Уланов Андрей. Кот, который умел искать мины

   – Явился, Зорин, – проскрипел Никитыч. – Ну, проходи.
   Я бочком протиснулся в щель и опустился на стул для посетителей, предварительно удостоверившись, что предыдущий гость не забыл на нем свою ручную гадюку. А что? Был у нас такой случай. Каких только «знакомцев» некоторые чародеи не заводят.
   – Явился? – ласково повторило начальство.
   – Э-э... так точно, – сознался я.
   – Ну и что с тобой прикажешь делать, а, Зорин? – все тем же подозрительно ласковым тоном осведомилось начальство.
   – Э-э... а-а... А в чем дело, Свет Никитыч? – пропищал я.
   – Не дело, Валя, – укоризненно покачало головой начальство. – Не дело, а дела.
   Как ни странно, поняв, за что меня сейчас будут убивать, я успокоился. Приятно знать, за что умрешь, а еще приятнее, если грехи эти и не твои вовсе.
   – Три «глухаря»! – возвестил чугунному медвежонку на столе Свет Никитыч. – Три! Чем, интересно, ты думал, а?!
   – Так ведь никак не отвертеться было.
   – А голова тебе для чего дадена? А? – вопросило начальство. – В ней, знаешь ли, мозги водятся.
   Я промолчал.
   – Эх, взять бы да и повесить их на тебя, – мстительно предположило начальство.
   Я в первый монент не понял, кого повесить. Мозги, что ли?
   – Так ведь один из них уже мой, – напомнил я. – «Заказуха» на Новоапостольской. «Глухарь» капитальный.
   – И поделом! – пробурчало начальство. – Две недели до конца квартала, а у тебя сколько дел незакрытых? То-то. Ты фокусников своих когда брать собираешься? А?
   Я вздохнул.
   – Не знаю, Свет Никитыч. Я и так уж всех стукачей на уши поставил. Они ведь не только на моей земле пасутся, они по всему участку ползают и у соседей отметились, а валят все ко мне.
   «Фокусниками» именовалась группа мошенников – по неуточненным данным, трое-четверо, – которые вот уже второй месяц не давали мне спокойно жить. Начали они с неразменных червонцев, потом, очевидно, подкопив денег на оборудование, перешли на липовые четвертаки, а последним их достижением была пачка баксов, которая спустя пару часов обернулась тремястами граммами капустных листьев.
   – Ты, это, давай заканчивай с ними, – посоветовало начальство. – Конец квартала на носу, и потом – кто его знает, чего они в следующий раз выкинут.
   – Постараюсь, Свет Никитыч.
   Половцев одобрительно кивнул, сунул руку в стол, извлек из-под него чайную кружку и с удивлением уставился на нее.
   Во мне зашевелилась надежда:
   – Я могу идти, Свет Никитыч?
   Половцев оторвался от изучения кружки и так же озадаченно посмотрел на меня:
   – Что? Ах да, иди, Валя.
   Я начал приподниматься со стула.
   – Хотя нет, погоди.
   Я замер и плюхнулся обратно на сиденье.
   – Тут еще вот какое дело, – пробормотал Свет Никитыч. – С послезавтра Корюшкин в отпуск уходит.
   Не-ет! Только не это!
   – Придется, Валь, тебе его территорию на себя взять, – безжалостно забил гвозь в крышку моего гроба Половцев. – Инда как больше некому.
   – Да за что ж это мне, Свет Никитыч! – взвыл я. – Я ж две земли в жизни не потяну. Давайте уж нарезать, раз такое.
   – Но твою-то территорию Смазлик в одиночку тянул, – напомнило начальство.
   – Так ведь моя-то земля спокойная, тихая, – возразил я. – Не то что у Корюшкина. Он же у себя черт знает что развел, не земля, а рассадник нечисти. Глухариный питомник. Да и висит на нем...
   – Висюки мы по другим разбросаем, – пообещал Свет Никитыч. – Да и по ходу... если очень уж большой завал будет... тоже подразгрести поможем. Но территорию закрепим за тобой, Валь. Больше не за кем.
   Я уж было начал открывать рот, чтобы предложить целый список возможных кандидатур, и первым в этом списке стоял лично господин майор Половцев, но натолкнулся на фасетчатый отблеск зеленых очков – и спросил:
   – Можно идти?
   – Иди, Валентин, – благодушно – ну, еще бы, после такого! – позволило начальство.
   Вернувшись в свой кабинет, я некоторое время просто тупо сидел, уставясь в пустоту, после чего с размаху грохнул кулаком об стол и полез в сейф.
