Уолкер Джеральд. Блуд

Уолкер Джеральд
Блуд

   Джеральд Уолкер
   БЛУД
   Секс - игра, а смерть - награда. Действие триллера разворачивается в Манхэттене. Полицейский Джон Линч с целью изобличения неуловимого потрошителя гомосексуалистов проникает в среду нью-йоркских извращенцев под видом тонкого ценителя мужских прелестей и настолько перевоплощается в своего антипода, что в итоге сам становится извращенцем-убийцей...
   "Saturday Review" по литературному мастерству сравнивает Джеральда Уолкера с Альбером Камю, а напряженный динамичный сюжет триллера "БЛУД" вскоре после публикации привлекает мастеров Голливуда, создающих одноименную экранизацию с бесподобным Аль Пачино в главной роли. / В синхронном закадровом переводе на русский язык фильм "CRUISING" именуется "Подбор партнера"/.
   - 1
   П Р О Л О Г
   - Очень быстро для тебя, дорогой?
   Разговоры, разговоры, эти всегда хотят поговорить. Он заметил, что этот, как там его - Эрик? Алек? - опережал его на шаг. Они шли в центре по парковой стороне Сентрал-парк-вест, напротив Музея естественной истории. Эрик-Алек снял его пять минут назад, но уже разговаривал так, будто владел им.
   "Неважно, как это выглядит, - думал он, - на самом деле впереди иду я."
   - Ты куда-то спешишь?
   - В смысле?
   - Посмотри. - Он кивком головы показал на горящие фары патрульной машины у ворот парка на 77-й улице.
   - Тут всегда мусора, - сказал Эрик-Алек. - Наверное, ловят кайф, когда наблюдают за нами?
   - Не знаю. Самое время закурить.
   Они нашли скамейку, закурили, и стали следить за полицейской машиной, медленно двигавшейся по направлению к ним.
   Сидя на небольшом расстоянии от Эрика-Алека, он курил, прикрывая лицо рукой. При затяжках грудь сжимало. Машина подъехала, и они молча обменялись взглядами с двумя молодыми полицейскими.
   "Как это мы все вместе собрались?" - подумал он. Потом затянулся и закашлялся, прикрывшись рукой.
   Когда машина проехала мимо, он увидел, что ближний к ним патрульный что-то сказал водителю. В ответ послышался взрыв смеха, затихающий по мере того, как автомобиль удалялся от них.
   - Каждый веселится по-своему, - заметил Эрик-Алек. - В такой теплый вечер они еще посмеются. Сегодня все утюжат.
   "Болтаешь, болтаешь, мать твою!" - подумал он, сильно затягиваясь, а затем тяжело, с присвистом, выдыхая дым.
   Гомики облюбовали эту сторону улицы, настоящий Музей извращений под открытым небом. Дюжины педерастов, в основном молодых и страстных, прогуливались, или сидели, развалясь, на скамейках, или, прислонившись спиной к каменной ограде парка, выставляли напоказ свои достоинства. Некоторые уже разбились на парочки, другие чесали языки в небольших группках. Самые грязные и неряшливые все еще вяло бродили в одиночку. Гомики носили легкую, плотно облегающую летнюю одежду, по большей части футболки-безрукавки и призывно обтягивающие "ливайсы". Блудливый сезон был в разгаре, и хотя только-только наступил июнь, им было уже невтерпеж. Все держали себя в хорошей форме, даже те, у кого и форм-то не было. Просто Улыбкоград, кроме надувших губки смазливых мальчиков и профессионально насупившихся жеребцов.
   - Жаркая погода, - сказал он, едва отдышавшись. Сейчас его сильно сжатые челюсти болели.
   - А мы сидим здесь и зря тратим время, дорогой, - отозвался, поднимаясь, Эрик-Алек. - Оно нам надо?
   Он пожал плечами и встал. Они шагали так слаженно, словно в марше.
   "Эрик-Алек, видимо, считает себя правофланговым," - подумал он.
   Некоторое время они шли, не разговаривая. Как и раньше, Эрик-Алек первым
   - 2
   нарушил молчание.
   - Я бы пригласил тебя к себе домой, но у меня еще нет кондиционера.
