Улин Виктор. Камни в пыли

   Оконная система, как и в Египте, была оборудована прорезиненной солнцезащитной шторой. Но к тому же еще и концевым выключателем: стоило сдвинуть дверь, как останавливался кондиционер, чтобы не тратить электроэнергию на охлаждение забортного воздуха.
   Энергетическая тема Турции, пожалуй, заслуживает отдельной главы.

Беззаботные египтяне и бережливые турки

   Да простит мне читатель, что я постоянно провожу параллели с любимой африканской страной.
   Это получается само собой.
   Не только потому, что до поездки в Турцию я два года не отдыхал вообще, а перед этим был именно в Египте.
   Эти две страны, благодаря своей относительной дешевизне, являются сейчас главными курортными зонами России. И сравнение напрашивается каждый раз.
   Так вот. Лишь попав в Турцию, я всерьез подумал, что, вероятно, легендарный Абу-Симбел – то есть Асуанская ГЭС – в самом деле дала Египту нечто невероятно важное.
   Потому что, как теперь вспоминаю, электричество египтяне жгли без всякой меры. Ночью страна была залита светом всех видов: от мощных прожекторов до бесчисленных сияющих шнуров на пальмах.
   Кондиционеры круглосуточно ревели на полной мощности везде: в отеле, в магазинах, где угодно. Уходя из номера, можно было оставить его включенным, чтобы вернуться в глубокую прохладу.
   Главной ценностью Египта считалась вода; и в номерах были разложены многоязычные памятки с напоминанием, что ты в пустыне и обязан ее экономить.
   В Турции примерно то же самое – правда, без упоминания о пустыне – касалось электроэнергии.
   Причем турки обходились без увещеваний. Просто энергосистема номера запускалась той же прокси-картой, вставленной в особый блок. И, соответственно, при выходе отключалось все, кроме небольшого холодильника, который питался автономно и был подключен к сети напрямую.
   В частности, нельзя было охладить номер к своему приходу.
   В коридорах охлаждения вообще не предусматривалось, там всегда царила душная жара.
   В холлах кондиционеры работали время от времени, выключаясь сразу, как только раскрывались сдвижные двери. То же самое можно сказать про ресторан. Вечером часть туристов ужинала на улице, двери-окна были открыты, и внутри стояла такая же жара, что и снаружи. Это было в общем единственным турецким неудобством.
   Можно, конечно, подумать, что нашему отелю просто не доставало звездности. Я не могу судить о том, где не был.
   Но мне сдается, что проблема экономии энергии стоит везде с одинаковой остротой. У турков в самом деле не хватает электростанций, чтобы обеспечить светом неисчислимую орду туристов.
   Эта мысль пришла, когда я задним числом вспоминал ночной подлет к Турции.
   Россия с воздуха одинаково неприглядна в любое время суток; ночью она напоминает большую навозную кучу, в которой кое-где фосфоресцирует нечто, не до конца сгнившее.
   Египет, подобно нейтральной Швейцарии времен Второй мировой войны, обливал себя светом, видным с нескольких десятков тысяч метров.
   А вот Турция казалась затаившейся, словно какая-нибудь Франция или Бельгия, сбивающая своей темнотой ориентацию вражеских бомбардировщиков.
   Впечатление о Турции, прячущейся в ночи, еще более усилилось на земле; сама Анталья была освещена довольно скупо – не шла в сравнение даже с Москвой. Прибрежная дорога тонула во тьме, пробиваемой лишь фарами автомобилей. И даже редкие лавочки не образовывали, как в Египте, оазисов огня, а лишь мелькали отдельными пятнышками тусклого света.
   Да, туркам не повезло, что Асуанскую ГЭС построили не у них.
   Ведь советскому старшему брату было все равно где строить – в Египте или в Антарктиде…
   Могли бы отгрохать и в Турции.