   За моей спиной раздался... нет, даже не звук, а скорее я просто ощутил загривком некое похолодание... и резко обернулся, судорожно сжимая служебный амулет.
   – Здравствуй, Валентин.
   – И вам добрый день, дядя Коля, – сказал я, пряча амулет обратно в карман.
   Дядя Коля – участковый призрак. Он живет в участке так давно, что из нынешних работников уже никто не помнит обстоятельств его гибели – героических или не очень. Более-менее достоверно известно только то, что, скончавшись – и обнаружив свое новое состояние, – дядя Коля сначала попробовал поселиться в своей прежней квартире, но ее отдали одной многодетной семье, а выжить в таких условиях трудновато даже для призрака. Вот дяде Коле и пришлось переселяться на прежнюю работу.
   – Слышал, что тебе корюшкинскую землю хотят впихнуть, – начал дядя Коля.
   Я издал тяжкий вздох, который призрак, без сомнения, мог оценить по достоинству.
   – Уже впихнули.
   Дядя Коля подплыл поближе к столу.
   – Не повезло тебе, – сочувственно заметил он.
   – Да уж.
   – А я как раз хотел тебя предупредить, чтобы ни в коем случае не брал, – продолжил призрак.
   – А в чем дело-то?
   – Пока ни в чем. Но чего-то там вот-вот приключится. – Призрак пошел волнами, что, насколько я помнил, соответствовало пожатию плечами. – Точно ничего сказать не могу, но в воздухе носится.
   Я вздохнул второй раз, развернулся, вытащил из сейфа непочатую флягу «Goblinskogo Priveta», в просторечии именуемого спотыкаловкой, латунную рюмку и выставил их на стол.
   – Будешь?
   Дядя Коля мигнул.
   Лучше уж с призраком, чем с самим собой.

Всеволод Серов, вторник, 15 июня

   Примерно три часа спустя я подумал, что в очередной раз сглупил.
   Хорошая мысля, как известно, всегда приходит опосля. Если, конечно, еще сохраняется что-то, куда она может прийти.
   Вот и сейчас я наконец-то додумался, что висеть одним-единственным глазом под заплеванной лестницей – это не самое лучшее из того, что я придумывал.
   Ну что, спрашивается, стоило взять и пройти сквозь стену в одну из квартир? Да ничего! Защита на этих стенах если за двадцать лет и не рассыпалась напрочь, то исключительно по неведенью. А даже и новая? Ну скажите на милость, кого может остановить обычная стандартная стена?
   Разве что самого хозяина квартиры. Так нет же – Серову, как всегда, нужно выпендриться! А главное – почему я оставил на виду только один глаз?! Идиот!
   Хорошо еще, что народу по лестнице в это время дня ходило не очень много, а не то я бы точно загремел куда раньше времени. Пыль-то ведь сверху сыплется, а я даже моргнуть не могу!
   А ведь можно было бы и просто в стену спрятаться. Правда, это заклинание нужно поддерживать активно, а с моими способностями к магии... нет уж, лучше висеть.
   Господи, а спать-то как хочется!
   Что?! Не спать, не спать, не спать...
   Я уже настолько отключился от окружающего мира, точнее, того кусочка, который оставался для меня доступным, что засек парамоновского охранника только после того, как он прошел мимо моего глаза и начал подниматься по следующему пролету.
   Пора!
   Самым рискованным моментом был процесс «выпадания». В отличие от настоящего чеширского кота, у которого «мешковая» магия была природной, для меня это занятие было куда более долгим и болезненным.
   Сначала появился нос. Затем второй глаз. Когда из ниоткуда вывалилась вся голова, первое, что я сделал – старательно завертел ею в поисках неблагодарных зрителей. Таковых не обнаружилось. Замечательно. Можно выпадать дальше.
   Мне все же пришлось пережить жуткую секунду, когда «чеширский мешок» едва не застрял где-то в районе колен. Но, слава богу, обошлось, хотя со стороны, наверное, зрелище было на ура – распяленный под потолком парень, кончики пальцев которого отчаянно пытаются зацепиться за край лестницы, а ноги все еще находятся неизвестно где.
   Не-ет, чем еще раз пережить такое, я лучше весь дом целиком рвану. А кто чей клиент – это пусть на небесах разбираются.
   Наверху громко хлопнула дверь.
   – Уважаемый, ну почему же так поздно? – разнесся по лестнице гулкий барственный баритон. – Я ведь предупреждал вас.