   - В парке отлично, - сказал он.- Свежий воздух.
   Они снова замолчали и даже не взглянули друг на друга, пока не подошли ко входу.
   - Справа есть детская площадка, - сказал Эрик-Алек. - То, что надо для потехи и игр.
   Здесь Эрик-Алек хихикнул и в первый раз прикоснулся к нему, взяв его за руку, чтобы повести по дорожке.
   - Я знаю дорогу, - отстранился он. - Перейдем к делу.
   - Как скажешь, дорогой, - согласился Эрик-Алек.
   Он пошел по дорожке, оставив Эрика-Алека позади. У ворот детской площадки он подождал, пока шаги его спутника не приблизились. Они стояли рядом, не разговаривая и не двигаясь. Наслаждаясь замешательством Эрика-Алека, он прислушивался к шуму машин, доносившемуся из-за каменной ограды. Слабый свет уличного фонаря проникал сквозь деревья и падал на детскую полосу препятствий и на качели, подвесные и наземные. Неплохая декорация для фильма Хичкока. Они как-будто играли сцену, взятую из "Незнакомцев на поезде".
   Наконец Эрик-Алек показал на стоящую в густой темноте детскую горку.
   - Как тебе это нравится?
   - Мне нравится, если нравится тебе.
   Они направились к горке. Он различал бледный, расплывчатый овал лица Эрика-Алека и его темные волосы. В челюстях все еще чувствовались боль и напряжение. Дышать стало труднее. Надоела ему эта сцена. Расслабься, тогда сможешь дышать. Ты, а не он.
   Он прислонился к холодной металлической конструкции горки и ждал. По шее, соединяясь друг с другом, скатывались капельки пота. Эрик-Алек подошел ближе, но еще не решался повторно прикоснуться к нему. Это вызвало у него улыбку.
   - Вот так уже лучше, - сказал Эрик-Алек, по-своему истолковав улыбку. Ну, вот мы и здесь, дорогой.
   "Ладно, - подумал он. - Сейчас поговорим."
   - Вот так, Эрик.
   - Алек, между прочим.
   - Ну да, Алек.
   - Чудесный вечер.
   - Мне тоже нравится, Эрик.
   - Алек.
   - Я все время забываю.
   - Думай о том, что делаешь, дорогой.
   - Хочешь сказать, о моей работе?
   - Если тебе так нравится, - ответил Эрик-Алек.
   - Сколько, ты говорил, это будет стоить?
   - Пять долларов, дорогой. Хочешь сейчас?
   На улице проехал автобус, взвизгнули тормоза. По дальнему краю детской площадки скользнули лучи фар, осветив стоявших у горки, и унеслись в никуда.
   - Не надо, - сказал он. - Ты меня не наколешь.
   - 3
   - Я готов, а ты как?
   Засунув обе руки в карманы "ливайсов", он спросил:
   - Что ты чувствуешь, покупая это, Эрик?
   - Я Алек, и лучше не будем об этом.
   - Должно быть, это много для тебя значит, если готов платить.
   - Послушай, дорогой, ты продаешь, я покупаю. И закончим на этом.
   - Некоторые парни, - сказал он, - предпочитают, чтоб было подороже. Они готовы платить, пока не станет больно.
   - Прости, дорогой, - сказал Эрик-Алек. - Боль и мучения - не мой стиль.
   - Правда? - спросил он, все еще держа обе руки в карманах. - Даже интересно. Ты не против, что я этим интересуюсь?
   - Я плачу тебе не за разговоры, дорогой.
   Где-то в парке раздался взрыв притворного хохота.
   - Как встретились, так и разойдемся, да? - сказал он. - Знаешь, могу спорить, кондиционер у тебя есть. И жена, и дети, но это твое дело.
   - Именно, - отозвался Эрик-Алек. - И помни об этом, дорогой.
   - Дорогой и любимый, раз уж мы здесь.
   - Я не могу здесь оставаться всю ночь.
   - Не можешь? Но торопить это дело все равно, что торопить молитву. Это вроде причастия, приношения, может быть, жертвы. Я имею в виду ритуал, когда ты становишься передо мной на колени. Тут уж я почти проповедник.
