцарилась тягостная тишина, нарушить которую вампир осмелился, лишь доведя воображаемое овечье стадо до трехсот голов.
– Монсеньор, – нерешительно начал он, – возможно… если уж мы, то есть я хотел сказать, вы не в силах в текущий момент разрешить проблему данного… э-э, источника помех радикально… быть может, вам стоит попытаться уменьшить степень его воздействия?
– Как? Послать им письмо с поздравлениями по случаю двухсотпятидесятилетия с начала нашей вражды и в постскриптуме попросить о ма-ахонь-ком исключении?!
– Я, – вампир на миг запнулся, – монсеньор, я хочу предложить проделать то, что люди именуют отвлекающим маневром.
– Отвлечь их?
– Да, монсеньор. Мы, то есть вы не можете удалить… э-э, эту нить из схемы вовсе, но вот заставить ее сместиться в сторону от ключевой для Плана позиции…
– Я понял. – Последовавший за этими словами кивок был сочтен вампиром весьма хорошим знаком. – У тебя есть конкретные мысли по поводу возможных точек отвлечения?
– Индия, Тихий океан, Степь…
– Индия, говоришь? Да, в этой связке факелов достаточно будет и одной искры. А вот Океан… здесь, допустим, можно взять гномов и…
– И вот их, – шагнув к столу, вампир вытянул руку и указал на толстую, черную с синими прожилками нить.
– Интересно, – задумчиво произнес хозяин кабинета. – Очень интересно. Если и в самом деле удастся… да, это будет узел из узлов. У меня даже родилась одна любопытная мысль. Вот послушай, Гнейс, – предположим, двое моих кеджаа…
– Двое, монсеньор? – удивленно переспросил вампир. – Но ведь даже один кеджаа требует…
– Двое, двое. Если мы и в самом деле хотим поставить хороший спектакль, не стоит начинать с экономии на декорациях!
Побережье Перу, Крис Ханко.
Сказать по правде, я сильно удивился, когда мы все-таки дотащились до Троллио. Во-первых, мистер Спаркс уверял, что яхта станет, как он выражался, «игрушкой волн» еще до экватора… впрочем, этот вечно измазанный машинным маслом и прочими продуктами нефтеперегонки коротышка разделял мое отношение к ублюдочной конструкции, лишь за неимением альтернативы поименованной парусным вооружением «Принцессы Иллики».
Во-вторых, – правда, эти мысли я благоразумно держал при себе, – у меня имелись некоторые сомнения относительно мореходных талантов нашего капитана. То есть я ничуть не сомневался, что моя жена обладает многочисленными и весьма разнообразными способностями, но вот входит ли в их число кораблевождение? Для успешной охоты на низших вампиров все же требуются несколько иные качества.
Часть этих сомнений я попытался высказать сразу после нашего отплытия из Акапулько, когда Бренда объявила о своем намерении «срезать угол» – то есть не тащиться вдоль панамского побережья, а прямым зюйд-остом двинуться сразу в Гуаякиль. Тогда мой голос услышан не был…
С другой стороны, не могу не признать, что эти Галапагосские острова подвернулись нам весьма кстати – если бы Бренда и дальше ломала голову, почему мы все еще плывем, хотя, по её расчетам, давно уже находимся посреди Кордильер… Тихий океан – большой океан, и плыть по нему можно до-олго!
Впрочем, изрядную долю вины за сей казус по справедливости должны были бы разделить с нашим навигатором незабвенные Крамп и Гнуф, установившие перед штурвалом массивный, в красивой бронзовой окантовке компас. Этот чудо-прибор, как пояснил нам Рысьев на третий день плавания, неплохо бы смотрелся на настоящем ниэле. Однако стальной корпус яхты посредством некоей загадочной магии по имени Деривация превращал компас в истового приверженца пророка Мухаммеда – вместо Полярной звезды стрелка с достойной лучшего применения настойчивостью указывала на Мекку.
В итоге нам пришлось руководствоваться указаниями заклятой все тем же Рысьевым магической рыбки – и именно эта наскоро обструганная дощечка на бечевке вывела-таки нас к американскому берегу. Да, я понимаю, на карте Южная Америка выглядит большим объектом и кажется, что промахнуться мимо нее сложно, но поверьте, у нас были неплохие шансы суметь!