   Монголотатарин что-то визгливо тявкнул в ответ.
   – Ма-алчите... – протянул господин Парамонов. – Вы уже не первый раз нарушаете подобным образом мой жизненный ритм.
   Надо говорить: «Молчать, я вас спрашиваю!» – подумал я, с усилием взводя курок «туляка». А что касается жизненного ритма, тут он прав. Если бы вы только знали, господа, что за удовольствие «работать» пунктуального клиента!
   – И поэтому я вам категорически... – В этот момент господин Парамоша ступил на следующий пролет, узрел меня – точнее, мою тигровую маску – и замер, плавно покачивая отвисшей челюстью.
   А вот это он зря. Если хочешь есть варенье – не лови хлебалом...
   «Туляк» тихонько сказал «пух», и у господина Парамонова образовался третий глаз.
   Из ствола выплыло облачко дыма. Только теперь охранник очухался и, взвыв, потащил из ножен кривую саблю. Правда, туша его нанимателя все еще покачивалась на негнущихся ногах, полностью загородив проход. Молодецкий прыжок за перила тоже не очень-то помог джигиту – между пролетами было локтей шесть, и перемахнуть их могла бы лошадь, но не ее неудачливый наездник.
   Я в это время уже давно скакал вниз, лихо перекрывая свой собственный рекорд – полпролета за прыжок. И – раз, и – два: тоже мне, кенгуру недоделанный: а-а, черт, ну куда же ее несет?!
   Я успел заметить удивленно распахнутые глаза – премиленькие, надо сказать, глазки, только вот убей, не пойму, какого цвета – и аккуратным толчком отправил девушку обратно в глубь квартиры. А то, не дай бог, рубанет этот нукер хренов.
   И – раз, и – два... едва не загремел на последней ступеньке, пнул ногой дверь – и, отпрянув в угол, вжался в стену. Нету меня здесь, нету, я просто грязное пятно на стене.
   Охранник подлетел к двери именно так, как я и ожидал, – хрипя на скаку, рубя воздух саблей и абсолютно ничего не видя вокруг.
   И на всем скаку напоролся на заботливо выставленный штык.
   Извини, парень. Лично я против тебя ничего не имею, но: головой думать надо, пока она на плечах держится. И только отойдя на два квартала, я сообразил, что, собственно, натворил.

Валентин Зорин, тот же день

   Как говорят буддисты, карма у меня плохая. Почему-то я все время оказываюсь на месте преступления, когда оно уже совершено, и предотвратить его нет никакой возможности.
   Чертов Свет Никитыч! Если б он не навесил на меня корюшкинский округ, черта с два повис бы на мне парамоновский труп. Неприглядный, надо сказать, покойничек вышел из господина газетера – не передать. Усопшие – они, конечно, все не Аполлоны, но выстрел практически в упор оставляет от головы такое месиво... Одним словом, опознавали покойного сначала по костюму – дорогой, собака, у Елдашкина, небось, отоваривался, – а потом по ауре, потому что лица у него почитай что и не было.
   Вокруг дома уже выставили оцепление. Бдительные постовые ангелочки покрикивали на прохожих, возбуждая в тех нездоровое любопытство. Интересно, для чего это делается – покойник ведь уже мертв, и ухудшить его участь можно, разве что предав анафеме?
   Хорошо все-таки быть следаком по особо грешным! Приедешь, а тебе уже протоколы подсовывают, акты. Все собрано, все подписано и пронумеровано. А ты только знай думай.
   Так... жильцы опрошены по всему подъезду поголовно. Никто, конечно, ничего не видел. В том числе немолодая особа из квартиры двадцать пять, этажом выше, проходившая по лестнице буквально тремя минутами раньше. Само по себе показательно – значит, убийца пользовался каким-то магическим инвентарем либо накладывал чары сам... хотя маг такой мощи убийством на лестнице погнушается. И тем более не станет стрелять. Есть ведь «черная смерть» или там «клинок Джафара». В конце концов, файерболом засандалить в неугодного паршивца, потом пепел подмести, и все!
   В мозгу у меня засвербила гаденькая мыслишка. Я попытался ее отогнать, потом не выдержал и, изменив привычке перебирать бумаги по порядку, выискал в стопке акт предварительной экспертизы.
   Парамонов был убит серебряной пулей с железным сердечником. Откованным из подковы фаворита скачек. Только не Блестящего, а Овриэля. Второй раз за неделю я столкнулся с работой киллера-невидимки, только теперь уже мне предстояло разбираться с плодами его профессиональной деятельности.