   - Становится поздно, - сказал Эрик-Алек.
   - Для молитвы никогда не поздно, Эрик, - воздух со свистом влетал и вылетал из его легких.
   - Я Алек.
   - Ну ничего, я тебя еще наставлю на путь истинный. Хотя, может, неверно сказано. Впрочем, неважно. Как ты говорил, уже пора? Ладно, дорогой, не стой здесь. Опускайся на колени, Алек.
   Умница Алек.
   Он стал медленно вынимать руки из карманов "ливайсов". Опять послышался идиотский притворный хохот. Видимо, в этот раз он вызвал раздражение еще у кого-то, потому что с другой стороны парка наглый хохот передразнили.
   "Неплохо, - подумал он. - Жутковатый получается вечерок. Не совсем Хичкок, слишком тяжеловесно, но все равно неплохо. Скорее похоже на раннего Кубрика или Сэма Имярек, мастера по второсортным мистическим фильмам, столь популярным во Франции. Как его? Того, что обожал ненастоящую кровь. Да, звучит неплохо. Еще один дубль, Сэм, и мотор! Классный кадр."
   1. Д Ж О Н Л И Н Ч
   - Линч, так? - спросил человек за письменным столом, взглянув на лежавшую перед ним записную книжку.
   - Так точно, капитан Эдельштейн, Джон Линч, - сказал он, стоя в дверном проеме.
   - Эдельсон.
   "Чудесно! - подумал Линч. - Приглашен для особого задания и начал с того, что перепутал фамилию этого малого. Но попробуй запомнить эти еврейские
   - 4
   фамилии!"
   - Извините, капитан. Могу поклясться, что мне сказали "Эдельштейн".
   - Я не удивляюсь, - сказал Эдельсон, - что у вашего шефа такая полиция.
   Все в Эдельсоне было маленьким, аккуратным, опрятным, каким-то уменьшенным. И еще он был смертельно уставшим. Костлявые руки, тонкие пальцы, в которых капитан крутил сигаретную пачку. Узкие грудь и плечи, лицо такое высохшее, что Линч, казалось, мог видеть под кожей череп. Редкие и седеющие волосы.
   "Букашка, - подумал Линч, - но букашка в чине."
   Джон не мог наверняка определить его возраст. Пятьдесят, может быть, пятьдесят пять. В евреях он с трудом разбирался.
   Эдельсон выглядел крайне официальным. В мундире, застегнутом на все пуговицы, и ровно висевшем галстуке. Если бы не его пронзительный взгляд, то Джон решил бы, что он больше похож на больного туберкулезом раввина, чем на капитана полиции.
   "Осторожно, - подумал Линч, - у них особое чутье."
   - Ну, Линч?
   - Да, капитан?
   - Входите, присаживайтесь. У меня есть одна работенка.
   Здесь Линч осознал, что Эдельсон пристально рассматривает его. Он быстро пошел к стулу с прямой спинкой, стоявшему возле письменного стола капитана.
   - И, конечно, закройте за собой дверь, - подсказал Эдельсон.
   Линч вернулся. Он опять чувствовал себя школьником, на которого накричал отец Фини. Только на этот раз уже отец Шикарнини. Они оба, он чувствовал это, имеют над ним полную власть, и хотя иногда казалось, что так легче жить, обычно это чертовски его раздражало. У отца Фини хватило власти вышвырнуть Линча из приходской школы. "Тебя держат из милости", напоминали ему при всяком нарушении правил внутреннего распорядка школы "Святое сердце". "Может быть, милосердие и начинается дома, но заканчивается оно здесь", любил повторять отец Фини при полном классе мальчиков, знавших, что он имеет в виду.
   "Этот еврейский капитан, - думал Линч, - обладает такой же властью уволить его из полиции."
   Линч не мог не думать, что Эдельсон принадлежит к тем людям, кому это нравится. Наверное, с ним самим такое случалось не раз, но теперь сила на его стороне.
   Линч осторожно, чтобы не хлопнуть, закрыл дверь, затем проделал обратный путь до стула и сел, ожидая, когда Эдельсон начнет говорить.
