Страница:
– Ну что, спать?
Я отрицательно мотнул головой.
– Поеду. Кофе только булькну, чтобы по дороге не отрубаться.
– Ну смотри. – Серега, зевая, потянулся, встал. – А то б я постелил на диване…
– Не. Поеду. Тетка и так хай подымет.
– О?кей. – Серый зевнул снова. – А я упаду.
– Давай.
Серега, моргая и пошатываясь, убрел в комнату. Я же залил кипятком коричневую бурду а-ля «кофе растворимый» и, ожидая, пока температура получившегося месива опустится с нестерпимо-обжигающего до просто горячего, принялся играться с пультом от долбоящика. Если верить часам, вот-вот должен был начаться утренний выпуск новостей, а мне было интересно: ляпнут там чего-нибудь про вчерашний салют на берегу водохранилища…
…да так и застыл, глядя на собственную черно-белую рожу.
Мать-мать-мать! А ведь не поленись я вчера тащиться на другой конец города – показывали б меня сейчас «вживую»… и «в клеточку». Хорошо – дуракам на этом свете везет… до поры, но везет!
«Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз». Вот уж не предполагал, зубря за школьной партой эти классические строки, что сам стану их героем. С зимой, правда, вышла накладка, но зато лес наличествовал в изобилии.
И ведь сам дурак. Не рискнул идти на остановку автобуса – я неплохо представлял, где она, но также сознавал, что к ней могла ломануться часть ролевиков, а башка у меня после фейерверка была не в том состоянии, чтобы сводить знакомство с троллями-людоедами из горных пещер… с дубьем. Лучше уж марш-броском по лесу – чай, не «зеленка» под Шали, растяжек на тропах не предвидится, а заблудиться в паре километров от Минска не сумел бы и немецко-фашистский оккупант.
Угу, ага. Мин в здешнем лесу и впрямь не имелось – зато базировавшиеся в прибрежных камышах двукрылые вампиры, дай им волю, могли бы сгрызть свою жертву не хуже амазонских пираний. Как ни отмахивался, через полкилометра все лицо горело, словно я попытался бриться утюгом. Хорошо, трасса оказалась почти рядом. Вскоре я уже сидел в кабине попутной фуры и, опустив стекло, с наслаждением подставлял стремительно распухающую морду под встречный ветерок.
Подкинули меня до Веснянки. Не совсем подходяще, дом теть Маши находился, считай, на противоположной стороне города. Верных три пересадки, а поскольку транспорт уже ходил по-ночному, то попасть домой мне светило часам к четырем – что автоматически влекло за собой очередную нотацию на тему… выслушивать которую не хотелось просто категорически. Я выудил из кармана мобилку – черт, батарея на последнем издыхании, ну, авось да хватит! – и, покопавшись в памяти, всего лишь со второй попытки угодил куда хотел.
– Але…
– Левашов, – я постарался как можно ближе к оригиналу сымитировать грозный рык нашего замдекана, – вы почему до сих пор анализы в деканат не сдали?!
– Викентий Павлович?! – изумленно проблеяла трубка. – Но… какие… тьфу ты, черт! Саня?!
– Он самый!
– Ох, слушай, мне тут Кирилл Дерин позавчера звонил, сказал, что ты вернулся… типа, чуть ли не из Чечни! Чё, правда?!
– Было дело.
– Ох, ма-ать… Слушай, а ты щас где?
– Ну – я прищурился, пытаясь в свете полудохлого уличного фонаря разобрать название улицы на табличке, – если мне память совсем не отшибло, а ты свою конуру не сменил… то в трех кварталах.
– Круто, слушай! Завалишься в гости?!
– А то!
И я завалился, и мы до утра просидели на Серегиной кухне – благо завтрашний день в календаре значился выходным. За два года новостей у него набралось изрядно, да и мне было чего порассказать. А под утро…
– Санек!