Индикатор цивилизованности

   Эту главу посвящаю простой вещи, которая, на мой взгляд, является самым точным индикатором уровня культуры, благосостояния, менталитета и прочих показателей – вкупе именующихся цивилизованностью! – которыми может гордиться то или иное общество.
   Вы вряд ли догадаетесь, что я имею в виду. Не качество товара, и не уровень медицинского обслуживания, не среднюю продолжительность жизни, не общую емкость информационных сетей, и пр.
   Я имею в виду туалет.
   Обыкновенный туалет.
   Необходимое в быту место, где совершается процесс, обратный питанию. И завершается сложный энергетический цикл переработки белков, жиров и углеводов в материалы человеческого организма с возвратом ненужных отходов. Которые природой могут быть использованы вторично.
   Мысль о великом значении туалета посещала меня давно.
   Но осознал я это в полной мере лишь в Турции.
   Даже в кипящем, как муравейник, аэропорту Антальи в мужских писсуарах не переводились нафталиновые шарики, отбивающие запах, ставший символом России.
   А когда мы вошли в санузел своего номера, где на двух человек полагалось семь полотенец – почему-то лишь на бортике ванной висело одно непарное. Возможно, то белое махровое чудо с изображением ног следовало просто класть на пол, чтобы вставать на него, выбираясь из-под душа – но на такое кощунство не поднялась рука.
   Стоит добавить, что заведение было укомплектовано современной сантехникой, вентиляцией, хорошим светом, зеркалом в полстены и так далее.
   Но меня поражала прежде всего хирургическая чистота, поддерживаемая обслугой.
   Признаться, в этом туалете было комфортнее для обоняния, нежели в жилых помещениях ряда моих уфимских знакомых.
   Побывав там, приняв душ и блаженно нырнув в чистейшую постель, я задумался о великом чуде.
   И осознал, что качество туалета есть однозначное мерило всего общества.
   Я вдруг вспомнил, как несколько лет назад мой бывший приятель, богатый бизнесмен – считающий себя довольно культурным человеком – приглашал к себе в загородный дом. Построенный неплохо, с большими комнатами и хорошим регистровым отоплением.
   Но когда мне потребовалось в то место, куда царь ходит пешком – а дело было зимой – он зачем-то велел одеть шубу и выдал мне древний безбатарейный фонарик-вжикалку.
   Впрочем, кроме фонаря, стоило дать еще и противогаз. Желательно – изолирующего типа.
   В роскошном доме туалета просто не предусматривалось.
   Дощатая будка, достойная захудалой деревни, торчала на краю участка. Пробираясь туда, нужно было обладать везением, чтоб не сломать шею на скользкой тропинке – а летом, не сомневаюсь, еще и не утонуть в грязи. Кроме того, там не оказалось света. Согнувшись в вонючей, глухой темноте, одной рукой приходилось непрерывно добывать электроэнергию – чтоб случайно не провалиться в отверстие, предназначенное для отходов.
   Это меня шокировало.
   Тогда – шокировало.
   Сейчас уже нет.
   Потому что тогда я еще был слеп и глуп и верил в будущее России.
   А теперь вообще вся моя «малая родина», заполоненная деревенскими выползками, превратилась в один большой огородный туалет.
   И я просто физически не могу любить свой родной город, где посетители туалетов – от уличных общественных до отделанных мрамором институтских – не умея пользоваться туалетной бумагой, используют вместо нее собственную ладонь. А не привыкнув с детства мыть руки вообще, грязные пальцы вытирают о стенку того же туалета…
   Вас тошнит от чтения этих строк?
   А меня рвет от жизни в этой стране.