   Джон не выносил собеседований из-за необходимости "производить хорошее впечатление". В такие моменты он себя чувствовал уже не Джоном Линчем, а бланком анкеты или страничкой из чьей-то записной книжки. Вместо собеседования он бы скорее согласился сходить к священнику на исповедь, чего не делал со дня смерти матери три года назад, когда служил в армии.
   Линч смотрел мимо Эдельсона на грязно-серые стены.
   "Странно, - подумал он, - сам Эдельсон кажется аккуратистом, но ему совершенно нет дела до своего кабинета."
   Затем Линч перевел взгляд на подоконник, где мерно жужжал кондиционер.
   "Мусорка, а не кабинет, - подумал Джон, - но, по крайней мере, Эдельсон
   - 5
   сумел выслужиться до капитанского чина. Не так уж плохо для отдела, доверху забитого ирландцами и итальянцами."
   Линч сел ровнее на стуле.
   - Сигарету? - спросил капитан, подвинув через стол свою пачку. Сигареты были с фильтром, а Линч курил простые. В кармане у него была своя пачка, но он взял одну сигарету, и оба закурили.
   - Спасибо, - ответил Джон.
   Эдельсон кивнул головой.
   - Сегодня уже третья пачка, а еще нет и пяти часов. Ну и профессия у нас с вами, Линч. Почему люди выбирают ее? Вот вы, например?
   - Обычные причины, капитан. Социальная защищенность, пенсия, чувствуешь себя частью организации.
   Эдельсон заглянул в свою записную книжку.
   - Вы служили в армии. Это тоже организация с социальными льготами и пенсией.
   - Я пошел туда сразу же после приходской школы, капитан. После нескольких конфликтов я понял, что если мы когда-нибудь и столкнемся с комми, то этим займутся парни из ракетных войск, а не мы, пехтура. И, кроме того, эти типы в Вашингтоне с гарвардскими дипломами вовсе не хотели столкновений. Я вышел в отставку и сделал ноги.
   - Оставим политику, Линч. Что вы делали потом?
   "В чем дело, капитан?, - подумал Линч. - Родственники в России?"
   - Мне кажется, у вас все написано в этом блокноте.
   - Ничего, не бойтесь утомить меня, расскажите сами, Линч.
   - О'кей. Стажировка в фирме "Мейсиз", где у меня не обнаружилось способностей к совершению покупок. Работа на складе буры, но и продавать у меня не очень получалось. Немного изучал бухгалтерский учет и работал помощником общественного аудитора. Это тоже меня не увлекло.
   - Итак, вам пришлось хорошенько разобраться в самом себе?
   - Что-то вроде того, капитан. Все-таки хотелось кем-то стать. Мой дядя Фил был полицейским - вы, вероятно, это знаете из моего досье, - а в детстве я обожествлял его. Я рано потерял отца, и дядя Фил, можно сказать, занял его место. Он обычно рассказывал мне много полицейских историй. Видимо, этим все и объясняется. Наверное, вы также знаете о том, как в ирландских семьях относятся к тому, что дети идут служить в полицию.
   - Не в первый раз, как вы можете догадаться, - сказал Эдельсон.
   Линч не мог понять, что имел в виду капитан, к тому же, он не умел разбираться в выражениях лиц евреев. Среди его прежних соседей в Квинсе евреев вообще не было, да и в последующей жизни он редко с ними сталкивался.
   "Их так же трудно понять, - думал он, - как и ниггеров или узкоглазых китайцев."
   - Скажите мне, - спросил Эдельсон, вращая ручки кондиционера, - у вас когда-нибудь были знакомые гомосексуалисты?
   Линч чуть было не ответил, что, когда он был ребенком, среди его соседей в Квинсе не было даже евреев, но вовремя опомнился.
   - Гомики? Почему у меня должны быть знакомые педерасты, капитан?
   - Раньше вы вели довольно замкнутый образ жизни, - сказал Эдельсон.
   - 6
   - Ну да, конечно, я же не слепой, капитан. Я знаю, что они есть вокруг, но никогда близко ни с одним не сходился.
   - "Близко"? Что вы имеете в виду? - пальцы Эдельсона барабанили по кондиционеру.