– А?! – Опомнившись, я отрубил звук посреди увлекательного повествования дикторши о том, что, по имеющимся данным, разыскиваемый преступник вооружен до зубов и потому очень, ну очень-очень опасен.
– Будешь уходить – дверь захлопни.
– Угу.
Первая мысль была: а вот хрен я сейчас куда уйду. Вторая: а вот хрен я тут останусь. Номер моего звонильника уже наверняка в ментовке, и вытрясти данные, кому я звонил, – вопрос нескольких часов. И даже если не вытрясут, все равно на друга Серегу выйдут быстро.
Нет, прятаться-ныкаться нужно там, где искать меня будут в последнюю очередь. А посему безоговорочно вычеркиваются родственники-друзья-знакомые-одноклассники-одногруппники-коллеги-по… СТОП!
В комнату я прокрался на цыпочках – впрочем, храпящего Серегу не разбудил бы и топот врывающегося в квартиру ОМОНа. Друг даже не вырубил комп – по монитору, лениво дрыгая плавниками, ползала сине-красная лупоглазая рыбина скринсейвера.
Осторожно присев на край стула, я шевельнул мышкой. Рыбина, обиженно моргнув, сгинула в недрах ЭЛТ, а взамен появилось нечто тошнотворно-зеленое. Текстура то ли от Дума, то ли еще от какого шутера – чувство эстетики у Левашова было местами странное. Но меня сейчас интересовали не потеки цвета соплей, а россыпь иконок в углу. Которая ж из них… ага, вот!
Этой базой адресов Серега мне хвастался нынешней ночью, и я точно знал, что нужный мне человек в ней имеется: сам пробивал шутки ради… только вот запомнить не удосужился. Ну-ка…
Воровато покосившись на хозяина квартиры – хорошо спит, сразу видно: устал человек от трудов праведных во имя светлого капиталистического будущего, – я осторожно, едва касаясь пальцем клавы, набрал: КОРОБКОВА Е.В. И – Еnter!
Комп у Сереги был хороший, новый и жужжал в раздумьях он всего пару секунд, после чего выдал адрес моей пока еще начальницы: улица Осипенко, дом 25, квартира 72. Повезло – в том смысле, что Леночка в минской базе оказалась существом уникальным.
А еще – что жила она всего в часе ходьбы от Серегиного дома.
Напоследок я «позаимствовал» старый левашовский рюкзак – хоть и драный, он сумел вместить куртку с рубашкой. Описание моей одежды наверняка уже вовсю тиражируют, но хватать каждого утреннего бегуна в майке, надеюсь, менты не додумаются. Проще, конечно, было бы спереть одежду, но Серега был на добрую голову ниже меня и чертовски не любил свободно-спортивный стиль, так что из его гардероба на меня налезли б разве что семейные трусы.
Час ходьбы равен двадцати минутам бега. Правда, взмок я насквозь вовсе не от бега – дикий выброс адреналина мне обеспечил мелькнувший на дальнем конце улицы ментовский «луноход». Вообще, народ уже начал понемногу выползать на улицы, но всерьез меня удостоил вниманием только полусонный терьер, лениво тащивший за собой еще более сонного пацана лет одиннадцати. Не знаю, с какого бодуна, но когда я пробегал мимо них, пес вдруг резко проснулся и облаял меня с такой яростью, словно увидал злейшего врага своей собачьей жизни. Скотина короткошерстная…
Леночка жила в хрущобе, строители которой явно не планировали, что их детище переживет объявленную лысым кукурузником дату прихода коммунизма. Однако вместо коммунизма к советским людям пришла олимпиада, а дом получил отсрочку от сноса… действовавшую и по сей день.
Зато подъездная дверь с кодовым замком блистала новизной во всех смыслах – так что нечего было и надеяться угадать код по степени потертости кнопок. Я начал было приглядываться к водосточной трубе – и тут углядел на стене возле двери мелкие черные цифирьки. Пим-пим-пим-пом-бжжж! Ура! Да здравствует старческий склероз и несмываемые маркеры. Теперь бы застать Леночку дома…
– Кто там?