   У меня в ту самую минуту появились дурные предчувствия, просто внимания я им тогда не придал. Обычно киллер после исполнения заказа ложится на дно. На месяц, на два, на полгода – у кого какие аппетиты, потому что лежка заканчивается, как правило, вместе с полученными за устранение очередного неудачника деньгами. Чтобы выгнать Невидимку на дело через четыре дня после убийства Сумракова, гонорар должен был намечаться запредельный. И я, хоть режь меня, не понимал, с какой стати покойный Парамонов, обливавший грязью новых правителей страны вот уже добрых семь лет, вдруг оказался оценен столь несообразно своим личным достоинствам. Или недостаткам – поди знай, за что его так...
   Интересно, а сам Парамонов – знал? Нутром чую – знал. Охранника себе завел... бедняга, тоже пострадал из-за дурака этого... хотя допросить его еще долго не получится. Лежит охранник под животворящим крестом и держится на этом свете только молитвами отца-целителя. А если подумать... охранник нужен был ему только от дверей и до вешалки. На ковре сидючи, саблей не помашешь. Как там у него с магической защитой?
   Пойти, что ли, посмотреть? Ребята пока перетряхивают квартиру Парамонова, нечего им мешать.
   Оказалось, что господин Парамоша, как и положено добропорядочному гражданину, оставлял свой ковер на платной охраняемой вешалке. С тех пор, как в целях безопасности эти средства передвижения стали прошивать металлическим кордом, свернуть их и поставить в шкаф практически невозможно – ну разве что вы используете для этого какую-то особенную магию. Но тогда у вас уже есть личная охраняемая вешалка.
   Ожидал я, признаться, большего. Ковер как ковер, даже не персидский, а бухарский – мне почему-то думалось, что у журналюги такого пошиба тряпочка будет побольше и покруче. Помню, один деятель решил показать себя – парил над городом исключительно на хорошей копии гобелена из Байо. Когда-нибудь видели пролетающий гобелен? Сказочное зрелище.
   Правда... что-то мне тут не нравится, на этой вешалке. Я принюхался. Оперативник, особенно на моей должности, обязан обладать хорошим обонянием. Сколько парней пришлось переводить на кабинетную или, того хуже – постовую службу только потому, что бедняг пробрал насморк... уж и не упомню. И вот сейчас нос упорно подсказывал мне, что здесь что-то не в порядке.
   Только обойдя ковер кругом, я понял, что именно. Над вешалками стоит в общем однообразный запах – пыль, моль, нафталин и укроп. Не имею понятия, почему укропная вода входит в состав почти всех противоугонных средств, но факт остается фактом – подавляющее большинство обывателей именно ею полощут по выходным свои половички. Правда, некоторые пользуются бадьяном, но я лично его не выношу – воняет он исключительно стойко и не выветривается, даже когда чары давно спали. А ковер господина Парамонова распространял отчетливое благоухание дягиля.
   Травка эта не из тех, что простые раешные люди в поте лица выращивали на своих двух дюжинах соток. Хотя москвичи с ее ароматом знакомы. Отваром корней дягиля в дни разгона демонстраций бывают залиты все улицы. Ничего лучше пока не придумали никакие церковники. Против людей почти всегда используется черемуха, а против демонов – дягиль.
   И, как большинство магопрепаратов первой степени опасности, использование дягиля находится под строгим контролем. Соответственно, Парамоша отнюдь не сам им пользовался. Это должен был делать опытный маг-дефензор. А наш журналист обязан был представить ему вескую причину... или просто сумму, превышающую стоимость собственного ковра, притом не в наших деревянных, а в заморских талерах.
   Интересно получается – на новый шикарный ковер у нашего покойника денег не было... или просто жмотничал. А вот на защиту от демонов он разорился.
   Найти бы этого колдуна... да потолковать по душам.
   Я провел руками над ковром. Следы ауры владельца еще виднелись, но какие-то странные – словно расточиться в пространстве ей не давало некое давление. Ну точно, стоит защита, да такая мощная! Мне живо представилось, как здоровенный како-демон, раззявив пасть, намеривается откусить господину Парамонову голову... и ломает зубы о невидимую броню. Так, а метки мастера тут нигде не проставлено?
   Не проставлено. Придется выяснять.
   Охранник при вешалке от моего приближения пробудился и напустил несговорчиво-важный вид. Ну, рожа разожравшаяся, попробуй мне только упереться рогом! В порошок сотру.