   - Я ничего не имел в виду, капитан, - сказал Линч, жестикулируя сигаретой, которую ему дал Эдельсон. - Я сталкивался с гэями только однажды, где-то год или полтора назад.
   - Да?
   Линч недоуменно пожал плечами.
   - В баре возле моей воинской части тусовалась группка "голубых". Их встречаешь там каждый вечер, иногда поприветствуешь кивком головы, вот и все.
   - Понимаю, - Эдельсон вернулся к своему стулу. - То они угостят рюмочкой, то вы их.
   - Некоторых наших парней они и правда угощали, но со мной только здоровались.
   Капитан уже уселся и откинулся на спинку стула.
   - И после увольнения из армии у вас не было контактов с гомосексуалистами?
   - Я бы не стал называть это "контактами", капитан. Но все равно, нет, я даже не разговаривал с ними, по крайней мере, насколько я знаю своих знакомых.
   У этого малого на пальце обручальное кольцо, но Джон слышал, что есть и женатые педерасты. Да нет, не может быть, он же капитан!
   - Есть ли какая-нибудь причина, - спросил Эдельсон, - почему вы после армии избегали гомосексуалистов?
   Линч глубоко затянулся сигаретой с фильтром из пачки хозяина кабинета и посмотрел мимо него на стену.
   - Я не избегал их, капитан. Но почему вдруг у меня должны быть знакомые педики?
   - Послушайте, Линч, - сказал Эдельсон. - Задача этого собеседования в том, чтобы я узнал вас получше. И притом быстро. Не задавайтесь вопросами "что и как", это моя работа. Вам беспокоиться не о чем.
   "Самый надежный способ заставить человека беспокоиться, - подумал Джон, - это сказать, что ему не стоит беспокоиться. Значит,Эдельсон старается получить таким образом интересующие его сведения. Что же, чисто по-еврейски."
   - Мне не нравится отвечать на такие вопросы, капитан.
   - Как вы думаете, зачем мы вас вызвали сюда?
   - Не знаю, капитан.
   - Что вам сказали в академии? Вам наверняка что-то сказали.
   - Прибыть к вам.
   - Просто поехать в управление и зайти к капитану Эдельштейну?
   - Я же извинился, капитан. Мне сказали, что есть какое-то особое задание.
   - Значит, можно предположить, что я задаю вопросы не для собственного удовольствия.
   Некоторое время они молча курили. Эдельсон встал, что-то покрутил на кондиционере, и снова сел. Линчу хотелось, чтобы он оставил эту чертову штуку
   - 7
   в покое, чтобы он и его тоже оставил в покое.
   Пепел на сигарете Джона начал обсыпаться, но пепельница стояла на дальнем конце стола. Эдельсон придвинул ее к Линчу.
   - Простите мое раздражение, Джон. За двое суток я поспал всего три часа. Не хватает выдержки отвечать на возражения.
   Линч хотел было что-то сказать, но Эдельсон опередил его:
   - Или на то, что звучит как возражение.
   Джон наблюдал, как капитан докуривал последний дюйм своего окурка. У него самого еще оставалась треть сигареты. Линчу подумалось, что капитан сжигает все быстро и дотла.
   - Скажите мне, Линч, - заговорил Эдельсон, - как бы вам понравилось исчезнуть.
   - Исчезнуть? Что вы имеете в виду?
   - Вот что. Затеряйтесь. Снимите вашу курсантскую форму и опять наденьте штатскую одежду.
   - Но почему? Что я сделал?
   Эдельсон улыбнулся.
   - Да нет, конечно, вы ничего не сделали, - он пролистал свой блокнот и некоторые бумаги на дальнем от Линча конце стола. - В академии вы на хорошем счету, поэтому и находитесь здесь. А исчезновение является частью задания. Я же работаю как сезонник. Иногда в Бюро особой службы - подрывные дела, другие секретные задания. Иногда в Отделе по борьбе с убийствами, проституцией и наркотиками. Сейчас как раз - убийства и проституция. Я у них как посыльный. Сейчас они выдохлись и взвалили на меня всю черную работу. Ладно, мне, в отличие от вас, не привыкать, хотя, платят вам те же люди, что и мне. Дело касается того убийства в Сентрал-Парк на прошлой неделе.