– Это я! – Голос у меня после пробежки был лет на десять старше обычного. – Откройте, Елена Викторовна…
– Какие еще «это я» с утра в воскре… – Приоткрыв дверь на пару сантиметров, Леночка разглядела, что за «я» ходят в гости по утрам, и, охнув, немедленно попыталась захлопнуть дверь обратно – но я уже входил.
Жалобно тренькнула цепочка. Дальше включились рефлексы – рывок в сторону, чтобы не маячить на фоне проема, вдоль стены к входу в комнату… рука хватанула воздух там, где обычно находилось цевье автомата, я опомнился – и захлопнул наконец входную дверь.
– В квартире еще кто-нибудь есть?
– К-к-кот… – как-то неуверенно вякнула фифа.
– Из людей?!
– Из людей – никого! – Скривившись, Леночка демонстративно потерла красную полоску на лбу.
– Хорошо… – Я сделал глубокий вдох, пытаясь хоть немного унять бешеный стук в груди. – Пошли в комнату.
– Нет.
Раз-два-три-четыре-пять, спокойствие, только спокойствие…
– Ладно, будем торчать в прихожей, – согласился я. – Новости смотрела?!
– Только что.
– Так вот – я этого не делал!
– Этого – чего?
– Не убивал я этого козла!
Ответный взгляд Леночки не хуже слов сообщил мне, что степень ее доверия ко мне в данный момент составляет примерно ноль целых фиг десятых.
– Ты зачем ко мне пришел?!
– Некуда больше. И не к кому. Ты – единственная, кто может мне помочь!
– Интересно, чем же?
– Блин, ну ты же была там, на той поляне! – не выдержал я. – Видела, что никого из этих долбаных ролевиков я и пальцем не тронул!
– А, ну да, – медленно кивнула Леночка. – Была. А кроме меня там еще были пятьдесят человек – и все они сейчас в телевизоре дружно рассказывают, что убийца их товарища именно ты!
– Пошли в комнату.
– Никуда я не пойду! – отрезала блондинка. – А вот ты…
В этот момент мне окончательно надоело стоять в прихожей. Я шагнул вперед, сцапал запястье фифы и потащил ее за собой.
Первые три шага по коридору Леночка, видимо, опешив от моей наглости, протащилась сравнительно легко. Но, едва перешагнув порог комнаты, завизжала и свободной рукой попыталась – чертовски неумело – заехать мне по уху. Перехватив ее кулачок, я слегка сжал пальцы, чтоб неповадно было, и толкнул свою добычу на диван.
– Еще раз, по буквам. Я. Не. Убивал. Этого. Козла. – И после короткой паузы неожиданно для себя добавил: – А вот насчет тебя не уверен.
– Ты что?! – На этот раз визг был куда более злобным. – МЕНЯ подозреваешь?!
Я открыл рот, чтобы сообщить Леночке о том, что подозреваю сейчас всех и каждого, и в этот миг в дверь позвонили!
Сане я ничуть не доверяла, но объяснять милиции, что «он сам пришел», мне совершенно не хотелось. Пусть она его где-нибудь в другом месте ловит!
– В шкаф! – прорычала я, подскакивая к оному и рывком отодвигая зеркальную дверцу.
Впечатленный моим перекошенным лицом, мужик беспрекословно позволил упихать себя между дубленкой и шелковой комбинацией поросячьего цвета, подаренной бывшим (в нетипичном приступе щедрости: наверное, ему самому на халяву досталась). Мерзкая тряпка тут же соскользнула с вешалки Сане на голову, но распутывать их было некогда.
– И чтоб ни звука! – Яростно дернула я створку обратно и побежала открывать. В прихожей на секунду замешкалась, прикидывая, не надеть ли тапочки для солидности – по квартире я даже зимой хожу босиком, – но у порога стояли только плюшевые «зайчики» с волочащимися по полу ушами.
