Уотт-Эванс Лоуренс. Штормовой десант

   И никому бы и в голову не пришло называть все это наваждением. Безумием - да, но никак не иллюзией. И как вообще язык повернется назвать иллюзией вполне ощутимые вещи?
   Для того, чтобы утверждать такое, надо, в первую очередь, избавиться от всех материальных свидетельств.
   - Пойдем со мной, лейтенант, - произнес Фитцуотер. - Мы приведем сюда твою команду.
   - Комендант, - возразил Мицопулас - помоему, вы совершаете ошибку. Этот мир - мой Нью-Йорк. И я могу это доказать.
   Про себя же он молился: “Господи, сделай так, чтобы это действительно был мой Нью-Йорк”.
   - Интересно, как? - потребовал ответа Фитцуотер, и в голосе его прозвучали ледяные нотки.
   Мицопулас ничуть не заблуждался относительно того, что речь идет о жизни и смерти, что этот Фитцуотер и его СВБ не собираются шутить с ним шутки.
   Ему следовало, так или иначе, выбраться отсюда, бежать...
   Предположим, ему это удастся, а что потом?
   Что, если и в самом деле это не его мир? Мицопулас не знал, что происходило с людьми, которые исчезали во время бурь, но зато ему была хорошо известна одна истина - они не возвращались назад.
   За те два года, прошедшие с тех пор, как начались эти бури, назад не вернулась ни одна живая душа, Свою бывшую жену, свою дочь, стенографистку, которую он приглашал в субботу в ресторан, - господи, неужели он никогда их больше не увидит, неужели его и впрямь занесло в другую реальность? Правда, Нью-Йорк оставался на месте, так что мир, в который он угодил, мало чем отличался от его собственного, а вот работы уже нет, и кто знает, чего еще? Интересно, а кто здесь президент? И вообще, какие у них порядки?
   Судя по тем представителям, с которыми он успел познакомиться, вряд ли здесь стоило ожидать чего-то хорошего.
   - Знаете, - произнес Мицопулас, - по-моему, есть смысл пройти немного по центру города, и тогда все станет на свои места. То есть, если мой офис все еще стоит на Полис-Плаза, то значит, этот мой мир.
   - Что за Полис-Плаза?
   - В самом центре, - кивнул Мицопулас.
   - Первый раз слышу, здесь такой нет, - возразил Фитцуотер.
   - То есть, нет у вас, в вашем мире, - ответил Мицопулас.
   - Я у себя, и это мой мир, - огрызнулся Фитцуотер.
   - Докажи, - огрызнулся в ответ Мицопулас.
   - А ты хитер, - произнес Фитцуотер. - Наверно, вздумал выбраться наружу, а там бежать.
   - С какой стати мне бежать? - возразил Мицопулас. - Вы ведь, если не ошибаюсь, не собираетесь причинять мне зло.
   - Разумеется, нет, - задумчиво произнес Фитцуотер и пристально посмотрел на Мицопуласа.
   Первый заговорил Мицопулас.
   - Послушай, - произнес он, - к черту все твои штучки. Вы ведь убиваете всех, кто попадет к вам? Что бы вам и дальше притворяться, что все это наваждение, и что ничего серьезного не происходит?
   Фитцуотер выхватил пистолет и прицелился Мицопуласу между глаз. Тот поднял руку.
   - Подожди, - произнес он, надеясь, что голосом не выдал испуга, - всего одну минутку. Подумай хорошенько. Ведь тебе нет никакой нужды меня убивать, по крайней мере, - пока. Мои ребята, которые ждут меня на улице, вооружены и умеют постоять за себя. И они не станут разговаривать с вами, пока не получат от меня соответствующий приказ. И как бы ты ни был уверен, что это твой мир, почему бы тебе не проверить, думаю, вреда от этого не будет. Позвони кому-нибудь, идет? Попробуй связаться по телефону или по радио, и тогда станет ясно, чей это мир. Если твой, - Мицопулас ощутил, как дрогнул его голос, глубоко вздохнув, он продолжал: - и если это твой мир, что ж, я позову сюда моих ребят и мы сдадимся, при условии, что вы гарантируете нам жизнь. Отправьте нас в ссылку куда-нибудь к черту на кулички, например, в Австралию, куда угодно, но - обещаю, мы не раскроем рта и вам не придется нас убивать. Клянусь, вот увидите. Но сначала давайте проверим, идет? Воспользуйтесь телефоном.
   - Телефоны молчат, - огрызнулся Фитцуотер. - Они молчат с самого утра. Во всем здании - в кабинетах, в казармах, в офицерских квартирах - везде. Как нам кажется, где-то поврежден кабель.
   В груди Мицопулуса затеплилась надежда.