Как бы то ни было, сейчас я сидел за столиком на веранде лучшего троллийского ресторана и…
– Что за мрачные думы гнетут вас, мой друг?
Вампир появился, как обычно, словно из ниоткуда. Миг назад его и в помине не было поблизости – и вот он уже отодвигает стул… а мог бы, наверное, материализоваться прямо на нем.
– Для забытого Господом захолустья здесь на удивление неплохое меню, – заметил Рысьев, убедившись, что ответа на свой предыдущий вопрос ему не дождаться. – Видимо, звание лучшего в городе ресторана все же к чему-то обязывает.
– Кхм-гм…
– А где миссис Ханко? – дождавшись, пока цепочка официантов закончит уставлять наш столик разнокалиберными тарелками, приборами и прочей утварью, осведомился Николай. – Я полагал, что она также пожелает отобедать с нами.
– Миссис Ханко, – вздохнул я, – отказалась от посещения этого заведения… под предлогом отсутствия у нее подходящего для подобного визита гардероба.
– Даже так? – удивленно вскинул бровь русский. – Я, пожалуй, соглашусь, что ее любимый мундир способен вызвать… скажем так, некое оживление публики, числящей себя почтенной.
– Весьма нездоровое оживление, – хмыкнул я. – Вспомните, что было в Акапулько.
– Помню, – усмехнулся граф. – Да, собравшиеся на балу у губернатора гости были шокированы преизрядно – но ведь именно такого эффекта она и добивалась?
– Угу. Только в этом городе нам надо пробыть хотя бы до завтрашнего полудня – желательно не вступая при этом в перестрелку с береговой батареей.
– А что, у нее и в самом деле нет ничего… э-э, менее эпатажного?
– Николай, – я постарался, чтобы мой голос звучал как можно проникновеннее, – вы никогда не пробовали… ну, скажем, надеть редингот на пантеру?
– Я пробовал превеликое множество других, порой куда более дурацких вещей, – безмятежно отозвался русский. – И, к слову, Крис, вполне могу понять чувства вашей супруги по отношению к тому, во что пытается облачить женщин нынешнее общество. Как же это было… – Рысьев задумчиво уставился на вилку, – в последнем романе этого француза, Эмиля Сажа… или Зола: «Сначала брызгами падали блестящие атласные ткани и нежные шелка: атлас а-ля рэн, атлас ренессанс с их перламутровыми переливами ключевой воды; легкие кристально прозрачные шелка „Зеленый Нил“, „Индийское небо“, „Майская роза“, „Голубой Дунай“. За ними следовали более плотные ткани: атлас мервейе, шелк дюшес – они были более теплых тонов и спускались вниз нарастающими волнами. Внизу же, точно в широком бассейне, дремали тяжелые узорчатые ткани, дама, парча, вышитые и затканные жемчугом шелка; они покоились на дне, окруженные бархатом – черным, белым, цветным, тисненным на шелку или атласе».[6]
Ну и память! – мысленно восхитился я. Профессиональная, наверное.
– Увы, мой друг, – продолжил русский, – рамки деятельности женщины в современном буржуазном обществе крайне ограниченны: светские развлечения, искусство… она превращается в дорогую игрушку, богато украшенную вывеску успехов и положения своего мужа. От портных требуется лишь сделать платье как можно роскошнее и изысканнее, а не думать об удобстве той несчастной, которой потом придется таскать на себе полвитрины галантерейной лавки, – ведь платит, как правило, не она. Нам, сильной половине человечества, приходится куда проще, согласитесь?
– По сравнению с дамами – быть может. Но… – Я тоскливо уставился на свою правую манжету, темно-красная кайма на которой отнюдь не была изначальной деталью отделки. Хороший был соус, острый… – Если бы вы, граф, знали, как я скучаю по своему привычному одеянию. Пусть даже оно и стоило куда меньше этого сизого кошмара от Ворта![7]
– Не знал, что поставщик ее величества императрицы Евгении работает еще и на магазин готового платья Джефри Уильстока, – нарочито невозмутимо сказал Рысьев. – Впрочем, костюм неплох.