   - Когда порезали "голубого" на детской площадке?
   - Парня разделали на детской горке. Семьдесят четыре колотые раны в живот, грудь и горло. Штаны сняты, ягодицы исполосованы ножом. Половые органы отрезаны и брошены в кусты.
   - Боже, - выдохнул Линч.
   - Некоторые назвали бы это слишком крутым наказанием для парня, который искал себе однополого партнера.
   - Вы уверены, что несчастный был "голубым"?
   - Скорее да, чем нет, несмотря на то, что убитый был женат, имел детей.
   - Как вам удалось это установить? Ведь парень мертв?
   - Кто-то из отдела по борьбе с убийствами выяснил это, - ответил Эдельсон. - Картина преступления показалась знакомой. Похожий почерк.Со Дня благодарения это уже четвертое аналогичное убийство, но раньше никто не замечал между ними никакой связи. Потом один детектив из отдела по борьбе с проституцией обратил внимание, что второй жертвой был мужчина-проститутка, стоящий на учете.
   - "Голубыми" были все четверо?
   - Именно. Шеф полиции вызвал меня и поручил это дело пять дней назад. Я приказал собрать информацию по первой и третьей жертвам. Оказалось, холостяки, каждый жил вместе с мужиком в одной квартире, и все остальное в том же духе. Правда, в отношении последнего парня есть некоторые сомнения. Его жена
   - 8
   утверждает, что муж ей ни с кем не изменял! И тем не менее, прикончили его в излюбленном районе "голубых"... Итак, мы имеем четырех убитых мужчин, знаем наверняка, что трое из них - гомосексуалисты и предполагаем то же самое о четвертом. Все были убиты на острове, множественные колотые раны, сексуально-патологический характер порезов, особенно исполосованы ягодицы и половые органы. Жертвы, первая и третья, были убиты в своих квартирах, причем третьему затолкали в горло его же собственный отрезанный пенис. Двух других убили на улице, а мужчину-проститутку в переулке, отходящем от Колумбус-авеню. Таким образом, мы имеем дело с сексуальным убийцей, Джеком-потрошителем, маньяком, который охотится исключительно на "голубых" и только в пределах Манхэттена.
   - Он удачно выбрал город, капитан. В Нью-Йорке этого "добра" навалом.
   - Возможно, - сухо согласился Эдельсон. - Три дня назад шеф полиции опять вызвал меня к себе. Я передал ему собранную информацию и доложил, что мы решили опросить известных мокрушников, грабителей, торговцев наркотиками и мужчин-проституток... "Меня интересуют только результаты! - резко перебил меня шеф. - Расследуй, что хочешь и как хочешь, но чтобы результаты были налицо! И смотри, чтобы репортеры раньше времени не пронюхали, что у нас тут косят "голубых" словно тростник в страду!.." Наверное, - сквозь зубы пояснил Эдельсон, - городские власти больше всего боятся потерять доходы от "голубого" туризма. Ведь Манхэттен - это еще и всемирная Мекка "голубых". Уж я-то знаю!.. - капитан сделал короткую паузу. - Одним словом, после последнего разговора с шефом, дома я не ночевал. Я поселился в своем рабочем кабинете и с головой зарылся в бумаги по всем этим четырем убийствам. Одновременно я изучал всю оперативную информацию, день и ночь поступающую от нашей обширной агентуры. В нашем деле мелочей не бывает. Поэтому приходилось изучать все, что хоть сколько-нибудь касается "голубых". К настоящему моменту я знаю о "голубых" абсолютно все! Я знаю о "голубых" уже столько, что скоро меня либо стошнит за рабочим столом и я заблюю весь свой кабинет от пола до потолка, либо сам стану педерастом и брошу эту работу к чертовой матери!.. - В приступе служебного рвения капитан Эдельсон перешел на надрывный фальцет, но неожиданно осекся и хриплым шепотом произнес: - В конце концов, меня озарила догадка. Все убитые были одного физического типа. Кавказского. Возраст - двадцать-двадцать пять лет, телосложение - среднее, вес - сто шестьдесят - сто семьдесят фунтов, волосы и глаза - темные, рот - чувственый, грудь - волосатая. Словом, жертвы подобраны со вкусом. - Эдельсон окинул Джона оценивающим взглядом знатока. - Вам это ни о чем не говорит, Линч?