Плюнув на имидж, я отщелкнула замок и второй раз за утро получила дверью по лбу.
– Простите, – бросил ввалившийся в квартиру мужчина, причем по его тону было ясно, что раскаивается он ничуть не больше Сани.
Я всегда относилась к правоохранительным органам с симпатией и уважением. Правда, до сих пор мои контакты с этим славным учреждением ограничивались просмотром сериала «Улицы разбитых фонарей» да вызовами участкового дяди Пети, когда жившие сверху алкоголики устраивали совсем уж разудалый праздник жизни.
Прятать в шкафу убийцу в розыске мне еще ни разу не доводилось.
– Оперуполномоченный Наумов, – представился гость и, не снимая ботинок, по-хозяйски прошел в комнату.
В отличие от дяди Пети, щупленького пожилого милиционера с тихим голосом, которого даже хулиганы стыдились обижать, оперуполномоченный не понравился мне с первого взгляда. И дело было вовсе не в потном свалявшемся свитере, надетом под новый кожаный пиджак. Я как будто очутилась в одной клетке с тигром, который еще не определился, кто перед ним: долгожданный обед или низкокалорийная швабра уборщика.
– Елена Викторовна Коробкова? – для проформы уточнил тигр, то есть Наумов.
– Да, паспорт показать?
– Не надо, – отрезал оперативник с таким видом, словно в прокуратуре на меня уже давным-давно заведено личное дело с номерными фотографиями в профиль и анфас. – Полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь?
– Конечно, – ляпнула я. – В смысле, новости смотрела.
– Новости… – с отвращением повторил тот. – Ладно, начнем по порядку. – Милиционер раскрыл блокнот и щелкнул кнопкой автоматической ручки. – Как давно вы знакомы с Александром Топляковым?
– Меньше суток.
– В каких вы отношениях?
– Вы что, шутите? Я с ним всего-то пару часов общалась!
Причем хватило по горло.
– И какое у вас о нем сложилось впечатление?
– Плохое, – мстительно сказала я. – По-моему, ему еще лечиться и лечиться, причем под пристальным врачебным наблюдением.
– Вы недалеки от истины. – Оперативник продолжал буравить меня взглядом. – Топляков серьезно болен. У него сорвана психика, он неадекватно воспринимает реальность и не контролирует свои поступки, как наркоман во время ломки. Вы ведь не стали бы заступаться за наркомана, правда?
Вся моя решимость куда-то испарилась. Дико захотелось ткнуть пальцем в шкаф и пулей вылететь из квартиры… но тут я вспомнила о гранате. Вдруг у Сани еще одна есть?! Причем – откровенный идиотизм! – первой в голову пришла мысль о восьмистах сорока долларах, которые я копила на ремонт, храня в меховой шапке на верхней полке шкафа. Я представила, как они ошметками разлетаются по комнате (мысль об ошметках собственных почему-то волновала меня куда меньше), и поспешно сцепила пальцы.
– Ну… наверное. Вообще-то у меня нет знакомых наркоманов.
– Как я вам завидую, – фальшиво улыбнулся оперативник. – А я вот часто имел… имею с ними дело, пренеприятные типы. Но доза хотя бы на короткий срок делает их безопасными для общества, в то время как друзьям Топлякова приходится сидеть на мине круглосуточно. Он, не задумываясь, убьет и вас – если вы повысите на него голос, замахнетесь или просто неожиданно подойдете со спины, дотронетесь…
Допрос принимал какой-то странный оборот. Появилось гадкое чувство, что меня пытаются загипнотизировать, сквозь доверительный тон собеседника прорывались издевательские нотки.