   – Охраняем? – поинтересовался я, опершись всем весом о фанерную загородку.
   Рожа кивнула.
   – Когда Парамонов на свою тряпочку защиты вешал?
   Рожа скривилась.
   – Какую... тряпочку?.. – процедил охранник лениво.
   – Сам знаешь! – рявкнул я. – Ну?
   – Недели две назад. – Рожа отвела взгляд. – Хвастался, дескать, у Обдунира ставил. Не хухры-мухры.
   Обдунира? Первый раз слышу. Впрочем, у меня и ковра-то нет, откуда мне знать чародеев по этой части.
   Я поднялся на третий этаж, где царила мрачная суматоха, и, пробравшись вначале через толпу коллег покойного Парамонова, потом – через заслон против этой толпы, и в конце концов – раздвинув локтями собравшихся экспертов, нашел руководившего обыском Колю Иванникова.
   – Слушай, Коль, – негромко (почему-то все вокруг говорили шепотом, хотя и покойника давно уже унесли, да и вообще убили его не в квартире, а на лестнице) попросил я, – вы тут не находили визитки такого мага – Обдунира?
   – Визитки вон, в том кляссере, – кивнул Колька. – Только я тебе их не дам.
   – Мне только адрес переписать, – успокоил я его.
   – Тогда вперед, – разрешил Иванников. – Не наследи смотри.
   – Сам знаю, – буркнул я. Хороший парень Колька, но такого зануды – среди эльфов поискать!
   Памятуя его предостережение, я, прежде чем хвататься за кляссер, протер руки коллоидом. Теперь, правда, до дому придется терпеть липковатую бурую пленку на руках – смывать коллоид в поле полагается спиртом, а он в наших условиях... испаряется... еще на складе. Зато взвешенное в желатине атомное серебро надежно защитит любые улики от моей ауры.
   Итак... на букву «он»... точно, первая же визитка. «Магистр белыя магии, дипломированный дефензор и транспортолог». Какие красивые клички себе нынешние колдуны придумывают! Транспортолог. В раешные времена это называлось коврозаклинатель. Хорошо еще, что не трансмогрификатор. Нахватались, понимаешь, западных словечек.
   Адрес я аккуратно переписал в свою записную книжку, после чего вернул улику на место.
   – Знаешь, Коль, – прошептал я, – спасибо, но я этот балаган на тебя оставлю. Материал вы в участок повезете?
   – А то ж, – степенно ответил Иванников.
   – Вот и ладно, – согласился я. – Навещу магистра, пока не опомнился... нечистый.
   Уже спускаясь по лестнице, я едва не столкнулся со стройным смерчем в женском облике, с цикадным стрекотом каблучков взлетавшим мне навстречу. Лицо девушки я видел лишь одно мгновение, но красота ее успела меня поразить.
   – Это еще что за прекрасное видение? – поинтересовался я у дежуривших внизу товарищей. В протоколах допросов мне не попадались подходящие паспортные данные.
   – Барышня Валевич, – ухмыльнулся незнакомый мне парень с херувимскими нашивками. – Восемнадцатая квартира. С одиннадцати ходила по магазинам, только сейчас домой явилась.
   Херувим покачал головой, не то восхищаясь чем-то, не то изумляясь про себя.
   – А почему не задержали?
   – Ее задержишь! – Парень вовремя сдержал неуместное хихиканье. – Вот, – он продемонстрировал мне смятый блокнотный листок, – все магазины, что она обошла, я еле записывать успевал. Дескать, в любом подтвердят, что она не киллер.
   Я отобрал у него листок.
   «И все же проверить придется, – сделал я мысленную пометку. – На кого бы это дело свалить?»

Всеволод Серов, тот же день

   Это ж надо было так лопухнуться!
   Всю оставшуюся до дома дорогу я крыл себя последними словами. Не то что бы это помогло сильно, – но хотя бы не завыл.
   М-да. Профессию, что ли, сменить? Благо новая личина – и не одна – давно уже приготовлена, проверена и в любой момент готова к употреблению. Надеть ее, перебраться из стольного града за Уральский хребет и тихо осесть в каком-нибудь Херувимске-на-Ангаре. Устроиться в местный... ну, скажем, отряд истребителей вампиров. Говорят, в Перми хороший отряд... хотя стоп, там где-то Майоирэн служит.
   Кое-какую способность рассуждать я восстановил. По крайней мере, вернувшись, не стал бешено метаться по всему дому, а целенаправленно подошел к шкафу, открыл бар, накапал себе полстакана «Ходунца Трясучего», хлопнул его одним глотком, сел и начал думать по-настоящему.