   - Значит, телефоны вышли из строя - ну неужели вам непонятно? - произнес он. - Они не работают у вас с пяти утра, я ведь прав?
   Фитцуотер слегка опустил дуло. Его лицо приняло каменное выражение.
   - А как насчет радио? - поинтересовался Мицопулас.
   - Мы не пользуемся радиосвязью, - ответил Фитцуотер.
   Мицопулас с минуту пытался придумать чтонибудь еще, а затем воскликнул:
   - Эй, послушай, а вот мы пользуемся! Давай, я поговорю со своими людьми, давай я скажу им, чтобы они позвали подмогу. Неужели непонятно? Если им ответят, то это наш мир!
   Фитцуотер прижал пистолет к плечу.
   - А если нет?
   - Тогда мы сдадимся. Если, конечно, вы гарантируете нам безопасность.
   Он вполне мог обойтись и без этого условия.
   Можно подумать, ему не понятно, что ни на одно из обещаний Фитцуотера нельзя положиться. И если это действительно чужой мир, то в таком случае, он и его ребята покойники. Если только их не спасет какое-то чудо.
   Фитцуотер задумался, а Мицопулас тем временем молился, чтобы это чудо все-таки произошло.
   - Ладно, - наконец произнес Фитцуотер. - Договорились.
   И он первым вышел из комнаты, направляясь в обшарпанный коридор. Затем Мицопулас, вслед за ним - оба охранника с пистолетами наготове, не спускавшие глаз с пленника, - теперь уже никто не притворялся, будто он здесь гость. В дверях Фитцуотер отступил в сторону и приказал:
   - Поговори с ними. Если ты сделаешь из двери хоть один шаг, мои люди убьют тебя на месте.
   Мицопулас кивнул.
   - Эй, Орландо! - крикнул он, поднеся ладони рупором ко рту. - Вызывай подмогу! Чем больше, тем лучше!
   Он увидел, как Орландо, навострив уши, помахал рукой в знак того, что все понял. Мицопуласу показалось, что он услышал треск радиопомех.
   А затем ему не оставалось ничего другого, как ждать.
   Так он и стоял в дверях, ощущая, как в затылок ему упираются два пистолетных ствола, и ждал.
   - Эй, - не выдержал он спустя минуту, - взгляните, как следует - неужели это похоже на ваш Нью-Йорк? Неужели и у вас есть Святая Агнесса?
   - Разумеется, а ты как думал, - рявкнул Фитцуотер, даже не утруждая себя посмотреть в сторону церкви.
   Он взглянул лишь спустя несколько секунд - как раз тогда, когда па Третьей Авеню раздались первые полицейские сирены.
   Затем донеслось пронзительное завывание еще одной, на этот раз откуда-то с запада, со стороны Сорок Второй улицы.
   Фитцуотер явно оторопел.
   К тротуару, сверкая мигалкой, сначала подкатила одна до боли знакомая сине-белая машина, затем вторая, за ней еще одна, и Мицопулас был вынужден сдержать себя, чтобы не расхохотаться, видя, как у Фитцуотера отвисла челюсть.
   Да, с этими типами, наверняка, придется повозиться. Ведь это вам не безобидные бедолаги, вроде заключенных концлагеря или так называемых чародеев. С другой стороны, их не назовешь отъявленными преступниками, вроде тех лагерных охранников, которые заодно отбывали срок за разбой, избиения, похищения людей и еще не одну сотню злостных правонарушений. Да, эти были опасны, по с точки зрения законности преступниками их никак не назвать.
   Господи, вздохнул про себя Мицопулас, ну и вещички забрасывают к нам бури.
   - Не волнуйтесь, - произнес он. - Мы не собираемся никого убивать. У нас здесь никто никогда не притворялся, будто эти бури - не более чем наваждение, мы все здесь, черт возьми, слишком гуманные и сердобольные по сравнению с вашим братом.
   Фитцуотер, видя, как к тротуару подъезжают все новые и новые машины, из которых выскакивают все новые пачки нью-йоркских копов с пистолетами наизготовку, издал какой-то странный, булькающий звук.
   - Я предлагаю вам, - вслух заявил Мицопулас, - сложить оружие и выйти из здания, держа руки за головой.
   Последовала минутная пауза, показавшаяся однако ему вечностью, но, наконец, трое в черном повиновались, и Грегори Мицопулас медленно сошел по трем невысоким ступеням назад на родной тротуар его родного Нью-Йорка.
   Как здорово снова оказаться дома. Разумеется, он никогда отсюда и не уходил. Он ни на мгновение не покидал свой родной мир.
   - Мой мир, - прошептал он себе под нос, смакуя каждое слово. - Мой мир, - а затем, вздохнув, добавил: - На этот раз.