– Ой, зачем вы меня так пугаете?! – пролепетала я, прячась от серьезного разговора за образом хрупкой глупенькой блондинки. – Вы думаете, он захочет мне отомстить и придет сюда?! Какой ужас…
– Что вы, Елена Викторовна, не пугаю – предупреждаю! Как говорится: кто предупрежден, тот… – Наумов зачем-то закрыл блокнот, медленно-медленно, чтобы не шуршать, переложил его на диван и потянулся к кобуре. – А сочувствовать таким Топляковым не стоит. Война далеко не всех ломает, она как рентгеновский аппарат: червоточины в людях выявляет. Может, он туда и пошел, чтобы в живых человечков из автомата пострелять…
Мама родная! Оперативник, конечно же, заметил, как я нервничаю и кошусь на шкаф. Наумов уверен, что Саня где-то в квартире, и нарочно его провоцирует! Надеется, что тот сорвется и…
В шкафу чихнули.
Я так остолбенела от ужаса, что даже зажмуриться не смогла.
– А ну, выходи, сволочь! – Наумов сделал на зеркало охотничью стойку с пистолетом. – Руки вверх, и чтобы я их видел!
Створка медленно, с дребезжанием отъехала в сторону. Прямо за ней, по-турецки скрестив ноги, сидел голый бритоголовый «браток», в синеву расписанный татуировками вроде «не забуду мать родную», грудастой тетки (видимо, той самой матери), пауков, волков и прочего животного мира. Выглядели они так, словно не шибко умелый, но старательный художник намалевал их шариковой ручкой, а потом поплевал и растер.
– Слышь, начальник, – забормотал мужик, послушно поднимая руки, – ты, того, не надо! Давай по-хорошему договоримся – я ж так, чисто в гости! И вообще, она сама предложила…
Наумов выругался и опустил пистолет.
– Ты кто такой?
– Ну… эта… типа сосед… за сахаром зашел.
– Скажи еще, за нафталином! – Оперативник матюгнулся.
Я сидела ни жива, ни мертва. Федька, конечно, изумительно скопировал жильца из квартиры напротив, но вдруг Наумову придет в голову попросить у него документы?! Конечно, «идущий на дело» любовник вряд ли станет брать их с собой, однако милиционер может предложить ему пройти в «свою» квартиру. Настоящий Ванек (Иван Сергеевич, бизнес-рэкетир, две судимости) в это время обычно прогуливал пса-боксера – задиристого, дурного, как пробка, и даже внешне чем-то смахивающего на хозяина. Если они столкнутся в коридоре…
– Вали отсюда. – Оперативник указующе ткнул пистолетом и спрятал его в кобуру. – У нас с гражданкой Коробковой серьезный разговор.
– Понял! – Просиявший браток схватил первое, что под руку попалось – мой злосчастный пеньюар, – под его прикрытием выкарабкался из шкафа, старательно задвинул за собой створку, улепетнул в прихожую и громко хлопнул входной дверью. К счастью, раздосадованный опер больше на него не смотрел – Федька, по обычаю домовых, не мог переступить порога квартиры.
– Так у нас все-таки разговор – или мне тоже вещи на выход собирать? – «Крушение личной жизни» придало мне смелости.
– Разговор, – нехотя признал Наумов, возвращаясь к блокноту и ручке. – Но знайте, Елена Викторовна: если бы не показания вашего начальника – к которым, впрочем, у меня нет особого доверия, – то не я бы к вам, а вы к нам приехали! Ваше учреждение уже давно вызывает у нас подозрения!
– Это какие? – Об истинных функциях Госнежконтроля знал весьма ограниченный круг лиц, для остальных он расшифровывался как Государственный контроль за недвижимостью и жильем, подведомственная Минстройархитектуры контора. Собственно наш отдел якобы занимался охраной памятников старины.
– Да вот такие! – загадочно припугнул оперативник. – Вы там давно работаете?
– Четыре года.
– И на хорошем счету у начальства, верно?
– Пока не выгоняют, – осторожно сказала я.
– И даже стажеров поручают?
– Ну поручали пару раз…
– То есть на вчерашний день опыт работы с ними у вас уже имелся?
От вопроса веяло каким-то подвохом.
– А что?