А туалет у чукчи в тундре…

   Прошу прощения, но тема, преследующая в жизни, не отпускает просто так.
   Признаюсь честно, сам я очень люблю чистоту.
   Абсолютно во всем: от чистой мыши у компьютера, ежедневной смены белья и рубашек, до стерильности отхожего места. Которое в моей квартире не может считаться отхожим, ибо сверкает надраенным кафелем под двухсотваттным светильником. (Насколько знаю, у большинства людей люстры меньшей мощности висят в гостиных).
   Конечно, мне далеко до жены, которая, будучи провизором, признает только химическую чистоту.
   (Достаточно сказать, что обычного куска мыла нам двоим хватает максимум на три дня.)
   Хотя и мне порой хочется нажимать кнопки в лифте не рукой, а ногой, поскольку панель почти всегда аккуратно заплевана представителями подрастающего поколения. Живущими в одном со мной подъезде…
   Это – Россия (мать ее в бога душу).
   И Башкирия – ее анальная часть.
   Но стремление к чистоте – это далеко не единственный мой смертельный порок. Я люблю еще и комфорт. И полный порядок.
   Что в принципе непонятно большинству россиян. Потому что к кому ни приди в гости – и везде увидишь одно и то же.
   Сто лет назад изодранные котами и едва прикрытые каким-то рядном диваны. (Которым место даже не на свалке, а в костре).
   Остекленные окошечками в ладонь размером, завешанные серыми занавесками и превращенные в свалку лоджии.
   Прихожие, заваленные обувью, хранящую реликтовую грязь прошлого сезона.
   Кухни, уставленные черными от вековой копоти кастрюлями, увешанные сальными полиэтиленовыми пакетами, украшенными стоящими на всеобщем обозрении мусорными ведрами.
   И так далее.
   Продолжать можно бесконечно.
   И после этого кто-нибудь удивится – почему я не люблю свою родину?
   Меня всегда кажется сверхъестественным чудом, что в России существует такая вещь, как хирургия, и в общем не все больные умирают от послеоперационных инфекций. Видимо, хирурги все-таки иногда руки моют…
   Но я отвлекся.
   Мне просто хотелось сказать, что истинно русский человек, запущенный в цивилизованное место, за короткий срок превратит его в малый анклав своей среды обитания.
   В навозный хлев, в прогнивший сарай, в подобие собственного садового участка с вонючими тряпками на заборе…
   Я вновь окунаюсь в Турцию.
   В отеле – в лифтах и у дверей – были расклеены очень вежливые просьбы к гостям: не посещать ресторан в пляжной одежде.
   Разумеется, не из соображения приличий. О каких приличиях речь в курортном месте? Где идя вдоль бассейна, можно разбить себе голову, споткнувшись о грудь загорающей топлесс дамы!
   Просто морская вода оставляет трудносмываемые разводы на ткани, а при соприкосновении с некоторыми металлами образует неустранимые окислы.
   Отель был чист, как маленькая немка перед первым причастием.
   В ресторане и холлах стояла мебель из натурального дерева, с обивкой из натуральных материалов.
   Любому нормальному человеку было бы просто жалко портить ее своей мокрой одеждой.
   Но русские матроны спокойно раскладывали свои мокрые задницы, прикрытые прозрачными парео.
   (Кстати сказать, мужчины в ресторан переодевались; зато женщины, которых было большинство, обычно приходили в почти натуральном виде и прямо из воды. Впрочем о женщинах будет отдельная глава).
   Уже к концу своего отпуска я заметил, что некоторые стулья безнадежно попорчены уважаемыми гостями.
   Мне трудно понять, как можно так относиться к изящным дорогим вещам.
   Потом я представлял домашнюю обстановку подобных уважаемых– и все становилось на места.
   Приходили мысли об обычной свинье, которую, конечно, можно один раз как следует помыть и отчистить и привести из свинарника во дворец, но…
   Но лучше я вспомню анекдот старых времен, который ложится в тему.
   Наверняка многие из вас его слышали. Но это неважно.
   В общем, получил чукча новую квартиру. При советской власти, ясное дело. Четырехкомнатную, поскольку семья большая. Привел русского, хвастается обновкой. Одну комнату показывает – там пусто.
   – Здесь у меня тундра, – говорит.
   И во второй у него тундра, и в третьей. Везде тундра. Включая прихожую, балкон, кухню, ванную и даже стенной шкаф.
   Наконец открывает дверь туалета. Там чадит смердящее пламя, все забито вонючими шкурами, грязными детьми, еще какой-то дрянью, в общем – вполне жилое помещение, по-чукотски.
   – Это у меня яранга, – поясняет.