– Как же, – скривился я. – Вот при взгляде на ваш фрак, Николай, сразу видно настоящего аристократа, достойного наследника Брумеля… а лично я без оружейного пояса чувствую себя почти голым.
– Между прочим, Джордж «Красавчик» Брумель был всего лишь сыном конюшего, – вампир поднес к губам бокал с чем-то подозрительно алым, – что, правда, не мешало аристократам всего Лондона, затаив дыхание, следить за каждым шагом первого из денди.
– Неужели? – удивился я, озадаченно глядя на свой бокал, наполненный жидкостью аналогичного артериального оттенка. Аромат от него исходил вполне винный… да и вкус оказался тоже на уровне. – Я-то полагал, что именно происхождение заставляло сильных мира сего сквозь пальцы смотреть на его выходки. Все-таки старая чопорная Англия, страна традиций…
– И, – улыбнулся русский, – среди прочих, у господ с туманного Альбиона есть замечательная традиция – нарушать традиции. Кстати… хорошее вино, не находите?
[8]
Конечно, наивно было бы надеяться, что в Троллио, едва ступив на перуанский берег, я сразу же уткнусь носом в какие-нибудь следы той древней истории. Вот в Лиме… а еще лучше в Куско…
Да, я понимаю, прежде чем вонзить в податливый грунт заступ и кирку, нужно раскопать десяток-другой стоунов древних пергаментов. Но почему бы девушке… то есть молодой даме иногда и не помечтать?
На «Принцессу Иллику» я вернулась уже затемно. Злая, голодная, трезвая, словно пустой стакан, с двумя свежими синяками в районе поясницы, ссадиной на щеке и очень горячим желанием кого-нибудь… ну, хотя бы банально убить.
– Меня ждали?
Расположившееся возле мортиры изысканное яхтное общество – граф Рысьев, Крис и пузатая бутыль в оплетке – приветствовало меня дружным кивком. Еще полдюжины горлышек, пока не удостоенных участия в джентльменской беседе, изумрудно поблескивали из ящика, а еще одна бутыль, припомнила я, качалась на волнах около трапа. Интересно, насколько пуст был ящик изначально?
– Не буль-буль-буль только. – Судя по тому, как высоко моему супругу пришлось задирать донышко плетенки, содержимого в бутыли оставалось не так чтобы очень. – Тебя… и буль-буль еще одного типа.
– Что за тип?
– Который наверняка… Эй! – Последнее восклицание относилось к бутылке, неожиданно для обоих джентльменов оказавшейся у меня в руке, а миг спустя – за бортом. – Так нельзя… – упавшим голосом закончил мой благоверный.
– Так что за тип?
– Некий д-д-д-благородный идальго. – До сих пор не понимаю, каким образом алкоголь воздействует на организм высших вампиров, но в ходе плавания напиваться Рысьеву удавалось. Причем с завидной регулярностью – видимо, цирроза печени упомянутые вампиры боятся еще меньше чеснока. – Выглядевший как п-п-последн… то есть не очень благородный идальго, ик, п-пожелал п-поведать нам историю о сокровищах.
– О каких еще… – Я вовремя прикусила язык, вспомнив, что благовоспитанной замужней даме все же стоит хотя бы изредка ограничивать свой лексикон – даже если очень хочется.
– О каких сокровищах?
– Неик… неик… – В поисках поддержки Крис обернулся к Николаю, но вампир был в тот момент увлечен исключительно разглядыванием основания грот-мачты. – Не… неинкских, вот! – торжествующе закончил Ханко.
– А какого, если не секрет, орка, – медленно проговорила я, – ты решил, что именно инкские сокровища могут представлять для меня какой-то особенный интерес?
– …Это было последнее письмо великого Инки, – судя по непривычно заунывному тону, Рысьев кого-то или что-то цитировал, – последнее – и самое необычное. Тринадцать узелков были привязаны не к веревке, а слитку. Слитку золота. Что это было за кипу? Кому оно предназначалось? Никто не скажет этого. Известно одно – сокровища инков, те, которыми еще не успели завладеть конкистадоры, исчезли. Из всех храмов империи. Почти в тот же день.