– Да или нет?
– Ну… да, – рискнула я.
– Тогда почему вы допустили подобное поведение Топлякова?
– А что я могла сделать? – возмутилась я. – На ботинке у него повиснуть?
– А раньше? Свидетели сообщают, что от напавшего на них инспектора сильно пахло алкоголем. Почему вы не доложили начальнику, что ваш напарник пьян?
– Да Серафим Петрович сам это видел! Он мне Са… Александра таким и подсунул!
– То есть вы утверждаете, – оперативник быстро строчил в блокноте, – что ваш начальник знал, что его родственник неадекватен, и тем не менее поручил ему важное задание?
– Самое обычное, – вступилась я за Серафима. Шеф у меня, конечно, тот еще самодур, но человек он хороший, добрый и даже мягкий – вон тетя Маша не только вьет из него веревки, но и плетет из них макраме. – И ничего подобного я не утверждаю. Между прочим, сантехники еще в худшем состоянии по вызовам ходят!
– Но они же гранаты в унитазы не бросают, – здраво заметил Наумов.
Я не нашлась, что на это возразить.
Задав еще с десяток столь же дурацких вопросов (не замечала ли я чего-нибудь странного в поведении самого Серафима Петровича, какой у нас в Госнежохране распорядок дня, что я могу сказать об уборщице тете Мане) и тщательно законспектировав ответы, Наумов развернул блокнот ко мне.
– Подпишите.
– Зачем? Мы же просто беседовали.
– А вы хотите, чтобы я к вам с ордером пришел?
– Не буду подписывать, – заупрямилась «блондинка», – у меня стресс, мало ли чего я там наговорила! Кстати, дайте почитаю…
Блокнот тут же выскользнул у меня из-под носа.
– Я с вами еще не прощаюсь, – зловеще предупредил оперативник, наконец-то поднимаясь с дивана.
– До свидания, – вежливо сказала я, проводив его до двери (а потом еще в глазок убедившись, что он утопал вниз по лестнице).
Черт знает что. Я потерла гудящий не то от шишек, не то от мысленной работы лоб. Чего он от меня хотел-то? Не представляю, чем может помочь расследованию эта «беседа».
– Вечно мне с твоими хахалями разбираться, – ворчливо забубнил Федька, серой крысой вспрыгивая на хозяйское плечо. – Ты бы им график составляла, что ли… или встроенный шкаф на четыре створки купила, а то он мне всю спину своими костылями отпинал!
Я вернулась в комнату и сердито хлопнула ладонью по зеркалу:
– Вылезай!
После продолжительной возни в недрах – кажется, там упало что-то еще – створка отодвинулась и из шкафа показались две моли и Саня. Говорящая крыса (Федька продолжал нудно бухтеть мне в ухо, щекочась усами) его определенно впечатлила.
– А… это…
– Домовой.
– Тоже настоящий?
Федька презрительно фыркнул и исчез.
Увы, Саня его примеру не последовал. Напротив: шлепнулся в мое любимое, оно же единственное, кресло, небрежно выкинув оттуда плюшевого зайца.
– Странный какой-то этот мент! – задумчиво изрек он. – И разговор у вас был странный. Хрень какая-то, проще говоря.
– А ты у нас, значит, специалист по ведению допросов, – съязвила я.
– Ну. – Отвернувшись, мужик шмыгнул носом. – Не спец, но… было дело под Аргуном. Попался нам один… я-то на подхвате стоял, а допрос Гестаповец вел… сержант-контрактник, его из ментов за это самое и выперли… злоупотребление служебным, ну и рукоприкладство, само собой. Так он этого чича за полчаса, как орех… расколол и выпотрошил наизнанку… а этот – странный. Лен, ты хоть на корочки его глянула?
– Нет.
– Почему-то я так и думал, – пробормотал Саня. – Не, точно, странный опер… Лен, у тебя курево есть?