   Подчиненный пожал плечами, смутившись столь откровенным вниманием. Капитан начинал терять терпение, и Линч, смутившись еще сильнее, ответил:
   - Кажется, под это описание подхожу и я, - заметив одобрительный кивок Эдельсона, Линч уже спокойнее поинтересовался: - Но что это вам дает?
   - Не мне, а вам! - подчеркнул Эдельсон.
   Джон Линч недоуменно вскинул брови.
   - В смысле, капитан?
   Эдельсон снисходительно поморщился и назидательным тоном изрек:
   - В последнее время мы несколько раз успешно применяли "подсадок", то есть переодетых соответствующим образом полицейских, для поимки грабителей и
   - 9
   торговцев наркотиками. Во втором случае ребята "лепили" наркоманов. Вот мне и пришло на ум, что в деле "голубых" тоже можно использовать приманку... Короче, "живец" должен быть как раз во вкусе потрошителя. Точнее, парнем излюбленного убийцей типа. Шеф одобрил мой план, и я получил в свое распоряжение десять полицейских данного физического типа, соответствующей внешности, в том числе и вас, Линч.
   - Девять парней, похожих на меня?
   - Да. В отделе кадров мне составили список всех наших людей, похожих на четырех убитых гомосексуалистов. На это ушла вся ночь. И вот весь день я провожу инструктаж...
   Джону стало не по себе. Погрузившись в мрачные раздумия, он тупо уставился на свой окурок.
   - Значит, - сдавленным голосом произнес наконец молодой полицейский, - я должен у всех на виду, разодетый педриллой расхаживать по Манхэттену в ожидании, пока этот малый меня не "снимет"?! А как я буду смотреть в глаза своим знакомым, которые встретят меня в таком виде, об этом вы подумали?..
   Капитан Эдельсон сделал решительную гримасу и нетерпеливым жестом попросил Джона заткнуться.
   - Так вот, Линч! Вы не только оденетесь педерастом, но еще и вести себя будете, как самый настоящий гэй во всех деталях и подробностях, изучив до мелочей все их гнусные повадки! И как вы правильно заметили - на виду у всех, в самом центре Нью-Йорка. Сегодня вы пройдете необходимый инструктаж, а завтра выйдете на центральную улицу и станете самым соблазнительным образом вертеть задницей! Это приказ!
   Джон Линч казался подавленным. Чтобы не перечить разъяренному капитану, он уклончиво предложил:
   - Я, в отличие от городских властей, оставил бы этого малого в покое, и он за короткое время очистил бы Манхэттен от всех извращенцев. Вы видели сколько их развелось в последнее время? По улицам бродят целые толпы "голубых"!
   Эдельсон громко рассмеялся.
   - Правильный подход, но не реальный! Шеф полиции не одобрит... - капитан угостил Линча сигаретой. - Если справитесь с заданием, то ваше усердие будет вознаграждено должным образом. Это я обещаю.
   - Ценю вашу заботу, капитан, но сегодня я получил не лучшее задание в своей жизни.
   - Не будьте ребенком, Джон, - Эдельсон похлопал подчиненного по плечу. Вам предоставляется возможность получить повышение до детектива третьей ступени, избежав таким образом небезопасной стажировки в должности патрульного. Зарплата увеличится сразу на две тысячи долларов. А если убийцу поймаете именно вы, то и говорить нечего. Чем не старт для блестящей карьеры?!
   Наступило напряженное молчание, и в кабинете Эдельсона стало совсем тихо. На скулах Джона Линча появились красные пятна.
   - Мне почему-то кажется, капитан, что я не смогу быть убедительным в этой роли. Эдельсон вертел в руках незажженную сигарету, сопротивляясь, очевидно, стремлению много курить. Он работал методом шока и сейчас пытался собраться с мыслями для завершающего усилия.