   Дело, конечно, паршиво, как ни крути. Благодаря этой чертовой девке – дернул же ее нечистый под руку попасться! – все мои способности и предосторожности – тьфу, плюнуть и растереть! Выловят меня примитивнейшим тестом подобия. Положим, не сразу выловят, но если возьмутся серьезно – выловят обязательно. Не ангелы, так гаримовцы. Тест подобия – штука надежнейшая, доказательство воистину убойное. И обмануть его...
   Я замер. Осторожно протянул руку, цапнул пробежавшую мимо мысль за хвост, медленно подтянул к себе, развернул... и с облегчением расхохотался.
   Есть способ, есть! Такой же примитивный, как и сам тест. Рискованный, конечно, не без этого, но по сравнению с тем, что я воображал себе пять минут назад... Все равно, что сказать узнику – «Паря, вона дыра в загородках, да и туча на луну наползла... Правда, на вышке попка торчит, ну так он один, а если ты, паря, щас не сдернешь, выведут себя спозаранку во-он к той стеночке, и там-то кончальный десяток по тебе точно не промажет».
   Фигли. Не для того мы из Черного Ущелья вырывались.
   Дальний закуток нашего подвальчика был изначально мною задуман как замена бани. Бани, понятно, не в смысле мытья, а во втором, не менее обиходном – неосвященной, «ничейной» территории, на которой можно без особых на то ухищрений потолковать с «малыми».
   Рядовой столичный обыватель ведь понятия не имеет, сколь велика Московская община малого народца. Как раньше, так и по сей день. Да что там, простые граждане, зуб даю, зачастую не отличат, скажем, верхнестоячника от панельщика и, нимало не смутясь, кличут их «домовыми». И туда же, до кучи, валят трубчатых, хотя эти-то к ветхозаветным домовым никакого отношения не имеют, а мутировали из мелкой озерной нечисти совершенно самостоятельно.
   Ритуалы общения эта публика – горожане, – кстати, тоже исполняет совершенно бестолково, сплошь и рядом, по причине безграмотности, не те, что надо, а когда разбушевавшийся полтергейст достанет их вконец, начинают трезвонить на кудыкину гору или, еще лучше, прямиком в благочиние – вызывать охотников за привиденьями.
   Расслабились, избаловались. При Стройке-то, особенно при бывш. святом Иосифе, маленький народец сидел тише воды, ниже травы – да и то уцелел только благодаря Инквизиции – потому что стучал каждый второй на каждого первого, а первый на второго.
   Ну а после провала хранителям уже стало не до мелочи – если уж Меченый приказал всех перевербованных посольских гремлинов сдать с потрохами, что уж говорить про простую раешную мелюзгу. Тем более что диссиденты, которым эта нечисть совала уши в стены, нынче сидят в таких кабинетах, куда не всякий маг пробьется, – а те, кто не успел взлететь на гребне помойной волны, и подавно никого не волнуют.
   С приманкой никаких проблем не возникло – мы для этих дел кринку козьего молока на леднике меняем регулярно. Для малого народца – первое дело, тем более для городских, которым и обычное-то коровье вскипятить норовят. Они на это молоко сбегаются... ну, как служебные коты на валерьянку.
   Я подвесил бутылочку к потолку, аккуратно разложил вокруг ловчую снасть и принялся ждать.
   Первым на заветный запах примчался крохотный – не больше мыши – чердачный. Как он вообще опустился так низко – ума не приложу. Постоял с минуту, пуча глазенки и – насколько я мог разглядеть – жадно облизываясь, попытался подпрыгнуть и, уяснив несостоятельность подобной попытки, начал призывно пищать.
   На его зов почти моментально сбежалось полдюжины собратьев, среди которых была парочка вполне неплохих экземпляров. Я уж было собрался накрывать их, но в последний миг передумал.
   И не зря. Через минуту, шумно пыхтя и отряхиваясь, из стены выбрался здоровенный – в локоть роста – кухонный. По-моему, с кухни какого-нибудь «нового русского» – ни на чем, кроме икры, так вымахать невозможно. «Хороша икра моя родная, много в ней питательных веществ. Я другой такой икры не знаю... И народ – не знает, и не ест».
   Подождав, пока вся эта компания заберется в снасти по самые волосатые уши, я подтянул потуже нить заклинания и, припустив в голос ленцы, осведомился:
   – Воруем, значит?