Я молча сходила в прихожую и вытащила из сумочки початую пачку «Vogue» с ментолом. Вообще-то я не курю, но в чадящей компании мне приятнее вдыхать свой дым, чем чужой, вот и купила дамские сигареты специально для таких случаев. За полгода всего штук семь развела.
– Ты бы мне еще леденец пососать предложила, – буркнул мужик, но пачку взял. Тонкая сигаретина казалась соломинкой в его пальцах. Сейчас, по крайней мере, он не пытался давить мне на психику, убеждая в своей невиновности, словно Дездемона в какой-нибудь авангардной постановке шекспировской пьесы, где в конце концов задушили чахленького Отелло.
Может, он покурит, успокоится и уйдет, а?!
Саня затянулся так, что сигарета разом обуглилась на четверть.
– А пожевать чего-нибудь найдется?
Пришлось, скрипя зубами, идти уже на кухню. Я зло распахнула холодильник, осмотрелась. Переводить моего гуся на ЭТО! Ладно, пусть подавится, лишь бы отвязался. Но разогревать не буду, вот еще! Я выгребла с боковых полочек кетчуп, майонез и пару помидоров. Еще там стоял початый пакет мюсли, но мужчины такого, кажется, не едят… Поднос я не нашла, хотя точно знала, что где-то он есть. Пришлось составить все на разделочную доску. Вот поест – и скажу ему, чтобы выметался! Нет, лучше просто уходил, а то мало ли как он отреагирует…
…Когда я вернулась в комнату, Саня спал. Прямо в кресле, свесив руку с дымящейся сигаретой. Я хотела ее вытащить, чтобы не прожег пеплом ковер, но вспомнила слова Наумова и побоялась трогать психа. Вместо этого тихонечко подставила под окурок блюдце и пошла в ванную бессильно ругаться под шум воды.
Глава 3
Надо признать, от мужчин тоже порой бывает польза. К сожалению, больше трех минут эта пора длится редко.Л.
Дуракам везет, а вот я умным уродился.С.
– Под ноги смотреть, епить вашу! Жить надоело?!
Голос взводного доносился как сквозь вату. Мы вышли на рассвете, а теперь солнце в зените, хренова небесная сковородка, хоть бы каким облачком ее прикрыло! Из-под каски прям ручьи текут, броник раскалился, а на правом плече – автомат, а на левом – «шмель». Не, парни, я сдохну, ей-же-ей, это просто пушной зверек, еще пару шагов – и сдохну.
Я сорвал с пояса флягу, раза два жадно глотнул – апельсиновый сок, правда, вкус у него был какой-то странный, ну да халяве в зубы не смотрят.
– Лысый, куда отстал?!
Сержант-пулеметчик пробормотал в ответ что-то матерное, но шагу прибавил.
Знать бы, сколько еще идти? Но карты нет даже у Паши, он ведь не офицер, а «и.о.» из контрактников. Впрочем, дело Паша знает, в отличие от своего предшественника, летехи из «пиджаков». Тот как штатским лохом был, так и остался…
Мы шли вверх по склону горы, настоящая «зеленка» осталась внизу, а здесь был лишь какой-то паршивый кустарник… и тут впереди грохнуло.
– А-а, б…!
– К бою!
Я рванулся вперед – и едва не споткнулся о Севку Клевцова. Он лежал на спине, бушлат на левом плече изодран и весь потемнел. Черт-черт-черт… так, сначала промедол, потом…
– Санек… – на губах раненого светло-красная пена, з-зараза, неужели легкое задето? – Не было ведь растяжки…
– Заткнись, придурок! – Я рванул зубами обертку индпакета.
– Я же смотрел…
Вокруг – и впереди – уже вовсю лаяли автоматы. Глухо хлопнул разрыв – послабее, чем первый, видать, подствольник. «Духи» засели выше по склону, их было несколько десятков… пулеметная очередь разлохматила куст рядом со мной, только листья брызнули… глухо прокашлял «шмель», и пулемет замолчал.